Пенни предпочла не отвечать и молчала все несколько кварталов до Эмберли-Хауса. К их облегчению, маркиз оказался дома, правда, не один.

Чарлз выслал вперед курьера с посланием для Далзила.

Когда гостей проводили в библиотеку, Пенни мельком взглянула на родственника, поднимавшегося с кресла, и все свое внимание отдала джентльмену, вставшему при их появлении. Высок, хорошо сложен, хотя не так, как Чарлз. И все же вид весьма впечатляющий. Темно-каштановые, почти черные волосы, бледное суровое лицо и чеканные черты выдавали в нем аристократа. Больше всего ее поразили темно-карие грустные глаза, но стоило встретиться с ним взглядом, как у Пенни не осталось ни малейших сомнений: этот человек обладает необычайно острым умом, и недооценивать его ни в коем случае нельзя.

Если на то пошло, он куда опаснее Чарлза. Не важно, что его манеры учтивы и сдержанны: он просто хищник в человеческом облике.

Она присела перед Эмберли, потом перед его гостем, протянула руку…

– Далзил.

Он коснулся губами ее пальцев с той же самой гибкой грацией, которой обладал Чарлз.

– Насколько я понял, леди Пенелопа Селборн, – бросил он и повернул голову к Чарлзу. В глазах светился легкий вопрос. Не дождавшись ответа, Далзил улыбнулся и отпустил ее руку.

Пенелопа подошла к Эмберли, а Далзил присоединился к Чарлзу.

– Получив сегодня ваше послание, я понял, что мое присутствие здесь не помешает.

Чарлз кивнул и выступил вперед, чтобы пожать руку Эмберли.

– Николас посылает вам привет и свою любовь. Эмберли было уже за восемьдесят. Годы сказались на нем:

волосы побелели, голубые глаза выцвели.

– Николас не приехал? – нахмурился он.

Чарлз и Пенни переглянулись. Пенни осторожно усадила родственника в кресло и сама села рядом.

– Николас неважно себя чувствует, но обязательно приедет, как только сумеет.

– Может, – предложил Далзил, – вы расскажете нам о последних событиях?

Чарлз придвинул еще один стул, пытаясь потянуть время, чтобы собраться с мыслями. Хотя ум Эмберли по-прежнему остер, физически он слаб, и ни к чему зря волновать старика. К тому же, как бы Чарлз ни старался избежать ненужных подробностей, Далзил прочтет между строк.

– Я уже объяснил маркизу, – пробормотал Далзил, – все, что случилось, до того места, как Арбри пострадал от нападения убийцы. Правда, раны оказались довольно легкими и уже заживают. Ну а теперь ваша очередь объяснить, что произошло дальше.

Чарлз так и сделал, изложив только голые факты и избегая излишних эмоций. Далзил, очевидно, заметил некоторые пропуски в его рассказе, но молча кивал.

Несмотря на все его усилия, Эмберли, по-видимому, расстроился. В отчаянии теребя пуговицы сюртука, он переводил взгляд с Чарлза на Далзила и наконец обратился к Пенни:

– Этого не должно было случиться. И никто не должен был пострадать.

Пенни погладила его по руке, пробормотав, что они все понимают, но он, казалось, не слышал.

– Я думал, что все кончено. Навсегда, – продолжал он, глядя на Чарлза. – На войне и в любви все средства хороши. Тогда была война, но теперь у нас мир.

На его глазах выступили слезы.

– Если им нужны эти табакерки и коробочки, пусть забирают. Они не стоят человеческой жизни. Этот бедняга Джимби… молодая девушка… а теперь еще и подросток… Почему? Они-то не имели ко всему этому никакого отношения.

Прерывисто вздохнув, он недоуменно уставился на мужчин.

– Да, – согласился Далзил, подходя ближе. – Но убийца не желает играть по честным правилам, поэтому мы с вашей помощью, милорд, должны как можно быстрее покончить с ним и его карьерой.

Эмберли беспомощно развел руками:

– Все, что смогу, мой мальчик. Все, что смогу.

Следующий час они обсуждали возможности. Чарлз был доволен, что не ошибся в Эмберли. Физически слабый и часто отвлекавшийся, он сохранил, однако, память, мужество и связь с реальностью.

Далзил был полностью согласен с Чарлзом в отношении того, как теперь поступит Фотергилл. Поэтому выработанный план был весьма прост: дать Фотергиллу то, чего он добивается. Маркиз должен перебраться в Эмберли-Грейндж.

– Нет смысла делать вид, будто вас не предупредили, – объяснял Далзил Эмберли. – Мужчина вашего возраста и положения при малейшей угрозе скорее всего должен укрыться в поместье, под надзор преданных слуг. Учитывая, что и табакерки тоже там, и Фотергилл считает, что вы ими одержимы и знаете, что он намеревается ими овладеть, такой ход, пожалуй, имеет смысл. Кстати, Чарлз, он не удивится, увидев вас в роли защитника.

Чарлз отметил, что Далзил не уточнил, кого ему придется защищать: только ли Эмберли или и Пенни тоже. Насколько он понял, Далзил предоставил определить роли ему.

– Однако Фотергилл не знает, что я тоже буду там, – продолжал Далзил. – Я останусь здесь до конца дня на всякий случай: нет смысла зря рисковать. Уезжаем завтра утром, и я сяду в вашу карету. Довольно легко проскользнуть в дом после нашего приезда.

Взгляд Далзила похолодел.

– Фотергилл знаком с Чарлзом. Он ожидает, что вас будут охранять. Требуется только отвлечь этого охранника, чтобы добраться до вас, и Чарлз – именно этот человек. Как только Чарлз уберется со сцены, настанет очередь Фотергилла, а насколько мы уже успели заметить, самоуверенности у него хоть отбавляй. И он совсем уж никак не ожидает встречи со мной.

Губы Далзила растянулись в жесткой слабой улыбке, и Пенни невольно вздрогнула.

– Вот так мы его и поймаем, – процедил он.

– И остановим, – добавил Чарлз. И эти два слова прозвучали приговором французскому агенту.

Городской экипаж Чарлза возвращался на Бедфорд-сквер. Пенни старалась не разговаривать. Думала о несчастных жертвах Фотергилла. Вспоминала выражение лица убийцы, собиравшегося перерезать горло Николасу. И не могла найти в себе жалости к этому человеку.

Только одно сбивало ее с толку.

Немного поерзав, она повернулась к Чарлзу.

– Далзил… удивительно, как человек его положения не погнушался… как это говорится? Вступить в бой.

Чарлз пожал плечами:

– Меня бы удивило куда больше, если бы Далзил просто остался за столом в Уайтхолле и оттуда отдавал приказы своим людям. Мы всегда знали, что так не было и не будет. Но не поверишь, мы до сих пор не смогли составить себе полного представления о нем. Мы считали его одним из нас: то же происхождение, та же школа, тот же опыт. Все это верно. Но больше нам ничего не известно.

– Поняла, – кивнула Пенни. – Кстати, ты так же хорошо натренирован, как Далзил.

– Именно, – подтвердил Чарлз, откидывая голову на подушки подголовника. Он не пояснил, что из всех таких, как он, готовых убивать по первому приказу во имя родины, никто не походил на него больше, чем Далзил.

В Лостуител-Хаусе уже успели собраться мать, сестры и невестки Чарлза, готовые закогтить добычу. Все, кроме матери.

Крутер проводил их в гостиную, где матушка Чарлза немедленно протянула руку, подзывая сына. Чарлз подошел, сжал ее пальцы и поцеловал в щеку.

Ее взгляд остановился на Пенни, которая подошла к Жаклин и Лидии. Вот они-то с визгом набросились на нее. Сидевшие поблизости Аннабел и Хелен жадно прислушивались к расспросам Жаклин и ответам Пенни.

Мать с улыбкой взглянула на сына.

– Дела?

Чарлз с трудом отвел глаза от женщин, гадая, как справляется Пенни, и кивнул:

– Мы только что вернулись из Эмберли-Хауса.

Мать едва заметно вскинула брови: отныне маркиз считался главой семьи Пенни. Но Чарлз поспешно пояснил:

– Это то дело, из-за которого я приехал в город. Кстати, Арбри был в Уоллингеме. – Поколебавшись, он понизил голос и добавил: – Я еще не говорил с Элайной… главное пока держать все в секрете, но…

Он наскоро рассказал о рискованной игре Селборнов и ответном ударе французов.

– Господи, – ахнула мать, глядя на Пенни. – Она, конечно, останется здесь.

Чарлз досадливо вздохнул и, хотя ощутил взгляд матери, продолжал смотреть на Пенни.

– Я бы, разумеется, предпочел, чтобы она осталась с вами и Элайной, но сомневаюсь, что она согласится.

– Хмм, – чуть помедлив, пробормотала мать, – понимаю. Когда он обернулся к ней, та изучала Пенни.

– Все же, – продолжала размышлять она, – надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Он знал. Но легче от этого не становилось.

– Итак, сколько ты пробудешь в городе? – допытывалась мать.

– Только эту ночь, и, нет, мы никуда сегодня не едем. Завтра с утра придется отбыть в Эмберли-Грейндж.

Он встал, намереваясь поговорить с сестрами и невестками, но глаза матери лукаво блеснули.

– Что? – настороженно осведомился он. Ответом была ослепительно самодовольная улыбка.

– Боюсь, сегодня тебе не удастся скрыться от людей.

Его осенила ужасная мысль.

– Почему?

– Потому что я даю обед и бал.

Чарлз вовремя прикусил язык, заглушив готовое сорваться ругательство. Но мать, очевидно, ни капли ему не сочувствовала.

– Видишь ли, твои сестры, лишенные возможности устроить твою судьбу, принялись устраивать свою. Вышло так, – она подала ему руку, позволяя поднять ее с кресла, – что капитан одного из полков пал к ногам Лидии, а некий повеса, если не сказать больше, трется возле юбок Жаклин: не то чтобы девочки поощряли эти ухаживания, но хорошо, что ты здесь.

Она погладила сына по плечу и, проигнорировав довольно явственный стон, объявила:

– Пойдем, я должна предупредить Пенни.

Только в два часа ночи, когда и капитан, и повеса, и остальные гости благополучно разошлись, Чарлзу наконец удалось схватить Пенни за руку и потащить наверх. В свою комнату.

Пенни отбивалась и протестовала. Но он упорно продолжал тянуть ее в покои графа, свои безраздельные владения. И отпустил, только когда втолкнул ее в спальню и запер двери.

Пенни раздраженно вздохнула и подняла глаза к небу.

– Хороший пример ты показываешь своим сестрам!

Он молча сбросил фрак и принялся расстегивать манжеты.

– А я в этом не уверен. По-моему, это правильный пример. Положив серьги на пристенный столик, она недоуменно взглянула на него, но он не стал дальше распространяться. Настояв на том, чтобы она провела ночь у него в комнате, невзирая на мнение окружающих и на то, кто из домочадцев узнает о столь скандальном поведении, Чарлз полагал, что ясно дал понять о намерениях жениться на Пенни. Ничто иное не могло объяснить столь откровенные действия: он был уверен, что мать, сестры и невестки все поймут правильно.

Мало того, вероятно, будут на седьмом небе. Слава Богу, он их не услышит!

Пенни вытащила шпильки из волос и распустила сложную прическу, которую ей уложила горничная Жаклин. Она предположила, что они находятся в его, а не в ее комнате, потому что ее спальня находилась рядом с покоями его сестер. С самого возвращения из Эмберли-Хауса они не имели возможности поговорить, а у Чарлза не было ни малейшего шанса убедить ее остаться в Лондоне. Она заранее приготовилась к спору, знала о предстоящем поединке с того момента, когда вынудила его взять ее с собой в Лондон. Теперь он попробует оставить ее здесь, где она будет в полной безопасности.

Однако его ждет разочарование.

Но она не может ничего объяснить, пока он не затронет эту тему.

Расчесав пальцами длинные пряди, Пенни тряхнула головой и стала расстегивать платье.

Он, так и не сняв брюк, подошел сзади и расшнуровал корсет. Пенни шепотом поблагодарила его, сняла платье и бросила на стул. Одетая только в тонкую рубашку, она позволила ему привлечь ее к себе. Позволила обнять. Окружить своей силой.

Нагнув голову, Чарлз прижал губы к ее шее. Она почти ощущала, как он пытается найти лучший способ начать разговор. Но он поднял голову, отступил и пробормотал:

– Пока я не забыл…

Подойдя к комоду, он взял письмо и протянул ей:

– Это дожидалось меня. Но на самом деле предназначено тебе.

Совершенно растерявшись, она развернула листочки, разгладила и стала читать. Это был отчет о битве при Ватерлоо, написанный капралом, воевавшим водном полку с Гренвиллом.

Она прочла первый абзац и медленно опустилась на кровать, захваченная бесхитростным рассказом молодого капрала. И, продолжая читать, слепо потянулась к Чарлзу. Он обнял ее и прижал к себе, пока перед глазами Пенни развертывались обстоятельства гибели сводного брата.

Дочитав до конца и сложив письмо, она еще немного посидела, прежде чем робко спросить:

– Где… где ты это взял?

– Мне было известно, что Девил Кинстер вел кавалерийский полк на Угумон. Вполне возможно, что он и его люди знали тех немногих, кому удалось выжить. Вот я и обратился к нему. Один из его кузенов видел остатки полка Гренвилла после сражения. Он запомнил капрала и разыскал его. Оказалось, что капрал, в свою очередь, помнит Гренвилла.

Пенни шмыгнула носом и улыбнулась сквозь слезы.

– Спасибо тебе. Знать, что он погиб героем… это столько для меня значит… Мне не стало легче. Просто теперь я могу им гордиться… послушай, ты позволишь отдать это Элайне?

– Конечно.

Она поднялась, подошла к столику и положила письмо рядом с серьгами. И, повернувшись, долго изучала его: широкая обнаженная грудь, темная грива, обрамляющая поразительно красивое лицо, глаза цвета полуночи, устремленные на нее. Она подошла к нему, протянула руку и, когда он сжал ее пальцы, села рядом на постель.

Он посмотрел ей в глаза и просто сказал:

– Пожалуйста, останься здесь и позволь мне и Далзилу уладить эту историю.

– Нет, – ответила она, не задумываясь.

Лицо его словно отвердело. Он хотел что-то возразить, но она остановила его, подняв руку:

– Нет, подожди. Мне нужно подумать.

Он, не веря своим ушам, вытаращил глаза, но тут же упал навзничь на матрац, громко выругался, вполголоса высказал свое мнение по поводу ее мыслительных процессов, вернее, полного отсутствия таковых.

Она пыталась взять себя в руки, сознавая растущее между ними напряжение.

– Я знаю, почему ты хочешь оставить меня здесь.

– По-моему, ты уже видела, как я реагирую на малейшее насилие по отношению к тебе, не говоря уже о том, что где-то на свободе бродит безумец, готовый в любую минуту перерезать тебе горло. Так о чем тут думать?

Но Пенни выдержала его взгляд.

– Если не считать того, что на карту поставлено нечто куда более важное, чем забота о твоих защитных инстинктах.

К ее удивлению, он вздохнул и отвернулся первым. И выпалил красочное французское выражение, касающееся бесплодности всяких попыток урезонить ее.

Она только сильнее стиснула его пальцы.

– Я все поняла.

Он злобно фыркнул.

Оба пытались смягчить неприятный момент, что давалось нелегко им обоим. Но теперь назад дороги не было.

Он происходил из лордов-завоевателей, и одним из его сильнейших инстинктов был именно защитный. Любой ценой уберечь невинных, особенно тех, кто ему небезразличен. Особенно ее. Она смирилась с тем, что он готов убить любого, кто посмеет ее обидеть. Но и сама Пенни – не слабая беспомощная дурочка, и он всегда признавал это и старался сдержать свои порывы, чтобы не ранить зря ее гордость. На этот раз опасность была близка и реальна, и он вряд ли позволит ей сражаться с ним бок о бок.

Она все видела, все понимала, но теперь была уверена, как важно быть рядом с ним. Вот только как объяснить ему?

Отняв руку, она соскользнула с постели и встала. Скрестила руки на груди, прошла несколько шагов, потом повернулась и медленно пошла обратно.

Чарлз видел, каким сосредоточенным стало ее лицо, и, едва она приблизилась, быстро сел, потянул ее к себе и поставил между коленями.

– Понимаешь, – начала она, – есть две причины, по которым я должна идти с тобой. Прежде всего игра была затеей Селборнов, придуманной Эмберли и моим отцом. Эмберли представляет одну сторону, я – другую. Вместо отца и Гренвилла, которых больше нет. И с Эмберли должен быть кто-то из нас. Я могла бы указать, как он стар и дряхл, но дело не столько в этом, сколько в преданности семье, и ты это понимаешь.

Он обреченно вздохнул:

– И нет смысла спорить?

– На моем месте ты сделал бы то же самое.

Он не мог ей возражать.

– А другая причина? Более важная?

– Ты.

Пенни молча сжала ладонями его лицо, заглянула в синие глаза. Увидела, как он нахмурился, прочитав решимость в ее взгляде.

– Мне важно пройти через это с тобой. Мы так долго были в разлуке. Меня не было в твоей жизни более десяти лет. Как не было тебя в моей. Если мы хотим пожениться, если я буду твоей женой, значит, должна делить твою жизнь. Всю. До конца. Не позволю, чтобы меня исключали, защищали, оберегали, запихивали в темный уголок даже ради моей собственной безопасности. Если мы поженимся, значит, я всегда буду рядом, в самом истинном смысле этого слова.

Теперь она понимала, как важно для него больше не знать одиночества. Всегда быть вместе с ней. Она решила сопровождать его в Лондон, в основном повинуясь интуиции.

И интуиция не подвела. Она наблюдала за ним с самого отъезда из Уоллингема. Потому что отныне сумела увидеть то, что находится под маской. Наблюдала, как он вел себя и реагировал во время утомительного путешествия, а потом их пребывания здесь, разговоров с Эмберли и Далзилом. И самое главное, с родными. Видела его отношение к ней. Знала, что все было бы по-другому, откажись она поехать с ним.

И если у нее еще оставались какие-то сомнения относительно этого, его сегодняшнее поведение окончательно их рассеяло. Когда они приветствовали первых гостей, она понимала, как он напряжен, но сумел не показать этого и вел себя как любезный хозяин, готовый развлекать гостей хоть до рассвета. И все же, случайно заметив, как он окидывает взглядом бальный зал, она вдруг осознала: он старается держать присутствующих на расстоянии. Настолько привык к бесконечному одиночеству, даже в толпе. Оборонялся против всех, не доверял никому… кроме Пенни.

По мере того как продолжался вечер, он понял, что она вовсе не возражает быть связующим звеном между ним и блестящим обществом, и почти незаметно изменил свое отношение к окружающим. К концу вечера он словно перестал постоянно обороняться от невидимого врага. И смеялся искренне, от души.

Она была единственной, кому он безгранично доверял. Она могла стать его якорем, другом и помощницей, той, в ком он так отчаянно нуждался после долгих лет одиночества. И его мать поняла это, недаром одобрительно улыбалась с другого конца бального зала. Возможно, правду подозревали и несколько других матрон, хорошо знавших Чарлза.

Он нуждался в ней. И множество раз бесчисленными способами давал ей это знать, но она до сих пор не видела, насколько велика эта нужда. Потому что все еще привыкала к этому положению. Училась справляться с ним.

Она глубоко вздохнула, отняла руки от его лица и переплела его пальцы со своими.

– Мы слишком долго жили друг без друга, но больше так не должно продолжаться. Если у нас будет совместное будущее, значит, мы должны делить все. Беды и радости.

Чарлз нахмурился, пытаясь проникнуть в истинное значение ее слов. Она не согласилась выйти за него, просто устанавливает границы.

– Так это именно тот брак, на который ты согласна? Которого ты хочешь?

– Да. Если ты желаешь, чтобы у нас было совместное будущее, значит, это будущее должно быть полным. А не той частью, которую ты считаешь нужным выделить для меня. Для моей же безопасности.

Не слишком мудрый ультиматум для такого человека, как Чарлз. Она пыталась избежать крайних мер, но с ним лучше действовать прямо.

Несколько мгновений он бесстрастно озирал ее, потом осторожно отстранил, встал и отошел. Остановился, повернулся и пронзил ее взглядом, обладавшим – буйной мощью грозовой ночи. Он говорил о насилии, и оно присутствовало здесь в этот момент. Она понимала, что такое подделать невозможно.

– То, о чем ты просишь, не…

Он оборвал следующее слово резким жестом.

– Нелегко?

Опершись бедром о край кровати, Пенни сложила руки и вздернула подбородок.

– Я знаю… знаю тебя.

– Если ты так хорошо меня знаешь, – процедил он, – должна понимать, что просить меня позволить тебе идти на такое…

– Я прошу не этого. Он нахмурился.

– Я сказала, что хочу быть с тобой. С тобой мне не грозит никакая опасность. Если же опасность возникнет, я вполне готова спрятаться за твоей спиной. И даже не собираюсь сражаться с тобой бок о бок.

Остановившись, она положила ладонь на его грудь.

– Мне просто необходимо быть рядом.

В его глазах мгновенно появилась настороженность. Он накрыл ее руку своей.

– Тебе совершенно не обязательно быть рядом со мной физически…

– Сейчас обязательно. Годы назад… возможно, и нет. Тот юноша давно уже превратился в мужчину. Мужчину, который приучился быть одиноким, безнадежно одиноким. Вполне возможно жить в отчуждении от всего мира, но если мы поженимся, ты не сможешь держать на расстоянии меня. Я… я не позволю. Не допущу.

Она не даст ему влачить одинокое существование.

Он понял, чего требует Пенни. Она увидела это по его глазам: островку спокойствия в море тьмы.

После напряженной паузы он вздохнул и на миг прикрыл глаза.

– Так и быть. Мы едем завтра в Эмберли-Грейндж… и там… посмотрим.