Поскольку единственный пригодный для сидения валун был уничтожен, устроились прямо на полу, под самой большой и самой устойчивой глыбой – той, что напоминала тазобедренный мосол.
      – А ведь так, глядишь, и выкрутимся… – задумчиво говорил Василий, выжимая капсулу досуха. – Другие нас за эту каменюку знаешь бы как взгрели! А они – ничего… Пожрать вот дали…
      – Ничего! – язвительно фыркнул Ромка. – А вчера?
      – Ну, вчера… – уверенно начал Василий, но уверенности его хватило как раз на два слова. Он смял в кулаке пустую оболочку и тяжко задумался.
      – Ладно, – буркнул он наконец. – Пожрем – у хозяина спросим…
      – Да он куда-то делся… – сказал Ромка.
      Тут, как бы в ответ на его слова, поблизости раздалось гневное чириканье, и из-за глыбы вылетел давешний знакомец с сильно похудевшей капсулой в левой лапке. Нежная серебристая шерстка стояла на нем дыбом, и он возбужденно указывал на что-то, располагающееся неподалеку от Ромки.
      Тот взглянул и, вздрогнув, отпрянул. На расстоянии вытянутой руки к полу припало еще одно точно такое же лупоглазое и пушистое существо. На глазах у Ромки оно испуганно отдернуло шестипалую розовую лапку, с помощью которой явно собиралось приделать ножки отложенной про запас капсуле.
      – Брысь! – заорал Ромка, и мохнатый серебристый жулик мгновенно юркнул за глыбу.
      – Вась, – растерянно сказал Ромка. – Он у нас жратву стащить хотел…
      Привскочивший Василий стоял теперь на коленях (в левой руке – кобура с пистолетом, в правой – початая капсула) и, приоткрыв рот, смотрел на закругление глыбы. Затем перевел взгляд на первого аборигена. Тот пронзительно верещал вслед воришке что-то обидное и вообще ликовал.
      – А этот его вроде как заложил… – ошарашенно пояснил Ромка.
      Так ничего и не сказав, Василий снова привалился спиной к глыбе и машинально поднес капсулу ко рту. Лицо у него было мрачное, глаза – напряженные, размышляющие.
      – Нет, – проговорил он наконец. – Это не хозяева…
      – А кто? – жадно спросил Ромка.
      – А я откуда знаю! Зверьки какие-нибудь… Ну, вроде как у нас кошки…
      – А хозяева?
      – Слушай, отвяжись! – вспылил Василий. – Хозяев ему!.. Ты вон лучше консерву эту поближе положи, а то в самом деле уведут.
      Ромка отдал капсулу Василию, и некоторое время оба сидели с лицами, одинаково недоуменными и встревоженными, видимо, пытаясь представить, как выглядят хозяева.
      – А вдруг они все уже вымерли? – упавшим голосом предположил Ромка.
      Василий посмотрел на него с удивлением.
      – Как же вымерли? – возразил он. – Мусорки-то ездят…
      – Мало ли что… – сдавленно сказал Ромка и, встав, подобрал свою кувалдочку, чем сильно напугал лупоглазого доносчика, с писком шарахнувшегося от греха подальше.
      – Да нужен ты мне… – горестно пробормотал Ромка и, волоча ноги, пошел к причудливо изогнутой стене. Остановился, ссутулился. Стена состояла из множества крохотных вертикальных стерженьков соломенного цвета. Машинально подковырнул одну из таких соломинок и убедился, что ломаются они на удивление легко.
      – Вася, какое сегодня число? – шмыгнув носом, спросил он.
      – Ты что там опять делаешь? – всполошился тот. – А ну отойди от стены!
      – Так я же не матом, – сказал Ромка. – Число только и фамилии.
      Тяжело ступая, Василий подошел к Ромке и уставился в стену, из которой было уже выковырнуто стерженьков десять.
      – А чего? – с вызовом сказал Ромка. – Хоть память останется!
      Василий крякнул и нахмурился.
      – Ладно, – сказал он после тяжелейшей внутренней борьбы. – Только ты это… Фамилий не надо. Василий, Роман… ну и число. И все.
      Закончив надпись, отступили на шаг и с минуту молчали.
      – Ну что? – вздохнув, сказал Василий. – Я так думаю, что днем нам бояться нечего… Пойдем-ка, Ромк, на площадь… Давай только порядок наведем сначала…
      Он присел на корточки и принялся собирать в горсть выломанные стерженьки.
      – Да сами уберут! – попробовал урезонить его Ромка. – Что ты им, дворник?
      Василий насупился и не ответил.
      – На вот, – сказал он, поднявшись, и высыпал мусор Ромке в ладонь. – Пойди запихни куда-нибудь, чтобы видно не было… И пакеты по дороге собери…
      Чувствуя, что Василий от него не отвяжется, Ромка не стал спорить и, недовольный, пошел к глыбам.
      – Ну и что тут собирать?
      Они оглядели пустое покрытие. Брошенные под глыбой скомканные оболочки от капсул куда-то исчезли, не иначе, растворенные и усвоенные стеклистым полом.
      – Н-ну, понятно… – озадаченно вымолвил Василий. – А я думаю: что это у них везде чистота такая?..
      Ромка презрительно скривил рот и не скрываясь сыпанул стерженьки на пол.
 
      Странное дело: когда вчера ночью плутали в поисках ночлега меж фосфоресцирующих небоскребов, молочно-белые валуны встречались куда реже и все больше поодиночке. Теперь же, в какой проулок ни сверни, – везде нежно сияли целые россыпи причудливых округлых разнокалиберных глыб.
      – Да что они здесь, как грибы растут? – не выдержал наконец Василий, обогнув очередную опору.
      Сказано было метко. Скопление действительно напоминало выводок гигантских шампиньонов.
      – Интересно, они все такие хрупкие? – пробормотал Ромка, озабоченно оглядывая ближайший экземпляр.
      – Ты у меня дождешься!.. – пригрозил Василий. – Нет, ну что за народ такой! Стоит куда прилететь – так либо сломает что-нибудь, либо похабщину на стенке вырежет…
      – Как будто они знают, где похабщина, где нет! – возразил Ромка, надо полагать, имея в виду хозяев.
      – А то не видно, что ли? – сказал Василий. – Ты вон лучше под ноги смотри: тут тоже капканов полно…
      Действительно, под одной из глыб разлегся, подстерегая, зловещий овал неизвестно откуда падающей тени. Ромка прицелился и плюнул. Плевок с легким треском исчез на лету.
      – Работает, – с невинной физиономией сообщил Ромка нахмурившемуся Василию.
      Они обогнули уже опор десять, а площадь впереди все не показывалась и не показывалась. И это было тем более обидно, что вчера они пытались запомнить дорогу именно по глыбам, не предполагая, естественно, что наутро этих глыб будет кругом – как собак нерезаных… Но в конце концов просвет между опорами все же замаячил, правда, не впереди, как ожидалось, а справа…
      – По краю, короче, плутали… – с облегчением подытожил Василий.
      Они повернули вправо и вскоре вышли на блистающую, как ледяное озеро, площадь.
      – Э! – сказал вдруг Ромка. – А где же?..
      Пятиэтажки на площади не было. Василий в считанные секунды постарел лицом лет на десять.
      – Чего я и боялся, – угрюмо проговорил он.
      – Куда они ее дели? – пораженно спросил Ромка.
      – Никуда не дели, – буркнул Василий. – Площадь не та. Другая… Ну, вышли, вышли мы не туда, понимаешь?
      Ромка огляделся.
      – Как же не туда? – возразил он. – Были мы здесь вчера! И надпись – вот она…
      Что правда, то правда: на выпуклой стене ближайшей опоры похабно растопырилось глубоко вырубленное матерное слово. Озадаченный Василий подошел и внимательнейшим образом изучил его.
      – И надпись тоже другая, – сообщил он. – У той "У" прямая была, а у этой, видишь, с загогулиной…
      Осмотрел покрытие и, не обнаружив на нем и следа от выломанных стерженьков, вынужден был прийти к мысли об относительной давности преступного деяния.
      – Руки пообломать!.. – проворчал он, глядя исподлобья на обезображенную стену.
      Ромка за спиной тихонько охнул, и Василий обернулся, встревоженный. Его лопоухий стриженный спутник стоял, запрокинув голову, и, зачарованно глядя ввысь, беззвучно шевелил губами.
      Василий взглянул – и обмер. С невероятно удаленного льдистого потолка, обращенная теперь к странникам крышей, свешивалась искомая пятиэтажка. Верх и низ в сознании Василия поменялись местами, и ему показалось вдруг, что он летит стремглав с чудовищной высоты. Присел, словно желая ухватиться за гладкий пол, и довольно долго не решался выпрямиться.
      А тут еще к Ромке вернулся дар речи!
      – Вась! – дрогнувшим голосом позвал он. – Слушай, Вась!.. А ведь это мы на потолок вышли…
 
      Всякое бывало в жизни Василия, но такого… Мало того, что опрокинутое в зените здание само по себе являло весьма жутковатую картину, – нужно было еще хорошо знать Василия, его простые, ясные взгляды на жизнь и неистребимую любовь к порядку, чтобы оценить в полной мере всю глубину его потрясения. Василий был смят, испуган, растерян…
      Ромка же, напротив, восхитился увиденным безобразием до такой степени, что вообще перестал чего-либо бояться.
      – Не, по потолку я еще ни разу не ходил!.. – нервно смеясь, говорил он. – Пацанам рассказать – заторчат!..
      Они сидели, прислонясь спинами к испохабленной ругательством бледно-золотистой стене, и, подняв лица, с содроганием смотрели на прилипшую к потолку громаду пятиэтажки.
      – Почему она не падает? – хрипло спросил Василий.
      – Мы же не падаем!.. – пояснил Ромка, и Василия тут же омыло изнутри жутким чувством падения, даже за стену взялся на всякий случай. – Почему в Америке никто вниз не падает?..
      Василий переждал неприятное чувство и отнял ладонь от стены.
      – Не в Америке, а в Австралии, – сердито поправил он. – В Америке-то чего падать? Америка-то, она – сбоку, а не снизу…
      Ромка не слушая пялился на пятиэтажку.
      – Не, тут интересно!.. – раскатав рот от уха до уха, повторял он. – Бал-де-ож!..
      На медном лице Василия набухли скулы. Поведение спутника раздражало его, пожалуй, не меньше, чем перевернутый вверх тормашками мир.
      – Мы вот тут сидим, – веско молвил он, – а туда, может быть, сейчас тарелка прилетит…
      – Ну и флаг ей в руки! – беззаботно отозвался Ромка.
      – Дел, что ли, дома нету? – злобно спросил Василий.
      – А какие дела?
      Василий отнял взгляд от опрокинутого в вышине здания и с неприязнью посмотрел на стриженого Ромку.
      – Ты ж дома не ночевал! Родители, поди, с ума сходят!..
      – Ага! Сходят! – сказал Ромка. – Им сейчас – хоть ночуй, хоть нет…
      Василий вспомнил о семейном положении задержанного и крякнул.
      – Ну все равно… Тебе вон, наверное, в армию идти!
      Ромка заморгал и вдруг во все глаза уставился на Василия.
      – Идти, – упавшим голосом подтвердил он. – В мае.
      – В этом?
      – В следующем…
      Василий скривился и чуть не сплюнул.
      – Защитнички…
      Его мрачный взгляд упал на крадущегося по краю площади пушистого лупоглазого зверька и несколько смягчился.
      – Эй, чита! – позвал Василий. – Иди сюда! Иди, не бойся!.. – Он чмокнул и призывно похлопал по коленке.
      Существо уставилось на Василия, как рыба-телескоп, и, издав сердитую трель, поспешно скрылось за соломенно поблескивающей опорой.
      – А чо? Ништяк! – в озарении промолвил вдруг Ромка. – Спать можно на полу, пожрать – дадут…
      – Бредишь, что ли? – недовольно спросил Василий.
      Ромка смотрел на него, приоткрыв рот.
      – Пока призыв – здесь перекантоваться! – выпалил он. – А через полгода армия профессиональной станет!..
      Василий сначала оторопел, потом потемнел лицом и, упершись ладонью в пол, повернулся всем корпусом к Ромке.
      – Ах ты паразит!.. – выговорил он. – Да я тебя под конвоем на призывной пункт приведу, понял?..
      Ромка надулся и демонстративно принялся изучать пятиэтажку. Зардевшиеся уши торчали как-то по-особенному обиженно.
      – И чего вы все так армии боитесь? – подивился Василий. – Она ж из вас людей делает! Вот посмотри на меня… Ведь таким же, как ты, был обормотом! А отслужил – человеком стал…
      – Ментом ты стал, а не человеком! – не подумав о последствиях, буркнул Ромка.
      Последовала страшная предынфарктная пауза.
      – Как ты сказал? – сдавленно переспросил Василий, и Ромку, внезапно оказавшегося на ногах, отнесло шагов на десять в сторону. – А ну повтори!..
      – А чего, нет, что ли? – нагло ответил Ромка, отступая еще шага на три. Действительно, терять ему уже было нечего.
      – Н-ну!.. – Василий сделал резкое движение, как бы собираясь вскочить, и Ромка что было сил дернул к дальнему выступу опоры. Метнулся за угол и с легким вскриком скрылся из глаз.
      – Пар-разит!.. – прорычал Василий, вновь опускаясь на пол и приваливаясь лопатками к стене. – Ну вот вернись только!..
      С темным от недобрых замыслов лицом, он сидел, изредка взглядывая, не высунется ли из-за бледно-золотистого скругления опоры лопоухая стриженая голова. Голова что-то все не показывалась, и Василий ощутил беспокойство. Неужели и вправду сбежал, придурок?.. А потом скажет: заблудился…
      – Да нужен ты мне больно! – громко и сердито сказал Василий. – Еще не гонялся я за тобой, за паразитом!..
      Повторялась история с летающей тарелкой. Ромка наверняка затаился в какой-нибудь нише и молчал из вредности. Василий ругнулся, встал и зашлепал босиком к бледно-золотистому выступу.
      – Ну чего дурака валяешь?.. – Василий не договорил и отшатнулся. Сразу за поворотом на светлом искрящемся покрытии разлеглись, подстерегая, два овальных пятна неизвестно откуда падающей тени.

      Василий попятился. Из дырявой пазухи у него выпала и с чмокающим звуком ударилась об пол последняя непочатая капсула – та, что передал ему Ромка. Подпрыгнула и, заковыляв по дуге, откатилась метра на два. Василий проводил ее бессмысленным взглядом и снова уставился на растекшиеся у самых ног зловещие тени.
      Обернулся, пытаясь восстановить события. Крепкое смуглое лицо его отдавало теперь малярийной желтизной. Вон она, надпись… Ромка бежал по прямой… Здесь он свернул, вскрикнул – и… Может, как-нибудь все-таки проскочил между стеной и первым капканом?.. Да нет, как тут проскочишь: просвет сантиметров в двадцать, не шире… А ведь он-то – бежал. Бежал сломя голову!..
      – Да что же это?.. – еле слышно, словно боясь собственного голоса, выдохнул Василий.
      Вокруг величественно посверкивали бледно-золотистые громады, поигрывал стеклянными искорками гладкий дымчатый пол, а за спиной свешивалась со льдистого потолка сволочная пятиэтажка.
      – Рома! – что было сил закричал Василий. – Рома, ты где?!
      И тут только обратил внимание, что здесь совершенно нет эха. По идее звук должен был отразиться от верхней тверди, загулять, перекликаясь, между колоннами. Ничего подобного. Звук глохнул, как упакованный в вату.
      Василий рывком расстегнул кобуру, дослал патрон и вскинул пистолет над головой, явно собираясь палить до тех пор, пока хоть кто-нибудь не прибежит на выстрелы. Но «макаров» отозвался звонким металлическим щелчком. Осечка. Василий передернул затвор, выбрасывая бракованный патрон, и нажал на спуск повторно. Опять осечка. Ругаясь одними губами, выбросил другой. И – третья осечка подряд!
      Василий уставился на пистолет, потом – на выброшенные патроны. Не веря своим глазам, нагнулся, подобрал. Патроны были тусклые, зеленоватые, словно пролежали в земле лет двадцать.
      Краем глаза он уловил легкое движение неподалеку и обернулся. Там, вздыбив от ужаса серебристую шерстку, обмер еще один лупоглазый зверек, пораженный, видать, порывистыми движениями огромного существа и производимыми им металлическими щелчками.
      Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем лупоглазый коротко прыгнул вперед, ухватил оброненную капсулу и снова обмер, явно прикидывая расстояние до ближайшего овала. В каком-то странном остолбенении Василий смотрел, как пушистый жулик шажок за шажком продвигается к смертельной тени. Вот до нее осталось всего полметра, зверек приостановился и дерзко воззрился на человека. Задорное чириканье – и, метнувшись прямо в центр овала, лупоглазый исчез вместе с украденной капсулой.
      Медленно-медленно, как бы боясь спугнуть затеплившуюся надежду, Василий вытер лоб кулаком, в котором были судорожно зажаты черт знает с чего позеленевшие, нестреляющие патроны, и на негнущихся ногах подошел к округлому пятну.
      Сразу после удачного воровства жизнь самоубийством не кончают – это Василий знал точно. И уж во всяком случае, не с таким радостным видом…
      Выставив кулак как можно дальше, он ослабил хватку и в ту же секунду почувствовал, что рука опустела. Патроны исчезли…
      Тупо уставился на ладонь, словно пытаясь прочесть по ней свою дальнейшую судьбу. Патронов не было…
      Вновь покрывшись холодным потом, Василий шваркнул зачем-то оземь пустую кобуру с обрывком ремня и, обложив сдавленным матом теневой овал, шагнул в самую его середину.
 
      Все-таки, наверное, следовало при этом закрыть глаза – тогда бы он вообще ничего не почувствовал. Но, согласитесь, когда во мгновение ока одна местность сменяется другой, пусть даже и очень похожей, не утратить равновесия – дело сложное.
      Василий взмахнул руками, изогнулся, будто и впрямь на льду, но все же не удержался и с маху сел на пол.
      Площади с пятиэтажкой на потолке (равно как и на полу) нигде видно не было. Он сидел на пятачке между тремя опорами, неподалеку от целой толпы молочно-белых глыб, в сторону которых улепетывал во все лопатки пушистый похититель последней капсулы, по-видимому, вообразивший, что за ним погоня.
      С застывшей улыбкой идиота Василий скреб ногтями щетину на левой щеке и, судя по всему, мало что пока понимал.
      – Ну ясно… – бормотал он. – Жив, значит, паразит… Ясно…
      Потом встрепенулся и с испуганным лицом принялся хлопать ладонями по полу в поисках утраченного боезапаса. Оба патрона лежали рядом – тусклые, зеленоватые. Василий загнал их в обойму, обойму – в рукоять, хотел отправить пистолет в кобуру, но кобура с обрывком ремня осталась где-то там, на краю площади, рядом с теневым капканом, который и не капкан вовсе, а оказывается, вон что…
      Погоревав о кобуре (хорошая была кобура, почти новая), Василий сунул пистолет за пазуху и поднялся с пола. Но тут слуха его коснулся отдаленный гулкий звук, очень похожий на выстрел, причем из оружия куда более серьезного, чем тот же «макаров». Василий насторожился и вдруг понял – это был треск лопающейся глыбы. «Выстрел» вскоре повторился, и лицо Василия просветлело: Ромка! Кому ж еще?!
      «Уши оборву!» – радостно подумал он и пошел на звук.
      За очередной золотистой громадой открылась группа из пяти некрупных молочно-белых глыб. От одной из них была уже отколота примерно четверть, а над тем, что осталось, трудился человек с ломиком.
      Но это был не Ромка!
      Интеллигентный вроде старичок, розовый, седенький, закутанный в белоснежную простыню, тщательно примериваясь перед каждым ударом, наносил глыбе повреждение за повреждением.
      У Василия отяжелели брови. Все говорило о том, что перед ним – автор вырубленной на опорах похабщины. Озадачивали, правда, возраст и внешность. Приятный такой старичок, только вот одет не по-людски… На тех, что исписывают стены, решительно не похож. Хотя, с другой стороны, на субъектов, ломающих все из хулиганских побуждений, старичок тоже похож не был, – но вот ломает же!.. И как-то странно опять же ломает – такое впечатление, что безо всякого удовольствия…
      Так и не уразумев толком, что происходит, Василий приблизился к престарелому нарушителю.
      – Послушайте! – сердито сказал он. – Чем это вы занимаетесь?
      Тот опустил ломик, обернулся – и в старчески-прозрачных глазах его мелькнул испуг.
      – О Господи!.. – вымолвил он, глядя на незнакомого человека, одетого в обрывки милицейской формы.
      (Рост – сто шестьдесят пять-сто семьдесят; телосложение – худощавое; волосы – прямые, седые; глаза – голубые, круглые; лоб – высокий, узкий; уши – малые, прижатые; нос – прямой… Усы, бородка… Ломик держит в левой руке. Возможно, левша…)
      Сноровисто разъяв морщинистое розовое личико на составные словесного портрета, Василий на минуту потерял его из виду в целом и был несколько озадачен, обнаружив, что старичок смотрит на него уже не с испугом, а скорее с мягкой укоризной.
      – Ну вот… – произнес старичок, сопроводив слова грустной обаятельной улыбкой. – Опять со мной никто разговаривать не будет… Давно прибыли?
      И Василий усомнился: а точно ли он квалифицировал увиденное как хулиганство и вандализм? Больно уж раскованно и любезно повел себя старичок. Чуть ли не с хозяйским радушием…
      – Вчера, – поколебавшись, сказал Василий. – С товарищем… А кто это с вами не будет разговаривать?
      – О, найдутся! – вскричал старичок. – Можете в этом даже не сомневаться!.. А вы, я смотрю, из милиции?
      – Из милиции. – Василий насупился, приняв, насколько это позволяли обрывки формы, суровый официальный вид. – Так что вы тут делаете?
      Старичок озадаченно поглядел на ломик, на полуразваленную глыбу…
      – Ломаю, молодой человек, ломаю… – со вздохом сообщил он.
      – Зачем?
      Старичок улыбнулся в ответ ласково и ободряюще.
      – Знаете что, – решительно сказал он. – Вы ведь сейчас потребуете объяснений, причем подробных… А подробно объяснять на пустой желудок – это, знаете ли… Словом, давайте начистоту: с булыжником этим я, конечно, погорячился. Сложный оказался камушек, непростой… – И старичок с досадой звякнул ломиком по неровному стеклисто-мутному сколу. – А вы, я смотрю, мужчина крепкий… Причем учтите: кроме меня вам здесь никто разъяснений не даст, а мне терять нечего – мне теперь из-за вас так и так бойкот объявят… Короче, чисто деловое предложение: вы сейчас берете этот ломик и доламываете то, что я начал. Дальше вместе пообедаем, ну, и заодно попробуем развеять какие-то ваши недоумения… Соглашайтесь! Предложение, мне кажется, самое для вас выгодное.
      – У меня товарищ потерялся!..
      – Найдется! Здесь, знаете ли, при всем желании не пропадешь. Прошу…
      – Да, но… – нерешительно начал Василий, принимая из рук бойкого старичка орудие разрушения.
      – Не бойтесь, она хрупкая, – неправильно истолковав его колебания, подбодрил тот.
      – Да знаю, что хрупкая…
      Старичок изумился.
      – Знаете?.. И откуда же, позвольте спросить?
      – Да тут такое дело… – нехотя объяснил Василий. – У товарища железяка была… От летающей тарелки отломал…
      – От летающей тарелки? – с каким-то даже негодованием переспросил старичок. – Это же невозможно!
      – Ну вот возможно, оказывается… Взял он эту железяку, шарахнул с дура ума по такой вот каменюке – та вдребезги…
      На розовом лице старичка обозначилось выражение крайнего недоверия.
      – Стукните! – внезапно приказал он, указывая пальцем на глыбу. – Стукните-стукните! Я посмотрю, как это у вас получится с первого раза!.. Ничего себе шуточки! – возмущенно продолжал он. – Ударил разок – и вдребезги!.. Я второй год здесь живу – о таком даже и не слышал!..
      – Сколько? – ошеломленно перебил Василий. – Сколько вы здесь живете?..
      – Нет, вы стукните! Стукните! – закричал старичок.
      Голова у Василия шла кругом. Он стиснул зубы и нанес сильный колющий удар. Кривой несподручный ломик с хрустом воткнулся на десяток сантиметров, брызнули мелкие осколки.
      – Вот! – ликующе объявил старичок. – И так вы будете ее тыкать до самого вечера!
      – Так я же ничего не говорю! – огрызнулся Василий, с трудом выдергивая ломик. – Это товарищ ее с первого раза разнес, а я-то что?..
      – Ну, значит, ваш товарищ – феномен, чудо ходячее!
      – Да уж… – буркнул Василий. – Что верно – то верно…
      Он размахнулся и нанес еще один удар с тем же результатом. Раскачал ломик, вынул и далее, убавив силу, принялся долбить упорно и мерно. Старичок тем временем, хмурясь, ходил вокруг глыбы, ощупывал ее, осматривал, чуть ли не обнюхивал.
      – Где же она, подлая, прячется?.. – бормотал он. – Должна же быть напряженка… О! По-моему, где-то здесь… Послушайте, э… – Он обернулся к Василию, и на лице его отразилось некоторое смятение.
      – Ради Бога, извините, – сказал он. – И сам не представился, и вашего имени не спросил. Как вас зовут?
      – Василий, – сказал Василий.
      – Очень приятно! А меня – Платон Сократович.
      – Что?!
      Старичок горько улыбнулся.
      – Я понимаю, – сказал он. – Поэтому не обижусь, если вы будете называть меня просто дедком. Или дедом. Я уже к этому привык… Будьте любезны, Василий, стукните вот сюда! Есть у меня подозрение, что тут-то она и прячется…
      Василий обогнул глыбу и ударил в указанное место что было сил. Безрезультатно. Он повторил удар – и глыба, крякнув, распалась натрое.
      – Великолепно! – вскричал дедок. – Теперь каждый обломок пополам – и поздравляю вас с обедом! А вот, кстати, и он…
      Василий обернулся. По центру улицы, как он давно уже мысленно называл пространство между опорами, прямиком к ним катилась «мусорка» – черно-фиолетовая, глянцевая, похожая на гигантскую мокрицу.

      Следует сказать, что, изучая место Ромкиного исчезновения, Василий восстановил события совершенно правильно. Так оно все и было: добежав до скругления опоры, Ромка метнулся за угол и как раз угодил в первое пятно. Именно в первое, а не во второе, куда потом вослед за пушистым жуликом шагнул очертя голову сам Василий.
      Ромка успел только зажмуриться и издать короткий вопль. Ноги от ужаса подвихнулись, тело же продолжало стремиться вперед, так что в итоге Ромка с маху грянулся об пол. Застучала, кувыркаясь по покрытию, оброненная в полете кувалда – и все стихло…
      Секунды четыре Ромка лежал обмирая, потом вдруг сообразил, что жив, и, широко раскрыв глаза, вскинул голову. Увиденное его озадачило. Он находился в довольно обширном помещении, по которому беззвучно и неспешно перекатывались цветные волны неяркого приглушенного света.
      Источник их располагался неподалеку. Там возносилась органно целая батарея вертикальных светящихся труб самого разного диаметра. Одни просто тлели, а другие пульсировали, бросая на пол и стены цветные блики, причем каждая в своем ритме.
      Ромка сел, растерянно потирая ушибленные локти и коленки. Посмотрел, высоко ли уходят эти самые трубы, и выяснил, что потолка в помещении нет вообще, но пространство вверху густо заплетено какой-то мерцающей паутиной, в которую и ныряют светоносные стволы, уходя, надо полагать, куда-то в бесконечность. Сквозь паутинчатый туман можно было, впрочем, различить, как они там, в высоте, изгибаются, раздваиваются, некоторые даже делают петлю и идут обратно…
      – Балдеж… – благоговейно прошептал Ромка и нашарил кувалду.
      Зачарованно глядя, он приблизился к источнику беззвучной светомузыки. Трубы были как из стекла. От одних веяло теплом, иные поросли светло-серой шерсткой инея… Особенно впечатляла одна колонна – массивная, сотрясаемая изнутри биением синеватого мутного сумрака, но до нее было не достать… Ромка повернул инструмент стержнем вперед и осторожно потыкал ту, что поближе, тлеющую вишневым. Оболочка ее оказалась довольно упругой, причем на месте тычка возникало темное пятно, исчезающее секунд через пять.