Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ниссо

ModernLib.Net / Отечественная проза / Лукницкий Павел Николаевич / Ниссо - Чтение (стр. 18)
Автор: Лукницкий Павел Николаевич
Жанр: Отечественная проза

 

 


      Шо-Пир и Бахтиор быстро разметали снопы, и из желтых колосьев показалась черная лохматая голова. Ниссо откинула назад волосы, и все увидели ее утомленное лицо, но огромные глаза сияли счастливо и возбужденно.
      - Вот! Хлеба тут на десять дней, - сказала она прерывающимся голосом. Я не думала, Бахтиор, что ты сегодня придешь...
      Обильное угощение не обрадовало, а скорее огорчило Ниссо. Шо-Пир это понял, нагнулся, обнял девушку в приливе неожиданной нежности, поймал себя на желании поцеловать Ниссо прямо в полураскрытые губы. Ниссо не шелохнулась, не опустила глаз; она была полна гордости. Шо-Пир только потрепал спутанные мокрые волосы девушки.
      - Ах ты, барсенок! Кто же тебе позволил идти туда?
      - Свободная я... Ты же сам говоришь, Шо-Пир! - горячо выдохнула она и, взглянув на Даулетову, смутилась, выскочила из груды снопов и побежала к дому.
      - Глядите! Еще бегать может! - рассмеялся Шо-Пир. - Гюльриз, веди-ка ее сюда. Все в порядке теперь. Есть будем... Э-эх, - заломил он руки, - жизнь у нас хороша!
      8
      Было решено: пока Бахтиор, Худодод и Шо-Пир не выстроят дома для школы, Мариам и Ниссо поселятся в новой пристройке. Здесь же будут храниться все привезенные Бахтиором продукты. Шо-Пир обещал на следующий же день заняться изготовлением деревянных кроватей для девушек, а в эту ночь обе легли спать на мешках с мукой, застланных кошмами и ватными одеялами.
      Чуть не всю ночь проговорили они в темноте, рассказывая каждая о себе. Двадцатилетняя Мариам решила именно с этой девушки начать свою воспитательную работу и хотела, применяясь к ее развитию, подружиться с ней. Ниссо с гордостью чувствовала себя ничуть не менее взрослой и опытной.
      - Значит, ты такая же, как и я? - заключила Ниссо.
      - Такая же... Только от Азиз-хона не убегала.
      - Это потому, что там ханов нет. Но зато ты была очень больна от голода.
      - Да, если б меня не подобрали тогда и не увезли в детский дом, я бы так и умерла на улице Самарканда.
      - Расскажи мне, что такое детский дом и что такое улица Самарканда?
      Ниссо слушала не перебивая. Но потом задала сразу столько вопросов, что Мариам объявила:
      - Знаешь, давай лучше я тебе каждый день буду рассказывать о чем-нибудь одном. Очень много нужно рассказывать. Хорошо?
      - Хорошо, - согласилась Ниссо. Помолчала, раздумывая, и сказала: Значит, ты за работу свою все время деньги получать будешь?
      - Буду.
      - Я тоже хочу.
      - Будешь, если всему научишься.
      - А ты книги, значит, умеешь читать?
      - Умею.
      - Я тоже хочу. И сама, куда хочешь, ездишь?
      - Конечно.
      - Я тоже хочу. А как там ездят? Шо-Пир говорил такое слово: машина. Ты ездила?
      - Ездила.
      - Вот это я тоже хочу! Расскажи, как на них ездят?
      Мариам покорно принялась рассказывать об автомобилях, железных дорогах и самолетах. Ниссо слушала, наконец перебила Мариам:
      - Вот это все ты тоже, как и Шо-Пир, выдумываешь! Сказки это, но я тоже хочу!.. У тебя есть муж?
      - Нет, не хочу замуж.
      - Ну, и я не хочу. А ты никакого мужчину не любишь?
      - Нет, не люблю.
      - А я вот люблю! - горячо воскликнула вдруг Ниссо, сразу спохватилась и замолчала, прикусив палец.
      Мариам в темноте улыбнулась, хотела спросить: "Кого?" - но раздумала и сказала:
      - Давай спать, Ниссо.
      - Давай, - глухо ответила девушка, и хотя после этого в помещении воцарилась тишина, но обе долго не засыпали. Мариам думала о том, что никто и никогда не должен узнать об ее чувстве. Пусть тот, кто покинул ее в Самарканде, теперь подумает: куда она делась? Но кого же здесь любит Ниссо? Бахтиора, наверное? Что она понимает в любви? Когда будет ей, ну, хоть восемнадцать, тогда, может быть, и пойдем, как это горько и радостно!..
      А Ниссо, лежа на спине, глядела в темноту и думала, что напрасно она сказала Мариам это слово, больше никому никогда не скажет его. Ах, если б Мариам могла понять, как это радостно и как горько!
      9
      Утром, когда Шо-Пир и Бахтиор завели большой разговор о распределении привезенной муки, девушки еще спали. Гюльриз заглянула к ним и решила их не будить.
      С этой ночи Шо-Пир снова мог спать в своей комнате. Проснувшись раньше других, наскоро одевшись, он набил трубку привезенной махоркой и с наслаждением закурил. Не умывшись и не причесавшись, лохматый, невыспавшийся, он сразу же сел за стол и занялся подсчетами. Раздать привезенную Бахтиором муку предстояло тридцати двум беднейшим ущельцам. Шо-Пир решил дать каждому по два пуда - на три месяца, до весны. Этого кое-как хватит им, при любых обстоятельствах избавит их от голода, от необходимости варить траву. Двадцать пудов следует оставить в запасе, на всякий случай. Восемь пудов риса тоже останутся в запасе - выдавать рис Шо-Пир решил только по праздникам или в виде премий за ту или иную работу. Составив список ущельцев, которым предстояло получить муку, Шо-Пир велел Гюльриз разбудить Мариам и Ниссо и, перекинув через плечо полотенце, отправился к ручью.
      За чаем он сообщил, что сегодня будет раздавать муку, и, прочитав список, предложил Бахтиору сейчас же спуститься в селение, обойти дома обозначенных в списке и объявить, что мука будет выдана бесплатно и что каждый должен привезти на своем осле обмолоченное зерно: Бахтиор сохранит его до весны, а весною возвратит владельцам для посева.
      - Пока ты вниз сходишь, я весы сделаю, - сказал Шо-Пир, - а вы, девушки, пересыпьте муку и разделите ее на равные доли. Потом поможете мне выдавать ее.
      Бахтиор ушел, а Шо-Пир добавил:
      - Ну, возьмемся и мы за дело! А то набежит народ, тут такое будет!
      Ниссо и Мариам отправились в пристройку. Шо-Пир взял у Гюльриз для весов два больших деревянных блюда и выбрал из наваленных на дворе тополевых жердей одну попрямей и потолще.
      Ниссо попросила Шо-Пира дать ей флаг. Оба флага после собрания хранились в комнате Шо-Пира. Шо-Пир сказал: "Это правильно!" - и вынес из дому флаги. Ниссо вместе с Мариам вывесила их под дверью пристройки; веселая, возбужденная, поднялась на террасу, вернулась с большим ножом.
      - А это зачем? - спросила Мариам, склоненная над мешком и уже выбеленная мукой.
      - Зарубки на столбе делать!
      Первыми явились два низкорослых ущельца, которых Ниссо не знала. Они ничего с собой не принесли - ни зерна, ни мешков. Шо-Пир, прикрывая лицо от мучной пыли, велел Мариам выдать им по два пуда.
      - А почему? - сказала Ниссо. - Где их зерно?
      - Вот ты какая строгая! У них нет его и не может быть, они не сеяли ничего, работали на канале, только теперь получили участок на пустыре. Дай им! - И Шо-Пир обернулся к ущельцам: - А мешки принесете.
      Весы еще не были готовы, и Шо-Пир, определив на глаз вес двух опорожненных на треть мешков, взвалил их на спину ущельцам. Они ушли сияющие, преображенные.
      Шо-Пир, торопясь доделать весы, оставил девушек одних.
      Третьей в помещение робко вошла Зуайда, и за нею просунулась морда осла. Осел повел ушами, ему не понравилась пыль, он круто повернулся и лягнул порог двери.
      Все рассмеялись. Похлопав по крупу осла, Зуайда сбросила с него два тяжелых мешка, сама втащила их в помещение.
      - Сюда ставь! - сказала Ниссо. - Зерно здесь будем складывать.
      И, помогая Зуайде перетащить зерно в угол, добавила:
      - Видишь, Зуайда, не напрасно ты руку за меня поднимала, богатство сейчас тебе дам!
      Кивнув Мариам, - не мешай, мол, сама справлюсь, - определила на глаз вес мешка, приподняла его, стукнула об пол и, объятая облаками мучной пыли, сказала:
      - Бери!
      В мешке было не меньше трех пудов. Ниссо это знала. Зуайда смутилась, но Ниссо повелительно повторила: "Бери!" - и они вдвоем поволокли мешок к двери. Пока Зуайда, навьючив на спину осла мешок, прикручивала его веревкой, Ниссо торопливо прошла в глубину помещения, где были сложены рис и сахар, и, схватив приготовленный кулек, искоса глянув на стоящую спиной к ней Мариам, вышла наружу.
      - Это тебе, Зуайда, еще, - тихо проговорила Ниссо. - Сердце хорошее утебя. Никому не говори: рассердится Шо-Пир. Приходи ко мне, когда дела не будет, просто так приходи, всегда моя гостья ты!
      Зуайда поцеловала Ниссо, толкнула осла кулаком и пошла за ним следом.
      Ниссо вернулась в помещение и деловито сделала три зарубки.
      После этого долго не приходил никто. Мариам и Ниссо удивлялись отсутствию ущельцев.
      Шо-Пир, сделав весы, выбирал камни, которые должны были заменить гири. За оградой он неожиданно увидел Кендыри. "Зачем он здесь?" - подумал Шо-Пир, а Кендыри, поймав его взгляд, перелез через ограду и спокойным шагом приблизился к нему. Осмотревшись, как бы желая убедиться, что никто, кроме Шо-Пира. Не видит его, он почтительно поклонился, приложил одновременно одну ладонь к груди, а другую ко лбу - так, как здороваются повсюду на Востоке, но только не в Сиатанге.
      - Да будет с тобою здоровье, почтенный Шо-Пир.
      - Здравствуй! - продолжая выбирать камни, ответил Шо-Пир. - Ко мне?
      - К тебе, если позволишь, Шо-Пир, - сказал Кендыри. - Разговор к тебе есть. Без чужих ушей поговорить с тобой можно ли?
      - Чужих ушей здесь нет. Говори, - Шо-Пир отложил камни, кинул взгляд на халат и на тюбетейку Кендыри, вгляделся в его неподвижное лицо. - Важный разговор, что ли?
      - Для тебя - важный. - Кендыри постарался не заметить выглянувшую из дверей Ниссо. - Может, пойдем в дом?
      - Пойдем, - согласился Шо-Пир, встал, потер ладонь о ладонь и направился вместе с Кендыри к дому.
      Выходя из помещения, Ниссо увидела Рыбью Кость, сразу насупилась, презрительно повела губами. Рыбья Кость стояла у порога пристройки, что-то объясняла Мариам.
      - Пришла? Что надо тебе? - с вызовом подступила Ниссо.
      - Шо-Пир где?
      Ниссо полна высокомерия и надменности.
      - Нет Шо-Пира сейчас. Мариам, что она говорила тебе?
      - Муку просит.
      - Ты тоже хочешь муку получить? - язвительно спрашивает Ниссо.
      Рыбья Кость бледнеет от злобы, но, овладев собой, коротко бросает:
      - Давай!
      - Не дам! Тебе нечего делать здесь!
      Мариам с недоумением следит за их разговором. Обе, сжав кулаки, готовы кинуться одна на другую. Мариам встает.
      - Погоди, Ниссо! Кто она?
      Ниссо презрительно молчит. Мариам обращается к Рыбьей Кости.
      - Ты кто?
      - А ты сама кто? - выкрикивает Рыбья Кость.
      - Я? Учительницей буду у вас, ты не волнуйся, скажи свое имя - в списке я посмотрю.
      - Рыбья Кость ее имя! - выкрикивает Ниссо. - Разве ты, Мариам, не видишь? Какое еще может быть у нее имя?! Нет в списке ее, Шо-Пир утром читал, я помню. Не полагается ей.
      - Ты дохлая кошка, с тобой не говорю! - кричит Рыбья Кость. - Дрянь она, смотри список, жена Карашира я!
      - Обе вы бешеные, смотрю, - спокойно, берясь за список, замечает Даулетова. - Ниссо, перестань! А ты не ругайся. Не знаю, что между вами такое. Карашир в списке есть.
      - Карашир есть, этой змеи нет. Где Карашир? Где его зерно? Они сеяли. Не принесла зерна - не давать!
      Мариам растерянно поднимает глаза на жену Карашира.
      - Если ты жена Карашира, то почему, в самом деле, не привезла зерна?
      Рыбья Кость, поджав губы, молчит, в угрожающих глазах - гнев; лицо мучительно дергается, да, она знает - Бахтиор. Придя к ней в дом, сказал Караширу: "Возьми осла, отвези зерно, получишь муку". Карашир хотел было признаться во всем, но побоялся ее. Она велела ему остаться дома, пошла сюда одна, надеясь как-нибудь уладить это, выпросить у Шо-Пира муку. Но всем распоряжается эта. Кинуться бы на нее, выцарапать ей глаза! Но Рыбья Кость вспоминает о детях, купец обманул, от него ничего теперь не получишь, дома ни крупинки муки, ни зернышка, впереди зима... Нет, все что угодно, только бы получить муку! Рыбья Кость глядит через дверь: полно мешков, даже стены, даже пол весь в муке - в белой, добротной, пшеничной, - сколько горстей можно собрать с одного лишь пола! Вся злоба пропала, в глазах только жадность. Смирившись, она произносит очень тихо:
      - У меня нет зерна... Дай муки... Хоть немного муки!
      - Как нет? - неистовствует Ниссо. - Не верь ей, Мариам! Спрятала! Есть у нее, вон, смотри! - Ниссо резко оборачивается, показывает на распростертое внизу селение. - Смотри, Мариам, тот дом, тот посев, Не меньше других зерна собрала она. Ничего не дам, врет она! Когда мы собирали ослов, чтобы Бахтиор пошел в Волость, она нас прогнала.
      В глазах Рыбьей Кости слезы.
      - Дай! - чуть слышно произносит она.
      - Не дам! - отрезает Ниссо.
      - Погоди, Ниссо... Пусть Шо-Пир скажет сам. Подождем Шо-Пира.
      - Нечего ждать Шо-Пира, скажет то же, что я. Уходи отсюда! Слышишь, или камнями тебя прогоню!
      Рыбья Кость ничего не отвечает. С ненавистью, сквозь слезы взглянув на Ниссо, она поворачивается, минует пролом ограды, скрывается за камнями. Явное злорадство Ниссо удивляет Даулетову.
      - Ты злая... И я не знаю, права ли ты. Надо было, чтоб она подождала Шо-Пира. С кем это он говорит так долго?
      - Ничего, Мариам, ты не понимаешь! - выпаливает Ниссо.
      Ей немножко стыдно: почему Рыбья Кость перестала кричать и заплакала? Конечно, хорошо, что она так унижена, но лучше было б, если бы не заплакала. "Нет, - отгоняет Ниссо внезапную жалость, - все врет она, так ей и надо!"
      - Ты спрашиваешь, Мариам, с кем разговаривает Шо-Пир? Зовут его Кендыри, хороший человек, бороды бреет здесь... Помощник купца.
      - Все-таки я спрошу у Шо-Пира об этой женщине.
      - Спроси, спроси! Она хотела, чтоб меня отдали Азиз-хону...
      - Ах, вот в чем дело! - Бросив взгляд на тропу, Даулетова замечает Рыбью Кость, присевшую на камнях. Ясно: решила дождаться Шо-Пира. Даулетова ничего не говорит Ниссо.
      10
      - Шо-Пир, ты знаешь... Я живу здесь год.
      - Знаю, год.
      - Я живу у купца. Ты тоже знаешь.
      - Знаю.
      - Ты ко мне не приходил - бреешься сам. Я к тебе не приходил, разговоров с тобой не вел. Скажи, почему?
      - По-моему, это ты сам мне можешь сказать.
      - Для этого я сейчас пришел.
      - Видно, за год успел надумать, что сказать?
      - Не смейся. Объясню, ты поймешь. Я много ходил по горам, людей видел. Разную видел власть. Бродячий брадобрей не привык разговаривать с властью; есть страны, где меня били; в других местах - гнали камнями, думали, что я вор. В Канджуте я два года лежал в тюрьме, знаешь, почему лежал?
      - Откуда мне знать?
      - Канджутцы не любят англичан. Любят русских.
      - Допустим.
      - Это правда. На площади Чальта я брил людей. Распространился слух, что я хороший мастер. Пришел солдат, сказал: идем к туму, будешь брить его бороду! Власть приказывает, я пошел, начал брить ему бороду. Он стал хвалить англичан. Я глупым был, не подумал, сказал: твой народ любит русских! Одна сторона бороды тума осталась невыбритой, а меня положили в тюрьму. Тюрьма была под землей, скорпионы, пауки змеи ползали по лежащим. Меня били палками, - вот след на щеке, вот еще - видишь? - на лбу, еще вот! - Кендыри распахнул ворот халата, показал красные рубцы на груди. - Другие умирали, я жив остался. Потом меня выгнали из тюрьмы. Я пришел в Яхбар, болел, во рту у меня был вкус смерти. Человек сказал мне: идем со мной, будешь брить бороду Азиз-хона, высокая честь. Я вспомнил Канджут, я знал, какая это высокая честь. Убежал. Прибежал сюда. Стал жить у купца Мирзо-Хура. Жил этот год у него, помощником ему стал, в сердце моем была благодарность. К тебе не шел и к Бахтиору не шел: вы власть. Я вспоминал Канджут и боялся власти. Но я целый год издали смотрел на тебя и теперь понимаю, что канджутцы, которые хвалили русских, правду мне говорили и что справедлива советская власть. Я не понимал, почему ты не любишь купца. Теперь мне ясно почему: он человек недостойный...
      - Ты что? Поссорился с Мирзо-Хуром?
      - Я не ссорился с ним. Но бедному брадобрею дорога с факирами, купец идет другой дорогой. Лицо у меня некрасивое, не смотри на мое лицо - смотри в сердце. Сердце у меня чистое. Ты удивился тому, что я говорил на собрании?
      - Странно было, почему защищаешь Ниссо.
      - Купец назвал меня собакой после собрания. Если б у купца была власть, он бросил бы меня в тюрьму. Старики удивляются, думали: помощник купца говорит так, значит так надо для Установленного. Все подняли руки за мной. Теперь ненавидят меня, но уже поздно: Ниссо здесь осталась... Скажи, ты теперь понимаешь, почему я так говорил?
      - Не знаю, Кендыри. Если не лжешь...
      - Покровитель видит, не лгу! Зачем ложь, Шо-Пир? Какая мне польза?
      - Ну, что ж ты хочешь мне рассказать?
      - Хочу сказать: дикий народ в Сиатанге, не видел еще ничего. Я видел многое. Знаешь, что купец с людьми делает? Понимаю больше, хоть я простой брадобрей...
      Кендыри завел рассказ о проделках купца. Шо-Пир слушал внимательно.
      - Теперь скажу главное, - продолжал Кендыри. - Ты хотел, чтобы ущельцы были сытыми целый год. А купец сделал так, что все-таки будет голод...
      - Это почему ж голод?
      - Слушай, Шо-Пир! Купец говорил всем: "Караван не придет, никакой муки вам не будет. Бахтиор и Шо-Пир вас обманывают. Собранное вами зерно они продали новым, советским купцам; Бахтиор ушел, чтобы привести их сюда: придут с ружьями, возьмут зерно. Пока не пришли, идите тихонько к Бобо-Калону, он откроет вам мельницу, мелите зерно, пеките лепешки, остальное несите мне; вы знаете меня пять лет, я скажу советским купцам, что вы отдали мне свою муку за долги; у меня советские купцы не возьмут ее - за мною власть Азиз-хона; не захотят со мной ссориться, уйдут с пустыми руками. Каждый раз, когда вам надо будет печь лепешки, приходите ко мне, всегда дам, сколько нужно. А весной я поеду во владенья Азиз-хона и привезу для посева зерно, как привозил вам пять лет. Зиму будете сыты, а весною получите зерно..." Так говорил им купец. Понимаешь, Шо-Пир? Купцу они верят больше, чем верят тебе; за купцом - Установленное, за тобой - разрушение его. По ночам, чтоб ты не знал, они ходили на мельницу, мололи зерно, а то, что не успели смолоть, отнесли к купцу. Теперь у половины факиров уже нет зерна. А вчера пришел Бахтиор с мукой - без советских купцов, с обещанной тобою мукой, и ущельцы поняли, что Мирзо-Хур подбил их на плохое дело. Теперь верят тебе и боятся, что купец уедет в Яхбар и увезет с собою зерно. Думают так, потому что купец взял у них за долги семнадцать ослов; взял у тех, которые не дали своих ослов Бахтиору, когда он уходил за мукой. Купец приготовил себе караван. Я, Кендыри, все эти дни жил в горах. Ты знаешь вверх по ущелью Кривую долину? В ней еще есть трава, там пасутся ослы, для них хватит, - я, как дурак, пас там этих ослов. Пас их и думал: нехорошее дело делаю. Каждый день я ходил сюда, Мирзо-Хур передавал мне новых ослов, взятых за долги, я по ночам уводил их в Кривую долину. Вчера пришел: шумят ущельцы, потому что Бахтиор вернулся с мукой, потому что у многих теперь будет советская мука, но нет уже ни зерна, ни ослов, купец уйдет и, наверное, не придет назад, а что они будут делать весной, когда настанет время посева? Я, по глупости, много дурного делал. Приносил опиум для купца, выполнял все его поручения. Но вчера я подумал: правдива моя душа, дела тоже должны быть правдивы - подчиниться советской власти хочу, жить хочу, как простой человек, среди простого народа. И вот я перед тобой; все тебе рассказал. Каждое мое слово - правда. Времена настали такие, когда человек может правдой жить, с чистым сердцем, с руками чистыми. Иди проверяй, всех спрашивай - я скажу тебе, у кого сейчас нет зерна, у кого сейчас нет ослов... К Али-Мамату пойди, к Ширим-Шо пойди, к Исофу пойди, к Рахиму пойди, к Караширу пойди, к Хайдару, и к Муборак-Шо, и к Раджабу, и к Богадуру, и к Али-Нуру... Мне нечего больше тебе сказать. прошу тебя об одном: боюсь мести купца, пусть о нашем разговоре он не узнает. Бедный брадобрей ищет покоя и мира, верит тебе, как не верил прежде никакой власти. Дай мне обещание!
      - Хорошо, Кендыри, - медленно произнес Шо-Пир. - Это я пока могу тебе обещать...
      И Кендыри, снова приложив ладонь к сердцу и пальцы другой руки ко лбу, низко поклонившись, ушел, оставив Шо-Пира в глубокой задумчивости. Не перебивая Кендыри, внимательно слушая все, что он говорил, Шо-Пир следил за выражением его лица и старался догадаться, так ли искренен Кендыри, как хотел казаться? Глаза Кендыри были холодны, лицо неподвижно, и все время, пока он говорил, ничего располагающего не было в этом лице. Но вместе с тем слова Кендыри были убедительны, и если все, что он говорил, окажется правдой... Но неужели действительно купцу удалось выманить у ущельцев и ослов, и зерно, и муку? Если Кендыри сказал правду, нужно немедленно действовать, много зерна они перемолоть не могли, значит, оно находится у купца. А если так, то один искусный удар может навсегда избавить сиатангцев от всех проделок купца.
      11
      Шо-Пир выбил пепел из трубки, решительно встал, вышел из комнаты на террасу.
      - Приходил кто-нибудь?
      Он не успел получить ответ: в проломе ограды показалась Рыбья Кость. Она почти бежала, прижимая руки к груди.
      - Шо-Пир! - воскликнула она, упав на колени. - Умру я, у мрут мои дети... Не слушай ее, Шо-Пир!
      - Что еще такое? Встань! Рассердился Шо-Пир. - Хан я тебе, что ли? Встань, говорю, сейчас же!
      Рыбья Кость пыталась охватить руками его сапоги. Шо-Пир поднял ее:
      - Стой прямо, слышишь?
      Рыбья Кость, зажав руками рот, сдерживала рыданья.
      - В чем дело?
      - Ниссо не дала муки! - сказала Даулетова, прислонившись к косяку двери. - Вот она тут скандалила. Без зерна пришла.
      Ниссо вскочила:
      - Она меня дрянью зовет, воровкой зовет, батрачкой зовет, Бахтиору осла не дала, без зерна пришла, старая падаль она, зачем давать ей муку?
      Шо-Пир с изумлением глядел на пылающее лицо Ниссо. Забыв о своих слезах, Рыбья Кость снова кинулась на Ниссо с бранью, взвизгивая и крича. Шо-Пир, не зная, как образумить ее, отступив на шаг, ждал, когда она уймется сама.
      - Жизни мне нет, света нет, прокляты будьте вы все, камни варить мне, что ли? Нет у меня зерна, нет у меня осла, ничего нет у меня, смерть мне, и детям моим смерть. Пойду разобью им головы, пусть не оживут, пусть черные дэвы возьмут их души.
      - Довольно! - крикнул, наконец, Шо-Пир. - Замолчи! И ты, Ниссо, замолчи! Отвечай, Рыбья Кость, почему у тебя нет зерна? Где зерно?
      - Врет она, спрятала!
      - Молчи, Ниссо...
      - Покровитель убьет меня, правду говорю! - всплеснула руками Рыбья Кость. - Осла нет! Зерна нет!
      - Где они?
      - Горе мне, я не знаю... Только нет их у меня, нет, нет, нет!
      - Подожди. Ты не знаешь, я знаю. Ты отдала своего осла Мирзо-Хуру? Так? Не бойся, скажи!
      Женщина потупила взгляд.
      - Ну?
      - Так, - наконец решилась Рыбья Кость. - Не я отдала. Карашир отдал...
      - Я это знаю. Хорошо. Ты либо Карашир на мельницу носили зерно? Мололи его? Купцу отдали?
      - На мельницу носили. Не мололи, не отдали...
      - Где же оно?
      - Пропало, Шо-Пир. Пропало, совсем пропало. Бобо-Калон велел его в воду выбросить!
      - Как выбросить? А ну-ка рассказывай... Спокойно мне говори, не враги мы тебе, ничего плохого не сделаем.
      И когда Рыбья Кость, сначала волнуясь, причитая и запинаясь, а потом внятно и просто рассказала всю правду, Шо-Пир, мрачный, но очень спокойный, обратился к Мариам и Ниссо:
      - Видите, какие у нас здесь творятся дела? Ты вот, Ниссо, женские свары с Рыбьей Костью устраиваешь, я, как слепой ишак, ничего не вижу, а тут... Э!.. Твое дело, Рыбья Кость, маленькое... Спасибо, что все рассказала. Узнала теперь купца! Иди вниз спокойно, будет тебе мука... Некогда мне сейчас. Скажи, хочешь, чтоб снова у тебя был осел? И твоя мука у тебя была? И чтоб Карашир никогда больше не курил опиума? И чтоб дети твои были здоровы и сыты, и чтоб ты сама одета была? Хочешь, чтоб было так?
      - Поцелую следы того, кто поведет меня по этой дороге!
      - Так вот. Следы целовать тебе незачем. А дорога твоя проста. Иди в селение, расскажи всем, что купец с тобой сделал. Много таких, как ты, пугливых. Как мыши, вы прячетесь по темным углам... Скажешь еще: я сейчас приду, всем будут возвращены отобранные ослы, всем будет возвращено зерно, все факиры от меня получат муку. Скажи всем: Шо-Пир слово дает. А теперь иди!
      - А мука, Шо-Пир?
      - Ты слышала? Все тебе будет, если сделаешь так, как я сказал. И не бойся купца: кончилась сила его...
      Не подняв головы, Рыбья Кость пошла к пролому в ограде.
      Шо-Пир рассказал Мариам и Ниссо все, что знал теперь о последних проделках купца.
      На тропе показался Бахтиор. Он подошел, запыхавшись, размахивая рукавами накинутого на плечи халата, взволнованный, возбужденный. Бахтиор начал рассказывать, что ущельцы идти за мукой боятся: у них нет зерна, и у многих из них нет ослов. Бахтиор, обойдя дома, убедился в этом и знает, куда все девалось.
      - Все, Бахтиор, известно, - прервал его Шо-Пир. - И вот что я решил, Бахтиор. Мы сейчас пойдем с тобой в селение. Ущельцы волнуются, и это хорошо; мы поведем их в лавку купца, все отберем у него. Если мы пропустим такой момент, мы никогда себе этого не простим.
      - Я тоже пойду! - воскликнула Ниссо.
      - Хорошо. Только сначала навьючишь на нашего осла два пуда муки и отвезешь ее Рыбьей Кости. Ты понимаешь теперь, что напрасно ее ненавидела?
      - Понимаю, Шо-Пир...
      - Ну, так действуй! Пусть прежде, чем пойдем мы к купцу, Рыбья Кость убедится, что я ей не лгу и что мои обещания - не обещания купца. Ты еще и во двор к ней войти не успеешь, а уже все селение узнает, что ты привезла ей муку. И я нарочно именно тебя посылаю: хочу, чтоб Рыбья Кость помирилась с тобой... Мариам. Закройте здесь все. Больше никому ничего сегодня мы не будем давать. Идем, Бахтиор!
      Таким, как сейчас, - быстрым в движениях, уверенным в каждом своем поступке, в каждом слове - Шо-Пир бывал прежде, когда его отряд готовился к боевой схватке, когда все зависело от четкости, стремительности, спокойствия каждого красноармейца. Шо-Пир ощущал в себе ту давно не испытанную легкость, ту спокойную приподнятость духа, какие всегда отличали его в дни боев с басмачами... Это настроение преобразило даже его лицо: сжатые губы, прямой и строгий взгляд поблескивающих серо-голубых глаз, чуть-чуть нахмуренный лоб...
      Ниссо уже гнала по тропе навьюченного мукою осла. Даулетова запирала на деревянный замок тяжелую дверь пристройки.
      - Я тоже пойду! - крикнула она прошедшему мимо Шо-Пиру.
      - Отчего же! Идите! - по-русски ответил Шо-Пир.
      12
      Шо-Пир правильно рассчитал. Войдя в селение, он увидел группы возбужденных ущельцев. То, что прежде каждый скрывал от других, теперь обсуждалось всеми: власть знает о том, что произошло. Тайное стало явным. И, уже не думая о последствиях, факиры делились своими сомнениями и высказывали надежды на то, что власть, может быть, все-таки даст им муку. Только сейчас для всех становилась ясной система хитрых вымогательств купца. Все понимали теперь, что наущения Мирзо-Хура о караване неких советских купцов, будто бы скупивших зерно, оказались ложью.
      Приверженцы Установленного расхаживали по селению и, минуя шумные группы факиров, делали вид, что не слышал язвительных замечаний. Пошепчутся - успокоятся, думали они. Такие, мол, взрывы гнева факиров бывали и прежде, с тех пор как появилась новая власть, а шана, сеиды и миры выронили из рук узду, управлявшую народом. Но гнев факиров подобен внезапному ветру: дай дорогу ему, он пронесется, как сквозь ущелье, и тишина возникнет сама собой.
      Однако, когда в селении появились Шо-Пир и Бахтиор, приверженцы Установленного сразу сообразили, что на этот раз тишина не возникнет сама собой и лучше закрыть глаза на все, что может произойти. Скорее добраться до своих домов и не выходить из них.
      Те, к кому подошел Шо-Пир, почувствовали, что им уже не встать тихонько и не уйти, бежит всегда виноватый, лучше переждать, может, гнев власти минует их?
      Но Шо-Пир, не обращая на них внимания, подсел к факирам, заговорил просто, приветливо, так, как разговаривают с друзьями. Языки факиров развязались: размахивая руками, тыча себя в обозначенные худобой ребра, показывая лохмотья ветхих одежд, факиры изливали душу в жалобах на купца.
      - Что будем делать, Шо-Пир?
      - Совсем мы нищими стали, голодать будем?
      - Зачем купец нас обманывал?..
      А из переулочков, из-за оград все подходили люди. Они издали следили за разговором, сначала с опаской, потом с надеждой. Большой начинается разговор, надо послушать его!
      И толпа растет вокруг Шо-Пира и Бахтиора...
      А Шо-Пир отлично все понимает: ему не нужно ни горьких причитаний, ни гневных выкриков, - он видит нарастающее возмущение; короткими насмешливыми, язвительными словами он разжигает его. И замечает, что в толпу протискиваются женщины и слушают жадно и никто их не гонит.
      "Пора!" - говорит себе Шо-Пир и легким скачком взбирается на ограду. Придерживаясь рукой за голую ветку тутовника, обращается к внезапно умолкшей толпе:
      - Боялись вы до сих пор! Чего боялись? Посмотрите, какая мы сила! Кто помешает вам добиться справедливости? Почему, как рыба на крючок, попались вы на лживые обещания купца? Год за годом купец вытягивал из вас все: урожаи хлеба, ягод и яблок, скот, одежду... половину жизни убиваете вы, чтоб отдать ему долги, а он живет среди вас, руки на животе греет. Он мошенник, вор! Почему все ваше зерно у него? Почему вы ему отдали последних ослов? Чего боитесь? Ваши ребра торчат, дети умирают от голода! К черту пустые разговоры! К черту пустой страх! Никаких нет за вами долгов, ничего вы купцу не должны! Зерно, украденное им, ваше! Ослы, украденные им, ваши! Шерсть от ваших овец, шкуры лисиц, пойманных вами в капканы, - все у купца, у вора... Идемте к нему, возьмем обратно и разделим каждому его добро. Идемте за мною!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30