– Тибо! – позвал я его, – ты где, черт побери, куда делся?!

– Я здесь, – негромко ответил мне Тибо откуда-то сверху. Я поднял голову и невольно расхохотался – Тибо сидел на верхушке сосны, вцепившись в нее, как клещами.

– Спускайся, все кончено, – махнул я ему рукой.

– Не могу, … п-примерз, – заикаясь, ответил он.

Взобравшись на сосну, я отцепил его руки и, схватив поперек, спрыгнул на землю. Усадив у огня, достал из его сумки бутылку и влил ему в рот изрядный глоток коньяка. Немного погодя, он оттаял, но все еще клацая зубами, сказал:

– Всякое видел, но это … жуть!

Убив Армана, я еще почти месяц кружил вокруг монастыря, не решаясь уйти, и все время думал о том, почему Арман назвал мое превращение ошибкой. Почему и Мур, и Арман сказали так? Что во мне особенного? Что заставило их думать одинаково? Мне нужно было выяснить это, и я решил побывать в Онфлере.

Я появился в городе, когда вечер только наступил. На улицах еще было много прохожих, по дорогам сновали экипажи. Я чувствовал себя непривычно среди людей, но они не обращали на меня внимания, спеша по своим делам. Я подошел к таверне, куда приводил меня Арман, и, открыв дверь, вошел внутрь. Все столики в зале были заняты. Хозяин подскочил ко мне, низко склонившись и пробормотав приветствие, прикидывая в уме, куда меня посадить и сколько денег я могу оставить в его заведении. Он меня не узнал. Как раз то, что мне нужно.

Решив узнать у него об Армане, я спросил:

– Мне нужен месье Арман, где я могу его видеть?

Хозяин проговорил, раболепно глядя мне в глаза:

– Не знаю, месье, он давно не приходил. Но он часто уезжает без предупреждения, – в мыслях хозяин таверны проклинал Армана и просил Бога избавить его от такого необычного постояльца.

– К нему кто-нибудь приходил за это время? – опять спросил я.

– Никого не было. Как ушел, так вот и все, никто не приходил. И слава Богу, – про себя добавил он, – не могу же я рассказать о той необычной красавице, что приходила на прошлой неделе, ведь она просила только передать записку. А вдруг в ней что-то важное, и Арман за нее с меня шкуру сдерет. Мне все время кажется, что он об этом подумывает. И этот тоже такой, как Арман, только немного лучше: глаза хоть и черные, но не такие жуткие.

– Мне должны были принести записку и передать ее через Армана, может все-таки кто-то приносил ее? Или мне еще раз зайти, через некоторое время?

– Ах да, приходила одна дама, на той неделе, совсем запамятовал! Сейчас принесу, месье, одну минуту, – засуетился он, стараясь поскорей избавиться от меня.

Взяв записку и бросив ему мелочь, я вышел на улицу. Развернул сложенный вчетверо лист, скрепленный печаткой, и прочел: « Арман, голубчик, почему не пришел в пятницу? Я ждала, ты ведь знаешь, Он не любит, когда ты надолго пропадаешь. Я скажу Ему, что у тебя все в порядке, но ты уж будьдобр, наведайся в «Кровавую Лилию». Ухожу сегодня, жаль, что не застала. Д.М.»

"Кровавая Лилия", что это может быть? Тайное сообщество вампиров или трактир? Это надо выяснить. И «Д. М.» – Дженесса Мур? Ушла, но, видимо, здесь бывает часто. Нужно найти эту "Кровавую Лилию ", там будет и Мур.

Я шел по пустынным, темным улицам города. Нужно было выйти на его окраину, чтобы развить уже привычную для меня скорость. Вдруг из-за угла, навстречу мне, вышли два человека грозного вида, высокого роста, с лицами, опухшими от пьянок, в грязных лохмотьях. Коряво улыбаясь, поигрывая мышцами, они приближались, обходя меня с двух сторон.

– Кто это тут бродит по ночам, ты не знаешь, Жюль? – засмеялся один из них.

– Месье, может, вы заблудились? Указать вам дорогу? В ад! – подхватил другой и захохотал.

В мыслях они уже делили мою одежду и деньги, которые надеялись найти в моих карманах, удивляясь моей смелости или глупости – ни один здравомыслящий человек не будет в такое время бродить по окраине города, среди портовых складов.

Я остановился, мне не хотелось связываться с ними. Пристально глядя в глаза одному из них, я старался просто напугать его. Он остановился, взгляд его стал затуманиваться:

– Уходи, – тихо произнес я. Послушно повернувшись, он пошел в другую сторону.

Я повернулся к его спутнику. Так же, пристально глядя в глаза, дождался, пока тот остановится:

– И ты уходи, – приказал я. Он послушно выполнил приказ.

Меня удивила их реакция на мои действия. Наверное, это из-за моего взгляда, – решил я. Видимо, мне еще многое предстоит узнать о способностях вампиров.

Весна вступала в свои права; птицы отмечали ее приход стройной симфонией щебета и, дерясь за невест, строили гнезда. В лесах царила любовь; животные справляли свадьбы. Самцы бились, самки кокетливо смотрели на них со стороны.

Я тосковал. Мне все больше не давала покоя мысль, хотя бы издали, посмотреть на Диану. Найти ее келью и просто посидеть рядом, за окном, ничем не обнаруживая себя. Полюбоваться на нее, спящую, услышать голос. Но будучи глубоко верующим, я не решался нарушить границы святой обители. Даже в ипостаси вампира я возносил молитвы к Создателю и верил в Его несомненное существование.

Каждый раз, выходя на охоту, я бродил вокруг стен ее монастыря, борясь со своим желанием. Как-то раз, вечером, я увидел карету маркиза де Бонне: она выехала из ворот монастыря. Я бросился следом, надеясь через его мысли узнать хоть что-нибудь о Диане.

То, что я увидел, очень встревожило меня: Диана была больна. Маркиз, обеспокоенный ее самочувствием, привозил доктора. Но Диана, дав обет молчания и затворничества, отказалась от встречи.

Я ругал себя последними словами за то, что раньше не догадался найти маркиза де Бонне. Больше не раздумывая, дождавшись, когда ночь укроет своим темным покрывалом землю, пробрался в монастырь. Перебираясь от окна к окну, я искал ее келью. Наконец я нашел ее, она находилась под самым верхним, украшенным каменным орнаментом карнизом. Я с трудом пристроился на узкой полоске пилястра, украшавшего окно, и заглянул внутрь. Тесная, темная комнатка была почти пустой, только узкий лежак с жестким тюфяком, набитым соломой и покрытым тонким шерстяным пледом, стоял у стены; небольшая полка с молитвенниками и распятье.

Диана, стоя коленями на низкой деревянной скамеечке для молитв, в грубой монашеской одежде, молитвенно сложив руки и склонив голову, молилась перед распятием. Она была истощена, очень бледна и едва удерживалась на коленях. Ветерок, проникавший в открытое окно, нежно развевал ее волосы. Кисти рук, бледные до синевы, круги под глазами, отрешенное выражение лица. Она плакала, и ее молитва-плач потрясла меня:

"Пресвятая Дева Мария, стоящая у престола Господа, услышь молитву мою, и плач мой, и стон души моей! Помоги мне в борьбе за похищенную демонами душу его. Помоги отмолить, спасти его бессмертную душу. Не дай ей погибнуть навеки.

Господи, творящий добро на земле, защити, помоги затерянной во мраке душе его. Убереги от врагов, истязающих и ввергающих в пучину греха. Возьми силу любви моей и, как щитом, укрой, заслони. Устели пути его моими нежными мыслями – пусть будут они легки. Слезами моими омой сердце его от ненависти и озлобления – пусть будет чистым оно пред Тобою. Укрепи его, Господи, словами молитвы моей – пусть будет он сильным перед врагом и не устрашится коварства сатаны. Наполни сердце его состраданием и любовью. Пусть помнит меня, и любовь моя пусть бережет его в веках. Аминь".

Очень осторожно, совершенно не слышно, я проник в ее келью через открытое окно.

– Диана, – едва слышно позвал ее, стараясь не напугать.

Она медленно подняла голову и удивленно посмотрела мне в глаза. Я, не отводя взгляда, заставил ее утонуть в них. Когда ее взгляд затуманился, тихо произнес:

– Спи, любимая, спи.

Ее глаза закрылись, и она медленно опустилась на мои руки. Я отнес ее на лежак и, опустившись на колени, припал к ее руке. Я стоял так всю ночь, не в силах расстаться с ней. Ее запах терзал, причиняя мучения, но я был рад этому, я принимал эти муки как искупление. Перед рассветом я отлучился на несколько минут, а вернувшись, положил на окно белую розу.

Весь день я бродил по лесу как неприкаянный, не зная, что предпринять, как спасти ее. Выкрасть и увести? Конечно, я мог это сделать и это не составило бы для меня труда, но захочет ли она пойти со мной? Вчера в ее мыслях я не увидел раскаяния или сожаления о выбранном пути. Наоборот, она твердо верила в то, что делает. И если я силой увезу ее, она, несомненно, воспримет это как насилие или предательство. Даже отец не смог уговорить ее покинуть монастырь. Я не мог так с ней поступить. Глубокое чувство раскаяния и вины терзало меня. Я не должен был тогда приходить к ней, нам не нужно было встречаться.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.