1.1. Юмор – это способ превратить «Ха-ха» в «Ага!». Учение с увлечением или когнитивно-эмоциональная природа юмора

Поиск путей эффективного развития креативности, творческих способностей личности привел нас к исследованию проблемы единства эмоционального и когнитивного в процессе познания. При этом под эффективным развитием мы понимаем процесс получения планируемых результатов обучения при минимальных временных затратах, а под результатом – устойчивые процессуальные свойства творческих способностей (гибкость, беглость, оригинальность мышления), проявляющиеся в инициативности, высокой работоспособности и самоорганизации, высокой скорости выявления и решения, разнообразных не стандартных задач.

Проблема единства эмоциональной и познавательной характеристик развития неоднократно обсуждалась, в том числе и на страницах известнейшей работы Л.С. Выготского «Мышление и речь». В последней главе, по словам А.Н. Леонтьева, дается великолепный образ: мысль совершается в слове, а не живет просто в слове. Совершается в слове. Она истекает, как облако истекает каплями дождя; а что же движет этим облаком? Каким ветром оно движется? И ответ был дан: это эмоциональные отношения, эмоциональные побуждения; это эмоции (2).

В целях полноценной реализации эмоционального и когнитивного обеспечения процесса развития творческих способностей личности в нашем спецкурсе отбирались задачи, намеренно не связанные ни с одной из изучаемых учебных дисциплин, характеризующиеся на уровне обыденного сознания как творческие, с ярко выраженным элементом занимательности. При этом под задачей мы понимаем, вслед за А.Н.Леонтьевым, цель, заданную в определенных условиях.

К внешним факторам принято относить средства обучения и содержание обучения. Самым оригинальным из имеющихся средств является использование «внепредметных» текстов культурного и культурно-исторического содержания (В.П.Зинченко).

«Великие произведения искусства истолковываются, комментируются, объясняются на протяжении веков и, тем не менее, остаются неисчерпаемыми, давая пищу для размышлений и переживаний все новым и новым поколениям. В отличие от объективных истин науки, произведения искусства несут в себе фрагменты абсолютной истины о мире и человеке, и в этом причина их неисчерпаемости», – пишет П.В. Симонов[1].

Относительно процессов познания Г. Гегель писал: «То, что в более ранние эпохи занимало дух мужей, низведено до познаний, упражнений и даже игр мальчишеского возраста, и в педагогических успехах мы узнаем набросанную, как бы в сжатом очерке, историю образованности всего мира». Эта мысль Гегеля полностью реализуется в разработанной нами системе задач. Когда великие произведения становятся основой для выявления метода, лежащего в основе создания, то есть, происходит поиск генетически исходного, то обнаружение метода происходит в форме присвоения в играх и упражнениях. «Присвоение индивидом форм культуры: на наш взгляд, это уже разработанный путь развития сознания», – подчеркивал В.В. Давыдов[2].

Присвоение исторически выработанных форм культуры выступает как результат воспроизводящей деятельности человека, овладевающего исторически выработанными способами преобразованиями последнего, которые постепенно становятся формами его самодеятельности[3].

Материал представленный в данной книге может быть использован с большой пользой на практике, и в то же время он является научно документированным. Содержит ссылки на известные работы по проблемам юмора, остроумия; обширный библиографический перечень.

Структура книги представлена 12-тью (дюжиной) модулей, в соответствии с классификацией приемов остроумия, предложенной А.Н. Луком. Новизна нашего подхода к классификации приемов остроумия состоит в уточнении внутренней структуры ряда приемов, таких как: доведение до абсурда, остроумие нелепицы, ложное противопоставление, ложное усиление, смешение стилей, намек, ирония, метафора, сравнение, повторение, двойное истолкование, парадокс. Таким образом, уточнена структура 12 из описанных к настоящему времени 12 приемов остроумия. Поиски тринадцатого приема остроумия пока не увенчались успехом. Возможно, что данная «дюжина», так никогда и не превратится в «чертову».

Порядок представления приемов обусловлен рядом соображений. Во-первых, уровнем сложности освоения приема, в силу присущих ему генетических особенностей. Во-вторых, с учетом места каждого приема в процессе освоения и жизнедеятельности личности. Так, например прием «доведение до абсурда» может оказывать значительное влияние на мировоззренческие позиции личности. И, соответственно, повлиять на восприятие всего материала в целом. Он и расположен первым. Приемы идущие за ним: остроумие нелепицы, ложное противопоставление, ложное усиление, смешение стилей, на наш взгляд, являются достаточно легкими в плане овладения техникой исполнения приемами. И они подготавливают читателя к восприятию более рафинированных приемов, таких, как намек и ирония, чаще всего реализуемых в разговорной речи, что требует почти виртуозного владения данными приемами. Прием «буквализация метафоры» также потребует на начальном этапе овладения некоторых усилий.

Приемы остроумия «сравнение» и «повторение», расположенные в конце, позволят реализовать весь накопленный арсенал умений, при условии качественного освоения предыдущих приемов. «Двойное истолкование», расположившись на предпоследнем месте, позволит в полной мере насладиться игрой слов.

«Парадокс», один из самых ярких и сложных приемов остроумия, завершает «дюжину», так как может быть реализован по форме в виде любого из названных приемов остроумия и требует напряжения всех аффективно-когнитивных ресурсов личности как в процессе создания, так и в процессе понимания и разрешения парадоксов. Сводный перечень приемов для удобства пользователей (как таблица умножения, в данном случае остроумия) находится в конце книги.

Композиционно материал в книге представлен следующим образом:

– теоретическое описание приема, включающее алгоритм создания, технологию воспроизведения;

– библиография по данному приему остроумия;

– упражнения, направленные на техническое овладение приемом, различные по характеру выполнения (отчасти это обусловлено спецификой формирования умения, отчасти – повышением эмоциональной привлекательности упражнений);

– упражнение «Зри в корень!», является обязательной составляющей при отработке всех приемов остроумия как необходимый обучающе-контролирующий, эмоционально привлекательный компонент. Особо хочется подчеркнуть, что мы руководствуемся при этом мыслью, что контролировать – значит, вести к успеху! Поэтому данный вид упражнения включен, во все 12 модулей книги. И, как говорят в аналогичных ситуациях ТРИЗовцы (так себя называют последователи Г.С. Альтшуллера, создателя Теории решения изобретательских задач), данный вид упражнений способствует получению «дополнительных пирожков» в виде формирования языкового вкуса при опоре на фрагменты мировой художественной литературы (МХЛ);

– юмористические задачи, являясь обязательным компонентом презентации каждого приема остроумия, позволяют ощутить положительные эмоции от процесса поиска и нахождения решения. Реализуя в полной мере «ноу-хау» книги – эмоциональную привлекательность задач (это осознано автором в процессе бесед с профессором, доктором психологических наук Дианой Борисовной Богоявленской);

– «премудрости от Совы» – это афоризмы, мысли великих стилистов, мастеров слова, подобранные с учетом специфики конкретного раздела и призванные углубить процесс рефлексии при овладении приемами остроумия;

– библиографический список по проблемам юмора и остроумия, включающий в себя более ста сорока наименований.

Впрочем, все фрагменты книги являются самодостаточными и могут быть использованы в процессе обучения как в комплексе, так и в виде отдельных задач и упражнений, или/и в качестве справочника по приемам остроумия, источника забавных, эмоционально привлекательных задач, для проведения различных мероприятий. Все предложенные задания предполагают как групповые формы работы, так и индивидуальные.

При этом хотим заранее снять обвинения, что творческие процессы мы пытаемся укладывать в алгоритмы (мы даже и не пытаемся, мы укладываем). И в этом плане достаточно последовательно шествуем за Генрихом Сауловичем Альтшуллером, с легкой руки которого ряд сборников по проблемам творчества, получили такие великолепно – парадоксальные названия как «Дерзкие формулы творчества», «Нить в лабиринте», «Как стать еретиком». При восприятии таких названий, еще даже до процесса погружения в содержание сборника, невольно приходит на ум один из законов Мерфи: «Не верьте в чудеса, опирайтесь на них».

Собственно творчество начинается только после свободного овладения техникой. Возьмем, к примеру, балет или хоккей, что кому больше по душе, или обратим свои взоры к письменным свидетельствам классиков. В письме к Гете Шиллер замечает: «Познание метода уже поднимает человека до известного господства над всеми предметами». О том же пишет Вильгельму Гумбольдту и 82-х летний Гете: «Чем раньше человек поймет, что существуют навыки, что, существует искусство, помогающее ему последовательно совершенствовать свои природные способности, тем он счастливее… органы человека благодаря упражнениям, учению, размышлениям, удаче и неудаче, побуждению и сопротивлению… свяжут приобретенное с прирожденным, так что целое повергнет мир в изумление»[4].

Специалист по вопросам психологии литературного творчества М. Арнаудов, считает, что: «Все рассудочное и техническое не только не ущемляет врожденное художественное чутье, а, наоборот, создает возможность для его полного проявления. Без тесного слияния с формами поэтического искусства, со стилем и композицией различных поэтических жанров абсолютно не мыслима никакая импровизация»[5].

Активное применение в процессе обучения фрагментов произведений из мировой художественной литературы («истории образованности всего мира» согласно Г.Гегелю), позволяет поддерживать стойкий широкий и глубокий интерес в связи с тем, что они обладают:

– совершенной формой реализации замысла;

– сильной очевидностью, глубиной реализации идеи;

– психологической убедительностью основанной на совершенстве формы;

– полным выражением сущностной характеристики объекта.

Одной из высших форм, выработанных в мировой художественной литературе, является стихотворная или поэтическая речь. «Поэзия» – слово греческого происхождения, означает творчество, ритмически построенная речь. Ритмическое построение речи усиливает степень эмоционального воздействия. Поль Валери определил поэзию как «симбиоз звука и смысла» (1931). В.П.Зинченко (1995) писал: «Любое не поэтическое раскрытие реальности не может быть полным». Этим объясняется наличие большого количества фрагментов стихотворных произведений классиков, а также значительное количество заданий, выполнение которых предполагает стихотворную форму.

Ритмическая организация поэтических произведений увеличивает степень воздействия на личность. Ряд ведущих ученых (С.Л. Рубинштейн, Л.С. Выготский, В.П. Зинченко и др.) отмечает, что метафорическая функция поэтики способствует развитию мышления. Стихосложение также выполняет функцию индивидуальной человеческой ориентировки (Л.С. Выготский), являясь способом саморефлексии и самосознания. Наличие большого количества задач, предусматривающих, появление юмористического эффекта или наличие такого эффекта изначально в задании позволяет в полной мере реализовать эмоционально – когнитивную направленность задач, так как понимание юмора является функцией как разума, так и чувства (Т. Рибо, И. Кант, Г. Гегель, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, А.Г. Асмолов, К. Изард и др.).

Важными характеристиками остроумия исследователи называют гибкость и беглость, а также оригинальность ума. Ритмически построенная речь или стихотворная речь, является оптимальным средством для тренировки вышеозначенных качеств. Практическая реализация данных теоретических конструктов и обусловила насыщение данной книги разноплановыми упражнениями, требующими применения рифмованной речи, стихосложения.

Автор выдающихся учебников по риторике Н.Ф.Кошанский (1781–1831) часто давал лицеистам задание – написать стихотворение. Именно на уроках Кошанского родилось стихотворение Пушкина «Роза», когда учитель просил воспитанников описать розу стихами. Профессор латинской и русской словесности Николай Федорович Кошанский был страстным любителем древней классической поэзии, талантливым переводчиком классики, и он, как никто другой, понимал значение стихосложения для процесса развития творческого воображения. Стихотворные или, по выражению одного из лицеистов, «смехотворные» уроки Кошанского описаны в воспоминаниях многих выдающихся творческих личностей, что свидетельствует о несомненной эмоциональной привлекательности данного вида упражнений.

Блок задач под общим названием «Приемы остроумия» способствует формированию умения выявлять генетически исходное основание (выявлять метод), использованное при создании того или иного сюжета. Упражнения под общим названием «Дюжина приемов остроумия» предназначены, в первую очередь, для формирования умения выявлять генетически исходное. Находить прием, лежащий в основе создания. И, по существу, являются очень наглядной иллюстрацией соединения эмоционального и когнитивного в одном задании.

В этом разделе в задачах также используются фрагменты – образцы из МХЛ. Так, при рассмотрении приема остроумия «Ложное противопоставление» для анализа предоставляется материал из произведения Ч. Диккенса «Лавка древностей». Например, такой, как: «Цвет лица у мисс Брасс был желтый, точнее грязно-желтый; зато на кончике ее веселенького носа в виде приятного контраста рдел здоровый румянец». Или жалоба Остапа Бендера: «Никто нас не любит, если не считать Уголовного розыска, который нас тоже не любит».

В процессе анализа студенты приходят к выводу, что в основе создания фраз лежит прием построения высказывания таким образом, что заключительная часть по форме будто бы противоречит началу, а на самом деле усиливает его.

Для отработки приема «Ложное усиление» стимулирующим материалом к творчеству могут служить шутки Марка Твена. Например, «Курить бросать легко. Я бросал раз пятьдесят» или такая «У меня, судя по всему громадные запасы ума. Для того, что бы ими пораскинуть, требуется почти неделя». В процессе анализа студенты приходят к выводу, что заключительная часть высказывания по форме усиливает начальную, а по существу, отрицает ее.

Прием двойного или множественного истолкования может быть освоен при рассмотрении омонимии, или игры слов. Например, «Под лицом, которым является наш король…» (Е.Шварц «Обыкновенное чудо»). Или строчки из А.С. Пушкина:

«Кроет уж лист золотой /Влажную землю в лесу./Смело топчу я ногой /Вешнюю леса красу».

(Нагой? Раздевшись, что – ли?).

В афоризмах Ч.Диккенса, очень наглядно представлен прием остроумия, ложное противопоставление, убедитесь сами, прочитав следующие афоризмы.

Это истина, не требующая доказательств, – как заметил продавец собачьего корма, когда ему сказали, что он не джентльмен.

Очень сожалею, если причиняю личные неудобства, сударыня, – как говорил грабитель, загоняя старую леди в растопленный камин.

На свете нет ничего невозможного, – как сказал лорд-мэр, когда главный министр, предложил выпить после обеда за здоровье хозяйки.

Считаем важным отметить, что разработанным блокам задач присущи как общие, так и специфические эмоционально – когнитивные функции.

Предлагаемый нами комплекс задач для эффективного развития креативности, творческих способностей включает в себя:

– личностный компонент (принятие качеств творческих, самоактуализирующихся личностей)

– деятельностный компонент (учебно-познавательная деятельность по отработке операционального аппарата и формированию позиции субъекта деятельности, рефлексии, направленной на поиск генетически исходного).

Еще раз хочется отметить, что особенностью разработанного нами комплекса является то, что задачи отвечают одновременно требованиям когнитивных целей и осознаются эмоционально привлекательными с точки зрения содержания. Эмоциональная привлекательность задачи способствует ее принятию для решения! Мы нуждаемся в различных перспективах, которые может дать юмор! Прислушаемся также к тому, что и как говаривал в свое время Остап Бендер. Взять, к примеру, его совет: «Пилите Шура, пилите …», эта фраза и будет лейтмотивом данной книги. На этой оптимистической ноте мы отнюдь не прощаемся с Вами. Нам бы хотелось, чтобы Ваши остроумные находки стали достоянием читателей в следующих изданиях. Их можно послать мне по следующему адресу:

455043, г. Магнитогорск, Челябинской области, пр. Ленина, 114, Магнитогорский государственный университет (МаГУ).

E-mail: mv-mus@ya.ru

Мусийчук М.В.

1.2. Аксиологический механизм юмора в образовании: теория и практика

Юмор представляет собой обобщенное отражение действительности, идеальную форму, выраженную на уровне смыслов, не принадлежащих самому предмету, а выражающих отношение субъекта к значению языковых высказываний, связанных текстов, образов сознания, ментальных состояний и действий. При этом смысл – это выражаемый знаком способ задания значения. Значение порождается на основе отношения знака к носителю знака, к означаемому, в различных сферах бытия. А.Ф. Лосев отмечает, что в языке знак может употребляться в бесконечном множестве контекстов, в каждом из которых он приобретает определенное значение, отличное от значений этого же знака в других контекстах. Следовательно, языковой знак может приобретать бесконечное количество значений, в том числе через юмор. Выявление смысла предполагает субъективное отношение, реализующейся через глубокое внутреннее осознание. Основным средством при решении задач на смысл являются символы, представляющие по А.Ф. Лосеву, объединение «вещи и идеи» и предполагающее единство когнитивного и аффективного опыта. Юмористические высказывания или целые тексты, как символы позволяют незнакомые вещи сделать приемлемыми на уровне сознания личности (войти в соответствующую структуру сознания у М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского).

Основания аксиологической функции юмора проявляются в нерасторжимости знаковости и социальности в юморе и реализуются, прежде всего, как оценка, выражающаяся в утверждении или отрицании универсальных ценностей, на индивидуальном, межличностном и социальном уровне. Например, оценочная составляющая аксиологической функции юмора на межличностном уровне способствует внесению нового содержания и изменения модально-оценочной направленности межличностных отношений. В то время как отличительной чертой данной функции на социальном уровне является эстетическая по форме критика отдельных сторон общественной жизни. Праксиологическя составляющая основана на опосредованном воздействии на практическую деятельность людей, определение их социальных целей и идеалов, выбор средств индивидуальных и массовых действий. Аккумулятивная составляющая, рассматриваемой функции юмора основана на латентной организации, через культуру, посредством динамической интерпретации социокультурной реальности. Этнодифференцирующая и эт-ноинтегрирующая составляющая основана на облегчении социальных привязанностей и групповой сплоченности. При этом содержание юмора всегда сопоставляется с жизненным опытом и связывается с ассоциациями, свойственными субъекту восприятия, зависит от контекста социальной среды и от определенной ситуации, в которой происходит акт восприятия.

Оценочная составляющая аксиологической функции юмора отражается в комедиях Аристофана (середина V века до н. э.), положивших начало обсуждению острых общественных проблем в юмористической форме. В дальнейшем традиция была поддержана в произведениях многих выдающихся авторов. Среди них Гораций (5–8 гг. до н. э.) и его знаменитые «Сатуры» (сатиры), которые изучались в школах Рима. В средневековой Европе увлекались «горацианской философией» (поэт Гораций занимал жизненную позицию «золотой середины»); им интересовались Державин, Майков, Дельвиг, Пушкин. В небольших по объему остроумно-шутливых, иногда и довольно язвительных произведениях Марциала (ок. 40 – ок. 104), открывается его отношение и к жизни, и к людям. Оценка явно проявляется по отношению к плагиаторам, приписывавшим себе его эпиграммы. Автор зло смеется над бездарностью, использует добродушный юмор, в отношении друзей. Популярность юмора Марциала не являлась привилегией только Рима, его произведения, составившие 15 книг эпиграмм, хорошо знали и в провинциях. Эпиграммы нашли отклик в сердцах и умах читателей в средние века, эпоху Ренессанса и Просвещения. Ценили Марциала и лучшие умы России, среди которых А.С. Пушкин. Оценочная составляющая аксиологической функции юмора отражается и в «Сатириконе» (собственно «Книге сатир») приписываемой Петронию (ум. в 66 г.), через иронический подтекст. Так, купающийся в роскоши герой «Сатирикона» – Трималхион произносит нравственные проповеди против роскоши, бездарный стихоплет Евмолп рассуждает с умным видом о причинах упадка искусств. Личность Петрония привлекала внимание различных писателей XIX века, например Пушкина («Цезарь путешествовал»), Сенкевича (в романе «Камо грядеши»), Ап. Майкова (в поэме «Три смерти»). Что, несомненно, является еще одним убедительным свидетельством реализации оценки через юмор.

Формирование ценностных ориентаций во многом способствует процессу развития личности в целом. Таким образом, духовный мир личности определяется степенью сформированности его ценностной ориентации, мерой его причастности к обществу, его истории, настоящему, диапазоном его общественных интересов, богатством и разнообразием связей и взаимоотношений с обществом.

Законы диалектики, реализуясь в педагогических процессах, отражают эволюцию ценностей общества, приводят к пониманию приоритета глобальных целей общечеловеческих ценностей и интеграции во всех педагогических системах. Реалии современного мира требуют отражения в содержании учебно-воспитательного процесса абсолютных ценностей-целей: жизнь, свобода, счастье, составляющих ядро гуманистических идеалов всех эпох развития человечества. Вместе с тем анализ преемственности педагогических идей показывает своеобразие круга ценностей, присущих культуре отдельного народа, актуальных для общества в определенный период его развития. К непреходящим ценностям могут быть в полной мере отнесены такие ценности, как: Отечество, идеал человека, эталоны красоты, труд, познание. Анализ вербального юмора осуществляется нами с позиций ряда основополагающих положений. Так одной из важнейших функций языка является кумулятивная функция, состоящая в том, что язык выступает хранилищем коллективного опыта и культуры народа (А.К. Байбурин, А.Н. Баранов, Е.М. Верещагин, В.Г. Гак, Ю.Н. Караулов, Н.Г. Комлев, М.М. Копыленко, В.Г. Костомаров, Ю.А. Сорокин и др.). Так же то, что в основе духовной культуры общества, лежит комплекс ценностей (Ю.В. Бромлей, Ж. Гармади, Ю.М. Лотман, Э.С. Маркарян, Э.В. Соколов, Дж. Фишман, Д. Хаймс и др.). Культурное своеобразие народа, отраженное в языке, обусловлено историческими, географическими, психологическими факторами и состоит большей частью в нюансах обозначения и понимания объективного и субъективного мира (Й. Вайсгербер, А. Вежбицкая, Г.Д. Гачев, В. фон Гумбольдт, Д.С. Лихачев, Э. Сепир, Б. Уорф).

Язык отражает во всех своих единицах культуру народа, вместе с тем существуют единицы, в большей мере отражающие не универсальные, а специфические характеристики материальной и духовной жизни народа, эти единицы в концентрированном виде несут страноведческую (этнокультурную) информацию (С.Г. Вор-качев, Ж. Дюрон, В.И. Карасик, Д.Г. Мальцева, О.Г. Почепцов, В.М. Савицкий, Г.Д. Томахин, Н.И. Формановская). Наиболее ярко данное положение проявляется в юмористической форме.

Аксиология опирается на две группы текстов, находящиеся на разных полюсах текстовой иерархии культуры. Во-первых, это дидактические тексты, в которых осуществляется эксплицитное провозглашение социально одобряемых ценностей и формирование общественного идеала. Во-вторых, юмористические тексты, в которых происходит карнавальная фамильяризация ценностей, соотнесение их с личностно-утилитарными доминантами носителя культуры. Язык, в том числе в юмористической форме, является хранилищем коллективного опыта человечества. Этот опыт выражается в значениях слов и устойчивых выражений, в ценностных ассоциациях и зафиксированных в языке нормах поведения, в прецедентных текстах, определяющих принадлежность людей к той или иной культуре. Юмор играет особую роль в передаче коллективной и индивидуально-авторской мудрости от поколения к поколению, выражая наиболее важные для людей идеи, олицетворяющие определенные ценности. Доказательством данного положения служит тот факт, что в силу специфики жанра юмористические фразы и тексты не могут сопровождаться каким-либо справочным аппаратом (сносками, ссылками, примечаниями). Более того, избегается даже возможность запроса адресатом любых дополнительных объяснений. Юмор предназначен для мгновенного восприятия, на основе процесса саморазвития интеллектуальной активности. Все, что в них обсуждается, пародируется или даже просто упоминается, должно входить в фоновые знания слушающей или читающей аудитории и быть для нее актуальным.

В любой культуре одним из наиболее часто высмеиваемых качеств является невежество, незнание того, что полноценный член культурного сообщества знать должен, а также ограниченность и фрагментарность интеллектуального багажа. Нередко эффект смехового произведения строится на неумении персонажей распознать текстовую реминисценцию: Знаешь, выпустили Майн Рида./ Да, теперь многих выпускают. (1). Это за чем очередь?/ Дают Бальзака!/ А что, бальзак шире штапельного?/ Дурак, бальзак – это мазь такая… (2). Анализ приведенных примеров показывает, что в (1) примере объектом, на который направлен юмор, является зацикленность членов советского общества на политических процессах. В примере (2) – на хозяйственных проблемах. Средством демонстрации этой зацикленности служат неверно проинтерпретированные персонажами упоминания произведения Майна Рида и произведения Оноре де Бальзака. Не иметь никакого представления об этих текстах, хотя бы на уровне факта их существования для носителя данной культуры смешно, несмотря на то, что они не входят в школьную программу обязательного изучения и не обладают высоким идеологическим статусом.

Новый подход к философии познания предполагает обращение ко всему многообразию способов духовного освоения мира. Познание рассматривается не как самодостаточный процесс, а как процесс находящейся в тесной взаимосвязи с различными антропологическими смыслами. Отметим, что юмор является одним из существенных оснований для личностно-экзистенциального и общественного самоопределения в ситуации ценностно-нормативной неопределенности, перехода из онтологической культурной плоскости, в прагматическую.

Недавно мне пришлось принять участие в федеральном конкурсе по подготовке международной встречи детей России и Италии, по Уральскому федеральному округу. Особенностью конкурсного отбора явился ряд организационных моментов. Так возрастной ценз участников – дети от 10 до 14 лет. Наличие у участников талантов в области художественной самодеятельности (музыкальные исполнительские способности, танцевальные умения и навыки и т. д.). В этой связи отметим, Библер писал в «Диалоге культур», что в искусстве человек, обреченный встраиваться в наличные, застарелые цепочки социальных связей и отношений, свободно заново формирует то общение (автор – читатель; Я – другое Я – Ты), которое прорывает и преобразует мощные силы детерминации извне и из-нутра … Так нарастает новый всеобщий социум – социум культуры – особая, в чем-то близкая к полисной, социальность, точнее, форма свободного общения людей в силовом поле культуры, диалога культур.

В число обязательных умений и навыков, которые подлежат проверке в конкурсе, наряду с навыками художественной самодеятельности, были включены такие как: речевая культура (яркость, выразительность речи, логика изложения); коммуникативные умения и навыки. Рассмотрим некоторые задания конкурса. Инструкция конкурсантам: «Вам предлагаются начальные строчки стихотворений, необходимо придумать продолжение в двух или более строчках, в стихотворной или прозаической форме». Среди наиболее популярных вариантов, выбранных для завершения, были строчки, написанные Д. Хармсом: «Бог проснулся. Отпер глаз, /Взял песчинку, бросил в нас. /Мы проснулись…». И такие варианты продолжения …

«Вдруг глядим, /Мир стал краше, /В миг один». (Магнитогорск, Гольцева О.). «Мы проснулись, оглянулись, /С неба звезды улыбнулись. (Свердловская обл. г. Тавда, Маслова Н.).

Еще один вариант задания, учитывающий напрямую возраст участников: «Крокодил известный Гена /Чебурашку повстречал …». Варианты творчества детей таковы. «Он теперь поэт известный, /Он начало всех начал!» (г. Челябинск, Зенина Л.). «Оба рады были встрече, /До потери дара речи». (Екатеринбург, Петровская Д.). В выполненных детьми заданиях явно прослеживаются юмор, предполагающий позитивное восприятие объекта, что важно в диалоге.

Коммуникативные умения участников проверялись рядом заданий, в числе которых было и достаточно сложное, предполагающее не стандартный диалог. «Сменить точку зрения, можно пригласив кого-нибудь пообедать. Предположим, что люди, перечисленных ниже специальностей, отправятся вместе на обеденный перерыв. Чему они могут научиться друг у друга? Хореограф и садовник; цирковой клоун и медсестра; священник и профессиональный футболист». Возникли такие варианты диалогов: «Я считаю, что хореограф может позировать, а садовник вырезать из кустарников, деревьев форму этих красивых поз. Научится у садовника, хореограф может правильному изготовлению декораций для сцены из различных цветов, узнав какие цветы, для каких ситуаций больше подходят. (г. Ханты-Мансийск, Загайнова Ю.).

Диалог клоуна и медсестры может разворачиваться по различным сценариям. Например, так:

«Клоун и медсестра

Два разных человека.

Клоун – это юморист,

А медсестра ведь лекарь…

При общении с клоуном медсестра станет очень веселой. И я думаю, к такой медсестре любой пациент будет приходить с радостью. Клоун начнет лечить людей своим смехом и получится: больница-цирк-здравница.

Будет клоун всех лечить,

Своим прекрасным смехом.

А пациенты все ходить,

В больницу для потехи.

И будет в мире радость, смех,

И, улыбнется даже солнце!

А царем мира станет смех,

Веселье и множество разных потех!»

(Челябинская обл., г. Пласт, Середин Гр.)

Или такая версия. «Цирковой клоун и медсестра могут многому друг и друга научиться. Например, медсестра расскажет клоуну, как делать так, что бы, не было травм. Цирковой клоун может показать несколько фокусов и развеселить почти всегда серьезную и в работе медсестру». (г. Курган, Аникин Владимир).

Итогом совместного обеда клоуна и медсестры может стать и такой диалог. «Медсестра и клоун собрались на ужин / Медсестра с уколом, клоун с красным носом. /Медсестра спросила / – Вы так подзамерзли, /Что у вас нос красный и опухший очень? /– Не замер я вовсе, и нос мой нормальный. / Просто вы забыли, что я шут, я клоун. /Нос красивый, мне костюмом служит. / Ну, а вы сестричка, почему в халате, /Не могли бы выйти вы в красивом платье? /– Ни за что, я врач, ведь халат мне – форма. /И я шприц не прячу, там под белой формой. /Просто инструмент мой, должен быть со мною. / – Значит вы – с уколом, ну, а мы – с носами. /Друг о друге больше, знаем теперь с вами. /И теперь уколов не боюсь я вовсе, /Но и вы уж смейтесь, надо мной почаще. (г. Курган, Карпенко Лариса).

И совсем непростой представляется встреча и диалог, между священником и профессиональным футболистом. Послушаем: «Однажды встретился священник с футболистом. /И, начался меж ними разговор: /Что главное берешь от жизни? /Священник вдруг спросил. /И получил в ответ короткий отклик: «Все!» /Что именно тут уточнил священник? /И футболист сказал: «Футбол!» /Так долго спорили они, что и язык стал заплетаться. /И разговоры шли про Бога, ну и конечно про футбол. / Теперь гоняет мяч священник, а футболист идет в костел». (Голубев А.).

Процесс понимания речи, диалога, особенно юмористического содержания, тесно связан с коммуникативной деятельностью, предполагающий не только передачу сообщения, но и установления его смысла. Намеренное столкновение смыслов в юморе не обедняет единичный контекст, а углубляет процесс восприятия. В юмористической форме конкретное, противоречивое не просто ставится рядом; противоположности связываются в резком противоречии, и эта связь содержит намек на глубоко спрятанную истину, кроющуюся в синтезе этих противоположностей. Задания, выполненные детьми в рамках конкурса, позволяют сделать вывод о готовности детей к диалогу и как высшей форме – диалогу культур.

В аксиологической функции юмора реализуется процесс усвоения моделей социального поведения, процесс принятия норм и ценностей, на основе интенциональной трактовки понятия смысла (инспирированной концепциями В. Дильтея, Г. Риккерта, М. Вебера, Э. Гуссерля и др.). Характер восприятия произведений искусства (включая юмористические), оказывает психологическое воздействие на процесс восприятия и обогащает духовный мир человека. Юмор как ярко выраженное эмоциональное отношение к миру, нашло свое отражение в искусстве.

Основания аксиологической функции юмора проявляются в нерасторжимости знаковости и социальности в юморе и реализуются, прежде всего, как оценка, выражающаяся в утверждении или отрицании универсальных ценностей, на индивидуальном, межличностном и социальном уровне.

Таким образом, аксиологическая функция юмора, обусловлена нерасторжимостью знаковости и социальности в юморе, и проявляется в сконцентрированных тенденциях, определяющих собой направление необходимого изменения мира, через латентную организацию, на основе юмористических фрагментов произведений мировой художественной литературы и фольклора, выражающих отношение народа к событию, явлению, факту, как наиболее широкий и глубокий способ установления связи между внешним миром и субъективным опытом личности, с целью выяснения значения и смысла для сегодняшнего бытия.

Социальное символическое поле распространяется вплоть до общечеловеческого, в котором субъект взаимодействует с миром посредством символов, известных всему человечеству, например, улыбки или колокольчиков на шутовском колпаке. Трансформация культуры в сознании личности происходит благодаря погружению социальных связей вглубь сознания. «При этом, – подчеркивает

А. Осмолов, – социальные связи не только погружаются во внутреннюю речь, но и преобразуются в ней, приобретая новый смысл, новое направление во внешнюю деятельность» (1). Преобразуя бытие, личность вносит свой вклад в построение образа мира, который всегда субъективен.

Важность и необходимость обращения к проблеме формирования анализа процесса мышления в образовательном процессе определяется необходимостью формирования личности как субъекта и сопряжено с поиском смысла жизни, который всегда субъективен. Однако сама возможность построения образа мира будет зависеть от сознания и мышления личности. Если мышление человека основано на оперировании «чистыми» значениями, то подобное рациональное постижение помогает овладеть миром, но не понять его. Разум, свободный от эмоциональных переживаний, построит образ как схему этого мира. Лишь при условии, восхождения от значения к смыслу, через процесс интериоризации, путем проживания этих смыслов, личность становится способной построить образ мира, в котором «знания, мышление не отделены от процесса формирования чувственного образа мира, а входят в него, к чувствительности» (2). Открытие личностного смысла позволяет одухотворять окружающий мир. В свое время Г.В. Гегель подчеркивал: «Я вкладываю душу в предмет». Аналогичную точку зрения отстаивал М.М. Бахтин: «Вещную среду надо «заставить заговорить» (3).

Сверх указанного, считаем важным отметить, одно из ключевых положений, что «психологическим объектом воспитания является смысловая сфера личностных смыслов и реализующих их в деятельности смысловых установок» (4). В процессе обучения и воспитания необходимо содействовать их формированию или изменению личностных смыслов.

Способность к «восхождению» поведения на символический уровень обнаруживается у того, кто подымается на уровень символического восприятия и трактования мира, кто «находится не в пространстве вещей и предметов, а в пространстве событий» (5). Следует подчеркнуть, процесс восхождения к символу, ознаменован двумя важными факторами: первый – личностная свобода человека – субъекта; второй – принципиальное постоянство и устойчивость поведенческих черт этого человека. «Смысловой уровень регуляции не предписывает, таким образом, готовых рецептов поступков, но вырабатывает общие принципы, которые в разных ситуациях и деятельностных пересечениях могут быть реализованы разными внешними (но едиными по внутренней сути) действиями. Лишь на основе этих принципов впервые появляется возможность оценки и регуляции деятельности не с ее целесообразной, прагматической стороны – успешности или неуспешности течения, полноты достигнутых результатов и т. п., а со стороны нравственной, то есть со стороны того, насколько правомерны с точки зрения этих принципов реально сложившиеся отношения между целями и мотивами, целями и средствами их достижения… главным становятся не цели, а нравственная оценка этих целей, не успехи, а средства, которые были выбраны для их достижения» (6).

Отстаивая гуманистические позиции современного образования и декларируя признание прав учащегося на свободу личностного и индивидуального проявления, мы говорим о системе образования, которая выводит ученика пределы постоянного контроля, оснащая его всей палитрой необходимых умений и элементарных навыков и освещая его свободный выбор самыми широкими и высокими смыслами наивысших ценностей жизни. В дополнении к этому отметим, что при таком подходе к процессу обучения и воспитания производится выбор символа, а не правила, отношения, а не нормы. При этом образ поведения, то есть его форма, будет создаваться творчески и обеспечиваться разнообразием умений, разработанных системой образования, использующей в числе других эффективных арсеналов опору на процесс речемышления, реализующийся также и в аксиологическом механизме юмора.

Список литературы

1. Асмолов А. Социальная биография культурно-исторической психологии // Выготский Л.С., Лурия А.Р. Этюды по истории поведения: Обезъяна. Примитив. Ребенок. – М.: Педагогика-Пресс. –1993. – С. 3 – 18.

2. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М., 1975. – С. 12.

3. Бахтин М.М. Литературно – критические статьи. – М., 1986.

4. Асмолов А.Г. Деятельность и установка. – М., 1979. – С. 150.

5. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути. – СПб., 1997. – С. 538.

6. Братусь Б.С. Личностные смыслы по А.Н. Леонтьеву и проблема вертикали сознания // Традиции и перспективы деятельностного подхода в психологии: школа А.Н. Леонтьева. – М.: Смысл, 1999. – С. 291.

1.3. Юмор – черта богов. Мифы о юморе

Миф (от греч. mythos, "слово", "речь"), предание, возникшее в глубокой древности, ранний вид устного народного творчества. В отличие от легенды миф не имеет элементов подлинного факта, а целиком исходит из вымышленного. Есть что-то мистическое в совпадении количества олимпийских богов и приемов остроумия. И тех и других – двенадцать. В число 12 олимпийских богов Дионис вошел поздно. В Дельфах он стал почитаться наряду с Аполлоном. На Парнасе каждые два года устраивались оргии в честь Диониса, в которых участвовали фиады – вакханки из Аттики. Символично, что до сих пор тонкая учтивая насмешка, носит название аттической соли. В Афинах устраивались торжественные процессии в честь Диониса. В Риме Дионис почитался под именем Вакха (отсюда вакханки, вакханалии) или Бахуса.

Из религиозно-культовых обрядов, посвященных Дионису (греч. tragodia букв. "песнь о козле" или "песнь козлов", то есть козлоногих сатиров – спутников Диониса), возникла древнегреческие трагедия и комедия. В Аттике Дионису были посвящены Великие, или Городские, Дионисии, включавшие торжественные процессии в честь бога, состязания трагических и комических поэтов, а также хоров, исполнявших дифирамбы (проходили в марте – апреле); Ленеи, включавшие исполнение новых комедий (в январе – феврале); Малые, или Сельские, Дионисии, сохранившие пережитки аграрной магии (в декабре – январе), когда повторялись драмы, уже игранные в городе. Дионис славится как Лиэй ("освободитель"), он освобождает людей от мирских забот, снимает с них путы размеренного быта, рвет оковы, которыми пытаются опутать его враги, и сокрушает стены

Сатиры (S a t u r o i) демоны плодородия, составляющие вместе с силенами свиту Диониса. Они териоморфны и миксантропич-ны, покрыты шерстью, длинноволосы, бородаты, с копытами (козлиными или лошадиными), лошадиными хвостами, с рожками или лошадиными ушами, однако торс и голова у них человеческие, символом их неиссякаемого плодородия является фаллос. Они задиристы, похотливы, влюбчивы, наглы, преследуют нимф и менад (Hymn. Hom. IV 262 след.). Они забияки, любят вино.

Диониса сопровождала свита сатиров. С течением временя их изображали в более антропоморфном виде, сохраняя от древнего животного облика пышный лошадиный хвост. Часто отождествляются с силенами. Известен миф о сатире или силене Марсии, состязавшемся с Аполлоном. Хор сатиров – непременный участник так называемых сатировских драм (например, "Киклоп" Еврипида, "Следопыты" Софокла).

Мифология (от греч. mythos, "повествование", "сказание" и logos, "учение", "слово"), фантастическое отражение действительности в первобытном сознании, воплощенное в характерном для древности устном народном творчестве. Миф – возникающее на ранних этипах истории повествование, фантастические образы которого (боги, легендарные герои, события и т. п.) были попыткой обобщить и объяснить различные явления природы и общества. Это своеобразная форма проявления мировоззрения древнего общества. В мифологии отражаются также и нравственные взгляды, и эстетическое отношение человека к действительности. Мифологические образы в различном осмыслении часто использовались искусством.

Особенно обширен был в представлении древних греков мир нимф (греч. "девы") божеств природы, ее живительных и плодоносных сил, олицетворяющих все движущееся и растущее в природе, все дающее жизнь растениям. Различали несколько видов нимф: нимф морей, источников (океаниды, нереиды, наяды), озер и болот (лимнады), гор (орестиады), рощ (альсеиды), деревьев (дриады, гамадриады) и их отдельных пород (мелиады – нимфы ясеня). Своих нимф имели также долины и острова. Главными нимфами считались водные, по античным лексикогафам слово "нимфа" означает "источник".

Нимфы обитали вдали от Олимпа, в глубоких, гулких пещерах, в чей загадочный мрак решится вступить не каждый, но по приказу Зевса призывались во дворец отца богов и людей. Там, где начинают свой бег ручьи, склонялись прекрасные девы над новорожденными водами, вместе с ними выходили из недр, пробивая земную толщу, и никто не мог остановить их движения. Радуясь солнечному свету, они искрились, словно плясали. Места их выхода для людей были священны; в пещерах и гротах, рощах и лесах воздвигались святилища – нимфеумы, где нимфам приносили жертвы. Гомеровское описание пещеры нимф на Итаке получило символическое толкование как средоточие космических сил у философа Порфирия в трактате "О пещере нимф". Нимфы долговечны, но, в отличие от богов, смертны. Источник может иссякнуть, дерево засохнуть. Нимфы хрупки, как сама природа, и требуют к себе бережного отношения.

С развитием человеческого общества менялись его представления о природе и ее силах. Нимфы начали приобретать индивидуальные имена, в сознании людей они стали больше походить на прекрасных обнаженных или полуобнаженных дев, от браков которых с небожителями стали рождаться герои.

Позитивная эмоциональная сущность юмора была отмечена мыслителями, начиная с глубокой древности. Так, о мажорном смехе богов говорил Прокл. Гомерический хохот языческих богов вошел в число общекультурных идиом. Аналогичного рода отношение к эмоциональной составляющей юмора и вызываемого им смеха содержится в древних мифах. Мифы говорят, что «плачут боги не вечно, смеются же непрестанно, ибо слезы их относятся к попечению о вещах смертных и бренных, и порой есть, а порой нет их, смех же знаменует целокупную и вечно пребывающую полноту вселенского действования … Смех мы отнесем к роду богов, а слезы – к состоянию людей и животных» (Цит. по Новейший философский словарь /сост. А.А. Грицанов. – Мн., 1998. – С. 871). В данном высказывании речь идет о таких важных сущностных характеристиках юмора, как способность к эмоциональному возрождению посредством отстранения от рассматриваемой ситуации, что позволяет достигать большей объективности.

В Древнегреческой мифологии также был бог насмешки и злословия Момос. Уже в наши дни исследователь В.Л. Вартанян предлагает термин «момистическое» как интегрирующий различные проявления способности к смеху, рассматриваемое в качестве особой формы психической активности, в том числе и когнитивной, или интеллектуальной активности. Активность юмора и его проявления в смехе также нашли отражение в одном древнеегипетском папирусе (III в н. э. Хранится в Лейдене). Божественный смех в данном папирусе описывается как сотворитель мира (креативная функция юмора). «Когда бог смеялся, родились семь богов, управляющих миром… Когда он разразился смехом, появился свет… Он разразился смехом во второй раз – появились воды …» Наконец, при седьмом взрыве смеха родилась душа. В данном памятнике культурного наследия отражена важнейшая сущностная характеристика юмора – способность обновлять душу средствами юмора.

Есть еще один красивый миф о юморе … Горе и радость встретились ночью в лесу и, не узнав друг – друга, поженились. У них родился ребеночек. И назвали его – юмор.

Существенная, генетическая характеристика, заключающаяся в стремлении давать сложную, как сама жизнь, оценку, свободную от односторонности общепринятых стереотипов. В связи с данными характеристиками юмора Жан Поль (Иоганн Пауль Фридрих Рихтер) уподобляет юмор птице, которая летит к небу вверх хвостом, никогда не теряя из вида землю, – образ, материализующий оба аспекта юмора (комическую трактовку и внутреннюю серьезность).

Остроумие (agudeza) как способ связывать и сопоставлять различные понятия описывал Б. Грасиан (1601–1658). Задача остроумия в придании стилю красоты и изящества. Остроумие – пища души. Остроты в произведениях самых хитроумных писателей единичны, а не единственны в своем роде (то возражения, то соотношения, то игра слов), отсутствует разнообразие – великая матерь красоты. Мысль без остроты и суждений подобна солнцу, лишенному света и лучей.

В сочетании и переплетении материала, собранного из всех стран мира и областей действительности, юмор как бы возвращается назад к символическому, где смысл и облик также расходятся друг с другом. Разница в том, что теперь материалом и смыслом распоряжается только субъективность поэта, подчеркивал Г.В. Гегель.

Значение юмора в образной метафорической форме, впрочем, как в прямом, так и в переносном смысле удалось описать Б. Шоу: «Юмор – черта богов».

1.4. От плоского остроумия к истинному остроумию. Креативная функция юмора

Проблемы, связанные с осмыслением дефиниции «юмор», возникают в связи с феноменологической сущностью данного понятия. Креативная природа юмора ярче всего проявляется в остроумии, как гносеологической составляющей юмора. Так Аристотель говорит, что «остроумие – это дерзость, получившая образование». Креативный характер остроумия особым образом выделен И. Кантом в работе «Антропология с прагматической точки зрения». Так в § 54 «О талантах и познавательной способности» подчеркивается, что «талант – продуктивное остроумие». И далее «продуктивное остроумие позволяет находить сходство между неоднородными вещами и дает рассудку материал для того, чтобы сделать его понятия общими» [Кант, 2002]. Г. Гегель в «Науке логики», подошёл к анализу остроумия как формы мышления, подчеркивая, что остроумие схватывает противоречие, высказывает его, приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет «понятие светиться через противоречие». Ф. Шлегель, выделяя креативную составляющую юмора, пишет, что «острота есть взрыв связанного сознания», то есть рассудочного мышления, окостенелого в односторонних, непротиворечивых понятиях. В юмористической форме конкретное, противоречивое не просто ставится рядом; противоположности связываются в резком противоречии, и эта связь содержит намек на глубоко спрятанную истину, кроющуюся в синтезе этих противоположностей.

Объективными, данными выделения креативной сущности юмора, является наличие целого ряда понятий, отражающих степень выраженности рассматриваемого явления: «истинное остроумие» (К. Гельвеций), «плоское остроумие» (И. Кант), «продуктивное остроумие» (И. Кант), «плоский юмор» (Г. Гегель), «низкопробный юмор» (К. Маркс), «остроумие идей» (Г. Гейне) и др. Остроумие основывается на принципе фиктивности, допущении подобия. Модус «как если бы» позволяет остроумию отождествлять различное, включать неизвестное в структуру уже имеющегося знания. При этом понимание не редуцируется к простому сравнению, а ориентируется на более глубокое проникновение в предмет. В связи с этим необходимо рассмотреть проблему реализации в юморе (юмористической форме) процесса понимания имплицитного смысла как способа экзистенциально-индивидуального бытия. В этой связи отметим, что взгляды Ж. Батая и Ж. Деррида основываются на понимания процесса зарождения юмора в момент отказа от смысла, поскольку смешно именно закабаление очевидностью смысла. Эту мысль развивает М. Делез, подчеркивая, что юмор порождается на уровне чистого события или «поверхности» в соразмерном действии друг на друга нонсенса и смысла. При этом юмор определяется М. Делез в «Логике смысла» как номадическая (кочующая) сингулярность. "Номадическое мышление" стремится сохранить различие и разнородность понятий там, где "государственное мышление" выстраивает иерархию и сводит все к единому центру-субъекту. Понятие, освобожденное от структуры репрезентации, представляет собой точку воздействия различных сил, которые противопоставляются Делез власти. Последняя является продуктом репрезентации и направлена на создание иерархии, в то время как свободная игра сил разрушает любой централизованный порядок. Понятие, согласно Делез, не должно соотноситься ни с субъектом, ни с объектом, т. к. оно представляет собой совокупность обстоятельств, вектор взаимодействия сил. Рассматривая противостояние двух видов мышления на уровне топологии, Делез указывает, что пространство номадических потоков представляет собой гладкую поверхность с возможностью движения в различных направлениях, означающей наличие множества вариантов развития. В анализируемых подходах выделяются отдельные аспекты юмора, основанные на логико-гносеологическом рассмотрении феномена «юмор». Однако следует признать, что специфика креативной природы юмора, заключается в понимании нового, имплицитного смысла.

Под креативным механизмом юмора, нами понимается порождение в процессе восприятия юмористического текста нового, имплицитного смысла, основанного, на компоновке текста, с высокой степенью контраста (двойственности и/или многозначности). Это можно утверждать на основании ряда положений:

– порождение нового смысла, опосредуется изменением устойчивых семантических связей (разрушение смысловых стереотипов) и выходом на различные уровни обобщения (осмысления) ситуаций, с целью выявления сущностных характеристик, в соответствующем контексте,

– юмористическая форма, как основа смыслового восприятия, порождает трансформацию содержания через понимание значений, выражающих имплицитный смысл;

– создание значений альтернативных имеющимся через возникновение нового смысла, порождаемого значимыми отклонениями от нормативных структурных ожиданий;

– предвидение последствий, посредством проигрывания на лингво-юмористических моделях, принятия тех или иных решений и выборе оптимального решения в соответствии с заданными критериями управления.

Рассмотрим данные положения на основе вербального юмора, поскольку, «язык – дом бытия» (М. Хайдаггер). В юмористических высказываниях наиболее отчетливо проявляется индивидуальный модус бытия. «Ни в чем, так не проявляется характер человека, как в том, что он находит смешным» (И. Гете).

Понимание, порождение смысла определяется принципом релевантности. Данный принцип сформулирован в русле основных парадигм прагматики языка, опирающихся на теории Д. Спербера и Д. Уилсона. В соответствии с подходом, предложенным данными авторами, говорящий, гарантирует слушателю, что в процессе обработки информации, будут получены эффекты контекста, т. е. достигнуто порождение нового смысла., возникающего из объединения высказанного предложения и контекста. Юмору, обладающему природой Протея (Ж. Поль), присущ потенциал многозначности, основанный на преобразовании значений слов. А. Ф. Лосев отмечает, что в языке знак может употребляться в бесконечном множестве контекстов, в каждом из которых он приобретает определенное значение, отличное от значений этого же знака в других контекстах. Погружение слова или выражения в определенный контекст, порождает юмористические высказывания, в которых происходит замена многозначности – двузначностью, основанной на индивидуальных осмыслениях. При этом может происходить трансформация абсолютно однозначно воспринимаемого вне контекста слова, например, «рисковать», в «горький юмор».

Два старика вспоминали молодость.

– Ради меня одна прелестная девушка рисковала своей жизнью, – говорит со вздохом один.

– Как это?

– Она сказала, что скорее прыгнет в Дунай, чем выйдет за меня замуж.

Этот пример представляет особый интерес в связи с тем, что не происходит никаких трансформаций в лексическом значении слова. Новый смысл порождается наличием контекста. Таким образом, новый смысл порождается, после того как определены импликации, выведенные из контекста. При этом подчеркнем, что язык и юмор, как форму существования языка невозможно рассмотреть с точки зрения «внеличностного представления мира» (Л. Витгенштейн). Иногда, порождение нового значения связано, не с исследуемым предметом, а с представлениями слушателя или читателя. Возьмем для анализа следующую ситуацию. Небольшая газета организовала конкурс с целью выявить наиболее порядочного и доброжелательного гражданина своего города. Среди поступивших писем было и такое: «Я не курю, не потребляю спиртного, не играю в карты, не бегаю за женщинами, предан своей супруге, много работаю, ложусь рано и встаю на заре… Такую жизнь я веду уже три года… Не подождете ли вы до следующей весны, когда меня освободят из заключения?»

В начале у читателя формируется представление о добропорядочном гражданине, примерном семьянине, которое разрушается за счет понимания имплицитного содержания, порожденного в данном конкретном случае приемом остроумия – «ложное противопоставление. Процесс познания, как понимание имплицитного смысла, являясь основой креативного механизма юмора, основан на порождении нового смысла, в соответствующем контексте. В связи с этим подчеркнем, что один из творцов теории речевых актов Дж. Серль указывал, что «затрагиваются отношения между значением слова и предложения, с одной стороны, и значением высказывания или значением говорящего с другой» [Серль, 1990].

Одной из распространенных в коммуникативных процессах форм создания контекста, являются, являются клишированные приговорки. Так ключевые фразы анекдотов входят сознание носителей того или иного языка, так же и на уровне клишированных приговорок. Вырванные из анекдота, данные фразы, тем не менее, связаны с породившим их контекстом. Приведем пример. «Ты не прав, Вася» – из анекдота об электрике, которому на голову капнуло расплавленное олово, когда его напарник паял проводку. Говорится в ситуации, когда один из участников процесса коммуникации нечаянно причиняет боль другому.

И так, эффект рождения нового смысла, при порождении и понимании юмора, безусловно требует существования контекста. В этой связи хочется привести мысль Р. Рорти, что язык, состоящий из одних метафор, был бы просто журчанием [Рорти, 1996]. (Метафора, в данном контексте, нами рассматривается как одна из форм создания юмористического эффекта). Креативный механизм юмора состоит в указании вектора раздумий об определенных событиях. При этом происходит выявление имплицитного содержания, на основе динамизации устойчивых семантических связей и выход на различные уровни обобщения (осмысления) ситуаций, с целью выявления сущностных характеристик.

Понимание имплицитного смысла в юмористической форме, происходит на основе трансформации содержания. Данное положение доказывается тем, что юмористическая форма самостоятельна по отношению к смысловому содержанию, поскольку структурные изменения в форме мысли приводят к иному смыслу. Рассмотрим это положение на примерах. Объявление: «Продается автоответчик Калашникова» (А. Кнышев). В данном случае юмористическая форма основана на менотомии (греч. metonymia – переименование). Перенос имени с одного класса объектов или объекта на другой класс или предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию. Вследствие подобного перехода возникает подтекст, порождающий новый смысл. Если придать данной мысли другую форму, то юмористический эффект исчезает. Например, в такой формулировке. «Продается автомат системы Калашникова».

Креативная природа юмора, прослеживается, например, и в образце пародии, на символистскую форму из журнала «Сатирикон» (1910).

Полы. Прилавок. Покупатель.

Чулки. Сорочек ряд. Духи.

Перчатки. Палки. О. Создатель.

О. Как. Легко. Писать. Стихи.

Имплицитный смысл представлен абсурдностью символистского текста, путем нарушения законов логики и эксплицирующие абсурд, как особый модус бытия. Вл. Соловьев [Соловьев, 1896], охарактеризовал представленное в анализируемой пародии направление искусства – символизм, как лишенное смысла. В анализируемой пародии алогизм достигается на основе подражания форме стилистической манере символистов использовать номинативные предложения. Смена формы, неизменно приведет к изменению смысла содержания.

При рассмотрении третьего положения, о создании значений альтернативных имеющимся через возникновения нового смысла, порождаемого значимыми отклонениями от нормативных структурных ожиданий, в процессе понимания юмора, необходимо обратиться к языку, как средству передачи мысли. Участвуя в коммуникации с элементами юмора, мы либо понимаем, то, что говорят другие, либо сами порождаем высказывания. Однако знания, используемые при выявлении скрытого смысла высказывания, не ограничиваются знаниями о языке. В этот процесс, включаются также знания о мире, социальном контексте высказывания, умение извлекать хранящуюся в памяти информацию, планировать и управлять процессом решения задачи и многое другое. Согласно современным концепциям эксплицитно выраженные знания составляют лишь незначительную часть общей базы знаний носителей языка, соответственно имплицитно выраженные знания, являют большую часть. И эксплицитная и имплицитная база знаний не являются семантическими «хранилищами информации», а представляют собой самоорганизующуюся и саморегулируемую систему, подвижную и изменяющуюся на основе новых знаний. И. Кант подчеркивает, что способность находить для общего особенное есть процесс суждения, способность придумывать для особенного общее, есть остроумие. Дело первой способности – замечать различия в многообразности, дело второй – замечать тождество многообразного». Положение, о том, что остроумие это способность замечать тождество многообразного является ключевым для понимания функций креативного механизма юмора. Уточнение данной мысли И. Канта – в работах Дж. Локка, подчеркивавшего, что наряду с нахождением сходства, главное заключается в том, чтобы не ошибиться, приняв мнимое сходство, за истинное.

Объединение идей в процессе выявления имплицитного смысла осуществляется благодаря обнаружению определенного признака, являющегося основой такого объединения, возникновение которого невозможно без анализа объекта. В основе выявления имплицитного смысла лежит способность как умение видеть сходство далеких друг от друга понятий (явлений), так и диссонанс явлений одного класса. Аналогичная мысль высказывается и З. Фрейдом, рассматривающим механизм восприятия юмора, через призму сознания одновременно в двух планах. При этом подчеркивается, что мы одновременно или с быстрой последовательностью применяем для одной и той же работы представления два различных способа представления, между которыми потом происходит «сравнение» в результате чего возникает юмористический эффект.

Структуры знаний, именуемых фреймами, матрицами, схемами, сценариями и т. п., представляют собой пакеты информации (хранимые в памяти или создаваемые в ней по мере необходимости из содержащихся в памяти компонентов), обеспечивают адекватную когнитивную обработку стандартных ситуаций. Данные структуры играют существенную роль в процессе выявления имплицитного смысла при понимании юмора, предвосхищая контекстные ожидания, позволяют прогнозировать будущие события на основе структуры ранее встречавшихся сходных событий. М. Минский подчеркивает, что не следует соотносить с понятием «юмор» какую-то реальную вещь, так как юмор, скорее всего, представляет собой некую мыслительную сетевидную модель, возникающую в результате срастания в единую сеть механизмов различных по своей целевой направленности. «Самым общим элементом для всех видов юмора, является неожиданная смена фреймов: сначала сцена описывается с одной точки зрения, а затем неожиданно (для этого достаточно одного единственного слова) предстанет в совершенно ином ракурсе» [Минский, 1988]. Мы бы сочли необходимым добавить, к пониманию М. Минским механизма возникновения юмористического эффекта, тот факт, что на процесс выявления имплицитной сущности, решающее значение может оказывать не только «одно единственное слово», но и более того – молчание, например, в ситуации реализации приема остроумия «намек». Например, намек на известные всем события, реальный политический, исторический или литературный факт, в форме аллюзии (лат. аllusio – шутка, намек). Так современников А. С. Пушкина смешила первая строфа «Евгения Онегина»: «Мой дядя самых честных правил». Она напоминала первую строку старой басни: «Осел был самых честных правил». Не менее привлекательна реализация приема остроумия «намек», через призму исторической перспективы. «Объявление. Ищу работу. Подпись Герострат». Не смотря на требование мегаполиса забыть Герострата, совершившего уничтожение одного из семи чудес света – поджог храма Артемиды, знание исторического контекста события вызывает возникновение юмористического эффекта, на основе умолчания.

Для описания подобного рода трансформаций, возникающих в процессе, как порождения, так и понимания юмора отметим, что основная функция юмора заключается в дестабилизации сложившихся знаковых систем. И определяется динамикой взаимопереходов образующих его полярных по смыслу значений. В основе понимания имплицитного смысла юмора находится освоение условности, как особого знака несовпадения видимого и сущего. Креативный механизм юмора, проявляется в создании новых смысловых, целевых и операциональных установок. Как, например, в этой истории показывающей значимость сочетания стратегии и тактики.

Приходит мышь к Сове и спрашивает:

– Меня совсем замучили кошки, не знаешь, как от них уберечься?

– Это очень просто, отрасти себе иголки как у ежа, и ни одна кошка не захочет иметь с тобой дело.

Мышь радостная убегает и через день возвращается и говорит:

– Ой, я совсем забыла спросить, как мне отрастить колючки?

– Понятия не имею, я стратег.

Таким образом, делая промежуточный вывод, подчеркнем, что именно противоположность сравниваемых понятий, «их столкновение», обладает свойством взаимодополнительности, их синтез приближает к выявлению имплицитного смысла.

Для анализа выдвинутого положения о понимании имплицитного смысла на основе креативного механизма юмора, через предвидения последствий, посредством проигрывания на лингво-юмористических моделях, принятия тех или иных решений и выборе оптимального решения в соответствии с заданными критериями управления, обратимся к общепринятым в современной когнитивистике фактам. Так, процесс приобретения знаний из связанного текста являет собой сложное когнитивное поведение, включающее в себя ряд мыслительных операций, направленных не только и не столько на анализ отдельно взятых текстовых составляющих, сколько на дальнейший синтез, конечной целью которого является адекватное восприятие информационного фрейма в целостности его эксплицитных и имплицитных характеристик.

Используемые для выявления имплицитного смысла стратегии в большинстве случаев не являются заранее запрограммированными, намеренно осуществляемыми или осознанными и более того в значительной степени находятся вне сознательного контроля личности. Действие стратегий носит гипотетический и вероятностный характер, с их помощью производится быстрое и эффективное прогнозирование наиболее вероятной структуры или значения воспринимаемого сообщения. Часть стратегий при выявлении имплицитного содержания юмористического текста (высказывания) имеет собственно лингвистический характер. Например, каламбуры Тэффи. Или редкий по красоте каламбур Гераклита, основанный только на смене ударения. «Луку имя «жизнь» (bios), а дело его «смерть» (bios)». То есть слово bios, с ударением на первом слоге означает «жизнь», а с ударением на втором – лук (оружие, орудие смерти).

Изменение смысловых установок в процессе деятельности сознания, приводит к выявлению имплицитного смыла, что может переводить понимание в действие. В ситуации не понимания, возникает юмористический эффект. Например, такой: «Сидят две обезьяны и пилят атомную бомбу. / Что вы делаете, она же взорвется?! Кричат им. / Ничего, у нас еще одна есть! – отвечают они». В данном примере использован прием остроумия «ложное противопоставление». Убеждения, существующие как модус индивидуального бытия, эффективно преобразуются в юмористической форме.

И так, понимание имплицитного смысла как креативный механизм юмора основывается на: порождении нового смысла, в соответствующем контексте; юмористической форме порождающей трансформацию смыслового содержания; создании значений альтернативных имеющимся, посредством отклонений от нормативных ожиданий; выборе оптимального решения на основе предвидения последствий принятия решений.

Список литературы

1. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения. СПб. 2002. C. 281.

2. Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. Когнитивные аспекты языка. М.: Прогресс. 1988. С. 293 – 294.

3. Pорти Р. Случайность, ирония, солидарность. М.: Русское феноменологическое общество. 1996. С. 68.

4. Серль Дж. Р. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс 1990. С. 309.

5. Соловьев Вл. Еще о символистах // Вестник Европы. 1895. № 10. С. 850–851.

1.5. Приемы остроумия как основа смыслового содержания и словесной формы юмора

Категории «содержание» и «форма» привлекали внимание многих исследователей: форма содержательна, содержание имеет форму. В современной науке под содержанием понимается совокупность процессов взаимодействия образующих это явление элементов. Под формой понимается устойчивая структура связей элементов данного содержания. Отношения формы и содержания противоречивы. Форма стремится к устойчивости, содержание – к изменениям. Постоянное развитие содержания рождает коллизии, иногда именуемые юмором.

Выскажем предположение, что «форма превращенная», – понятие, введенное К. Марксом для характеристики взаимосвязи содержания и формы в функционировании сложных системных объектов, – в полной мере может быть отнесено к рассмотрению проблемы смыслового восприятия юмора на основе формы. Мыслитель подчеркивал, что своеобразие взаимодействия формы превращенной с содержанием, в отличие от классического отношения формы к содержанию, где содержание представляет ведущую, определяющую сторону, а форма более или менее адекватное ее выражение, состоит в том, что в форме превращенной, происходит своеобразная инверсия, трансформация зависимого отношения в независимое, исторически первичного в производное, а производного в главенствующее, в результате которой форма приобретает независимое от содержания существование, становясь выражением иного содержания. У Гераклита есть высказывание: «Луку имя «жизнь» (bios), а дело его «смерть» (bios). То есть слово «bios» с ударением на первом слоге означает «жизнь», а с ударением на втором – лук (оружие, орудие смерти). Данный пример ярко иллюстрирует процесс создания формы превращенной содержанием, изящество выражения обретает даже не сменой букв, как, например, в приемах остроумия, основанных на каламбурной игре слов – омографии и омофонии, и продуцируется комический эффект, только (!) сменой ударения.

Значение формы при обсуждении проблемы взаимоотношения языка и мышления на страницах журнала «Вопросы философии» убедительно показано С.А. Сироткиным. «Действуя («двигаясь») в соответствии с формой свойств, физических законов природного материала и формой отсутствующего предмета (вернее присутствующего лишь идеально, в форме образа) мы воспроизводим объективные свойства и законы природы (логику природы), с одной стороны, и форму отсутствующих предметов (логику замыслов, образов) – с другой, то есть мы мыслим, принимаем своими движениями, активными действиями свойственные другим телам формы (1).

Когнитивно-аффективная природа юмора ярче всего проявляется в его форме. Рассмотрим рассуждения Аристотеля выделяющего деятельный и страдательный разум. В деятельном разуме, утверждает Аристотель не может быть лжи, т. к. мыслит он понятиями, предмет «берется в самой сути его» и «всегда усматривается истинное». Страдательный разум находится в человеке. Он преходящ, без первого он ничего не может мыслить. Проявляется страдательный ум тогда, когда обращается к мысленным предметам. Он есть ум, осуществляющийся или пребывающий в состоянии осуществления, т. е. ум в действительности. В страдательном разуме встречаются ложь и истина, т. к. соединяются понятия. «Ошибка всегда заключается именно в сочетании», в приписывании чего-либо кому-либо. Связь деятельного и страдательного разума в том, что находящийся в человеке страдательный разум есть форма существования деятельного.

Данная тема применительно к остроумию находит изящное развитие в притче Б. Грасиана об Истине, верной супруге Разума, которая преследуется вечной своей соперницей, разукрашенной Ложью, рассказывает о том, как она призвала на помощь остроумие. Последнее предложило надеть на себя платье Лжи, прибегая, к разного рода приятным вымыслам, вычурным, причудливым, замысловатым формам, чтобы иметь успех, ведь сухая истина скучна, а от этого почти всегда недоступна, поскольку безынтересна.

Процесс развития представлен в культурно-исторической психологии в виде драмы, разыгрывающейся по поводу реальной и идеальной формы и их взаимопереходов одной в другую. Одной из форм существования культурно-исторического опыта представленного в речи в качестве знака является вербальный юмор. Л.С. Выготский подчеркивал, что посредством знака психические функции выносятся наружу, превращаются во внешнюю деятельность, объективируются. Описывая взаимодействие формы и содержания, С.Л. Рубинштейн совершенно справедливо подчеркивал, что, «обладая некоторой относительной независимостью от содержания, форма вместе с тем связана с содержанием. В восприятии даны не форма и содержание, а форма некоторого содержания, и самая структура зависит от структурирования смыслового содержания восприятия» (2).

Смысловое восприятие юмора в значительной степени основывается на форме. Юмористическая форма порождает трансформацию содержания. Это можно утверждать на основании ряда положений. Во-первых, юмористическая, остроумная форма самостоятельна по отношению к смысловому содержанию, поскольку структурные изменения в форме мысли приводят к иному смыслу. Рассмотрим это положение на примерах.

Объявление: «Продается автоответчик Калашникова» (А. Кнышев). В данном случае юмористическая форма основана на менотомии (греч. metonymia – переименование). Перенос имени с одного класса объектов или объекта на другой класс или предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию. Вследствие подобного перехода возникает подтекст, порождающий новый смысл. Если придать данной мысли другую форму, то юмористический эффект исчезает. Например, в такой формулировке. «Продается автомат системы Калашникова».

Другой пример в высказывании о В. Милосской. При взгляде на статую/ понял я вдруг, что эта Венера/ Отбилась от рук. (В. Татаринов). В этом примере юмористическая форма основывается на амфиболии (греч. аmpibbolia – двусмысленность). Амфиболия возникает от многозначности слов. При этом в юмористической форме строятся аналогии между двумя значениями одного и того же слова. Выражение «отбилась от рук» означает «выход из повиновения». В контексте приведенного выражения появляется и второй, буквальный смысл. И если перевести форму мысли в не йтральный план, то получится, что у статуи Венеры Милосской отбиты руки.

Верно и обратное утверждение о том что, «мелко в серьезной форме, выглядит глубоко в остроумной» (К. Лихтенберг). Рассмотрим афористику, обладающую значительным юмористическим потенциалом. Исследователи утверждают, что после XVIII века данный жанр переживает кризис и прописные истины типа: Не посягай на чужое добро, или: В отношениях с людьми избегай трений, выглядели бы сейчас старомодно-занудными. Однако те же истины, облеченные в юмористическую форму, выглядят вполне читабельными: Уголовников тоже влечет к добру, но, к сожалению, к чужому (Н. Глазков); Что ты скажешь на это, физика? В отношениях между людьми трения ведут к охлаждению (Ст. Лец).

«Играя со словами, – пишет О.В. Макаревич, – мы, используя когнитивные модели смыслопорождения, пытаемся создать новые знаки, а не просто использовать данные нам социальными институтами стереотипы» (3). Создание новых знаков может происходить через распространение в юмористических фразах и целых текстах посредством формы приемов остроумия.

Во-вторых, процесс восприятия юмора основывается на принципах и закономерностях психического отражения как процесса не репродуктивного, а порождающего. Убедительность данного подхода к процессу восприятия обоснована в концепции изучения принципов и закономерностей психического отражения (Ми-ракян А.И.).

Посредством формы является, в формулировке Н.А. Берн-штейна, «модель будущего»; иными словами, те прогнозируемые изменения в коммуникативной или социальной ситуации, которые коммуникант планирует получить как результат своих коммуникативных действий, изначально мотивирующих его деятельность. «Моделирование будущего» возможно только путем экстраполирования того, что выбирается мозгом из информации о текущей ситуации, из «свежих следов» непосредственно предшествовавших восприятий, из всего предшествовавшего опыта индивида (Н.А. Бернштейн). Учет интеллектом вероятностного опыта, накопленного в прошлом и управляющего оценками вероятностей в «модели будущего», изучается как проблема «вероятностного прогнозирования» речемышления.

В-третьих, в речи, в процессе коммуникации, юмор проявляется в форме остроумия, как явлении преимущественно выделяющего смысловой, когнитивный аспект юмора. Объективными, многочисленными данными выделения данного аспекта юмора, ярче всего проявляющегося в остроумии фактически, является наличие целого ряда понятий, таких, как «истинное остроумие» (К. Гельвеций), «плоский юмор» (Г. Гегель), «низкопробный юмор» (К. Маркс), «остроумие идей» (Г. Гейне) и др.

Так, по Б. Грасиану, суть остроумия заключается в «изящном сочетании, в гармоническом сопоставлении двух или трех далеких понятий, связанных единым актом разума» (трактат «Остроумие, или Искусство изощренного ума»). Анализируя ментальность «барокко», О.С. Борисов подчеркивает, что «остроумие истину не выводит, не доказывает как силлогизм, а с помощью акта связывания, напрямую сопоставляя по ассоциации, предлагает увидеть в сопоставлении тому самому, который зрит, высказывает, не высказывая высказываемое в высказывании. Истина не декларируется, а проявляется сама по себе, … отсюда она не рациональна, а интуитивна, она не снимается в синтезе, а наличествует в живой связи оппозиций» (4).

В целом, соглашаясь с описанием ментальной сущности остроумия Б. Грасианом и видением этого понятия О.С. Борисовым, считаем важным отметить, что истина все-таки даже посредством остроумия не проявляется сама по себе, а, опосредуется интеллектуальной активностью личности.

Также следует подчеркнуть, что если анализ может происходить постепенно, то синтез в процессе понимания остроумного высказывания происходит мгновенно, сталкивая разнородные образы, или, как говорил М. Ломоносов, остроумие – «сопряжение далековатых понятий». Причем возникающее только тогда, когда мысль способна увидеть сходство во внешне различных вещах. Иносказательную речь в риторике и поэтике со времен античности называли «украшенной речью», семантически более насыщенной, чем прямое указание на предмет речи. Таким образом, заключает Е.М. Гашкова в работе «От серьеза символов в символической серьезности», остроумие можно определить не только как способ каламбурить, но шире, как талант говорить речью «различно украшенной» (Аристотель), придавать ей многозначность, игру смыслов.

Четвертое положение органически вытекает из работы Иржи Левого «Значение формы и формы значений», в которой предлагается обоснованная теория, одним из основных положений которой является предложение рассматривать не семантическую систему, а действительный процесс, происходящий во время восприятия фрагмента речи (5). При этом не сегментируется семантика как таковая, а прослеживается континиум значений, передаваемых текстом. Более внимательно этот процесс можно рассмотреть на примере такой формы остроумия, как двойное истолкование, представленной множеством различных вариантов.

Создание комического эффекта посредством структурного смыслового преобразования текста. «Герой! сил Русских вождь! Разбил врагов, прогнал,/ И за французский Ку – тузов без счету дал». (Ку, т. е. coup, означает удар). Анаграмма написана генерал – фельдмаршалу князю Голенищеву – Кутузову – Смоленскому при известии о разбиении им французов. Смысловое восприятие обусловлено разделением и/или перестановкой слогов, либо букв собственного имени, для получения слова, имеющего иной смысл (анаграмма).

Создание комического эффекта посредством инонаименования (анноминации). Словосмесительный блуд (И. Губерман). Стрекозел (В. Маяковский). Блудуарчик («Русский лес» Л. Леонов). Смысловое восприятие обусловлено синтезом значений двух различных слов, приводящий к новому значению третьего слова.

Создание комического эффекта посредством структурного смыслового преобразования слова. Лгасность. Ветролет. Стиховторение. Омезрительный. Мдурость. Закавычный друг. Три волнения (треволнения) (Н.С. Лесков).

Затем управление формой содержательного плана может осуществляться различными путями. Юмор как средство передачи смысловой интенции может быть осуществлено интерпретацией языковой формы сквозь призму ситуации. Например, при рассказе о событии в ироническом ключе, основанного на каламбурном взаимодействии целого и части. «Неприятель нас не разбил», – говорит один генерал. Ему отвечают: «Да, вы сказали правду: неприятель вас не раз бил». В данном примере отчетливо прослеживается семантическая этимология, целого слова и частей этого же слова, приводящая к разрушению первоначально созданного ожидания. Членение слова создает неожиданное значение и в то же время разрешает ожидание.

Порождение остроты может также происходить посредством интерпретации ситуации сквозь призму языковой формы. И тогда стилистически нейтральное предложение приобретает саркастический характер. Рассмотрим пример. Лозунг в ОВИРе. «Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет» (Стихотворение В.В. Маяковского «Хорошо»). Вне ситуации, связанной с ОВИРом, данное стихотворение вызывает совершенно иные ассоциации. Юмористический эффект проявляется именно в определенной ситуации.