Через десять минут раздался звонок. В приемной подтвердили звонок за счет Восемьдесят седьмого и переключили на Кареллу.

— Ладно, вы действительно полицейский. Так что там с моим именем в кружке?

— Журнал нашли в спальне у убитой.

— И что это означает?

— Именно это я и пытаюсь выяснить.

— Она что, была убита в прошлый четверг?

— Да, сэр.

— Скажи ему, где мы были, — теперь голос жены был слышен вполне отчетливо. Она явно была раздражена.

— Мы с женой были на ужине в Брентвуде, — сказал Макинтайр. — У мистера и миссис Джозеф Фодерман. Мы приехали к ним около восьми...

— Дай им адрес, — вмешалась жена.

— ...а домой отправились в начале первого. Там были...

— ...и телефон.

— Помимо хозяев, было восемь человек. Если хотите, могу дать их имена.

— Нет, это необязательно.

— А адрес Фодерманов?

— Достаточно телефона, сэр.

— Собираетесь позвонить им?

— Да, сэр.

— И сказать, что вы подозреваете меня в убийстве?

— Нет, сэр. Просто хочу убедиться, что вы были именно там в четверг вечером.

— Тогда сделайте мне одолжение, ладно? Скажите им, что какой-то тип с Восточного побережья пользуется моим именем.

— Непременно, сэр.

— И, честно говоря, хотелось бы знать, кто именно.

— И нам тоже. Итак, записываю телефон.

Макинтайр продиктовал номер и сказал:

— Извините за несдержанность.

— Не извиняйся, — донесся голос жены.

Трубку повесили.

Карелла вздохнул и набрал номер. Ему ответила женщина по имени Филлис Фодерман. Она сказала, что муж в больнице, и спросила, не может ли быть чем-нибудь полезна. Карелла представился, сказал откуда звонит и объяснил причину: похоже, кто-то использует имя Кори Макинтайра, и хотелось бы уточнить, где был в четверг тринадцатого октября вечером настоящий Макинтайр. Миссис Фодерман, не задумываясь, сказала, что в этот вечер Диана и Кори Макинтайр были у них на небольшой вечеринке; пришло еще шесть гостей, и все они могут подтвердить этот факт. Карелла поблагодарил и повесил трубку.

В этом городе все зарегистрированные такси должны представлять в Бюро по найму отчет, в котором указывается время вызова, адрес клиента, пункт назначения и время прибытия на место. Дело в том, что мало кто из пассажиров обращает внимание на имя и личный номер водителя, четко обозначенные на приборной доске. Позвонив в Бюро, они могут разыскать пакет или какие-нибудь личные вещи, оставленные по рассеянности в такси. Сопоставив все данные, Бюро выяснит имя и личный номер водителя и поможет найти пропажу. То есть такова теоретическая возможность. На самом деле, почти все забытое в такси исчезает через десять секунд. Но побочный эффект такой системы заключается в том, что полиция может по минутам и по километрам проследить маршрут каждой поездки.

Карелла позвонил в Бюро по специальной линии, работающей двадцать четыре часа в сутки. Привычный запрос — привычный ответ. Он назвался и сказал женщине на том конце провода, что ему нужно узнать, куда доставили пассажира, который вызвал такси на Лорел-стрит 207 примерно в семь вечера тринадцатого октября.

— Компьютер полетел, — послышалось в ответ.

— Да, а когда же он прилетит? — поинтересовался Карелла.

— А кто может это сказать?

— А вручную нельзя проверить записи?

— Нет, все заносится в компьютер.

— Я расследую убийство.

— Как и все мы.

— А домой вы мне можете попозже позвонить? Когда компьютер снова заработает?

— С удовольствием.

Дарси Уэллс велела таксисту ехать в ресторан «Марино» на углу Алстер и Саус Хейли и, расплачиваясь, попросила квитанцию. Ее она немедленно передала человеку, которого принимала за Кори Макинтайра из «Спортс ЮЭсЭй» и который уже ждал ее за столиком. Лет ему, решила Дарси, около сорока, и вид для такого старика вполне приличный. Лицо его почему-то казалось знакомым. Она подумала об этом еще на стадионе, когда они разговорились, но все никак не могла вспомнить, где же они виделись раньше.

— Вы знаете, а я проверила по журналам, — сказала она, а Кори подозвал официанта.

— Простите, не понял, — он наклонился к ней, словно не расслышав.

— Я говорю, хотела убедиться, что вы действительно... — Дарси улыбнулась. — Ну, вот и начала искать ваше имя на той странице, где дают список редакторов и все такое прочее.

— Ах, вот оно что. Ну и как же, я действительно?...

— Да, — Дарси смущенно отвернулась. — Извините, но... в общем, не каждый день вам в дверь стучатся корреспонденты «Спортс».

— Да, сэр, слушаю вас, — подошел официант. — Что вам предложить выпить?

— Дарси?

— Да у меня вроде как тренировки.

— Может, бокал вина?

— М-м... Честно говоря, даже и не знаю.

— Белого вина для дамы, пожалуйста, а я выпью виски со льдом.

— Слушаю, сэр, белое вино и виски со льдом. Принести вам меню сейчас или попозже?

— Попозже.

— Торопиться некуда, сэр, — сказал официант. Благодарю вас.

— А здесь мило, — сказала Дарси, осматриваясь по сторонам.

— Надеюсь, вы любите итальянские блюда.

— А кто же не любит? Просто приходится следить за калориями.

— У нас как-то была напечатана статья, в которой утверждалось, что спортсменам требуется вдвое больше калорий, чем всем нам, грешным.

— Вообще-то, честно говоря, есть я люблю, — призналась Дарси.

— Четыре тысячи калорий в день — дело для бегуна нормальное, — продолжал он.

— А кто считает?

— Ну ладно, — обрывая разговор на гастрономические темы сказал он. — Расскажите мне о себе.

— Знаете, странно, но...

— Можно включить магнитофон?

— Что? А-а. Не знаю, право, мне раньше...

Но он уже поставил карманного размера диктофон на столик между ними.

— Смотрите, если эта штука вас смущает, я могу делать заметки.

— Да нет, наверное, все в порядке, — она с любопытством смотрела, как он по очереди нажимает кнопки.

— Красный сигнал означает, что диктофон включен, зеленый, что идет запись, — пояснил он. — Вы что-то начали говорить.

— Только что ваши вопросы заставили меня задуматься. Правда, теперь ведь и не вспомнишь, когда мне понравилось бегать. Знаете, что сказала моя мама?

— Ваша мама?

— Да, когда я позвонила ей. Она сказала, что...

— Вы звонили ей в Огайо?

— Ну да, конечно. Ее маленькую Дарси не так уж часто интервьюируют.

— Она была рада?

— Еще бы! Едва не расплакалась от радости. Смотрите-ка, а ведь эта штука крутится, — она указала на диктофон. — В общем, она сказала, что я начала бегать, потому что за мной постоянно гонялся брат.

— Очень славная история.

— Но мне-то кажется... В общем, я по-настоящему задумалась об этом... и, по-моему, я начала бегать потому, что такое чудесное ощущение испытываешь... не знаю, понятно ли я говорю.

— Вполне.

— Белое вино, прошу вас, — подошел официант и поставил бокал перед Дарси. — И виски со льдом, сэр.

— Спасибо.

— А теперь можно принести меню, сэр?

— Чуть позже.

— Благодарю вас, — официант удалился.

— Я имею в виду, не просто физически... То есть и в этом смысле тоже, конечно. Словно все тело поет.

— Понимаю.

— Но тут еще и душа, вроде, участвует. Во время бега я ни о чем другом думать не могу, только о беге.

— Ясно.

— Просто голова для всего другого закрыта, понимаете?

— Да.

— В голове все так чисто, светло. Я слышу только собственное дыхание, а больше ничего не слышу во всем мире.

— Да.

— А всякие там проблемы, всякая там чушь, она просто исчезает, понимаете? Это как если бы... словно снег идет где-то у меня в голове и покрывает белым весь мусор, смывает всю грязь, и все становится чистым, светлым и свежим. Вот что я чувствую во время бега. Словно во всем мире Рождество. И все бело и прекрасно.

— Да, — сказал он, — понимаю.

Карелла снова позвонил в Бюро по найму, на сей раз из дома.

Было девять тридцать. Близнецы уже спали, а Тедди устроилась напротив него в гостиной, внимательно изучаю колонку «Требуется» в вечерних и утренних газетах, делая пометки время от времени. На сей раз к телефону подошел мужчина. Карелла попросил позвать свою прежнюю собеседницу.

— Ее нет. Она ушла домой в восемь. Я отпустил ее.

— А как там компьютер поживает?

— Как это понять «поживает»? Прекрасно поживает. А как еще ему поживать?

— Когда я звонил в половине восьмого, он не работал.

— А сейчас работает.

— Она не передала вам, что я жду звонка? Говорит детектив Карелла. Я веду дело об убийстве.

— Нет, вроде не вижу никаких записок.

— Ладно, это по поводу вызова по адресу Лорел-стрит, 207...

— Дата?

Карелла представил себе, как этот человек сидит у себя перед компьютером и нажимает кнопки.

— Тринадцатое октября.

— Время?

— Примерно семь вечера.

— Лорел-стрит, 207, — повторил мужчина.

— Да.

— Есть, нашел.

— И куда же они поехали?

— Саус Хейли, 1118.

— Это в Айсоле?

— Да.

— В котором часу доехали до места?

— Без четверти восемь.

— А что там находится, у вас не отмечено? Жилой дом? Учреждение?

— Только адрес.

Спасибо.

— Не за что. — В Бюро повесили трубку.

Карелла на секунду задумался, а потом принялся перелистывать записную книжку в поисках телефона пожарной охраны. Среди абонентов, с которыми приходится связываться всего чаще, этого номера не оказалось. Карелла позвонил к себе в участок. Дежурил сержант Дэйв Мерчисон. Заметив, что сегодня относительно спокойный вечер, он осведомился, чем может быть полезен. Тот объяснил, что ему нужны пожарные.

Им он позвонил без двадцати десять.

— Пожарная охрана, — послышалось в трубке.

— Говорит детектив Карелла из Восемьдесят седьмого участка. Я расследую дело об убийстве.

— Ясно, слушаю.

— У меня есть один адрес, и мне надо знать, что это, жилой дом или учреждение.

— Так, Саус Хейли. По-моему, это территория Сорок первой команды. Я дам вам номер, и там вы узнаете все, что нужно. Секунду.

Карелла принялся ждать.

— Вот, пожалуйста. 9143700. Да, кстати, если капитан Хейли все еще работает у вас, передавайте привет.

— Непременно, спасибо.

Теперь Карелла звонил в Сорок первую. Было без четверти десять.

— Сорок первая. Леман.

— Говорит детектив Карелла, Восемьдесят седьмой.

— Привет, Карелла.

— Я тут расследую убийство.

— Ах, вот как?

— ...и мне нужно знать, что это за адрес — Саус Хейли, 1118. То есть что там находится. Жилой дом? Учреждение?

— Я плохо слышу, Карелла, — сказал Леман. — Эй, вы, потише нельзя? — Это была реплика в сторону, а в трубку Леман сказал:

— Тут в покер играют. Так какой адрес?

— Саус Хейли, 1118.

— Сейчас посмотрю на карте. Минуту.

Карелла ждал. Из трубки донесся приглушенный расстоянием возглас: «О матерь Божья!», и Карелла живо представил себе, как кто-то с фулом на руках налетел на флеш-рояль.

— Слушаете? — спросил Леман.

— Угу.

— Так, дом 1118 по Сайс Хейли — это шестиэтажное здание, на верхних этажах офисы, на первом — ресторан.

— А как он называется?

— "Марино". Я там никогда не бывал, но, говорят, готовят неплохо.

— Большое спасибо.

— Тут у одного четыре туза собралось, — сказал Леман и повесил трубку.

Карелла перелистал телефонный справочник Айсолы. Набрав номер ресторана «Марино», он представился и спросил:

— Скажите, нельзя ли по вашим записям кое-что проверить? Меня интересует тринадцатое октября, это прошлый четверг.

— Разумеется, а время?

— Восемь вечера или что-то около этого.

— Имя?

— Макинтайр, Кори Макинтайр.

Было слышно, как шелестят страницы.

— Да, есть. Макинтайр, восемь часов.

— Столик на сколько персон?

— На две.

— А с кем он был, не помните?

— Боюсь, что нет, у нас ведь столько посетителей, как же тут... Впрочем, минуту. Как его, вы говорите, зовут? Макинтайр?

— Точно.

— Секунду.

Снова послышался шелест страниц.

— Да, так я и думал, — сказал человек из ресторана.

— Что именно?

— Они сейчас здесь.

— Что?

— Да, заказал столик на двоих, на восемь вечера. Стол номер четыре. Подождите минуту, ладно?

Карелла ждал.

Человек из ресторана снова взял трубку:

— Очень жаль, но пять минут назад он ушел.

— А с кем он был?

— Официант сказал, что с девушкой.

— О Боже мой! Вы когда закрываетесь?

— В половине двенадцатого, в двенадцать, как когда. А что?

— Пусть официант не уходит, — резко сказал Карелла и повесил трубку.

Подземный гараж был в двух кварталах от ресторана. Цены за стоянку здесь, в самом центре города, были запредельные, но, как явствовало из объявления на стене, если в течение пяти минут после оплаты машину не выведут на улицу, деньги возвращаются. Прошло семь. Послышался шелест шин — это сторож, одетый так, словно собирался принять участие в соревнованиях на Гран-при, одолевал повороты в надежде поспеть вовремя, а то недолго и работу потерять. «Интересно, — подумал он, — они что, и впрямь вернут деньги?» Но из-за двух или трех минут он спорить не собирался. Сегодня не должно быть никаких задержек.

— Вам совсем не обязательно провожать меня до общежития, — сказала Дарси. — Я вполне могу взять такси.

— Ну что вы, как можно.

— Или на метро поеду.

— На метро опасно.

— Но я всегда езжу на метро.

— И совершенно напрасно.

Из-за последнего поворота показалась его машина. За рулем был пуэрториканец лет пятидесяти. Вылезая из кабины, он сказал:

— Тютелька в тютельку. Пять минут.

Спорить он не стал. Протянув сторожу пятьдесят центов чаевых, он придержал дверь для Дарси, захлопнул ее и занял водительское место. Это был «Мерседес-Бенц 280» пятнадцатилетней давности. Он купил его, когда денег было еще навалом. Реклама в газетах, коммерческие ролики для телевидения. Это было тогда. Сейчас — иначе.

— Пристегнитесь, — скомандовал он.

Хейз только улегся в постель с Энни Ролз, как зазвонил телефон. Он взглянул на часы. Без десяти десять.

— Пусть его, — сказала Энни.

Хейз заглянул ей в глаза. Его глаза сказали: «Нельзя». В ее глазах он прочел согласие. Такова уж эта работа! Он повернулся и поднял трубку.

— Хейз.

— Коттон, это Стив.

— Привет.

— Надеюсь, не помешал.

— Нет, нет, — откликнулся он и скосил глаза на Энни. На ней были только золотая цепочка и кулон. Она поигрывала ими. Он собирался спросить ее еще тогда, на прошлой неделе, в первую же ночь, но не спросил. Он собирался спросить ее сегодня, когда она даже в душе не сняла цепочку и кулон, но опять не спросил.

— Да, Стив, в чем дело?

— Наш клиент только что ушел из ресторана «Марино» на Саус Хейли, 1118. Можешь сейчас поехать туда и поговорить с официантом, который его обслуживал?

— Что за спешка?

— Он был с девушкой.

— Проклятье, еду.

— Встретимся на месте. Постараюсь быть там как можно раньше.

Оба повесили трубку.

— Надо идти, — сказал Хейз, вылезая из кровати.

— Мне ждать тебя? — спросила Энни.

— Не знаю, на сколько задержусь. Может, придется преследовать.

— Буду ждать, — Энни помолчала. — Если засну, разбуди. — Снова короткое молчание. — Ты знаешь, как это делается.

— Правда, очень мило с вашей стороны, — сказала Дарси. — Такой крюк.

— Ну надо же хоть как-то отблагодарить вас за чудесное интервью.

Они ехали по набережной, двигаясь в восточном направлении, в сторону университета. Только что пересекли Хэмилтон Бридж. Огни на мосту и на пирсе ярко освещали темные воды реки. Издали донесся гудок баржи. На противоположном берегу реки, где уже был другой штат, высокие башни бросали отважный, но безнадежный вызов городскому пейзажу, расстилавшемуся перед ними. Часы на приборной доске показывали десять ноль семь. Движение было более оживленным, чем он рассчитывал. Обычно служивый люд разъезжается между пятью и шестью, театральная публика между одиннадцатью и двенадцатью. Он не сводил глаз с дороги. Сегодня он меньше всего хотел попасть в аварию. Не хватало еще вляпаться в какую-нибудь историю и упустить ее, когда цель так близка.

— Вам от меня больше ничего не надо? — спросила Дарси.

— Это было очень хорошее интервью. Очень содержательное.

— Скажете тоже.

— Я серьезно. Вы умеете выразить самые потаенные чувства. А это очень важно.

— Думаете?

— Иначе бы не говорил.

— Ну что ж... А с вами так легко говорить. У вас так все... Не знаю, как сказать. Словом, слова сами текут, когда говоришь с вами.

— Спасибо.

— Можете сделать мне одолжение?

— Разумеется.

— Глупо, конечно.

— Глупо, не глупо — посмотрим. В чем дело-то?

— Можно мне... можно мне послушать, как звучит мой голос?

— На пленке, что ли?

— Да. Глупо, правда?

— Нет, совершенно естественное желание.

Он полез в карман пиджака и протянул ей диктофон.

— Видите кнопку, на которой написано «Перемотка»? Нажмите ее.

— Вот эту?

Она на секунду скосила глаза.

— Именно. Впрочем, подождите, сперва надо включить.

— Включила.

— А теперь перематывайте.

— Ладно.

— Нажмите «Воспроизведение».

Она нажала нужную кнопку, и в машине, прямо на середине фразы, зазвучал ее собственный голос:

— ...даже думать об Олимпиаде сейчас, понимаете? Да я и мечтать об этом боюсь...

— О Боже, ну и голос! — воскликнула Дарси.

— ...Да я никогда всерьез об этом и не думала. Сейчас я думаю только о том, чтобы показать лучшее, на что я способна. Вот если выбегу из двенадцати, тогда, может...

— Прямо детский сад какой-то, — она нажала кнопку «Стоп». — И как у вас только хватило терпения слушать всю эту чушь?

— Почему же, очень поучительно.

— Хотите снова спрятать ее или можно оставить здесь, на сиденье?

— Прокрутите, пожалуйста.

— А как?

— Нажмите кнопки «Вперед». И пусть крутится, пока не начнется чистая пленка.

Она принялась орудовать кнопками и в конце концов дошла до конца записи.

— Ну вот, кажется, все, — сказала она и выключила диктофон. Положить вам в карман?

— Пожалуйста.

— Эй, мы пропустили поворот, — воскликнула Дарси.

— Я хочу кое-что показать вам, — сказал он. — Минутка лишняя есть?

Они проехали под знаком, указывающим поворот на Холлис-авеню и университет Конверс.

— Конечно, — ответила она и тут же как бы поправилась: — Пожалуй, а что это такое?

— Памятник.

— Памятник? — она удивилась. — Что за памятник?

— А вы не знали, что в этом городе есть памятник бегуну?

— Нет. Да вы, должно быть, шутите. Кому это придет в голову ставить памятник бегуну?

— Вот-вот, я так и думал, что удивлю вас.

— Ну, и где этот бегун?

— Здесь, поблизости. Ну так как, есть время посмотреть?

— Ого! Еще как. Разве от такого можно отказаться? — И, поколебавшись, она добавила: — Знаете, вы забавный. Правда-правда, с вами ужасно забавно.

На своей машине у Кареллы не было сирены. Хотя и мчался он на предельной скорости, проскакивая на красный и лишь за тем следя, чтобы не сбить кого-нибудь да не врезаться в машину, все равно добрался до ресторана только через полчаса. К тому времени Хейз уже поговорил с официантом и начал расспрашивать метрдотеля, принявшего у Макинтайра заказ на столик. Увидев входящего Кареллу, Хейз извинился перед собеседником и поспешил к коллеге. Карелла дышал так, будто всю дорогу бежал, а не ехал.

— Ну, что мы имеем? — спросил он.

— Немного. Позвонил парень, назвавшийся Кори Макинтайром.

— ...который в это время был в Лос-Анджелесе, — перебил Карелла.

— Да, и тот же самый парень, который был здесь на прошлой неделе и называл себя Макинтайром. Метрдотель подтвердил это, но в предыдущих заказах этого имени не обнаружил. Никакого Макинтайра до прошлой недели не было.

— Как он выглядит?

— По словам официанта, лет около сорока. Рост порядка ста восьмидесяти, вес около семидесяти килограммов, шатен, карие глаза, усы. Шрамов или татуировки не заметил. На нем были темно-коричневый костюм, коричневый галстук, коричневые башмаки. Гардеробщица сказала, что пальто он не сдавал.

— А за ужин как он расплатился?

— Здесь нам не повезло, Стив. Наличными.

— Как насчет девушки?

— По словам официанта, ей лет восемнадцать-девятнадцать. Стройная... нет, он сказал — жилистая. А я-то думал, только мужчины бывают жилистыми. — Хейз передернул плечами. — Ладно, пусть будет жилистая. Высокая, метр семьдесят или метр семьдесят пять. Черные волосы, голубые глаза.

— Имя официант не расслышал?

— Дарси. Он спросил, что они выпьют, и этот парень повернулся к ней: «Дарси?» Девушка сказала, что, вроде, ей пить не полагается, у нее тренировки.

— Еще одна спортсменка? Только этого нам не хватало.

— Еще одна бегунья, Стив.

— А откуда это известно?

— Официант слышал, что они разговаривали о беге. Мол, на дорожке такое прекрасное ощущение. Он как раз принес напитки. Девушка пила белое вино, а парень виски со льдом.

— А свидетель надежный? — спросил Карелла.

— Более чем. У него слоновья память.

— Что-нибудь еще?

— Этот парень записывал ее. Поставил на стол диктофон, во время еды выключил, но когда принесли кофе, снова включил. Официант сказал, что он все время задавал ей вопросы, что-то вроде интервью.

— А фамилию девушки он не расслышал?

— Ты что, на чудо надеешься?

— Что на ней было?

— Красное платье и красные туфли на высоких каблуках. Красная заколка в волосах. Волосы зачесаны назад. Не хвост, а просто зачесаны назад и схвачены заколкой.

— Нам бы этого официанта на службу, — заметил Карелла. — А как они уходили?

— Привратник спросил их, не нужно ли такси, но наш клиент отказался.

— Так что, они пешком пошли? Или в машину сели?

— Пешком.

— В какую сторону?

— На север. В сторону Джефферсон-авеню.

— Так, может, они еще идут? — спросил Карелла. — Это что за участок? Милтаун Саус, что ли?

— Нет, наверное. Милтаун Норт.

— Ладно, давай свяжемся по радио с обоими. Если они все еще на улице, патруль может их заметить.

— А ты знаешь, сколько здесь в округе гаражей? Что, если они уехали на машине?

— Ну ладно, это наша работа, — отрезал Карелла.

Он свернул с дороги прямо у границы, отделяющей Айсолу от Риверхеда, и двинулся на юг, в сторону реки Даймондбек и парка, окаймляющего ее северный берег. Памятник, о котором он говорил, был в этом парке. Вряд ли кто из жителей города, заметил он, знает про этот памятник. Вообще-то она с любопытством озиралась вокруг, но в то же время было видно, что чувствует она себя в этом районе неуютно. Справа показался рыбный базар. Окна его выбили какие-то варвары, а белые некогда стены были испещрены всякими надписями. Дальше показалось старинное здание, в котором сейчас располагался Восемьдесят четвертый участок, у входа в который по обе стороны ярко горели зеленые фонари. Он нарочно выбрал эту дорогу, надеясь, что вид полицейского участка ее успокоит. Он проехал мимо полицейских машин, припаркованных у самого тротуара. Со ступенек спускался полицейский в форме.

— Несколько утешает, верно?

— Еще бы. Местечко то еще.

В свое время это было вовсе неплохое местечко, но с годами пришло в разорение и теперь вполне напоминало другие районы города в этом же роде — улицы замусорены, дома разваливаются, а во многих вообще никто не живет. Много лет назад, когда полицейское управление решило разместить здесь один из своих участков, Бридж-стрит представляла собой оживленное место с кучей торговых лавок по обеим сторонам, а центром торговли был как раз огромный рыбный рынок неподалеку от реки Харб, чистые в ту пору воды которой ежедневно поставляли свежую рыбу. Теперь река совершенно загрязнилась, а жить в этом районе стало практически невозможно. Непонятно, откуда взялось это название Бридж-стрит — Мостовая улица. Ближайшие мосты были к востоку и западу. Хэмилтон бридж соединял два берега реки Харб и одновременно два штата. Мост поменьше был перекинут через Дьявольский ручей и соединял Риверхед с Айсолой. А на реке Даймонд, что текла вдоль парка, вообще не было никаких мостов, здесь под прямым углом пересекались Бридж-стрит и Таррит-роуд — Башенная дорога. Башен здесь тоже не видно, хотя, может, во времена голландцев и англичан были. Ладно, так или иначе Бридж-стрит, уткнувшись в Таррит-роуд, обрывалась, а по другую сторону был вход в Бридж-стрит Парк.

— Ну, вот и приехали, — сказал он.

Часы на приборной доске показывали десять тридцать семь.

— Тут, видно, привидения водятся, — с нервным смешком сказала Дарси.

— Да нет, здесь достаточно полиции.

Это была ложь. Он приходил сюда трижды и ни разу не обнаружил на дорожках парка ни единого полицейского, при том, что участок был рядом. Больше того, парк считался опасным местом и нечасто можно было увидеть здесь пешеходов после девяти вечера. Во время разведывательных вылазок он видел только двух: матроса и проститутку, которая, похоже, делала минет.

Он поставил машину в некотором отдалении от освещенного места, вышел и открыл дверцу, где сидела Дарси. Когда она выходила, он незаметно сунул руку в карман и включил диктофон.

— А памятник-то будет виден? — спросила она. — Здесь так темно.

— Да нет, там есть фонари.

И действительно, фонари в парке были. Уличные фонари старой конструкции — тонкостенные, вертикально уходящие вверх трубы, венчающиеся убранными в стеклянные шары лампами. И никаких тебе ламп. Он считал это недостатком. На сей раз он решил повесить очередную жертву прямо на месте убийства, в пустынном парке, на территории другого полицейского участка.

Со стороны Таррет-Роуд парк окаймляла низкая каменная стена, а в дальнем конце, у реки Даймонд, вырос высокий забор. Но в такую даль он ее не поведет. Он собирался расправиться с ней прямо здесь, едва они отойдут немного от входа. А вход был сделан прямо в стене, каменные столбы, обозначающие его, росли как бы из нее. Венчались они все теми же шарообразными абажурами, только лампы не горели: он разбил их два дня назад. И тротуар, и дорожка, которая вела в глубь парка, были почти в полной тьме.

— Напрасно фонарь с собой не взяли, — сказала Дарси.

— Варвары, — откликнулся он. — Но ничего, там есть фонарь.

Они вошли в парк.

— А кому, кстати, памятник-то? — спросила она.

— Джесси Оуэнсу.

И снова он солгал. Единственным памятником в парке была конная статуя безымянного полковника, который, если верить надписи на постаменте, героически погиб в битве при Геттисберге.

— Неужели правда? Но ведь он, вроде, из Кливленда.

— Так, стало быть, имя вам известно?

— Ну конечно. Он всех обставил... когда это было?

— В 1936 году. На Олимпиаде в Берлине.

— Точно. Выставил Гитлера со всеми его расовыми теориями полным дураком.

— Десять ноль шесть на сотке, — кивнул он. — А на двухстах установил мировой рекорд. Заодно и четыреста метров выиграл.

— Не говоря уже о прыжках в длину.

— А вы и впрямь его знаете, — довольно улыбнулся он.

— А как же, я все-таки бегунья, — и как раз в этот момент он бросился на нее.

Он хотел проделать все так же быстро и легко, как и с двумя предыдущими. Захват руки, в результате которого она и не падает на землю, и не переламывается в поясе, но вся тяжесть тела переносится на левую ногу, и остается неприкрытым бок. Левая рука у нее дернется вверх, и тогда он поднырнет под нее, и не успеет она головы повернуть, как он захватит полунельсоном шею. Резко развернув ее на сто восемьдесят градусов, он подхватит ее справа и, полностью зажав шею, замкнет нельсон. Затем он с силой надавит ей на голову, так, чтобы подбородок уперся в грудь, и сломает позвоночник.

Полный нельсон, ввиду опасности приема, разрешалось использовать только на соревнованиях борцов, да и то с ограничениями: угол захвата не должен превышать девяносто градусов по отношению к позвоночному столбу. Едва руки сомкнутся за головой соперника, требуется переместить тяжесть тела на бок, чтобы получился необходимый угол, и только потом можно давить. Но для него не было никаких ограничений. У него одна забота — сделать свое дело эффективно, беззвучно и, по возможности, быстро. Прежний опыт показывал, что на всю операцию достаточно двадцати секунд. Но на сей раз получилось не так.

Едва он захватил ее кисть, как девушка вскрикнула и моментально сделала шаг назад, пытаясь освободиться. Вновь притянув ее к себе, он старался просунуть ей руку под мышку, чтобы сделать полунельсон, но она двинула ему свободной рукой под ребра и, оказавшись к нему вполоборота, наступила на ногу своими высокими каблуками.

Было очень больно, но он не ослаблял хватки. Они боролись яростно и беззвучно, ноги выбивали чечетку на тонком лиственном покрове, и в свете стоявшего фонаря тела их отбрасывали на землю изгибающиеся тени. Она не давала ему пролезть себе подмышку. Она хотела освободить кисть, оторваться от него, и колотила, когда он пытался нырнуть ей под руку и замкнуть захват. Когда они сблизились в очередной раз, Дарси вцепилась ему в лицо, и тут он нанес ей сильный удар. Он пришелся прямо в грудь, и она задохнулась. Он ударил еще раз, теперь в лицо, и продолжал в ярости избивать, вымещая зло за то, что она не дает ему делать свое дело и сопротивляется, вместо того, чтобы помочь ему покончить с собой. Кулак его покрылся кровью, кровь брызнула и девушке на платье, превратив его цвет из красного в пурпурный. Она пыталась захватить побольше воздуха, глаза ее расширились от страха. Он ударил ее в зубы, да так, что один из передних сломался, и, подхватывая падающее тело, поспешно просунул ей руки подмышки, полностью захватил шею и прижал ее к себе спиной. Не давая ей упасть, он сомкнул пальцы рук у нее на шее, сзади, расставил пошире ноги, чтобы равномерно распределить вес тела, и крепко надавил.