Глава 11

Хью Даррен ждал весь вторник и большую часть среды, ведя бесконечные споры с самим собой, работу делал кое-как, а в среду ближе к вечеру заказал разговор с мисс Элизабет Доусон по телефонному номеру Рэндолфа Доусона в Сан-Франциско.

Ее там не было. Хью слышал конец разговора между телефонисткой и кем-то на другом конце провода. Это был голос какой-то женщины в годах, и звучал он напряженно, прерываясь от волнения.

— Так они ее ждут? — спросил Хью телефонистку.

— Судя по всему, да, сэр. Ждут как будто со вчерашнего дня. Я передала для нее вашу просьбу позвонить, как только приедет.

— Спасибо.

В четверг он позвонил ее робкому импресарио Энди Гидеону, который арендовал помещение под крошечный офис в деловой части города. Гидеона на месте не оказалось. А когда он позже позвонил сам, то голос его был расстроенным, чувствовалось, что исчезновение Бетти для него болезненный удар. Нет, она уехала, не сказав ему ни слова, не оставив записки, ничего. Когда он услышал об этом, то послал телеграмму в Сан-Франциско, но ответа не получил. Он не представляет себе, как еще можно связаться с ней. Разве что мистер Даррен даст объявление в «Варьете»... Он без труда устроил бы ей ангажемент, лишь бы она долго не отсутствовала.

Хью звонил в Сан-Франциско и в пятницу, и в субботу, и в воскресенье, оставляя каждый раз устное послание. В понедельник он заказал разговор с ее отцом.

Телефонистка со странной интонацией в голосе ответила:

— Сэр, этого человека больше нет.

— Что?!

— Они сказали, что он умер на прошлой неделе, внезапно. Может, вы хотите поговорить еще с кем-нибудь?

Он еще раз попросил Бетти, и снова ее не было, и снова он оставил просьбу.

И Хью сдался. Сдаться не означало выбросить ее из головы. Бетти все время была с ним.

На дворе стоял май, солнце к концу дня становилось похожим на расплавленную медь. Вегас вступил в долгий бурный сезон всякого рода конгрессов и конференций. У входов в отели висели странные транспаранты и флаги, а то вдруг появлялись кучки людей в смешных шляпах и с огромными значками, за обращение не по имени, а по фамилии они накладывали на всех штрафы и наказания. Один за одним пошли ленчи с речами в «Сафари» и политические перепалки в конференц-зале.

Перерывы между конгрессами были короткими, но и они не пропадали зря. Участники поигрывали в казино, некоторые немного выигрывали на деле, но много на словах, очень редкие срывали солидный куш, но те об этом молчали, весьма многие проигрывали ощутимые суммы, но или привирали, или держали это в секрете, а отдельные лица проигрывали так, что и врать было бесполезно. В общем, денежная машина исправно обирала делегатов, а тех, кто поддавался горячке, беспощадно уничтожала и таким образом продолжала обогащать своих хозяев.

Это были безрадостные для Хью Даррена дни. Он с головой ушел в работу, но на сей раз она не приносила ему радости. Хью овладела глубокая неудовлетворенность окружающим миром, как будто кто сорвал с этого мира яркий венчик. Он стал пить несколько больше обычного, почти бросил плавать, на боках и животе появилась отвислость, но ему и не думалось бороться с ней. Максу время от времени требовались его услуги. Он запихивал пару-другую купюр в нагрудный карман Хью, похлопывал по этому карману и улыбался своей монгольской улыбкой, говоря: «Немного сливок, дорогой». Хью казалось, что его услуги становятся все более рискованными и циничными, но он не мог заставить себя задуматься над этим. «Левые» деньги скапливались в отведенном месте, но и они не доставляли радости.

Как-то в конце мая во второй половине дня он пошел в бассейн — и увидел ее. Она растянулась на солнышке, закрыв лицо изящно выгнутой рукой. Сердце у него замерло, а потом бешено запрыгало от радости, появилась слабость в коленях. Едва сдерживая радость, он подошел к ней, но едва начал говорить, женщина убрала руку, и он увидел чужое насмешливое лицо.

— Я... Простите, я принял вас за другую.

— Хитрый какой... Знаете, наверное, что мой муж сейчас заседает...

Этот случай все перевернул в нем. Когда он подходил к бассейну, воспоминания о Бетти нахлынули на него с такой силой, что он неприятно удивился тому, как долго доходило до него, что пережитое им было куда больше, чем мир сладких и красивых сказок. Это была любовь. Любовь и что-то большее. Это было острой необходимостью. Жизнь без нее не имела смысла. Бетти была его неизбежностью. И настало время прекратить играть в собственное самолюбие и обратить свою энергию на то, что важнее всего, — найти ее, независимо от того, сколько для этого потребуется времени. Все остальное можно бросить ради этой цели. А если он найдет ее, то сделает так, чтобы она все поняла. Нет двух других людей на свете, которые так подходили бы друг другу. И когда Хью понял, что надо делать, на сердце стало легче.

На следующий день, когда он еще не успел никому рассказать о своих планах, к нему пришел человек, молодой человек с бледным и вызывающим доверие лицом, степенный в одежде и манерах, предельно вежливый и начисто лишенный чувства юмора.

Он протянул руку, потом показал свое удостоверение и еще повторил то, что там было написано:

— Джеймс Рэй из юридической фирмы «Бэлч, Костин и Сам-мерс», Сан-Франциско. — Он сел, красиво положив ногу на ногу. — Распорядитель имуществом доктора Рэндолфа Доусона уполномочил меня на эту поездку в надежде, что она сможет пролить свет на исчезновение мисс Элизабет Доусон, дочери и главной наследницы покойного доктора Доусона.

— Исчезновение? — непонимающе спросил Хью.

— После прибытия в Лас-Вегас сегодня утром я говорил с мистером Гидеоном, эстрадным импресарио, и с вашим мистером Хейнсом, который, кажется, не способен пролить какой-либо свет на эту беспокоящую многих тайну. Полиция удостоверила, что мисс Доусон вылетела самолетом во вторник пополудни, на следующий день после смерти ее отца, рейсом на Сан-Франциско. Полиция разыскала и взяла показания у водителя такси, который вез ее от аэропорта до центра города, а именно до угла Рыночной и Ван-Несс. Он показал, что она была очень расстроена смертью отца.

— Она об этом знала?

— Конечно, знала. Миссис Мид, экономка покойного доктора Доусона, звонила ей в отель в пределах часа после внезапной смерти доктора, продолжительное время разговаривала с ней и описала обстоятельства трагедии. Мисс Доусон сказала ей, что незамедлительно будет дома, но нам не представилось возможным проследить ее путь после того, как она вышла из такси. У меня есть отдаленная надежда, что один из ее друзей в этом городе сможет навести нас на мысль, что же могло произойти с ней. Мистер Хейнс известил меня, что перед своим отъездом она оставила вам письмо. Сохранили ли вы его?

— Я... Да, я сохранил, мистер Рэй, но оно сугубо личное.

— Уверяю вас, мой интерес — чисто профессионального свойства, мистер Даррен. Покойный оставил мисс Доусон значительное наследство. Мы сочли бы это изъяном в нашей работе, если бы не попытались проверить любую информацию, независимо от ее причастности или, точнее, от ее внешней безотносительности к делу.

— Подождите здесь, я сейчас принесу.

Хью сходил в свой номер за письмом. Оно имело довольно потрепанный вид. Рэй мог догадаться, как часто оно перечитывалось.

Джеймс Рэй взял письмо и быстро пробежал по нему глазами, потом прочел медленно. Его светлые брови были слегка нахмурены, когда он вернул письмо Даррену.

— Когда вы получили его?

— Я нашел его под дверью часов в двенадцать ночи, той самой, когда она уехала. Я тут же пошел в ее комнату. Но она уже упаковалась и ушла.

— Мы можем вполне допустить, — с расстановкой сказал Рэй, — что это послание было написано после телефонного разговора с миссис Лотти Мид. Извините меня, но судя по тону этого послания, вы были... близки с мисс Доусон. Так, по-моему, послание написано с грустной улыбкой, однако в нем нет ничего, свидетельствующего о том, что оно написано женщиной, только что узнавшей о смерти отца, которого горячо любила.

— Я думаю, этому есть объяснение, и надо знать ее, чтобы понять это. Это женщина, как бы сказать, одухотворенная. Ей не нужна опора в ком-то или в чем-то. Она решила, что... самое время прекратить наши отношения. Я не знаю, почему она приняла это решение. Но она решила положить конец так, как может только она. Вот она и позаботилась о том, чтобы я не мог оказать ей помощь и выразить сострадание, а я сделал бы это, если бы знал, почему она так срочно уезжает. Это женщина в высшем смысле слова, мистер Рэй, гордая, сильная.

Джеймс Рэй поджал губы и некоторое время изучал свои ногти.

— В нашей стране бесследно исчезает много женщин, мистер Даррен. Большинство на момент исчезновения бывают взвинченными, расстроенными. Вы считаете мисс Доусон сильной личностью. Тогда давайте рассмотрим некоторые факты. Она единственный ребенок. Сбегает из колледжа в компании с... м-м-м... весьма сомнительным типом. На длительное время происходит разрыв с отцом, и их отношения восстанавливаются только после ее разрыва с мистером Ластером. Несомненно, она чувствовала за собой огромную вину. Возможно, она и до смерти отца ждала удобного предлога уехать отсюда по его настоянию. В сообщении таксиста говорится, что она была в полуистерическом состоянии. Но почему она не доехала на такси до дома? Я задам вам последний вопрос и больше не буду занимать ваше время. За тот период, что вы знали мисс Доусон, — месяцев восемь, я думаю, — выражала ли она желание жить в каком-нибудь другом месте? Вам не приходит на ум какое-либо другое место, куда бы она могла уехать, чтобы... спрятаться от этого чувства вины?

— Я... Мне ничего такого не приходит в голову. Она очень скучала по Сан-Франциско, по его туманам, пасмурным дням, чего здесь не бывает.

— Весьма возможно, что она там, — сказал Рэй в некоторой задумчивости. — Вряд ли она может быть где-то еще. — Он развел при этом руками, улыбнулся и приготовился встать.

— Подождите минуту, — остановил его Хью. — Вы сказали, что она вылетела во вторник во второй половине дня. Но я знаю, что она уехала из отеля в понедельник вечером.

— Да?

— Значит, ту ночь она провела где-то в другом месте Лас-Вегаса. — Хью взглянул на настольный календарь. — Это было восемнадцатого апреля. Сегодня понедельник, тридцатое мая. Ровно шесть недель назад.

— Понимаю, что вы имеете в виду. Лицо, в доме которого остановилась мисс Доусон, может рассказать о ее намерениях. Нет ли у вас соображений насчет того, где она могла быть?

— Мне на ум приходят два варианта.

Джеймс Рэй задумчиво посмотрел на Хью и кивнул, словно пришел к какому-то решению.

— Мистер Даррен, я не уполномочен находиться здесь столько времени, сколько мне хотелось бы. Расходы по моей поездке покрываются за счет состояния доктора Доусона, и распорядитель должен быть очень осторожен с этим, потому что суды неодобрительно относятся к такого рода расходам. Мне представляется, что у вас есть... сильно выраженный личный интерес к судьбе мисс Доусон. Не могли бы вы найти время сами проверить эти два варианта и выслать мне результаты?

— Конечно.

— Я лично подозреваю, что здесь... некая грязная игра. Не знаю, как еще выразить это. Все ужасно банально и запутано.

— Что вы подразумеваете?

— Можете ли вы утверждать, что это была истеричная женщина?

— Нет-нет!

— Любила ли она отца?

— Да. Они были в размолвке много лет, и она была очень рада, когда они наладили отношения.

— В этом послании к вам мисс Доусон дает понять, что никогда не вернется сюда. Но ее «моррис» до сих пор находится на стоянке в аэропорту.

— Это мне известно.

— Машина стоит не больше шестисот долларов, я полагаю. Думаю, не в ее характере бросаться и такими деньгами. Я вначале не собирался говорить вам, но раз я прошу вашей помощи, то должен быть до конца откровенным. Прежде чем прийти сюда, я наведался в Страховой банк Невады. У меня не было никаких специальных предписаний, но я установил контакт с вице-президентом, и, после того как я предъявил ему свои документы и ввел в курс дела, он счел возможным сообщить мне, что у мисс Доусон есть счет в банке и сейф. За шесть недель по этому счету не проходило ни одного чека. Последним был чек на авиабилет первого класса до Сан-Франциско, в одну сторону. После этого она не сняла ни доллара. Сейф она не трогала почти год.

— Но это... какая-то бессмыслица.

— И у меня такое же впечатление, мистер Даррен. Если человек собирается уехать и не возвращаться, то, надо думать, он потратит первую половину дня на то, чтобы закрыть счет, продать автомобиль и так далее. Вероятно, что-то помешало ей сделать все это. Но раз так, то почему она не вернулась сюда, пусть даже тайком, если надо, и не закрыла свои дела?

— Может... может быть, еще приедет?

— Возможно. Но на что она живет сейчас? Мне не по себе от этой загадочности, мистер Даррен. Я человек, любящий во всем стройность и порядок, как мне кажется. И во мне наступает душевный разлад, когда я сталкиваюсь с поступками, которые выглядят крайне нелогичными... Так, вот вам моя визитная карточка. Буду признателен, если вы мне сообщите какие-то новости.

— А что будет с имуществом?

— После вычета налогов и некоторых выплат по завещанию остается, я полагаю, около трехсот тысяч. К счастью, есть потенциальный наследник, троюродный брат, человек лет сорока с небольшим, у него жена и двое детей, он профессор экономики в Северо-Западном университете. По прошествии ряда лет — количество их определено законом, — если все разумные усилия по обнаружению мисс Доусон не увенчаются успехом, распорядитель обратится в суд на предмет признания ее юридически умершей. К документам будет приложен и мой отчет о проведенном расследовании. Если суд решит, то имущество перейдет к троюродному брату, и распорядитель освобождается от всякой ответственности за него.

— А если...

— Если она отыщется, то, конечно, может заявить о претензиях на имущество.

Джеймс Рэй снова посмотрел на свои часы, встал, галантно пожал Хью руку и, произнеся слова благодарности, отбыл.

После ухода Рэя Хью Даррен понял, что его романтический план бросить все и отправиться на поиски Бетти несостоятелен. Этим уже занимаются официальные инстанции, и занимаются шесть недель. Внезапно оказалось, что ему не с чего начинать. Он оказался — в ином только масштабе — в положении Одиссея, задумавшего эпическое странствие, но пришедшего на берег после того, как корабли ушли без него.

Хью рассеянно занимался делами. Что-то беспокоило его, что-то свербило в мозгу. И наконец он понял что. Бетти узнала о смерти отца из телефонного разговора с миссис Мид, и разговор состоялся в отеле. А в любом большом отеле действует такая разведывательная сеть, которая посрамит Центральное разведывательное управление. Но он ни о смерти отца, ни о телефонном разговоре в отеле не слышал. Он не мог представить себе, как такая информация могла обойти его, ведь о его отношениях с Бетти вряд ли кто не знал.

После нескольких минут размышлений он позвонил Максу Хейнсу, и ему ответили, что его можно найти в апартаментах Эла Марта. Хью позвонил туда и услышал голос Макса. В трубке-были слышны смех и музыка. Файв о'клок. Нескончаемый праздник в апартаментах Эла набирал обороты.

— Макс, я хочу тебя спросить кое-что о Бетти Доусон.

— О ком?

— О Бетти Доусон, черт возьми!

— Конечно, дорогой. Я сразу не врубился. Да, если ты хочешь спросить, не возьму ли я ее назад, то сразу скажу: нет. У меня есть девочки, которые ей сто очков вперед дадут, и то они предупреждают меня о своих шагах. А ты что, видел ее?

— Нет, не видел. Помнишь, в ту ночь, с понедельника на вторник, когда уехала Бетти, я говорил с тобой и ты не знал, почему она уехала так неожиданно? Ну, и ты узнал почему?

— Да, умер ее старик. Но мне она об этом не говорила. Если б сказала, я бы на нее не обижался.

— А откуда ты узнал?

— Вот дьявол, не помню. Кто-то сказал. Может, на следующий день. Не помню.

— А почему же ты мне ничего не сказал? Ты ведь знал, что мы с ней хорошие друзья.

— Малыш, эта баба уехала, ты был и так скучный. Чего, думаю, бередить парню душу? И потом, ты больше не упоминал о ней, а то бы я, наверное, сказал, что ее старик умер. Да я уж думал, что ты узнал об этом, как и я. Так ты только что узнал?

— Да, этот адвокат сказал мне.

— Все просто. Она изобразила исчезновение и прочее. Я говорил ему, что не стоит зря потеть. Она отсиживается где-нибудь. Может, выпила лишнего и не попала на похороны к старику, а сейчас гуляет где-то, пока не пойдет работать. Забудь ее, дорогой. Давай поднимайся сюда. Мы тебя почти не видим здесь. В данный момент тут нехватка мужского пола, а у нас пара француженок из шоу в «Мозамбике», они очень расстроены мужским дефицитом. Давай бегом сюда, пока другие не узнали.

— Как-нибудь в другой раз, Макс. Ладно, спасибо.

Хью положил трубку, и почти тут же в кабинет с улыбкой влетела его секретарь Джейн Сандерсон, неся в руках бумаги — отчеты подразделений отеля, которые ей надо будет свести воедино. Она положила бумаги на стол, накрыла чехлом пишущую машинку и достала из стола свою сумочку.

— Джейн, — обратился к ней Хью.

Она повернулась в его сторону с некоторым удивлением.

— Что, вы уже подписали всю эту муть?

— Даже не смотрел еще. У вас какие-нибудь планы или вы можете уделить мне пару минут?

Джейн подошла к его столу, двигаясь медленнее обычного, удивленно склонив набок голову, села в кресло возле стола и прикурила сигарету от его настольной зажигалки.

— Мне предстояло крайне важное мероприятие: переодеться в купальник, выпить дозу чего-нибудь, взять книжку и оттащить шезлонг на любимое место возле бассейна. Но я уж так и быть поговорю. Очень приятно с вами познакомиться. Так как бишь ваше имя?

— Даррен. Там на двери написано.

— А-а.

— Просто, может быть, я в некотором роде отсутствовал.

— Можно так сказать, Хью.

— Скажите, как вам здесь нравится, Джейн?

Она поджала губы:

— Полагаю, вы не ждете, что я вам скажу что-то сверхнеожиданное.

— Конечно нет.

— Мне здесь не так нравится, как раньше. — Она нахмурилась. — Вы трансплантировали меня из города ангелов в город наглых[4]. Я искала случая сказать это с того момента, как приехала сюда. В общем, первые пару месяцев мне совсем не нравилось. Потом притерлась, стало нравиться намного больше. Теперь начинает надоедать. Не знаю, ей-богу... У меня все нормально, Хью. А чего не быть, если у меня ничего нет, кроме работы. Я сама себе хозяйка. Я сейчас практически в таком положении, что мой доход от вложений освобождает меня от необходимости браться за работу, которая меня не привлекает.

— А эта работа привлекает или нет?

— Мне она больше нравилась в самом начале, когда мы ломали старую систему и налаживали новую, когда шла борьба со всеми. Честное слово, я тогда работала по двенадцать — четырнадцать часов в день и получала удовлетворение от каждой рабочей минуты. Платят здесь хорошо, и, я думаю, здесь интересно работать, если человек любит необычное. Но в последнее время пошла в основном рутина.

— Такова была цель — чтобы все шло как по маслу.

— Знаю, Хью. Но есть тут кое-что еще... Да ну их к дьяволу, эти разговоры.

— Мне интересно знать, что вы думаете, Джейн.

— Но это может оказаться несколько более откровенным, чем вам может понравиться, босс.

— Об этом не беспокойтесь.

— Во всякой работе важно, на кого работаешь. И вы были само совершенство.

— Вы говорите в прошедшем времени?

— Определенно в прошедшем. Когда к приехала сюда, я услышала о том, что этот город может менять людей, и была уверена, что вас-то он не изменит. Но... изменил-таки, в последний месяц или около того. Как будто у вас угас интерес ко всему. Многовато пьете, вас начало разносить, выбираете простейший путь вместо правильного. Конкретно сказать ничего не могу, но знаю, что вы научились ловить свои микровыгоды, вы просто делаете деньги, Хью. Вы начинаете выглядеть, действовать и думать, как все здешние жирные коты. Это не та перемена, которую я лично хотела бы в вас видеть. Может быть, я отношусь к скучной категории людей, которые выказывают полное уважение, на кого бы ни работали. Так что вы, Хью, располагаете моим уважением. А теперь извините меня за покровительственный тон. Досадно, конечно.

Хью чувствовал, что лицо его полыхает, и подумал, что оно, наверное, соответственно и красное.

— Жестко вы со мной, Джейн. Вам только дай случай.

— Мы не говорили с вами уже несколько недель. Если бы мне представился случай, я сказала бы все это раньше.

— Может быть, я стал наплевательски относиться ко многим вещам после отъезда Бетти Доусон, вы не находите?

— Я заметила это. В течение недели вы были как сомнамбула, да еще и в прескверном настроении.

— Она мне была небезразлична.

— Я знаю. — Голос Джейн внезапно смягчился. — Она мне нравилась, Хью. Ее почти все здесь любили. Симпатичная, сердечная, добрая девушка. Ее не тронул здешний мир.