Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Обреченные

ModernLib.Net / Современная проза / Макдональд Джон Д. / Обреченные - Чтение (стр. 8)
Автор: Макдональд Джон Д.
Жанр: Современная проза

 

 


– А это плохо?

– Чем было плохо мое первое предложение?

– Ты наверняка переберешься через реку. Не придется тащиться на это «Ранчо Гранде». И потом, вдруг ему моча в голову ударит и он решит забрать все барахло, которое мне купил?

– Помнишь, я обещал заплатить тебе за койку, жратву и выпивку.

– Ладно, Дел, мы с тобой поняли друг друга.

– Наверное, все получится.

– Знаешь, а я ведь сильно рисковала, когда все тебе выложила.

Он криво улыбнулся:

– Ничего ты не рисковала. Ты не из таких. Ты, видимо, привыкла работать в паре? Сознайся!

– Я однажды уже обожглась. Вот почему теперь приходится быть осторожной.

– Отсидела?

– Два месяца, но могла получить от года до пяти. Я сказала Гарону, что работаю телефонисткой. Ха-ха! В общем, когда я загремела, я работала на пару с одним... приятелем. Он сбежал через окно, его не поймали, а я, как дура, стою посреди комнаты, и в руках у меня больше монет, чем ты видел за всю жизнь. У меня было восемьдесят колбасок с монетами. Знал бы ты, какой цирк я устроила! Вопила, рыдала и уверяла их, что ведать не ведаю, как эти свертки попали ко мне в руки!

Беннике поджал губы.

– Мне это не нравится. Копы имеют привычку заявляться время от времени к бывшим сидельцам и проверять, кто как себя ведет, – просто так, для развлечения.

– Ерунда. Это было два года назад, да и произошло в Эль-Пасо. И потом, ты говорил, что у тебя неприятности только в Мексике.

Он постарался пожать плечами как можно небрежнее:

– Они могут упереться рогом и добиться моей выдачи. Но я в этом сомневаюсь.

– Знаешь, Бенсон, у меня дурное предчувствие: с тобой до беды недалеко.

– Ну так и послушайся своего дурного предчувствия. Кончай пудрить мне мозги. Убирайся и оставь меня в покое.

Она легонько стукнула его кулаком по колену:

– Эй, предчувствие у меня не очень сильное!

Он посмотрел на другой берег.

– Вот и решилась проблема с «бьюиком». Хозяйка плывет. Какой-то тип везет ее на лодке.

Бетти Муни встала и сверху вниз улыбнулась ему:

– Не уходи. Пойду верну ей ключи.

Бетти спустилась на дорогу, бросив на Беннике прощальный взгляд через плечо. Убедившись, что он смотрит ей вслед, стала более зазывно раскачивать бедрами на ходу. Наблюдая за ней, он решил, что в конце концов пребывание в Сан-Антонио обойдется ему не так дорого. Она, конечно, хитрая, но при этом у нее кишка тонка. Изображает из себя блатную, а у самой поджилки трясутся. Если кончатся деньги, всегда можно избить ее и отправить на панель. Ему уже приходилось обходиться подобным образом со случайными подружками; наверняка и сейчас все выйдет так, как ему нужно. Сначала девчонка хнычет, потом привыкает; унижая других, он растет в собственных глазах.

Беннике с силой ущипнул себя за ногу. Из-за проклятой усталости он видит трудности там, где их нет. Главное сейчас – выбраться из страны. Может, правду говорят, что наглость – второе счастье? Перегнать по мосту «кадиллак». Он похлопал рукой по животу, ощупал тугой, пропотевший, влажный пояс с деньгами. Вот что успокаивает нервы. Деньги – твои друзья. Деньги, скорость и целый мешок уловок.

Он вытянул крепкие кривые ноги и лег на спину, заложив руки под голову и ероша пальцами жесткий ежик волос на затылке. Небо темнело. Странные тут закаты! Однажды он уже видел подобный закат. Когда и где? Чертовски давно. Такого цвета у него была рубашка сто лет назад, в Нью-Джерси. Он носил ее с белым галстуком. "Черт побери, это было тогда, когда я мыл посуду в вонючей кухне летней гостиницы. Еще совсем сопляком. Ну-ка, вспомни, как же ее звали? Дора? Нет, Дорин. Рано утром я увидел ее на гостиничном пляже. Красный купальный костюмчик. Хорошенькая, как куколка. Постоялица. Меня она тоже приняла за постояльца, а мне хватило ума болтать. Назначил ей свидание на вечер, а потом купил в городе ту синюю рубашку. Нечего сказать, умник! Но что возьмешь с семнадцатилетнего дурака? В общем, как-то обо всем прознали. Ее папаша и управляющий подкараулили нас у служебного входа, когда я хотел незаметно провести ее назад в гостиницу. Управляющий дал мне по морде и тут же уволил. Из носа пошла кровь, испачкала белый галстук. Папаша утащил Дорин в номер; она плакала. Пришлось тут же собрать вещички и выметаться. Управляющий ходил за мной по пятам, пока я не убрался. И все-таки я всех их провел. Запрятал чемодан в придорожных кустах и прокрался обратно. Взял бензин в сарае для инструментов. Облил автомобиль ее папаши. Потом чиркнул спичкой – и дай бог ноги. Господи, как бабахнуло!

Интересно, что бы было, если бы нас тогда не поймали? Ведь я и пальцем к Дорин не притронулся. Считал ее ангелом с крылышками. Теперь-то я поумнел. Жизнь научила. Постранствовал вволю. Пришлось посидеть в кутузке несколько дней, а потом убраться из штата. Интересно, где Дорин сейчас? Наверняка у нее семья, дети. Какие у нее были большие глаза! Карие. Хорошенькая мышка. Даже пальцем ее не тронул. Пальцем..."

Кто-то потряс его за плечо. Беннике вздрогнул и проснулся. Черное небо над головой было усыпано звездами.

– Солнышко, у тебя нервы ни к черту, – пропела Бетти Муни.

– Должно быть, я заснул.

– Дарби еще спит. Ничего удивительного. Старичку придется месяц отсыпаться, чтобы наверстать упущенное.

Он посмотрел на реку. Что там на том берегу? Свет фар куда-то сместился. Грузовик стоял на колесах. Рабочие вытягивали его за веревку; до его ушей донеслось их монотонное пение. Медленно, сантиметр за сантиметром, грузовик, пятясь, выползал из реки.

– Продвинулись, да?

– Совсем скоро паром будет здесь. Тебе надо что-то решать с твоей машиной.

Кажется, он еще не до конца проснулся. Голова ватная, тяжелая. Беннике встал и с хрустом потянулся, размял плечи.

– Кто поет? – без интереса спросил он.

– Близняшки-блондинки. Сидят в своей машине и распевают. Смотри, что они мне дали!

Рука его сомкнулась вокруг горлышка бутылки.

– Текила, солнышко. Тебе, наверное, не помешает глоточек.

Он отвинтил крышку и поднес бутылку к губам. Холодная жидкость едко плеснула по зубам, обожгла нёбо. Захлебываясь, он сделал три больших глотка, опустил бутылку и передернул плечами. Огненная жидкость текла по пищеводу, приятно согревая.

Беннике прислушался к пению. С чего им пришло в голову петь псалмы? Голоса звучали сладко и ясно. Просто мурашки по коже... Пение уносит тебя в далекое-далекое прошлое. Было время, ты сидел в церкви, умытый, причесанный; медленно таяла на языке облатка. Сквозь окна проникали солнечные лучи; гремел орган – а когда органист доходил до одной определенной клавиши в нижнем регистре, у тебя внутри все сжималось.

Мысли о церкви – не к добру.

Он снова поднял бутылку. На этот раз пошло легче.

– Эй, не будь свиньей!

Он вернул ей бутылку. Да, картина. Текила на пустой желудок. Дел сделал наклон, потом снова потянулся, зевнул, почесал живот костяшками пальцев.

Бетти тесно прижалась к нему, взъерошила волосы на затылке. Он обхватил ее за талию, впился тяжелым поцелуем в губы, словно хотел высосать их, опустошить, а другой рукой жадно ласкал бедра девушки, притискивая их к себе.

– Вон там подходящее место, – сказала она надтреснутым голосом.

Спотыкаясь, они побрели в темноту. За деревьями, росшими вдоль дороги, виднелось поле. Идти было трудно, так как он прижимал ее к себе. Вскоре Бетти обернулась к нему. Ноги у нее обмякли, она потянула его вниз. Трава сухо зашуршала под ними, затрещала материя ее платья. Бедра молочно белели в свете звезд, рот – черная дыра, в глазах отражается дикое мерцание звезд; она впилась ногтями ему в бока; потом возня, сознание того, что сейчас это произойдет... Вдруг Беннике скосил взгляд и увидел в свете звезд матадора с нацеленным на него ружьем для подводной охоты, различил металлический блеск гарпуна. Дико закричав, он отдернулся от нее, замахал руками, снова закричал... И тут матадор исчез со звездного неба. Беннике опустил голову. Нет никакого гарпуна, только молочно белеют в темноте ее голые ноги...

– Что, черт побери, с тобой такое? – От возмущения у Бетти даже сел голос.

Не удостоив ее ответом. Дел потянулся к текиле, аккуратно поставленной на безопасном расстоянии. Схватил бутылку, поднял, допил остатки.

– Ну и что прикажешь теперь делать? – желчно поинтересовалась она.

– Заткнуться!

Она села и привела в порядок одежду. Допив текилу, он швырнул пустую бутылку в темноту. Она с глухим стуком ударилась о землю, покатилась, но не разбилась. Да, приятель, если тебе являются жмурики, значит, у тебя крыша едет. Без вопросов.

Бетти придвинулась к нему и попыталась с какой-то мрачной злобой возбудить его. Он грубо оттолкнул ее. Она помрачнела.

– Сделка отменяется, солнышко.

– Отцепись от меня!

– Извини, что я живу на свете, – сказала Муни. Встала на ноги и пошла прочь. Покинула его.

Блондинки все еще пели псалмы. Сладко пели, на два голоса. В сухой траве что-то зашуршало; Дел поспешно вскочил. Наверное, здесь водятся скорпионы. Желание ушло, словно его никогда и не было; ему показалось, что он больше никогда в жизни не захочет женщину. При мысли о Бетти и о женщинах вообще его замутило.

Текила горячила кровь. Он напряг мускулистые бедра, согнул плечи. Ему захотелось подраться, избить кого-нибудь до полусмерти. Может, так удастся вернуть уверенность в себе?

Беннике спустился на дорогу; он шел напыжившись, уперев кулаки в бока. Текила гудела и пела у него в ушах. У реки было светлее – на том берегу включили прожектор. Первым на глаза ему попался техасец – он сидел и болтал со светловолосой девчонкой. Мексикашка, дружок техасца, устроился на корточках метрах в двадцати от парочки, в пальцах у него дымилась вечная сигарета. В мозгу у Беннике полыхнуло пламя. Срочно надо что-то предпринять, все равно что, лишь бы снова почувствовать себя человеком.

Он размахнулся и со всей силы врезал мексиканцу ногой по ребрам, отчего тот упал навзничь. Беннике принял боевую стойку, ожидая ответного удара, и злобно буркнул:

– Не сиди у людей на дороге!

Мексиканец встал и отошел в сторону, потирая ушибленный бок. Он что-то тихо сказал техасцу, который вскочил на ноги.

– Зачем ты это сделал? – негромко спросил техасец.

– Он сидел у меня на дороге. В следующий раз получит по морде.

Из тумана выплывали тени. Беннике видел, как фигуры медленно приближаются, окружают его. У него пересохло во рту. Напрасно он прицепился к мексикашке. Надо было сначала вырубить техасца... В темноте что-то тускло сверкнуло – наверное, лезвие ножа.

Он враскачку направился к техасцу:

– Может, ты хочешь встать у меня на пути?

Техасец быстро произнес что-то по-испански. Внезапно общее напряжение ослабло. Все хохотали, видимо потешаясь над ним. Беннике вспыхнул.

– Что за дрянь ты несешь? – спросил он. – Слишком быстро тараторил, я ничего не понял.

– Я сказал им: пусть полюбуются, как плохо тренируют для ринга бойцовских петушков. Миссис Герролд, может, вы немного погуляете?

– Билл, я остаюсь, – ответила она.

Беннике понял, что Дэнтон собирается проучить его. Он быстро нырнул вперед и схватил его за запястья, свободной рукой целясь ему в лицо. Дэнтон рывком высвободился и выбросил руку вперед; от мощного удара по шее Беннике завертелся волчком. Его швырнуло на дверцу грузовика; пришлось подставить ладони, чтобы остановить падение.

Дел быстро обернулся, прикрывая лицо руками, но техасец не преследовал его. Он стоял, ожидая, когда его противник сделает следующий шаг. Беннике почувствовал исходящие от высокого парня презрение и гнев. Он набычился, пошел вперед, метя техасцу в живот. Вдруг откуда-то из темноты возник огромный, тяжелый кулак – словно к канату привязали мешок с камнями. Дел заметил этот кулак на долю секунды позже, чем следовало, – не успел ни блокировать удар, ни поднырнуть. Небо словно взорвалось красными огнями, земля покачнулась и ударила его по затылку, плечам; он злился на себя за то, что так просчитался, но вместе с тем испытал какое-то облегчение. Драка прочистила ему мозги.

Когда он поднялся, техасец снова сидел на пятках и беседовал с девушкой. Заметив, что Беннике очнулся, приказал:

– А теперь извинись перед моим другом, которого ты ударил.

– Иди ты, – негромко отозвался Дел.

– Извинись.

Во мраке Беннике отыскал глазами мексиканца.

– Извини, – проворчал он.

– Esta bien,[5]– сказал Пепе, и Беннике почудилась насмешка в его словах.

Он медленно встал, потирая шею. Кажется, все ждут, что этот парень будет теперь делать, и смотрят на него так, словно он какой-нибудь жук, насекомое в банке. Дел пошел прочь, на темную дорогу.

Девица Муни взяла его под руку и потащила к ближней машине. Она тяжело дышала, словно пробежала длинную дистанцию. Почти как собака в жару.

– Дел, о господи. Дел! – прошептала Бетти, хватая его за руки. – Он... он умер! А я думала, он спит!

Он отпихнул ее от себя.

– Это твои проблемы. Поняла? Меня не впутывай.

– Ты не имеешь права! Не можешь бросить меня! Ты мне поможешь!

– Черта с два!

– Если ты мне не поможешь, я всем расскажу, что за тобой охотится мексиканская полиция. Я попрошу кого-нибудь сообщить в Матаморос. Я всем скажу, что ты угнал эту машину. Скажу, что ты убийца... Если ты мне не поможешь, тебе конец!

– Ладно, ладно!

Он потащил ее наверх, на холм, и там, в черной тьме под деревьями, правой рукой схватил за горло. Под его стальными пальцами шея ее казалась удивительно мягкой и слабой. Она успела исцарапать ему лицо, прежде чем он догадался стиснуть ей руки. Бетти яростно боролась и выворачивалась; они поскользнулись и тяжело шлепнулись наземь. Она металась, придавленная его весом, но постепенно слабела. Внезапно Беннике ослабил хватку, отпустил ее, сел на землю и закрыл голову руками. Некоторое время Бетти откашливалась и хрипела, потом затихла и лежала, тяжело дыша.

Отдышавшись, почти беззвучно спросила:

– Почему ты передумал?

– Сам не знаю.

– Должно быть, ты очень нужен мексиканским копам.

– Точно.

– Убил кого? – прошептала она.

– Нет, но убийство повесят на меня.

– Дел, мы оба в большой заднице. – Это было сказано тихим голосом, в котором не было гнева, только удивление.

– С чего ты взяла, что он умер?

Она схватила его за руку. Он почувствовал, как она дрожит.

– Я подошла к нему. Он издавал какие-то странные звуки. Сначала я ничего не поняла... А потом... он так весь передернулся и по нему что-то побежало. Что-то маленькое. Это была...

Он ощутил странное желание обнять ее за плечи. Утешить, успокоить. Ее наглость и энергия куда-то улетучились. Перед ним сидела просто испуганная девчонка.

– Я тебе помогу, – сказал он, – но не потому, что испугался твоих угроз. Усвой это хорошенько.

– Мне все равно – только помоги.

– Сделаем, как задумали. Только придется утащить его отсюда. Тащить придется мне. Помнится, днем я заметил недалеко отсюда скалы – метрах в трехстах отсюда, где-то в километре от дороги. На этой же стороне, где мы сейчас сидим. Я взвалю его на плечи. Мы потащим его задом наперед, чтобы никто не заметил. Труп бросим за скалами. Все должно получиться. Его машину найдут в Сан-Антонио. Проверят на границе, и окажется, что он вернулся в Штаты. Я его раздену, а если он проваляется там еще сутки, никто уже не узнает, кто он такой – даже какого цвета у него кожа.

Упавший грузовик наконец вытащили на берег. Две машины уже вползли на паром. Беннике замолчал. Надо же, чуть не убил ее! Вот дурак. Она – его последний шанс. Только убийства ему сейчас не хватает; должно быть, мозги совсем размягчились. Все против него. Каждый может выдать. Даже и сейчас кто-то, возможно, следит за ним. Он огляделся, очень медленно поворачивая голову.

Глава 11

Когда Билл Дэнтон разглядел в лодке светлые волосы Линды, казавшиеся золотыми в лучах заката, особенно светлые на фоне мутной реки, он вдруг ощутил такой острый и внезапный прилив радости, что это его даже немного удивило. Почему ему было так жаль, когда он смотрел, как она уплывает на пароме – прочь, навсегда из его жизни?

Он вспомнил, как говорил отец: лучший способ полюбить кого-то – оказать ему услугу. Облагодетельствованный тобой человек, возможно, будет тебя презирать, но ты сам наверняка проникнешься к нему любовью. Интересно, может, именно его донкихотство расположило его к ней? Какая она хорошенькая! Волосы светлее, чем золотые от загара плечи, а какой у нее взгляд! Серьезный, как у маленькой девочки, но все же видно, что она уже взрослая женщина. Платье телесного цвета замечательно облегает фигурку, подчеркивая тугие узкие бедра, натягиваясь на острых молодых грудках. Он инстинктивно чувствовал, что перед ним – редкий цветок. Она не просто красивая женщина, но еще и верная, чувственная, с легким и веселым нравом, одновременно крепкая и воздушная, как эльф. Наверное, ее смех похож на звон колокольчика, и в ней всегда будет оставаться некая тайна, какую-то часть ее невозможно познать до конца, поэтому отношениям с нею не суждено превратиться в обыденную скуку.

Билл следил за лодчонкой, подплывающей к берегу. Будь честен с самим собой! Признай, что она ближе всего соответствует той идеальной картинке, которую услужливо рисовало твое воображение; она очень походит на девушку, которую ты никогда в жизни не встречал, идеал, составленный из кусочков разных девушек, близких знакомых и не очень.

Билл спустился к воде, вытянул плоскодонку за нос на берег и протянул Линде руку. Выйдя из лодки, ступив на серую, потрескавшуюся землю, она спокойно сообщила ему, что ее свекровь умерла. И вдруг губы у нее искривились, лицо исказилось, как у маленькой девочки. Обняв девушку за плечи, он повел ее прочь от вереницы машин, на вершину холма. Она достала из сумочки платочек. Билл поспешил отпрянуть. Она еще всхлипывала временами. Наконец ей удалось справиться с собой. Линда остановилась и высморкалась.

– Как глупо, – сказала она прерывающимся голоском, пытаясь улыбнуться.

– Вовсе не глупо. Представляю, какое это было для вас потрясение.

– Да, верно, только я разревелась не из-за нее. Я ее толком и не знала. Мы поженились всего несколько недель назад; она все время пыталась отговорить его от женитьбы, пока не поняла, что все равно проиграет, и тогда стала просто душечкой. Прилетела в Мехико, чтобы вернуться вместе с нами в Рочестер. Я была потрясена, потому что... Словом, она была очень сильной личностью. На свой лад.

Тропинку перегораживало дерево, давным-давно поваленное наводнением. Ствол совершенно высох и побелел на солнце. Она присела, поставила локти на колени и подперла щеки ладонями.

Билл вспомнил ее молодого мужа. Просто мальчишка. Эта девушка уже взрослая, а ему пока не удалось повзрослеть. Он присел рядом с ней и протянул ей сигареты.

– Спасибо, у меня свои, – ответила она.

– Знаете, вы лучше говорите, рассказывайте что-нибудь. От разговора полегчает. Я хорошо умею слушать.

– Мистер Дэнтон, не хочу рыдать у вас на плече.

– Зовите меня просто Биллом. Я слышал, ваш муж называл вас Линдой. Можно и мне?

– Конечно, Билл. Сегодня ненормальный день. Как будто мир перевернулся. Иногда мне кажется, будто я сплю. Врач дал мне что-то выпить, и теперь все как в тумане. Если я начну рассказывать, то уже не остановлюсь. Я чувствую это. И наговорю лишнего, а потом буду раскаиваться.

– Ведь так называемая сыворотка правды – тоже всего лишь успокоительное. Не помню названия. Похоже на соду... Пентотал натрия?

– Кому известно, в чем она, правда?

– Знаете, я не рассуждал о высоких материях с тех пор, как пару лет проучился в сельскохозяйственном и машиностроительном колледжах. Постараюсь что-нибудь припомнить. Кажется, некоторые утверждают, что истина – величина непостоянная. Она меняется в зависимости от индивида, времени и места. Словом, что вчера было истинным, то завтра будет ложным.

– Может, я найду свое место в жизни, когда изменю представления о том, что такое истина... С вами такое бывало?

– Конечно, Линда. Мне пришлось в корне менять все мои взгляды. В детстве. Моя мачеха – мексиканка. Когда меня отправили в частную школу в Штаты, у меня был жутчайший акцент. Меня дразнили «мексиканцем», и мне приходилось драться. Я без конца дрался. Но однажды задумался: а ради чего, собственно, я так кипячусь? Когда очередной мальчишка обозвал меня мексиканцем, я сказал, что я и есть мексиканец. И мне стало легче, потому что на меня перестали навешивать ярлык. Люди обожают раскладывать все по полочкам и навешивать друг на друга ярлыки. В Вашингтоне, например, куча людей обзывает друг друга коммунистами.

– Билл, у вас, наверное, хорошая, крепкая семья. Вы женаты?

– Нет, я живу с родителями. А почему вы решили, что у меня хорошая семья?

– У вас такой вид... Не знаю. Защищенный. Когда я была маленькая, у нас была хорошая семья. Потом папа умер, и мир раскололся пополам; кажется, с тех самых пор я стремилась выйти замуж и снова обрести счастливую семью, как в детстве. А вот мой муж не счастлив. Мне кажется, я хотела дать ему то, что было у меня, но чего он был лишен.

– Мы хорошо ладим. У нас большая каменная гасиенда недалеко от Манте. В доме всегда кто-то поет. Бывает, мы скандалим, но стоит кому-то постороннему обидеть одного из наших, и все Дэнтоны объединяются, сплачиваются.

– Так и должно быть.

Он нахмурился:

– Может, в моей жизни все идет слишком уж гладко. Сегодня я много размышлял. Бывало, я раздражался, сердился на своих стариков, но мне ни разу и в голову не пришло отделиться и жить самостоятельно.

Она опустила глаза. Земля под ногами спеклась в плотную серую корку. Он посмотрел на Линду и увидел, что в уголках глаз у нее снова скапливаются слезы.

– Ну, ну, не надо! – ласково произнес он.

– Ничего... не могу с собой поделать. Мы одни. Я вас больше никогда не увижу. Если я сейчас выпущу пар, то, может быть... перестану реветь каждую минуту.

– Я ведь вам уже говорил. Я умею слушать.

– Но это настолько личное дело, черт побери. – Она вытащила еще один платок и промокнула глаза. – Как можно знать заранее? Я влюбилась в своего мужа. Мне казалось, я буду любить его до гроба, трудно любить сильнее. Сладкие грезы! Скрипки и розы. А сегодня я поняла, что на самом деле он... мелкий и ничтожный. Я пытаюсь уговорить себя снова полюбить его, но пока что-то не получается.

– Наверное, он сильно расстроился. Он ведь сущий ребенок.

Она вскинула на него взгляд, полный удивления и ярости:

– Детей я люблю. Я хочу родить много детей и вырастить их. Своих детей. Но в мои планы не входило перевоспитывать чужих детей.

– Может быть, то, что произошло сегодня, заставит его повзрослеть?

– Сомневаюсь. Билл, но что мне остается делать? Что предпринять? Продолжать жить с ним как ни в чем не бывало, потратить на него еще лет пять... после того, как он украл у меня всю радость жизни? Или бросить его прямо сейчас? Узы брака для меня священны. Я хотела, чтобы мой брак был на всю жизнь. Если относиться к браку как... к машине, которую можно продать, когда она вам надоела, тогда само понятие теряет всякий смысл. Мне трудно обвинять Джона Картера Герролда в том, что он сделал. Вина лежит на его матери. Хотите, я расскажу вам, как отличить скучного человека от интересного? Меня научил папа.

– Конечно.

Она развела руки в стороны, словно рыбак, который хвастается пойманной рыбой. Подняла вверх оба указательных пальца. Помахала пальцем на левой руке.

– Вот видите, это – то, что вы думаете о себе. – Она покачала указательным пальцем на правой руке. – А это – то, чем вы на самом деле являетесь. Если две эти дефиниции далеко друг от друга, как сейчас, то перед вами скучный тип, который не способен взглянуть на себя со стороны. Чем ближе руки друг к другу, тем вы более интересный человек для окружающих. Если вы на самом деле такой, каким кажетесь себе, значит, скорее всего, вы – замечательное существо. Папа любил повторять, что у большинства из нас расхождение незначительное, но если расхождений вовсе нет, значит, вы, скорее всего, вовсе лишены гордыни.

– Наверное, ваш папа был чертовски умным парнем.

– Да. И я все время думаю о том, что могла бы применить его способ, чтобы объяснить произошедшее. Вон там – мое представление о Джоне. А здесь – то, какой он на самом деле. Я здорово обманулась, но сегодня у меня открылись на него глаза. Я поняла, какой он на самом деле. И этот новый человек мне совсем не нравится. С таким я жить не хочу. Интересно, может, я... как это называется... перфекционистка?

– Мне трудно судить, ведь я человек посторонний.

– Я знаю, почему он на мне женился. Наверное, угадал во мне такую же сильную личность, как его мать. Я чувствую в себе силу. А ему... нужен рядом кто-то сильный. Он так устроен: ему необходимо от кого-то зависеть, на кого-то опираться. Самого себя он считает умнее и сообразительнее прочих; он всегда уверял, что отличается повышенной чувствительностью и ранимостью.

– Чем он зарабатывает на жизнь?

– Он вроде пенсионера. Работу ему обещал дядюшка. Хорошую работу. Ему даже беспокоиться не придется. А я... что ж, могу устраивать нашу жизнь так, как мы задумали. Вернуться в Рочестер, купить или построить хорошенький домик в приличном квартале, вступить в Загородный клуб и Дамский клуб; буду приглашать к себе дам поиграть в триктрак... Про меня будут говорить: «Миссис Джон Картер Герролд Вторая – очаровательная маленькая хлопотунья». Только после того, что сегодня случилось, мне кажется, что через полгода такая жизнь мне осточертеет. Было бы чудесно, если бы я сумела... снова полюбить его.

– Но вы считаете, что это невозможно, верно?

Она закурила вторую сигарету. Солнце совсем зашло. На фоне малиново-пурпурного закатного неба огонек зажигалки вспыхнул поразительно ярко.

– Билл, я всегда считала, что умею распознавать людей. Но... должна признаться, еще никогда ни в ком так не ошибалась, как в собственном муже. Вот, например, сейчас я бы не вынесла, если бы он... прикасался ко мне. При мысли о нем у меня все внутри сжимается и мурашки по коже бегут... Что-то я слишком разоткровенничалась.

– Ведь вы сами говорили: мы с вами больше никогда не увидимся.

Она метнула на него быстрый взгляд:

– Да. Не увидимся.

Слова эти, произнесенные тихим, безжизненным голосом, словно открыли в самой сердцевине его души какую-то потайную дверцу. Какой пресной и скучной станет жизнь, в которой не будет ее! Они больше никогда не увидятся... Погоди, Билл, ты слишком спешишь. Влюбиться за один день невозможно. Или разлюбить. Такое бывает только в кино.

Внезапно в его сознании вспыхнул яркий свет. Он знает, как сказать ей о своем чувстве так, чтобы не задеть, не обидеть и не оскорбить ее!

– Послушайте, – выпалил он, – вы просто не знаете, можно ли на самом деле разлюбить мужа вот так, в один присест? – И он щелкнул пальцами.

– Да... по-моему, все дело в этом.

– Что ж, давайте пойдем по пути предположений. Как по-вашему, возможно ли такое? Сегодня я встретил вас впервые в жизни; мы перекинулись парой слов, а потом я увидел, как вы возвращаетесь в лодочке, и у меня внутри стало так же тепло и радостно, как в Рождественский сочельник в детстве. Представьте, мне хочется сидеть и беседовать с вами всю жизнь; мне не хочется никуда ехать. Вы сидите рядом, и ваши светлые волосы озаряют темноту, а у меня сжимается сердце... Хотите знать, что я сейчас чувствую? Мне безумно жаль, что вы травите себе душу из-за ничтожного сопляка. Мне жаль, что я для вас чужой.

Она вскочила на ноги и повернулась к нему лицом; руки ее судорожно сжимали сумочку.

– Нет, Билл. То, что вы говорите, невозможно.

Он тоже встал, отступил на шаг и посмотрел ей прямо в глаза.

– Может быть, это самая правдивая вещь, какую вам приходилось слышать в жизни, – возразил он.

– Пожалуйста, прекратим этот разговор. Я не хочу.

– Я и не знал, что скажу вам это. Но когда вы повторили, что мы больше никогда не увидимся, я понял, что должен торопиться. Вам кажется, вы совсем запутались. А как же я?

– Билл, мы не...

Он положил руки ей на плечи и медленно склонился к ее губам. Она потянулась ему навстречу; звезды светили неярко, но, целуя ее, он заметил, как она закрыла глаза. Внезапно поцелуй оборвался: Линда отскочила от него. Повернувшись к нему спиной, расхохоталась. Смех вышел невеселый.

– Должно быть, я установила своеобразный рекорд. Сегодня я уже один раз снимала с себя это платье. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я всегда готова снова скинуть его. Оно легко мнется.

Он смотрел ей в спину.

– Детка, ты пытаешься оскорбить меня, но только растравляешь себя.

– У меня еще вопрос. Ты, наверное, считаешь меня обыкновенной дешевкой?

– Не говори так. Тебе не идет.

– Откуда тебе знать, может, я и правда обыкновенная дешевка?

– Оттуда, что я тебя знаю, Линда. Я хорошо тебя знаю, так, будто знаком с тобой целую вечность. А теперь... в состоянии ли ты повторить, что мы с тобой больше никогда не увидимся?

– Никогда. Обещаю тебе.

Он набрал в грудь побольше воздуха.

– Может, нам стоит вернуться к остальным?

Линда повернулась к нему лицом. Она улыбалась.

– Спасибо тебе, Билл.

Они медленно побрели назад. На дальнем берегу вспыхнули прожекторы.

– Мне надо забрать ключи у той девушки, Муни, – вспомнила Линда.

– Не спеши. Ее все равно нет. Она куда-то ушла.

Открыв дверцу пикапа, Билл вытащил одеяло и постелил для нее на подножке. Сам сел рядом на корточках. Интересно, как это все вышло? Ведь он не собирался откровенничать. Но, начав говорить, уже как будто не мог остановиться. Нечестно морочить ей голову. Пусть сначала разберется со своим так называемым муженьком. Помнится, Пепе сказал, что этот мальчишка – ее муж – ударил ее по лицу прямо в лавке. Разумеется, болезнь матери выбила его из колеи, но все равно его поступку нет оправдания. Губы у нее до сих пор вспухшие. Наверное, она пыталась избыть свое унижение, когда несла эту чушь про платье. Пыталась таким образом отпугнуть его.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12