Глава 8

— Привет, — Флетч заглянул в комнатку, где за коммутатором отеля сидели две телефонистки.

С другой стороны вестибюля журналисты толпились в зале Аманды Хендрикс.

— Сюда не положено заходить посторонним, сэр, — сказала ему телефонистка, сидевшая ближе к двери.

Обе они выглядели испуганными, словно кролики, внезапно освещенные лучом фонаря.

— Я только за списком, — объяснил Флетч свое появление.

— Каким списком? Он выкатил глаза.

— Явочным списком гостей с указанием номеров, в котором они поселились. Вас же просили приготовить его для меня.

Дальняя от него телефонистка смотрела уже не на него, а на поблескивающий лампочками коммутатор.

— Нам же он нужен для работы, — гнул свое Флетч.

— Элен, ты знаешь что-нибудь насчет явочного списка?

— Плантация Хендрикса. Добрый вечер, — произнесла в микрофон вторая телефонистка.

— Для Информационной группы. Мы должны знать, кто где поселился. Возникают же разные проблемы. Фамилии и номера комнат.

— А, — первая телефонистка посмотрела на лежащий перед ней листок.

— Да, да, — покивал Флетч. — Он самый.

— Но это мой, — обеспокоилась девушка.

— Еще один вы должны были приготовить и для меня.

— Элен, у тебя есть еще одна копия?

— Извините, сэр, — та продолжала беседу с далеким абонентом. — Этот номер не отвечает.

— У нее же точно такой же листок, — успокоил ее Флетч.

— Но я не могу без списка.

— Давайте снимем ксерокс, — нашелся Флетч.

— Мы не имеем права отходить от коммутатора. Очень много звонков, — и тут же на пульте вспыхнула лампочка. — Плантация Хендрикса. Добрый вечер.

— Дайте мне ваш, — Флетч взял список фамилий с указанием номеров со столика. — Я его ксерокопирую.

— Но дирекция уже закрыта, сэр, — прошептала девушка. — Я сейчас позвоню.

— Зачем? Достаточно просто подвинуть листок, которым пользуется Элен, — Флетч наклонился и перенес на десяток дюймов лежащий перед второй телефонисткой точно такой же лист с фамилиями и номерами комнат. — Одного вам вполне хватит. При необходимости вы обе сможете заглядывать в него.

Сидевшая ближе к нему телефонистка говорила в микрофон: «Извините, сэр, но сейчас банкет и в номерах практически никого нет».

Элен сердито зыркнула на Флетча, но голос ее звучал ровно и спокойно: «Столовая открывается на завтрак в семь утра, сэр».

— Скажите мне, — Флетч уже проглядывал список, — разве Лидия Марч и Уолтер Марч младший остались в том же номере, где убили Уолтера Марча?

— Нет, — ответила телефонистка. — Их перевели в двенадцатый люкс.

— Благодарю, — Флетч помахал в воздухе драгоценным листком. — Вы мне очень помогли.

Глава 9

Флетч побывал в двадцати номерах и «люксах» Плантации Хендрикса, прежде чем его поймали.

Он уже прикрепил «жучок» 22 к изголовью кровати в номере 42 и направился к двери, когда в замочную скважину вставили ключ.

Флетч метнулся было к ванной, но замок уже щелкнул. И Флетч застыл посреди комнаты, притворяясь, что внимательно изучает информационный листок, прикидывая, как с его помощью объяснить свое появление в чужом номере.

Рядом с фамилией проживающего в номере журналиста он заносил цифру, значащуюся на устанавливаемом там «жучке».

Ручка двери начала поворачиваться.

— Хана, — сказал себе Флетч, не находя выхода из тупика. — Хана!

Дверь открывалась до невозможности медленно.

На пороге, качаясь из стороны в сторону, возникла Леона Хэтч, знаменитый радиокомментатор, ведущая свою программу непосредственно из Белого Дома, рыжеволосая, в ярко-зеленом, висевшем на ней, как на вешалке, платье.

Ее слабая попытка задержать взгляд на Флетче не удалась.

Правое плечо стукнулось о косяк двери.

— О, — обратилась она к проникшему в ее номер вору. — Слава Богу, что вы здесь.

И начала падать.

Флетч подхватил ее до того, как она шлепнулась на пол.

Леона отключилась. От нее так и разило спиртным.

Флетч осторожно положил ее на ковер. Разобрал постель. Включил ночник. Перенес Леону на кровать. Он с трудом расстегнул замок ожерелья. Для этого ему пришлось перевернуть семидесятилетнюю женщину на живот и отбросить с шеи редеющие волосы. Ожерелье он положил рядом с ночником. Снял с нее туфли.

Оглядел Леону с головы до ног, думая, чем же еще ей помочь. Понял, что она в корсете, не дающем ей свободно вздохнуть.

— О, черт.

Вновь перевернул ее на живот, расстегнул молнию на спине.

— Хр-р-р-р-р-р, — вырвалось из горла Леоны. — Хр-р-р-р-р.

— Только не надо блевать, — попросил ее Флетч. Стащил платье за подол. При этом Леона чуть не свалилась на поя и Флетчу вновь пришлось укладывать ее на подушки. Бросил платье на кресло и тут же понял, что предстоит снимать еще и комбинацию.

С корсетом пришлось повозиться. В натуре сей предмет Флетч видел впервые. И вообще, никогда ранее ему не доводилось снимать столько одежды с одного человека.

— Справимся, — подбадривал он себя. — Полагаю, она поступила бы точно так же, поменяйся мы ролями.

— Хр-р-р-р-р, — исторгалось из Леоны всякий раз, когда Флетч поворачивал ее. — Хр-р-р-р-р-р.

Наконец, освободив Леону от корсета и не касаясь последнего слоя нижнего белья, Флетч укрыл Леону одеялом.

— Спокойной ночи, принцесса, — он погасил ночник. — Приятных сновидений, а когда проснешься, не держи зла на неловкого грабителя.

Лампу на письменном столе он оставил зажженной, чтобы Леона, придя в себя, побыстрее поняла, где находится.

Глава 10

— Я ожидал твоего появления, — пробурчал Боб Макконнелл.

Обед уже близился к концу, когда Флетч занял свое место за круглым столиком на шестерых, в дальнем углу зала.

Кроме Макконнелла, мужчины крупного, лет сорока, с усами и бакенбардами, за ним сидели Кристал Фаони и Фредерика Эрбатнот.

— Лишь в сказке за столиком для шестерых со мной могут сидеть только две женщины.

— Привет, Боб.

— Привет.

— Они посадили нас вместе, — наклонилась к Флетчу Фредерика Эрбатнот. — Чтобы мы познакомились поближе.

— Это точно.

Флетч измерил взглядом расстояние, отделяющее их от главного стола.

— Похоже, организаторы конгресса не относят нас к важным персонам. Если сдвинуть наш столик на несколько футов вправо и убрать стену, то мы могли бы класть грязные тарелки в посудомоечную машину, не поднимаясь со стула.

— Ты прав, — кивнул Боб.

Несколькими годами раньше Роберт Макконнелл ушел из газеты и десять месяцев проработал пресс-секретарем кандидата в президенты Соединенных Штатов.

Такой шанс выпадает раз в жизни.

Но, к сожалению, тот кандидат так и не стал президентом.

Боба взяли в газету, на прежнее место, но не с распростертыми объятьями.

Издатель, Уолтер Марч, полагал, что ошибка в суждении, ставка не на ту лошадь, несомненный минус, перевешивает плюсы приобретенного опыта. По большому счету сам Уолтер Марч никогда не ошибался.

И в тот раз его газеты поддерживали другого кандидата, который и победил.

И все эти годы ушли у Роберта Макконнелла на то, чтобы преодолеть депрессию, моральную и финансовую, обусловленную его неудачным выбором.

— Сделали тебе массаж, сибарит? — спросила Кристал.

— Ты ходил на массаж? — сразу подобрался Боб. Для него, а репортер он был хороший, имела значение каждая мелочь.

— Потом меня потянуло в сон, — ответил Флетч.

— Пожалуй, и я последую твоему примеру, — решила Кристал. — Может, удастся согнать с себя хоть толику жира.

— Кристал, дорогая, — улыбнулся Флетч. — Какая же ты зануда.

— Я?

— Ты говоришь только о своем жире.

Опоздание Флетча привело к тому, что официант одновременно поставил перед ним все блюда: фруктовый и мясной салаты, ростбиф, картофель, зеленый горошек, торт с клубничным кремом и кофе.

— Принести вам что-нибудь выпить? — спросил официант.

— Нет, благодарю, — покачал головой Флетч.

— Потому что все только и говорят о нем, — возразила Кристал.

— Это ответная реакция. Ты же постоянно переводишь разговор на собственный жир, — Флетч пожевал дольки грейпфрута и апельсина. — Плантация Хендрикса дышит историей. Вазочка для фруктового салата, и та старинная.

— Я никогда, никогда не упоминаю собственный жир, — не согласилась с ним Кристал и полезла вилкой в его мясной салат.

— Ты никогда не упоминаешь ничего иного, — Флетч подвинул поближе к себе тарелку с ростбифом. — Ты из той породы людей, которые обожают свою кошку, собаку, яхту, сад или что-то еще, а потому и говорят только об этой чертовой кошке, собаке, яхте… что еще я называл?

— Сад, — подсказала Фредди.

— О чертовом саде, — кивнул Флетч. — Занудство, занудство, занудство.

Кристал заедала салат хлебом.

— Это самозащита.

— Глупости. Тебе не от чего защищаться.

— Я жирная.

— У тебя прекрасная кожа.

— Да еще как много. Кристал потянулась к торту Флетча. Фредерика Эрбатнот посмотрела на Роберта Макконнелла.

— Это Ай-эм Флетчер. Он ладит со всеми.

— Эта глупая, навязчивая американская идея! — воскликнул Флетч. — Ну почему все должны казаться истощенными до предела?

Голос Кристал звучал глухо: она набила рот тортом.

— Кому бы об этом говорить, но только не тебе. Ты-то не жирный.

— В каждом тощем, — изрек Флетч, — сидит толстяк, жаждущий вырваться наружу.

С полным ртом, Кристал искоса глянула на Флетча, и более не смогла сдержаться. Она и Флетч начали смеяться, смеяться, смеяться. Левой рукой Кристал держалась за бок, правую, с салфеткой, поднесла ко рту.

Фредерика Эрбатнот и Роберт Макконнелл, смотрели на них, даже не улыбаясь.

Кристал протянула руку к чашке кофе. Флетч забарабанил кулаком по столу.

— Кофе не тронь!

От смеха Кристал едва не свалилась со стула.

Роберт Макконнелл подозвал официанта.

— Принесите что-нибудь выпить. А то мы никак не развеселимся.

Официант оглядел пустые бокалы, вопросительно посмотрел на Флетча.

— Флетч? — спросил Боб.

— Мне все равно.

— Принесите ему бренди. Ему надо успокоиться.

— И еще один кусок торта, — добавила Кристал. — А не то я умру от голода.

Флетч отодвинул тарелку.

— Больше я есть не могу. Слишком много смеялся, — он повернулся к Кристал. — Хочешь доесть, Кристал?

— Конечно.

Но тарелка так и осталась перед Флетчем.

— С кем вы разговаривали у себя в номере? — спросила Флетча Фредди.

— Разговаривал?

— Я не подслушивала, но стены тут тонкие.

— И вы все слышали через стену?

— У меня сложилось впечатление, что вы репетировали речь.

— Репетировал речь?

— Другого голоса я не слышала.

— Я говорил с Кристал. По телефону.

— Нет, — Фредди покачала головой. — Вы записывали свой голос на магнитофон, а потом прослушивали запись.

— Да, я воспользовался магнитофоном. Записал кое-что для себя.

— На какую тему? — Боб откинулся на спинку стула, чтобы официант смог поставить перед ним полный бокал.

— Я знаю! — вмешалась Кристал. — Великий специалист по части журналистских расследований, Ирвин Морис Флетчер, выяснил, кто убил Уолтера Марча.

— Пусть это покажется странным, но выяснил, — кивнул Флетч.

— Кто же? — прямо спросила Фредди.

— Роберт Макконнелл, — ответил Флетч.

Фредди глянула на Боба.

— Мотив?

— Несколько лет тому назад газеты Марча поддержали оппозицию. И увели конфетку буквально из-под носа Боба. Не так ли. Боб? — лицо Макконнелла чуть побледнело. — Кандидат Боба мог и победить, если бы газеты Марча не приняли сторону его соперника. Боб попал бы в Белый Дом. А вместо этого ему пришлось вернуться за прежний обшарпанный металлический стоя в редакции, да еще с крупными долгами банку.

Взгляды мужчин перекрестились. Флетч чуть улыбался.

— На какую тему? — повторил Боб. Флетч пожал плечами.

— О путешествиях. Я приехал из Италии. Между прочим, кто-нибудь видел Младшего?

Возраст Уолтера Марча младшего приближался к пятидесяти, но его по-прежнему звали Младший.

— Я слышала, он пьет, — подала голос Кристал.

— Джейк Уилльямс увез его и Лидию на машине. Проветриться, — Боб откинулся на спинку стула. — Чтобы они хоть немного отвлеклись от случившегося.

— То есть полиция требует, чтобы миссис Марч и ее сын оставались на этом чертовом конгрессе? — спросила Фредди. — Какая жестокость.

— Полагаю, они могут избрать этот путь, — кивнул Боб. — Если захотят.

— Когда за твоей спиной могущество «Марч ньюспейперз», можно рассчитывать на всемерное содействие и дружелюбие властей.

— По крайней мере, внешнее, — пробурчал Боб.

— О, перестаньте, — отмахнулась дама, заявившая ранее, что приехала от журнала «Ньюсуорлд», но, похоже, не знакомая с хитросплетениями журналистских отношений. — В наши дни газеты не так уж и могущественны, как бывало.

Трое газетчиков переглянулись.

— «Марч ньюспейперз»? — переспросила Кристал Фаони.

— Еще как могущественны, — возразил Роберт Макконнелл.

— Да, — подтвердил Флетч, — они печатаются и продаются двенадцать месяцев в году.

За главным столом по стеклу застучала ложечка.

— Начинается, — Боб обреченно вздохнул. — Послеобеденная отрыжка.

Флетч развернул стул, лицом к возвышению. — У кого-нибудь есть сигара? — поинтересовался Боб. — Я давно мечтал о том, чтобы выдохнуть струю Выма в нос Хаю Литваку. На возвышение поднялась Хелена Уилльямс.

— Эта штуковина работает? — спросила она микрофон.

Многократно усиленный голос отразился от стен.

— Нет! — ответила аудитория.

— Разумеется, нет! — ответила аудитория.

— Спроси еще раз, Хелена! — попросила аудитория

— Добрый вечер, — поприветствовала Хелена собравшихся.

Сидящие за столами перестали скрипеть стульями и откашливаться.

— Несмотря на трагические обстоятельства, связанные со смертью президента Ассоциации американских журналистов, Уолтера Марча… — она запнулась, тяжело вздохнула, но переборов себя, продолжила, — …я рада видеть вас всех. Добро пожаловать на сорок девятый ежегодный конгресс Ассоциации американских журналистов.

Уолтер Марч собирался обратиться к вам с приветственной речью, но…

— Но старину Марча отправили домой в гробу, — прошептал Роберт Макконнелл.

— Разумеется, никто из нас не сумеет заменить его. Так что давайте вспомним все хорошее, что он сделал для Ассоциации и для каждого из нас и для нас всех за те долгие годы…

— Тут есть что вспомнить, — пробурчал Роберт Макконнелл.

— Это точно, — поддержала его Кристал Фаони.

— …и почтим его память минутой молчания.

— Эй, Флетч, у тебя есть колода карт, — громким шепотом нарушил Роберт Макконнелл пожелание Хелены..

За другим столиком Тим Шилдз замахал рукой, подзывая официанта с полным бокалом. — Я уверена, что причиной тому не эти трагические обстоятельства, но президент Соединенных Штатов отменил свое выступление на нашем конгрессе, назначенное на среду.

— Жаль, — Боб посмотрел на Флетча. — Я привез с собой двое ножниц.

— …Однако, вице-президент сможет приехать.

— Администрация решила, что полностью игнорировать нас не стоит, — прокомментировала Кристал Фаони. — Собственно, что такого произошло? Удар в спину — наша излюбленная практика. Просто на этот раз он нанесен более открыто.

— И еще одно объявление, прежде чем я дам слово Хаю Литваку. Позвольте представить вам Эндрю Нила, капитана полиции штата Виргиния, который ведет расследование убийства бедного Уолтера…

И Хелена отступила от микрофона.

Из-за столика у двери поднялся мужчина с коротко стриженными, тронутыми сединой волосами, с военной выправкой, пусть и в гражданской одежде, и направился к возвышению.

— Готов поспорить, он скажет: «Последнее по счету, но не по значению», — отреагировал Боб Макконнелл.

Чуть покраснев, капитан Нил наклонился к микрофону.

— Добрый вечер, — приятный, бархатный баритон. — Примите мои соболезнования в связи с трагической гибелью президента вашей ассоциации.

— Принимаем, принимаем, — покивал Боб.

— Во-первых, я хочу попросить вас не отменять ваш конгресс. Разумеется, смерть Уолтера Марча наложит отпечаток на ваши заседания…

— Еще как наложит, — буркнул Боб.

— …но, заверяю вас, мы приложим максимум усилий, чтобы как можно меньше мешать вам заниматься своими делами.

Во-вторых, нам, разумеется, понадобятся показания всех тех, кто находился на Плантации Хендрикса в время этого трагического происшествия. Заранее благодарю вас за содействие расследованию.

В-третьих, я понимаю, что сейчас меня окружают лучшие репортеры мира. Откровенно говоря, я ощущаю себя Даниилом в клетке со львами. Каждый из вас полагает, и это абсолютно справедливо, что ваши газеты, также теле — и радиокомпании должны наиболее полно освещать расследование, а потому обещаю держать вас в курсе происходящего. Но, пожалуйста, поймите, что мне поручено нелегкое дело. Многие уже обращались ко мне с вопросами. Я могу ответить на все, но тогда у меня не останется времени на расследование. Если мы выявим важные улики, будьте уверены, вы о них узнаете первыми. А потому я хотел бы попросить вас не давать волю воображению и не муссировать слухи и досужие домыслы.

— Сейчас, — шепнул Флетчу Боб.

— И последнее, по счету, но не по значению, — капитан Нил его не подвел. — Если кому-то из вас известна важная информация, которая может помочь нам в розыске убийцы, мы надеемся, что вы поделитесь ею со мной или с моими сотрудниками.

Сегодня утром здесь, на Плантации Хендрикса, кто-то убил Уолтера Марча. Убил не спонтанно, но обдуманно, тщательно все подготовив. С той минуты ни один человек не покинул отель. Так что убийца среди нас, возможно, даже в этом зале.

Повторюсь, я с благодарностью приму любую помощь.

Капитан Нил оглядел зал, выпрямился.

— Благодарю за внимание.

— Хороший парень, — похвалил его Боб. — И, похоже, знает свое дело.

— Умный и порядочный, — добавила Кристал.

— Неудачник, — высказала свою точку зрения Фредди Эрбатнот.

— Готов поспорить, он скажет: «Не убивайте гонца», — откликнулся Боб Макконнелл на появление у микрофона Хая Литвака.

Кристал и Флетч лишь пожали плечами. Хая Литвака, ведущего вечернего информационного выпуска, уважали и ценили все, кроме журналистов, большинство из которых просто ему завидовали.

Симпатичный, держащийся с достоинством, с безупречными манерами, хорошо поставленным голосом, знающий себе цену. Хай Литвак уже многие годы получал фантастическое жалование. Пожалуй, он был самым богатым журналистом.

Завидовали ему еще и потому, что в своем деле ему также не было равных.

В отличие от телекомментаторов других программ, он старался концентрировать внимание зрителей на новостях, а не на собственной персоне. И интервью в прямом эфире он строил по-своему: никогда не старался подвести к желаемому ответу ни зрителей, ни гостя программы.

Завидовали также его известности, ибо без Литвака не обходилось ни одно крупное событие.

Хай Литвак издавна обосновался на самом верху.

Рядом с ним за главным столом сидела его жена, Кэрол.

— Добрый вечер, — знаменитый голос наполнил зал. — Когда мне предоставляют возможность выступить, я стараюсь затронуть те темы, о которых меня наиболее часто спрашивают, независимо от того, хочу я говорить о них или нет.

В последнее время более всего мне задают вопросы о терроризме, вернее о том, должно ли телевидение показывать результаты террористических актов, не способствует ли оно тем самым пропаганде терроризма, не подвигает ли будущих террористов на новые безумства.

Я ненавижу показывать то, что вытворяют террористы. Я ненавижу читать об их деяниях. Я ненавижу сообщать об этом телезрителям. Наверное, в таком отношении к терроризму я не одинок.

Но не телевидение создало терроризм. Терроризм, как и любая другая форма преступления или безумия, заразителен. Он возобновляет себя сам.

Один случай терроризма вызывает два других, а потом идет цепная реакция.

Никогда еще этот социальный феномен, когда одни террористические акты стимулировали все новые и новые, не проявлялся столь ярко, как в начале двадцатого столетия.

А тогда никто и подумать не мог не только о выпусках телевизионных новостей, но и о самом телевидении.

Террористический акт — это событие. Это новости.

И наша работа — доносить новости до людей, нравятся они нам лично или нет.

— Сейчас, — прошептал Боб Макконнелл.

— Обвинять телевидение в распространении терроризма, — продолжил Хай Литвак, — только потому, что оно показывает последствия террористических актов, все равно, что убивать гонца, принесшего плохую весть…

Глава 11

В уединении спальни Кэрол говорила мужу: «…наверное, не смогу свыкнуться с этим, даже если доживу до ста лет».

— С чем?

— С тобой.

Из динамиков послышалось булькание.

Прежде чем уйти на обед, Флетч настроился на комнату Леоны Хэтч, номер 42, чтобы убедиться, все ли с той в порядке и, если потребуется, придти на помощь. Он ожидал, что на пленку запишется лишь похрапывание да «Хр-р-р-р-р».

Но удивительная машина сработала иначе.

Как и все государственное, она обладала собственной системой приоритетов.

Поначалу он услышал храп Леоны Хэтч из номера 42 по приемному блоку 22. Затем зажглась лампочка приемного блока 21 и из динамика раздался шум спускаемой воды в туалете номера 48, который занимал Шелдон Леви. Следом включился приемный блок 4 и Элеанор Иглз из четвертого «люкса» пожаловалась Флетчу: «…Одеваться к обеду, чтобы выслушивать глупости, изрекаемые Хаем Литваком. Ужасно! Но, не приди я, „Ти-ви гайд“[8] на трех страницах поминал бы мой снобизм и неуважение к этой звезде американской журналистики…». А уж потом приемный блок 2 донес до него разговор Кэрол и Хая Литвак из пятого «люкса».

По всему выходило, что приоритетным становился источник шума, регистрируемый микрофоном с меньшим порядковым номером.

Флетч просмотрел заимствованный у телефонисток список, с проставленными им самим номерами микрофонов и, к собственному удивлению, обнаружил, что разместил микрофоны едва ли не в полном соответствии с заложенной в машину схемой.

Во всяком случае, приемный блок 1 держал его в курсе происходящего в двенадцатом «люксе», куда перевели Лидию Марч и Уолтера Марча, младшего. Микрофон 2 стоял у Литваков в пятом «люксе», 3 — у Хелены и Джейка Уилльямсов в седьмом, 4 — у Элеанор Иглз в девятом. В третьем «люксе», пока пустующем, там убили Уолтера Марча, Флетч установил микрофон номер 5. В комнате 77, куда поселили Фредерику Эрбатнот — микрофон номер 23.

— Просто чудо, — похвалил Флетч доставшуюся ему машину. — Ходит, говорит, кричит «Мама!» и писает настоящим апельсиновым соком.

Хай Литвак довольно долго полоскал свое знаменитое горло. Весь этот процесс Флетч добросовестно зафиксировал на магнитофонной ленте.

— Взять хотя бы тебя, самого удачливого, самого уважаемого журналиста в стране, в целом мире, к тому же, мультимиллионера. А тем не менее, ты не можешь сказать все, что хочешь, всю правду, — укоряла мужа Кэрол.

— О чем ты? — голос Литвака звучал устало.

— Вот и в сегодняшнем выступлении ты говорил одно, а мне, о том же терроризме и телевидении, совсем другое.

Постельный разговор, начатый женой, не вызывал у Хая Литвака ничего, кроме скуки.

— Чем больше времени мы уделяем террористам и убийцам, тем больше желающих совершать акты террора и убийства лишь ради саморекламы. Я упомянул и об этом. Слишком много людей жаждут попасть в объектив телекамеры, даже с пистолетом в руке, в наручниках или лежа на мостовой, прошитыми пулями полицейских… что еще из сказанного внизу я должен повторить тебе? Я признал, что такое положение существует. Но я не знаю, что с этим делать. И никто не знает. Новости есть новости, и редко они бывают хорошими.

Женский вздох.

— Мне ты говорил иное.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Отлично понимаешь. Раз за разом ты повторял мне, что показ актов терроризма повышает рейтинг телепрограммы, а потому все компании стараются перещеголять друг друга. А особенно им нравится выносить на экран не итог, но сам процесс.

— Драматичность ситуации всегда берет зрителей за живое.

— Да, люди не могут оторваться от телевизоров, если видят себе подобных под дулами автоматов. А еще лучше, с приставленными к горлу ножами. Ты сам это говорил.

— Да, — признал Литвак, — говорил. Тебе.

— Но не сказал об этом сегодня. В своей речи. Стоит вам узнать о террористическом акте, как весь отдел новостей приходит в движение. Ты мчишься на студию, днем или ночью. Люди включают телевизоры. Зрительский рейтинг поднимается.

— Потому что все любят смотреть хорошую драму.

— А рекламные ролики видят большее число потенциальных покупателей. Вот какой-то псих из Чикаго, или из Кливленда, захватил заложниками двадцать человек, чтобы выразить свой протест обществу, а по всей стране в директоратах больших и маленьких компаний радостно потирают руки, потому что этот псих помогает распродавать произведенные обществом товары, тем самым способствуя дальнейшему процветанию общества.

— Все мы трудимся ради процветания общества.

— Ты это говорил. Мне. Почему же ты не донес эту мысль до сегодняшних слушателей? Или ты так слился с обществом, что не можешь высказать истинные мысли, как требует твой журналистский долг?

— Нет, — ответил Хай Литвак. — Я — хороший журналист, а потому оставляю цинизм при себе.

Последовала долгая пауза. Флетч ожидал, коща же его чудесная машина переключится на другой микрофон. И уже намеревался переключить ее сам, вручную, когда в динамике вновь раздался голос Кэрол Литвак: «О, Хай. Ты даже не понимаешь, о чем я говорю».

— Наверное, нет, — сонный ответ.

— Сегодня днем ты примчался в Виргинию и сразу же записал на пленку панегирик Уолтеру Марчу для вечернего выпуска новостей. «Мы все потрясены убийством великого журналиста Уолтера Марча из „Марч ньюспейперз“, — она имитировала интонации мужа. — Жизнь его трагически оборвалась на конгрессе Ассоциации американских журналистов, председателем которой он являлся».

— И что в этом плохого?

— Ты даже не знал Уолтера Марча. По-настоящему. — Человек — не остров, надеюсь, тебе это известно.

— Ты встречался с ним несколько раз, а потом всегда говорил о нем одно и тоже. Нахал.

— Кэрол? Как насчет того, чтобы поспать?

— Ты меня не слушаешь.

— Нет. Не слушаю.

— А теперь вы раздуете до небес убийство Уолтера Марча лишь потому, что здесь собрались самые известные журналисты, рейтинг ваших программ зависит от таких вот дешевых драм, вы соперничаете между собой, даже поднимая бокалы «мартини». Наверное, о Второй мировой войне говорилось с экрана меньше, чем вы скажете об убийстве Уолтера Марча.