Глава 17

Полицейский за проволочной перегородкой унылым монотонным голосом говорил в микрофон:

— Шестнадцатая машина, проверить сообщение о нападении на углу Падилла и Флауэр. Шестнадцатая машина, угол Падилла и Флауэр.

Он отключил микрофон, затянулся влажной сигаретой.

— Что у вас, сэр? — Он наклонился и поглядел на меня через свое окошко. — Какой-нибудь несчастный случай?

— Нет, не несчастный случай. Где шеф?

— Он выехал... по одному делу. Что случилось?

— Я звонил вам около девяти. Надсон получил мое сообщение?

— Вы разговаривали не со мной. Я пришел только в двенадцать. — Он сделал еще одну затяжку и принялся бесстрастно изучать меня сквозь облако дыма. — О чем сообщение?

— Оно должно быть занесено в ваш журнал. Я звонил без пяти девять.

Он раскрыл журнал дежурств и просмотрел последний заполненный лист сверху вниз.

— Вероятно, вы ошиблись. Здесь ничего нет между восемью сорока пятью — пьяная драка на Стейт — и девятью двадцатью пятью — вымогательство на Виста. Ваше сообщение не о вымогательстве?

Я покачал головой: нет, нет, не то дело.

— А вы не позвонили в офис шерифа?

— Я звонил сюда. Кто в это время дежурил?

— Фрэнкс.

— Он следователь. Он не может исполнять обязанности дежурного.

— Он замещал Кермоди. У жены Кермоди вот-вот родится ребенок... Ну так что же нам предпринять... насчет этого вашего звонка? Ваше имя?

— Арчер. Я поговорю с Надсоном.

— Вы частный сыщик в деле Слокум?

Я кивнул: да, я частный сыщик именно в этом деле.

— Надсона сейчас нет. Могу ему позвонить.

— Не беспокойтесь. Я поеду. Фрэнкс где-нибудь здесь?

— Нет, он ушел домой. — Полицейский доверительно взглянул на меня. Если хотите мое личное мнение... Фрэнкс не подходит для такой серьезной работы. Раньше он бросал мячи. Ваш звонок был важным?

Я не ответил.

Гнев и страх подхватили меня, когда я взялся за руль. Дважды проскочил на красный свет. Вон, вон из этого города!

— Мы не возвращаемся, где были? — с дрожью в голосе спросил Бад.

— Нет. Мне надо встретиться с шефом полиции.

— Я не понимаю, что происходит. Это ужасно. Вы пытались спасти его, а он бросился на вас.

— Он дурень. Он думал, что его встречают друзья. А у него вообще не было друзей.

— Это ужасно, — снова сказал Бад, обращаясь к себе самому.

В доме Слокумов на веранде горел свет, отражаясь и на массивных стенах, и на подстриженной, ночью мрачной лужайке. Это был мавзолей, и черная полицейская машина у подъезда годилась, чтобы на ней разъезжала смерть, бесшумно и быстро. Я оставил Бада сидеть в машине и направился к дому. Надсон и Мод Слокум вместе подошли к полуоткрытой парадной двери. Было видно, как они отдалились друг от друга, узнав меня. Миссис Слокум вышла за порог одна. Протягивая мне руку.

— Мистер Арчер! Звонили из управления полиции и сказали, что вы приехали. Где вы пропадали все это время?

— Слишком далеко отсюда... Я был бы не прочь что-нибудь выпить.

— Конечно, конечно. — Она открыла дверь настежь и даже придержала ее, чтобы я мог пройти. — Ральф, будь добр, приготовь коктейль для мистера Арчера.

Он предупреждающе поглядел на нее: тяжелый взгляд привыкшего к своей роли врага. Или — давнего любовника.

— Буду рад, миссис Слокум. Что скажете хорошего, Арчер? — Обращение было неловким, наигранно дружелюбным.

— Все, что я могу сказать, — только плохое. Очень плохое.

Я рассказал им, что мне удалось разузнать, пока пил свой коктейль в той самой комнате, где прошлой ночью ссорились, а затем помирились супруги Слокумы. На скуле у миссис Слокум был синяк, правда едва заметный под толстым слоем тональной пудры. Зеленое шерстяное платье подчеркивало ее великолепную фигуру. Ее щеки и губы показались мне, однако, бескровными, глаза потускневшими. Надсон сидел рядом с ней на обитом ситцем диванчике. Пока я говорил, ее колени бессознательно сдвинулись поближе к нему.

— Я догнал Ривиса в Лас-Вегасе...

— Кто сказал вам, что он там? — тихо спросил Надсон.

— Мои ноги, которые до этого путешествия немало походили по его маршрутам... Потом отправился обратно, между шестью и семью, с ним и еще с одним мальчиком, которого я нанял вести машину. В девять я позвонил в ваше управление с бензоколонки в пустыне и попросил дежурного передать вам, что еду.

— Мне ничего не передавали. Давайте посмотрим, кто в это время дежурил?

— Фрэнкс. Он даже не позаботился о том, чтобы занести мое сообщение в журнал. Но он передал информацию... кому-то другому. Семеро серьезных мужчин остановили меня на Нотч-Трейл, примерно час назад. Они загородили дорогу грузовиком. Одного я ранил. Ривис думал, что эти люди приехали его освобождать, и сдуру напал на меня. Я отбился, но кто-то из них нокаутировал меня. Затем они продырявили Ривиса дюжиной пуль и зажарили его целиком, облив труп бензином.

— Боже мой! — воскликнула Мод Слокум, но лицо ее осталось непроницаемо, как маска смерти. — Какой ужас!

Надсон закусил свою нижнюю губу. Сильно, чуть ли не до крови.

— Грязное линчевание, а? За двадцать лет, что я служу в полиции, никак не мог совладать с линчевателями.

— Сохраните это суждение для ваших мемуаров, Надсон. Это убийство не линчевание. Парень, который сидит в моей машине, — свидетель. Мне хотелось бы знать, что вы собираетесь теперь предпринять.

Он поднялся. Несмотря на внешние признаки волнения, казалось, он принимает все услышанное более чем легко.

— Я сделаю, что смогу. Нотч-Трейл не моя территория. Позвоню шерифу.

— Фрэнкс — ваш парень.

— Не волнуйтесь, я как следует разберусь с этим делом. Можете вы описать мне этих людей?

— Их лица были скрыты под платками. Мне показалось, что эти ребята местного производства, либо взяты со здешних ранчо, либо их вытащили с нефтяных промыслов. У одного из них в правом локте дырка от моей пули. Я узнал бы два голоса, если снова их услышал. Парень сможет сообщить вам больше.

— Предоставлю шерифу возможность побеседовать с ним.

Я тоже встал, глядя ему прямо в лицо.

— По-моему, вы не очень озабочены.

Он увидел, что я намерен ускорить ход событий и начать игру открытыми картами.

— Как вы знаете, с вспышками гнева у толпы очень трудно совладать. Скажем, шериф схватит этих парней с грузовика, что само по себе маловероятно, но у нас не будет присяжных, чтобы вынести приговор. Миссис Оливия Слокум принадлежала к самым почетным жителям города; и на улицах, и в суде можно ожидать изрядного количества слез и сырости по поводу ее убийства.

— Понимаю... Теперь смерть миссис Слокум уже стала убийством. А смерть Ривиса — просто потеря бдительности со стороны службы шерифа. Суд общественности непредсказуем... Вы не глупы, Надсон. Кстати, я тоже. Я знаю толпу, и я видел: убийц наняли. Может быть, они и любители, но они делали свое дело не ради шутки.

— Не будем давать волю подозрительности, Арчер, — сказал хулиган-полицейский предупреждающе. — В конце концов, Ривис получил то, что ему предназначалось. Любители они или нет, эти люди, которые линчевали, но — сберегли деньги штата.

— Вы думаете, что он убил миссис Слокум.

— У меня на этот счет нет никаких сомнений. Медицинское исследование обнаружило следы подкожных кровоизлияний на ее спине, ее толкал кто-то, и грубо. И видимо, этот "кто-то" был Ривис. Мы нашли его кепку примерно в пятидесяти футах от бассейна, за деревьями, маскирующими систему фильтров. Он был там, понимаете? И как раз потерял работу: для мстительного психа — мотив веский... И сразу после преступления он улизнул.

— Да, он улизнул, но открыто и неспешно. Он проголосовал мне на дороге, а по дороге вышел у бара, чтобы выпить пару глотков. — Может быть, ему нужна была пара глотков. Это часто встречается в психике убийц.

Надсон покраснел, на его лице утвердилось упрямство человека, который "зациклился" на своих мыслях. Настало время выложить карту, которую я приберегал:

— Хронометраж не сходится, Надсон. Самое ранее время, когда Марвелл мог услышать всплеск, — это двадцать минут девятого. Когда я подобрал Ривиса на дороге, было восемь двадцать три, а он прошел милю или больше. Надсон разозлился всерьез. Мод внимательно следила за выражением его лица.

— Марвелл одарен очень богатым воображением, — оскалился в улыбке Надсон. — Сегодня я получил от него другое заявление... После того, как он немного успокоился. Он утверждает теперь, что не может сказать точно, когда услышал всплеск, да и слышал ли его вообще. Вполне вероятно, что миссис Слокум была убита за добрый час до того, как он нашел ее тело в бассейне. Так что невозможно установить, сколь долго она находилась в воде.

— Все равно я не думаю, что это сделал Ривис.

— То, что вы думаете, не доказательство. Я привел вам доказательства, и достаточно веские... Между прочим, Арчер, вы немного поздно сообщили мне, когда подобрали Ривиса и решили с ним покутить. Что случилось тогда в баре, Арчер, он очень убедительно рассказывал вам о своей честной жизни?

Я сдержал гнев. Карта не сыграла. По-видимому, не сыграла.

С надменной медлительностью Надсон вынул маленькую сигару из маленького кармашка, попросил разрешение у дамы закурить, отломил кончик сигары и бросил его в пепельницу, зажег сигару, потушил спичку, выпустил струйку дыма:

— Когда мне потребуется инструктор, чтобы рассказать, как мне вести свои служебные дела, я пошлю вам срочное письмо.

Он вышел из комнаты, оставляя за собой облачко приятного дыма; и тут же вдруг вернулся из холла, ведя за руку Кэти. Она пыталась вырвать руку из его цепкой хватки.

— Отпустите меня, мистер Надсон.

Он резким движением освободил ее руку.

— Прости, Кэти. Я не хотел быть грубым.

Она повернулась к нам спиной и направилась было к двери, скользя белыми меховыми тапочками по ворсу ковра. В розовом шелковом халате, с блестящими, распущенными по спине волосами, она выглядела очень трогательно. Надсон смотрел на нее со странной безнадежностью во взоре.

— Подожди минутку, дорогая, — сказала мать. — Почему так поздно ты не спишь? А, почему?

Кэти остановилась в дверях, но отказалась повернуться. Покрытые атласом плечи ее напряглись.

— Я разговаривала с папой.

— Он тоже еще не спит?

— Он не мог уснуть, и я тоже не смогла. Мы услышали ваши голоса. Теперь можно мне вернуться в постель?

— Конечно, дорогая.

— Я хотел бы задать Кэти вопрос, — пришлось вмешаться мне. — Вы позволите, миссис Слокум?

Материнским жестом она подняла руку.

— Бедной девочке пришлось отвечать на такое количество вопросов. Не может ваш подождать до утра?

— Все, что мне нужно, от Кэти, так это, чтобы она сказала "да" или "нет". Пэт Ривис утверждал, что она может подтвердить его алиби в те трагические минуты.

Девушка обернулась, но от двери не отошла.

— Я не ребенок, мама. Конечно, я могу дать ответ на вопрос. — Она встала, расставив ноги, глубоко засунув руки в карманы халата.

— Итак... Ривис утверждал, что он пришел сюда прошлой ночью, чтобы повидаться с тобой. Вы были с ним вместе до того, как я нашел тебя одну в своей машине?

— Нет. Я не видела его с того самого неприятного случая в Куинто.

— Это все? — обратился ко мне Надсон.

— Все.

— Подойди и поцелуй на ночь свою маму, Кэти, — сказала Мод Слокум.

Девушка с явной неохотой подошла к матери и поцеловала ее в щеку.

Руки Мод потянулись к ней, обняли ее. Девушка быстро высвободилась из объятий и направилась к двери.

Надсон смотрел на обеих так, словно он и не подозревал о существующем между ними напряжении. Казалось, он получил истинное удовольствие от лицезрения этой вынужденной, лишенной любви сделки-поцелуя. Он вышел из комнаты вслед за Кэти с застывшей на лице улыбкой и с пылающей сигарой, торчащей во рту.

Я опустился на диван рядом с Мод Слокум.

— Ривис крепко сел на мель. Надсон... упорен.

— Вы все еще не удовлетворены? — отозвалась она.

— Поймите, Ривис для меня ровно ничего не значит. Меня беспокоит общая картина: в ней слишком много несоответствий. Кстати... Вы знаете человека по имени Уолтер Килборн?

— Снова вопрос, мистер Арчер? — Она потянулась к серебряному портсигару, лежавшему на столике рядом. Руки плохо слушались ее, и портсигар упал на пол. Сигареты рассыпались, я принялся их подбирать.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь... Все у меня распадается на части, все вообще, так что несколько сигарет на полу — это самое незначительное из моих огорчений.

Я продолжал подбирать сигареты.

— А какое самое большое? Все еще то письмо, которое вы мне дали?

— Вы задаете мне так много вопросов, мистер Арчер. Хотелось бы мне знать, что заставляет вас это делать. Страсть к справедливости, страсть к правде?.. Вы видите, теперь я спрашиваю, я поменялась с вами ролями.

— Не знаю, почему вам интересно это узнать.

Я положил на стол вновь заполненный портсигар, зажег две сигареты, одну для нее, другую для себя.

Она благодарно затянулась. Ее ответ сопроводило облачко дыма:

— Потому что я не понимаю вас. Вы достаточно умны и представительны, чтобы у вас была работа получше и большего веса, что ли.

— Как у вашего друга Надсона? Я пять лет работал в департаменте муниципальной полиции, а потом бросил службу. Слишком много случаев, когда официальная версия не согласовывалась с фактами, которые были мне известны.

— Ральф — честный человек. Всю свою жизнь он работает в полиции, и у него осталась, все еще осталась совесть.

— Вероятно, две совести. У многих из хороших полицейских есть общественная совесть и частная совесть. У меня же осталась только частная совесть, вещь неказистая, но зато своя.

— Я не ошиблась на ваш счет: вами движет страсть к справедливости.

— Не знаю, что такое справедливость, — сказал я. — Хотя... правда меня интересует. Не правда вообще, а правда конкретная: кто сделал, что, когда, почему. Особенно почему. Например, мне хотелось бы знать, почему вас так заботит, интересуюсь ли я справедливостью. Может быть, вы хотите таким путем попросить меня отказаться от нашего дела?

Некоторое время она сидела в полном молчании.

— Нет. Это все не то. У меня самой сохраняется доля уважения к правде. Женское уважение: я хочу знать правду, если только она не причиняет слишком большую боль. И я просто, признаться, побаиваюсь немного человека, который очень сильно заботится о правде. Вас ведь действительно заботит, виновен Ривис или нет...

— А разве это не волнует Надсона и оставшуюся у него совесть?

— Не знаю. Происходит вообще слишком много такого, чего я не понимаю. ("Это нас объединяет", — подумал я.) Например, мой уважаемый супруг удалился к себе и отказывается попадаться кому бы то ни было на глаза. Он утверждает, что проведет остаток жизни в своей комнате, как Марсель Пруст. — Ненависть мелькнула в глазах Мод, глазах цвета морской волны. И тут же исчезла, как плавник акулы в морских волнах.

Я загасил свою сигарету, вкус которой (на пустой-то желудок) был слишком острым.

— Этот Марсель... как его там, он ваш друг?

— Теперь вы снова собираетесь ломать комедию?

— У вас дома, по-моему, такая мода. Вы определенно желаете вести беседу о каких-то абстракциях вроде правды и справедливости. Но не сообщили мне ни одного факта, который мог бы мне помочь выяснить, кто написал письмо или кто убил вашу свекровь.

— Ах, письмо... Мы снова вернулись к письму.

— Миссис Слокум, — сказал я, — письмо писалось не обо мне. Оно писалось о вас. Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто его написал, помните? — С того времени случилось столько всего... Теперь все это кажется не важным.

— Теперь, когда она мертва?

— Да, — холодно ответила Мод. — Теперь, когда она мертва.

— А не приходило ли вам на ум, что автор письма и убийца могут быть одним и тем же лицом?

— Нет. Я не вижу тут никакой связи.

— И я тоже не вижу. Если бы со мной сотрудничали, я смог бы ее разглядеть. То есть: если вы рассказали бы мне все, что знаете об отношениях между людьми в этом доме.

Она пожала плечами с усталой покорностью.

— Я не могу, как Кэти, требовать для себя освобождения от ответов на вопросы под предлогом крайней молодости. Но я очень устала. Что вы хотите знать?

— Как давно вы знаете Надсона и насколько хорошо?

Она смерила меня еще одним своим долгим, "зондирующим" взглядом (я уже успел к ним приноровиться).

— Год. Последний год. Или около того, и вовсе не так близко.

— Вчера вы упомянули о подруге по имени Милдред Флеминг. Возможно, она расскажет мне другую историю вашего знакомства.

Она холодно заметила:

— Думаю, вы несколько нарушаете приличия, мистер Арчер.

— Очень хорошо, мэм, будем впредь играть по джентльменским правилам.

Оба, мэм!

— Ладно, я скажу вам кое-что... Я знаю Уолтера Килборна. Честно говоря, я видела его сегодня.

В холле послышались тяжелые шаги Надсона, его покатые плечи и мощный торс загородили дверной проем.

— Я наконец выгнал шерифа из постели. Он встретится с нами.

— С вами, — поправил я. — Не со мной. Миссис Слокум была сейчас настолько любезна, что предложила мне еще бокал, а он мне крайне необходим. Утром я представлю шерифу заявление. Возьмите с собой паренька. Его зовут Массельман, Бад Массельман, он в моей машине и теперь скорее всего спит. Вы еще можете обнаружить четкие следы в том месте, где грузовик развертывался, чтобы перегородить дорогу.

— Огромное спасибо за великолепное предложение.

В его тоне прозвучала ирония, но, мне кажется, он остался доволен, что я не поеду с ним. Они с шерифом смогут тогда побродить вокруг места преступления, подобрать останки, отвезти их в город и — ничего иного не делать.

— Посмотрите, чтобы у мальчика было где выспаться, хорошо? И передайте ему от меня вот это, я ему остался должен.

Надсон взял у меня десятидолларовую бумажку.

— О'кей, Арчер. Спокойной ночи, миссис Слокум. Я ценю ваше сотрудничество.

— Я тоже, Ральф.

"Давние любовники, — снова подумал я, — играют с двойной осмотрительностью, в паре".

Надсон ушел. Мы снова остались вдвоем. Мод Слокум поднялась с дивана, взяла мой пустой бокал.

— Вы действительно хотите что-нибудь выпить?

— Немного, пожалуйста. И с водой.

— И я составлю вам компанию. Без воды.

Она налила из графина виски, в два пальца мне и в четыре себе. Выпила свой виски залпом.

— Чего я действительно хочу, так это информации о Килборне, — сказал я, медленно потягивая содержимое своего бокала.

— Несчастный искатель правды, — неожиданно произнесла она, совсем не по правилам джентльменской игры. Тяжело и небрежно она опустилась на диван рядом со мной. — Я ничего не знаю об Уолтере Килборне, я имею в виду — ничего, что могло бы говорить против него.

— Это разъяснение уникальное, я полагаю. Где видели вы его сегодня вечером?

— В ресторане "Бодвок", в Куинто. Я думала, что Кэти заслуживает... чего-то отвлекающего от мрачного дня, который она провела с полицией и... с отцом. Ну, я и повезла ее в Куинто пообедать. И увидела в ресторане Уолтера Килборна. Он был вместе с белокурым юным созданием, очень милым... — Со своей женой. Вы с ним ни о чем не разговаривали?

— Нет. Он не узнал меня, а я никогда ему не симпатизировала. Я спросила старшего официанта, откуда он здесь. Очевидно, его яхта стоит в гавани.

Это было то, что мне нужно. Усталость высосала из моего тела энергию и перешла в наступление на мою волю. Но оставались еще вопросы, которые мне нужно было задать.

— А как получилось, что вы его знаете?

— Года два назад он хотел заключить деловое соглашение с моей свекровью, взять на пробу нефть на ее ранчо. Это было, когда открыли месторождение нефти по другую сторону долины, эту сторону еще не трогали. Целая компания мужчин прибыла сюда вместе с Килборном и провела несколько недель на нашей территории, вырывая ямы и ставя взрывчатые заряды и приборы... Я забыла техническое название...

— Сейсмограф?

— Сейсмограф. Они нашли тогда, что нефть очень хорошая, но сделки не получилось. Мама, — губы Мод, округлившись, выпустили изо рта это слово так, будто у того был какой-то странный и неприятный привкус, — мама решила, что нефтяные вышки заслонят ей изысканный вид. И разорвала с Килборном все связи. Конечно, здесь сыграло роль и другое: ей не понравился мужчина, не думаю, чтобы она отнеслась к нему с доверием... Так мы и продолжали жить в благородной бедности.

— А другие компании?

— Она вообще не захотела сдавать участок кому бы то ни было. Но первый отказ был дан Килборну.

Рука Мод слепо потянулась за сигаретой. Я достал одну из портсигара, вложил ее между пальцев Мод. Она курила бестолково, как ребенок, — видно, виски вместе с усталостью тяжело действовали на нервную систему.

Я задал ей главный вопрос, который причинил бы ей боль, будь она трезвой и собранной, и внимательно глядел в лицо, ожидая, какой он произведет эффект:

— А вы не хотели жить дольше в благородной бедности, не правда ли? Вы и ваш муж связались бы с Килборном. Так? Не это ли причина, почему он сейчас заперся наверху?

— Это не приходило мне в голову, — неуверенно сказала Мод. — Хотя... Знаете, именно это мы и сделаем. Я должна поговорить об этом с Джеймсом. Она закрыла глаза.

Я пожелал Мод спокойной ночи и оставил ее.

Глава 18

Нижний этаж дома тускло освещало бра, висевшее в холле между входной дверью и дверью на кухню. Полутемно было под лестницей, ведущей в верхние комнаты. В этом "алькове" на низком столике рядом с телефонным аппаратом я увидел справочник абонентов из Куинто и Нопэл-Велли. Открыл его на букве "Ф". В справочнике значился только один Фрэнкс — Симеон Дж., проживающий на Тэннер-тэррас, 467. Я набрал его номер. На другом конце провода один за другим прозвучало шесть гудков. Затем — резкий, грубый голос:

— Говорит Фрэнкс. Это с участка?

Мне было, что сказать этому Фрэнксу, но я сдержался.

— Алло, алло, — повторил он. — Фрэнкс слушает.

Я повесил трубку.

Тут до меня донесся легкий шорох, кто-то спускался по лестнице над моей головой — звук усиливался самой лестницей. Лицо, бледное, как луна, на фоне облака волос, возникло над перилами.

— Кто здесь?

— Это Арчер. — Я вышел из-под лестницы, чтобы девушка могла меня видеть. — Ты еще не в постели, Кэти?

— Я боюсь закрыть глаза. Закрою — и предо мной сразу встает лицо бабушки. — Кэти обеими руками схватилась за дубовые перила. — А что вы делаете?

— Звоню по телефону. Теперь уже закончил.

— Я слышала, как перед вами звонил мистер Надсон. Это правда, что Пэт мертв?

— Да... Он тебе нравился?

— Иногда... Иногда он был довольно мил. Он был очень веселым человеком. Учил меня танцевать... Только не рассказывайте об этом папе, ладно? Ведь не он убил бабушку, правда?

— Не знаю. Я так не думаю.

— Я тоже. — Она словно украдкой заглянула в глубину холла, задавленного тенями. — Где все остальные?

— Надсон ушел. Твоя мама в гостиной. Она там заснула, наверное.

Кэти поглубже запрятала руки в мягкие складки халата.

— Во всяком случае, я рада, что он ушел.

— Мне тоже надо сейчас идти... С тобой будет все в порядке?

— Да, со мной будет все в порядке. — Кэти сошла вниз, ее ладони скользнули по перилам. — Я разбужу маму и отправлю ее спать в постель, так будет лучше.

— Возможно, так будет лучше.

Она проводила меня до двери.

— Спокойной ночи, мистер Арчер. Прошу прощения, что была с вами груба прошлой ночью. У меня тогда было такое чувство, будто что-то должно случиться. Знаете, я могу предчувствовать, — по крайней мере, так мне говорят. Я вроде собаки, которая воет на луну, когда в воздухе пахнет бедой.

— Но прошлым вечером ты не видела Ривиса...

— Нет. Я боялась, что он может прийти... ненавижу всякие сцены... но он не пришел. — Палец Кэти начертил крест на задрапированной в шелк груди. — Пересеки мое сердце и надейся на смерть! — Она засмеялась внезапно, какая-то напряженная веселость появилась на лице:

— Ужасные слова: "надейся на смерть", не правда ли?

Я сказал:

— Спокойной ночи, Кэти.

Номер 467 по Тэннер-тэррас... Он представлял собой белый одноэтажный летний дом с верандой в одном из наиболее дешевых районов и был окружен дюжиной таких же домов. У всех — покосившиеся крыши, никуда не годные оконные ставни, а пространство между жилищами устилали какие-то жалкие растения, топтать которые было право не жалко.

У сержанта Фрэнкса горел свет. Он просачивался из-за жалюзи и разбрызгивался по нерукотворной лужайке.

Я проехал мимо сержантского дома, развернул машину на первом перекрестке и остановился в футах ста.

Фрэнкс был полицейским. На своей собственной территории он мог мне доставить некоторые неприятности, а я совсем не был к ним расположен. Я выключил мотор, погасил освещение и откинулся на сиденье, как бы собираясь слегка вздремнуть, но при этом держать ситуацию под контролем. Приближающийся звук мотора вскоре пробудил меня, и мгновение спустя на улицу вырвалась широкая полоса света от передних фар чужой машины. Полоса метнулась в сторону, выпрямилась и замерла напротив дома Фрэнкса. Я увидел три голубые лампочки, какие обычно бывают на такси. Из задней кабины автомобиля неуклюже выбрался мужчина и направился к дому. Шел скособочившись; при тусклом освещении мне показалось, что идет калека. Входная дверь отворилась прежде, чем человек преодолел низкие бетонные ступеньки. Он прошел в освещенный входной проем. Это был невысокий полный мужчина, одет в коричневую куртку, видно из конской кожи. С правой стороны куртка оттопыривалась, пустой правый рукав болтался свободно.

Дверь закрылась за ним. Такси развернулось и снова остановилось напротив дома. Фары выключились. Выждав минуту-две, я вышел из своей машины, бесшумно подошел к чужой. Таксист вытянулся на сиденье, ожидая, когда снизойдет сон.

— Вы заняты?

Он ответил, не открыв глаз:

— Сожалею. Я должен буду ехать обратно.

— Куда?

— В Куинто.

— Как раз туда мне и нужно.

— Извините, мистер... Эта машина из Куинто. Я не могу брать пассажиров из Нопэл-Велли.

— Можете, если не имеете ничего против меня.

— А... какой тариф? — Глаза раскрылись. Они были голубые, большие, чуть не выскакивали наружу.

Я показал таксисту десятидолларовую бумажку.

— Вот ваш... тариф.

Бумажка трещала у меня в пальцах, будто ее охватывал огонь, вызванный взглядом шофера.

— Идет! Все будет о'кей, коли тот парень не будет возражать. — Шофер наклонился, чтобы открыть мне дверцу.

Я сел в машину.

— Он не станет возражать. Куда в Куинто он собирался ехать?

— Не знаю, я его встретил, когда он шел по дощатому настилу на пляже.

— Вы его раньше видели?

Этот вопрос весил больше, чем сотня других. Таксист поглядел на меня.

— Вы полицейский?

— Это не принято доказывать.

— Послушайте, мистер, я ведь не брал ваших денег. Я даже не сказал вам, что возьму деньги. И точно, не дотронусь до них! Так как насчет того, чтоб выйти и оставить меня в покое? Я пытаюсь вести честную жизнь, черт возьми.

— Хорошо, я выйду, а вы отправляйтесь назад в Куинто.

— Черт побери, поездка туда стоит семь долларов. — Можете взять их отсюда. — Я опять вытащил десятидолларовую бумажку.

Он отвел глаза.

— Н-ну, не знаю... Н-ну, благодарю...

— Тогда езжайте быстрее. Над этим местом собираются тучи, и не стоит ждать, когда хлынут неприятности.

И засунул десять долларов между спинкой сиденья и подушкой...

Я вернулся в свой автомобиль и принялся ждать. Вскоре появился обладатель кожаной конской куртки с пустым рукавом. Он пожелал спокойной ночи кому-то из своих собеседников в доме и двинулся к улице. Уже на тротуаре заметил, что его машина исчезла.

Он поглядел направо, налево, взмахнул левой рукой, громко выругался, сообщив, что возьмет грех на душу, но обязательно кое с кем посчитается. Когда он поглядел на дом, свет уже погас. Криво пожав плечами, он направился по улице пешим ходом. Я предоставил ему возможность пройти примерно квартал, затем завел мотор и, не спеша, поравнялся с ним. Пистолет лежал на сиденье рядом со мной.

— Может подбросить? — я изменил свой голос.

— Пожалуй.

Он сошел с тротуара на проезжую часть, попал в пятно света от уличного фонаря. Выкрашенный масляной краской столб отбрасывал тень на темное широкое лицо, на котором блестели глаза.