Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Корабль ночи

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Маккаммон Роберт / Корабль ночи - Чтение (стр. 1)
Автор: Маккаммон Роберт
Жанр: Ужасы и мистика

 

 


Роберт Мак-Каммон

Корабль ночи

Посвящается моей матери, которая помогла мне отыскать тот особенный остров…

…Боже, как мертвецы ухмыляются у стены, Наблюдая за весельем на балу победы…

Альфред Нойс, «Бал Победы».

…Зло… имеет бесконечные личины…

Блез Паскаль, «Мысли».

Пролог

По желтому овалу луны плыли облака, то на миг скрывая его от глаз, то расступаясь, и тогда охристый свет заливал плоскую равнину черного океана. Облака клубились вокруг неподвижно повисшей в небе луны, жили собственной жизнью, кружась в нескончаемом водовороте, разлетаясь в клочья, яростно сталкиваясь или пиявками присасываясь друг к другу. Похожие поначалу на пасти сказочных чудовищ, они вдруг превращались в человеческие лица с разодранными диким криком ртами, потом – в голые, выбеленные временем черепа и медленно рассыпались в прах под дыханием ветров Карибского моря.

Два огня освещали пустынную морскую гладь: один прерывисто мигал в ночи высоко над темной массой суши, второй двигался низко над водой, на корме изъеденного ржавчиной американского грузового судна, перевозившего восемь тысяч тонн чистой серы.

В кильватере сухогруза, в нескольких сотнях ярдов позади, возникло какое-то движение.

Из недр узкой башенки бесшумно и плавно выдвинулся темный железный цилиндр. Металл был выкрашен черной краской, чтобы не отражать свет, единственный мертвый глаз – окуляр – прятался в твердой оболочке.

Вокруг рубки забурлили волны, и перископ с негромким «ш-ш-ш» начал поворачиваться. На несколько секунд он застыл, нацеленный на маяк на острове, потом повернулся на несколько градусов, чтобы изучить темный силуэт торгового судна. Лунный свет поблескивал на стальных поручнях, на окантовке иллюминаторов, отражался от стекол штурманской рубки на верхней палубе.

Легкая добыча.

Перископ опустился. Послышалось бульканье, и все стихло.

Торпеда с ударным взрывателем – первая торпеда класса G7A, начиненная восемьюстами фунтами взрывчатки, – угрожающе шипя, словно змея, готовая нанести смертельный удар, покинула пусковую установку. Оставляя за собой узкий шлейф серебристых пузырей, она со своеобразной грацией устремилась к корме сухогруза – миниатюрная копия огромной машины, которая доставила ее сюда, покрыв шесть тысяч миль океанического пространства. Всплыв на десяток футов, торпеда помчалась к цели.

Она угодила в гребные винты, и взрыв проделал огромную дыру чуть ниже ватерлинии. На воде яростно заплясали отражения языков пламени. Послышался протяжный скрип металла – море сминало корму сухогруза. Прогремел второй взрыв, гораздо мощнее первого, и к небу повалили клубы густого черного дыма. С металлических поручней разбитой палубы вниз запрыгали пылающие человеческие фигурки. Огонь распространился по нижней палубе, жадно прогрызая себе путь к рубке. Третий взрыв взметнул в воздух обломки дерева и металла. Содрогаясь всем корпусом, судно повернуло на свет маяка, от которого его отделяло меньше мили. Капитан так до конца и не понял, что же произошло. Вероятно, он думал, что судно на что-то наскочило – на острую вершину подводной скалы или на затонувший корабль. Он не знал ни что гребные винты безнадежно перекорежило, ни что команде уже не совладать с огнем; не знал он и того, что в эти мгновения огромные валы дизелей, поднятые в воздух взрывной волной, сминают все на своем пути, превращая людей в кровавое месиво.

Вслед за первой в правый борт ударила вторая торпеда, разворотив кормовую часть нижней палубы. Опоры содрогнулись и рухнули, и метавшиеся в дыму и пламени люди оказались погребены под тоннами металла. Корабельную надстройку пронизала дрожь, и она начала проседать внутрь.

Когда океан наконец прорвался в трюм, переборки со стоном лопнули. Железо сминалось, словно вощеная бумага. Люди начали тонуть и, погружаясь в пучину, остервенело цеплялись друг за друга. На палубах корчились люди, превращенные в пылающие факелы. Под вопли и стоны, под треск деревянных настилов и звон лопающихся стекол подбитый корабль накренился на правый борт и, задрав нос к небу, стал быстро погружаться.

В разгромленной, пылающей рубке зажглась красная лампа системы пожарной тревоги. Рубка с пронзительным треском взорвалась; обломки медленно полетели вниз, к безбрежному водному пространству. Над судном витал черный дым; наполняя воздух вонью раскаленного железа и горелой плоти, он делался все жирнее и гуще, пока, наконец, сама луна не почернела от копоти.

Океан в стороне от пылающего судна вдруг начал расступаться. Вода забурлила и вспенилась, обозначив место всплытия охотника. Показалась башенка перископа, за ней – прямоугольный силуэт боевой рубки и наконец весь влажно поблескивающий корпус, отразивший красноватые отблески пламени. Немецкая подводная лодка двинулась к своей жертве, плавно рассекая скопления трупов, обломков дерева, ящиков, кусков обшивки и корабельного имущества, плававших вокруг потопленного судна. Кто-то, поддерживая на плаву раненого товарища, громко звал на помощь, другой протягивал к небу окровавленные обрубки, в которые превратились его руки после взрыва. По воде расплывалось большое пятно солярки, натекшей из пробитых топливных отсеков сухогруза. Оно тоже горело. Бесчисленные огни отражались от металлического корпуса подводной лодки, пылали в глазах тех, кто наблюдал за происходящим с мостика боевой рубки, мерцали в волчьих зрачках командира подлодки.

– Есть! Отличный удар, – перекричал он грохот взрывов. С того момента, как первая торпеда покинула пусковую установку, прошло уже десять минут. Сухогруз был обречен. – Сгинь, – проговорил командир подводной лодки, обращаясь к плавучему покрывалу из обломков тонущего судна. – Сгинь…

Черный дым, пропитанный запахом смерти, плотным смерчем вихрился вокруг подлодки. Сквозь какофонию звуков командир расслышал последний протяжный вскрик – корабль пошел ко дну. Глубина в этом месте составляла более тысячи футов; здесь была огромная океаническая впадина, окаймленная крутыми коралловыми рифами и песчаными стенами. Командир наклонил голову, внимательно прислушиваясь к бульканью воды, шипению пара и предсмертным крикам тонущих в пучине людей. Ему они казались симфонией, всесокрушающей музыкой смерти и разрушения. Он заметил слева по борту какой-то предмет и прищурился. Спасательный круг.

– Малый ход, – скомандовал он в машину. Круг давал возможность определить название потопленного корабля и, возможно, его регистрационный номер: командир чрезвычайно педантично и подробно вел переплетенный в кожу боевой журнал. – Шиллер, – обратился он к долговязому блондину, который стоял ближе всех к нему. – Вы с Дрекселем достанете мне этот круг…

Матросы по металлическому трапу спустились с боевой рубки на палубу и двинулись вперед, осторожно ступая по скользкой от водорослей деревянной поверхности.

Нос подводной лодки рассекал воду, усеянную пылающими обломками. Где-то мужской голос отчаянно взывал к Господу и вдруг замолк – в горло кричавшему хлынула вода. Цепляясь за металлический поручень левого борта, по щиколотку в маслянистой замусоренной воде, матросы ждали, пока круг прибьет к ним волнами. Круг покачивался на воде. Еще немного, и его можно будет ухватить. Командир, сложив руки на груди, наблюдал, как Дрексель (Шиллер держал его за ноги) тянется к кругу.

Высокий пронзительный звук заставил его резко оглянуться. Глаза у него округлились. Звук – он несся из самой гущи черного дыма – поднялся до металлического воя. В открытом люке рубки показалось чернобородое лицо, округленный в немом восклицании рот. Капитан мгновенно понял: боевая тревога! Им в корму стремительно заходил морской охотник. Командир загремел в телеграф: «Срочное погружение! Срочное погружение!» – хотя внизу и так надрывалась сирена.

Второй ревун: морских охотников стало два. Они полным ходом неслись к лодке. Старший помощник скрылся в люке. Капитан озабоченно взглянул за фальшборт. Матросы наконец поймали круг и спешили назад.

Яркое пятно света скользнуло по воде и выхватило из тьмы нос подводной лодки. Поверхность океана зыбилась от рева двигателей охотников. Прогремел оглушительный взрыв, и у правого борта подводной лодки с глухим плеском взметнулся фонтан воды.

Стиснув зубы, командир глянул на слепящий луч прожектора: Шиллер с Дрекселем не успеют вернуться на мостик. Он отвернулся, спрыгнул в люк и плотно закрыл за собой металлическую крышку.

Словно гигантская рептилия, немецкая подводная лодка скользнула в глубины океана. Матросы, барахтавшиеся в прибывающей воде, почувствовали, как железо и дерево ушли у них из-под ног. Отчаянно крича, они вцепились в металлический поручень, не сводя глаз с луча прожектора.

– Круг! – крикнул Шиллер своему напарнику. – Хватайся за круг!

Бурлящий водоворот вырвал у Дрекселя спасательный круг и отшвырнул его в сторону пылающего сухогруза. Шиллер увидел, как мимо него, исчезая под водой точно плавник уходящего на глубину морского чудовища, прошла рубка подводной лодки, и вскрикнул от ужаса, но в его открытый рот хлынула соленая вода, и он едва не захлебнулся. Шиллер забарахтался, хотел ухватиться за перископ, сильно ударился обо что-то ногой и в тот же миг почувствовал, что его утягивает под воду. Он дернулся – раз, другой – но тщетно: что-то держало его за лодыжку и тянуло следом за лодкой. Соленая вода ослепила его, сомкнулась у него над головой. «Пусти! – услышал Шиллер свой пронзительный крик. – Пусти!» Море поглотило его, понесло вниз. Он вскрикнул, пуская пузыри, и рванулся. Что-то резко хрустнуло, страшная боль едва не лишила Шиллера последних сил, и он наконец освободился и судорожно ринулся обратно к поверхности, к воздуху. «Греби! – приказывало сознание слабеющему телу. – Греби же!»

Шиллер очутился в грохочущем, бурлящем, пропахшем кордитом аду. В небе метались красные и зеленые кометы, вокруг рвались снаряды, и их разрывы тупой болью отдавались у Шиллера в голове. Вдруг среди этого кошмара под руку ему попался пустой ящик, и Шиллер вцепился в него, обхватил обеими руками, как последнюю надежду на спасение.

Когда у него немного прояснилось перед глазами, он заметил всего в нескольких ярдах от себя голову Дрекселя и с криком: «Дрексель! Держись!» – поплыл, отчетливо сознавая, что одна его нога превратилась теперь в бесполезный придаток. В следующий миг Шиллер понял, что слабеет и не сможет долго продержаться на воде, а земля слишком далеко. В воде колыхалось что-то тягучее, вязкое, напоминающее скопления темных медуз. Кровавые сгустки. Кишки. Человеческий мозг. Изуродованные останки. Отходы войны. Он добрался до Дрекселя, и только коснувшись его плеча, сообразил, что Дрексель – рыжий, а у этого человека волосы черные как смоль.

У покачивавшегося на воде трупа в разорванном спасательном жилете не было лица. В страшном месиве мышц, фасций и нервов белели оскаленные зубы. С истерическим криком Шиллер отдернул руку, словно коснулся чего-то заразного, и поплыл прочь, в озаренный зеленым сиянием океан. Вокруг еще полыхало пламя. Шиллер плыл; впереди был целый остров огня, а в самом центре этого гигантского костра он разглядел обугленные скорченные трупы, непрерывно крутившиеся в огромном водовороте. Шиллер почувствовал мощь и силу водной стихии, которая одолевала тонущий корабль, яростно набрасываясь на него. Он попытался отвернуть в сторону, но океан, принявший его в свои объятья, теперь тянул его вниз, и он не мог больше плыть. Он задумался, где сейчас Дрексель и дает ли смерть подлинное упокоение, и открыл рот, чтобы набрать в грудь воздуха, пока сам не канул в пучину…

Чьи-то руки подхватили его и подтолкнули к поверхности. Швырнули на дно лодки. Над ним стояли какие-то люди и пристально вглядывались в него.

Шиллер моргнул, но не смог различить лиц, не смог пошевелиться.

– Живой, – сказал кто-то по-английски.

1

Впереди на изумрудной ряби что-то темнело.

Дэвид Мур, не оборачиваясь, выключил трещавший мотор. Жаркое солнце ложилось ему на голую спину и плечи ярким тропическим одеянием. Старенький рыбацкий ялик лениво качнулся на волне, останавливаясь. Мур повернул румпель, чтобы подойти к непонятному предмету правым бортом. Солнце сверкало на воде; щурясь, Мур перегнулся через планширь и выловил предмет из воды.

Это оказалась деревяшка, невесть от чего отколотая и невесть откуда принесенная. Впрочем, обломок выглядел сравнительно прилично – не покоробленный, не разбухший, не изъеденный соленой водой – и Дэвид положил его на дно ялика, чтобы подробно изучить. С одной стороны виднелись остатки букв, выведенных красным по черному: «С» и «А». Салти? Салли? Саманта? Это, несомненно, был обломок транца – может быть, одного из местных кокинских судов, а может, занесенный сюда издалека. Мур знал названия почти всех лодок на острове – «Веселый Мэк», «Кинки», «Морячка», «Люси Дж. Лин», «Галлант», дюжину других. Эта, вероятно, разбилась в какой-нибудь далекой гавани или же в числе иных несчастных попала в шторм, бушевавший над Кокиной тремя днями раньше. Может быть, какой-нибудь рыбак перед смертью цеплялся за эту лодку, подумал Мур, глядя на брусок. Об этом он думать не хотел – воскресало слишком много неприятных воспоминаний.

Он снова завел мотор и повернул румпель так, чтобы нос судна смотрел прямо на начало рифа Кисс-Боттом в сорока ярдах впереди. Море было еще неспокойным, «тряским», по выражению карибских рыбаков, и пока Дэвид подплывал к проходу в рифе, волны ощутимо толкались в борта ялика. Вокруг в изобилии плавали разнообразные памятки о проревевшей над островом бурей: расколотые деревянные балки, бревна, которые еще можно было спасти и пристроить к делу, ветки, осколки черепицы и даже ржавая жестяная вывеска с надписью «КОЛА, ПИВО, ВИНО». Мур лично видел с балкона своего гостиничного номера, как ее сорвало с фасада закусочной «Лэндфолл», подняло высоко над крышами и швырнуло в потоки яростного дождя над морем. Проходя проливом, Мур разглядел заостренные края рифа, покрытые, словно щетиной, бурыми и зелеными коралловыми наростами. Эти коварные «рога дьявола» вспороли днище не одному кораблю, отправили в ремонтные доки или на дно морское не одно судно. За границей рифа, то и дело с грохотом сталкиваясь под напором невидимых потоков, плясали на волнах два «звонаря» – ярко – оранжевых буя. Мур по изумрудной водной дорожке провел ялик между ними и взял курс на более глубокое место, где вода казалась почти фиолетовой. Это место на выходе из Кисс-Боттом островитяне почтительно именовали Бездной, однако песчаное и коралловое дно с каждым годом все заметнее поднималось, и сейчас там была почти мель – каких-нибудь тридцать-тридцать пять футов до поверхности.

Чтобы выправить курс, Мур оглянулся на остров, мимо которого только что проплыл. Волнорезы, обложенные по бокам старыми покрышками; скопления рыбацких лачуг; деревня с ее ослепительно яркими в белом солнечном свете огненно-красными, оранжевыми, бледно-голубыми, синими, коричневыми и светло-зелеными домиками и лавчонками. Он поглядел в конец Хай-стрит: обернувшись за деревенской околицей ухабистой, засыпанной гравием дорогой, улица вела к маленькому темно-синему зданию с белой двускатной крышей и выкрашенными белой краской чугунными балкончиками, выходящими на гавань. Это была его гостиница «Индиго инн». Мур купил ее три года назад у старика, возвращавшегося в Штаты. Последние несколько дней Мур и Маркус, разнорабочий, занимались тем, что заменяли разбитые оконные стекла, расколотые планки перил на веранде, ставни, унесенные в море мощными порывами ветра во время недавнего урагана. Неблагодарная работа – все это уже не раз бывало и еще не раз будет испорчено, поломано, разбито. На островах безраздельно хозяйничало разрушение.

Мур отвернул от острова и двинулся к глубокой воде, внимательно изучая поверхность океана. За последние день-два основную массу обломков прибило к берегу, и все, что еще годилось в дело, прибрали местные жители. Сентябрь был самым страшным месяцем в сезоне осенних бурь: ураганы в это время лютовали как никогда. Последний принесло откуда-то с востока; он нагрянул почти без предупреждения, если не считать вдруг зловеще пожелтевшего неба. Обрушившись сперва на гавань и швыряя лодки прямо на пирс, он разнес в щепы несколько рыбачьих хибарок и с пронзительным воем ворвался в деревню, с корнем вырывая из земли пальмы и кусты, затем исполнил удивительный танец вокруг хижин Карибвиля в самой северной точке острова и вновь устремился к морю. Немногочисленные любительские приемники – единственные средства связи на острове – вышли из строя из-за мощных помех. Просто чудо, что все обошлось малой кровью: несколько переломов да рваных ран, которыми занимались теперь в клинике доктора Максвелла.

Под кормой ялика темнело море. За плечом Мура вставала приземистая каменная башня маяка Кариб-Пойнт. С тех пор, как рядом стал разрастаться поселок, маяк начал ветшать и превратился почти в развалины, но в бурные штормовые ночи эта приметная точка на местности по-прежнему помогала торговым и грузовым судам выходить из пролива. Мур на несколько градусов изменил курс, и вскоре маяк, как и следовало, оказался за его левым плечом, а верфь – за правым. Он выключил мотор, наклонился и бросил за борт легкий якорь. Загремела ручная лебедка, разматывая веревку. Когда веревка замерла, Мур понял, что не ошибся; он был сейчас на самом краю Бездны, в пятидесяти футах от дна, и именно здесь оно неожиданно обрывалось в бесконечность.

Мур перебрался на корму, где лежали акваланг и баллон с воздухом, уселся, почти убаюканный медленным покачиванием ялика на волнах, скинул плетеные сандалии и снял защитно-зеленые штаны. Под ними были темно-синие плавки. Мур натянул хлопчатобумажную футболку, чтобы ремни не слишком натирали плечи, повернулся к снаряжению, надел на спину баллон с воздухом и тщательно проверил, надежно ли затянуты ремни. И оглядел район Бездны.

Он смутно различил вдали темнеющие массивы суши – Чоклет – Хоул, Сэнди-Ки, Старфиш-Ки. Они были намного меньше Кокины – длинные отмели жарких пляжей, окаймленных зарослями пальм, и только на одном из трех ближайших клочков суши, Чоклет-Хоул, была деревня, крохотный поселок, в котором насчитывалось всего пятьдесят человек, занимавшихся ловлей и продажей зеленых морских черепах огромным промысловым судам, закупавшим местную островную продукцию. Здесь, на морском просторе, дул довольно сильный теплый бриз. Подставив ему лицо, Мур обшаривал взглядом огромное пространство лиловой воды над великими глубинами.

Лишь немногие рыбаки заплывали сюда: обычно все старались держаться поближе к Кокине или ловили щук и альбатросов на отмелях чуть южнее этого места. В Бездне живут призраки, утверждали суеверные старики-островитяне. Многие божились, что видели там странные вещи. Там, в самом сердце Бездны, покоилось то, что их так пугало, – призрак огромного торгового судна, пылающий неземным изумрудным пламенем. У его бортов шипела вода, в предрассветных сумерках разносились стоны погибшей команды. Мур скептически относился к подобным вещам, однако порой ему казалось, что это не только досужие разговоры, порожденные действием скверного рома или пива «Ред страйп». Достаточно было заглянуть говорившим в глаза, чтобы поверить.

Но сейчас, в светлый ясный полдень, под жарким синим шатром бескрайнего неба ему не верилось в привидения. По крайней мере в те, что не плавали на поверхности.

Посмотрев на свое отражение в воде, Мур вдруг увидел глаза своего отца – искрящиеся умом и осторожностью, синие, как карибские глубины. По дороге на острова из Европы он стал отращивать бороду, и с корабля на кокинский берег сошел поджарый мускулистый брюнет с курчавыми волосами до плеч, бородатый и загорелый. В ноябре Муру исполнилось тридцать четыре года, но никто из водивших с ним знакомство в Балтиморе, где Дэвид родился и вырос, теперь не узнал бы его, разве что по глазам: Мур помолодел, словно стряхнул с себя несколько лет. На островах он стал совершенно другим человеком; остался в прошлом подающий надежды молодой клерк, подвизавшийся в банке своего отца, владелец скромного, но дорогого дома в самом престижном районе Балтиморы, отец семейства, состоявшего из его жены Бев и восьмилетнего Брайана, отчаянно стремившийся стать членом загородного клуба «Амстердам хиллз», хозяин великолепной парусной яхты с палубой из тикового дерева, сделанной по особому заказу одной канадской фирмой, яхты, которую они с Бев после соответствующей церемонии с шампанским и прочим окрестили «Баловнем судьбы». В те дни он только и делал, что, одетый «по форме» – непременно в темно-синий или серый костюм с полосатым галстуком, – чувствуя непреходящую неловкость и подавляя зевоту, безмолвно присутствовал на деловых обедах или совещаниях в обшитых дубовыми панелями комнатах…

Мур сунул ноги в черные ласты, привязал к правой щиколотке чехол с ножом и затянул на талии тяжелый ремень. Надев резиновые перчатки, прополоскал маску в морской воде, тщательно протер стекло, чтобы не запотевало, и снова прополоскал. Он надел маску, зажал в зубах мундштук дыхательной трубки и легким движением перебросил тело через планшир.

Внизу, в огромном пространстве с ярко-синими стенами, по которым струился солнечный свет, он, наблюдая за плавным покачиванием лодки у себя над головой, дождался появления первых пузырьков воздуха. Освоившись с подводным миром, Мур подплыл к носу ялика, нашел туго натянутый якорный трос и, придерживаясь за него, двинулся в глубину, выдыхая прозрачные пузыри, которые всплывали к поверхности. Он двигался очень медленно, снимая избыточное давление на барабанные перепонки тем, что каждые пять секунд с силой выдыхал через нос. Через несколько мгновений он увидел дно, песчаные холмы и сплошные заросли высоких кораллов, выпустил трос и скользнул прочь. Прижимая руки к бокам и работая одними ногами, Мур поплыл к синей завесе впереди. Знакомые приметы подсказали ему, что он находится в нужном месте: пузырчатые скопления коричневатых мозговиков, которые так очаровали его, когда он увидел их впервые; величественный лес ветвистых, как оленьи рога, кораллов, где сейчас сновали юркие серебристые рыбки манхуа и ослепительно яркие сине-желтые морские ангелы.

Сквозь густые заросли водорослей Мур заметил марширующий куда-то взвод крабов. Почувствовав движение потревоженной им воды, крабы мгновенно замерли. Рифы кишели жизнью; вспугнутые Муром рыбы упархивали в коралловую чащу или юркали в норы, чтобы переждать опасность, которую представлял для них человек. Обитатели рифов слишком хорошо знали хищников, чтобы рисковать. Какая-то тень накрыла его, и он посмотрел наверх. В тридцати футах над ним проплыл электрический скат – его плавники вздувались, словно великолепно развитые мышцы, – и исчез в синеватом мареве.

Мур двинулся вниз, но внезапно дно ушло у него из-под ног, и он уперся в стену сучковатых темных кораллов. Он проплыл через лабиринт водорослей, напоминавших веера, поднялся над коралловой стеной и внезапно остановился.

Под ним зияла Бездна – неприятное зрелище. На этих глубинах морская вода превратилась из синей в черную и стала похожа на огромный рот, который только и ждал, чтобы проглотить кого-нибудь или что-нибудь и похоронить в своих недрах. Хотя Мур заранее знал, на что идет, при виде пучины его окатила ледяная волна страха. Внезапно перед ним возникло видение корабля-призрака, озаренного лунным сиянием, сверкающего всеми цветами радуги. Он стряхнул наваждение. Если привидения действительно существуют, подумал он, то только внизу, в этом устрашающем провале. Он поглядел наверх, на серебристую поверхность, вспомнил о латунном корабельном компасе, найденном им в прошлом году, и нырнул.

Мур знал, где-то там, внизу, покоится грузовое судно – возможно, на такой глубине, что его легкие раньше разорвет от недостатка воздуха, чем он сумеет добраться туда. Судно это было потоплено в одном из боев второй мировой войны – единственный достоверный факт, выуженный Муром из множества историй, гулявших по острову. С подробностями дело обстояло хуже, никому не хотелось вспоминать войну. Мур уже нырял здесь в прошлом году, после очередного шторма, и обнаружил, что шельф в этом месте усеян металлическими обломками и конструкциями. Здесь же лежала носовая часть спасательной шлюпки. Тогда-то Мур и нашел старый компас, с разбитым стеклом, но по – прежнему сверкавший латунью. Он взял компас с собой в гостиницу, но когда через несколько дней снова спустился в Бездну, все оказалось укрыто ровным белым ковром песка. Довольно скоро разыгрался очередной шторм, однако тогда у Мура не было возможности повторить погружение в Бездну. Пришлось ждать следующего сезона в надежде найти там хоть что-нибудь, что можно было бы спасти и использовать.

Он спускался все ниже и ниже. Где же этот шельф? – вдруг забеспокоился он и стал всматриваться в темно-синий туман. Ничего; только песок. Потом Мур различил какие-то смутные очертания и поплыл вдоль высокой песчаной гряды с вкраплениями камней. В нескольких футах впереди виднелось что-то металлическое. Это оказалась ржавая консервная банка, сильно помятая, но не вскрытая. Мур бросил ее и поплыл дальше. Среди кораллов блестели другие жестянки и виднелись деревянные обломки, вероятно, занесенные сюда штормом с самого края Бездны. Мур подобрал одну банку и увидел на чистой металлической поверхности свое отражение. То, что он искал, было погребено где-то здесь. Корабельные запасы продовольствия, подумал он. Возможно. А что внутри? Персики? Овощи? Из простого любопытства ему захотелось вскрыть одну из банок и посмотреть, что входило в рацион моряков, плававших на торговых судах в 1942 году.

Бездна чернела под ним, словно пустой зрачок огромного глаза. Материковая отмель каскадом занесенных песком каменных уступов спускалась в ее глубины. Внимание Мура привлек высившийся на одном из таких карнизов подлинный Эверест из песка. Гора эта определенно что-то напоминала ему своими очертаниями, однако Мур не сумел припомнить, что именно. Заинтересованный песчаным курганом, Мур опустился ниже. Прежде он не замечал здесь ничего подобного, но в то время его внимание было целиком сосредоточено на верхней отмели. Он был всего в десятке футов от кургана, когда понял, что из этого нагромождения песка и камней что-то торчит – и сердце его учащенно забилось.

Мур закружил около кургана, поднимая тучи песка быстрыми движениями ласт. Из песка вертикально поднималась верхушка какого – то объекта. Он робко ощупал ее. Металл. Этот предмет, не затронутый морской растительностью, как и найденные Муром железные банки был почти полностью скрыт толстым слоем песка. В нем тускло блестело покрытое густой сетью трещин стекло. Что же это? – удивился Мур. Он спустился пониже, потянул странный предмет на себя, почти уверенный, что сумеет сдвинуть его с места, и принялся счищать песок. Потом снова вцепился в него обеими руками. Бесполезно, приятель, – сказал он себе. Что бы это ни было, оно прочно сидело в грунте. Он поглядел на часы: пора подниматься. Но цилиндр – блестящие царапины, оставленные песчинками, стеклянная вставка… Черт побери, загадочный предмет буквально гипнотизировал Мура, манил, завораживал. Дэвид подумал, что это может быть что-нибудь достойное внимания. Или, возможно… он посмотрел на песок, шевелившийся от каждого его движения.

Или, возможно, под этим толстым пластом песка что-то было.

Мур вытащил из чехла нож и стал выкапывать камни из-под основания загадочного цилиндра. Он очистил еще один небольшой, в дюйм, участочек металлической поверхности, блестящей, с оспинами ржавчины. Глубоко, по запястья, погружая руки в песок, он пригоршнями отбрасывал его в сторону. С помощью острого ножа он поддевал мелкие и средние камешки и позволял им скатываться в огромный темный провал под ним. Снова взгляд на часы. Время уходит! Но Мур уже превратился в живой экскаватор; он раскапывал и вычерпывал песок, медленно высвобождая из него то, что теперь напоминало блестящее, широкое основание цилиндра. На поверхности не было никаких наростов: предмет пролежал в морской пучине много лет. Нож царапнул плоский камень, и Мур начал откапывать следующую часть таинственного железного объекта.

И застыл от неожиданности, затаив дыхание. Потом все-таки перевел дух. Огромные пузыри воздуха помчались к поверхности, от которой Мура отделяло около ста пятидесяти футов.

Он услышал приглушенные далекие звуки, похожие на удары по железной поверхности под водой.

С колотящимся сердцем Мур ждал, однако шум не повторился. Что это было? Он огляделся и заметил нечто странное: не видно было ни одной рыбы. Чрезвычайно необычно для этой глубины. Здесь должны были бы то и дело мелькать стайки морских щук, морских собачек, другая разнообразная и многочисленная плавучая мелочь. Мур поднял взгляд к ободряющему сиянию далекого солнца над поверхностью океана. Над головой нависал каменный выступ с неровными краями, словно когда-то и там, наверху, была отмель, но со временем часть скалы обвалилась, образовав брешь. Мур попытался унять внутренний голос, шептавший: «Поднимайся к лодке. Здесь что-то не так».

Куда же подевалась вся чертова рыба?

Он продолжал копать, обламывая большие сростки кораллов.

Песок, словно белая облачная пелена, скрывал от него окружающий мир. Мур подумал, что здесь, должно быть, очень глубоко. Гора песка, а под ней – долина тьмы. Он погрузил в эту гору руки, нащупал довольно большой камень и рывком извлек его наружу. Песок немедленно пополз по склонам прямо в Бездну.

Тут Мур заметил, что в нескольких футах от странного цилиндра и башенки появилось что-то еще. Он потянул новую находку к себе. Это оказалось что-то вроде огромной железной бочки, исцарапанной, в бурых пятнах ржавчины. Он счистил с бочки песок, она покатилась вниз по песчаному склону, Мур схватился за нее, чтобы удержать – и увидел детонатор. От ужаса волосы зашевелились у него на голове.

Бочка оказалась невзорвавшейся глубинной бомбой.

Мур отдернул руки, словно коснулся раскаленной поверхности, сильно стукнулся баллоном с воздухом о коралловые обломки и, отчаянно вспенивая ластами воду, кинулся вверх по склону песчаной горы, подальше от страшного места. Ему отчетливо представилось, как взрыв выворачивает его наизнанку, он увидел свое тело, превращенное в кровавые клочья. На запах крови приплывут хищные рыбы, и от него, Мура, не останется ничего… Увязая в песке, он упрямо двигался вперед в сплошном тумане, беспрестанно оглядываясь, чтобы убедиться: бомба еще на отмели. Потом, вращаясь вокруг своей оси, страшная находка начала падать в глубины Бездны. Мур добрался, наконец, до вершины, бомба скрылась в темной пучине; он смотрел ей вслед, молясь, чтобы она взорвалась во многих сотнях футов от него, где-нибудь на самой глубине, откуда взрывная волна не достала бы его. Иначе…


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17