Из окна смотровой я наблюдал, как неразлучный дуэт Матт и Джефф
(или, возможно, Давид и Голиаф) сражался с огромной прямоугольной упаковочной клетью из-под фруктов, обмотанной по меньшей мере полудюжиной пар старых колготок, чулок и целой мешаниной из лоскутков одеял и ярдов разорванных простынь. Я предположил, что пациент где-то внутри, — там, где некогда покоились апельсины.
Невозможная парочка потащила клеть с котом ко входу в клинику. Я выбежал посмотреть, не нужна ли моя помощь. Встав на пороге, я пошире распахнул наружнюю дверь, и гости мои торжественно вступили внутрь: сперва Джози, затем Юниор. А спустя мгновение, посредством «обратной тяги», меня настигла и оглушила волна того, что не могло быть ничем иным как Джозиными духами. Разило так, что дыхание у меня перехватило. Едкая воздушная струя ударила мне в затылок, — я загодя отвернулся и зажмурился, пытаясь уберечь глаза. Двумя секундами позже меня окатило новое облако смрада, на сей раз смесь застарелого пота и вони готового к случке козла. Юниор широко ухмыльнулся, словно говоря: «Может, следующей осенью и вымоюсь, ежели бесплатный кусок щелочного мыла подвернется». Я быстро вдохнул, набирая в легкие побольше свежего воздуха — и нырнул внутрь, навстречу своей каре. Кот взвыл громким, жалобным мявом, точно беднягу пытались на полпути вытолкнуть из самолета.
Две воспитанные собаки и их хозяева, дожидавшиеся своей очереди, склонив головы набок и изумленно вытаращив глаза, внимали оглушительным воплям, доносящимся из клети. Джози и Юниор заинтересовали их в неменьшей степени.
Тут зазвонил телефон, и я вспомнил, что бросил Джан одну-одинешеньку в смотровой, приглядывать за предыдущим пациентом. Она сняла трубку, а я забрал щеночка у нее из рук и посадил его в клетку на псарне. В приемной же пронзительный вой набирал силу; я слышал, как клеть заходила ходуном, и от самодельного приспособления для транспортировки под яростными ударами когтей во все стороны полетели щепки. Залаял один из блютикхаундов; а приемно-передающее радио разразилось сквозь атмосферные помехи невесть кому адресованными сообщениями. На сей раз устройство «поймало» послание доктора Харта из Блэкривер-фоллз, штат Висконсин. Он спрашивал жену, — и до чего же странно звучал этот северный акцент! — есть ли еще вызовы на фермы или можно возвращаться в офис.
— Милый, это мистер У.Д.Ландри. Он спрашивает, не заедешь ли ты к нему в течение дня, полечить быка и нескольких коров от конъюктивита, — громко сообщила Джан, пытаясь перекричать пронзительные гудки, доносящиеся с парковочной площадки. Чьи-то непослушные дети, оставленные в машине одни, развлекались, нажимая на сигнал, а мать орала на них из окна клиники.
В это самое мгновение в дверях появился мой сосед Джерри Томпсон вместе со своим боксером; оба приветствовали всех и каждого громкими, гулкими голосами. Джерри знал всех на свете, и с большинством состоял в родстве. Вот теперь ни один из ртов и ни одна из пастей в клинике не остались на запоре, — включая дюжину пациентов на псарне. Гвалт стоял оглушительный. Джеррин боксер и блютикхаунд рычали друг на друга в углу; у обоих шерсть на загривках поднялась дыбом. Один из щенков, к превеликому смущению хозяина, напустил лужу в приемной. У меня кружилась голова, меня подташнивало, мозг отказывался работать, — для подобных пертурбаций здание наше было явно слишком мало. В это самое мгновение в голову мне пришла безумная идея отшвырнуть стетоскоп в угол, выйти через парадную дверь и на полной скорости рвануть в Квебек. И ведь весь этот хаос породил переизбыток духов! Ныне я свято убежден: некоторые женщины щедро поливают себя духами, отлично зная, сколь отрицательно это сказывается на умственной деятельности нормального мужчины.
Все присутствующие единодушно сошлись на том, что надо бы пропустить Джозиного кота вне очереди, пока он не сожрал клеть. Звать его Дьявол, сообщила хозяйка, произнося эту кличку как «Дьябль». Кишки у него засорились, во всеуслышание поведала она.
Просто размотать все эти колготки было делом не из легких, — их затянули на бесчисленные морские узлы, — так называемые «полуштыки» и «бабьи». Затейливые связки словно слились в один массивный и неодолимый Гордиев узел, каковой мы в конце концов и рассекли перочинным ножом, честно «убив» несколько минут на то, чтобы сохранить колготки для последующего использования. Я заметил, что вроде бы начинаю привыкать к двойному благоуханию. Джан надела хирургическую маску: лицо ее приобрело зеленоватый оттенок.
— Это ей зачем маска? — полюбопытствовал Юниор.
— Серьезный приступ аллергии, — солгал я. — Все из-за сосновой пыльцы в воздухе.
— Вот бедолага, — посочувствовал кто-то.
Я благоразумно промолчал.
Пока мы пытались добраться до кота, он продолжал душераздирающе вопить, замолкая только для того, чтобы зашипеть, зафыркать и попытаться царапнуть и укусить своих мучителей, продравшись между быстро приходящими в негодность планками.
Внезапно оранжевый нос Дьявола просунулся в узкую щель между двумя планками, а вслед за носом протиснулась и вся голова. Ну ни дать, ни взять цыпленок, вылупляющийся из яйца, — если бы не безумное выражение на морде! Как только голова оказалась снаружи, я понял: побег из тюрьмы неизбежен. Я лихорадочно вцепился зверю в лапы, пытаясь при этом увернуться от гнусно щелкающих зубов, — но тот вырвался-таки на свободу, помчался по коридору и врезался в немецкую овчарку, временно привязанную к смотровому столику.
Одним стремительным прыжком Дьявол нырнул в застекленный шкафчик под раковиной. Джози и я, упустив зверя, слышали, как тот опрокидывает пустые пульверизаторы, пробирается через горы шприцов и дозаторов, и как дребезжат, сталкиваясь друг о друга, бутылочки с глюконатом кальция. Ощущение было такое, словно под рабочим столиком разыгралось небольшое землетрясение.
— Господи милосердный, дохтур! — воскликнула Джози. — Да старина Дьябль вам все пузыречки перебьет!
— Знаю, — процедил я сквозь зубы, бросаясь к дверце в дальнем конце шкафчика. Едва я рванул ее на себя, орущий, пушистый белый мяч пролетел мимо моего уха и, — я глазом не успел моргнуть! — угнездился на старом холодильнике. Чего ждать теперь, я знал доподлинно.
Мы с Джози осторожно потянулись к перепуганному животному. Тот проворно нырнул вниз, за видавший виды «Фрижидер», протиснулся между нагромождениями панелей, проводов и прочих деталей компрессора, и вскорости исчез из виду. Я предположил, что судьба его — застрять в западне, а то и поджариться заживо. Перед моим внутренним взором заплясали заголовки из «Чокто Адвокейт», единственной газеты графства, что выходила каждую неделю, что называется, при любой погоде: «ЧЕТВЕРОНОГИЙ ЛЮБИМЕЦ ТЕРЯЕТ ВСЕ ДЕВЯТЬ ЖИЗНЕЙ В МЕСТНОЙ ВЕТЕРИНАРКЕ». И ниже — подзаголовок: «Кот — жертва тока, вет — жертва шока». И тогда мне придется подробно объяснять, что же именно произошло, всезнайкам из магазина кормов, из парикмахерской, и даже прохожим на улице.
«Вот вам и кроткие, послушные кошечки, — думал я про себя. — Как хорошо, что я отказался от той стопроцентно кошачьей практики в Бирмингеме! Одной дикой кошки достаточно, чтобы навеки погубить мою репутацию недурного врача». Представив себя специалистом по кошкам в огромном городе, я бледно улыбнулся. Однако мне еще предстояло пересмотреть свои взгляды касательно работы с представителями этого семейства.
— Дохтур Джон, я его оттуда выманю, — объявила Джози. — Вы уж поручите его мне.
На этом я закрыл дверь в смотровую, предоставляя этих двоих самим себе. Остальными пациентами я занимался в приемной и в операционной. И все время, пока длился прием, я слышал, как в соседней комнате Джози воркует со стариной Дьяволом.
— Ну, иди, иди сюда, лапушка, — нежно молила она. — Пожалуйста, иди к мамочке. Этот гадкий старик ничего плохого тебе не сделает.
— Джози, вам не помочь? — спросил я, чуть приоткрывая дверь.
— Нет, дохтур Джон, спасибо. Я его вскорости добуду. — Джози распростерлась на полу, слой за слоем сбрасывая с себя шарфы и жакеты.
— Мне тут надо отлучиться на ферму по вызову, так что оставлю-ка я ненадолго вас одних, — объявил я.
Господи, что за облегчение — выйти под открытое небо и глотнуть чистейшего, свежего воздуха! Шагая к грузовику, я сосредоточенно вдыхал и выдыхал эту благодать полной грудью. Однако в воздухе Чокто ощущается нечто такое, что некоторые при определенном ветре склонны не одобрить. На реке Томбигби у Нахеолы, примерно в пятнадцати милях в северо-восточном направлении, стоит огромная бумажная фабрика, источающая весьма ощутимый аромат, что всякий раз напоминает мне, сколь небольшую цену мы платим за возможность жить в развивающемся индустриальном обществе, так что граждане наши ныне имеют возможность получать пристойное вознаграждение за свои труды. До того, как построили фабрику, здешние жители кое-как перебивались, кормясь на земле, либо уезжая на верфи Мобила на неделю каждый раз. Но жить вдали от семьи в графстве Чокто не принято. Заезжие горожане подтрунивали над нашим «благоуханным» городком, однако местные спокойно парировали: «Какой еще запах?» Затем сосредоточенно принюхивались и объявляли: «Я вот разве что денежки чую!»
Юниор дремал за рулем своего драндулета. Видать, договорился с Джози на почасовую оплату. Может, за эту поездку выжмет из нее достаточно, чтобы вымыть из шланга эту вонючую колымагу и вылить на нее галлон-другой дезинфицирующего раствора креозота. А ежели немного креозота и останется, Пеннингтонский инспектор по личной гигиене просто обязан нанести Юниору визит и отмыть бедолагу добела!
Пока я делал уколы коровам мистера У.Д., он сам и его работники прохаживались насчет моих духов, любопытствуя, где я купил такую прелесть и не подбираю ли определенные марки к той или иной паре туфелек на высоких каблуках или дамской сумочке. Представляя, как я вальсирую по улицам Батлера в туфлях на «шпильках», спотыкаясь через каждые несколько шагов, они хохотали от души.
— Если вы только соизволите заткнуться и выслушать, я вам все объясню, — запротестовал я.
— Ах, Док, да этот тонкий аромат говорит само за себя. А как же называется одеколончик-то? Небось «Вечер в Нахеоле»? Или «Душок-запашок»? И все они снова так и покатились со смеху, точно этой незамысловатой шутке суждено было послужить самым что ни на есть последним поводом для веселья в истории планеты, и других не предвиделось. Я не мог не радоваться тому, что обеспечил причину для такого ликования. Если правда, что смех до колик в животе продлевает жизнь, эта компания дотянет до лет весьма преклонных.
Побывав в трех загонах и разобравшись с несколькими случаями из серии «ну, раз вы все равно здесь, Док», я по прошествии двух часов наконец-то возвратился в клинику. Машины Джан на месте не было, а вот Юниоровский грузовичок никуда не делся, — разве что припарковался ближе к зданию. Водитель по-прежнему дремал за рулем. Я так понял, что он ненадолго отлучался подкрепиться. Я на цыпочках подкрался к окну смотровой поглядеть, что происходит. В кресле восседала Джози, а старина Дьявол сладко спал у нее на коленях.
Едва я приоткрыл дверь, мой чувствительный нос тотчас же уловил новый терпкий запах, пропитавший всю клинику. Это благоухали сардины: их аромат ни с чем не спутаешь! По тем временам, когда я вкалывал на полях и пастбищах и перекусывал в придорожных магазинчиках, я знал, что сардины пахнут не то чтобы плохо, пока ты их ешь. Но стоит тебе уронить хотя бы крохотный ошметок на пол грузовика, очень скоро тебе придется спасаться бегством.
Как выяснилось. Дьявол обожал сардины марки «Поссум». Они выпускаются в крохотных плоских баночках с изображеним опоссума, повисшего на ветке вниз головой, зацепившись за хвост. Открываешь крышку, щедро поливаешь их острым луизианским соусом и съедаешь с печеньями на соде — и ведь неплохой перекус, для дороги-то, если ничего получше не подвернется! А в мое отсутствие произошло следующее: когда все Джозины уговоры и улещивания так и не выманили Дьявола из недр холодильника, они с Юниором съездили в бакалейную лавку и купили две банки сардин. Джози вскрыла одну банку и разложила половину сардинок, одну за одной, в «нутре» холодильника. Затем поставила банку с остатками на пол за холодильником, где кот мог увидеть и почуять любимое лакомство. Джози уверяла, что он в мгновение ока выбрался.
И тогда я закрыл нос хирургической маской, и с помощью Юниора, Джози, школьника-подручного (мальчик считал, что мечтает стать ветеринаром!) и старого верного армейского одеяла я наконец-то усыпил Дьявола, ввел в заблокированный мочевой тракт катетер и промыл его сильным напором струи. Мы обсудили изменения в диете, однако я предчувствовал, что кот еще появится в клинике с той же проблемой. Возможно, кота я не вылечил, зато исцелил юнца от неудержимой страсти к ветеринарии.
Долгое время после инцидента с Дьяволом клиника благоухала рыбой. Запах исчез только после того, как мы избавились от холодильника. Судя по всему, парочку рыбешек Дьявол пропустил, и они так и остались лежать среди проводов, постепенно разлагаясь. А ведь ничто не воняет так гнусно, как гнилая рыба, — разве что женщина, вылившая на себя целый пузырек дешевых духов, или мужчина, от которого разит козлом. Благоухание бумажной фабрики в сравнении с ними — сущие пустяки.
Я и по сей день всей душой люблю кошек, но не иначе как «высшие силы» незримо хранили нас с Джан в тот самый день, когда мы решили предпочесть сельскую ветеринарную практику — кошачьей.
11
Джан решила, что у нас с Джози Рейни очень много общего. Создавалось впечатление, будто через дом наш проходит бесконечная череда кошек. Эти существа просто-напросто выныривали из кустов и поселялись под нашим кровом — без приглашения и даже без предварительной заявки. Возможно, люди выкидывают их на дорогу, искренне веря, что представитель кошачьего племени достаточно изобретателен, чтобы выжить самостоятельно, но я считаю, такие личности просто-напросто лишены элементарного сострадания к животным и не задумываются об их участи. Им и в голову не приходит, что на котенка могут напасть одичавшие собаки или лисы, что его может сбить машина, наконец, что он просто умрет с голоду, поскольку еще не научился охотиться. Жестоко так поступать с беспомощным малышом.
Держу пари, за долгие годы мы приютили по меньшей мере с полдюжины котов и кошек, и радовались им, как членам семьи. Достаточно назвать лишь нескольких: Д.К. (сокращенно от Другая Кошка), Ворчун, Снежок и Джей-Джей, и это — впридачу к Брысю, приехавшему вместе с нами в Чокто.
Потому я ничуточки не удивился, когда вскорости после инцидента с Дьяволом к нашему семейству прибавился еще один кот. Дело было в четверг вечером, я возвращался домой с ярмарки-продажи, когда Джан связалась со мной по приемно-передающему радио.
— У Джеймса Кларка корова не на шутку расхворалась; он спрашивал, не заедешь ли ты к нему по дороге из Ливингстона, — сообщила она. — Она будет в красном коровнике.
Было уже поздновато, — «сумрачно-сумеречно», как говорят у нас на Юге, — когда я притормозил у красного коровника. В это время суток слышишь неумолчное гудение цикад, то нарастающее, то угасающее, — эти так называемые «июльские мухи» густо облепили толстые древесные стволы. Тогда же летучие мыши покидают свои дневные убежища и бесцельно порхают в полумраке, едва не врезаясь в неодушевленные предметы, но в последний момент резко меняя направление, — благодаря исключительно развитой «встроенной» системе радиолокации. Некоторые мои друзья называют эту пору «час козодоя»; в провинции это — оазис покоя и мира, когда усаживаешься на парадное крыльцо вместе с близкими и лущишь каролингские бобы, избавляясь от того, что сейчас называется «стрессом».
Во владениях Кларка все словно вымерло, — разве что дирхаунды лаяли, да изредка откуда-то из-за пределов коровника доносилось мычание коровы или ржание лошади. Вокруг царили тишина и согласие. Но, заглянув в хлев, я сразу понял, зачем меня вызвали. Семисотфунтовая чалая телочка шортгорнской породы стояла в странной позе, держа голову горизонтально и упираясь ею в угол, и жадно хватала воздух пастью. Благодаря лампочке в сто ватт над головой, я видел, как вздымается ее грудь, как тяжело и хрипло бедняжка дышит. В глазах ее застыла тревога. Когда я прикоснулся к ее груди стетоскопом, телка и не подумала сопротивляться.
Как и следовало ожидать, в грудной клетке прослушивалась настоящая какофония скрипов, скрежетов, хрипов и трескотни, — показатель серьезной инфекции легких и воспаления плевры, — оболочки, выстилающей полость изнутри. Дальнейший осмотр выявил температуру 104.5, среднюю степень обезвоживания и дисфункцию рубца. Корова, — вне всякого сомнения, недавнее приобретение, — страдала недугом под названием «транспортная лихорадка», приводящим к бронхопневмонии. Прогноз был неутешителен.
Шортгорнов Кларки не держали; так что я предположил, что эта корова доставлена на ферму не так давно, и задумался, не было ли вместе с нею и других. Если так, все они рискуют заболеть, равно как и местный скот. Я мог поклясться, что Джеймсу подвернулась выгодная сделка, он не устоял перед искушением, — и теперь его ждут крупные неприятности. Эта телочка одной ногой уже в гробу, и я не сомневался, что те же симптомы уже проявились и у других голов. Учитывая серьезность ситуации, я решил пройтись по владениям и отыскать кого-нибудь из хозяев.
В наши дни транспортная лихорадка классифицируется как респираторное заболевание крупного рогатого скота. Она по-прежнему очень заразна и зачастую поражает «коров-туристов». Это — скот, прошедший через аукцион или даже несколько аукционов за небольшой промежуток времени, и почти или совсем не обладающий иммунитетом против вирусов и бактерий, вызывающих болезнь. Впридачу животные находятся в состоянии стресса, поскольку их должны образом не кормили и не поили, зато возили туда-сюда в двухъярусных трейлерах куда чаще, нежели это предписано матушкой-Природой.
Обходя коровник кругом, я услышал слабое попискивание котенка, а затем — детский смех. Звуки доносились из углового стойла. Заглянув туда, я обнаружил двух маленьких негодяев, на вид лет около восьми или десяти, что мучили крошечного серого полосатика, тыкая в него палками и обстреливая из водяных пистолетов.
— И что это вы затеяли, друзья мои? — словно со стороны услышал я собственный голос. Эти же самые слова этим же самым тоном произнес много лет назад директор моей начальной школы, — здоровый дядька ростом шесть футов и четыре дюйма, — застав нас в разгар потасовки на манер не то волейбольных, не то футбольных «разборок». Было нас человек десять. Он тогда здорово всыпал нам по тылам своей сосновой тростью, — той самой, с просверленными дырочками.
Как мне сейчас не хватало этой трости, равно как и силы духа опробовать ее на негодных пацанах! Впрочем, нескольких крепких слов хватило, чтобы обратить их в бегство и освободить измученного котеночка от мучителей. Он был весь мокрый, шерстка свалялась, и в довершение бедняга явно умирал с голоду. С виду малышу было не больше трех недель от роду.
Вернувшись в пикап, я растер его полотенцем и соорудил ему уютное ложе на пассажирском сиденье. Бедняга явно пережил тяжкое душевное потрясение, но физически был в неплохом состоянии, — если не считать жуткой худобы. Я погладил его пару раз, ласково заговорил с ним, — и малыш по-кошачьи изогнул хвост и замурлыкал.
Ярдах в пятидесяти от хлева я заметил небольшой сторожевой домик, видимо, жилище одного из наемных работников с Кларковой лесопилки. Я зашагал туда, надеясь раздобыть нужные сведения. Поднявшись на шаткое крыльцо, я почувствовал по-домашнему чудесный аромат деревенской ветчины, картошки, поджаренной в топленом жире, и печений «кошачьи мордочки», и на мгновение устыдился, что отрываю людей от ужина. Сквозь открытую дверь я видел, как глава семьи поднялся от стола и направился к выходу. Узнал я и одного из давешних хулиганов: пацаненок то и дело настороженно зыркал украдкой в мою сторону. Разумеется, маленький негодяй решил, что я пришел наябедничать на него отцу. Я зловеще воззрился на него, тот резко дернул головой — и сосредоточенно занялся печеньями с подливкой.
— Простите, что побеспокоил. Вы не видели тут поблизости Джеймса или Гнуса?
— Не, сэр, они вот только что укатили. Дружочек вроде бы поминал, что они в «Рыбный садок» едут, — отвечал мой собеседник. Лишь много лет спустя я узнал, что «Дружочка» зовут совсем иначе. Надо сказать, что для своего возраста и он тоже казался очень взрослым.
— Видите ли, тут у них в хлеву корова, она серьезно расхворалась и, возможно, к утру умрет. Я хотел бы знать, как насчет остальных? Может, еще какая-нибудь выглядит больной да вялой? Наверное, Джеймс их совсем недавно купил? Не припомню, чтобы видел здесь чалых, — сказал я.
— Верно, сэр, Гнус привез их пару дней назад на здоровенном грузовике. Остальные там, на пастбище, за домом.
— Я полечу эту корову, да только не верю, что ее удастся спасти. Если увидите Джеймса, пусть мне свистнет. Я — доктор Маккормак, здешний ветеринар.
— Да, сэр. Это ведь вы прошлой осенью вытащили кусок проволоки из бычачьего брюха?
— Ага, вот в этом самом хлеву.
— Ну, надо же! Вот уж не думал, что быка можно вот этак распотрошить, да чтобы он еще и выжил. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь из моих мальчиков это дело освоил, — гордо объявил он. — А что им для этого понадобится?
— Скажите им так: первое, что им потребуется — это уважение к животным. Нельзя их мучить, — назидательно изрек я. Мальчишка снова вытянул шею, стараясь ничего не упустить, я обернулся к нему — и неслух снова отпрянул.
— Непременно скажу. И передам Джеймсу, что вы здесь, как только они вернулся из «Садка».
Я знал, что произойдет это нескоро. «Рыбный садок» мистера Изелла на берегу реки Томбигби, — вне сомнения, самый примечательный ресторан здешних мест, — славился жареной зубаткой и гарнирами. Декорирован он был в подобающем деревенском стиле: по стенам висели оленьи головы, изображения гигантских гремучих змей и украшенные автографами фотографии знаменитых и умеренно знаменитых личностей, что наведывались сюда откушать зубатки. Мистер Изелл отличался изрядной деловой хваткой; умел предвосхищать спрос и изыскивать способы расширить бизнес. Он одним из первых поставил разведение зубатки на широкую ногу, чтобы обеспечить бесперебойную поставку для своих ресторанов и продавать излишки за пределы области. Мы время от времени ужинали в «Рыбном садке», — Том с Лайзой обожали сидеть на крылечке, глядя на реку и надеясь, что мимо проплывает пароход и поприветствует посетителей мощным гудком.
Все эти рассуждения насчет зубатки и ароматы из кухни напомнили мне, что я за весь день так ни разу толком и не посидел за столом. Съеденный в дороге скудный завтрак, состоящий из кофе и пары пончиков, переварился задолго до того как я к полудню приехал на ярмарку-продажу. «Доктор Пеппер» и пирог «Лунный» тоже растаяли бесследно где-то около четырех. Я очень люблю работать с животными и выезжать на фермы по вызовам в любой час дня и ночи, но когда я вижу семью, собравшуюся за ужином под кровом родного дома, я порою тоскую по роду занятий чуть более традиционному, — так, чтобы и я мог вовремя усаживаться за стол со своими близкими и разделять с ними вкусную трапезу.
Котенок крепко спал, свернувшись клубочком на сиденье грузовика. Я извлек намордник и черный чемоданчик и поспешил назад к своей пациентке. Корова так и не стронулась с места. Как и прежде, сопротивляться она и не думала. Я закрепил повод, выбрал иглу номер шестнадцать и медленно ввел тройной раствор сульфаниламида в яремную вену. Что за дилемма! Без должного лечения корова неминуемо умрет, но она так слаба, что слишком сильная доза лекарства тоже может убить ее. Еще двадцать минут спустя я уже ехал домой, уповая на лучшее, но ничего доброго для чалой телки не ожидая.
— База, я Мобил, — проговорил я в приемно-передающее радио.
— Слушаю, Мобил-1, — несколько секунд спустя откликнулась Джан. По радио она всегда изъяснялась до крайности официально, прямо как в сериале «Дорожный патруль».
— Вызовы есть? — Я всегда ценил краткость.
— Никак нет, Мобил-1. Приезжай. Ужин в духовке.
— База, а у меня для тебя сюрприз. Везу с собой.
— Ох, нет, Джон, только не очередной котенок! У меня и без того дел невпроворот, чтобы выпаивать из бутылочки еще одного! — И как она догадалась? Конечно, Джан всегда это говорила, однако кто, как не она, обычно подбирала котят на дороге или разрешала людям приносить бездомных кошек в клинику! «Уж для этого-то мы дом всегда подыщем», — неизменно объявляла она. Жаль, что у нас некогда недостало прозорливости открыть кошачий приют!
На следующее утро, — Джан как раз кормила новообретенного котенка теплым молоком из пипетки, — явился Джеймс Кларк с известиями о злосчастной корове. Как я и ожидал, новости он принес не то чтобы хорошие. Скажем прямо: очень и очень плохие.
— Док, я так думаю, вас стоит к нам еще разок заехать нынче утречком, — протянул Джеймс. — Вы оставили визитку на той, что в хлеву, и она еще трепыхается, да только будь я проклят, если понимаю, как вам удалось убить тех, что лежат на пастбище. — Даже перед лицом подобного несчастья Джеймс сохранил чувство юмора и не упустил возможности добродушно подшутить над своим ветеринаром. «Визитка», надо же такое выдумать!
Я по-быстрому произвел вскрытие и установил, что обе умершие коровы страдали острой бронхопневмонией; вне всякого сомнения, она-то и послужила причиной смерти. Джеймс приобрел двадцать пять голов шортгорнской породы у соседа, живущего в миле или около того, и животные, разумеется, не были вакцинированы против заболеваний, распространенных среди рогатого скота в нашей области. Три мертвых коровы из двадцати пяти — да тут любой встревожится, не говоря уже о новом владельце!
— Гнус говорил мне, что, дескать, опасно привозить на ферму скот, не прошедший вакцинацию, — сетовал он. — Да только я думал, это все пустопорожняя болтовня всяких там БФА-шек
. Я и не знал, что коровам надо делать прививки, вроде как детям малым!
— А вот если бы вы мне позвонили, как, собственно, и следовало поступить, я бы подтвердил, что ваш четырнадцатилетний сын абсолютно прав, — отвечал я. — Вы только вообразите себе, сколько проблем с заразными заболеваниями возникло бы, если бы вы отправляли детей в школу, не сделав загодя все необходимые прививки! В случае с коровами я принципиальной разницы не вижу, а вы?
— Как скажете, сэр Доктор, — саркастически отозвался он. — Так что, ежели я вам что должен, вышлите счет. А от школьных лекций, попрошу вас, увольте. — Многие мои клиенты говорили в точности то же самое.
— А как же с остальными коровами? — воскликнул я. — Вам необходимо собрать их всех в загон, проверить, нет ли больных и сделать необходимые прививки.
Джеймс уселся на пенек, качая головой и недовольно ворча себе под нос.
— Чтоб глаза мои не видели этого стада, чтоб мне про него и не слышать! — возвещал он всему миру. — Эта сделка, да плюс расходы на ветеринара, еще встанут мне в изрядную сумму!
Мистер Кларк и впрямь потерял еще пару коров, а на лечение заболевших мы потратили немало времени и денег. Как ни странно, моя первая пациентка выжила, да только былое здоровье к ней так и не вернулось, — возможно, потому, что пострадала изрядная часть легочной ткани. В какой-то момент Джеймс предложил:
— Послушайте, Док, а забирайте-ка в счет уплаты тех, что еще живы, э? На этой сделке наживаетесь почитай что только вы.
— Джеймс, я бы с превеликой охотой, да только вы же знаете, у меня на заднем дворике пастбище не то чтобы разобьешь. Кстати, я давеча забрал у вас из хлева больного котеночка, так что вычту-ка я стоимость кошки из вашего счета за месяц, — скажем, доллара четыре. Ну как, справедливо оно будет? — И впервые за все то время, что я его знал, Джеймс не нашелся, что сказать. Я видел: ему отчаянно хочется объявить мне, будто эта кошка чистокровная что-то там, а сводный брат ее папочки выиграл главный приз на выставке Ассоциации Любителей Кошек города Сельма или еще какого-нибудь общепризнанного кошачьего клуба, — да только сердце его к тому не лежало. Видать, сделка, отмеченная печатью коровьей пневмонии, временно приглушила его врожденное чувство юмора.
* * *
А новообретенный котенок, окруженный заботой Джан, просто-таки процветал и благоденствовал. После нескольких дней кормления из пипетки он освоил кукольную бутылочку, а затем научился лакать молоко и детское питание «паблем» прямо из блюдечка. Наш питомец быстро рос и типично по-котячьи радовался жизни, однако пробудилась в нем и некоторая злобность: не раз случалось ему цапнуть ближнего своего без видимой причины. Эту дурную привычку нам так и не удалось искоренить.
Еще на заре своей жизни бедняга едва не утратил все свои девять жизней, — и не удивительно: с ним вечно что-нибудь случалось. Про таких говорят: не кот, а тридцать три несчастья. Боксер Джерри Томпсона ухватил его «за грудки» и зашвырнул на навес для автомобилей. Заслышав шум, Джан вскарабкалась по приставной лестнице, подхватила котенка, завернула его в одеяло и помчалась в клинику, где благодаря нашим лихорадочным реанимационным усилиям пострадавшего удалось-таки откачать. Впрочем, может, он остался в живых по чистой злобности. Тогда-то мы и назвали его Манникс, — уж больно крепкий орешек оказался!
Создавалось впечатление, что в жизни Манникса кризисы следуют один за другим. Бедолага последовательно сломал себе хвост, был покусан мокасиновой змеей, вывихнул бедро и поранил роговицу.
Позже наш питомец обнаружил, что на двигателе только что припаркованной машины очень тепло и удобно отдыхать и размышлять о вечном. Джан, отправившись однажды утром в бакалейную лавку, понятия не имела, что котенок задремал на ремне вентилятора. По прибытии, однако, она сразу же поняла, что вопли, доносящиеся из-под капота, издает либо заевший стабилизатор напряжения, либо очень недовольная жизнью кошка. Естественно, Джан предположила, что это — наш незадачливый котенок, однако капот приподнимать не рискнула, опасаясь увидеть внутри кровавое месиво.
