— Никак не пойму, почему Бизоний Горб так усложняет все дело ради того, чтобы отрезать нос у какой-то старухи, — пробормотал он себе под нос.

Но его все же услышал Длинноногий Уэллейс и сказал:

— А потому что ты не из племени команчей. Те требуют, чтобы жены находились в том вигваме, который им выделен.

При этих словах майор Шевалье подумал о своей верной женушке Джейн. Если бы он не попал тогда в переделку в Балтиморе, то был бы сейчас с ней; они бы лежали, тесно прижавшись друг к другу, на роскошной мягкой постели. Когда же он сможет вернуться в свой уютный каменный дом в округе Лаудон? И вообще, вернется ли он когда-нибудь к своей пылкой Джейн? Майор почувствовал усталость, сильную усталость. В Техасе слишком пыльно. Любая пиша, которую приходилось есть, в любое время дня оказывалась посыпанной пылью и песком. Рядом с ним сидела грузная неотесанная шлюха; от нее исходил неприятный запах, не то что от Джейн. Но Матильда все же вот она, рядом, а Джейн там, далеко. Матильда, хоть и неотесанна, все равно желанна. Выбирать не приходилось. Военный предводитель команчей засел совсем рядом с лагерем. Минутное расслабление с Матильдой принесло бы облегчение, но, разумеется, сейчас не время показывать отряду, что он небоеспособен. И без того видно, что Длинноногий и Чадраш невысокого мнения о своем командире.

Шевалье происходил из старинного рода, весьма уважаемого в восточных штатах, но к западу от реки Пекос его фамилия никому ни о чем не говорила. На Западе считались только со способностями и делами человека, да и то не со всякими. В этой части страны среди переселенцев умение, скажем, изящно танцевать вальс не почиталось — ведь танцы не помогают человеку уберечь свой скальп.

По правде говоря, майор и сам был невысокого мнения относительно своих военных навыков. За три недели пребывания в училище Вест-Пойнта он мало чему научился, а тактике войны с индейцами племени команчей там вообще не обучали.

Калл подошел к Гасу и присел рядом — тот уже, похоже, успокоился, но выглядел немного мрачным.

— А я не заметил тебя при вспышке молнии, — начал Калл. — Видел, как индеец мчался за тобой. Я выстрелил, но сомневаюсь, чтобы попал в него. Он летел за тобой как угорелый.

— И он чуть-чуть не укокошил меня, — сказал Гас.

— Я же советовал тебе стоять на месте и не рыпаться, — напомнил ему Калл потихоньку, поскольку не хотел, чтобы майор прознал, что Гас отлучался с поста. Впрочем, если бы он не ушел, они бы так и не узнали бы, что Бизоний Горб шастает вблизи их лагеря.

— Золотого рудника я не нашел, видел только барсука да того здоровенного индейца, — рассказывал Гас. — Индеец в этот момент сидел на попоне. Интересно, что он делал там, когда вовсю сверкали молнии?

Чадраш закончил расспрашивать старую индеанку и выглядел немного озабоченным.

— Что новенького, Чад? — спросил Длинноногий. Он догадывался, что новости должны быть.

Чадраш взял ружье в руки и внимательно смотрел в северную сторону.

— Плохие вести, — ответил он. — В ближайшие дни нам нужно особо бдительно следить за своими волосами. Если не сделаем этого, лишимся их.

— Почему, Чад? Я, к примеру, и так всегда слежу за своими волосами, — удивился Боб Баском.

При этих словах Боба Эзикиел так и заржал во все горло, а Джош Корн слегка ухмыльнулся. Причиной их веселья стало то, что у Боба Баскома волос на голове не имелось вообще, так что следить ему было не за чем. Он был совершенно лысый, лишь над ушами виднелись клочки волос. Почти лысым был и Черныш Слайделл, про него в шутку говорили, что любой индеец, который попытается оскальпировать его, лишь впустую потратит время.

— Если Бизоний Горб захочет оскальпировать нас с тобой, Боб, ему потребуется увеличительное стекло, — сурово, без тени улыбки на лице заметил Черныш.

— Старуха говорит, что приближается война, — пояснил Чадраш.

— Может, она и впрямь провидица, — подумав, сказал майор. — Я слыхал, что генерал Скотт говорил о возможном захвате Мексики.

— Нет, она говорит не про ту войну, — возразил Чадраш. — Она ничего не говорит про войну между белыми. Она говорит, что команчи намерены напасть на какой-то населенный пункт в Мексике. Думаю, на город Чиуауа.

— На Чиуауа? Индейцы? — воскликнул майор. — Чтобы напасть на такой крупный город, нужно собрать немало воинов-команчей.

— Не так уж и много, — заметил Длинноногий.

— Почему? — спросил майор.

— Команчи внушают ужас, — пояснил Длинноногий. — Один воин из команчей на занюханной лошаденке может напугать белых поселенцев нескольких округов. Полсотни команчей, если хорошо подготовятся, могут захватить даже такой город, как Мехико-Сити.

— А эта старуха даже не упоминает о полсотни воинов, — продолжил Чадраш. — Она говорит о большом войске, о нескольких сотнях, по моим прикидкам.

— Несколько сотен? — встревожился майор.

Насколько он знал, никто никогда не сталкивался с группами команчей численностью в несколько сотен воинов. Оглядев свой отряд — двенадцать мужчин и одна проститутка, — он заметил, что большинство рейнджеров от страха перед подобным столкновением с такой силой вцепились в свои ружья, что у них даже побелели костяшки пальцев. Одна только мысль о сотнях команчей, выступающих на лошадях как единая сплоченная сила, уже заставляла любого командира серьезно призадуматься.

— Горбун был там один, — вспомнил Калл. Он редко когда говорил, разве только, если его спросят. Но теперь он подумал, что обязан напомнить майору о том, что ему довелось видеть.

— Когда он гнался за мной, мне казалось, что сзади бегут полсотни, а то и сотня команчей, — произнес Гас, приподнимаясь с земли.

— Ты вроде говорил, что он сидел на попоне? — спросил Длинноногий.

— Да, просто сидел, — ответил Гас. — Он сидел на бугорке, думаю, это была куча песка.

— Может, он сидел, поджидая Гомеса? — предположил Длинноногий. — Тогда ясно, почему мне приснился такой сон.

— Нет, нет. Этот сон не в руку, — запротестовал Чадраш. — Если под его командой уже собрались сотни команчей, то прихода новых подкреплений ему ждать не надо.

— Раньше мне всегда снились вещие сны, — настаивал на своем Длинноногий. — Я все же считаю, что он поджидал там Гомеса. Полагаю, они станут договариваться захватить Чиуауа сообща, а потом поделить пленников.

— Подумать только! Если здесь соберутся сотни команчей, да они нас из-под земли достанут и изрубят на мелкие кусочки, — с испугом произнес Верзила Билл. В душе он затаил недовольство. Как никак, он прискакал сюда из Сан-Антонио, чтобы помочь разыскать подходящий путь на запад, а не быть изрубленным на мелкие кусочки дикими команчами.

— Чтобы схватить нас, сотен индейцев не надо, — заключил Длинноногий. — Даже двадцати пяти будет слишком много, с нами справятся десять-пятнадцать.

— Твое замечание неуместно, — мрачно проговорил Боб Баском. Его задело, что Длинноногий так низко оценил боеспособность их отряда. — Полагаю, что с пятнадцатью индейцами мы все же справились бы.

— Но только после того, как половину из них уложила бы молния, — возразил Длинноногий. — Вчера я наблюдал, как наша молодежь тренировалась в стрельбе. Да половина из них не попала бы тебе в ногу, даже если бы дуло ружья упиралось в нее.

Чадраш снова принялся расспрашивать о чем-то старую индеанку. Она опять завыла. Плач был такой жалобный, что Каллу захотелось заткнуть уши ватой, да у него, к несчастью, не оказалось ни клочка.

— Про Гомеса она не знает ничего, — пояснил Чадраш. — Думаю, твой проклятый сон был все же не в руку.

— Ну что ж, увидим, — ушел от ответа Длинноногий. Он не стал спорить с Чадрашем, человеком, который не считался ни с чьим мнением.

Гас Маккрае наконец-то поднялся на ноги. Ему хотелось попробовать, как работает нога, на случай если придется драпать снова. Он медленно побрел прочь и подобрал свое ружье. Ягодица болела не сильно, но внутри живота ощущался холод. Когда ему в задницу впилось копье, он скорее увидел его, нежели почувствовал. Гас даже умудрился отломать на бегу древко и бросить его на землю. И вот теперь, когда он находился среди своих боевых товарищей, его вновь охватил страх. Собрав всю волю, он постарался загнать страх поглубже. Он никогда не полагал, что ему придется удирать от преследователей, а вот теперь у него внутри опять возникло чувство страха, такое, какое он пережил, когда бежал от Бизоньего Горба. Нужно было избавляться от ужаса перед этим индейцем, и как можно скорее. Гас все еще не знал, в какую сторону бежать.

Матильда заметила, что высокий молодой человек из Теннесси все еще напуган и чувствует себя явно не в своей тарелке. Матильде, хоть она и вела себя непреклонно с Гасом, когда тот назойливо приставал к ней, все же нравился этот молоденький рейнджер, она даже морщилась и переживала, когда из его тела вытаскивали наконечник копья. Он был веселый и полный жизни парень, немного ветреный, но в целом неплохой. Разок-другой она даже снисходила до того, что отпускала свои услуги ему в кредит — ему явно не терпелось, и минутка любви его обычно удовлетворяла. Матильда решила, что может уделить этому безалаберному пареньку немного времени, пока течет пустопорожняя болтовня.

— Присаживайся, Гасси, — пригласила она. — Тебе еще рановато натруждать ногу.

— Да пусть его натруждает, — перебил майор. — Упражнения укрепят ногу и разомнут ее. К тому же еще и рана кровоточит немного — пусть дурная кровь сходит.

— Да, это хорошо, — подтвердил Сэм. — В противном случае он вскоре начнет умирать.

— Команчи мажут наконечники копий собачьим дерьмом, — поведал им Длинноногий. — Если хотите помочь ему, не допускайте, чтобы это дерьмо в нем находилось долго. Лучше пусть оно вытекает вместе с кровью.

— Садись, садись, Гасси, — повторила Матильда. — Садись рядышком со мной, если еще любишь меня хоть немножко.

Гас заковылял к ней и присел рядом. Он удивился — с чего бы она так приветлива к нему. Конечно же, не потому, что он ее разлюбил, а наоборот, потому что очень любит. В какой-то момент ему даже страстно захотелось кинуться в ее объятия и заплакать. Само собой разумеется, что такой порыв уронил бы его авторитет в глазах суровых рейнджеров, и вместо того, чтобы заплакать, он как можно быстрее прижался сбоку к объемным телесам Матильды, не дав ей возможности облапить его. Секунду-другую он задыхался, с трудом сдерживая слезы, но все же пересилил себя, не дал сломаться и разрыдаться. Краем глаза он видел, как старый Чадраш вскочил в седло и умчался куда-то в темень. Чадраш не сказал ни слова, а никто не осмелился задержать его и спросить, куда это он направляется.

— Разве он не знает, что огромный индеец с горбом все еще шныряет вокруг? — удивленно спросил Гас. Он подумал, что старый рейнджер, должно быть, совсем рехнулся, если ускакал в темноту, где притаился кровожадный враг.

Калла тоже немало удивил внезапный отъезд Чадраша. Ведь поблизости околачивается Бизоний Горб, и даже Чадраш ему в пометки не годится. И вообще никто не годится, был твердо уверен Калл, хоть он и видел этого человека всего какую-то секунду при вспышке молнии.

Но так или иначе, Чадраш ускакал, и никто не сказал ему ни слова предостережения. Длинноногий и рта не открыл при его отъезде и не просил того хорошенько подумать, а майор Шевалье лишь неодобрительно нахмурил брови, когда увидел, как старый рейнджер вскочил в седло и умчался в темноту.

— Что теперь будем делать, майор? — спросил Эзикиел.

Вопрос был из таких, на который с готовностью ответил бы любой, и майор Шевалье пропустил его мимо ушей. Он не сказал ни слова.

Эзикиел посмотрел на Джоша Корна, а тот на Рипа Грина. Верзила Билл взглянул на Боба Баскома, а тот, в свою очередь, — на Джонни Картиджа.

— Куда все же Чад направился в такую глухую пору ночи? — задал вопрос Джонни. — Если бы меня спросили, я бы сказал, что сейчас не совсем подходящее время, чтобы упражняться в выездке или покидать отряд.

— Не слышал, чтобы Чад о чем-то спрашивал тебя, Джонни, — заметил Длинноногий.

— Что ни говори, а он уезжает уже второй раз за день, — подчеркнул майор. — Вот это-то и тревожит.

Длинноногий пошел к границе бивака, там распростерся ниц и прижал ухо к земле.

— Он что, слушает, как червяки ползают? Неужто рыбу собирается удить? — спросил Гас Калла, которого поведение Длинноногого совсем сбило с толку.

— Да что ты, миленький. Он пытается уловить стук копыт лошадей команчей, — пояснила Матильда. — Замолчи и дай ему слушать.

Вскоре Длинноногий встал с земли и подошел к костру.

— Сейчас никто не скачет, — сказал он. — Если бы двигались сотни лошадей, я наверняка услыхал бы. — И добавил: — Но это отнюдь не значит, что они не появятся здесь завтра.

— Почему завтра? — в один голос спросили рейнджеры. — Завтра уже началось час-два назад.

— А потому, что они поскачут в полнолуние, — пояснил Длинноногий. — Этот день называют еще луной команчей. Они любят совершать набеги на Мексику по старой тропе войны, когда светит полная луна. Им нравится эта древняя традиция — скакать при луне команчей по бесконечным прериям.

Майор Шевалье понимал, что в его распоряжении всего час для принятия решения относительно тактики действий. Разумеется, старуха, может, и валяла дурака, может, у команчей и нет никакого плана захватить Чиуауа крупными силами в несколько сотен воинов, выступивших с плато Ллано-Эстакадо, чтобы терроризировать поселенцев в Мексике и Техасе. Может, это бредовые мысли сумасшедшей старухи, испугавшейся, что ей отрежут нос.

Но если то, что она сказала, действительно, правда, следует предупредить поселенцев. Набег огромной толпы индейских воинов на юг может создать угрозу всему пограничью. Фермы, находящиеся на западе от линии Остин-Сан-Антонио, беззащитны — даже полдюжины команчей, отколовшиеся от главных сил, легко могут поджигать усадьбы, постройки, захватывать в заложники детей и вообще сеять вокруг панику и производить ужасные разрушения.

Самое опасное в этом дьявольском замысле заключалось в том, что команчи сосредоточились теперь в центре района боевых действий: на полпути от начала тропы войны на севере и на том же расстоянии от поселений белых на востоке. Может, его отряду лучше всего двигаться к западу от Эль-Пасо и нанести там удар — тропа войны проходит к востоку от Эль-Пасо. Но с другой стороны, Бизоньему Горбу известно их месторасположение и численность — он знает, что ему противостоит всего дюжина рейнджеров. Если у него под рукой сосредоточены крупные силы, то он станет гонять их отряд по всем прериям хотя бы ради развлечения. Ему без сомнения известно, что в отряде находятся и два охотника за скальпами. Оскальпировать охотника за скальпами — особое удовольствие для любого индейца, будь то команч или апач.

Если отряд повернет на восток — это будет означать конец его миссии, а им осталось всего одна-две недели, чтобы до конца решить возложенную задачу. К тому же тогда придется пересекать путь, по которому двигаются вооруженные индейцы, если они уже выступили в поход. Тогда, если повернуть на восток, все будет зависеть от скорости передвижения и от счастливого случая.

Как ни крути — все шатко, единственно, что твердо, — это то, что какое-то решение нужно принимать обязательно и как можно скорее. На рейнджеров узду не накинешь — они служат по большей части добровольно и поступают так, как им захочется, могут в любой момент и ускакать неведомо куда, как это сделал Чадраш. И ускачут, конечно же, большинство. Сопляки, Калл и Гас, разумеется, останутся. Они еще слишком молоды, чтобы думать о себе. Ну а более опытные рейнджеры вряд ли усядутся в кружок и станут ждать до восхода солнца, пока он не примет решения. Да и вид наконечника копья для охоты на бизонов, застрявший в заднице Гаса Маккрае, еще свеж в их памяти. Они скорее предпочли бы перекинуться в картишки, поволочиться за Матильдой или пострелять по плодам кактусов, а не втягиваться в масштабные боевые действия, которые могут развернуться в окрестных прериях.

Майор тяжело вздохнул. Ему даже стало казаться, что уж лучше вернуться назад в тюрьму в Балтиморе. Он подошел к Длинноногому — высокий разведчик сидел и безучастно жевал веточку чапараля.

— Хочу спросить тебя насчет слепой старухи, — начал майор. — Как, по-твоему, она права, когда говорит о набеге группы команчей? Может, Чадраш не так понял относительно численности группы? Может, она говорила про какой-то набег, который был совершен тридцать лет назад?

— Может, и права, — выплюнув веточку, ответил Длинноногий. — А может, и не права.

Он думал о том, как здорово повезло тем двум молодым рейнджерам, особенно Гасу. Наткнуться прямо на Бизоньего Горба и остаться в живых, чтобы рассказывать об этом случае — такой удачей немногие могут похвастаться. Просто взглянуть на горбатого вождя племени — и это мало кому из опытных рейнджеров приходилось. Ему самому удалось лишь мельком увидеть Бизоньего Горба, когда несколько лет назад около реки Бразос разразилась жестокая буря со снегом. Длинноногий тогда выходил из небольшой дубравы и краем глаза заметил, что горбатый вождь целится в него из лука. В тот миг, когда Бизоний Горб выпустил стрелу, Длинноногий поскользнулся на обледенелом корневище и упал. Стрела лишь слегка чиркнула по его охотничьему ножу, висевшему на поясе. Он выхватил ружье, но индеец уже исчез. В ту ночь он едва не замерз, поскольку не разжигал костра, боясь, как бы Бизоний Горб не обнаружил его. Длинные ноги, за которые он получил прозвище, закоченели и стали будто каменные.

Слова старой индеанки озадачили майора, но он всячески пытался убедить себя, что она и Чадраш ошиблись насчет численности воинов, участвующих в набеге. Его рейнджеры перепугались и не без причины: майор все еще не решался отдать приказ.

— Черт возьми, не люблю я отступать, — наконец решился он. — Я нацелился хлопнуть стакан-другой в Эль-Пасо.

Вскочив в седло, он несколько минут медленно объезжал на своем гнедом вокруг лагеря — утром, по холодку, он обычно не спеша прогуливал лошадь. Пока он разминал жеребца, подъехал Чадраш. Во время разминки гнедого у майора перестала болеть голова, и он еще раз обдумал свое решение. Дело в том, что у него нередко болела голова, и как раз минувшей ночью разболелась особенно сильно. Начался восход солнца. Утро обещало быть хорошим; у майора заметно поднялось настроение, и он решил продолжить движение на запад. Заворачивать назад было не в его духе. Если он отыщет безопасный путь до Эль-Пасо, то может получить чин полковника, а то и генерала.

— Ну, в путь, ребятки, поехали на запад, — сказал он, вернувшись к костру. — Нас послали сюда искать дорогу, так найдем ее.

Рейнджеры пережили жуткую ночь. Они сели на коней и, пригревшись на солнышке, клевали носом в седлах. У Гаса сильно болела раненая ягодица. Ходить было тяжело, но и сидеть оказалось не просто. Вороная коняга под ним скакала тряской рысью. Он не сводил глаз с берега реки, поросшего кустами полыни, ожидая, что из-за кустов в любую секунду выскочит Бизоний Горб.

Охотники за скальпами, Киркер и Глэнтон, проскакав вместе со всеми с полмили, внезапно повернули своих коней назад.

— А вы, ребята, разве не с нами? — спросил их Верзила Билл.

Охотники не ответили. Отмахав несколько миль, они свернули и направились в сторону Мексики.