Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Иногда полезно иметь плохую память

ModernLib.Net / Детективы / Малышева Анна Витальевна / Иногда полезно иметь плохую память - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Малышева Анна Витальевна
Жанры: Детективы,
Остросюжетные любовные романы

 

 


— Опять она со своими грошовыми переводами? — недовольно спросила Юлька. — Мам, это же копейки.

— Копейки не копейки. — Мать оглядела распахнутый шкаф, и Юлька смутилась, восприняв этот взгляд как упрек.

— Мам, зачем ты надрываешься? Разве я много требую? Я ведь сама шью…

— Почему ты сразу воспринимаешь все в штыки? — возразила мать. — Я тебя ни в чем не упрекаю. Ты ведь работаешь. Хотя я была бы рада, если бы ты училась.

— Была бы существенная разница?

— Да. У тебя было бы будущее.

— У меня оно есть. Как и у всех остальных.

— Вот-вот, — вздохнула мать. — Равняйся по остальным.

— А по кому же мне еще равняться, а? По королеве английской? — Юлька тяжело вздохнула. — Мам, кстати, сразу тебе говорю, что этот молодой человек, о котором я тебе рассказала… Этот Женя пригласил меня в кафе сегодня вечером, и я пойду.

— Так быстро?

— Ну не ждать же нам еще год, — возмутилась Юлька. — Кстати, он хотел бы познакомиться с тобой.

— Буду рада.

— Но не сегодня.

— Это его слова?

— Нет, мам, мои. Сегодня я еще получше рассмотрю его, выясню, достоин ли он такой чести.

— Твоя ирония… — Мать заглянула в шкаф. — Платье выбираешь?

— Ага. Посоветуй, что надеть? — Юлька скрепя сердце решила хоть этим задобрить мать. Та призадумалась.

— Я бы остановилась вот на этом… — Мать тронула висевшее на плечиках длинное расклешенное платье цвета молодой травы. — Тебе этот цвет очень идет.

— Пойми! — воскликнула Юлька, приложив платье к себе. — Я в нем буду просто бледной поганкой. Для него нужен загар.

— Дело не в загаре… — задумчиво возразила мать. — Дело скорее в твоем образе…

— А именно?

— Ты, моя милая, совсем еще молоденькая, и твой образ еще неясен для тебя самой. Какая ты? Ты сама знаешь?

Лицо у матери разгорелось, оживилось. Худенькая, в свои сорок лет фигурой почти не отличающаяся от Юльки, она казалась почти ее ровесницей — такой же хрупкой, подвижной, с такими же отливающими легкой рыжиной волосами.

— Тебе надо знать, какой ты хочешь казаться, — твердо завершила свою мысль мать. — Наплюй на то, что ты незагорелая.

Представь себя сегодня вечером в этом платье.

— Ну?

— Что видишь?

— Кикимору;

— Сосредоточься. Почему кикимору?

— Потому что непонятно, зачем эта белая пиявка нацепила такую яркую тряпку.

— Белая пиявка… Все претензии, короче, к твоему цвету, а не к цвету платья?

— Ну.

— Открой глаза, — со вздохом сказала мать. — Кажется, ты меня наконец достала.

— Как? — с надеждой спросила Юлька. Она предчувствовала, что давний их спор о цвете ее волос сегодня, может быть, разрешится. — Мам, ты согласна?!

— Ладно, иди покупай свою отраву.

Юлька радостно схватила кошелек:

— Ма, я тут за угол, в галантерею… Ма, ведь краска скоро сойдет.

— С этим Женей у тебя, похоже, все очень серьезно, — заметила мать. — Что-то я никогда не видела, чтобы ты так суетилась перед свиданием.

— Мам, я из чувства контраста… Он блондин, Я блондинка — невеселая выйдет картинка.

— Бог с тобой, становись рыжей. — Мать махнула рукой. — Но прошу, только не очень дикого оттенка. Постарайся найти что-нибудь нейтральное…

— Рыжее — и нейтральное?! — Юлька вернулась с порога, сбросила тапочки, сунула ноги в туфли. — Не требуй невозможного.

Рыжий цвет оказался далеко не нейтральным, а очень даже вызывающим. Когда Юлька, высушив волосы, посмотрела в зеркало, она содрогнулась: на нее оттуда глянула девица с морковно-рыжими волосами и каким-то обалделым от страха бледным лицом. Юлька поморщилась. «Финиш, — сказала она себе. — Теперь мне место в цирке. Это ужасно. Но на образце цвет был вроде не такой?» Она всмотрелась в свое отражение. Посмотрела на свету, посмотрела в тени, посмотрела сощурившись.

Сощурившись ей понравилось больше всего.

«Ну, если он тоже сощурится, успех мне обеспечен».

— Мама! Посмотри на свою дочь!

Мать, прибежавшая на ее отчаянный зов из кухни, застыла как громом пораженная.

— Это.., и есть тот цвет, о котором ты мечтала? — проговорила она каким-то сдавленным голосом.

Юлька потупила свою неузнаваемую голову.

— Юля… Это просто невозможно…

— И вот так у меня все. — В голосе Юльки звучал полный мрак. — Это называется — прихорошилась.

— Юля, ты так не можешь идти.

— А не так идти я тоже не могу… Уже пять часов…

— Откажись. Назначь встречу на завтра.

Что-нибудь придумаем.

— Мама, пусть будет так… Говорят, истинное чувство ничто не может погубить. — Юлька все же нашла в себе силы пошутить.

— Юля!

— Мама! — Юлька перевела дух. — Думаешь, я не понимаю, что это ужасно? Но менять что-то уже поздно, а с зеленым платьем…

— Оно тебя не спасет.

— Пусть он думает, что это шутка, — вздохнула Юлька. — А то я переживаю за его чувство юмора… Буду его развивать понемногу… Даже в ущерб себе…

— Для молодой девушки у тебя удивительно мало чувства…

— Кокетства?

— Да, если хочешь, — отпарировала мать. — Но под этим подразумевалась невозможность выйти на улицу в уродливом платье или с неудачной прической.

— Значит, мне ничто не грозит. — Юлька пожала плечами. — Уже это радует. А теперь, мама, иди и дай мне закончить туалет.

Мать, все еще вне себя от возмущения, прикрыла дверь. Юлька в спешке натянула платье, достала косметичку, открыла ее и задумалась. "Мои несчастные глаза обведем черным-черным карандашом… А губы… Пусть будут почти белые, перламутровые… Румяна…

Ну, чистый театр!" Девушка в зеркале постепенно приобретала вид непонятного авангардистского произведения искусства. Юлька не узнавала себя. Похлопала крашеными ресницами, надула отливающие перламутром губы, взбила пальцами морковные кудри. Крутанулась на каблуках, парусом надув широкую юбку. «А что? Ничего… Хорошо бы показаться Максу. Он бы точно сказал, что у меня этот, как его.., сексуальный идиотизм».

Оставшееся время Юлька провела сидя на стуле у открытого окна, прикуривая одну сигарету от другой — дым колечками уползал во двор.

«Москвич» въехал в арку ровно в шесть.

Дверца открылась, и Женя вышел из машины — такой представительный, что у нее сжалось сердце. «Господи, он меня просто пошлет, — в отчаянии подумала она, — в белом пиджаке, мама миа! И сейчас к нему вылетит рыжий клоун…» Она сжала зубы и ринулась вон из комнаты, прихватив сумочку.

— Я ухожу! — крикнула она матери. — Он уже тут.

— Оба вы клоуны, — хмуро бросила та. — И ты, и твой разлюбезный Макс.

Юлька постаралась не хлопнуть дверью.

Она вылетела из подъезда, вертясь, как пуля на солнце, — рыжая пуля в развевающемся зеленом платье. И Женя, протянувший было к ней руки, был этой пулей убит наповал. Она увидела, как меняется его лицо, на котором застыла приготовленная к ее встрече улыбка.

Выражение, которое появилось на его лице, трудно было выразить словами. Изумление, ужас, растерянность — все это было слабо сказано. «Пропало дело», — подумала Юлька и нагло, опережая его приглашение, юркнула в машину, чтобы он не успел передумать.

— Привет! — сказала она, когда он, опомнившись, последовал за ней. — Ты счастлив меня видеть, как я поняла?

— Д-да… — Он выговорил это нетвердо, пытаясь при этом улыбнуться. — Да, очень, очень…

— Ужасно, правда. — Она постаралась, чтобы это прозвучало не как униженный вопрос, а как гордое утверждение. — Я иногда испытываю острую потребность быть ужасной. Сегодня именно такой день.

— Юля, это очень глупо. — Он взял себя в руки. — Это несколько неожиданно… Ты меня даже не предупредила…

— О, я никогда не предупреждаю. Я просто становлюсь ужасной, и все. В этом вся прелесть, в неожиданности. Тебе не нравится?

— Нет, мне нравится! Так мы едем?

— Ну да, а ты решил, что я передумаю? — Юлька весело щурилась от солнца, бившего ей в глаза. — Скажи, а меня пустят в это твое кафе? Ну, я имею в виду, что, может, у них там какие-нибудь расовые ограничения: вход запрещен неграм, собакам и рыжим…

— Юлька, ты прелесть! — почти весело воскликнул он, и она облегченно вздохнула.

— Я тоже так думаю. Тебе привет от Макса.

— Спасибо, — прохладно ответил он, включая магнитолу. — Вы вчера, наверное, в деталях меня обсудили?

— Конечно. — Юлька закурила и выдула струйку дыма на лобовое стекло. Ветер, врывающийся в опущенное окно, тут же развеял дым по салону. — Мы ведь соседи, ко всему прочему.

«Боже, как странно, — подумала Юлька, искоса глядя на своего кавалера. — Похоже, его ревность ни капельки не уменьшилась из-за моего идиотского вида…»

— Жень, а тебе не кажется, что цвет моих волос мог бы быть и не таким диким?

— Нет, не кажется. Прекрасный цвет. Очень смело.

— Да? Что смело — я не спорю. Но тебе, лично тебе, как мужчине, он нравится?

— Да, — коротко ответил он.

— А может, ты просто деликатничаешь со мной?

— Нет.

«Деликатничает, — поняла Юлька. — Джентльмен, в этом ему не откажешь…» Она только вздохнула.

— Юль, ты так стремительно выбежала, что я совсем забыл, что хотел представиться твоей маме, — прервал молчание Женя.

— Так сразу? — удивилась Юлька. — Мы еще и друг другу-то не слишком представлены.

Я, например, не знаю о тебе ничего.

— А что ты хочешь узнать?

— Возраст, например.

— Двадцать пять.

— Профессия?

— Как тебе сказать… — Женя замялся.

— О! — Юлька насторожилась. — Что-то загадочное?

— Да нет… В двух словах трудно сказать, какая у меня профессия. Отец никак не оставит идею, чтобы я доучивался на юрфаке. А я не могу его видеть, юрфак, а не отца.

— А… — сочувственно протянула Юлька. — Вольному воля…

— Как посмотреть, — сухо возразил Женя, глянув на нее. — Воли как раз маловато, постоянные разборки.

— Знакомо, — вздохнула Юлька. — Хотя мне не приходится доучиваться на юрфаке. И вообще нигде… А, собственно, чем бы ты хотел заняться потом?

— Не знаю, — совсем сухо ответил он.

— Совсем-совсем не знаешь? — разочарованно протянула Юлька. — Значит, как я.

Она грустно смотрела прямо перед собой.

"Значит, папенькин сынок. Вроде Гарика.

Мерзкий Гарик. Значит, папочка кормит моего героя из клюва в клюв. Прекрасно. Это мерзко!" Женя первый нарушил молчание:

— Тебе не понравилось то, что я сказал?

— Нет, — честно сказала Юлька. — Я деликатничать не буду, мой цвет волос меня к этому не обязывает. Тебе двадцать пять лет, а ты совсем-совсем ничем не занимаешься?!

— Кто тебе сказал, что не занимаюсь? — возмутился он. — Я, между прочим, классный механик. Мог бы запросто в автосервис идти.

— А почему не идешь?

— А зачем?

— Послушай, неужели так приятно брать деньги у отца?

— А что здесь такого? — пожал он плечами. — Я ему отрабатываю их сполна. Помогаю ему вести дела, — коротко пояснил он.

— Это как? Подаешь ему воду, когда он говорит речи в суде?

— Он в суде не выступает, — ; отрезал Женя. — У него частное дело.

— О!.. — благоговейно произнесла Юлька. — Так он капиталист, самый натуральный?

— Что ты болтаешь… — Жене, видимо, не понравились ее расспросы. И он смотрел на дорогу; они ехали вверх по Рождественскому бульвару.

"Прекрасный вечер… — с грустью подумала Юлька, закуривая еще одну сигарету. — Он красивый, нарядный, ни слова худого не сказал про мою несчастную нелепую голову…

Но почему мне так тяжко на душе… Грустно, что ли? Нет, как-то мутно… Да, какой-то холод и какая-то муть… Как это странно. Сиротливо, вот именно, сиротливо. Что такое?! И холодно как-то…"

— Юлечка, мы приехали! — Женя сказал это так, будто всю дорогу они болтали о самых милых и веселых вещах. — Вот это легендарное место.

Юлька вылезла из машины.

На высоком сером доме висела мемориальная доска. «Верно, Есенин», — отметила она.

— Кафе во дворе, — пояснил Женя. — Идем.

Он запер машину и взял Юльку под руку.

Они прошли во двор и по крутым ступенькам спустились в полуподвальное помещение, выкрашенное матовой белой краской.

— Подземелье… — прошептала Юлька. — А обслуживают здесь духи?

— Тебе понравится, не бойся, — усмехнулся Женя. — Или ты думаешь, я заманил тебя в разбойничий притон?

— Для притона тут все слишком белое, — возразила Юлька. — Скорее, это похоже на больницу.

— А для больницы здесь слишком вкусно кормят.

Они оказались перед дверным проемом, занавешенным раскрашенными бамбуковыми нитями. Женя отвел загремевшие бусы-висюльки в сторону, и они вошли в зал кафе.

Юлька выпятила грудь и попыталась придать себе независимо-самоуверенный вид. Надо отдать должное Жене — он бестрепетно вел ее по залу, словно рядом с ним шло чудо красоты. И она сразу успокоилась и почувствовала, что сможет, пожалуй, выдержать этот вечер.

К ним с ясной улыбкой подошел мальчик в малиновом бархатном пиджаке и проводил к столику. Юлька уселась, с удовольствием отметив изумленное выражение, на миг мелькнувшее в глазах мальчика. «Пусть порадуется, бедняжка, — подумала она. — Такого он даже при всей своей многоопытности не видел…» Она закинула ногу на ногу, придирчиво оглядываясь по сторонам. Мальчик подал им меню.

— Саша, сделай нам хороший ужин, — сказал ему как старому знакомому Женя. — Блесни.

— Да уж, пожалуйста, — пробормотала Юлька, изучая карту. "Матушки! — крикнула она про себя. — А это что?! Цены?! Ото… Помидоры фаршированные… Пятнадцать долларов…

Мясо по…"

— Юль, можно я по своему вкусу тебя утолщу?! — почти умоляюще сказал Женя. — А?!

Ну позволь, я выберу!

— Пожалуйста! — охотно согласилась она.

«Если он разорится, сам будет виноват…»

И Женя стал называть: жюльенчик, куропатку с травками по-охотничьи, фруктовую закуску, много чего.

— Ты красное или белое? — обратился он к Юле.

— Все равно… — Юлька вдруг почувствовала себя здесь бедной родственницей, и ей стало неуютно и грустно.

Саша удалился на кухню. Юлька подняла взгляд на Женю.

— Ну, как тебе здесь?. — не скрывая торжества, спросил он. — Шикарное место, правда?

И главное — зал маленький, народу мало, место непроходное… И почти вся публика — постоянная — Я в восторге, — вяло отозвалась Юлька. — Только вот этот Саша мог бы больше походить на Есенина.

— Ну, не будь так строга, — возразил он. — Сейчас мы вкусненько поедим…

Юльку вдруг передернуло.

— Тебе холодно? — заботливо спросил Женя. — Может, накинешь мой пиджак? Странно, здесь даже душно… Юль, ты, кажется, чем-то недовольна?

«Отвечай, свинья! — сказала она себе. — Скажи ему, что это прекрасный воскресный вечер, что ты всем страшно довольна, что он очень мил… Отвечай человеку, видишь, как он тебе, дуре крашеной, старается угодить. Не порть вечер ему и себе!» Но вместо этого она произнесла:

— Этот Саша… Он смотрел на меня, как на привидение.

— Юля…

— Ты будешь со мной спорить? — вяло спросила она. Ощущение бесконечной тоски подступило к ней. Руки холодели, во рту появился мерзкий металлический привкус. Она сглотнула комок, застрявший в горле. Ничего себе. Что же это такое? Как будто что-то случилось или вот-вот случится… Что-то странное…"

— Юля, ты мне очень нравишься, — тихо сказал он.

— Правда? — так же тихо переспросила она.

— Да. Я говорил тебе об этом, и не один раз.

Что с тобой? Я сделал что-то не то?

Он сцепил руки, словно в отчаянии. Она не могла отвести глаз от его пальцев. На безымянном пальце левой руки блеснуло крохотным зеленым камешком золотое кольцо. Она еще вчера вечером обратила на него внимание, но толком так и не рассмотрела. И сейчас не могла отвести глаз от него. Узкая золотая полоска, треугольник из трех крохотных, почти с булавочный укол камешков — бриллиантов, судя по всему, и в середине, как маленький глаз насекомого — изумрудик.

— Красивое… — сказала она.

— Что? — Он перевел взгляд на свои руки. — А, это отец подарил. Юля, скажи, что я сделал не так? Клянусь тебе, что сделаю все, чтобы ты стала такой же веселой, как вчера.

Ну, хочешь, уйдем отсюда? Тебе здесь не понравилось, да?

— Очаровательное местечко… — Ее рука непроизвольно метнулась к горлу. Она приподнялась со стула и тут же опустилась на место.

— Что с тобой?

Его голос донесся издалека. Удушье, черное, тяжелое удушье наваливалось на нее.

Как будто кто-то схватил ее за горло и сильно сдавил. Голова закружилась. Кажется, она вскрикнула, потому что услышала словно бы эхо своего крика. Потом все исчезло. Она пришла в себя в каком-то странном месте. Над ней был низкий белый потолок. Рядом с ее головой торчал из стены кран умывальника.

Больше она не видела ничего. Повернула голову. Комнатка, скорее похожая на коридор, — узкая и длинная. Одна дверь в начале, другая — в конце. Чьи-то голоса за одной из дверей. Она села на диванчике, взъерошила руками волосы, с удивлением увидела морковные пряди, вспомнила, что перекрасила их сегодня специально для этого свидания.

Вспомнила, где она, должно быть, находится.

Подумала о Жене.

"Где он? Пусть отвезет меня домой. Домой!

Мне больше ничего сегодня не надо. Боже, какая я невезучая. Какая я нелепая".

Дверь, из-за которой слышались голоса, открылась, и в коридорчик вошел Женя. Он был бледен как мел.

— Юлечка, любимая, что с тобой такое? — В его голосе прозвучало такое искреннее сочувствие, что Юлька едва не расплакалась.

— Я не знаю, Женя, что со мной… Черт-те что со мной!

— А вчера? — Он присел перед ней на корточки и заглянул ей в глаза:

— Вчера было то же самое?

— Да, — кивнула она.

— Точно так же? Когда мы с тобой танцевали?

— Да… Если бы я знала почему… Никогда в жизни, поверь, не падала в обморок…

— Это не просто обморок… Ты как будто…

Знаешь, ты делала руками такие движения, как будто тонула…

— Я задыхалась. Не могла дышать. Знал бы ты, как это страшно, — простонала Юлька, закрывая лицо руками. — Не смотри на меня. Я страшная после этого припадка.

— Ты прекрасная. Я тебя люблю.

Она посидела секунду, не отнимая рук от лица. Потом отняла их и с изумлением посмотрела на него. Молодой, холеный, красивый парень в дорогом белом пиджаке сидел перед ней на корточках и признавался ей в любви на второй вечер после знакомства. Парень смотрел на нее серьезно и был, судя по всему, в здравом уме, так что сомневаться в его словах не приходилось. Но тогда ей приходилось сомневаться в собственном рассудке.

— Женя, — с расстановкой сказала она, — посмотри на меня, посмотри очень внимательно.

— Я только и делаю, что смотрю на тебя, начиная с первой минуты, как только увидел.

— Да? И что же ты видишь?

— Девушку, которую я люблю! Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, мой милый, такие принцы, как ты, не влюбляются в таких девушек, как я.

— Какой я принц?..

— Принц, принц… — Она закурила, с наслаждением затянувшись сигаретой, и почувствовала себя почти в норме. — Сам подумай, кто ты, а кто я?

— Кто я, ты уже знаешь. Ничтожество, если ты это хотела сказать.

— Ну к чему такая самокритика. — Она жестом остановила его. — У тебя прекрасное прошлое, чудесное настоящее и замечательное будущее.

— Ты так думаешь?

— А разве не так? Папа адвокат, мама… Кто мама? — почти грубо спросила она.

— Никто, — растерявшись, ответил он.

— Как ты?

Он хотел что-то ответить, но сдержался и только сжал губы. Но глаза его на миг стали злыми.

«А жаль, что не ответил, — подумала она. — Тогда точно все было бы кончено».

— Ну ладно, милый. Значит, папа обеспечивает всем вам райскую жизнь, а тебе и маме можно просто быть никем. А вот мне и моей маме, мой милый, чтобы жить, надо быть кем-то.

Слышишь, надо где-то пахать, чтобы что-то жрать.

— Юля…

— Помолчи! Мне противно тебя слушать.

Ты опять скажешь, что влюбился в меня и не понимаешь, почему между нами ничего невозможно.

— Скажу, — кивнул он. — И буду повторять это до тех пор, пока ты не выбросишь из головы свой бред.

Она вдруг поникла.

— Скажи, за что я на тебя взъелась?

— Не знаю! — в сердцах ответил он. — Думаю, просто так. Потому что никаких реальных причин для этого не вижу.

— Знаешь, я просто-напросто тебе не верю, — призналась наконец она. — Не верю я, что ты в меня влюбился. Этого не может быть.

— Но это так, боже мой!

Юлька понуро смотрела на него, а Женя, заметно волнуясь, снова схватил ее за руки.

— Пойми же, я люблю тебя, люблю, люблю, слышишь! — Он повторял эти слова, будто бы злясь. — Можешь ли ты понять, наконец!

— Хотела бы, — кивнула Юлька. — Но трудно.

— Уф. — Он отпустил ее и сел на диванчик. — Нет больше сил. Ты меня вымотала.

Юлька вздохнула. Посмотрела на его ссутулившиеся широкие плечи. Вздохнула еще раз, со значением. Он поднял голову.

— Мы все еще в этом дурацком кафе? — осведомилась она.

— Да.

— Ну так пойдем съедим наш ужин. А то мама скажет, что я не в кафе с тобой была, а в постели, когда я приду домой и наброшусь на черствый хлеб.

Они вернулись в зал, где за это время (оказалось, что прошло всего двадцать минут) прибавилось народу, сели за свой столик, и официант Саша, не выражая никаких эмоций по поводу увиденного, быстро стал подавать на стол блюдо за блюдом. Женя оживился, и Юлька тоже повеселела. Она с аппетитом ела и запивала белым вином деликатесы. Мир не так уж плох. Закурила, пустила струйку дыма в потолок.

— Ты довольна? — с тревогой спросил ее Женя.

— Угу, — рассеянно ответила Юлька и, глядя на его растерянное лицо, засмеялась:

— Да что ты опять… Все прекрасно. За исключением самой меня.

— Чувствуешь себя неважно?

— Да, не слишком важно. — Юлька вздохнула и раздавила сигарету в пепельнице. — Думаю о своем несовершенстве и любуюсь твоими манерами. Вытерпеть такую девицу в течение вечера, ни разу не выругавшись… Это высший пилотаж.

— Юля, я не пойму, над кем ты издеваешься — надо мной или над собой…

— Над нами обоими, — заключила Юлька. — Особенно над собой, конечно. Видишь ли, сижу я сейчас и думаю: ну не сошла ли я с ума? Мне только что объяснились в любви в том закутке рядом с умывальником. Я, по сути дела, должна дрожать от тайного волнения и покрываться краской стыда и гордости всякий раз, как ты на меня бросаешь пламенный взгляд. А я не дрожу, ничем не покрываюсь и вообще не ощущаю никакого волнения. Объяснение было? Было.

А у меня такое чувство, что его не было, — уныло закончила она…

— Моя вина, — хмуро пояснил Женя. — Я все так по-дурацки обставил.

— Почему по-дурацки? Даму ты выбрал по-дурацки, а все остальное на уровне.

Она посмотрела наконец ему в глаза и удивилась, увидев в них самую настоящую тоску.

Он сидел мрачнее тучи, вертел в пальцах вилку с налипшим на зубья листиком салата и казался смертельно усталым и недовольным собой. Ей стало жалко его.

— Ну, Жень, не расстраивайся. Вечер, конечно, испорчен, но завтра же ты пригласишь сюда какую-нибудь свою знакомую.

Приличную девушку с пристойным цветом волос и светскими манерами. Вы проведете чудный вечер. — Говоря это, она не слишком-то веселилась. Ей не очень понравилась возникшая в воображении картина этого завтрашнего ужина. Юлька зажмурилась и потрясла головой.

— Что, опять? — испугался Женя.

— Ты о чем? — машинально спросила она и вдруг вспомнила. "Да, вдобавок ко всему еще и этот обморок. Второй обморок за два вечера.

Это начинает превращаться в привычку, — хмуро подумала она. — Что же это такое? Ничего подобного раньше не случалось. Так может быть у беременных… Но это, совершенно исключено. Идти к врачу? А к какому?"

— Юля, прости, что я тебе об этом напоминаю. — Женя заботливо склонился к ней. — Тебе обязательно надо показаться врачу. Только хорошему, частному, моя мать найдет. Не надо по поликлиникам мотаться.

— Да ты меня прямо в оборот берешь, — изумленно сказала Юлька. — Ни к какому врачу я не собираюсь. Это просто жара несусветная доняла.

— Ну, ладно. А если что, ты только дай знать.

Явно гордый тем, что может что-то для нее сделать, Женя откинулся на спинку стула.

Юлька задумалась, глядя на него. "Так… Судя по нашим словам, мы пока не собираемся бросать бедную, глупую, ужасно рыжую девочку…

Чем я его присушила, в конце концов? Уже и к врачу, уже и то и се… Вцепился, прямо вцепился… Тошно, вот что необычно! — поймала она наконец ускользавшее от нее ощущение. — Вот почему мне как-то не по себе".

— Может, закажем что-нибудь еще? , — Голос Жени вывел ее из задумчивости.

— Нет, больше ничего не хочу. И знаешь, здесь, конечно, классно, но давай все же выйдем на воздух. Может, мне и плохо стало от здешней духоты.

На улице Юльке действительно стало намного легче. Она остановилась, вдыхая воздух полной грудью. Летний легкий, едва ощутимый ветерок раздувал складки шелковой юбки, и ее ноги снизу доверху — от лодыжек до бедер — были обласканы ветром и шелком. И словно таким же шелком кто-то коснулся ее настроения.

Ей вдруг захотелось смеяться, шалить, как девчонке, скакать, как молодому веселому щенку.

— Как чудесно! — воскликнула она. — Теперь все замечательно!

— Правда, зря мы там сидели. — Он обрадовался перемене в ее настроении. — Не хочется сейчас садиться в машину. Давай пройдемся?

— Давай, — блаженно кивнула она. «Он мне нравится, он мне очень нравится, — думала она, отходя душой. — Сама нагнала этот дурацкий холод в отношениях и сама испортила нам вечер. Заранее внушила себе, что мне неуютно рядом с ним, а потом удивлялась, почему это так. Да, он немножко крутой, но не самый же он суперкрутой парень в Москве!»

Они шли по Страстному бульвару, голым плечом Юлька ощущала прохладную зернистую ткань его летнего пиджака, слышала легкий запах одеколона, слушала его низкий голос, смотрела в его серые глаза, которые здесь, в тени высоких деревьев, казались совсем темными. Вокруг бульвара шуршали машины, шумела вечерняя летняя Москва, и ей было так уютно и спокойно, как будто она прогуливалась не по улице, а была окружена родными стенами своей комнаты.

Боковая аллейка оказалась пустынной.

Слева ее замыкала стена кустарника, наполовину подстриженного и брошенного так до завтрашнего дня. Справа — за оградкой — неслись машины. Женя остановился и повернулся к ней. «Сейчас, — подумала она, — сейчас он меня поцелует». Она ждала на какую-то секунду дольше, чем было нужно для поцелуя. Потом она поняла, что он почему-то не решается ее поцеловать. Он стоял, смотрел на нее, и на его лице было написано какое-то скрытое отчаяние.

— Женя, — не выдержала наконец она, — скажи мне, что происходит? У тебя такое лицо, словно Ты мне хочешь сообщить, что на самом деле ты вор и убийца.

Он выдавил улыбку и прокашлялся.

— Юля, — хрипловато сказал он, — я много думал, ну и… Я решил. Выходи за меня замуж.

Если бы на бульваре в этот миг взорвалась бомба. Юлька вздрогнула бы сильнее, чем от этих слов. Она сделала шаг назад и почти со страхом посмотрела на него.

— Я правильно поняла тебя? — после паузы спросила она. — Ты действительно по всей форме сделал мне предложение?

— Да. Я все обдумал.

— Когда?! — почти взвизгнула Юлька. — Когда ты все это обдумывал?

— Вчера, — невозмутимо отвечал Женя. — Вчера, когда я приехал домой, я все обдумал и решил сегодня просить твоей руки.

Юлька схватилась за щеку, словно у нее заломило зубы.

— Вчера?! Вчера ты знал меня, дай бог, часа два. Да что там, меньше.

— Ну и что? — спросил Женя. — Я тебя люблю.

— О боже! — простонала Юлька— Скажи, ты просто смеешься, да?

— Да это ты надо мной смеешься, — обозлился Женя. — Что бы я ни сказал — чепуха, что бы я ни предложил — глупость. Ты меня сведешь с ума.

— А ты — меня, — пробормотала Юлька.

Она снова просунула руку ему под локоть, и они медленно пошли по бульвару. Юлька молчала, а Женя, судя по его сосредоточенному виду, что-то обдумывал. Наконец он остановился, отнял у нее руку и закурил.

Взглянул на нее довольно хмуро, но уже без злобы.

— Отвезти тебя домой? — спокойно спросил он.

Сердце у Юльки упало. «Все. Вот и допрыгалась!» Она гордо кивнула, не в силах разжать губы.

Они молча вернулись к кафе, Женя отпер машину, и Юлька устроилась рядом с ним. Всю дорогу они молчали. Только перед самым ее домом, сбрасывая скорость, Женя сказал:

— Я от своего предложения не откажусь.

— Твоя воля, — ответила она, глядя в окно. — Нам сюда.

— Я помню. — Он въехал во двор и затормозил, не выключая мотор.

— Счастливо. — Юлька выбралась из машины.

— До завтра, — хмуро бросил Женя.

— До завтра? — не веря своим ушам, спросила она. — Ты что, и завтра хочешь меня туда везти?

— Нет, завтра я думал познакомиться с твоей мамой, но если ты не хочешь, мы можем просто погулять, поездить по Москве. А то за город?

— Шикарно… — вздохнула Юлька. — Да, у тебя же вечные каникулы. А я работаю!

— Ерунда! Я за тобой заеду… — он взглянул на часы, — в три часа.

— Ну что ж, можешь заехать. — Она представила себе рутину завтрашнего дня и вздохнула. — Хоть покурим на крылечке. Это в переулке между казино «Карусель» — знаешь такое? — и следующим домом. Второй дом слева. В подворотню, — а там во дворе увидишь высокое железное крылечко. Не ошибешься: на нем обычно стою я и курю.

— Государственная должность, — протянул Женя. — Я тебя прямо с крылечка сниму.

Идет?

— Ладно, — согласилась Юлька. — Сделай это как-нибудь пошикарнее, потому что рядом со мной обычно курят наши мальчики — два таких милых солдатика. Молоденькие-молоденькие…

Она сощурилась, но он только рассмеялся:

— Ладно. Привыкну в конце концов к твоим подкопам.

Она чмокнула воздух, что означало: «Пока, целую!»

Глава 3

Но отправилась Юлька не домой, а конечно же к Максу. Ольга Петровна была в расстроенных чувствах.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4