Элеонора Александровна МАНДАЛЯН
      Любимцы великой звезды
      Рассказ
      Часть I
      Пейг лежал на мшистом ковре и ждал. Он знал, что если терпеливо сосредоточивать зрительные импульсы на безукоризненно ровной линии горизонта, то можно ощутить это дивное таинство природы - появление великого источника жизни, источника света и тепла, их родной звезды, с которой не может сравниться ни одна из пяти других звезд, выплывающих вслед за Великой на небесный свод.
      И вот над горизонтом обозначился оранжевый край светила, которое медленно, нестерпимо медленно увеличивалось в размерах.
      Пейг блаженно расслабился, обмяк, готовый всем своим существом принять горячие живительные лучи.
      До восхода Пяти Звезд было еще далеко. Да и до них ли, когда на небе блистает прекрасная Великая Звезда!
      Он потянулся разнеженно, удовлетворенно, ощущая, как каждая клеточка наливается силой и бодростью.
      Теперь, когда ночной голод был утолен, в его теле возникла жажда стремительного движения, жажда разрядки.
      Он легко сорвался с места и взвился ввысь, искрясь и переливаясь в лучах Великой Звезды.
      В то же мгновение следом за ним устремились его друзья, сплелись в сверкающий хоровод.
      Пейгу незачем было сосредоточиваться, чтобы ощутить, что Ола тут, в веселом хороводе, совсем близко от него.
      Когда он касался ее, розовая дрожь пробегала по его поверхности, и он понимал, что все знают, как ему мучительно стыдно. Понимал, но ничего не мог с собой поделать.
      Он любил Олу с самого детства, в те счастливые годы, когда они вдвоем ускользали к далеким озерам полюбоваться отражением Великой Звезды.
      Но тогда нельзя было проявлять своих чувств, и он старательно скрывал их. А теперь, когда они оба стали настолько взрослыми, что могли объявить об этом всем, Ола почему-то избегала его, каждый раз исчезая сразу же после утреннего хоровода.
      Напрасно он пытался перехватить ее прежде, чем она исчезнет, последовать за ней, узнать, куда она девается. Ему это не удавалось.
      Пейг знал, что не один он влюблен в Олу. Роуд, стоило ей коснуться его, тоже предательски розовел, и от его волнения электрический разряд пробегал по всему хороводу.
      Так было всегда. В детстве, когда они с Олой улетали к озерам, Роуд каким-то образом находил их. Это раздражало Пейга, но ведь Ола не принадлежала никому, а значит, каждый мог позволить себе быть влюбленным в нее.
      Сегодня Пейг решил опередить Олу. Пусть она не думает, что он не может жить без нее.
      Не дожидаясь окончания танца, он нарушил гармоничную слитность хоровода и, вспыхнув желтым светом, исчез.
      Неуловимые растерянно замерцали, съежились, и хоровод распался. Праздник утра был безнадежно испорчен в самом разгаре.
      "Пейга нужно наказать", - обменялись единодушным мнением друзья.
      Только Ола не проявила никаких эмоций. Распластавшись на жестком буром мхе, она равнодушно принялась созерцать небо у той части горизонта, откуда вот-вот должны были появиться пять малых звезд, а потом всколыхнулась легкой дымкой и тоже исчезла.
      В полном одиночестве летел Пейг над пробуждающейся планетой. Однообразие ландшафта нарушали изредка попадавшиеся Неподвижные.
      "Удивительно, - подумал Пейг, - их много, но они далеки друг от друга и потому так же одиноки, как я".
      Желто-оранжевой равнине, тянувшейся до самого горизонта, казалось, не будет конца. Пейг нервничал. Отчего? Поглощенный своими невеселыми мыслями, он не сразу понял. Но, спохватившись, поспешно устремился вниз, чтобы укрыться в тени одного из Неподвижных.
      Перегрев всегда вызывает у Неуловимых неприятные ощущения. И как это он не заметил, что Пять Звезд уже выплыли на небо и вместе с Великой Звездой изливали на планету нестерпимый зной.
      Неподвижный, в тени которого укрылся Пейг, был большим и старым. Его ветви, унизанные жесткими рыжими пластинами, безвольно свисали и только еле заметно вздрагивали под все усиливающимся зноем.
      Едва коснувшись земли, Пейг поспешил разрядиться, чтобы избавиться от перегрузок. Ему сразу стало легче. Он растянулся на голом камне и отдыхал, приказав себе ни о чем не думать.
      Одна из малых звезд, взбираясь все выше по небосводу, коснулась Пейга своими лучами. Он рассердился, но двигаться не хотелось.
      "Разве ты не видишь - я на свету?! Укрой же меня скорее!" - послал он упрек Неподвижному.
      Тот безропотно, но с невыносимой медлительностью приподнял тяжелую ветвь и расположил ее так, чтобы защитить Пейга от непрошеных лучей.
      "Можно подумать, что я нарушил утренний хоровод только для того, чтобы валяться в тени этой старой развалины", - раздраженно подумал Пейг и заставил себя сосредоточиться.
      Он постарался как можно точнее определить местонахождение Трех Озер, тех самых, к которым в детстве они удирали вдвоем с Олой. И как только ему это удалось, он молниеносно перенесся на их берега - не летать же под отвесными лучами шести светил.
      И тут он вдруг увидел Олу. От неожиданности его тело вспыхнуло желто-розовыми искорками.
      Не замечая его появления, она продолжала парить над дымящейся поверхностью озера, то касаясь ее, то взмывая ввысь.
      Когда Ола нырнула в озеро, Пейг скользнул за нею следом.
      Его окутала приятная прохлада, пронизанная спутавшимися лучами светил. Но он не замечал ничего. Он искал ее.
      Она же беззаботно резвилась у самой поверхности, разбрасывая сверкающие брызги, которые тут же испарялись.
      Стараясь подавить волнение, чтобы не выдать своего присутствия, он распластался на поверхности озера, сделавшись совсем прозрачным.
      Ни о чем не подозревавшая Ола в радостном наслаждении взвилась в воздух и, разом расслабившись, плюхнулась в озеро, прямо на его распростертое тело.
      Она забилась, запульсировала в тщетной попытке вырваться.
      И вдруг затихла. Она узнала его. Все еще не смея верить, он ощутил исходящую от нее волну нежности. И безумный восторг захлестнул его.
      Их тела в прозрачных струях газа искрились одинаковым золотисто-сиреневым светом.
      А потом они, притихшие и счастливые, распластались на берегу под сенью Неподвижного и лежали так долго-долго, не обмениваясь даже мыслями.
      Наконец он спросил ее, почему она оказалась у Трех Озер.
      - Я бываю здесь каждый день, - ответила она.
      - Одна?
      - Одна.
      - Так вот куда ты все время исчезаешь. Как же я мог не догадаться?!
      - Мне дороги эти места... с детства.
      - И мне тоже. - Он снова засветился, замерцал. - Мы так часто бывали здесь вместе...
      - Ты помнишь?!
      - А разве я могу забыть? Ведь это были самые счастливые дни в моей жизни.
      - И в моей тоже, - призналась она.
      - Правда? Почему же ты молчала столько времени? Почему не подпускала мои мысли? Я так мучился...
      - Я ждала.
      - Но чего?!
      - Зрелости. Родители учили меня сдержанности до наступления зрелости.
      - "Родители учили"... - с горечью повторил он. - А они не объясняли тебе, что сдерживать уже родившиеся чувства - значит причинять боль и себе, и тому, кого любишь?
      - Разве ты забыл, что у меня нет родителей? - упрекнула она.
      Он сразу потускнел и съежился. Веселые искорки погасли. Ему стало стыдно. Он действительно забыл...
      - Но зрелость придет к нам только следующим летом, - растерянно заметил он.
      - Теперь это уже не имеет значения, теперь я поняла, что все равно не смогла бы ждать так долго.
      С этого дня они все время проводили вместе. Вместе упивались блеском крохотных ночных звезд, не дававших ни тепла, ни света, ни энергии. Вместе нетерпеливо ждали рассвета и первых горячих лучей Великой Звезды. Первыми затевали веселый утренний хоровод и при этом светились так ярко, что их хороводу завидовали другие группы Неуловимых.
      Старики хороводов не водили. Они не переносили даже утренних лучей и, зябко, мелко вздрагивая, грелись в полутени таких же старых Неподвижных и почему-то с тревогой следили за юной, слишком яркой парочкой.
      Нет, они не осуждали их за столь ранний союз, потому что право судить имели только родители Неуловимой, которых, увы, не было в живых.
      Каждое утро после хоровода Пейг и Ола исчезали и весь день проводили, купаясь в теплых озерах их детства, или лежали в тени заботливых Неподвижных.
      Однажды они даже на ночь не вернулись к своим.
      Ночь была тихая-тихая. Неподвижные дремали, свесив сонные ветви. Озера лениво дымились, распространяя терпкий запах газа.
      Пейг и Ола, спасаясь от ночного холода, так тесно прижались друг к другу, что слились в единый шар. Их объединенное в общий поток зрение сконцентрировалось на Второй планете Великой Звезды, тускло мерцавшей в ночном небе.
      Вторая была дальше от Великой, чем Первая, и значительно превосходила ее в размерах. Таинственная планета всегда вызывала у Неуловимых страх и смутные опасения.
      "Узнать бы, чем живет эта неприветливая, плотно закутанная в свою атмосферу планета", - подумал Пейг.
      - Ты действительно хочешь знать? - оживилась Ола. - Я давно собираюсь открыть тебе свои мысли.
      - О чем ты? - насторожился Пейг.
      - Ты прекрасно меня понимаешь, не притворяйся, - рассердилась Ола. Кто мешает нам рассмотреть ее поближе?
      - Ты... ты хочешь отправиться в Космос?!
      - Конечно. Вместе с тобой. Ведь мы теперь одно целое. Или ты не согласен?
      - Ты, верно, забыла, что в Космосе погибли твои родители, поплатившись за свое безрассудство. Неужели ты хочешь, чтобы и нас постигла та же участь?! И это тогда, когда мы наконец вместе, когда мы так счастливы.
      - Я ничего никогда не забываю. Именно в год гибели родителей я приняла решение, что повторю их путешествие, как только достигну зрелости.
      Она обособилась - и между ними прокрался ночной холод. Дрожь прошла по телу Пейга. Он поспешил уплотнить свою оболочку.
      Ола засветилась недружелюбным зеленоватым светом.
      - Ты боишься! Ты - трус. Тот, кого я люблю, не может быть трусом. Я не могу любить труса...
      Это обвинение ударило его сильнее грозового разряда. Он съежился еще плотнее, став голубым от обиды.
      - Я вовсе не трус. Но я не хочу, чтобы Лло изгнал нас на Лысые Горы, туда, где нет ни Неподвижных, ни озер, где светила уничтожают все живое!
      - Я должна лететь! Это мой долг. Я так решила.
      - Но ведь я не принимал такого решения, я не готов. И мне вовсе не хочется покидать нашу планету. Мне нет дела до чужих планет.
      - А вот Роуд не стал бы колебаться. - Ола послала ему пучок запальчивых импульсов. - Он, не раздумывая, последовал бы за мной куда угодно.
      На сей раз рассердился Пейг.
      - Так пусть он и следует за тобой куда угодно, - ответил он и, разгневанно вспыхнув белым светом, метнулся прочь от нее.
      - Пейг! Пейг! - понесся ему вдогонку ее испуганный зов. - Не бросай меня.
      Но Пейг, почувствовав во вспышке гнева свою силу, свою власть над нею, разгорелся еще ярче и, экранировав от нее свои мысли, исчез.
      Ола осталась одна. Она безвольно обмякла, потускнела. Сейчас даже Роуд не обратил бы на нее внимания, такой она стала жалкой и невзрачной.
      Озера печально дымились. Неподвижный сочувственно позвякивал поникшими пластинами. А таинственная Вторая насмешливо глядела на нее с высоты.
      Ола долго лежала на мхе, ища утешения в картинах детства, воскрешая их в памяти.
      А детство для нее олицетворялось образами отца и матери, нежно ее любивших.
      Да, они очень любили ее, свое единственное дитя. Но, как и она сама, они больше всего на свете любили свободу и стремительное движение. Они были самой своевольной, самой взбалмошной парой, доставлявшей Лло уйму хлопот. Вечно они куда-то исчезали, и никто из Неуловимых не знал, куда именно, - никто, кроме Олы, потому что иногда они брали ее с собой.
      Незабываемые путешествия! Порой они втроем забирались на самые высокие горы, покрытые снегами, или уносились в страну полумрака, туда, где могучие Неподвижные стояли непроходимой стеной, где под сенью их жестких крон копошились неведомые и опасные формы жизни. Но оставаться там долго они не могли, их начинал мучить жгучий голод, и, не успев налюбоваться причудливым миром, они спешили назад к своим привычным, обжитым местам, где в недрах планеты залегали колоссальные пласты сверхтяжелой руды, излучающей мощные потоки живительной энергии.
      И вот как-то раз (Ола запомнила этот день на всю жизнь)... родители заключили ее в тесный круг, сплелись воедино, плотно прижавшись к ней виновато мерцающей поверхностью, и объяснили, что хотя они и нежно любят ее, свою крошку Олу, однако им необходимо на время расстаться, потому что... они должны наконец узнать, что из себя представляет мрачная и таинственная Вторая, живущая, как и их родная планета, светом Великой Звезды.
      Несмотря на то что им было известно о ней не больше, чем всем Неуловимым, почему-то именно их обуревала непреодолимая потребность расширить скудные запасы своей генетической памяти. Быть может, за счет таких вот отдельных избранников Природа и осуществляла совершенствование Неуловимых.
      Ола смирилась. И стала ждать их возвращения. Она ждала долго. Очень долго, с каждым днем все нетерпеливее.
      А потом ее позвал к себе Лло и сообщил, что Вторая планета Великой Звезды убила ее родителей.
      Маленькая Ола не могла по-настоящему осознать трагический смысл этого известия. Она поняла только, что ей никогда не увидеть отца и мать и что она совсем одинока.
      И несмотря на то, что товарищи неустанно заботились о ней, она стала самой грустной из всех Неуловимых. А внимание окружающих еще больше угнетало ее. Ола избегала даже Пейга, к которому с детства питала глубокую привязанность.
      И вот теперь, когда она стала почти взрослой, та непреодолимая потребность, которая сжигала ее родителей, овладела и ею. Она чувствовала, что обязана повторить их путь, завершить незавершенное. Она чувствовала, что если отступится от своего Долга, то никогда в жизни не будет иметь покоя, не будет иметь права на счастье. Эта мысль преследовала ее день и ночь.
      Но при всей своей независимости Ола ни за что не отважилась бы на такое путешествие в одиночку. Ей нужен был спутник. Ей нужен был Пейг! А он отказывался лететь с нею. Что ж! Она согласна принести в жертву свою любовь! Размышляя, Ола не заметила, как наступило утро, как выплыли на небосвод дневные светила...
      Вспыхнув решительными колючими искрами, Ола оторвалась от желто-бурой лужайки и помчалась туда, где обычно после утреннего хоровода плели мелодию ее друзья.
      Свободно расположившись на мшистом покрывале, Неуловимые обменивались тягучей мелодичной песней, которая звучала только внутри каждого из них. Ола пассивно воспринимала ее, не принимая участия в песнетворчестве любимом занятии Неуловимых.
      Ловя всем телом волнующие трепетные волны, Ола отыскивала Роуда... Вот он, на склоне холма, рядом с искристой юной Иэль. Ола чувствовала желание Роуда придумать такую мелодию, которая понравилась бы Иэль.
      Олу задело, что первый раз за столько лет Роуд не заметил ее появления. После того как Ола соединила свою судьбу с судьбой Пейга, Роуд заставил себя не думать о ней.
      Ола послала Роуду пучок властных импульсов.
      Он насторожился. Уловил наконец ее присутствие. Хитроумно задуманная мелодия разом улетучилась. Он забыл о песне, забыл об Иэль и, мерцая нежно-розовым светом, устремился на зов Олы.
      Ничего не объясняя, она повлекла его за собой, к подножью гладких пустынных холмов.
      - Ты позвала меня, Ола! Могу ли я верить?!
      Он взволнованно пульсировал.
      - Да. Ты нужен мне. Я хочу тебе кое-что предложить...
      - Приказывай! - в бурном воодушевлении всплеснулся Роуд. - Я согласен на все, что ты пожелаешь!
      Он пылал, он переливался сразу всеми цветами. В нем снова разгорелась надежда. Иэль была забыта.
      - А ты не пожалеешь?
      - Да никогда!..
      - Не спеши. Вникни: я... хочу... отправиться... на Вторую. Понимаешь? На Вторую планету Великой Звезды. И я хочу, чтобы ты полетел вместе со мной.
      - На Вторую? - Роуд сделался бледно-желтым. Потом голубым, а потом и вовсе померк.
      - Ты испугался! Я так и знала! И ты тоже!
      - Тоже?.. А кто еще?.. Пейг? Ну конечно, Пейг! Он отказался лететь с тобой, и ты с досады вспомнила обо мне. "Роуд любит меня, - подумала ты. Он согласится на любое безумство". Ведь так?
      - Так! Я ошиблась?
      - Нет! Ты не ошиблась! Роуд действительно любит тебя. И он действительно способен на все! Когда мы летим?
      - Роуд! - Ола так бурно выразила свой восторг, что взметнулась в воздух. - Ты - настоящий друг!
      - Ну нет! - вспылил Роуд. - Ни один друг на свете не заставил бы меня согласиться на такое. Я люблю тебя. И понимаю, что это единственная возможность быть рядом с тобой.
      - Мне неприятны твои мысли.
      - Но и я не в восторге от твоих. Правда - в обмен на жизнь, которую я вверяю в твою сумасбродную власть.
      - Хорошо. Пусть будет так. Когда мы летим?
      - Когда тебе угодно. Но с одним условием: Лло должен знать о нашем путешествии.
      - Зачем тебе это?
      - Если мы не вернемся... а мы, скорее всего, не вернемся, Неуловимые хоть помянут нас добром за мужество и риск, а не обвинят в постыдном бегстве, как нарушивших закон верности.
      ...Великая Звезда вместе со своей свитой давно закатилась за зазубрины далеких скал. Ночь окутала планету, но небосвод не расцветился, как обычно, холодными огоньками бесчисленных звезд.
      Чем сильнее сгущалась тьма, тем явственнее ощущал Пейг нарастающий трепет во всем теле. Сладостное волнение могло означать лишь одно приближение грозы. Вот и вспыхнула наконец вдали первая немая зарница! За ней вторая, третья. Казалось, гроза подступает сразу со всех сторон. Планета наэлектризовывалась и вздрагивала, а вместе с нею в нетерпеливом ожидании дрожал Пейг.
      Прямо над ним раздался наконец оглушительный треск. Небо раскололось надвое, и линия раскола ярко вспыхнула.
      Тело Пейга озарилось изнутри ответным пламенем, белым и холодным, как сама молния.
      Новый яростный раскат потряс тишину, низко нависшие черные тучи швырнули в землю мощный электрический разряд, и Пейг с жадностью поглотил его.
      Он ликовал. Он блаженствовал. Ничто на свете не могло сравниться с этими редкими, бесценными дарами неба.
      Вдруг сквозь раскаты грома ему почудился чей-то зов. Пейг встрепенулся, сконцентрировал внимание и тут же воспринял присутствие Неуловимого.
      - Кто здесь?
      Кто мог в такую великолепную ночь не лежать на месте, наслаждаясь грозовыми разрядами, и мешать наслаждаться другим?
      Что непрошеный гость не Ола, он понял сразу.
      - Пейг, это я, Иэль.
      - Иэль?! Почему ты здесь?
      - Ищу тебя.
      Пейг удивился еще больше.
      - Пейг, я люблю Роуда.
      - Любишь Роуда? Но при чем тут я?
      - Ведь ты любишь Олу.
      - Я не могут понять тебя, Иэль, - совсем рассердился Пейг. - Почему ты спрашиваешь?
      - Пейг, разве ты не знаешь, что Ола летит вместе с Роудом в Космос?
      - Ола... вместе с Роудом?! Она попросила его... и он...
      - Да, он согласился...
      Молнии в диком танце метались по небу, но Пейг больше не замечал их, как не замечал присутствия Иэль, от которой он намеренно экранировался.
      Пейг был зол, раздосадован, взбешен, но не двигался с места. Он знал, что Ола не рискнет отправиться в такое фантастическое путешествие, не запасясь энергией Великой Звезды, ей необходимо дождаться рассвета.
      Он знал, что Ола любит его, но предпочла пожертвовать любовью во имя исполнения данного ею обета. А он, жалкий трус, не сумел понять ее. Он оказался неспособным на великую жертву, тогда как Роуд...
      Едва забрезжил рассвет, Ола и Роуд приготовились к полету.
      Нет, Ола не думала о Пейге. Заставляла себя не думать из страха смалодушничать, отказаться от задуманного.
      - Ты настроился, Роуд?
      - Да, любимая.
      - Тогда в путь!
      Они разом уплотнились, сжались в комочки и, одновременно оторвавшись, пронзили пространство в сверхстремительном полете. Оказавшись по ту сторону тончайшего слоя атмосферы, замерли на миг, прощаясь с родной планетой. Их тела, обретшие сферическую форму, тускло блеснули в лучах Великой Звезды и растаяли.
      А мгновение спустя сорвались с места еще две еле заметные тени и тоже растворились в утренних лучах.
      Теперь, когда атмосфера больше не ослабляла космических излучений и не грозила перегревом, Ола ощущала, как ее тело дрожит и вибрирует... Ей казалось, что она чувствует каждую свою клеточку в отдельности. Сейчас она была лишь горсточкой одухотворенных атомов, но горсточкой управляемой, умеющей виртуозно лавировать в космическом хаосе. Настолько виртуозно, что ей не грозили ни астероидные, ни метеоритные потоки, ни силовые поля, ни даже еле приметные космические пылинки.
      Она забыла о том, что где-то поблизости должен быть Роуд. Она забыла обо всем на свете, упиваясь стремительностью движения, наслаждаясь звездной энергией в чистом виде, изливавшейся на нее со всех сторон.
      Бездонную черноту космоса острыми иглами пронзили лучи сотен, тысяч звезд.
      Великая Звезда, заслоненная Первой, украсила родную планету светящимся ореолом. Пять близких звезд, казавшихся с поверхности планеты тусклыми и расплывчатыми, источали яркий свет.
      Ола знала, что способность Неуловимых поглощать энергию не беспредельна, однако сейчас перенасыщение ей и Роуду не грозило, так как все, чем награждал их Космос, уходило на непостижимо быстрое перемещение в пространстве.
      А Вторая будто сама неслась навстречу, каждый миг увеличиваясь в размерах.
      Невозможно было определить, как долго продолжался их полет. Казалось, время не существует в необъятном, величественном покое.
      Часть II
      Грозным редко удавалось увидеть Великую Звезду с ее свитой и заманчиво поблескивающей Первой.
      Мутная, тускло-серая атмосфера непроницаемой тяжелой пеленой окутывала огромную мрачную планету, на которой сутки длились бесконечно долго, а году не было ни конца, ни начала. Если лучам Великой Звезды все же удавалось пробить бездонную толщу атмосферы, Грозные с жадностью концентрировали внимание на любимце Великой Звезды. И тогда целое облако ядовитых испарений окутывало группу наблюдавших, облако, вызванное завистью и сознанием своей беспомощности.
      Чтобы получше разглядеть Первую, Грозные заползали на самые вершины остроконечных скал. Здесь воздух становился чуть-чуть прозрачнее, но Первая по-прежнему оставалась недосягаемой.
      В то утро Вул, сонный и недовольный, выполз из своей пещеры и растекся по шершавой поверхности каменистого плато. Сегодня у него было особенно плохое настроение.
      Неподалеку грелся в скудных лучах Великой Звезды Сат. При виде Вула он попытался вступить с ним в контакт, но тот огрел его длинноволновым колебанием, отчего Сат вздыбился и зло съежился.
      - Вул, - ощутили поссорившиеся отдаленный зов. - Совет в сборе. Все ждут тебя.
      Вул сорвался с места и, прильнув к неровной поверхности отвесной скалы, заструился ввысь по ее склону.
      И хотя Сата на Совет не позвали, подгоняемый любопытством, он последовал за Вулом.
      На широком плато, отполированном бесчисленными поколениями Грозных, было темно от взволнованно колышущихся тел.
      Как только Вул занял свое место, все замерли, сосредоточив внимание.
      - Братья! - Мысль исходила от Дьява, бессменно возглавлявшего колонию Грозных уже не одно столетие. - Братья! Сколько мы себя помним, нашей единственной, но, к сожалению, несбыточной мечтой оставалось стремление к Первой, этой удачливой избраннице Великой Звезды. Мы все знаем, что ее атмосфера тонка и прозрачна. Великая щедро изливает на нее свой свет и тепло, тогда как мы обречены здесь вечно страдать от холода и мрака. Вот почему так стремимся мы переселиться на Первую...
      - Все это нам давно известно. - Протесты посыпались на Дьява, словно камни.
      - Я не кончил! - остановил их Дьяв. - Я собрал вас здесь для важного сообщения: среди нас наконец нашелся тот, кто поможет нам осуществить нашу давнишнюю мечту.
      В ответ поднялся целый вихрь беспорядочных импульсов.
      - Кто же он? Кто?! - волновались Грозные.
      - Вул! Поделись с Советом своей идеей, - потребовал Дьяв.
      Вул вздыбился густым тяжелым холмом над скоплением неподвижно застывших собратьев и широким веером направил на них мозговые импульсы:
      - Идея моя проста: для передвижения в Космосе необходимо использовать нашу способность вырабатывать сверхпрочные, сверхплотные клетки, покровом из которых каждый из нас защищается в минуты опасности. Если же объединить наши усилия, то сообща мы можем создать огромную оболочку, непроницаемую для внешних раздражителей. Окутав себя такой оболочкой, мы без особого труда переправимся на Первую и завладеем ею.
      Грозные возбужденно задвигались, окружая Вула. От волнения они не замечали, что все сильнее придавливают его к скале. Чтобы освободиться от восторженных почитателей, Вулу пришлось прибегнуть к длинноволновой защите.
      * * *
      Вельзи довольно долго сохраняла полную неподвижность, но никто не появлялся в пустынном, казавшемся безжизненным ущелье.
      Она начала терять терпение, от чего над нею предательски заструился ядовитый дымок.
      И тут послышался долгожданный всплеск воды. Вельзи напряглась всем телом.
      Огромный корявый ком, росший на самом берегу, заколыхался. Его овальные пластины стали с треском лопаться, выбрасывая в воздух тучи ядовитых спор, распространявших резкое зловоние.
      Наконец-то! Из-за растревоженного растения со зловонными хлопушками показалась узкая вертлявая голова, которая тянулась и тянулась в сторону берега. Тело Вельзи опало, распластавшись на земле, по нему пробегала сладостная дрожь...
      Еще... Еще немного... Казалось, длинной гибкой шее, направлявшей голову, не будет конца. Вот на влажную почву со звонким чавканьем опустилась тяжелая бесформенная лапа, за ней другая... Вельзи радостно, жадно ждала.
      Вода с шумом отхлынула, и на берег вывалилось огромное, мокро блестевшее туловище.
      На такую удачу Вельзи и не рассчитывала. Но тут ее чувствительные сонары уловили приближение соперника.
      Соперник еще далеко, но, без сомнения, направляется именно сюда, в давно облюбованную кормушку Грозных.
      Нужно спешить! Сосредоточившись, Вельзи выстрелила в гиганта серией сокрушительных инфразвуковых волн - огромная туша рухнула замертво. Трепеща всем телом, Вельзи накинулась на добычу: распластавшись над поверженным животным, она прильнула к нему сотнями жадных присосок, которыми была усеяна вся нижняя часть ее поверхности.
      Когда Ана добралась до зеленой воды, Вельзи не пожелала даже обратить на нее внимания. Сытая и довольная, она отвалилась от обескровленной туши, раскинувшись на прохладной влажной почве. Ее тело приобрело красивый лилово-вишневый оттенок. Если бы Вул сейчас был рядом, он залюбовался бы ею. Но вместо Вула тут околачивалась надоедливая Ана, что раздражало Вельзи.
      - Ненасытная, - послала ей Ана досадливый упрек. - Ведь мы с детства живем рядом, в одной скале, а ты всегда норовишь улизнуть на охоту тайком от меня. Твои волны гораздо сильнее моих, ты убиваешь наповал с первого раза, но ты не хочешь помочь мне.
      - Хватит хныкать, - разнеженно растягиваясь вширь, отозвалась Вельзи. - Там, наверное, осталось что-нибудь и для тебя. Спеши, пока он еще не остыл.
      Ана бросилась к груде мертвого мяса, облепила его присосками, но от ненасытной Вельзи ей мало что могло перепасть, и скоро, полуголодная и раздосадованная, она присоединилась к соседке.
      - А что же тебе твой Сат не помогает охотиться? - насмешливо осведомилась Вельзи.
      - Разве ты не знаешь, что Сата вместе с Вулом позвал Дьяв на вершину скалы? У них секретный Совет.
      Вельзи отдыхала в пещере, когда позвали Вула, и ей стало обидно, что Ана знает то, чего не знает она.
      - О чем им совещаться? Что они могут придумать! - Поток ее мыслей был пронизан презрительной иронией. - Они носятся с одной и той же идеей вот уже тысячу лет. И все без толку.
      Вельзи даже не подозревала, что именно ее Вул совершит переворот в судьбе Грозных.
      - Им никогда ничего не придумать, - согласилась Ана. - Лучше бы побольше думали о нас и о детях. Тебе-то есть чем накормить малышей, а что я предложу своим, когда мне не удалось утолить даже собственный голод?
      - Чем постоянно жаловаться, лучше бы охотилась сама, а не подбирала то, что остается от других.
      Вельзи подтянула в упругий ком разнеженное, отяжелевшее тело и, довольная собой, направилась к пещере, туда, где поджидали ее два маленьких лиловых клубочка.
      А Ана, послушавшись совета ехидной соседки, решила поохотиться самостоятельно.
      Подобравшись к самому берегу, она налепилась на скользкий бесформенный ком и свесилась к воде, в которой из-за зеленоватой мути ничего нельзя было разглядеть.
      Ком вздрогнул, ощетинился жесткими пупырышками, отчего все тело Аны начало зудеть и чесаться, и преспокойно ушел под воду.
      Грозные не умели плавать и боялись воды. Почувствовав, что тонет, Ана испустила пронзительный ультразвуковой вопль. Но Сат все еще был на вершине скалы и не мог услышать ее зова. От Вельзи же, даже если она и услышит, помощи ждать не приходилось.
      Тело Аны сморщилось, почернело. Она беспомощно барахталась у самого берега, пока ей наконец не удалось зацепиться присосками за разбухшую, покрытую красной плесенью кочку.
      Мокрая, съежившаяся и жалкая, ползла Ана обратно к пещере, мечтая только о том, чтобы не повстречаться с сытой, насмешливой Вельзи.
      И вдруг прямо перед нею с неба свалилось что-то непонятное. Она замерла.
      Странный клубок некоторое время не подавал признаков жизни. Наконец он шевельнулся и, слабо мерцая, стал увеличиваться в размерах.
      В сознании Аны блеснула надежда - пища! Не важно, что это и откуда свалилось. Важно поскорее прикончить ее, прильнуть страждущими присосками к горячей, полной живительной влаги плоти. Что неведомое существо отнюдь не обладало горячей плотью, Ана и не заметила. Она старательно сосредоточилась и послала волну инфразвука.