- Комедиантка, но не плохая.
      Терра подошел к нему, они обменялись рукопожатием, как две дружественные великие державы. Куршмид готовил чай.
      - Значит, новая роль мне удастся? - снова спросила Леа и, не дождавшись ответа: - Если бы не удалась, то перед самой премьерой непременно настал бы конец света, чтобы я не успела осрамиться. Мне слишком везет.
      - И должно везти, - подтвердил Куршмид. - К этому все идет. Я никогда и не сомневался. - Вокруг глаз у него легла синева.
      - Слава богу, что мы опять играем ерунду. Настоящая литература не по мне. Сколько лет я зря потеряла! - проговорила Леа, закинув руки за голову и глядя в упор на Мангольфа.
      - Ради всего святого, не надо дурмана, не надо нечестивой красоты, вставил Терра голосом писателя Гуммеля.
      Леа узнала и засмеялась.
      - Мне не нужно больше гладко зачесывать волосы и напускать на себя строгость. Я могу играть самую бесстыжую комедию.
      - Ты можешь блистать, - с гордостью сказал Мангольф.
      - Не возражаю, пока нас хватит, - добавила она, глядя ему прямо в глаза.
      А он от всей души:
      - Надолго хватит. - После чего он стремительно зашагал по комнате. - Мы на подъеме! - выкрикнул он, задорно хохоча. - Кончится тем, что я в один прекрасный день буду рейхсканцлером. - Он с разбегу прыгнул на стол и поднял чашку с чаем.
      - Что вы, господин тайный советник! - сказал Куршмид. - У нас есть и вино.
      - Не думаете ли вы, что обойдетесь без меня? - ворвался ликующий голос Леи в речь Мангольфа.
      А Терра тем временем думал: "Без сомнения, мы на подъеме, успех - вещь неплохая".
      - Великолепно! - воскликнул он. - Когда я расправлюсь с Каппусом, мы соберемся снова.
      - Ты мне подаришь тогда что-нибудь? - спросила сестра. - Ты ведь загребешь не меньше денег, чем твой Каппус.
      - Если бы мне и довелось, как ты любезно предсказываешь, стать истым буржуа, - заметил он, - у меня все же останется героическая перспектива разориться по причине порядочности - и даже с ее помощью стать большим человеком.
      - За твое выступление в роли героического буржуа! - крикнула сестра и выпила.
      Терра последовал ее примеру сдержанно, Мангольф игриво.
      - А вы, Куршмид? - крикнул он. - Вокруг вас такая полнота чувств, вы один в стороне.
      - Я служу, - сказал Куршмид.
      Трое одержимых собою уставились на него.
      - Вот самая надежная позиция, - заключил Терра. - Когда мы снова шлепнемся в грязь, ему и тогда будет дела по горло.
      Мангольф изобразил на лице глубокомысленную грусть, сел за рояль и заиграл "Смерть Изольды"{243} с таким самозабвенным видом, словно смерть сама играла себя. "Спина такая же, как раньше", - подумал Терра. Сестра его млела и замирала от созерцания и звуков. Терра потихоньку вышел из комнаты, пока еще Куршмид был там.
      Не успел он пройти несколько шагов, как Куршмид догнал его.
      - Я думал, вы пробудете там как можно дольше, - заметил Терра. - Разве вы не ревнуете?
      - Ревновать, мне? - просто сказал Куршмид. - Только к страданию. Довольно она уже настрадалась.
      - Способна ли она вообще быть счастливой? - с горечью сказал брат. Есть люди, способные на большее.
      Куршмид, не поняв:
      - Все совершенно ясно. Ему нужно было сперва занять прочное положение. Теперь он может обручиться с ней. Кстати, и она имеет успех, значит он может даже... - Куршмид понизил голос до шепота, - жениться на ней.
      Брат вздернул брови.
      - Это она вам сказала?
      Куршмид утвердительно кивнул, брови поднялись и у него. Вдруг он услышал резкий голос Терра:
      - Ничего из этого не выйдет.
      - Тогда произойдет неслыханная катастрофа, - насмерть испугавшись, пролепетал он.
      Но Терра перешел уже на обычный тон, который мог показаться трагическим или просто неуместным:
      - Ступайте в постель и постарайтесь проспать катастрофу. Вам меньше придется спать, чем вы думаете.
      Куршмид покорно отстал от Терра. Но потом еще раз догнал его.
      - Не вы!.. - сказал он взволнованно. - Я сам возьму это на себя.
      - Да о чем вы? - спросил Терра, но актер уже исчез.
      Чем ближе было решение, тем сомнительнее казалось оно Терра. Доказательство свое он по-прежнему считал неопровержимым, перед Богом и Словом его правота была несомненной. Но успех всегда и всюду зависит от людей, а не от идеи. Судьи, твердил себе адвокат, часто обязаны судить вразрез с непререкаемой логикой, ибо за ними стоит, предъявляя свои требования, другая логика - логика существующего общественного строя. Эта вездесущая владычица устами своего судьи возвещает, что созданное тем, кто занимается умственным трудом, по полному неотъемлемому праву принадлежит тому, у кого есть деньги. Всякое ограничение этого права носит характер уступки, чуть ли не милостыни. "Каппус сильнее меня. - Только с существующим общественным строем можно заключать выгодные сделки". Эти страшные истины неотступно маячили перед ним в бессонные ночи. Наутро система его доказательств с новой ясностью являлась ему: как можно бояться, что ум, призванный судить, посрамит себя отрицанием того, что так ясно?
      Настал решительный день. Терра не пошел в суд; его заместитель должен был позвонить ему оттуда тотчас после решения. Он метался перед телефоном как безумный, окутанный облаками табачного дыма, в висках стучало, а при каждом звонке подкашивались колени. Тягостно и медлительно надвигался вечер, служащие конторы стали, наконец, складывать дела. Сумбур противоречивых мыслей, борьба впустую, борьба, которая решалась другими, - от всего вместе было ощущение не только страха, но и мути. Убежать бы... но нет сил избавиться от добровольной пытки! Тут раздался звонок.
      Процесс выигран! Радуйся! Ты не рад? Терра коротко и жестко захохотал в телефон, подтвердил получение известия и повесил трубку. Он думал, наконец, сесть, но вместо этого упал без чувств. Так застал его Мангольф.
      - Что случилось? - спросил Мангольф. - Двери настежь, полный разгром! Что на тебя снова обрушилось?
      - Кажется, счастье. - И Терра поднялся с пола. - Я выиграл процесс против Каппуса.
      Мангольф поздравил друга, в его тоне был оттенок пренебрежения. Терра понял. "Продолжай в том же духе, - говорил тон Мангольфа. - Растрачивай весь свой пыл на ничтожные мелочи. Одной опасностью меньше".
      Они сели к письменному столу друг против друга и ждали.
      - Ничтожная мелочь, но, на беду, для меня это был вопрос чести, - начал Терра. - Приговор мне сейчас уже ни к чему.
      - Тогда разреши поговорить с тобой о моих делах. - Мангольф смотрел ему прямо в глаза. - Что бы ты сказал, если бы я вздумал жениться?
      Терра зажмурился. Рот у него был раскрыт, на лице отражалась напряженная и беззвучная борьба чувств.
      Наконец Мангольф, не дождавшись вопроса, сказал:
      - Не на Лее.
      Тут Терра открыл глаза - глаза затравленного пса, на котором не осталось живого места и который все-таки скалит зубы.
      - Иначе я употребил бы весь свой братский авторитет, чтобы помешать ей выйти замуж за авантюриста.
      Мангольф не дрогнул.
      - Я давно собираюсь поговорить с тобой начистоту.
      Терра, не давая спуску:
      - В тот вечер у нее на квартире это было незаметно.
      Мангольф тяжело вздохнул.
      - Мне хотелось оберечь ее от горя возможно дольше. Если бы это было в моей власти - навсегда! И ты должен помочь мне. Мы ведь друзья.
      - Если мы и сегодня останемся ими, - сказал Терра, - значит, мы друзья.
      - Кому бы я принес пользу женитьбой на Лее? Во всяком случае, не себе, - а я вправе прежде всего думать о себе. Карьера моя была бы кончена: место консула где-нибудь за океаном, на большее нечего и рассчитывать. А ей? Ей тоже пришлось бы пожертвовать собой. Остаешься ты. Неужели мы оба должны считаться с твоей щепетильностью в вопросе мещанских приличий? Решай! Я подчинюсь.
      - Ты пристыдил меня, - сказал Терра. - Я не владел собой. Больше это не повторится. - Он принял торжественный вид. - Продолжай! Невеста достойна своего счастья?
      - Вот это я и хочу выяснить с твоей помощью, - мрачно произнес Мангольф и достал какую-то бумагу. - Невестой будет госпожа Беллона фон Толлебен-Кнак - в том случае, если нынче вечером мы придем к положительным выводам.
      - Идет! - сказал Терра, ему стало жаль этого подвижника честолюбия. Сам он никого не утруждал вопросом своей женитьбы. - У меня есть один второстепенный вопрос: решение зависит от тебя одного? Твоя избранница возражать не будет? И ее отец тоже?
      - Беллона любит меня, - сказал Мангольф, сдвинув брови. - Она была принесена в жертву господину фон Толлебену. Подобного опыта старик не повторит. К тому же он поклялся отомстить всему юнкерскому сословию. Я, при моем влиянии на Ланна, прямо-таки послан ему судьбой в качестве зятя. Прими во внимание, что Ланна не сегодня-завтра рейхсканцлер.
      - Чистая работа! - заметил Терра, словно дивясь механизму машины.
      - Даже слишком, - сказал Мангольф, бросив взгляд в свою бумагу. - На меня оказывают давление. Я могу попасться помимо моей воли. Всем заправляет графиня Альтгот.
      - Со своим политическим салоном.
      - Она в переписке с Беллой Кнак. Она принадлежит к тем немногим дальновидным людям, которые заранее принимали в расчет возвращение Кнаков.
      - Что Альтгот на высоте, я не сомневаюсь, - подтвердил Терра.
      - Она устроила у себя филиал ланновского салона, - пояснил Мангольф. Ланна, таким образом, приобрел неофициальную базу, где действуют в его интересах.
      - Да и она не в накладе, ей больше не будут приписывать любовников. Политика - лучшее алиби. Догадливая дама - Альтгот!
      Мангольф неодобрительно покачал головой.
      - С ней надо считаться всерьез.
      - Тогда слушайся ее!
      - Нет, я только спрашиваю: чего она добивается для себя? Может быть, Кнак подкупил ее? Тогда я окажусь в дураках.
      Несмотря на озабоченный вид Мангольфа, Терра едва удержался, чтобы не расхохотаться. Перед ним встало видение былых времен, дверь в родительский дом Мангольфа с дощечкой: "Мангольф, комиссионер". Шаткая скрипучая лестница ведет на вышку, а там маленькая комнатка, клетушка, пространство в один шаг, - и кто же там оборачивается, сумрачно хмуря чело? - Тот самый, кто и сейчас склонил к нему чело и хмурится в сомнении, не обсчитывают ли его, предлагая богатейшую невесту Германии.
      Терра не засмеялся.
      - Здорово! - заметил он.
      Мангольф словно не понял его.
      - Я верю только в свою зоркость, - продолжал он, - ну, еще, пожалуй, в твою.
      - Так пустим ее в ход, - решил Терра. - Выкладывай, какие у тебя подозрения.
      - Подозрений нет, есть только баланс. - Он протянул свою бумагу и, видя, что Терра растерянно вглядывается в нее: - Посмотри, прибыль и убытки сходятся без остатка.
      Терра в самом деле увидел два проставленных друг против друга столбца статей расхода и прихода; с точки зрения считавшего, они, очевидно, сходились без остатка, ибо в конце каждой строки стоял нуль.
      - Сейчас объясню тебе мой баланс, - заметил Мангольф и, в ответ на жест Терра, подвинувшего к нему бумагу: - Не надо! Я знаю его наизусть.
      Он знал свой баланс наизусть, как Терра свой договор; и теперь, вычисляя снова, копаясь в нем и болея им, он горел на том внутреннем огне, который был знаком и Терра.
      - Она богата, но скомпрометирована. - Он провел в воздухе черту: - Я беден, но безупречен.
      - Тут, правда, трудно решить, на чьей стороне выгода, - пробормотал Терра.
      - Она меня любит, я ее не люблю, - продолжал Мангольф.
      - Преимущество явно на твоей стороне! - вскричал Терра.
      - Постой! Правый столбец: я пасую перед богатством. Она же не только знает это, но и считает естественным.
      - Просчет, - сказал Терра.
      - Я не дворянин, и у меня совсем нет родни. Именно потому я и не наглец вроде Толлебена. У нее нет матери, зато есть пренеприятный отец.
      - В итоге нуль, - сказал Терра.
      - Я не офицер и не корпорант, зато я элегантней, чем обычно бывают эти господа, у меня тип иностранца, и я при случае не откажусь драться.
      - Ты не откажешься драться? - поспешно подхватил Терра.
      - Поверь мне, я слишком ловок, чтобы когда-нибудь довести дело до этого. - Черта и следующий столбец: - Она с виду современная дама, а по существу напыщенная гусыня.
      - Опять ничего, - сказал Терра. - Последняя статья.
      - Мое будущее неопределенно. Правда, мне покровительствует Ланна. Другой столбец: она, при своих средствах, вправе рассчитывать на успех в жизни, - правда, этот успех может быть и двусмысленным.
      - В итоге, - заключил Терра, - ты вышел из низов, она тоже, ты можешь пригодиться ей, как и она тебе.
      - Но из всего этого ровно ничего не следует, - простонал Мангольф. Все та же мучительная неопределенность, круглый счет обывателя. - Он вскипел. - Как бы я швырнул ей эти деньги, если бы на ее стороне был минус. А будь у нее плюс, я бы ей показал себя и свои способности.
      - Да, твои способности ты не учел, - заметил Терра.
      - Потому что они естественны, как само бытие, а кроме того, зависят от обстоятельств. Каким бездарным окажусь я со своей пушечной принцессой, если в день моей свадьбы вся Европа заключит вечный мир!
      - Твое дело воспрепятствовать этому, - сказал Терра и добавил резко: Мое же, наоборот, - этому способствовать.
      - Вот оно где - решение! - Мангольф возбужденно вскочил. - Каждый будет добиваться своего. Пусть девица проведет еще года два в посте и молитве, тогда выяснится, кто из нас сильнее, ты или я. От этого зависит ее счастье.
      - Ты ведь сидишь в самом осином гнезде, тебе бы уже сейчас следовало знать, какое взято направление.
      - Нашей политики? Понятия не имею. Ее курс кажется все бессистемнее, чем ближе к ней стоишь. Весь секрет в том, что у нее попросту нет цели. Кто до этого додумается, того мое начальство отличает! - И Мангольф захохотал как бес.
      - А твои пангерманцы? - Теперь встал и Терра.
      Мангольф бросился к нему через всю комнату и схватил его за руку.
      - Скажи мне только одно, но с полной искренностью, какая возможна только между нами: то, что я с ними якшаюсь, очень меня компрометирует? - И так как Терра сжал губы: - Говори, нового ты мне ничего не скажешь. Ведь они во всем: и в публичных выступлениях и в программе до такой степени зарываются, что никакая мало-мальски жизнеспособная нация не позволит им втравить себя в войну. Даже круглому дураку это должно бить в нос.
      - Бить в нос? - повторил Терра. - Да в этом же половина успеха. Смешное у нас способны оценить немногие, зато кричащее импонирует всем. "Жизнь - это плакат", - говорит монарх своему народу, и тот с каждым днем все лучше понимает своего монарха.
      Мангольф шагал по комнате.
      - Знать бы, достаточно ли мы нагнали страху на наше начальство, и даже самое высшее, чтобы оно холодно приняло попытку Англии к сближению!
      - Как? Разве таковая предвидится? - Терра вышел на середину комнаты.
      - С тобой мне не следовало говорить об этом, - отозвался Мангольф из темного угла.
      - Успокойся, - сказал Терра. - Я не выступлю в газетах в пользу союза с Англией. Союз с Англией произвел бы дурное впечатление на многие другие европейские страны и у нас самих увеличил бы соблазн легкой победы. Нет, я противопоставлю твоему пангерманскому союзу другую лигу.
      - Какую?
      - Лигу противников смерти.
      - Прощай! - сказал Мангольф. Он спрятал свой баланс. - Я опираюсь на действительные факты. Таким образом, наш вопрос относительно моей женитьбы на бывшей Кнак почти разрешен. - Беглое рукопожатие, но уже в дверях Мангольф обернулся. - Еще новость: Толлебен сватается к Алисе Ланна.
      Терра разразился хохотом.
      - А она составляет свой баланс, - попытался Мангольф перекричать его хохот и затем исчез.
      Все это отняло немало времени; Терра сел за стол, собираясь проработать всю ночь. Мысль жениться на женщине с той стороны оказалась удачнее, чем он предполагал, раз Алиса одновременно обдумывала кандидатуру Толлебена. "Моя Алиса" - чувствовал он, но тем усерднее старался работать. Княгине Лили пора бы вернуться. Где она застряла? О ней ничего не слышно. "Дочери нового рейхсканцлера прядется напрасно дожидаться моей скромной персоны. Ей ничего не останется, как пойти на уступки, да и мне тоже", - думал он, склонившись над бумагами и гримасами выражая недовольство собственными мыслями. Вдруг он отбросил документ, он ощутил, как бледнеет и разглаживается его искаженное лицо. "Я люблю Алису, а она меня - вот сейчас, в эту самую минуту. Мне довольно одного сознания. А счастья, большего, чем дает повседневность, мы не станем себе желать. Кто порхает, пахать не может. Я из тех, кто медленно, но верно движется вперед".
      Глаза выразили сомнение. "Кто я?" - с этим вопросом он подошел к окну. Снизу долетали, то нарастая, то замирая, уличные шумы, неустанный прилив и отлив ночной жизни. "Я такой же, как сотни тысяч. Какой обыватель не припомнит в своем прошлом хоть одной юношеской глупости вроде преобразования мира или любви к принцессе? Незаметно для себя я избрал вернейший путь стать обывателем".
      Но другой, более смелый голос возмутился в нем: "Нет! Ты будешь жить во имя многих. В этом твое отличие". Он отворил окно навстречу шуму стихий, и сразу его внутренняя тишь замутилась и заволновалась. Все мышцы его коренастого тела напряглись, он расставил ноги и уперся руками в обе стороны оконной ниши, словно силой удерживая распахнутые ворота, в которые должна хлынуть улица, в которые должны хлынуть все улицы.
      - Аминь, - сказал Терра, снова усаживаясь за стол. - У меня своя определенная задача, скажем между нами: призвание свыше, миссия вождя. Обстоятельства требуют, чтобы она осуществлялась в будничной обстановке, как обыденное дело. А потому лукавить неизбежно. Моя миссия гласит: "Да не будет у вас нужды убивать друг друга". Аминь. А теперь за работу, чтобы выбиться из неизвестности! - И он придвинул отброшенный документ.
      Так как о невесте не было ни слуху ни духу, он пошел к ней. Она оказалась дома. "Недавно?"
      - Нет, порядочно, - сказала она. - Но с нашим объяснением нечего было спешить.
      - Ты помолодела, если только возможно было стать еще моложе. Как ты этого добилась?
      - Так я тебе снова нравлюсь?
      - Когда мы поженимся?
      - Ты еще не раздумал? Тогда лучше поговорим начистоту. Ты не можешь требовать, чтобы я ради тебя разорилась. Своя рубашка к телу ближе.
      И тут Терра узнал, что в истории с Каппусом он сглупил непростительнейшим образом. Всякий другой не стал бы выносить дело в суд, а столковался бы с самим Каппусом. Пусть бы изобретатель обрел, что ему причиталось, а Терра, естественно, должен был потребовать у Каппуса свою долю, - иначе к чему вся затея? Он не понял, как ему следует действовать, невесту его это ужасно поразило. Счастье, что она вовремя уберегла себя от такой ненадежной опоры.
      - Выйти за тебя, дружок, равноценно самоубийству.
      Терра, не без сожаления, согласился с ней.
      - Такая достойная женщина, - я говорю, а сердце у меня кровью обливается, - имеет бесспорное право на нормального мужа из самого нормального буржуазного круга. За всю твою благословенную жизнь ты не сделала для своего преуспеяния ничего такого, что буржуазное общество не вменяло бы в обязанность своим сочленам. Ты только придавала элегантность своим подлостям, но и это оно тебе со временем простит.
      Она не выдержала и рассмеялась:
      - Какой ты чудак! Приходи почаще! Только предупреждаю - мои дела в полном расцвете. Спальня остается у меня, я продаю лишь мавританский кабинет. В полумраке я больше не нуждаюсь.
      - В том бог свидетель, - сказал он торжественно. Он смотрел, как она на полном свету высоко вытянула руки над копной своих огненных волос и поднялась на носки. Формам вернулась прежняя мягкая пластичность и мускулистая упругость, а краскам - свежесть, как от притока обновленной крови: неувядаемая стояла она, сдвинув носки, словно балансируя на шаре, и медленно вращалась вокруг самой себя.
      - Чудо из чудес, - сказал он. - Как ты этого добилась?
      В ответ она загадочно усмехнулась и звонким, равнодушным голосом позвала кормилицу.
      Кормилица? Ну, разумеется. В этом и было все дело. Отсюда ее тогдашнее состояние, ее уныние и затея выйти за него замуж... Кормилица явилась с новорожденным на руках. Старший мальчуган держался за ее подол.
      - Это девочка, - сказала мать.
      - Я вел себя как форменный осел, - признал Терра.
      Она лишь пожала плечами. Она не ставила глупость в укор мужчинам, их глупость подразумевалась сама собой.
      - Отца ты знаешь, - сказала она на случай, если бы ему потребовалось и это разъяснение. Действительно, ему только сейчас пришло в голову имя отца; он вспыхнул.
      - Мой сын и дочь господина фон Толлебена - брат и сестра? Этого в условии не было.
      Тут явно удивилась она.
      - Что ж теперь поделаешь! - пробормотала она с запинкой.
      - Я не желаю, чтобы они воспитывались вместе. Идем со мной, сын мой, решительно заявил он и протянул руку.
      Мать забеспокоилась.
      - Перестань, пожалуйста! Кстати, ребенок вовсе не от Толлебена, а от Мангольфа. - И так как он уставился на нее, словно собираясь наброситься: Ну да, от твоего друга. Но ты навел меня на хорошую мысль. Я уверю Толлебена, что ребенок от него. Ему это польстит, он обеспечит дочь, а твой друг окажется в стороне. Все участники будут удовлетворены. - Она отошла, напевая, чтобы скрыть остаток беспокойства; вид у него по-прежнему был грозный. Но вдруг он резко повернулся.
      - Идем, мой сын! - повторил он.
      Пауза. Мать сразу успокоилась и обменялась взглядом с кормилицей.
      - Ну что? Идет он? - спросила она даже без насмешки.
      Тщетно нагибался Терра, протягивая руку, - под его жгуче-суровым взглядом мальчик обошел, от складки к складке, всю юбку кормилицы. Выглядывая из-за нее, шестилетний мальчуган сжимал рот точь-в-точь, как сам Терра.
      - Папа хочет взять тебя с собой, - повторил Терра.
      - А может, ты лучше останешься у мамы? - Она раскрыла объятия. - К кому ты пойдешь? - И мальчик бросился к ней. - Он слишком похож на тебя, сказала мать торжествующе и примирительно. - Потому он так привязан ко мне.
      - Впечатления, которые ждут его в твоем доме, бесконечно ценны для многих, но только, пожалуй, не для подрастающего мальчика, - учтиво заметил Терра.
      - Ты находишь, что в почтенном доме твоих родителей тебя столь блестяще подготовили к жизни? - возразила она. И так как он молчал, открыв рот: Ведь ты же до сих пор не уразумел, что такое жизнь!
      Она сочла вопрос исчерпанным и занялась прерванными делами. Терра сказал сыну: "Давай мириться", и предложил поиграть с ним.
      Мысленно он решил: "Сегодняшний урок я себе зарублю на носу. Пора образумиться. Я повсюду умудрился наглупить и всем стал в тягость".
      Итак, он продолжал успешно работать, не падал духом, запросы высшего порядка оставлял втуне и, проверяя в конце недели свой моральный инвентарь, радовался, что ему удалось избегнуть унижений и, не слишком срамясь, приспособиться к окружающему миру. Принцип его был таков: "Лишь трезвый житейский опыт позволит мне с успехом привить окружающему миру свои взгляды, не свойственные ему".
      После двухгодичной страды однажды утром к нему в контору явился Каппус.
      - Господин адвокат, - начал знаменитый ростовщик, - вы человек по мне, ибо вы на редкость честный человек. - Не слушая возражений, он продолжал: Но вы и трудолюбивый человек, вы рано встаете и приходите в контору задолго до ваших служащих. Это тоже хорошо, господин адвокат, таким образом нас никто не потревожит или, чего доброго, не подслушает. Иначе нам не поздоровилось бы, господин адвокат. - Он говорил настойчиво и горячо, таков был, очевидно, его характер. Сюртук у него был наглухо застегнут, кожа на лице очень белая и нежная. Когда он наклонил голову и описал цилиндром плавный полукруг, у него появилось сходство с благостным духовным пастырем. - Давайте присядем! - сказал он, поставил цилиндр под стул и вместо него надел ермолку.
      Он был уже старик, но волосы красил. Мягкие голубые глаза блестели из-под крашеных бровей. Ростовщик - и вдруг дородный!
      Вид его говорил наблюдателю: "И ты обманывался на мой счет!" Внезапно он всем своим существом изобразил горестное сожаление.
      - Могли бы вы подумать, что граф Ланна проведет старика Каппуса?
      Терра недоумевающе посмотрел на него, потом встал и запер обитую войлоком дверь.
      - А сейчас выкладывайте все и говорите так, как будто имеете дело с адвокатом вашего противника! - вернувшись, потребовал он.
      - Да и с самим собою я говорю не иначе как от имени противника, наставительно ответил Каппус.
      И тотчас, вновь изобразив горестное сожаление и смягчив голос до кроткого шепота, он посвятил Терра в суть дела. Молодой граф Эрвин оставил ему в залог брильянтовое колье, но впоследствии оказалось, что брильянты фальшивые.
      - Почему вы раньше не выяснили, какие они?
      - В первый раз за всю мою жизнь не выяснил. Что вы думаете, конечно же, из уважения к новому рейхсканцлеру, из доверия к нему и потому еще, что считал: сыну первого после императора человека это ни к чему.
      - Вы лучше, чем кто-либо, знали, что у графа Эрвина много долгов, ведь должен-то он главным образом вам.
      Каппус понял: его подозревают, будто он сразу увидел, что камни поддельные, и на этом построил всю махинацию. Тем настойчивее и горячее уверял он, что никогда бы и не помыслил запутать одного из графов Ланна в грязную историю.
      - Стоит влипнуть одному из членов семьи, так уж влипнут и остальные, и тогда это будет стоить нам рейхсканцлера. Но кому это будет стоить рейхсканцлера? Нашей возлюбленной Германии. Нет, господин адвокат, на это я не способен! Скорее я махну рукой на деньги.
      - Сколько там всего? - спросил Терра. Но определенного ответа не добился.
      - Сумма значительная, не будем пока говорить о цифрах, - сказал Каппус и продолжал разглагольствовать о морально-политических последствиях. Терра оборвал его. Он поговорит с противной стороной. Он возьмет на себя это дело лишь в том случае, если его вмешательство будет желательным и противной стороне.
      - Не беспокойтесь, даже очень желательным, - сказал Каппус задушевно. Ведь вы, господин адвокат, в семье у Ланна совсем как родное дитя, вы имеете влияние на старика. Почему бы я иначе обратился именно к вам?
      С этим заключительным доводом он исчез за обитой войлоком дверью.
      Терра только собрался написать Эрвину Ланна, как тот сам явился к нему.
      - Произошло неприятное недоразумение, - сказал он, поеживаясь, как от озноба. - Особенно неприятное для моей сестры.
      Терра почувствовал, как сердце его бешено заколотилось у самого горла. Он ничего подобного не ожидал и теперь не мог выговорить ни слова.
      - Ведь она таким образом узнала, что колье фальшивое, - пояснил Эрвин. - А это единственная крупная вещь, которую она унаследовала от матери!
      - Раньше вам это не было известно? Ну, понятно, нет. Но Каппус не верит - или делает вид, будто не верит, что не менее скверно. Расскажите мне все подробно и разрешите покорнейше просить вас...
      Терра говорил, лишь бы говорить и таким образом совладать со своим волнением. Как мало изменился молодой Ланна! И сейчас еще трудно понять, куда направлен его взгляд - взгляд двух полудрагоценных камней. Губы красные, как у совсем юного мальчика, а лицо гладкое и бледное, ничуть не тронутое временем.
      - Нам нужны деньги, - начал он. - Алисе деньги всегда нужны для полезных дел, мне - для самых бесполезных. Так уж повелось. Мы хотели дождаться наследства. Знаете, того большого наследства, которое отец должен получить от своей богатой родни. К несчастью, мы в безвыходном положении. Алиса, понятно, хорошо взвесила этот шаг. Раз она со мной о чем-то заговорила, значит у нее все обдумано. "Мы продадим колье", - сказала она.
      - Говорите прямо, без утайки! - сурово потребовал Терра.
      - Она оценила его у Бервальда на Унтерденлинден.
      - О! - бессознательно вырвалось у Терра.
      - Тогда она мне ничего не сказала. Она говорит мне только то, что ей угодно. Она думала, что я продам фальшивое колье за ту цену, какую оно стоит. Платина там настоящая.
      - Ну да, так она и думала, - подтвердил, сам того не сознавая, Терра.
      - И все из-за моей глупости. Я в свою очередь решил оценить колье и тоже пошел к Бервальду. Он был очень удивлен. Вероятно, он подумал, что я в курсе дела, и ничего мне не сказал. Он только отсоветовал продавать, время якобы неблагоприятное. Я его не понял и, к несчастью, пошел к Каппусу. Тот, как всегда, дал мне немного. Но... - И Эрвин протянул Терра какую-то бумагу. - Тут ясно сказано, что он дал взаймы под залог настоящего колье.
      - Это и есть ловушка, - догадался Терра. - Теперь он, несомненно, потребует огромную сумму с наследства вашего отца.
      Эрвин подтвердил это.
      - Потому-то я и пришел к вам, - так закончил он рассказ о своих рассеянных блужданиях и повел плечами, как в ознобе.
      - Я постараюсь добиться соглашения, благоприятного для вас и для ваших близких, - без всяких колебаний заявил Терра. - Мне многое известно о Каппусе. Он меня боится. Он уже побывал здесь.
      - Будет он молчать?
      - Только пока он молчит, у него есть надежда что-нибудь выудить у вас.
      - Он должен молчать ради моей сестры, - сказал брат живее, чем обычно; и словно испугавшись, что предал ее: - Никто не знает, как ей приходится бороться за свое положение. Она честолюбива. Нам не хватало денег, а папе мы не могли сказать. Что ей было делать?
      - Я твердо убежден, что графиню Алису ждет высокий удел, - с пафосом заявил Терра. - Для начала - самый блистательный брак, какой можно придумать.
      - Так рассуждаете вы, - возразил Эрвин, - но, по-видимому, мы для этого еще недостаточно прочно сидим в седле. Подумайте, мы даже не смеем пока порвать с Толлебеном. Он хочет жениться на Алисе. Сами понимаете, как ей это по душе. Но просто отказать - нельзя. Она тянет с ним. Она чего-то ждет, но чего - понять не могу.