Шарль, воспитанный с детства в традициях веры, соблюдал католические ритуалы. Он очень переживал, когда в его 19-м егерском полку умер от менингита совсем молодой солдат-сирота. Так как у того не было родных, де Голль сам носил по егерю траур, не снимая в течение полугода черную повязку с левой руки{53}. 1 января 1928 года в Трире Ивонна де Голль родила вторую дочь. Ее назвали Анной. Через некоторое время выяснилось, что девочка страдает умственной отсталостью. Она осталась инвалидом на всю жизнь. Болезнь Анны стала настоящим горем для всей семьи. Однако родители с достоинством и смирением несли свой тяжкий крест. Де Голль как-то сказал духовнику: «Для меня и моей жены это большое испытание. Но, поверьте, Анна одновременно – моя радость и моя сила. Она – милость божья в моей жизни. Она поддерживает во мне необходимость подчинения суверенной воле Бога»{54}.

Командир 19-го егерского полка продолжал общение с маршалом Петэном. Но их отношения уже не были безоблачными. Де Голль давно отдал Петэну рукопись «Солдата». Однако маршал не спешил с ее публикацией, вносил собственные коррективы и, вероятно, хотел привлечь для дальнейшей работы над ней других сотрудников своего штаба. Де Голля такая ситуация раздражала. Он осмелился высказать неудовольствие по этому поводу Петэну в письмах из Трира{55}. В 1928 году автор «Солдата» забрал свою рукопись у маршала. Он явно хотел сохранить этот труд для себя, ему вообще претило находиться в подчиненном положении, да еще и лишенном определенности. Примерно в то же время де Голль записывает в дневнике фразу Микеланджело: «Тот, кто привык сопровождать, никогда не будет впереди»{56}.

Находясь в Трире, де Голль продолжал наблюдать за тем, что происходит в Рейнской области. Уже в конце 20-х годов он понял, что Германия не собирается мириться с установленной после войны версальской системой мира в Европе. 21 декабря 1928 года командир егерского полка отмечал в письме к своему другу Эмилю Мейеру: «Рейнская армия[12] не останется здесь надолго. Определенные обстоятельства разбивают временные барьеры в Европе. Не следует сомневаться в том, что близок аншлюс, затем Германия во что бы то ни стало вернет себе то, что у нее отняли и присоединили к Польше. А после этого у нас потребуют Эльзас. Мне кажется, это просто предначертано»{57}.

Де Голль был абсолютно прав. В следующем году на посту председателя кабинета министров Раймона Пуанкаре сменил Аристид Бриан. В отличие от своего предшественника новый глава правительства не стал настаивать на строгом выполнении Германией условий Версальского мирного договора. Франция постепенно сокращала свое военное присутствие на оккупированном левом берегу Рейна. Одним из первых расформировали 19-й егерский полк. Его командир ждал нового назначения. Осенью 1929 года он получает приказ ехать в Ливан, подмандатную французскую территорию, полученную в итоге Первой мировой войны. Был ли де Голль кому-то неугоден? Ведь отправка офицера, закончившего Высшую военную школу, в колониальные войска могла расцениваться как ссылка. Но командир батальона не рассуждал. Ивонна и дети отправились с ним. Для маленькой больной Анны взяли няню.

Из Трира через Париж и Лион семья приехала в Марсель. В конце октября старый пароходик, носящий имя великого французского поэта – «Ламартин», – снялся с якоря и взял курс на восток. Де Голль пребывал в бодром настроении. Путешествие до места назначения было красивым и познавательным. Первая остановка – в Неаполе. Шарль, Ивонна и старшие дети посетили Помпеи и Геркуланум. Затем были Афины с экскурсией по Акрополю. Третью остановку «Ламартин» сделал в Стамбуле. Город потряс де Голлей огромными мечетями, а семилетний Филипп с восторгом смотрел на полки янычар, марширующие под медленную восточную музыку. Наконец они прибыли в Бейрут, где должны были прожить два года.

Семья поселилась в двухэтажном доме рядом с кедровой рощей. Де Голль поступил в распоряжение командующего французскими войсками в Ливане и Сирии генерала дю Гранру. Командир батальона работал в генеральном штабе, находившемся в Бейруте, но также много ездил по всей подмандатной территории с инспектированием войск. Он побывал в Джебель-Друзе на юге Ливана, где совсем недавно прошли массовые волнения местного населения, а также на севере и северо-востоке – в Дамаске, Хомсе, Хаме, Триполи.

Де Голль с интересом знакомится с обстановкой в Ливане и Сирии. Он пишет из Бейрута Эмилю Мейеру: «В Ливане спокойно, если, впрочем, можно так сказать о месте, где восточное сознание пребывает в состоянии вечного возбуждения, даже когда это не имеет кровавых последствий в данный момент. Местное население никогда и никем не бывает довольно, но подчиняется воле более сильного, если она определенно выражена, и мандатной власти, которая на самом деле еще сама не решила, сколько времени она будет удерживать этот мандат. Такая ситуация приводит к постоянной неуверенности, царящей на всем Востоке»{58}. Де Голль явно скептически расценивает возможность для французов надолго задержаться на Ближнем Востоке. В другом письме к тому же адресату он прямо заявляет: «Ливан – перекресток, через который проходит все: религии, армии, империи, торговля… Мы здесь уже десять лет. Но мне кажется, что мы не «проникнем» сюда никогда. Здешние люди – чужие для нас так же, как и мы для них. И так будет всегда… Здесь есть только один человек, который понимает, что такое Ливан и Сирия. Это полковник Катру»{59}.

Де Голль не забывал, что находится на земле древних цивилизаций. Он побывал на руинах античной Антиохии, расположенной близ Антакьи на границе с Турцией, из Дамаска проехал через пустыню в оазис, где находилась знаменитая Пальмира, от которой остались развалины многочисленных архитектурных памятников I–III веков нашей эры. Де Голль добрался до верховьев Евфрата и вместе с генералом дю Гранру – до Тигра. В письме отцу он поведал, что «вместе с генералом не без душевного волнения омыл руки в священных водах этой реки»{60}.

О своих передвижениях де Голль сообщал и жене, которая оставалась с детьми в Бейруте. Он писал ей нежные письма, которые неизменно начинались словами: «Моя дорогая милая женушка». И далее: «Я люблю тебя всем сердцем… Никогда я не забуду, как ты поддерживала меня в тяжелые моменты…»{61} Из Сирии де Голль неизменно возвращался через Халеб (Алеппо), город, сохраняющий на своих улицах памятники средневековой восточной культуры.

Находясь на Ближнем Востоке, де Голль не переставал писать. В Бейруте совместно с командиром батальона Ивоном он работал над большой статьей «История войск Ливана»{62}. Де Голль также давно задумал издать вторую книгу и изложить в ней свои жизненные принципы, которые отчасти уже опубликовал. Она была почти готова.

Из Бейрута де Голль пристально следил за развитием событий во Франции. Он всегда находился в курсе политических перемен в метрополии. Еще в конце 1929 года только что отбывший к новому месту назначения командир батальона живо отреагировал на формирование правительственного кабинета в столице во главе с правым политиком Андре Тардье. С борта «Ламартина» он писал отцу: «Значит, теперь очередь Тардье. Пусть использует свой шанс. Сможет ли этот участник переговоров в Версале и ученик Клемансо исправить нашу внутреннюю и внешнюю политику, которую Бриан и его трусливые поклонники сделали позорной и антинациональной»{63}.

Де Голль нисколько не удивился выходу французской армии из Рейнской области. Летом 1930 года он поделился в письме отцу своими впечатлениями по этому поводу: «Эвакуацию с берегов Рейна так давно предвещали и ожидали, что общественное мнение даже не выразило никакой реакции на этот счет. Тон официальной Германии нам скоро покажет, что ей только этого и было нужно. А мы, утеряв этот рычаг управления, уступим шаг за шагом весь Версальский договор»{64}.

Весной 1931 года Шарль и Ивонна вместе с другими офицерскими семьями отправились в подмандатную Великобритании Палестину. Они совершили паломническую поездку, побывав в Иерусалиме, Вифлееме, Самарии и на Мертвом море. Французы вернулись потрясенными жестким противостоянием религиозных общин на Святой земле. Их, католиков, местные православные священники тоже встретили в штыки{65}.

Летом того же года Ивонна с детьми вернулась на родину, чтобы Филипп и Элизабет могли начать новый учебный год в Париже. Сын пошел учиться в коллеж Станислас, где некогда проходил подготовку к Сен-Сиру его отец. Дочь отдали в школу при монастыре Нотр-Дам-де-Сион. Осенью во Францию вернулся и глава семейства.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.