Глава 1

– Капризуля ты этакая! Да только посмотри, какая хата! Только и жить да женихов водить! Давай, съезжай из своей халупы, потом спасибо скажешь! – воинственно потрясая ухватом, снова предложила старушка.

Мои мозги объявили капитуляцию и пустились в отчаянный пляс. Я, конечно, отношусь с должным уважением к преклонному возрасту, да и бабулька с виду была вполне ничего: платочек, передничек, лапти – все как положено. Но три вещи натурально вгоняли меня в ступор. Во-первых, бабушка была мне чужой. Во-вторых, печное орудие, которое она держала в сухоньких руках, я только на картинках в книжках русских народных сказок и видела. Ну и в-третьих, почему это я, собственно, должна менять городскую квартиру на сельский домик без каких-либо удобств? Неизвестно зачем, но именно эту идею уже битый час втолковывала мне собеседница.

– Чего молчишь? – нахмурилась бабулька. Ухват в ее руках демонстративно дрогнул.

Беспокойно оглядываясь по сторонам на стены в дешевой побелке и косясь одним глазом на печную загогулину, казавшуюся тяжелой даже на вид, я отчаянно закивала головой подобно китайскому болванчику и в очередной раз завела вежливую шарманку. Мол, да, хата, конечно, отличная, но только мне в моей привычной «однушке» и так неплохо живется, а охоты к сельскому житью-бытью я отродясь не испытывала.

Старушенция хмыкнула в ответ и хитро прищурила на удивление озорные глазки. Потом, по-видимому, решила, что исчерпала все аргументы, молча ткнула ухватом в живот, от чего я подскочила (больно все же!), и припустила за мной мелкой рысью.

Пришлось побегать. Причем если я сначала, делая скидку на почтенный возраст, не восприняла эти гонки всерьез, то потом сильно пожалела, что не родилась спринтером. Бегала бабуся будь здоров! И не только по полу. Как в моей любимой «Матрице», под ее ногами побывали и пол, и стены, и даже потолок. Под моими, кстати, тоже. Вот это действительно было неожиданно!

Но самое обидное было то, что во время очередного круга я умудрилась свалиться с потолка, а бабуля, вопя, словно заправский индеец, отшвырнула в сторону ухват и оседлала меня, усевшись на живот и придавив коленями мои ладони к полу. Затем принялась что-то напевать-бормотать, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

Я настороженно следила за ее действиями, искренне жалея, что не могу потереть ноющий затылок, и внутренне тряслась от страха, не зная, чего ожидать в следующий момент от этой непонятной бабуси и ее таких же непонятных слов.

К счастью, старушка быстро выдохлась и от души припечатала меня ладонью в лоб, а потом наклонилась и… принялась вылизывать мое лицо.

Теплый шершавый язык сосредоточенно прошелся по щекам, носу, подбородку. Я завозилась, безуспешно пытаясь спихнуть странную бабушку. Та наконец оторвалась от меня, подмигнула на прощание и… вылетела через потолок, пробив головой большую дыру.

– Мр-р-р-р… – ласково влилось в мои уши.

Понимая, что происходит нечто странное, я села на полу, озадаченно покрутила головой и… проснулась.

На моей груди, преданно заглядывая в лицо большими изумрудно-зелеными глазами, сидела кошка Маруська – существо доброе, ласковое, покрытое большими пятнами бело-черно-серо-рыжего окраса. Получается, это она лизала меня, во сне же показалось, что бабулька.

Спихнув с себя кошку, я нашарила рукой будильник, взглянула на циферблат и поняла, что еще целых пять законных минут могу со спокойной совестью предаваться священной дремотной лени. Времени, конечно, не настолько много, насколько хотелось бы, но и на том спасибо. Лежать в уютной постели, под теплым одеялом, блаженно щуря сонные глаза и не думая ни о чем, – что может быть лучше для идеального начала рабочего дня?

Зевнув, я с удовольствием потянулась и… глухо застонала.

О боже, моя голова!

Несчастная конечность или скорее начальность моего тела болела так, словно я действительно очень сильно ею приложилась, причем наяву, а не во сне.

Горестно вздохнув о потерянных драгоценных минутах и отключив заранее будильник, чтобы потом не трещал на всю квартиру, пугая соседей, я встала с кровати и поплелась на кухню за болеутоляющим. Попутно сунула завтрак в микроволновку. Затем потащилась в ванную, ощущая себя уставшей и разбитой, а оттого очень несчастной.

Как ни странно, при рассматривании своего заспанного лица в зеркале над умывальником я обнаружила, что на лбу красуется приличных размеров красное пятно, как раз в том самом месте, куда ударила ладонью бабулька. Задумчиво вздохнула.

Жаль, что из-за подобной ерунды нельзя взять больничный. Оставалось лишь надеяться, что тональный крем надежно скроет это безобразие.

Совершив все необходимые водные процедуры, я покинула ванную комнату и пошла на кухню.

Кошка завтракала, хрустя сухим кормом. Я налила ей молока в блюдце и попыталась честно запихнуть в себя несколько ложек еды, поскольку рабочий день вполне мог затянуться до вечера, как это часто бывало, и оставить меня, а заодно и всех сотрудников фирмы, без обеденного перерыва.

Увы, есть не хотелось. Утешив себя тем, что в ящике рабочего стола валяется несколько сникерсов, на случай острого приступа голода, я отставила тарелку и вернулась в комнату. Подошла к окну.

За стеклом царил хмурый сентябрь, поливая местную флору (деревья, кустарники, островки чахлой травы в окружении вездесущего асфальта) и фауну (москвичей, спешащих на машинах и под зонтиками по своим делам) мелким дождем, льющимся из серых туч, затянувших плотной завесой все небо.

Придется надеть плащ, определила я. Настроения это решение не прибавило.

Обидевшись на природу, у которой, вопреки известной песне, все-таки бывает плохая погода, отошла от окна и принялась переодеваться. Точнее, критически осмотрев висевший на плечиках деловой костюм, потянула с себя верхнюю часть пижамы. Но снять не успела, поскольку почувствовала легкое головокружение, с каждой секундой приобретавшее все более тяжелую форму.

Прислонившись к дверце шкафа, я попыталась переждать странный приступ недомогания, но почему-то все закончилось тем, что покрытый светлым ковром пол молниеносно бросился мне в лицо. И еще перед глазами промелькнула пестрая кошачья мордочка. А потом наступила полная темнота.

Мм… Спать. Не вставать. И к черту работу! Не хочу выходить под дождь!

Блаженно потянувшись, я открыла глаза. Взгляд неожиданно наткнулся на низкий, плохо выбеленный потолок. Решив, что померещилось, закрыла глаза и сосчитала до десяти. Я еще не сошла с ума и отлично помню, что в моей квартире потолки под три метра высотой.

Увы, при повторном открытии глаз потолок остался прежним.

Я подскочила на кровати и почувствовала, что у меня в прямом смысле слова отнимаются ноги, а челюсть с громким стуком падает на пол. Последняя в переносном смысле, разумеется. Я вернулась в свой сон! Только теперь у меня возникло стойкое ощущение, что сейчас все происходит очень даже наяву.

В дверном проеме, занавешенном по деревенскому обычаю шторками, виднелась та самая комната, в которой мы с бабулькой устраивали спринтерские гонки. И дыра в потолке имелась. Даже ухват наличествовал, валяясь на полу у стола. Сама же я сейчас сидела на кровати в соседней комнате, в пижаме и в домашних тапочках, а рядом на пестром лоскутном одеяле восседала моя Маруська и внимательно меня разглядывала. Причем во взгляде читалось явное беспокойство.

– Ни хрена себе! – выдала я первое, что пришло на ум.

Кошка согласно склонила голову и вновь просверлила меня изумрудными глазами.

Почесав в ноющем затылке и решительно наступив на горло возрастающей панике, я встала с кровати и принялась изучать место, в которое попала. Любопытство в этой ситуации оказалось сильней меня.

В доме было несколько комнат. Та, в которой я очнулась, по всей видимости, служила спальней, поскольку в ней стояли кровать и двустворчатый шкаф с зеркалом. Мебель времен царя Гороха, не меньше.

Вторая комната была достаточно просторной и оказалась набита под завязку какими-то старыми книгами, пожелтевшими свертками, баночками, железными мисками с непонятным содержимым, затянутым паутиной и плесенью, и прочей пыльной чепухой, расположившейся на многочисленных полках. Присутствовали еще пучки трав, развешанные под потолком сухими вениками. Вдобавок ко всему в комнате находился небольшой стол, на котором сиротливо торчала чернильница с настоящим пером. Покидая эту комнату, я отчаянно чихала и отряхивалась.

Третья комната была самой большой и, к сожалению, уже хорошо мне знакомой. Большой деревянный стол у окна, пара лавок вдоль стен и беленая печь в углу с приоткрытой заслонкой. Под ногами пол из скрипучих крашеных досок и относительно ровные стены, выбеленные, как и потолок с печью, широкими неаккуратными мазками.

Я вздохнула. Дыру в потолке следовало латать, в доме проводить евроремонт, а мебель выносить на помойку. Да и вообще, на мой вкус, здесь много чего не хватало для нормального житья. Утешало одно: несмотря на полнейший идиотизм ситуации, Маруська была рядом и ходила за мной по пятам, не сводя внимательных глаз. Закончив осмотр помещения, я присела на лавку и принялась размышлять над ситуацией.

Меня похитили? Ну, это вряд ли. Я не дочь олигарха и даже не жена. Последнее что помню – головокружение в обнимку с рабочим костюмом. Тогда как я оказалась в этом доме? И что немаловажно – зачем? И еще вопрос: а была ли бабулька? Предположим, была. В таком случае, куда делась? Вдруг сейчас появится и устроит мне очередные гонки с ухватом наперевес? Что я тогда буду делать? А может, это все-таки очередной сон? Я просто потеряла сознание и сплю. Душа моя бродит здесь, а бездыханное тело валяется в глубоком обмороке на полу возле шкафа.

Я ущипнула себя за руку и поморщилась от боли. Попрыгала. Подумала. Прогорланила пару частушек. Снова подумала. На бабушку мои вопли точно должны были подействовать, но вокруг по-прежнему стояла тишина. Значит, не сон…

Что тогда? Переселение в другой мир? Ну-ну, как же…

Ладно, подождем. Рано или поздно в доме кто-нибудь появится, тогда я и потребую объяснений. А пока остается ждать.

– Странная штука – жизнь, – глубокомысленно обратилась я к Марусе, присаживаясь на лавку. – Видишь, какие финты ушами делает!

Кошкины ушки слегка дрогнули. Она молча внимала моим речам, сидя на полу неподвижным разноцветным столбиком и не спуская внимательных глаз.

Я задумчиво усмехнулась:

– Слушай, ты так смотришь, будто хочешь что-то сказать! Если что, то давай, не стесняйся! Я уже ничему не удивлюсь. Наверное…

– Очень хорошо! А то я думала, что ты в обморок грохнешься, – неожиданно мелодично ответила кошка. – А ты молодец, быстро адаптировалась!

В ответ я лишь пораженно похлопала глазами и свалилась с лавки, едва не придавив своим весом вовремя отскочившую Маруську.

– А говорила, что не удивишься, – задумчиво произнесла кошка, трогая лапой пребывающее в глубоком обмороке тело.

Глава 2

Пошлявшись невесть где довольно приличное количество времени, сознание все же решило смилостивиться и вернуться в мою многострадальную голову. Я не преминула воспользоваться столь щедрым подарком и открыла глаза, вовремя вспомнив, что обстановка вокруг кардинально отличается от привычной. Твердо решила ничему не удивляться ради собственного же спокойствия.

Увы, не получилось. Потому что неожиданно моему взору предстали… глаза. Большие, круглые и ярко-желтые, похожие на пуговицы, которые пришивают к китайскому игрушечному ширпотребу.

Оно, конечно, понятно, сей незаменимый парный э-э-э… зрительный орган имеется не только у меня одной. Но вся проблема заключалась в том, что принадлежали эти глаза кому-то большому, лохматому и серому.

– А-а-а! – Я подпрыгнула на кровати, приняв еще в воздухе сидячее положение, и прижалась к стене, обхватив руками колени. – Страшилище! Маруся, гони его в шею!

– Сама страшилища страшенная! – От моего визга нечто подпрыгнуло и соскочило с кровати на пол. Оно было похоже на большой мохнатый шар, около полуметра в диаметре, и имело две мохнатые ножки с довольно широкими пушистыми ступнями, которыми сейчас забавно шлепало по дощатому полу. Судя по всему, это мохнатое нечто обиделось, поскольку бубнило недовольным, тонким, но приятным голоском: – И это я тебя сейчас саму из дома выгоню! В шею! Да, именно в шею! А то приходят тут всякие! Сваливаются без спросу ниоткуда, так еще и оскорбляют!

– А ты кто такой? – полюбопытствовала я у шара, прерывая занудный бубнеж.

– Так я тебе и сказал! – Шар развернулся, зыркнул на меня своими желтыми пуговицами, а затем пошлепал в другую комнату.

– Ну и ладно! – отреагировала я на его ворчливый тон. – Я-то думала, ты добрый, вон какой пушистый, а ты зудишь, словно столетний дед.

– А нечего было обзываться и орать дурным голосом! И кошкой пугать! Кстати, кошка, в отличие от тебя, хорошая. – Шар вновь показался в дверном проеме. – И к тому же мне уже давно за сто, так что ворчать могу сколько влезет.

– Ну извини. Я орала от неожиданности, – принялась оправдываться я. Потом до меня дошел смысл последних слов, заставив восхищенно раскрыть глаза: – Как это «давно за сто»?! Ты что?

– Я не «что», а домовой! – просветил меня шар, для назидательности поднимая вверх палец.

Блин, только этого не хватало! Куда же меня занесло?!

– Домово-ой? – Восхищенно ахнув, я слетела с кровати и в два больших прыжка оказалась рядом с пушистиком. Плюхнулась на пол и вытаращилась на него восторженными глазами. – Настоящий домовой?! Не может быть!

– Настоящей не бывает. Фальшивых не держим. – Шарик осторожно попятился от меня. – Ты чего удумала? Сидела бы на кровати, а вдруг ты буйная? И не смотри так, дырку просмотришь!

– Это ты тот самый, которому блюдечко с молоком и конфеты оставляют? – догадалась я, пропустив мимо ушей все его высказывания.

– Ну, можно не только молоко и конфеты. – Домовой вдруг засмущался и принялся ковырять лапкой пол. – Я еще варенье малиновое люблю, орешки, яблочки. Но конфеты больше всего.

– Ой, надо же! С ума сойти! – Я протянула руку и осторожно погладила шарик. На ощупь его шерстка оказалась мягкой, словно пух.

– Не надо! Не сходи! – Домовой отпрыгнул от моей ладони, словно от чего-то кусающегося. – Тебе и так достаточно!

– Неправда, я хорошая! – Мне вдруг стало обидно. Нахожусь невесть где, в первый раз в жизни встречаю домового, а он только и делает, что меня оскорбляет. Жалобно вздохнув, я отвернулась от мохнатого шарика.

За спиной некоторое время молчали, потом натужно засопели и, наконец, громко, возмущенно запыхтели. Желая усилить эффект, я закрыла лицо руками и ссутулила плечи. Этого зрелища домовой не вынес.

– Ну ладно, – примирительно пробубнил он, обходя меня по кругу и заглядывая в лицо. – Договорились, ты – хорошая. Только не плачь, пожалуйста!

– Ага, не буду. – Я отняла ладони от лица и подхватила пушистый шарик на руки. Уставилась на него во все глаза.

Надо же, я держу на руках настоящего домового! Блин, кому сказать – не поверят. И он такой мягкий, теплый, пушистый. Только ругается сильно…

– Поставь меня на пол! Кому говорю, поставь! Где это видано, чтобы домовых, словно котят, тискали? Непорядок! – надрывно вопил шарик, дергая ручками и ножками.

– Придется привыкать. – Спрыгнув с кровати на пол, к нам подошла Маруська. – Дарья у меня любвеобильная.

– Вот ненормальную семейку Мироновна прислала! – вздохнул домовой и неожиданно послушно замолчал.

– Кто-кто? – Я удивленно застыла.

Воспользовавшись моментом, домовой сбежал из рук:

– Не «кто-кто», а Мироновна! Хозяйка моя то есть.

– А-а-а, это та бабулька, которая мне снилась? – догадалась я. – Она еще дыру в потолке головой пробила.

– И ничего она не пробивала, – заупрямился домовой. – Голова не для этого нужна.

– Как не пробивала! Я сама видела.

– Подумаешь, видела она, – съехидничал домовой. – Повторяю: ничего она не пробивала. Просто в нужный момент крыша сама съезжает. И не надо никому ничего пробивать. Понятно?

– Крыша съезжает, говоришь? – Я захихикала. Так вот откуда пошла присказка: «Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша». Догадку следовало проверить. – Слушай, а чем тут крышу кроют? Соломой?

– Обижаешь! – Домовой покачался на ножках, имитируя качание головой. – Какая еще солома? Шифером кроют. И качественным, между прочим.

Ну вот, точно!

– И на место эта твоя крыша когда теперь встанет? – Я перевела взгляд на потолок. – А то как-то неудобно жить с дыркой. Вдруг дождь пойдет или воры залезут? Нужно быстрей плотников нанимать.

– Не нужны мне твои плотники! – Домовой возмущенно подпрыгнул. – Сам разберусь! И воры твои тут тоже не нужны!

Не знаю, что и как он там сделал, но прямо на моих глазах крыша стала абсолютно целой, причем моментально.

– Э-э-э… Ты видишь то же, что и я? – обратилась я к Маруське. – Или у меня галлюцинации?

– Успокойся, нет у тебя никаких галлюцинаций. – Кошка насмешливо прищурилась. – Но советую ничему не удивляться, потому что здесь ты найдешь еще много чего нового и непонятного. Этот мир настолько полон загадок, что просто устанешь удивляться.

Значит, все-таки другой мир…

– Любопытно, откуда ты все это знаешь?

– Ну, пока ты в обмороке валялась, мы с домовым нашли общий язык, – не без гордости сообщила Маруся. – Надеюсь, этому ты не будешь удивляться?

– А-а-а, ну да, ясно… – Я понятливо закивала. – Чему уж тут удивляться, если ты теперь даже разговаривать умеешь. Кстати, в свою очередь, советую воспользоваться моментом и высказать мне все претензии, которые накопились у тебя за время нашего совместного житья-бытья.

– Интересное предложение, когда-нибудь воспользуюсь. – Кошка зевнула, потянулась, вонзая когти в доски пола, а затем посмотрела на меня в упор, подергивая кончиком хвоста. – Но на данный момент, вынуждена тебя разочаровать, претензий у меня не накопилось. Вообще, думаю, мне с тобой повезло: не ругала, не била, «Вискасом» не травила, мясо давала, молоко наливала.

– Ой, слушай, ты меня уж совсем идеальной не делай! – Я смущенно потупилась. – Сухим кормом я тебя все равно иногда кормила.

– Ну да, помню. – Маруська потешно сморщила мордочку. – Заграничный, суперпремиум-класса, с кучей витаминов и травяными добавками.

– А ты откуда знаешь? – Я пораженно уставилась на кошку.

– Ну-у, во-первых, я его ела. А во-вторых, видела, как ты часами просиживала в Интернете, выбирая эти самые корма. Так что успокойся, я не в обиде!

– Слушайте, – встрял в наш разговор домовой. – Раз никто ни на кого не в обиде, может быть, поедим?

Маруська вышла в соседнее помещение вслед за лохматым шариком. Я же еще некоторое время провела сидя на полу, сосредоточенно вспоминая, чего еще такого могла насмотреться любимица в Интернете с моей легкой руки. И стоит ли за это краснеть.

Глава 3

Несмотря на вредный характер, угощенье домовой собрал на славу. Еды хватило бы на роту солдат или ораву вечно голодных студентов. Одной только квашеной капусты стояло четыре вида. Еще были грибочки, огурчики, блюдо жареной рыбы (когда только успел!), блинчики, пирожки с брусникой, лукошко малины и кувшин молока. Причем настоящего, а не того подобия, что в магазинах продают.

Не помня себя от восторга, я воздала должное восхитительным кушаньям и теперь уминала уже пятый по счету пирожок. Молоком поделилась с Маруськой, оставшуюся часть забрала себе. Лопну, но из рук не выпущу, пока не допью.

Наконец отставив в сторону пустой кувшин, с ощущением полного блаженства привалилась к стене и уставилась в приоткрытое окно. Теплый воздух радовал ароматом трав и цветов, легкий ветер доносил далекий лай собак, кудахтанье кур и редкое мычание коров. Сейчас я чувствовала себя так, словно вернулась в далекое детство и приехала к бабушке в деревню на летние каникулы. Кстати, о бабушке…

– А где бабулька? – полюбопытствовала я у домового, подтягиваясь на лавке и принимая ровное сидячее положение, что с набитым животом было довольно трудно. – Как-то некрасиво получается – мы наелись, не дождавшись хозяйки. Сейчас она придет и начнет ругаться. Или, еще хуже, обидится.

– Не придет она. – Домовой вздохнул. – Теперь ты за нее. И ешь очень мало. Непорядок. Смотри, сколько еды осталось!

– Как так не придет? Что значит «я за нее»? – Услышанное заставило меня подскочить, несмотря на набитый живот. – Что все это значит?!

– Не кричи. – Домовой опять вздохнул. – И чего ты такая шумная! Все очень просто: Мироновна не придет, потому как умерла она, а ты пришла на ее место. Вот и все.

– Ни на чье место я не приходила! – возмущенно завопила я. Потом осеклась. Замолчала. Встала из-за стола, прошлась по комнате взад-вперед и повернулась к домовому: – Она действительно умерла? Но во сне я ее видела очень даже живой. И зачем ей я?

– Не знаю! Чего пристала? Сама у нее спроси, если так интересно. Кошмар ты сущий, а не преемница! Не ешь, кричишь, обзываешься, да еще с вопросами глупыми пристаешь! – Домовой запыхтел, словно самовар, слез с лавки и потопал к печке.

Вот теперь мне стало по-настоящему обидно. Я никого не просила выдергивать меня из привычной жизни, и не моя вина, что я многого из происходящего не понимаю. Мне, может быть, вообще спасибо нужно сказать за выдержку. Любая другая на моем месте уже давно бы в истерике билась, требуя вернуть ее обратно. Я же сохраняю ясность ума и относительное спокойствие. И вообще, моей жизнью распорядились без моего ведома, и я же еще виновата?

Едва сдерживая злые слезы, я прошла в другую комнату и легла на кровать, отвернувшись к стене. Некоторое время в душе еще бушевала обида, а затем незаметно подкрался сон.

Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Раскрыв глаза, я обернулась, а затем села на кровати, удивленно потирая глаза.

– Вставай, поговорить надобно, – велела мне уже знакомая старушка. Выглядела она при этом совершенно живой и настоящей.

Я послушно слезла с кровати, одернула пижаму и обула тапочки. Вышла в соседнюю комнату. Старушка сидела за столом. Перед нею горела большая свеча, а за окном сгущались сумерки. Ни Маруськи, ни домового видно не было. Я осторожно села напротив, косясь по сторонам в поисках ухвата.

– Ну здравствуй, Дарена! – улыбнулась старушка.

– Здравствуйте. Только меня Дарьей зовут вообще-то, – поправила я.

– Знаю, только мне так больше нравится, – кивнула старушка. – А я Мироновна.

– Мироновна, а по имени?

– А разве это важно? – Старушка удивленно вскинула тонкие брови. – Меня все зовут Мироновной, так что и ты зови. Ну и как тебе в моем мире, нравится?

– Забавно! – Я пожала плечами. – Только зачем мне все это?

– Зачем? – Мироновна помолчала, глядя на огонек и думая о чем-то своем, мне неведомом. – Сложный вопрос ты задала, ну да я тебе отвечу. Скажи, Дарьюшка, ты землю любишь?

– Есть не пробовала! – ответила я, подавив неуместный смешок.

– Шутки шутишь? Это хорошо, – кивнула старушка. – Значит, привыкнешь быстрее, чем я думала. Только не о том спрашиваю. Скажи, есть разница между моим миром и твоим?

– Нашли что спросить! – Я фыркнула, поражаясь явной глупости вопроса.

– Вот именно, что вопрос-то правильный, – усмехнулась бабуся. – Только ты этого не понимаешь.

– Ой, хватит говорить загадками! – Неторопливая речь ни о чем начинала меня раздражать. – Давайте, рассказывайте, что хотели, и отправляйте меня обратно! В отличие от вас, мне на работу нужно. И так объяснительную шефу писать придется из-за вашей выходки с перемещением!

– Скажи, Дарена, а какой мир лучше – мой или твой? – не унималась старушка, пропустив мимо ушей мою длинную речь.

– Разумеется, в каждом есть свои прелести. – Отложив на время возмущение, я пустилась в рассуждения. – Но, конечно, в моем мире правит прогресс, а в вашем… кошка заговорила.

– Вот то-то и оно! – с готовностью закивала Мироновна. – Прогресс, говоришь? А скажи, разве этим прогрессом люди не разрушают самих себя? Разве принес вам счастье этот ваш прогресс?

– А как же? – Чувство патриотизма проснулось в моей душе, расправило крылья, подняло голову и разоралось изо всех сил криком голодной вороны. – У нас таблица Менделеева, компьютеры, ракеты, электричество. А еще телевидение есть! У вас же, судя по всему, ничего такого и в помине нет.

– А нам ничего такого и не нужно! – парировала Мироновна. – Зато в нашем мире домовые есть и в продуктах нет никакой химии!

– Это да! – вздохнула я. – Молока такого я с детства не пробовала.

– Так чего ж тебе еще в моем мире для счастья не хватает? – удивилась бабуля.

– Как это чего? – Я принялась загибать пальцы на руках. – Хочу мобильник, Интернет, компьютер и Майкла Джексона! А еще телевизор, метро…

– Ничего такого тебе не нужно, – усмехнувшись, перебила меня старушка. – Поверь, здесь ты найдешь намного больше интересного.

– Но я домой хочу! – возмущенно выкрикнула я.

– Отправлю я тебя домой, не волнуйся. – Старушка тихо вздохнула. – Но только при условии, что тебе здесь не понравится. Искренне не понравится. Понимаешь? Тогда я тебя верну в то же самое время и в тот же день, откуда взяла. И ни с каким шефом объясняться не придется. Договорились? Ты все забудешь и продолжишь жить так, словно ничего этого не было. А пока осмотрись, поживи, вдруг найдешь что-то новое. В конце концов, тебе это ничего не будет стоить. К тому же я тебя магии обучу.

– Магии? – Я презрительно скривилась. – Это типа «приворожу, сниму порчу и бла-бла-бла»? Ну нет, этим меня не удивить! В моем мире все газеты пестрят подобными объявлениями. Только правды в них ни на грош. Одно сплошное шарлатанство.

– Это у тебя там шарлатаны. – Мироновна качнула головой. Огонек свечи затрепыхался. – У меня же знания настоящие, по наследству передающиеся.

– Ага, все так говорят! – усмехнулась я. – К тому же раз по наследству, так и передавали бы наследникам. А при чем здесь я?

– В том-то и дело, что нет у меня наследников, – вздохнула Мироновна. – Потому и решила доброе дело сделать. Ты вот о чем подумай: ваш прогресс до добра не доведет. К сожалению, за всеми научными достижениями люди перестали ценить и уважать природу. А ее запасы и терпение небесконечны. В домах больше нет домовых, в лесах – леших, а животные и люди перестали понимать друг друга. Люди уничтожают сами себя. Поэтому я решила показать этот мир человеку из будущего. Понимаешь теперь зачем?

– Ну-у, бабушка… – Речь меня, конечно, тронула, но все равно не покидало ощущение какого-то абсурда. – Это вам нужно было сразу какого-нибудь президента воровать. И даже не одного. Зря вы меня выбрали. Я вам не помощник, чтобы донести «идею светлую в души темные». Ошибочка вышла!

– Нет никакой ошибки. – Старушка посмотрела мне в глаза внимательным взглядом. – Дело в том, что выманивать сюда человека, который нарушит равновесие миров, никак нельзя. К тому же эти твои президенты вечно заняты. Когда им любоваться здешними красотами, если все дни по минутам расписаны? Они же сразу обратно запросятся, да еще и отругают меня, старую, за непотребные действия. Али я неправа?

«Интересно. – Я задумчиво прищурилась. – И откуда эта бабушка так много знает?».

Ее глаза были глубокими и черными, словно ночь за окном, но внутри плескалось такое спокойствие и умиротворение, что все дальнейшие слова и мысли благополучно застряли у меня в горле, а затем попросту выветрились из головы. Хотелось вот так сидеть и смотреть, позабыв обо всех проблемах, выкинув абсолютно все мысли из головы, растеряв все тревоги и заботы. Казалось, из этих глаз, окруженных теплой сеточкой старческих морщинок, смотрели сами Любовь и Вечность.

В моей душе внезапно стало горячо и уютно, словно внутри свернулся ласковым клубочком крохотный котенок. Эх, люблю я кошек! К тому же и Маруся в этом мире заговорила. Идеальный повод для того, чтобы узнать, что творится в ее маленькой ушастой головке. Вот только домовому я не нравлюсь, обижается он на меня, хотя ничего плохого я ему не делала и не собираюсь делать. Жаль, что не подружились…

– Вот теперь, когда ты все поняла, наш разговор можно считать законченным. – Я скорее почувствовала, нежели услышала слова Мироновны. – Не волнуйся, с домовым я поговорю, он на самом деле добрый. А ты лучше скажи, какую самую незаменимую вещь хочешь получить из своего мира?

– Что? – Я вздрогнула и вдруг обнаружила, что сижу в одиночестве за столом, перед горящей свечой. В приоткрытое окно слышен стрекот цикад, а лавка напротив меня пуста. Мироновна исчезла.

Боясь, что меня уже никто не услышит, я закричала в темноту:

– Джинсы! Я хочу только джинсы!

Свеча моргнула несколько раз и погасла…

Глава 4

– Если ты все время собираешься так орать, просыпаясь, я тебя на ночь буду на улицу выставлять! – проворчал кто-то над ухом тонким голосом. – Свежий воздух всякой организме полезен, а твоя организма отродясь свежего воздуха не видала! Вставай, ужин уж на столе. Блинчики стынут. Весь день проспала, между прочим!

– А где Мироновна? – Открыв глаза, я села на кровати, рассеянно наблюдая, как домовой спрыгнул с одеяла и потопал из спальни в комнату, которую я про себя окрестила столовой. А что, раз есть обеденный стол, значит, столовая. – Она же ночью приходила!

– Это она к тебе в сон приходила, – просветил меня домовой, обернувшись и укоризненно просверлив взглядом желтых пуговиц. – А тебя, повторяю, блинчики ждут. Но если не хочешь, то я сам съем.

– Хочу! Еще как хочу! – Я слетела с кровати, на ходу одергивая пижаму. На пол что-то упало. Наклонившись, я подобрала сверток и, развернув, завизжала от радости.

Джинсы!

Все-таки Мироновна была на самом деле! И услышала мою просьбу. Вот уж действительно, в этом мире джинсы мне просто необходимы, потому что юбки и платья, которые, уверена, поголовно носят здешние женщины, я на дух не переношу. Единственные моменты, ради которых я впихивала себя в платья, относились только к корпоративам и походам в ресторан. Но, думаю, в этом мире ничего подобного не существует. К счастью.

– И все-таки ты буйная, – мрачно оповестил меня домовой, когда я вышла из спальни. – Визжишь как резаная, без дела! А зачем штаны непотребные надела? Давай я тебе в сундуке нормальную одежду подберу, а свою стыдобу сними.

– Ни за что! – отчеканила я, мысленно поморщившись от слова «сундук», и смягчила категоричность отказа довольной улыбкой. – Ты не понимаешь, джинсы – самая удобная вещь на свете.

– Эх! Ладно! – Домовой махнул на меня рукой. – Давай уже блины ешь, а то такая тощая, что смотреть страшно.

Понимая, что спорить бесполезно, я промолчала, присела за стол и с аппетитом принялась за блины с молоком. Для ужина, возможно, и тяжеловато, зато вкусно как! И это, может быть, по здешним канонам я тощая, но для своего мира у меня приличная фигура, причем без каких-либо диет. Правда, я периодически довожу ее до совершенства в тренажерном зале. А домовому вообще сто лет, куда уж тут в канонах красоты разбираться!

– Тебя зовут-то как? – прожевав неизвестно какой по счету блинчик, спросила я домового. – А то ругаться – ругаемся, а познакомиться даже не успели.

– Да хоть горшком зови, – буркнул домовой, – только в печку не сажай. Тихон я.

– А меня Дарьей зовут. – Я облизнулась и вцепилась в очередной блинчик. – Подходящее у тебя имя. Тишиной и покоем прямо светишься.

То ли домовой не понял сарказма, то ли просто не захотел отвечать, но на мои слова никак не отреагировал. Пришлось довольствоваться тишиной. Тем более что вкуснейшие блинчики отбивали всякую охоту к разговорам.

Незаметно для себя я опустошила тарелку и выпила все молоко. Расстегнула верхнюю пуговицу на джинсах, блаженно привалилась к стене. Встать из-за стола казалось сейчас совсем невыполнимым делом.

Я пребывала в этом счастливом заблуждении ровно до того момента, пока кто-то неожиданно не заскребся в дверь. Аккуратно так, я бы даже сказала, робко.

Тяжело вздохнув, я сползла с лавки, одернула пижамную рубашку, целомудренно прикрыв ею расстегнутую пуговицу, и поплелась к двери. Открыла.

Первым делом заметила широко вытаращенные глаза, а только потом рассмотрела их обладателя. Невысокий мужичок при виде меня стал еще ниже ростом (присел, что ли, от страха), скомкал в руке соломенную шляпу с широкими полями и заблеял что-то невнятное.

С минуту я честно пыталась разобрать звуки, а потом решила прийти бедолаге на помощь:

– Уважаемый, вам кого? Если Мироновну, то я за нее. Слушаю вас!

Увы, мои слова не только не помогли, но вконец испортили все, что только можно было испортить в данной ситуации.

Услышав мою речь, мужичок перестал блеять, бодро развернулся, едва не кувырнувшись носом со ступенек, и задал стрекача, смешно сверкая босыми пятками. Успешно проскочил калитку и помчался по широкой поселковой дороге.

Понимая, что знакомство провалилось, я вздохнула и уже собиралась закрыть дверь, но тут увидела небольшой мешок, который неразговорчивый визитер обронил в спешке на моем (теперь уже моем) крыльце.

– Эй, уважаемый! – Подхватив мешок, я потрясла им в воздухе, вопя во всю глотку, чтобы докричаться до растеряши. – Товарищ, мешок забыли! Гражданин! Эй, как вас там! Вернитесь!

Ну да, так он меня и послушал. Наоборот, припустил еще быстрей, словно за ним бесы гнались, и вскоре совсем пропал из виду, затерявшись в сумерках. А я, между прочим, никакой не бес. И вообще, раз мешок забыл, его проблемы. Как говорится, что упало, то пропало.

Я вернулась в дом, держа на весу трофей, дотащила свое объевшееся пузо (если так питаться, то очень скоро вырастет) до лавки и плюхнулась на нее с громким стоном.

– Кто был? Чего хотел? – осведомился домовой. Затем увидел мешок и бодро подскочил к лавке. – Что принесла? А ну показывай, вдруг брюкву лежалую подбросили, а ты и рада в дом всякую гадость тащить!

– Тиша, уймись, – мягко попросила я. – От твоих вопросов голова болит.

– Ежели что лежалое, сама дом проветривать будешь, – мрачно буркнул домовой и затих, подозрительно глядя на мешок. Тот вдруг зашевелился. Домовой отпрыгнул, взвизгнув: – Что это?!

– Еще не знаю что, – я почесала макушку, едва сдерживая смех, – но точно не брюква. Если, конечно, она в вашем царстве-государстве шевелиться не умеет. А может, брюква лежалая оттого и шевелится, что лежать ей надоело?

Домовой перевел на меня тако-ой взгляд, что я не удержалась и прыснула в кулак. Затем развязала мешок, не потрудившись даже слезть с лавки.

– А ежели оно кусается? – спохватился домовой, поспешно отскакивая к печке и хватая… ухват. Вот дался им всем этот ухват! И как еще силы хватило!

Мешок вел себя на удивление тихо. Устав маяться неведением (терпение – не мой конек), я потыкала пальцем грубую серую ткань. Внутри немедленно зашевелилось, горловина раскрылась, и мы наконец получили возможность рассмотреть обитателя полотняных недр.

Матерь божья, это ж как и чем нужно было обкуриться природе, чтобы она создала такое!!!

Черное, совершенно лысое, тщедушное тело больше всего напоминало собачье. Красноречиво выпирали острые ребра, и можно было пересчитать все суставы на тонких конечностях. Картину завершали узкая, словно крысиная, морда со встопорщенными пучками усов и непропорционально большие, заросшие шерстью уши-лопухи. Ростом это безобразие было примерно мне до колен, а когда домовой, возопив визгливым голосом: «Крысолак!», двинулся на страшилище с ухватом наперевес, я успела рассмотреть длинный, абсолютно лысый хвост.

Крысолак, испугавшись то ли домового, то ли ухвата, а может, и обоих сразу, соскочил с лавки и понесся большими скачками прямиком в спальню. Туда же забежал домовой. Мгновение спустя послышался страшный грохот.

В раскрытое окно заскочила Маруська и уставилась на меня с немым вопросом в глазах. Я ответила ей тем же, и мы, не сговариваясь, рванули в спальню.

Представшую перед нашими изумленными взорами живописную картину я назвала бы так: «Мамаево побоище, или Насколько страшен в гневе домовой». Кровать (между прочим, металлическая) была перевернута, шкаф разломан, содержимое шкафа разбросано по полу. Испуганный крысолак дрожал всем тщедушным телом в дальнем углу, а на него, угрожающе выставив ухват, грозно надвигался Тихон.

Как апофеоз этого зрелища над всем этим безобразием кружились перья из разодранной подушки, оседая повсюду, в том числе и на самих участниках, чистейшим белым пухом. Честно говоря, я залюбовалась, а потому пропустила момент финала.

Догадливый крысолак, не желая погибать на ухвате, перепрыгнул через Тихона и в два прыжка оказался… у меня на макушке. Крепко уцепился за волосы, благо растительность у меня на голове была густая и длинная, и замер совершенно неподвижно.

Повисла пауза.

Домовой опустил ухват, растерянно топчась на месте, Маруська громко хохотала, сидя рядом со мной, а я мучительно соображала, как быть дальше.

С одной стороны, жутко не хотелось, чтобы это сидело на моей голове. С другой стороны, не хотелось становиться свидетельницей убийства. Если учесть тот факт, что в моем времени по мне Гринпис рыдал горькими слезами, то, разумеется, после непродолжительного сопения победила жалость ко всему живому.

Решительно приставив к голове раскрытую ладонь, я твердо приказала:

– Эй, наверху! Лезь сюда!

На макушке почувствовалось шевеление, и мгновение спустя ошибка природы сидела, а точнее, висела там, где и было приказано, безвольно свесив голову, четыре тощих лапы и зад с хвостом. На моей растопыренной ладони уместилось только костлявое брюхо, то есть ребра с хребтом. Кстати, весило существо совсем ничего.

– И что мы будем делать? – прекратив хохотать, совершенно спокойным голосом поинтересовалась Маруська, ввергнув своим спокойствием домового в глубокий ступор.

– Кормить будем, – вздохнула я. – Все равно ни на что другое он сейчас не годится.

– Крысолака – и кормить!? – истерично взвизгнул домовой, выходя из ступора. – С ума сошла? Его истребить надо, нежить поганую, чтобы людям зла не причинял!

– Знаешь, – обернувшись к домовому, я посмотрела на него в упор, прижимая несчастного уродца к груди, – не знаю, где, кому и какое зло он успел причинить, но последние несколько минут я только и делаю, что наблюдаю за тем, как ты, и только ты пытаешься причинить вред этому вполне безобидному существу, которое виновато только в том, что голодало невесть сколько времени. Ты посмотри на него – только кожа да кости. Ну… и еще глаза.

Действительно, глаза у крысолака были просто удивительные: большие, пронзительно-синие, обрамленные длинными, густыми, черными словно смоль ресницами. И в данный момент эти самые глаза смотрели на меня с такой мольбой, что я чувствовала, что скорее удавлюсь, чем позволю причинить их обладателю хоть какой-нибудь вред.

– Пей давай. – Вернувшись в столовую, я ссадила зверя возле блюдца с молоком, предназначенным для Маруси. Она у меня добрая, возражать не будет.

Крысолак понюхал блюдце, обернулся ко мне, одарил странным взглядом и, заскочив на лавку, сунул узкую морду в мою чашку с остатками молока.

– Эй, ты! Брысь! – Опешив от столь наглого поведения, я замахнулась на зверя. Тот взвизгнул, но от чашки не отошел.

В дверях спальни показался домовой с ухватом в мохнатых ручках. Судя по непродолжительному грохоту, он наводил порядок после разгрома. Увидев крысолака у стола, он вновь застыл истуканом, ухват гулко грохнулся на пол. Зверь подпрыгнул и заработал языком быстрее прежнего. Когда молоко закончилось, поднял морду и посмотрел на меня, явно прося добавки.

– Вот что… – Я осторожно взяла чашку двумя пальцами (вдруг зверь заразный), налила еще молока и обратилась к уродцу: – Чашку, так и быть, я тебе уступлю. Но вот есть за столом ты не будешь. Понятно? Твое место будет… здесь. – Я наклонилась и поставила чашку у ножки стола. Когда буду есть, не будет портить мне аппетит своим видом.

Зверь молча спрыгнул на пол и принялся лакать.

А чего я, собственно, ожидала? Что он мне ответит? Спасибо скажет, ага!

– Чувствую, ты тут такой бардак устроишь! – мрачно пробурчал домовой, швыряя ухват к печке.

Глава 5

Я, конечно, существо мирное, но насчет бардака Тихон оказался абсолютно прав. Все началось с того, что утром я перебудила весь дом громким визгом. Повернувшись во сне на бок, я привычно подгребла на подушку Марусю, но, неожиданно ощутив под пальцами жесткую шкуру вместо приятной мягкой шерстки, раскрыла глаза и заорала от ужаса.

В предрассветных сумерках, да еще и спросонья, крысолак показался мне настоящим исчадием ада. Впрочем, не выдержав моего визга, он быстро смотался под кровать, а в комнату ворвался встревоженный домовой.

– И что у нас на этот раз? – скептически поинтересовался он. Заглянул под кровать, увидел крысолака и ехидно заметил: – А вот нечего было в дом всякую гадость тащить! Тогда и спала бы спокойно.

Я пропустила колкость мимо ушей и, слетев с кровати, напустилась на крысолака. Для этого, правда, пришлось присесть на корточки перед кроватью.

– Не смей больше залезать ко мне в постель! – завопила я, грозя пушистым тапочком тощему уродцу, улегшемуся на полу в самом дальнем углу. – Со мной может спать только одна Маруся, понял! А ты, если еще раз сунешься… – Тут я задумалась, не зная, чего такого устрашающего наговорить. Наконец решила не изобретать велосипед: – В нос получишь, вот что! И потом не говори, что я тебя не предупреждала! Если хочешь, можешь спать под кроватью, но никак не на кровати. Не хватало еще, чтобы ко мне, приличной девушке, всякая посторонняя гадость в постель прыгала, – пробубнила я, поднимаясь на ноги.

Мне показалось или напоследок крысолак действительно одарил меня насмешливым взглядом?

Выронив тапку, я повторно забралась под одеяло. К счастью, Маруся уже свернулась клубком на подушке, а домовой, видимо быстро потеряв интерес к инциденту, незаметно ушел из комнаты. Вот только сон, потревоженный столь резким эмоциональным подъемом, благополучно испарился. Я несколько минут ворочалась в кровати, а затем села, понимая, что заснуть повторно у меня больше не получится.

Несмотря на раннее пробуждение, душу приятно согревала мысль, что не нужно идти ни на какую работу. Вот ведь здорово – ни тебе трещащего будильника, ни мрачной физиономии шефа, грозящего штрафом за опоздание на десять минут, ни промозглого сентября за окном, ни тряски в автобусе в толпе таких же полусонных товарищей по несчастью. В общем, красота.

– Завтрак уже на столе. – В спальню заглянул домовой, вырвав меня из блаженных размышлений. – Все равно не спишь, а значит, нечего в постели валяться. Вставай, дела ждут!

Я недоуменно уставилась на домового. Ну и чем не шеф? Только выглядит иначе, а так и тон приказной, и дела у него для меня уже нашлись, прямо с утра пораньше… Правда, есть и кое-что хорошее, а именно – завтрак.

Вздохнув, я покорно поднялась с кровати и пошла в столовую. Маруська и крысолак пошли следом.

На столе моего появления дожидался чугунок с гречневой кашей, плошка с медом и кувшин молока. Я плюхнулась на лавку, разлила молоко в блюдце для Маруси и в чашку для крысолака, а затем уставилась задумчивым взглядом на домового, который деловито шлепал своими пушистыми лапами от печки к столу, неся перед собой блюдо с горкой ароматных, исходящих паром пирожков. Присмотревшись, я заметила, что домовой просто шел, а блюдо самостоятельно плыло перед ним по воздуху. Я даже привстала от удивления.

Блюдо плавно доплыло до стола и аккуратно водрузилось в центр, не уронив ни одного пирожка. Увидев мой ошарашенный взгляд, домовой гордо хмыкнул и вновь отправился к печке.

Я надулась и уткнулась в чашку с молоком. Ну и подумаешь, магия! А в моем мире, того… прогресс.

Посуда, кстати, здесь была глиняной, а ложки деревянными. Ни тебе фарфора, ни хрусталя. А уж про тефлоновое покрытие и говорить нечего.

Начерпав себе каши в миску, я щедро залила ее молоком, добавила мед и принялась за еду. К тому времени, когда я оторвалась от каши, Тихон опять успел заставить весь стол аппетитными кушаньями.

Осмотрев ближайшее блюдо с варениками, залитыми сметаной, я огорченно вздохнула: куда ни глянь, кругом одно тесто. Похоже, понятие правильного питания в этом мире напрочь отсутствует.

– Тиша, а Тиша! – осторожно окликнула я домового. – Слушай, спасибо тебе, конечно, за щедрость и вкусности. Но только ты это, прекращай меня кормить такими порциями. А то я скоро растолстею настолько, что в дверь буду боком проходить.

– Ишь какая! – моментально вскинулся домовой. – Я тут для нее стараюсь, а она еще и нос воротит!

– Да я же не об этом. – Ну вот, так и знала, что он обидится! – Я просто прошу поменьше готовить.

– Поменьше-поменьше! – передразнил домовой. – И так кожа да кости. Если хочешь знать, кто мало ест, тот плохо работает. А глядя на тебя, сразу понятно, что работник из тебя никудышный.

– А мне что, еще и работать придется? – с сомнением прислушавшись к набитому животу, спросила я. – Сад-огород, да?

– Не пущу! – неожиданно взвизгнул домовой, заставив меня подпрыгнуть на лавке. – Никакого огорода! Таких безруких, как ты, нельзя в огород пускать. Еще потопчешь там мои травки!

– Ну-ну. – Решив, что в данном вопросе не стоит отстаивать свою профпригодность, я отвернулась к окну.

В конце концов, огород действительно не мой конек. Вот комнатные растения – это я люблю, всю квартиру ими заставила. Кстати, как же они там без меня? Засохнут ведь, потому что полить некому! А огород – не больно-то и хотелось.

– Туда иди, – буркнул домовой, ткнув тонкой ручкой в сторону комнаты с мешочками, травками и прочей дребеденью. – Там твое рабочее место.

– И что мне там делать? – Я тоскливо проследила за мохнатым указующим перстом. Отправляться в пыль и хлам после сытного завтрака было откровенно лень.

– Магию изучать, вот что! – припечатал домовой. – Или забыла, о чем с Мироновной договаривалась?

– Магию? Ну нет! – Мне наконец надоело, что со мной обращаются как с новобранцем, и я решила устроить небольшой бунт. В конце концов, я же теперь вроде как хозяйка, а значит, имею право голоса. – Для начала я хочу умыться, переодеться, выйти на свежий воздух, а только потом буду заниматься этой вашей магией! Все равно толку от нее никакого!

Домовой как-то странно на меня посмотрел, затем указал в пустой угол возле двери:

– Умываться будешь там, а полотенце возьми в шкафу. Одежда в сундуке. – После чего попросту испарился. Только что он был, и вот уже его нет. Нахмурившись, я встала и пошла в спальню за полотенцем, недоуменно покосившись на пустой угол. Ну и где тут вода? И что за сундук? Пошутил, что ли, Тихон? С него станется!

К счастью, домовой и не думал шутить. Когда я вернулась с полотенцем, на удивление мягким и белоснежным, в углу, на широкой табуретке, стояла деревянная лоханка с водой. Рядом стоял большой сундук, обитый по углам железом: пара метров в ширину, столько же в длину и высотой мне по пояс.

С удовольствием умывшись прохладной водой, я закопалась в сундуке, откинув скрипучую крышку. Вот что странно: когда я в первый раз осматривала дом, никакого сундука и в помине не было. А тут вдруг и сундук объявился, и даже одежда, не говоря уже о лохани с водой.

Одежда действительно была, причем вполне приличная и словно на меня подобранная. Я обнаружила пару сарафанов средней длины, несколько расшитых рубашек со шнуровкой и, к счастью, ни одной ненавистной юбки. Из обуви нашлись легкие сандалии без каблуков.

Решив больше не разгуливать в пижаме, я достала одну рубашку и захлопнула сундук. Он моментально пропал из виду. Я несколько мгновений похлопала ресницами, а затем, обернувшись, увидела, что и лохань с табуреткой тоже пропали. Решив более ничему не удивляться в этом переполненном магией доме, направилась в спальню, чтобы переодеться.