Глава 3

Летели мы на «Боинге-767», в экономическом классе. В самолете оставались свободные места, хотя и немного. Мы оказались в четвертом ряду самого большого салона. Место у иллюминатора занимал какой-то мужчина, рядом с ним сидел Пашка, через проход – я, потом Татьяна. Тетка рядом с Татьяной летела вместе с двумя детьми, которые сидели на двух креслах после второго прохода. (Места в салоне распределялись по схеме 2–3 – 2.) Два кресла перед Пашкой оставались свободными.

Мужик у окна стал молча глушить виски, купленные в дьюти-фри. Пашка сразу же попросил у стюардессы пиво. Мы с Татьяной сохраняли трезвость и вели разговоры друг с другом и с Пашкой через проход. Мужик рядом с Пашкой все время молча пил.

– Посмотри, какой у него перстень, – вдруг шепнула Татьяна. – На левой руке.

Правда, приглядываться пришлось долго, потому что специально он нам украшение не демонстрировал.

– По-моему, даже с печатью, – прошептала Татьяна, которая уже начала страдать дальнозоркостью. Правда, сейчас она пошла на пользу. – Как в средние века у всяких королей. Такими перстнями письма запечатывали.

– И в них еще яд заливали, – добавила я. – Так что лучше с мужиком за руку не здороваться.

– У него перстень на левой руке, – напомнила Татьяна.

– Значит, вообще лучше близко не подходить, а то нажмет на какой-то потайной рычажок, а там отравленная иголочка выдвинется и – «здравствуй, груз 200».

После кормления и обильных возлияний в конце салона началось какое-то выяснение отношений, которое быстро переросло в драку. Пашкин сосед оглянулся, очень внимательно осмотрел дерущихся, потом попросил у Пашки его пропустить.

Мы с Татьяной вывернули шеи. Мужик по пути подвинул дерущихся и прошел в туалет. Тут раздался голос командира корабля, которому стюардессы явно сообщили об инциденте и своем бессилии. Двух мальчиков-стюардов не хватало для того, чтобы справиться с десятью дерущимися мужиками. Командир корабля требовал прекратить драку, или он будет запрашивать разрешение на вынужденную посадку, а оплачивать расходы придется дерущимся.

– Паша, поснимай, а? – попросила я. – Нам ведь велено снимать все. А это вполне пойдет для «Криминальной хроники».

Драка не прекращалась. Командир корабля сделал очередное предупреждение. Остальные пассажиры, летевшие на отдых, совсем не хотели вынужденной посадки и отсрочки прибытия к месту назначения на неопределенное время, а поэтому попытались вразумить дерущихся словом. Слова не возымели никакого действия. Часть пассажиров просто орала, что им не нужна вынужденная посадка.

Пашкин сосед из туалета не возвращался.

Я с улыбкой на устах давала комментарий в камеру. Будет Виктории Семеновне что поставить в сетку.

Потом внезапно раздался жуткий треск. Все замерли на своих местах. В салоне воцарилась гробовая тишина…

Над рядом кресел, где сидел Пашка, открылись панели, и оттуда выпали желтые кислородные маски. Я точно помню, как видела это, словно в замедленной съемке. Казалось, они вываливаются очень медленно, хотя, наверное, падали быстро. Следующие несколько секунд не помню. Я очухалась только после того, как оказалась на одном из пустующих кресел перед Пашкой с маской на физиономии. Рядом устроилась Татьяна, тоже с маской на лице. Пашка маску натянул, но стоял, продолжая снимать происходящее.

Я поняла, насколько у меня силен инстинкт самосохранения, отточенный работой криминального репортера. Я действовала, словно на автопилоте. Я вначале рванула к ближайшей свободной маске и надела ее, а только потом сообразила, что сделала.

Драка прекратилась сама собой. Требовалось спасать свою жизнь. А маски-то выпали только в крайнем левом ряду…

Пашкин сосед так и не вернулся. «Может, ему плохо стало в туалете?» – запоздало подумала я, хотя теперь, конечно, не собиралась идти проверять, раз в салоне началась разгерметизация.

Пассажиры из среднего и из крайнего правого ряда повскакивали на кресла и рвали панели в потолке. Основная масса орудовала голыми руками, но у части граждан появились вспомогательные приспособления. Я даже понять не могла, откуда они взялись, ведь вроде бы теперь ничего подобного в салон проносить нельзя. Но это были наши люди. Они могут пронести что угодно и куда угодно.

Если несколько секунд назад в салоне стояла гробовая тишина, то теперь народ вопил на все голоса, ругался матом, толкался, падал с кресел, вставал и снова вспрыгивал на них. Толстая тетка, сидевшая рядом с Татьяной, с пластиковой планкой в потолке справилась на удивление быстро, и три маски оказались над креслами, где недавно находились и мы с подругой. Правда, теперь туда переместились теткины дети с крайнего правого ряда.

Из-за занавески в нашем проходе высунулось лицо стюардессы. Вероятно, экипаж отправил девушку выяснить, что происходит в салоне. Командир корабля временно молчал и больше не угрожал вынужденной посадкой. Или он уже связался с землей. Я вовремя дернула Пашку за футболку сзади, показывая, что нужно снять девушку, и сама следила за изменением выражения ее лица. Я опять, словно в замедленной съемке, видела, как на нем отражается ужас. Девушка резко развернулась и убежала в сторону кабины пилотов.

Потом на два голоса заговорили командир корабля и старшая бортпроводница. Они убеждали пассажиров успокоиться, снова и снова повторяли, что никакой разгерметизации не произошло, в салоне достаточно кислорода и можно свободно дышать.

Но народ не реагировал. Люди продолжали крушить самолет. Пашка снимал происходящее.

Вообще-то был удар. Его все слышали. Но тогда почему маски выпали по всему ряду? Если бы они выпали над теми креслами, где кто-то врезался (не знаю, куда, потом на записи посмотрим), было бы понятно. Пусть еще над соседними, но тут же рядов сорок…

В обоих проходах появились стюардессы с каменными лицами и медленным шагом, друг за другом они пошли по салону, повторяя заклинание:

– В воздухе есть кислород. Маски вам не нужны. Сядьте, пожалуйста.

Командир корабля просил наш ряд снять маски, но, как я заметила, никто этого не делал. Пашка и стюардесс снял.

Я подумала, как бы в салоне от всех действий обезумевших пассажиров на самом деле не произошла разгерметизация.

Окончательно народ успокоился только к тому времени, как самолет начал снижение. Салон являл собой жуткое зрелище. Панели удалось сорвать многим гражданам, кресла сломались под весом некоторых, кругом качались маски. Я с удивлением узнала, что они не убираются автоматически после того, как выпали, и будут болтаться перед нашими носами до выхода из самолета. Но пусть лучше болтаются.

Мы с Татьяной так и остались в левом ряду, Пашка временно прекратил снимать. Вскоре из туалета, как ни в чем не бывало, вернулся его сосед и занял свое место. При нем мы ничего не обсуждали.

В аэропорту нас встретил лимузин от Василия Степановича, друга Ивана Захаровича, и отвез в русское имение на французской земле.

Василия Степановича, как нам объяснили перед отъездом, друзья зовут русским «графом Монте-Кристо» из-за того, что покинул зону по документам одного из умерших в неволе сидельцев. Василий Степанович в родную страну вернуться не мог, да и не собирался в ближайшее время. Ему и во Франции хорошо жилось.

Так, может, нас из-за него сюда послали? Выяснить, чем он здесь на самом деле занимается? Поэтому наш покровитель и договорился, что мы будем жить в его доме? Ведь он легко мог оплатить любую гостиницу и даже снять домик на побережье. Ну что ж, будем держать глаза и уши открытыми.

Я не знаю, как точно назвать то, что мы увидели. Все-таки не замок, хотя сам хозяин именовал его именно таким образом. Традиционные для замков башенки отсутствовали, бросались в глаза переливающиеся на солнце золоченые купола-луковицы в количестве пяти штук. Это зрелище чем-то напомнило мне Екатерининский дворец в Пушкине. Вскоре выяснилось, что у Василия Степановича имеется часовня, так сказать, на дому, со своим штатным попом, выписанным из родных сибирских краев хозяина. Поп, по его словам, хорошо поработал в острогах и заслужил отдых в теплых краях. Более того, поп по профессии был фельдшером и немало лет трудился на этом поприще. Так что нашему хозяину было выгодно иметь врачевателя души и тела в одном лице.

В других местах крыша была ровной, только с весьма внушительными бортиками, чтобы народ по пьяному делу не валился вниз. На крыше располагался бассейн, был оборудован солярий и иногда проводились вечеринки. Василий Степанович похвастался, что приемы на крыше из всех здешних русских проводит только он.

Высота здания составляла метров десять, этажей было три, плюс подземный с винным погребом. Вероятно, там имелось что-то еще, но нам это не демонстрировали. Может, потом сами посмотрим в порядке частной инициативы.

Нам показали оранжерею, кинозал и японскую комнату для релаксации с двумя японками.

Апартаменты для гостей включали – как бы получше выразиться? – балконы. Правда, под этим словом обычный гражданин понимает совсем не то, что торчало из стен особняка. Здесь были присобачены какие-то площадки, по форме напоминающие капли и выступающие вперед на разную длину. На балконах стояли пластиковые кресла и столики и имелись выдвигающиеся тенты разных расцветок. Когда мы оказались у дома, часть была выдвинута.

Мне доводилось видеть немало «шедевров» архитектуры последних лет, но такое уродство, признаться, я видела впервые. Здание было выкрашено в болотный цвет, у главного входа стояли атланты наподобие тех, которые держат портик Нового Эрмитажа со стороны Миллионной улицы, только из розового мрамора.

Василий Степанович усмехнулся:

– Знаете, кто мне их сваял? Один известный советский скульптор, дядька уже в годах, но такой классный мастер! Работает не за страх, а за совесть.

– Это вы имеете в виду деньги мафии, а не Ленинскую премию? – уточнила я с невинным видом.

Василий Степанович хмыкнул и заявил, что его предупреждали о моей стервозности и он нисколько не удивлен моему вопросу. После этого «граф Монте-Кристо» поведал интересную историю о том, как этот скульптор в одном из городов России в советские времена по заданию Коммунистической партии из буржуйских атлантов сделал советских рабочих. Теперь скульптор обосновался во Франции и ваяет для проживающих здесь соотечественников все, что они пожелают. Специалист он разносторонний, может и соцреализм выдать, и готику, и неоклассицизм.

Парк впечатлял фонтанами и статуями, имелся свой пляж, свой причал и своя яхта, а также несколько мелких суденышек.

В доме, конечно, тоже стояли статуи (куда ж без них?), на стенах висели картины, думаю, подлинники.

Наши апартаменты состояли из трех комнат. Из коридора дверь открывалась в гостиную, в которой на диванчике разместился Пашка, а из гостиной двери вели в две спальни, которые заняли мы с Татьяной. В каждой спальне имелся свой санузел с современной сантехникой. Мебель в комнатах тоже была современной, без вычурности.

– Иван Захарович сказал, что вы антиквариат не любите, – заявил Василий Степанович. – Вы правда предпочитаете кровати без балдахинов? А то у меня есть и с колоннами, и с разными пологами…

– Нет, спасибо, нас все устраивает, – поспешила сказать Татьяна.

Я же смотрела на компьютер, стоявший в гостиной.

– К Интернету подключен? – спросила я. – Это нас волнует гораздо больше.

– Да, конечно, – кивнул хозяин. – Все сделано, как вам требуется. Можете пересылать все ваши материалы.

Нас предупредили о времени ужина, и хозяин нас покинул.

Приняв душ и разложив вещи в огромных шкафах, мы с Пашкой тут же занялись пересылкой (Виктории Семеновне и Ивану Захаровичу), а потом просмотром (иногда покадровым) отснятого в самолете материала. Татьяна участвовала в просмотре.

– По-моему, обычная драка, – сказала подруга в конце. – Конечно, для эфира пойдет, у нас еще вроде бы никто не показывал драку в воздухе с выпадением кислородных масок, но в принципе… Пьяные мужики что-то не поделили.

Я еще раз просмотрела проход Пашкиного соседа в туалет и не заметила ничего интересного. Его, правда, пару раз качнуло на граждан, но ведь он выпил немало виски.

Во время ужина прибыла французская полиция – по нашу душу. Василий Степанович аж вином поперхнулся (за пять тысяч долларов бутылка).

Полиция желала побеседовать со мной и с Пашкой, ну и с Татьяной заодно. Оказывается, они уже успели навести о нас с Пашкой справки. Вот что значат чудеса современной техники и скорость связи! В Управлении, где у меня много друзей и консультантов, а у Пашки собутыльников, нам дали самую распрекрасную характеристику. Нас описали как законопослушных граждан, которые всегда сотрудничают с органами, оказывая посильную помощь. В общем, французской полиции дали понять, что мы свои в доску, подозревать нас ни в чем нельзя, и вообще мы всегда показываем органы в нужном свете.

У нас попросили заснятый в самолете материал. Кто-то из пассажиров или экипажа уже успел накляузничать, что в самолете летели Смирнова с оператором. Мне было жаль наших мужиков, у которых теперь явно возникнут неприятности, но, как вскоре выяснилось, жалела я их зря.

На то, что делалось в самолете российской авиакомпании, французской полиции было ровным счетом наплевать. Но труп, прибывший в российском самолете на территорию Франции, местную полицию очень даже интересовал, потому что он отправился во французский морг.

Я предложила всем вместе посмотреть пленку. Мы точно не видели, чтобы кто-то умирал в самолете. Во время драки никого не убили. В этом я была готова поклясться на Уголовном кодексе Российской Федерации и на его французском аналоге.

У французов была фотография трупа. Мы нашли его на нашей пленке еще вполне живым. В драке этот мужчина не участвовал. В самом конце нашей съемки он, судя по виду, спал, хотя теперь мы не могли утверждать это с полной уверенностью.

– Так у него вполне мог случиться разрыв сердца от всего, что творилось, – заметила я.

Судя по виду, мужчине было сорок с небольшим (опасный возраст), телосложение плотное, лицо одутловатое, как у любого явно пьющего человека. Он несомненно принял на грудь и перед вылетом, и после взлета, а потом началась паника…

Нет, паника его не затронула. Мы снова прокрутили запись и увидели, что после выпадения масок он с трудом оглядел происходящее и опять опустил голову на грудь. Ему уже тогда было плохо? Мне было жаль, что мы не обратили на него внимания. Может, его бы удалось спасти…

– Его бы не удалось спасти, – заявил французский полицейский, комиссар Дидье. – Если у вас, конечно, не было нужного антидота.

– Чего? – спросила Татьяна.

– Его что, отравили?! – воскликнула я.

Французы-полицейские дружно кивнули. Мы уставились на них.

– Некачественный алкоголь? – подал голос Пашка, который почти всегда пьет только пиво.

– Нет, очень редкий яд, изготовленный по средневековому рецепту.

Мы дружно моргнули.

Первой в себя пришла я и спросила, можно ли определить, когда в несчастного впрыснули яд.

Это было неизвестно.

– Но яд быстрого действия или замедленного? Я имею в виду: его в России ввели или уже в самолете?

Французские эксперты считали, что в самолете, тем более на плече мертвеца имелся след свежего укола. Плечо было левое, как раз то, которое выставлялось в проход.

По крайней мере, нас в убийстве не подозревали, и на том спасибо. Копию записи мы французской полиции презентовали, и они с этим удалились.

Мы же снова стали смотреть запись.

На этого дядьку падал Пашкин сосед. Во время драки на него валились или задевали еще три мужика – он как раз сидел в той части самолета, где народ выяснял отношения.

– Точно, этот тип его отравил, – заявила Татьяна. – Я же тебе говорила, Юля, чтобы ты обратила внимание на его перстень. Раз отравили, да еще средневековым ядом… Однозначно Пашкин сосед.

Я предложила обратить внимание Ивана Захаровича на двух граждан – умершего и Пашкиного соседа. Пусть его подчиненные вышлют нам информацию о том, кто это. Не исключено, это нам поможет.

Однако мы не успели отправить запрос. Прорезался наш друг опер Андрюша из Управления и сообщил, что мы вскоре увидимся. Именно его отрядили в помощь французской полиции от нашего Управления, в частности потому, что во Франции находится наша компания и сотрудничать нам всем не впервой. Осталось только сделать визу. Консульство по требованию собственной полиции явно должно поторопиться, так что мы вскоре воссоединимся.

– Боже мой! – воскликнула Татьяна. – Ни в одну страну нельзя уехать, чтобы за тобой не приперся кто-то из знакомых.

Я уточнила у Андрюши, кого убили. Это оказался известный «черный» торговец антиквариатом.

– Но зачем такие сложности? – не поняла я.

– А это надо у убийцы спрашивать. Или заказчика, – хмыкнул приятель и распрощался.

Мы все-таки послали запрос Ивану Захаровичу и насчет убитого, и насчет предполагаемого убийцы.

Информацию насчет убитого он подтвердил, типа с перстнем не знал, но дал задание подчиненным выяснить, кто это такой и зачем его понесло во Францию.

Может Ивана Захаровича интересовать антиквариат? У него в загородном особняке, где он проживает большую часть времени, и в городской квартире полно старинных штучек. Но может ли его интерес быть, так сказать, профессиональным? Я считала, что да. Поэтому эту «тему» следовало отложить в памяти. Будем следить за развитием дела. Тем более Андрюша приезжает…

Глава 4

На следующий вечер «граф Монте-Кристо» устраивал вечеринку для богатых русских, отдыхающих на Лазурном Берегу. К сожалению, мы на нее опоздали из-за того, что были вызваны в полицию для дачи официальных показаний. Андрюша пока не появился. В полиции также оказалось еще несколько человек, летевших нашим рейсом, которые узнали меня. Я сама узнала только одну женщину, да и то потому, что несколько раз видела ее на пленке. Под ней сломалось кресло, но она к тому времени уже успела подцепить панель в потолке, слетела на пол с панелью, быстро вскочила и ухватила кислородную маску, к которой потянулась загребущая рука какого-то мужика из кресла сзади. Мужик получил по морде и отключился от удара, а не от отсутствия кислорода в салоне.

В полиции тетка орала, что ей испорчен отдых, и требовала компенсации. При виде меня она бросилась к нашей компании аки коршун, причем с такой резвостью, словно была молодой горной козочкой, а не напоминала бурую медведицу-шатунью.

Мы услышали, что она прилетела отдыхать после сложного судебного процесса. Любовница мужа, которую тетка (разумеется, вместе с мужем) застала в своей собственной постели, требовала оплаты пластической операции по реставрации носа, скулы и челюсти. Правда, ничего не добилась. Единственный свидетель, муж, заявил, что любовница такой и была в момент его с ней знакомства. Жена ему ежедневно объясняет, кто он есть, и поэтому он прекрасно понимает, что на него никто, кроме такой уродки, не позарился бы. Он также сказал, что подобрал любовницу на районном «пьяном углу», после того, как выпил с друзьями пива. Два друга это подтвердили.

Я поинтересовалась у тетки, почему муж так заявил, подумывая, что могу вставить этот материал в одну из статей о бытовухе.

– Так мой-то не работает и не хочет, – как само собой разумеющееся заявила тетка. – Кому он нужен в пятьдесят лет? А друзьям я тоже иногда наливаю и работенку подкидываю.

Когда мы вернулись в особняк, веселье было уже в самом разгаре. Мы отправились переодеваться и вскоре спустились в сад с фонтанами, в которых, вероятно, намечалось купание по национальной традиции. Мы с Татьяной были в платьях для коктейля и босоножках, Пашка надел белые брюки и рубашку-поло, а также прихватил камеру. Мы не сомневались, что на вечеринке будет что заснять, если и не для «Криминальной хроники», то для коллег из «Светской».