Книга I

1. От деда Вера¹ у меня добрый нрав и незлобивость.

2. От родителя², если верить его репутации и памяти о нем, – скромность и мужество.

3. От матери³ – благочестие, щедрость и воздержание не только от дурных дел, но и от мыслей о них; а также простота и отвращение к времяпрепровождению, свойственному богатым.

4. От прадеда⁴ – нежелание посещать общественные школы; и [привычка] обучаться у хороших учителей дома; и знание, что на это нужно прилежно тратить время.

5. От воспитателя – нежелание быть участником ни партии зеленых, ни голубых, ни партии круглых, ни партии длинных щитов;⁵ и выносливость и неприхотливость, и самостоятельность, и нежелание вмешиваться в чужие дела, и невосприимчивость к наговорам.⁶

6. От Диогнета⁷ [привычка] не гоняться за пустыми вещами; и недоверие к тому, что рассказывают о кудесниках и заклинателях и об изгнании демонов и тому подобном; и не разводить перепелов⁸ и не увлекаться занятиями такого рода; и воздерживаться от болтливости; и быть в дружбе с философией; и слушать сперва Бакхия, затем Тандасида и Марциана;⁹ и писать в раннем возрасте диалоги; и привычка спать на шкуре и складной кровати и придерживаться всего того, что свойственно эллинскому образу жизни.¹⁰

7. От Рустика¹¹ – получение представления о необходимости исправления и совершенствования своего нрава; и нежелание ударяться в софистические прения и писать по теоретическим вопросам, или произносить увещевательные речи, или изображать из себя аскета или благодетеля, создавая [у людей] неверное представление; и [умение] воздерживаться от риторики, поэзии и изысканных речей;¹² и не разгуливать по дому в праздничной одежде и не делать [ничего] подобного; и писать письма просто, как писал он моей матери из Синуэссы¹³; и относиться благосклонно и примирительно к гневающимся и заблуждающимся и, как только они захотят раскаяться, идти им навстречу; и внимательно читать [книги] и не довольствоваться самыми общими мыслями и не соглашаться легко с пустословами; и обращение к «Беседам» Эпиктета¹⁴, которые он дал мне из домашней библиотеки.

8. От Аполлония¹⁵ у меня свободомыслие и твердая осторожность; и [умение] даже в малом не обращать внимание ни на что, кроме смысла; и всегда [сохранять душевное] равновесие: при острых болях, при утрате ребенка, во время продолжительных болезней; и ясное понимание на примере его жизни, что один и тот же человек может быть и энергичным, и беспечным; и [умение] при объяснениях не раздражаться; и видеть, как человек разумный наименьшим из своих достоинств считает опыт и искусство передачи умозрительных положений; и понимание, как нужно принимать от друзей то, что считается благодеянием, и не терять из-за этого достоинства и вместе с тем не пренебрегать бесчувственно [тем, что считается благодеянием].

9. От Секста¹⁶ – приветливость; и пример, как управлять домом; и понимание жизни в согласии с природой¹⁷; и ненапускная серьезность; и стремление заботиться о друзьях; и терпимость к людям обыкновенным и судящим без осведомленности; и [умение] быть в согласии со всеми так, что общение с ним было приятнее всякой лести и в то же время он заслуживал глубочайшего уважения у тех же самых людей; и понимающе и методически отыскивать и упорядочивать необходимые для жизни основоположения; и не проявлять никогда гнев или какое-нибудь другое сильное чувство, но всегда быть выше страстей и вместе с тем любвеобильным; и добрая репутация без хвастовства; и ученость без показного блеска.

10. От Александра Грамматика¹⁸ – неосуждение; и [привычка] не делать оскорбительных замечаний по адресу тех, кто употребляет варварские или какие-нибудь неправильные или неблагозвучные выражения, но только искусно произносить так, как следует, в форме ответа, или подтверждения, или совместного размышления о самом предмете, а не об обороте речи, или с помощью какого-нибудь такого же искусного упоминания мимоходом.

11. От Фронтона¹⁹ – знание, каковы злые чары и изощренность и притворство тирании; и сколь бессердечны те, которых мы обычно называем голубой кровью.

12. От Александра Платоника²⁰ [привычка] не говорить часто и без нужды кому-нибудь и не писать в письме, что я-де занят, и под этим предлогом постоянно отказываться от того, что надлежит делать по отношению к тем, с кем общаешься, ссылаясь на неотложные дела.

13. От Катула²¹ [привычка] не относиться невнимательно к другу, упрекающему [тебя] в чем-нибудь, даже если он упрекает без оснований, но делать попытки восстановить прежние отношения; и усердно восхвалять учителей, как делали Домиций и Афинодот²²; и испытывать искреннюю любовь к детям.

14. От Севера, моего брата²³, – любовь к домочадцам, к истине, к справедливости; и благодаря ему знание о Тразее, Гельвидии, Катоне, Дионе, Бруте²⁴ и получение представления о свободном государственном устройстве, управляемом по закону [всеобщего] равенства и равноправия, и о верховной власти, более всего чтущей свободу подданных. И от него же – умеренность и ровность в почитании философии; и [привычка] делать добро и быть постоянно щедрым; и [питать] благие надежды и верить в любовь друзей; и не скрывать осуждения от тех, кого случается осуждать; и не заставлять друзей угадывать, чего хочу или не хочу, но делать [это] ясным.

15. От Максима²⁵ – [умение] властвовать собой и в любом деле быть сосредоточенным; и хорошее расположение духа, как в остальных случаях, так и при болезни; и мягкость характера, и ласковость, и достоинство; и [привычка] не сдаваться понапрасну перед поставленными целями; и вызывать у всех доверие к себе, о чем бы я ни говорил, что именно так думаю, а то, что делаю, делаю с хорошими намерениями; и неспособность удивляться и испытывать потрясение²⁶ и торопиться в каком-нибудь деле или медлить, или быть в растерянности, или падать духом, или деланно улыбаться, или, напротив, гневаться или подозревать; и готовность к добру и прощению и правдивость; и получение представления, что лучше быть [изначально] неискривленным, чем [впоследствии] исправляемым; и что никто никогда не мог бы подумать, что [Максим] презирает его, или осмелился бы признать, что тот ставит себя выше его; и тонкость обхождения.

16. От отца²⁷ – кротость и непоколебимая твердость в решениях [принятых] после [тщательного] исследования; и отсутствие тщеславия по поводу мнимых почестей; и трудолюбие и упорство; и внимательность к тем, кто может что-нибудь предложить для общей пользы; и неизменность при воздаянии каждому по заслугам; и знание, в каком случае нужна строгость, а в каком – мягкость; и прекращение того, что связано с любовью к мальчикам; и понимание общих интересов и позволение друзьям не присутствовать на его обедах вовсе, а при возникновении какой-нибудь необходимости у них не сопровождать его; те же, которые отставали по какой-нибудь надобности, всегда заставали его тем же самым в обращении с ними; в совете подробное и настойчивое расспрашивание; не отступаться от расследования, довольствуясь первыми попавшимися представлениями; и бережное отношение к друзьям, никогда не знающее пресыщения и вместе с тем излишнего влечения; и самодостаточность во всем²⁸ и веселость; и предусмотрительность и умение заранее позаботиться [даже] о мелочах, не преувеличивая [их роли]; и отклонение хвалебных восклицаний и всякой лести по отношению к себе; и постоянное внимание к государственным нуждам и бережливость по отношению к казне и терпеливое отношение к тем, кто порицал его за это; по отношению к богам – отсутствие суеверия, по отношению к людям – отсутствие желания угодить, или добиться расположения, или понравиться толпе, но, напротив, здравый смысл и твердость во всем, и ни в чем не проявлять безвкусицы, и не стремиться к нововведениям; и одновременно скромное и охотное пользование благами, сколько-нибудь облегчающими жизнь, которые фортуна предоставляет в изобилии, – так, чтобы, когда они есть, распоряжаться ими непринужденно, а когда их нет, не испытывать в них нужды; ни один человек не мог бы сказать о нем, что он софист, или доморощенный философ, или педант, но [сказал бы] что он – муж зрелый, сложившийся, чуждый лести, способный позаботиться и о своих собственных делах, и о чужих; кроме того, он чтил настоящих философов, остальных же [делающих вид, что они философы] не бранил, но и не позволял им вводить себя в заблуждение; он также отличался приятностью и приветливостью, не переходящей границы; и [у него была] умеренная забота о собственном теле – не как у какого-нибудь жизнелюба и не ради красоты, но и не с пренебрежением, а так, чтобы благодаря попечению о себе менее всего нуждаться во врачебной помощи или лекарствах и наружных припарках; особенно [следует отметить] его уважение без чувства зависти к обладателям какого-либо таланта, будь то красноречие или исследование законов, или нравов, или еще чего-нибудь, и содействие этим людям, чтобы каждый прославился соответственно своему дарованию; делая все по заветам отцов, он тем не менее не выставлял напоказ это соблюдение отцовских обычаев; еще он не был мятущимся человеком и не бросался от одного к другому, но был привязан к одним и тем же местам и делам; после приступов головной боли он тотчас возвращался молодым и свежим к обычным занятиям; и тайн у него было мало и лишь изредка, и все касались только общих интересов; в организации общественных зрелищ и при сооружении построек и раздачах народу и тому подобных делах он выказывал ум и заботливость, обращая внимание на то, что должно делать, а не на то, какая слава [будет о нем] вслед за деянием; он не пользовался банями в неурочное время, не имел страсти к строительству, не заботился ни об изысканности блюд, ни о покрое и расцветке одежды, ни о красоте своих рабов; одежда, изготовленная в Лории, его нижней резиденции²⁹, и многое [что произошло] в Ланувии³⁰, и плащ³¹, из-за которого он извинялся в Тускуле³², и прочее в том же роде; ничего резкого, непристойного он не допускал, ничего буйного, никогда не делал так, чтобы кто-нибудь мог сказать о нем «до [седьмого] пота», но все у него было обдуманно распределено, как во время отдыха, без суеты, размеренно, основательно, в согласии друг с другом; к нему подошло бы то, что рассказывают о Сократе, что он мог и воздерживаться, и наслаждаться тем, в отношении чего большинство людей на воздержание слабы, а на наслаждение падки³³; он был сильным [при воздержании] и воздерживался [от наслаждений] и сохранял трезвость ума в том и в другом случае, что свойственно человеку со здоровой и непреклонной душой, каким [показал он себя] во время болезни Максима.

17. От богов мне достались хорошие деды³⁴, хорошие родители, хорошая сестра³⁵, хорошие учителя, хорошие домочадцы, родственники, друзья – почти все; и то, что я невзначай не сделал никому из них чего-либо дурного, хотя и имею такой склад характера, что при случае мог бы сделать нечто подобное; то, что милостивое расположение богов ко мне не создало никакого стечения обстоятельств, которое могло бы бросить тень на меня; и то, что я недолго воспитывался у любовницы деда; и что сберег юношеский цвет и не стал мужчиной раньше времени, но сохранял [юношеский цвет] еще и в дальнейшем; и то, что был я в подчинении у принцепса и отца, который смог меня избавить от какого бы то ни было высокомерия и внушить мысль, что можно жить во дворце, не нуждаясь ни в телохранителях, ни в пышных облачениях, ни в факелах, ни в каких-то особенных изваяниях и тому подобной помпе, но ограничивать себя вплоть до образа жизни частного человека и при этом иметь не меньше важности и достоинства в том, что надлежит делать при руководстве государством его главе; то, что довелось мне иметь такого брата³⁶, который смог своим нравом побудить меня самому заботиться о себе, а вместе с тем и радовавшего меня вниманием и любовью; то, что дети у меня родились не без способностей и не имеют телесных изъянов;³⁷ то, что не зашел я так далеко в риторических, поэтических и других занятиях, которым я, вероятно, отдался бы полностью, если бы почувствовал, что делаю успехи;³⁸ то, что я успел наградить по достоинству своих наставников, чего, как мне кажется, они желали, а не откладывал награды, подавая им надежду, что, поскольку они молоды, сделаю это потом; то, что я был знаком с Аполлонием, Рустиком, Максимом; что получал неоднократное и наглядное представление о жизни в согласии с природой, какова она может быть, так что, насколько это зависит от богов и божественного дара, вмешательства их и внушения, не встречал я никаких препятствий для жизни уже в согласии с природой, а если отступал в чем-нибудь от этого, то [отступал] по своей вине и невниманию к указаниям и чуть ли не наущениям со стороны богов; то, что при такой жизни столько выдерживает мое тело; то, что я не коснулся ни Бенедикты, ни Феодота, да и впоследствии, если возникала любовная страсть, выздоравливал от нее; то, что, часто сердясь на Рустика, не сделал по отношению к нему ничего, в чем [впоследствии] раскаивался бы; то, что мать моя, умершая в молодом возрасте, все же провела свои последние годы со мной; что, когда бы я ни захотел помочь какому-нибудь бедному или нуждающемуся в чем-нибудь другом человеку, никогда не слышали от меня, что нет у меня средств, чтобы помочь; и что самому мне не довелось испытывать подобную нужду, чтобы брать в долг у другого человека; что жена у меня именно такая, имеет такой покладистый характер, такая нежно любящая, такая простая; что у детей моих немало опытных воспитателей; что была мне послана через сновидения различная помощь и в том числе от кровохарканья и головокружения; и то, что случилось в Каэте³⁹, словно через оракул; и что я стремился к философии, не попав при этом к какому-нибудь софисту, не уединившись для чтения исторических сочинений, не занимаясь разбором силлогизмов или изучением небесных явлений. Ведь для всего этого нужна помощь богов и счастливого случая.

Писано в области квадов близ Грана⁴⁰.

Книга II

1. Поутру предупреждать себя: я встречусь с людьми суетными, неблагодарными, дерзкими, хитрыми, завистливыми, действующими не ради общей пользы. Всеми этими свойствами они обладают по неведению добра и зла.⁴¹ Я же, постигший, что природа добра прекрасна, а зла безобразна,⁴² что природа самого заблудшего человека родственна моей, не потому, что мы одной крови или от одного и того же семени, а потому, что в одинаковой мере причастны с ним разуму и божественному предопределению,⁴³ не могу ни от кого из них потерпеть ущерба; ибо никто не сможет принудить меня к позорному; ни гневаться я не могу на родственное существо, ни отстраняться от него. Ведь мы рождены для совместной деятельности, как ноги, как руки, как веки, как верхний и нижний ряд зубов. Поэтому противно природе противодействовать друг другу; гневаться же и отвращаться означает именно противодействие.

2. Все, что я собой представляю, есть только плоть, дыхание и руководящее начало⁴⁴. Оставь книги; не разрывайся: нет времени. А плоть презирай так, словно умираешь: она кровавая грязь, кости, сплетение нервов, жил и артерий. Рассмотри и дыхание – что оно такое? Дуновение, и не всегда одинаковое, но каждое мгновение выдыхаемое и опять вбираемое. Итак, остается третье: руководящее начало. Прими в расчет вот что: ты стар. Не позволяй же этому руководящему началу ни находиться в рабстве, ни разрываться от влечений, не содействующих единению с людьми, ни роптать на судьбу и свое положение в настоящем, ни удаляться [мыслью] в будущее.

3. Исходящее от богов полно провидения, исходящее от случая не противоречит природе или обусловлено находящимися под властью провидения связью и переплетением [причин]. Все вытекает оттуда [из провидения].⁴⁵ С ним связаны и неизбежность [всего происходящего], и польза для всего мира, частью которого ты являешься. А для любой части природы благо то, что приносит ей природа целого и что ее [часть природы] сохраняет; сохраняют же мир превращения как первостихий⁴⁶, так и состоящих из них тел. С тебя достаточно, если это станет твоим руководством. Тоску же по книгам оставь, чтобы умереть не ропща, но с истинной кротостью и сердечной благодарностью богам.

4. Помни, сколь долго ты откладываешь это и сколько раз ты уже не пользуешься этими самыми благоприятными возможностями, дарованными богами. Должен же ты понять наконец, частью какого мира ты являешься и истечение какого мироправителя ты есть, и что очерчен тебе предел во времени, который, если не используешь для очищения [души], исчезнет и назад не вернется.

5. Каждое мгновение заботься твердо, как римлянин и мужчина, о том, чтобы делать то, что в твоих силах, с истинным и неподдельным величием, сердечным расположением, благородно, по справедливости и давать себе отдых от всех других представлений. Это удастся тебе, если каждое дело станешь выполнять как последнее в твоей жизни, отказавшись от всякого безрассудства и вызванного страстями отвращения от разума, принимающего решения, а также [отказавшись] от лицемерия, своекорыстия и неприятия велений судьбы. Ты видишь, какая малость то, владея чем, можно вести счастливую и угодную богам жизнь. Ведь и боги не требуют ничего другого от того, кто соблюдает это.

6. Принижай, принижай себя, о душа: возвеличить себя у тебя уже не будет времени. Разве не коротка жизнь любого человека? Почти подошла к концу и твоя [жизнь], в которой ты не чтила самое себя, но ставила свое счастье в зависимость от душ других людей.

7. Почему тебя терзают вторгающиеся извне вещи? Дай себе отдых, чтобы изведать еще что-нибудь хорошее, и перестань кружиться, как волчок. Да и другого заблуждения нужно остерегаться: ведь и те, которые, устав от жизненных дел и не имея цели, на которую они могли бы направить все свое устремление и всю силу своего представления сразу, поступают глупо.

8. Нелегко найти человека, который становится несчастным оттого, что не заботится о том, что делается в душе другого; а вот те, которые пренебрегают движениями собственной души, неизбежно становятся несчастными.

9. Нужно помнить всегда о том, какова природа целого, и какова моя, и как последняя относится к первой, и какой частью какого целого является, и что никто не может воспрепятствовать тебе всегда и говорить и поступать, следуя той природе, частью которой ты являешься.

10. Философ Феофраст⁴⁷ при сравнении прегрешений, несмотря на то что сравнение это несколько банально, замечает, что тяжелее проступки, совершаемые по вожделению, нежели из-за гнева. Действительно, гневающийся человек кажется отказывающимся от разума с некоторым огорчением и внутренней подавленностью; тот же, кто прегрешает по вожделению, покорившись наслаждению, кажется в своих прегрешениях более распущенным и изнеженным. Итак, верно и истинно по-философски сказал он, что проступок, совершенный ради наслаждения, заслуживает большего порицания, чем совершенный в состоянии огорчения. В целом один более похож на человека, ранее претерпевшего несправедливость и побужденного огорчением ко гневу; другой же, напротив, по собственному побуждению стремится к несправедливости, влекомый к какому-нибудь действию вожделением.

11. Каждое твое действие, слово, мысль пусть будут такими, как будто ты уже вот-вот уйдешь из жизни. Уходить же от людей, если есть боги, нисколько не страшно, ведь боги не причинят тебе зла; если же, напротив, боги не существуют или не заботятся о человеческих делах,⁴⁸ зачем мне жить в мире, лишенном богов и промысла? Но боги есть, и они заботятся о человеческих делах и возложили всю ответственность впасть или не впасть в действительное зло на самого человека. Если же есть какое-нибудь зло в остальных делах, то и это они предусмотрели, чтобы человеку нельзя было впасть в какое угодно зло. То же, что не ухудшает самого человека, как может ухудшить его жизнь? Природа целого не допустила бы просчета ни бессознательно, ни сознательно, так, чтобы при этом не иметь возможности уберечься от зла или исправить его; и точно так же не допустила бы она такого большого просчета по неспособности или неискусности [а именно того], чтобы добро и зло случалось вперемешку как со злыми, так и с добрыми. Смерть же и жизнь, слава и бесславие, страдание и удовольствие, богатство и бедность – все это главным образом случается как с хорошими, так и с плохими, не будучи само по себе ни прекрасным, ни постыдным. Стало быть, не благо это и не зло.⁴⁹

12. Как быстро все исчезает, в мире – самые тела, в вечности – воспоминание о них! Сюда относится все то, что мы воспринимаем чувствами, а особенно то, что привлекает, обещая наслаждение, или отпугивает [будущим] страданием, или то, что в ослеплении считают великим – как незначительно это и достойно всяческого презрения, как низменно, и тленно, и мертво! [Вот на что нужно] направлять мыслительную силу: напоминать себе, что представляют собой те, чьи мнения и речи приносят некоторым славу и бесславие; что такое умирание и что если рассмотреть его само по себе и освободить его посредством мысленного отграничения от того, что связано с ним в воображении, то ничем другим оно не будет представляться, как только действием природы. Тот же, кто опасается действия природы, – дитя. Более того, смерть – не только действие природы, но и полезна ей. Как соприкасается человек с богом, и какой частью своего существа, и в каком состоянии находится эта часть [рассмотри тоже].

13. Нет ничего несчастнее человека, измеряющего все вокруг и исследующего, по слову поэта, «глуби земли»⁵⁰ и то, что есть в душах ближних, путем наблюдений, но не чувствующего, что достаточно быть внимательным только к своему собственному внутреннему демону⁵¹ и по-настоящему служить ему. Служение же ему заключается в том, чтобы сохранять его чистым от страстей, опрометчивости, недовольства тем, что исходит от богов и людей. Ибо то, что от богов, достойно почитания из-за своего превосходства над нами, а то, что от людей, приятно своей родственностью, иногда же заслуживает особого рода жалости из-за неведения [людьми] добра и зла. Это неведение – не меньший недуг, чем утрата способности различать черное и белое.

14. Проживешь ли ты три тысячи или тридцать тысяч лет, все равно помни, что никто не теряет иной жизни, кроме той, которой живет [в данный момент], и не живет иной жизнью, кроме той, которую теряет [в данный момент]. В этом отношении самая долгая жизнь равна самой короткой. Ведь настоящее время для всех одинаково, и исчезающее [тоже поэтому] одинаково, и утрачиваемое столь непродолжительно. Ведь ни прошедшее, ни будущее потерять никто не может, потому что как может лишиться кто-нибудь того, чего у него нет? Поэтому помни всегда две истины: первую – что все извечно имеет одинаковую основу и вращается по кругу, и поэтому совершенно безразлично, наблюдать ли те же самые вещи в промежутке ста или двухсот лет или в беспредельности времени; вторую же – что и человек самого преклонного возраста, и очень рано умерший теряют одно и то же. Ведь настоящее – единственное, чего они могут лишиться, так как только его они и имеют, а то, чего человек не имеет, он не теряет.

15. [Помни] что все – восприятие. Это верно отмечено киником Монимом⁵². Несомненна и польза его высказывания, когда ограничиваешься тем, что в нем истинного.

16. Человеческая душа наносит обиду себе самой более всего тогда, когда она, насколько это в ее власти, отпадает от мира и как бы становится болезненной опухолью на его теле. Ибо быть недовольным чем-нибудь из происходящего означает [именно] отпадение от природы [целого], которой в каждой отдельной части охватываются природы остальных существ. Далее [она обижает себя же], когда отвращается от какого-нибудь человека или устремляется против него, пытаясь навредить ему, как бывает с душой разгневанных. В-третьих [она обижает себя же], когда подчиняется наслаждению или страданию. В-четвертых, – когда притворяется и делает или говорит что-либо фальшиво и неискренно. В-пятых, – когда она не направляет какого-нибудь своего действия и порыва к определенной цели, но действует наобум и непоследовательно, между тем как даже самое малое надлежит делать, имея в виду конечную цель. Конечная же цель существ разумных – следовать разумным установлениям Города и его древнейшему устройству⁵³.

17. Продолжительность человеческой жизни – мгновение, естество – текуче, ощущение – смутно, состав всего тела – непрочен, душа – кружащийся волчок, стечение обстоятельств – неясно, слава – неразборчива, – одним словом, все, что относится к телу, – поток, все, что относится к душе, – сон и туман, жизнь – военный поход и скитание на чужбине, слава в потомстве равносильна забвению. Итак, что же может служить руководством? Одна лишь философия. Быть же философом значит хранить внутреннего демона неоскверненным и невредимым, пребывающим выше наслаждений и страданий, не делающим ничего ни необдуманно, ни лживо, ни лицемерно, не нуждающимся в том, чтобы другой человек что-нибудь сделал для него или не сделал; кроме того, принимающим случающееся и уделяемое [судьбой], так как оно исходит оттуда, откуда пришел он сам; наконец, ожидающим смерть с кротостью в мыслях, как если бы она была не чем иным, как разъединением на те частицы, из которых составлено все живое. Если же для самих частиц нет ничего страшного в том, что каждая из них постоянно превращается в другую, то почему должен кто-то смотреть с недоверием на превращение и разъединение всего сразу? Ведь это соответствует природе, а в том, что соответствует природе, нет зла.

Книга III

Писано в Карнунте⁵⁴

1. Нужно принять в расчет не только то, что каждый день убывает жизнь и остается все меньшая ее часть, но нужно принимать в расчет и то, что если кто и доживет до глубокой старости, неизвестно, достанет ли ему тогда такой же силы ума для осмысления вещей и наблюдений, направленных на познание божественных и человеческих дел. Ведь если [человек] начнет тупеть, способность дышать, питаться, воображать, порываться и все прочее в этом роде не исчезнет, а вот способность разумно распоряжаться собой, точно определять нужное количество обязанностей⁵⁵, расчленять исходные представления и следить за тем, не пора ли уже уходить из жизни, и все прочее, что совершенно не может обойтись без тренированного разума, угасает раньше [чем угасает в глубокой старости способность дышать, питаться]. Поэтому следует спешить не только потому, что смерть ежечасно становится все ближе, но и потому, что осмысление и постижение связи вещей ослабевает быстрее [чем все остальные способности].

2. Следует отметить и то, что даже в том, что сопутствует явлениям, совершающимся в согласии с природой, есть некая прелесть и привлекательность. Так, при выпечке хлеба трескается некоторая его часть, и поэтому эти трещинки, хотя и противоречат в известной мере целям хлебопечения, все же как-то уместны и особенно возбуждают аппетит. Опять же и смоквы лопаются в самый последний момент созревания. И в перезрелых оливках самая близость их к гниению придает плоду своеобразную прелесть. И хлебные колосья, склоняющиеся к земле, и нахмуренный лоб льва, и пена, текущая из пасти кабана, и многое другое, если рассматривать их самих по себе, далеки от благообразия, однако из-за того, что они сопряжены с явлениями, совершающимися в согласии с природой, они приобретают их красоту и привлекают душу, так что, если кто восприимчив и отличается более глубоким пониманием происходящего в [мировом] целом, тому даже из второстепенных явлений почти ничто не покажется не связанным с некоторой приятностью. Он будет смотреть на настоящую звериную пасть с не меньшим наслаждением, чем на ту, которую в подражание [природе] изображают живописцы и ваятели. Своим разумным взглядом он сможет заметить и известную законченность и красоту облика старухи и старика, и очарование в детях; и множество вещей подобного рода откроется ему, очевидных не для всякого, но лишь для того, кто тесно сроднился с природой и ее произведениями.

3. Гиппократ, излечивший немало болезней, сам, заболев, умер. Халдеи⁵⁶ многим предсказали смерть, но затем и их настиг рок. Александр [Македонский], Помпей и Гай [Юлий] Цезарь, столько раз до основания разрушавшие города и перебившие в бою многие десятки тысяч конных и пеших людей, однажды и сами ушли из жизни. Гераклит, столь много философствовавший о воспламенении мира, умер с наполненными водой внутренностями и обмазанный навозом.⁵⁷ Демокрита погубила вшивая болезнь,⁵⁸ Сократа – паразиты другого рода⁵⁹. Что же получается? Взошел [на корабль], плывешь, прибыл [в гавань] – высаживайся. Если в другую жизнь приплыл, то там все полно богов. Если же [после смерти] утратишь способность ощущать, то перестанешь [в этом случае] испытывать страдания и наслаждения и угождать вместилищу, которое становится тем хуже, чем лучше [заключенный в нем] управитель. Ибо он – разум и демон, а оно – земля и кровавая грязь.

4. Не трать оставшуюся часть жизни на мысли о других, если не соотносишь их с чем-нибудь полезным для всех. Ведь упустишь другое [главное] дело, раздумывая о том, что делает такой-то и с какой целью, и что он говорит, и что у него на уме, и какие хитрости он применяет, и обо всем, что порождает отклонение от собственного руководящего начала. Поэтому необходимо удалить из сцепления мыслей [все] беспорядочное и бесполезное, а более всего суетность и злонравие; и нужно приучать себя порождать такие представления, о которых, если кто-нибудь вдруг спросил бы тебя: «О чем ты сейчас думаешь?», ты с легкостью тотчас сказал бы: о том-то и о том-то – так что сами слова обнаруживали бы, что ты исполнен простоты и благожелательности и того, что присуще жизни на общее благо, а также человеку, пренебрегающему мыслями о [собственных] удовольствиях или вообще о наслаждениях, [пренебрегающему] каким-либо соперничеством, или злословием и подозрительностью, или чем-нибудь другим, воспоминание о чем заставило бы тебя стыдиться, что у тебя такое на уме. Ведь именно такой человек, так как он больше не откладывает то, чего хотят лучшие существа, уже является как бы жрецом и слугой богов, используя учрежденное богами внутри него начало, которое делает человека свободным от наслаждений, не подверженным никакой боли, не затронутым никаким оскорблением, не чувствительным ни к какому проявлению коварства, делает его борцом в величайшей борьбе за неподвластность ни одной из страстей, до глубин пропитанным справедливостью, всей душой принимающим все случающееся и выпадающее на долю, не думающим часто и без великой и общеполезной нужды о том, что говорит, или делает, или думает другой человек. Ведь он обращает внимание только на то, как делать то, что находится в его собственной власти, и постоянно осмысливает то, что уделено ему от целого, и первое он исполняет прекрасно, а относительно второго убежден, что оно – благо. Ведь доставшийся каждому удел и обусловлен пользой целого и сам ему на пользу. Помнит он и о том, что все наделенное разумом родственно друг другу и что забота о всех людях отвечает природе человека; считаться же следует с мнением не всех людей, но лишь тех, кто живет в согласии с природой [целого]. Он постоянно помнит, каковы те, кто живут иначе, у себя дома и вне дома, каковы они ночью и днем и каково их окружение. Поэтому он не принимает в расчет похвалу таких людей, которые и собой-то не бывают довольны.

5. Не делай ничего непреднамеренно, без учета общего блага, не разобравшись, рассеянно. Не ряди свою мысль в красивые слова. Не будь ни многословным в речах, ни суетным в делах. И пусть бог, находящийся в тебе, будет покровителем существа мужественного, зрелого, гражданственного, римлянина, властителя, поставившего самого себя в строй, который в ожидании сигнала к отступлению готов легко расстаться с жизнью, не нуждающегося ни в клятве, ни в поручительстве за него со стороны какого-либо другого человека. Внутри него ясность и отсутствие потребности в помощи извне и спокойствии, которое зависит от других. Итак, нужно быть [изначально] прямым, а не выпрямляемым.

6. Если ты нашел в человеческой жизни что-нибудь лучшее, чем справедливость, правдивость, здравомыслие, мужество и, говоря одним словом, способность разума довольствоваться самим собой в тех случаях, когда он обнаруживает себя действующим в соответствии с прямым разумом⁶⁰, и в том, что уделяет ему судьба независимо от его личной воли; если, повторяю, ты найдешь что-нибудь лучшее, чем это, обратившись к нему всеми силами, вкуси найденное высшее [благо]. Если же ничто не кажется тебе лучше учрежденного в тебе демона, подчинившего себе собственные устремления, исследующего представления и освобождающегося, по утверждению Сократа, из-под власти чувственных побуждений, подчиняющего себя богам и пекущегося о людях; если все остальное покажется тебе мелким и ничтожным по сравнению с ним, не давай место ничему другому, к чему обратившись однажды и уклоняясь в сторону, не сможешь уже без терзаний предпочесть то [ложное] благо своему собственному. Ибо непозволительно противопоставлять благу существа разумного и гражданственного какое бы то ни было инородное благо, будь то похвала множества людей или власть, или богатство, или вкушение наслаждений. Все эти вещи, даже если они кажутся в незначительном количестве уместными, порабощают человека внезапно и уводят с верного пути. Ты же, говорю я, избери просто и как подобает свободному высшее благо и придерживайся его. Высшее благо означает [высшую] пользу. Если оно тебе как разумному существу [полезно], соблюдай его; если же как существу животному, докажи и сохраняй суждение о нем без ослепления. Только произведи исследование безошибочно.

7. Не считай, что когда-нибудь тебе будет на пользу то, что заставит тебя однажды нарушить верность, отбросить стыд, ненавидеть кого-нибудь, подозревать, проклинать, лицемерить, вожделеть чего-нибудь, что следует скрывать за стенами и завесами. Ведь тот, кто предпочитает собственный разум и своего демона и совершает обряд служения его добродетели, не разыгрывает трагических сцен, не испускает вздохов и не испытывает потребности ни в одиночестве, ни в многолюдстве. Он будет жить – а это самое главное, – не гоняясь [за жизнью] и не убегая [от нее]. Его нисколько не заботит, будет ли его душа пользоваться облегающим ее телом более продолжительный или более короткий отрезок времени. Ведь даже когда нужно уже уходить, он уходит так же легко, как если бы совершал одно из дел, которые совершаются скромно и благопристойно, всю свою жизнь остерегаясь только того, как бы его мысль не приняла какого-нибудь направления, не свойственного разумному гражданственному существу.

8. В разумении человека, обуздавшего себя и очистившего, не найдешь ничего гнойного, грязного, коварного. Судьба не возьмет его жизнь неоконченной, как говорят об актере, что он сошел со сцены, не закончив и не доиграв пьесы. В нем также нет ничего от раба, от щеголя, ничего прилипчивого, обособленного, зависимого, скрытного.

9. Тщательно наблюдай за способностью восприятия. В ней содержится все [нужное] для того, чтобы в твоем руководящем начале родилось мнение, согласное с природой [целого] и устройством разумного существа. Она же предписывает нам осмотрительность в суждениях, родственное чувство к людям и послушное следование за богами.

10. Итак, отбросив все остальное, держись лишь немногого. И еще помни, что каждый человек живет лишь в этом длящемся мгновенье, а остальное или уже прожито, или неизвестно. Поэтому мало то время, в котором живет каждый человек, мал и уголок земли, где он живет. Мала и самая продолжительная посмертная слава, к тому же существует она преемственно в поколениях людишек, живущих недолго и не знающих ни самих себя, ни тем более умершего задолго до них.

11. К уже высказанным жизненным правилам добавь еще одно: всегда полагай предел или делай общий очерк того, что подпадает под представление, так чтобы видеть в целом и раздельно по составным частям, каково оно [то, что подпадает под представление] в своей неприкрытой сущности, и говори себе его отличное от других имя и имена тех частей, из которых оно составлено и на которые разлагается. Ведь ничто так не возвышает душу, как способность исследовать путно и по правде каждый подпадающий в жизни [под представление] предмет и всегда смотреть на него таким образом, чтобы постигать его связь с миром и зачем он ему надобен, какую ценность имеет он как для целого, так и для самого человека, являющегося гражданином верховного города, перед которым все остальные города все равно что дома⁶¹. [Говори: ] что это, из каких частей слагается, и как долго назначено природой длиться тому, что теперь образует во мне представление, и какая добродетель нужна для него – кротость? мужество? правдивость? верность? простота? самодостаточность? и т. д. Поэтому нужно по поводу каждого объекта представления говорить себе: это исходит от бога, а это – соединено жребием и вьющимися и переплетающимися нитями судьбы, и потому таково совпадение обстоятельств и случай, это же – от моего соплеменника, и сородича, и сотоварища, который, однако, не ведает того, что ему полагается делать согласно [человеческой и общей] природе. Я же хорошо это знаю. Поэтому я обхожусь с ним соответственно требованию естественного закона общности [человеческого рода]: благосклонно и справедливо. Вместе с тем, однако, в вещах средних⁶² я стремлюсь к оценке каждой из них по достоинству.

12. Если ты действуешь в данный момент, следуя прямому разуму, с усердием, силой, благожелательностью и не обращаешь внимания ни на что второстепенное, но блюдешь своего демона в постоянной чистоте, как если бы ты уже сейчас должен был бы вернуть его; если соединяешь это в своем действии, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь деятельностью в настоящем в согласии с природой, а также с римской правдивостью в том, что говоришь и произносишь, то жизнь твоя станет счастливой. И нет никого, кто мог бы помешать этому.

13. Как врачи всегда держат наготове инструменты и железные приспособления для срочных операций, так и ты имей наготове основоположения для рассмотрения дел божеских и человеческих и все, в том числе и самое малое, делай так, чтобы помнить о взаимосвязи и тех и других. Ведь ни одно из человеческих дел не сделаешь хорошо, не соотнося его с божеским, и наоборот.

14. Не отклоняйся: ведь ни твои заметки, ни сочинения о деяниях древних римлян и эллинов и выписки из писателей, которые ты отложил на время старости, ты можешь не прочитать. Поэтому спеши к цели и, оставив пустые надежды, приди сам, пока можно, себе на помощь, если у тебя есть хоть какая-то забота о себе.

15. Не знают они, что значит «воровать», «сеять», «покупать», «отдыхать», «видеть, что нужно делать», – то, что возникает не в телесном, а в некоем ином зрении⁶³.

16. Тело, душа, ум. Телу принадлежат ощущения, душе – импульсы, уму – основоположения. Способность образного запечатления имеет даже скот, разрываться от различных устремлений могут даже дикие звери, и андрогины, и Фаларид⁶⁴, и Нерон; иметь руководителем ум для исполнения того, что кажется надлежащим, свойственно и тем, кто не чтит богов, и предателям родины, и тем, кто делает все что угодно за закрытыми дверьми. Итак, если остальное у тебя – общее с названными выше, то отличительным свойством человека добропорядочного остается способность любить и охотно принимать случающееся и сплетенное судьбой, а также не растаптывать и не оглушать толпой представлений внутреннего, в груди учрежденного демона, но сохранять его благосклонным, смиренно следующим за богом, не произносящим ничего против правды и не делающим ничего против справедливости. Если же все люди не верят ему, что живет он просто, скромно, радостно, то он не обижается ни на кого из них, не сворачивает с пути, ведущего к цели его жизни, к которой он должен придти чистым, спокойным, готовым с легкостью освободиться [от жизни], подчинившимся своей судьбе без насилия [с ее стороны].

Книга IV

1. Господствующее внутри начало, если оно следует природе, так располагается по отношению к происходящему, что всегда легко подстраивается к предоставляемой возможности. Ведь оно не имеет исключительного предпочтения к какому-либо одному материалу, но устремляется к предпочтительному с оговоркой⁶⁵, материал же для действия, встречающийся на пути, усваивает подобно тому, как огонь охватывает все, что в него бросают, тогда как какой-нибудь маленький светильник от этого погас бы. Яркий же огонь очень быстро усваивает то, что бросают в него, пожирает и именно от этого самого материала подымается вверх.

2. Ничего не делай необдуманно и делай не иначе как по правилу, исполненному [жизненного] искусства.

3. Ищут себе уединенных мест в деревне, на берегу моря, в горах. Привык и ты сильно тосковать по этому. Только слишком уж это пошло, ведь можно в какое угодно время уединиться в себя. Ибо нигде не находит человек более спокойного и мирного убежища, кроме как в собственной душе, особенно если этот человек имеет внутри себя то, погрузившись в созерцание чего он тотчас оказывается в состоянии полного покоя. Покоем же я называю не что иное, как порядок [внутри]. Поэтому постоянно предоставляй себе такое убежище и обновляй себя самого. Пусть будут краткими и элементарными основные положения, которых, стоит им возникнуть, будет достаточно, чтобы очистить тебя от любого недовольства и вернуть назад уже не раздражающимся от того, к чему ты [постоянно] возвращаешься [мыслью]. Ведь что тебя раздражает? Порочность людей? Приняв в соображение мысль о том, что разумные существа созданы друг для другого, и что терпимость есть часть справедливости, и что ошибаются они невольно, и что сколько уже живших во вражде, подозрительности, ненависти, сварах умерли [ «протянули ноги»], обратились в пепел, перестань наконец раздражаться. Но ты недоволен еще и тем, что тебе уделено целым? Так возобнови [в уме] обе возможности: либо провидение, либо атомы, и все другие доказательства, из которых явствует, что мир подобен городу. Но тебя волнует телесное? Прими тогда в соображение, что разумение, если оно однажды собрало себя [воедино] и осознало собственную силу, не смешивается с ровно или порывисто движущимся дыханием,⁶⁶ и все, что ты слушал о страдании и наслаждении и с чем согласился. Но, может быть, тебя терзает тщеславие? Приглядись, как быстро все забывается и как зияет бездна беспредельной вечности по ту и по сю сторону твоей жизни, и как пуст [посмертный] отзвук, и как переменчиво и неразборчиво мнение тех, которые кажутся славословящими, и как узко пространство, которым ограничивается [твоя слава]. Ведь и вся земля – точка, а уж какой маленький ее уголок [составляет] это место. И потом, сколько их и каковы они, славословящие тебя? Итак, впредь не забывай об уходе в эту часть себя самого и прежде всего не разбрасывайся и не напрягайся, но будь свободен и смотри на вещи как мужчина, как человек, как гражданин, как смертное существо. А среди самых употребительных истин, к которым ты должен обратиться, пусть будут эти две. Первая – что вещи не касаются души, но стоят незыблемо вовне, сумбур же возникает только от одного внутреннего их восприятия. Вторая же – что все, что ты видишь, очень скоро подвергнется превращению и не будет больше существовать. И [постоянно размышляй над тем] скольких многих превращений свидетелем ты уже был. Мир – это изменение, жизнь – восприятие.

4. Если способность мыслить объединяет нас, то и разум, благодаря которому мы [существа] разумные, у нас общий. Если так, то и разум, предписывающий то, что следует делать и чего не следует, общий. Если так, то и закон общий. Если так, то все мы причастны некоему [единому] государственному устройству. Если так, то мир подобен городу-государству. Ведь кто станет утверждать, что весь человеческий род причастен какому-то иному общему государственному устройству? Оттуда, из этого общего города-государства у нас и сама способность мыслить, и разумность, и законность. Откуда же еще? Ведь, например, часть меня, родственная земле, уделена мне от какой-то части земли, а влажное естество – от иной [материальной] основы, дыхательная часть – из какого-нибудь другого источника, а теплое и огневидное естество – из какого-нибудь соответствующего источника. Ведь ничто не возникает из ничего, как и не уходит в ничто то, что существует. Таким же образом и мыслительное естество приходит откуда-нибудь.

5. Смерть так же, как и рождение, – таинство природы. В одном случае – соединение, в другом – распадение на те же составные части. В ней совершенно нет ничего, чего можно было бы стыдиться: ведь для существа мыслительного она не выглядит ни нарушающей последовательность [соединения и распадения], ни противоречащей принципу его устройства.

6. Люди такого рода неизбежно так и должны поступать в силу своей природы. Не хотеть этого – все равно что не хотеть, чтобы смоковница приносила плод. А в общем помни, что в очень скором времени и ты, и он умрете и вскоре после этого от вас [обоих] не останется даже имени.

7. Устрани мнение [что тебя обидели], устранится и обида. Устрани обиду, что тебе сделали зло, устранится и само зло.

8. То, что не делает человека хуже себя самого, не делает хуже и его жизнь и не вредит ему ни извне, ни изнутри.

9. Природа того, что приносит пользу, вынуждена делать это.

10. Помни, что все случающееся случается справедливо. Ты поймешь это, если тщательно исследуешь [этот вопрос]. Я имею в виду не только происходящее по порядку, но [именно] в соответствии со справедливостью и так, будто некое существо уделяет по достоинству. Поэтому наблюдай за этим, как уже начал, и все, что делаешь, делай таким образом, чтобы оставаться хорошим, хорошим в истинном значении этого слова. Придерживайся этого при всякой деятельности.

11. Составляй мнение о вещах не так, как судит о них твой обидчик или как он хочет, чтобы ты судил о них, но смотри на то, каковы они по истине.

12. Нужно всегда быть готовым к двум вещам: [во-первых] к тому, чтобы делать лишь то, что предписывает делать для блага людей разум царствующей в тебе и законодательствующей части, [а во-вторых] к тому, чтобы перемениться, если кто-нибудь окажется способным исправить или изменить какое-нибудь твое мнение. Однако перемена мнения должна происходить всегда от некоего убеждения в справедливости или общеполезности и чего-нибудь в этом роде, а не оттого, что она выглядит приятной или приносящей славу.

13. Разум имеешь? Имею. Что ж не пользуешься? Ведь когда он делает свое дело, чего тебе еще нужно?

14. Ты возник как часть [целого]. Исчезнешь в том, кто породил тебя, точнее, будешь принят обратно посредством превращения в его оплодотворяющий [вещи] разум⁶⁷.

15. Много комочков ладана на одном и том же алтаре. Один упал [в огонь] раньше, другой – позже, а разницы нет никакой.

16. Через десять дней ты будешь выглядеть богом для тех, для кого ты нынче дикий зверь и обезьяна, если возвратишься к основоположениям и почитанию разума.

17. Не живи так, будто собираешься прожить 10 000 лет. Нависает неизбежное. Пока живешь, пока есть возможность, стань хорошим сейчас.

18. Сколько свободного времени приобретает тот, кто не обращает внимания на то, что сказал, или сделал, или подумал о нем ближний, но лишь на то, что делает он сам, чтобы сделанное было справедливым или во всех отношениях хорошим⁶⁸. Не [иметь] черный нрав, не оглядываться, но спешить по прямой линии, не отвлекаясь.

19. Кто тревожится о посмертной славе, тот не представляет себе, что любой из тех, кто помнит его, очень скоро и сам умрет, а затем и тот, кто будет жить после него, пока и вся память не угаснет, пройдя через ряд имевших ее и умерших. Но предположим, что бессмертны помнящие о тебе и бессмертна сама память: что тебе от этого? Я уж не говорю о том, что для тебя, когда ты умрешь, она – ничто; но и для тебя, живущего, какое значение имеет похвала? Разве что она связана с каким-нибудь расчетом. Но ведь держась за чье-нибудь чужое слово, ты упускаешь теперь не ко времени то, что дает природа.

20. Все прекрасное, какого бы рода ни была эта красота, прекрасно само по себе и на себе замыкается, не имея похвалу своей составной частью. Ведь то, что хвалят, не становится [от похвалы] ни хуже, ни лучше. Это я говорю и о том, что принято называть прекрасным, как, например, произведения материальной природы и искусства. Но нуждается ли в чем-либо подлинно прекрасное? Не более, чем закон, не более, чем правда, не более, чем благосклонность или благоговение. Что из всего этого делается прекрасным от похвалы или умаляется от порицания? Станет ли изумруд хуже, чем он есть от природы, если его не похвалят? А золото, слоновая кость, пурпур, лира, кинжал, цветок, деревце?

21. Если души пребывают бессмертными, как вмещает их воздух в продолжение всей вечности? А как земля вмещает тела погребенных за такой же срок вечности? Ибо как в этом случае превращение и распад тел после определенного срока пребывания [в земле] предоставляет место другим мертвым [телам], так и переместившиеся в воздух души некоторое время спустя переходят в другое состояние, рассеиваются и соединяются с оплодотворяющим все вещи разумом, будучи принятыми в него, и таким образом предоставляют место прибывающим вслед за ними [душам]. Вот что можно ответить при допущении, что души пребывают бессмертными.⁶⁹ Следует учесть не только множество погребаемых таким образом тел, но и множество живых существ, каждый день поедаемых нами и другими животными. Ведь сколько их истребляется и таким образом как бы оказывается погребенными в телах питающихся ими? И все-таки находится для них место благодаря переходу их в кровь, благодаря превращению их в огненное и воздушное естество.

Чем выглядит в данном случае исследование истины? Делением на материальное и причинное.⁷⁰

22. Не отвлекайся, но при любом устремлении придерживайся справедливости и при возникновении всякого представления береги способность постигать.⁷¹

23. Все, что подходит тебе, о мир, угодно и мне. Что приходит для тебя в свой срок, то и для меня не рано и не поздно. Все для меня плод, что приносят твои, о природа, времена. Все от тебя, все в тебе, все к тебе [возвращается]. Поэт говорит: «О, любимый Кекропов град!»⁷² А ты разве не скажешь: «О, любимый Зевесов град!»

24. «Совершай мало поступков, – говорит [Демокрит], – если собираешься сохранить хорошее расположение духа». Но не лучше ли делать необходимое и все то, что требует разум гражданственного по природе существа, и так, как он требует. Ведь это приведет дух в хорошее расположение не только от прекрасно совершенного, но и от малого дела. Потому что если отбросить как не являющееся необходимым большинство того, что мы говорим и делаем, то человек становится более свободным и безмятежным. Поэтому нужно напоминать себе в каждом деле: «Точно ли оно необходимо?» Нужно избегать не только дел, не являющихся необходимыми, но и таких же представлений. Ведь таким образом за ними не последуют вытекающие из них действия.