Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Публике смотреть воспрещается

ModernLib.Net / Драматургия / Марсан Жан / Публике смотреть воспрещается - Чтение (стр. 5)
Автор: Марсан Жан
Жанр: Драматургия

 

 


Николь. Да, Эрве!

Эрве. Ты знаешь и мизансцены: мы с тобой каждое утро репетировали!

Габриэль. Что-о-о?

Эрве. Да, целый месяц! Я подстраховывался! Ты готова?! Иди на сцену! Николь, хочешь сейчас сыграть Жозефину?

Николь. Я не могу играть Жозефину. Я – сама Жозефина.

Эрве. Две роли за вечер, зрители обалдеют. Иди переодевайся, Николь!

Николь. Иду!

Габриэль (встает и преграждает Николь дорогу). Пусть идет, но!… Что на это скажет профсоюз? Как с точки зрения профсоюза, имею я право не играть или не имею? (К Николь.) Не смей трогать мое платье, дорогая! Кто в этом театре представитель профсоюза?!

Байар. Я, Габриэль.

Габриэль. Прекрасно. Вот ты мне и скажешь, что делать: обязана я играть или нет?

Байар. Никто не может обязать тебя играть, если у тебя пропал голос.

Габриэль. Значит, по-твоему, любой, если он боится выйти на сцену, может заявить, что у него пропал голос?! Хорошо устроились! Я им все выложу на следующей конференции. Скажу им: «Негодяи…» (Продолжает громовым голосом.) «Болтуны!» О чудо! Голос вернулся, скорей одеваться!… (Берет свое платье и, выходя, бросает Николь.) Николь, пойдем, пройдешь со мной текст, чтобы твои труды не пропали даром!

Байар, Пьер и «электроны» выходят следом за ней.

Кристиан (выходя в противоположную сторону). Занавес через двадцать минут! Занавес «Креолки» через двадцать минут!

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Эрве. Я был уверен в моем способе лечения.

Николь (кричит). Дожила! Я теперь – способ лечения! Микстура! Клизма! Вы знаете, какое мое амплуа? Играть перцовый пластырь! (Нервы ее снова сдают.) А я рождена для роли Жозефины! Жозефина – это я, ты мне ее подарил!

Эрве. Взамен Жозефины я тебе подарил триумф!

Николь. Было бы два триумфа! А теперь мне подавай – сотню! Эрве, отныне ты пишешь только для меня! Ты видишь, я приношу тебе удачу! Я – нестандартная актриса. У меня нет их затасканных штампов! Я им докажу наконец!… Эрве, я – твой талисман. Я – поворотный пункт твоей карьеры! Напиши мне десять пьес, двадцать пьес – из всей уймы я выберу одну и раздраконю ее!

Эрве. Я как раз закончил пьесу, в которой написал для тебя роль.

Робер. Ты об этой говоришь? (Берет со стола сброшюрованный текст.)

Николь (вырывая пьесу у него из рук). Какую роль?

Эрве. Ирэн де Мартиньяк!

Николь (читает). «Ирэн де Мартиньяк, царственная красавица». Это как раз для меня, но это же вторая роль. Никто не удивится, потому что это – вылитая я, в то время как главная героиня…

Эрве. Я даю тебе ее роль!

Николь. О! Спасибо, Эрве! Сейчас же прочту. (Читает.) «Главная героиня – Талиба, молодая негритянка…». Вымажусь сажей и, увидишь, буду вылитая, вылитая, вылитая! (Выходит.)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Эрве. Кстати! Ты знаешь, Марпесса Дау прочла пьесу и согласна играть Талибу, я очень рад.

Робер. Зачем же ты тогда морочишь голову моей жене?

Эрве (оскорбленно). Кто ей морочит голову? Я?

Робер. Зачем говорить ей, что она будет играть?

Эрве. Чтобы доставить ей радость.

Робер. А ты думаешь, она обрадуется, когда ты ей объявишь, что играть будет не она?

Эрве. Э-э-э, нет, это ей скажешь ты! Что она играет, говорю ей я, а что не играет – ты! Между нами это уже давно решено и подписано! Нельзя же каждый раз к этому возвращаться! Никаких нервов не хватит!

Робер. Нет! Хватит! Почему я всегда должен быть козлом отпущения? И вообще, зачем осложнять самые простые вещи? С меня довольно! Ты даешь роль – а на самом деле не даешь: Габриэль без голоса – а на самом деле с голосом! Почему хотя бы иногда не говорить правду?

Эрве (спокойно, подчеркнуто). Невозможно!

Робер. Но почему?

Эрве. Мы не можем не лгать… Нам нужно скрывать правду о себе… Потому что нас терзает страх, страх, страх! Ты – ты работаешь в своем кабинете, ты не распинаешься перед публикой! Те, кто работают на заводах и пашнях, не обнажают своей подноготной. Что такое страх, ужас, кошмар, вы и понятия не имеете! Это удел тех, кто выходит на арену! Все, на кого смотрят зрители, каждый вечер отдают себя на растерзание! Актер кричит всем своим существом: «Смотрите, как я красив и как я хорошо играю!» Автор кричит: «Уверяю вас, я пишу прекрасные пьесы!» А в душе каждый корчится от ужаса: «Вот я весь перед вами, как голый, что вы обо мне скажете?» А если еще в газетах напечатают: «Раньше он распинался лучше!» И ты ждешь от нас, чтобы мы были нормальными?

Робер. Нет!

Эрве. Ты понимаешь, Робер, вы, театральные директора, если пьеса провалится, теряете тридцать миллионов, ну и что?… А вот если моя «Креолка» не даст сборов, кто решится поставить мою следующую пьесу?

Робер. Никто.

Эрве. Вот именно! Никто, кроме тебя! А! Ты настоящий друг!

(Выходит влево.)

Робер (один, публике). На них нельзя сердиться.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Габриэль входит справа в сопровождении своей взволнованной свиты – Байара, Жизель, Франсуазы и Робера. Она в костюме Жозефины.

Габриэль. Я смеюсь, смеюсь, прямо заливаюсь! Вы спросите, почему я заливаюсь как идиотка? Я вам отвечу! (Смеется еще громче.) Потому что мне хочется рвать и метать!

Робер. На них нельзя сердиться. (Незаметно выходит влево.)

Габриэль. Разве сейчас не самое время смеяться! Эрве сделал все, чтобы довести меня до белого каления! Заставил меня играть его пьесу – ужасную! – сорвал мне голос, разрушил счастье моего сына, назвал меня перед всеми «Виду», отдал Николь мои «Дамы и господа», взял костюмершей Марусю – резюме: мое платье не готово, я как последняя дура, вместо того чтобы сидеть без голоса, ору как оглашенная и – играю! Разве сейчас не самое время лопаться от смеха?! Но!!! Не думайте, что я вечно буду козой отпущения! Эрве еще заплатит! И заплатит до того, как я выйду на сцену, иначе я не смогу играть! Не смогу!

Байар. Любимая, мне бы хотелось, чтобы ты переключилась.

Габриэль. Разве есть лучший способ переключиться?

Байар. Ты права, Эрве – самое подходящее.

Габриэль. Дети мои… (привлекает к себе Пьера и Франсуазу)… потрясающая новость: я вас женю. Да! Я женю вас, я хочу вашего счастья, и этим я положу Эрве на лопатки! Франсуаза, ты сейчас скажешь Эрве, мы все скажем Эрве, что ты согласна, что ты выходишь за него замуж, прижатый к стенке, он испугается, откажется, станет посмешищем! Пьер, беги, зови отца.

Франсуаза. Мадам, а если он не испугается и не откажется?

Габриэль. В таком случае ты выходишь за него замуж и превращаешь его жизнь в ад, и мы выигрываем на всех досках.

Франсуаза. Но мне-то это будет мучением!

Габриэль. Подумаешь! Через два года разведешься. Время пролетит – не заметишь.

Пьер. Но моя жизнь тоже станет адом!

Габриэль. Да нет, ты мужчина, ты быстро забудешь, вы все негодяи! Иди за своим отцом и не спорь.

Пьер выходит.

Жизель. Габриэль, вам не кажется, что нельзя играть счастьем этих детей?

Габриэль. Вы думаете, это меня забавляет? Она думает, что это меня забавляет! Хотя, правда, это меня забавляет.

Жизель. В таком случае меня ваши фокусы больше не забавляют. Всего хорошего. Развлекайтесь без меня.

Габриэль. Вы что, не женщина? Нет, вы не женщина. Если бы я была на вашем месте! На двух ваших местах сразу. Например, ты, Франсуаза! На твоем месте я разыграла бы ему сцену, которую ты проходила у меня на занятиях. Помнишь, та левацкая пьеса, где ты всех провоцировала?! Явилась бы к Эрве и заявила ему: «Мэтр! У меня нет ни малейшего желания любить вас, но это моя ошибка! Айседора Дункан отказала в своей любви скульптуру Родену, и это была ее ошибка! Я не повторю ее ошибок! Я буду принадлежать вам, мэтр, несмотря на все мое отвращение! Карьера – прежде всего! Клянусь, что буду прекраснейшей супругой и потрясающей вдовой!» И вокруг этого всего импровизируй сколько хочешь! Я тебе все разжевала!

Франсуаза. О-о-о! Я ни за что не смогу!

Габриэль. Сможешь, еще как сможешь! И тут вступайте вы, Жизель! Ваша коронная ария! Сверхблагопристойная личность внешне, а в глубине – насквозь разложившаяся, раздираемая противоречиями – молодой англосаксонский театр: «Эрве, не будем больше закрывать глаза! Наш брак не состоялся! Ты – слишком знаменитый, блестящий, умный, я для тебя – не пара! Ты источил мою душу, как капля точит камень! Подонок, негодяй… Я исстрадалась. Я стала пить, сначала понемногу, шутя, а теперь не могу остановиться! Алкоголь стал моим вторым мужем. Но у меня появился и третий муж, наркотики, и мой четвертый муж… женщины!!!»

Байар. Неужели можно дойти и до этого?

Габриэль (все тем же тоном, полным отчаяния). Можно, можно. «Там, там! На стене! Розовый пингвин, он смотрит на меня! Он не имеет права смотреть на меня, даже ласково! Мама, мамочка, дай мне облако, облако, полное слез, чтобы я приклонила мою усталую голову, чтобы я на нем уснула… (Начинает вместе с Байаром танцевать ламбет-вок.) Кто боится Виржинии Вульф, Жинии Вульф, Жинии Вульф! Кто боится Виржинии Вульф, тра-ля-ля-ля!» (К Жизель, спокойно.) Вот канва – вышивайте, что хотите, не ошибетесь. Ну, в атаку.

Байар. Это безумие! За четверть часа до генеральной! Не хочу на это смотреть! Пойду займусь твоим платьем. (Выходит вправо.)

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Входит обеспокоенный Эрве в сопровождении Пьера. Габриэль. Сядь, Эрве – Франсуаза хочет что-то тебе сказать.

Франсуаза. Нет, я не могу.

Габриэль. Мы оставим вас наедине. (Одновременно знаком показывает Франсуазе, чтобы та не соглашалась.)

Франсуаза («е видя жеста Габриэль). Да! (Видит знаки Габриэль, в панике.) Нет!

Габриэль. Как хочешь, девочка. Говори, Франсуаза.

Франсуаза, запинаясь, начинает говорить. Габриэль ее подбадривает жестами, подсказывает ей.

Франсуаза (четко, рапортуя). Мэтр, как вы теперь знаете, я хотела стать женой Пьера, но явились вы, и я поняла, что в вашем сыне я любила только вашу тень. И тогда я вспомнила об историческом прецеденте, на память мне пришла историческая аналогия… (Видно, сейчас она ей на память не приходит.) Знаменитая артистка… (Взглядом просит Габриэль ей подсказать.)

Габриэль мимически изображает античный греческий танец.

…балерина…

Эрве чувствует, что за его спиной что-то происходит. Он оборачивается, но слишком поздно. Габриэль успевает принять обычную позу.

Габриэль. Мне кажется, ты имеешь в виду Айседору Дункан.

Франсуаза. Вот именно… Ора Дункан… Когда она была совсем молоденькой девушкой, она позировала великому скульптору… (Снова провал в памяти.)

Габриэль принимает позу «Мыслителя» Родена, но Франсуазе это ничего не говорит.

Эрве. Да. Родену. Айседора Дункан позировала Родену.

Франсуаза (говорит быстро-быстро. Чувствуется, что с этого момента она уверена в произносимом тексте). В своих мемуарах она рассказывала: «Гений хотел, чтобы я ему отдалась; ему было восемьдесят лет, и я отказала, но теперь жалею: кто я была такая, чтобы отказать Родену?» Так, вот, я не хочу повторять ошибку Айседоры Дункан, мэтр!

Эрве. В любом случае, мне еще не восемьдесят лет.

Франсуаза. Мэтр, я не хочу вам отдаваться, больше скажу – не испытываю ни малейшего желания! Но тем хуже! Карьера прежде всего! Я буду вашей женой, мэтр, я буду образцовой супругой и потрясающей вдовой!

Эрве (к Габриэль). Она немножко не того?

Габриэль. С чего это ты взял? (К Жизель.) Вступайте! Вступайте!

Жизель (подходит к Эрве без рисовки, мягко). Эрве, дальше так продолжаться не может. Это не твоя вина, это – театр. Я ни о чем не жалею, я не жалею, что была твоей женой, но с меня хватит. Я хочу жить среди нормальных людей. Я больше не могу тебя выносить!

Габриэль. Должна заметить, что я ее понимаю.

Жизель. Я не могу выносить больше никого из вас.

Габриэль. Ну, здесь она перебирает. В этом беда всех дилетантов.

Жизель. Мы не ссоримся, Эрве. Мы расстаемся. Настал момент – и все.

Габриэль изо всех сил мимически аплодирует Жизель.

Эрве (заметив это). Габриэль, позволь обратить твое внимание на тот факт, что я уже четверть часа вижу тебя в зеркале.

Габриэль. Ах! Так!

Эрве. Представь себе!

Габриэль. Не удалось.

Эрве. Не было достаточной слаженности.

Габриэль. Не успели отрепетировать. Провалились?

Эрве. Да!

Габриэль (прибегает к своей обычной уловке). Сейчас, сейчас! Иду! (Выходит.)

Эрве (обнимает Жизелъ). Жизель, бедненькая, они заставили и тебя участвовать в этом розыгрыше!

Жизель (высвобождается и пожимает плечами). Вовсе нет, ты ошибаешься, уверяю тебя.

Эрве. Как ты меня любишь! Я этого не заслуживаю, но я буду достоин тебя: принесу жертву, которую ты у меня просишь.

Жизель. Я у тебя ничего не прошу!

Эрве (подходит у Франсуазе). Прости, Франсуаза, прости, дорогое дитя. Я разрушу твои голубые мечты, но ты видишь, что нас все разделяет. Они воздвигли между нами стену позора, не будем пытаться ее преодолеть! Ты только что сказала, что любила в Пьере мою тень. Так вот! Я отсылаю тебя к нему. Я остаюсь здесь, а ты – догоняй мое отражение!

Слева входит Кристиан в сопровождении Робера и Hиколь.

Кристиан. На сцену! «Креолка»!

Робер. Мы будем в зале.

Hиколь. Ни пуха ни пера!

Робер и Hиколь уходят вправо.

Габриэль (вбегает, бросается в объятия Эрве). О! Эрве! Мне страшно, страшно, страшно!

Эрве. Да, родная. Я знаю.

Габриэль. Понимаешь, это совсем не проходит. Я думала, время смягчит, время сгладит, но с каждой генеральной мне все страшнее и страшнее! Я не пойду.

Эрве. Зрители ждут.

Кристиан. Франсуаза Ватто, Жан Байар – на сцену!

Габриэль. Дай мне твой амулет, кроличью лапку!

Эрве. На, дорогая!

Габриэль. Ты даешь мне ее? О! Как ты добр! Я знаю, что ты ее никогда никому не давал! Мы можем ссориться, но остаемся друзьями… (Крестится кроличьей лапкой.) К черту, к черту, к черту! (Отдает ему лапку.) Пошли! (Думает, что дверь распахнута, ударяется о закрытую створку и говорит тоном дельфийского оракула.) О! Дурной знак!

Байар, Пьер, Кристиан и Франсуаза выходят следом за Габриэль. Жизель и Эрве остаются одни.

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Эрве. Вуаля… Актеры выйдут на сцену, один за другим, как уходят в море от причала рыбацкие лодки. На генеральных я превращаюсь в старую бретонскую рыбачку, ожидающую на берегу своих сыновей. В театре нет метеостанции и нельзя предугадать, какая погода их встретит, когда они выйдут в открытое море. Первый вернувшийся уже принесет мне вести – хорошие или дурные, написанные на лицах или на креслах. Но старая бретонка успокоится, только когда вернется последняя шаланда.

Жизель. Эрве, я боюсь, ты меня не совсем понял. Я вовсе не играла комедию. Я в самом деле расстаюсь с тобой. Я сажусь в поезд и уезжаю. Пока в Сомюр, к родителям. Через несколько недель, когда я все обдумаю, я тебе позвоню. Прощай, Эрве.

Эрве. Ты права. Я эти полтора месяца совсем не уделял тебе внимания.

Жизель. Гораздо больше, чем полтора.

Эрве. Это правда. Моя вина, и я ее искуплю. Поедем куда-нибудь путешествовать, вдвоем! В воскресенье мы вылетаем в Тунис! Я уже заказал билеты, видишь, я думал о тебе. Иди сюда. Послушай, Габриэль…

Жизель. Меня зовут Жизель.

Эрве (прислушивается к звукам, доносящимся из окошечка). Нет, я говорю: послушай, Габриэль делает что-то не то… Слушай! Ты что-нибудь слышишь? (Открывает дверь, ведущую на сцену.) Ее почти не слышно! Зачем она начала на таком интиме!

Жизель доходит до противоположной двери.

Жизель! (Догоняет ее и останавливает.) Ты права: какое это имеет значение! Спектакль начался, кости брошены, больше ничего нельзя изменить! Теперь я буду принадлежать тебе и только тебе! Иди, послушай! Сейчас будет одна реплика, довольно остроумная, они рассмеются.

Они слушают. Тишина.

Не рассмеялись.

Жизель. Эрве, хватит с меня твоего театра! Ничего интересного для себя я в нем больше не нахожу. И в тебе тоже. До свиданья! Я ухожу от тебя. Я больше тебе не жена!

Эрве. Катастрофа!

Жизель. Никакой катастрофы нет!

Эрве. Как нет? Здесь должна быть буря аплодисментов!

Жизель. Так что ж ты сидишь? Беги, объясни им, что не надо тебя расстраивать! Что тебя надо любить, восхищаться тобой, поддерживать тебя! Пусть подхватят мою эстафетную палочку, потому что я – я ухожу!

Эрве. Ладно! Уходи! Что тебе до того, что сейчас ставится крест на всей моей карьере! Ни таланта, ни триумфов! Ни жены! Иди, догоняй свой поезд! Лучшего момента ты не могла выбрать! Брось меня подыхать одного! Как раненого загнанного волка! Одного – на растерзание своре!

Жизель. Он не даст мне уйти! Не даст! Так нет же! Нет! Я все равно уйду! Эрве, я больше не хочу тебя видеть! Ты паяц, клоун, старая обезьяна! Беги в зал, тебе никого, кроме твоих актеров, не нужно, уйди с глаз моих, пока я не наговорила тебе более страшных слов!

Эрве вздыхает.

И избавь меня от душераздирающих вздохов!

Эрве что-то бормочет.

И нежного шепота!

Эрве возмущен.

И львиного рыка! И возмущения до глубины души! И дикой ярости!

Эрве делает обиженное лицо.

И уж тем более от детской смертельной обиды. Эрве! Уходи, но не как герой в финале!

Эрве. Ох! Я иначе не могу!

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Робер (входит слева, взгляд его блуждает). Все, опять невралгия. Всегда на генеральной. Жуткая боль… охватывает всю голову, это оттого, что стараюсь одновременно одним глазом видеть, что происходит на сцене, другим – что происходит в зале, а третьим – какое выражение у Жана Готье[1].

Франсуаза (входит слева, совершенно потерянная, держа в руке огромный кусок материи). Честное слово, я не нарочно. Целуя на сцене мадам Тристан, я наступила ей на шлейф и оторвала кусочек!

Эрве. Ты называешь это – кусочек? Что на ней после этого осталось!

Hиколь (входит справа, в обычном костюме и истерически вопит). Она с ума сошла! Устраивает на сцене стриптиз! Идет на все, лишь бы отличиться!

Входит Кристиан, очень взволнованный, но старается выглядеть спокойным.

Эрве. Кристиан, костюмершу! Где костюмерша?

Кристиан. Мадам Тристан хочет ее убить, и она прячется за вешалками.

Эрве. А как реагирует зал?

Кристиан подходит к окошечку, открывает его, и все слышат громкие крики: «Го-лы-шом! Го-лы-шом!»

Что они кричат?

Кристиан. Кричат: «Голышом!»

Эрве. Я так и понял. Закрой окно.

Входит Габриэль, очень спокойная, с сигаретой во рту. Верх костюма по моде Директории, низ – мини-юбка. Все сразу бросаются пристраивать оторванный кусок.

Габриэль. Дети, все в порядке. В воздухе запахло путешествиями и пляжами! Мы с Байаром едем на Таити! Ты, Эрве, уходишь на пенсию, советую тебе вступить в орден траппистов! Тебе необходимо дать обет молчания! (Жестом показывает зажатый рот.) Мой сын не женится на Франсуазе! Пьер, готовь цветные мелки – будешь рисовать на тротуарах! А тебе, дорогая Николь, я подарю сборник непристойного конферанса для употребления в слаборазвитых странах! Хватит, посмеялись! Посмеялись и довольно! Я больше не играю! Занавес!

Николь (Роберу, полная надежды). Она больше не играет!

Робер. Не слушай их, только больше расстроишься, пойдем в зал.

Робер и Николь выходят.

Эрве (шепотом Кристиану). Сколько до следующего выхода?

Кристиан. Десять минут. Сейчас сцена Наполеона.

Эрве. Десять минут! Великолепно! Попробую сделать невозможное! Оставьте нас вдвоем! (Подталкивает Франсуазу, Пьера и Кристиана к левому выходу.)

Жизель выходит вправо.

Эрве оборачивается к Габриэль.

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

Эрве. Ты думаешь, я буду умолять тебя вернуться на сцену? Да провалиться мне сквозь землю: позорься перед всем Парижем! Тебе не в новинку. Плюс минус один провал!

Габриэль. Семь лет тому назад я от него освободилась! Что мне взбрело в голову играть в пьесе этого вышедшего из моды драмодела, когда есть Бийеду, Пинтер, Ионеско!

Эрве. Нужно было дождаться Сюзанны Флон, Николь Кур-сель, Рины Кетти, все равно кого! Только не брать эту царственную приму, которая считает, что у нее есть осанка, потому что держится, как будто ее вздернули на дыбе!

Габриэль. Сам Жан Поль Сартр умолял меня возобновить его «За закрытыми дверями»!

Эрве. Жан Поль Сартр умрет, если Габриэль не согласится!

Габриэль. И Жироду умоляет меня…

Эрве. Кстати, этот уже умер.

Габриэль. Когда я была девочкой, Жироду был председателем жюри и раздавал призы в Дюпалу; я декламировала басню Лафонтена; он взял меня на колени, обнял и произнес: «Ты – ты сыграешь Ондину!»

Эрве. Это же я выдумал эту историю для журналистов! Не прикидывайся!

Габриэль. Пока я находилась под твоим влиянием, я оставалась плохой актрисой, это правда!

Эрве. Что правда, то правда!

Габриэль. Но как расцвел мой талант за эти семь лет!

Эрве. Я в восхищении, я в восхищении!

Габриэль. Я получила Оскара за лучшее исполнение женской роли.

Эрве. На фестивале в Мобеже! Что же ты не договариваешь?

Габриэль. Я играла Антигону как никто!

Эрве. Ануй сбрил усы в знак траура!

Габриэль. А ты, что ты сделал за это время? С каждой новой пьесой ты опускался все ниже и ниже, пятидесятилетнего стареющего драматурга все больше засасывала трясина безразличия.

Эрве. Меня, пятидесятилетнего? У тебя не все в порядке? Месяц назад я отметил мое сорокалетие в Англии.

Габриэль. Вот я и говорю, в Англии. При разнице курсов выходит пятьдесят!

Эрве. Ну зачем, зачем мне надо было звать эту мадам Тристан! Которая считает свою игру проникновенной потому, что ее не слышно дальше третьего ряда! Которая считает свою игру изысканной, потому что произносит с присвистом звук «тэ»!

Габриэль. Он уже сам не знает, что несет! Как это можно свистеть «тэ»?

Эрве. Я этого тоже не могу понять. Тебе одной это удается. Ты говоришь не «тэ», а «тсё»!

Габриэль. Я говорю «тсё»? Но это все бы знали!

Эрве. Естественно, все и знают! На радио звукооператоры отбиваются изо всех сил, чтобы только не записывать твой «тсё»! Они называют тебя «муха тсё-тсё». И, сверх всего, все произносится через губу!

Габриэль. Текст, написанный левой ногой, иначе и не произнесешь, как только через губу!

Они смотрят друг на друга. Они готовы растерзать друг друга. Но вдруг – оба прыскают от смеха. Объявляется перерыв между раундами.

Эрве. Ноль-ноль!

Габриэль. Хочешь, я скажу тебе правду, истинную правду? Я сегодня плохо играю.

Эрве (с сомнением). Ты думаешь?

Габриэль. Повторить, не расслышал?

Эрве. Это из-за мини-юбки.

Габриэль. Нет. Еще раньше мини-юбки, гораздо раньше! Как только я вышла на сцену, я почувствовала, что все летит к чертям; ты ведь знаешь, актерам передается настроение зрителей. Я рассчитывала, что услышу немой крик: «О! Воплощенная Жозефина!» А до меня донесся только разочарованный шепот: «Что-о-о? И эта бедняжка надеется, что в нее влюбится Наполеон?»

Эрве. Ты, может быть, что-то не уловила в образе?

Габриэль. Чего там улавливать! Но подумай, какая трагедия: что я – Мария Стюарт – они верили, что я – Нефертити – заглотнули наживку с крючком, а Жозефина – хоть тресни! Видно, есть троны, на которые мне не вскарабкаться!

Эрве. Мы провалились еще за двадцать минут до того, как ты вышла на сцену, мы провалились, когда поднялся занавес. Есть точные приметы. На третьей минуте спектакля они стали ерзать в креслах, а публика, захваченная пьесой, не чувствует своей задницы!

Габриэль (трагически). Эрве! Скажи мне правду: ты ходил в кассу?

Эрве. Да.

Габриэль. Что кассирша?

Эрве. Не спрашивай, Габриэль, нож в сердце!

Габриэль (беспощадно). Вяжет свитер?

Эрве (договаривая правду до конца). С капюшоном.

Габриэль. С капюшоном!

Эрве. Он вдвое дольше вяжется.

Габриэль. Когда кассирша чует успех спектакля, она понимает, что больше двух рядов в день не сделает, времени не будет.

Эрве. Никогда она не начнет вязать свитер, да еще с капюшоном.

Габриэль. Слушай! Гробовая тишина, никакой реакции, ни смешка, полная пустота!

Эрве. Катастрофа!

Габриэль. Провал!

Эрве. Березина!

Габриэль и Эрве (вместе). Это тебе ничего не напоминает?

Габриэль. «Арабская принцесса»!

Эрве. «Арабская принцесса»! В девять часов пять минут мы поняли, что это – провал!

Габриэль. В девять часов десять минут кассирша начала покрывало на постель!

Эрве. А мы с тобой забились в этот кабинет и умирали от хохота. И когда вошел Ларе Шмидт, несчастный, терявший на этом пятьдесят кусков… мы танцевали польку!

Габриэль и Эрве (танцуют польку). Ю-па-па! Ю-па-па!

Справа робко появляется Робер.

Ю-па-па! Ю-па-па!

Робер. Вы правы! Смейся, паяц!

Эрве (осененный какой-то идеей). Габриэль! Ю-па-па, ю-па-па! Вот – тон! Вот тональность Жозефины! Я тебе ее внушил слишком серьезной! История всегда расставляет нам такие ловушки! Габриэль, меняй все! Сыграй мне Жозефину, потерявшую голову от любви! Поставь все вверх ногами! Мне наплевать! Разнеси все к чертям!

Габриэль. Ты с ума сошел? Как? Сходу импровизировать новую героиню?

Эрве. Да. Ты сможешь! Ты это уже делала! В атаку!

Габриэль. Нет! Не смогу!

Эрве. Попытка – не пытка! Терять нечего!

Габриэль. Я стану посмешищем!

Эрве. Уже стала! Чуть больше, чуть меньше!

Габриэль. Что? Я стала посмешищем?!

Пьер (входит справа). Папа! Мама! Франсуаза прелестно провела свою сцену! Публика принимает намного теплее.

Габриэль. Долго это не продлится! Сейчас я приведу ее в бешенство! Через десять минут она разнесет театр, спасаясь, ноги в руки! Как?! Я – посмешище?! Как!! Я – плохая актриса?! Ну, держись, Париж!

Эрве. Габриэль, ю-па-па?

Габриэль. Ю-па-па! (Выходит влево.)

Робер. А не опасно давать ей волю?

Эрве. А что нам еще остается? Выхода нет. В любом случае через минуту – провал! Я беру на себя всю ответственность! Ах, дети мои, на какой риск я иду! На этом сам черт голову сломит!

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

Франсуаза (входит справа). Мсье Монтэнь, мадам Тристан вышла на сцену.

Эрве. Ну и что?

Франсуаза. Как-то странно она играет!

Эрве. Как же она играет?

Франсуаза. Поет!

Эрве. Поет текст? Как в «Шербурских зонтиках»?

Франсуаза. Да! «Привет, привет, Наполеон, когда приедешь в Мальмезон»!

Эрве. Мы вступили в область неизведанного.

Франсуаза. Мне страшно за нее!

Эрве. Прекрасно! Габриэль на взлетной дорожке! Она пересекла красную линию. Теперь – или звезды, или смерть! Или триумф, или катастрофа!

Пьер (входит слева). Папа, папа! Мамочка танцует вокруг Наполеона!

Эрве. Перебор, перебор. Моя вина – я ее слишком завел.

Hиколь (входит справа). Ну, все, она совсем голову потеряла, лупит Наполеона зонтиком и кричит: «Ни на какое Ватерлоо я тебя не пущу!»

Байар (пробегает через сцену слева направо, потрясая сломанным зонтом). Я развожусь, развожусь и возвращаюсь в „Комеди Франсэз".

Со сцены доносится невообразимый гул. Появляется совершенно потерянный Кристиан.

Кристиан. Конец первого акта. Я дал занавес.

Пьер. Ну что? Провал?

Кристиан. Не могу этого сказать!

Hиколь. Значит, можешь сказать, что это – успех!

Кристиан. Ох, нет, ох!

Hиколь. Так что же это – триумф или катастрофа?

Кристиан. Мсье Монтэнь, ничего не понимаю! В зале какой-то господин в орденах затеял драку, крича, что это профанация истории Франции! И сейчас дерутся все! Мороженое летает по воздуху!

Жизель (входит, закрывая ладонью глаз). Они меня узнали! Они закричали: «Вот жена автора!»

Hиколь. И что?

Жизель. Вот что! (Убирает руку: под глазом огромный синяк.)

Габриэль (входя). Они меня освистали, они кричали, что я – пощечина памяти Жозефины, они бросали в меня помидорами! Помидоры зимой! Какая честь!

Робер. Дети мои, мы победили! Победили! В нашем театре скандал! Мечта каждого директора! Скандал несравним с успехом! В наши афиши будут бросать банки с краской! Будут требовать нашего закрытия! Обратятся с протестом в префектуру! Полная победа! В нашей профессии скандал – это сенсация, и да здравствуют ее герои! (Становится на колени.)

Конец

Примечания

1

Известный французский театральный критик.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5