Глава шестая

В понедельник Джесмонд Фицрой сел за письменный стол, чтобы ознакомиться с оставленным там Кайтом документом и сообщить этому джентльмену, что ему пора ехать в Лондон и вплотную заняться расследованием состояние дел банкира Боулби, а также побольше узнать о Чарлзе Херроне, покойном супруге Джорджины.

Документ оказался чем-то вроде дневника, который тетушка начала в последние годы жизни, исписав всего четыре страницы. Первые две – четким, мелким почерком – пестрели отрывками из поэм Купера[5] и других поэтов, которые, очевидно, ей нравились.

На третьей странице почерк стал неровным. К концу четвертой страницы прочесть что-то было невозможно. Джесс пришел к выводу, что записи на двух последних страницах сделаны годы спустя после двух первых. Писавшая как будто спорила сама с собой.

«Я не сразу пришла к мысли, – писала тетка, – что Джесмонду необходимо сказать правду. Знаю, что отец ничего ему не сообщил, а это, по моему мнению, неисполнение долга перед сыном.

Но какую пользу правда принесет мальчику? Думала вписать этот пункт в свое завещание, однако читать будет мистер Боулби, а это по меньшей мере неразумно. Все должно остаться тайной, известной только Джесмондам и Фицроям. Даже если я решусь написать об этом Джесмонду, то оставлю письмо там, где он сможет найти его после моей смерти».

Далее шли непонятные каракули, но Джессу удалось разобрать несколько слов. «Прошло… времени… правду… похоронить… чувствую… он должен знать».

Знать что? – задавался вопросом Джесс. Что было настолько важным, что тетушка написала об этом? Что мучило ее? Хотя возможно, просто неясный страх преследовал старушку, так бывает на склоне лет.

– Где именно ты его нашел? – спросил он Кайта, оторвав его от сборов в дорогу.

– В большой куче всяких журналов и счетов, которые мы должны просмотреть, – их там великое множество. Я взял на себя смелость это прочитать.

– И что ты об этом думаешь? Кайт замялся.

– Может быть, это просто бред человека, который уже и не понимал, о какой правде пишет. Среди всего, что я перебрал, нет письма, о котором она упоминает.

– Однако, судя по почерку первой части, речь идет о чем-то, что ее крайне беспокоило.

Кайт кивнул.

– Но сказать об этом она уже не сможет.

Джесс в задумчивости посмотрел на Кайта. Говорить ему о незаконном происхождении Фицроев? Отец Джесса рассказал все сыну, когда тому исполнился двадцать один год, но посоветовал раз и навсегда забыть. Джесс и не вспоминал. Но однажды рассказал тайну рождения своего деда Сюзанне и Бену Вулфу. А если Кайт догадывается, что его хозяин говорит ему не все?

Джесс помахал дневником.

– А могла бы сказать, если бы, даже уехав в Индию, я поддерживал с ней связь. Она, наверное, была так одинока.

– Не расстраивайтесь, сэр. Старый дворецкий говорит, что она живо интересовалась всем, что происходило в Нетертоне, и каждое лето ездила в Бакстон попить воды и побыть в обществе… – Выдержав паузу, Кайт продолжил: – Хотел бы напомнить, сегодня придут мастера и рабочие.

– Хорошо, что напомнил. Невозможно все держать в памяти.

Кайт хмыкнул – уж он-то знает, какой исключительной памятью Джесс обладает.

Оставшись один, Джесс спустился в зал и остановился перед портретом тетки. В молодости она была прехорошенькой. Интересно, почему не вышла замуж, наверняка ей делали предложения, пока она не потеряла состояние. Мысли вернулись к банкиру Боулби, и он вспомнил, что в среду приглашен к нему на обед.

Но прежде он решил навестить леди из Памфрет-холла. Банкир имеет какое-то отношение к их финансовым делам. И Парсонс рассказал, как два фермера заложили свои хозяйства и еще один, некий Анвин, находится на грани разорения.

Да, стоит наведаться в Памфрет-холл. Беседа с хозяйками даст более ясное представление, насколько глубоко Боулби замешан в нетертонских делах.

К крайнему удивлению Джорджи, в понедельник Каро поднялась с постели рано и объявила, что снова начнет ездить верхом.

– Надо немного проветриться.

– Очень разумно, – заметил сэр Гарт, поднимая глаза от газеты «Таймс» двухдневной давности. – Ты в самом деле что-то совсем закисла в последнее время. Бери пример с Джорджи.

– Я с удовольствием прогуляюсь с тобой. Уже столько лет мы не ездили вместе.

– Торопиться некуда, начну завтра, – сказала Каро.

Джорджи подумала, превратится ли когда-нибудь «завтра» в «сегодня», но промолчала.

Вошел Форшоу, дворецкий.

– К вам посетитель, сэр Гарт. Говорит, у него письмо для вас, и срочное. Я проводил его в библиотеку.

– Срочное? – удивился сэр Гарт. – И больше ничего не сказал?

– Нет, сэр.

Сэр Гарт бросил на стол салфетку.

Увидев посетителя, он торопливо выпроводил дворецкого и накинулся на него:

– Зачем ты сюда притащился?

– У меня послание для вас от нашего хозяина. Вот оно, – нагло ухмыльнулся человек.

– Теперь можешь убираться. Ухмылка на лице посетителя стала еще шире.

– Вы должны, прочитав письмо, ехать в Лондон вместе со мной. Дилижанс ждет у дверей.

Сэр Гарт взял письмо и начал читать, потом сердито смял его.

– Мне надо собраться и сказать камердинеру.

– Вы едете один.

– Но…

– Таков приказ.

Возражать не имело смысла. Сглотнув, сэр Гарт проворчал:

– Ладно. Иди в кухню, там тебя покормят. – И он спустился к сестре.

Джорджи, ожидавшая Энни и Гаса, чтобы пойти с ними играть в крикет, увидев его, заметила:

– Не успев приехать из Лондона, вы мчитесь как угорелый обратно.

Черт бы ее побрал с таким язычком! Сэр Гарт снисходительно улыбнулся.

– Вы, женщины, и представления не имеете, что такое жизнь делового человека.

Деловой человек… Что-то ей подсказывало, что с этим отъездом не так все просто. Ее сомнения усилились, когда она узнала, что камердинер сэра Гарта остался дома.

Она намекнула об этом Каро, но та отмахнулась.

– Может быть, он решил заняться политикой. Бобус Райт предлагал ему баллотироваться в парламент.

Господи, спаси палату общин и страну, если в них будут такие, как Гарт, подумалось Джорджи. Ей захотелось поделиться всем с Фицем.

Придя на луг за Джесмонд-хаузом, она с детьми обнаружила там Фица и нескольких рабочих с Парсонсом.

– Похоже, вы лишаете нас крикетной площадки. – Она веселым голосом поздоровалась с Фицем и поздравила Парсонса с возвращением на прежнюю должность.

– Взамен предлагаю газон у меня за домом. Ведь цветочные клумбы Каро остаются святыней…

– Истинной святыней, – со смехом подхватила Джорджи. – Поэтому принимаю ваше приглашение, – добавила она, глядя на огорченные лица Энни и Гаса.

– Я хочу расширить парк. Когда все будет сделано, сможете снова приходить сюда, если, конечно, вас не смутит присутствие овец.

– Вы собираетесь выпустить сюда овец?

Джесс кивнул.

– И в парк, и на поля. Наши места благоприятны для овцеводства, и я намерен стать фермером.

– А коровы у вас будут? – спросил Гас.

– Если только небольшое молочное стадо.

– И я смогу подоить корову, сэр? – спросила Энни. – Самую маленькую.

Джесс рассмеялся.

– Знаешь, я пока ни одной не купил, ни маленькой, ни большой. Но если у меня будет маленькая корова, я непременно приглашу тебя ее подоить.

Слушая их разговор, Джорджи невольно сравнивала Джесса с Гартом, для которого дети не существовали вовсе.

– Вы приглашены к банкиру Боулби на обед в среду? – спросил Джесс, провожая их к газону.

– Да, только сэра Гарта не будет. Сегодня утром он срочно уехал в Лондон. Хотя не думаю, что ему понравился бы обед у Боулби. Он привык к более блестящему обществу, чем в Нетертоне.

Послышались ему или нет насмешливые нотки в ее голосе? Джесс решил, что не послышались.

Он помог Расу установить воротца и, извинившись, снял сюртук.

Игра шла прекрасно. Но вот Джорджи, мчась от одних воротец к другим, запуталась в юбках и растянулась на земле.

Она так и застыла в этом положении, зажав в вытянутой руке маленькую биту, пока к ней не подбежал Джесс.

– Вы не ударились? – озабоченно спросил он.

– Ничего, – пробормотала Джорджи, сдержав стон. – Теперь вы видите, что значит играть в юбках?

Он заставил ее опереться на его руку и строго заметил:

– Постоянно с вами что-то происходит, миссис Джорджи. То и дело приходится спасать вас.

– Это потому, что я не истинная леди и делаю что хочу, – вырвалось у нее. Держась за руку Джесса, Джорджи встала, однако поврежденная лодыжка подвернулась, она покачнулась и упала бы, если бы Джесс не подхватил ее. Какое-то мгновение они стояли, прижавшись друг к другу.

Джесс явственно ощутил, как в нем зарождается желание.

Джорджи раздирали противоречивые чувства, которые быстро сменяли друг друга. Желание боролось с протестом.

Мелькнула мысль: если бы ее держал в объятиях Гарт, она испытала бы только отвращение. Запах табачного дыма и перегара она не выносила. От Фица пахло мылом, чистым бельем и сильным мужчиной.

Она отпрянула от него, и чувства исчезли. Так они оба приказали себе. И оба солгали.

– Вы сможете играть дальше? Джорджи улыбнулась вымученной улыбкой.

– Если позволите мне быть полевым. Думаю, у меня получится.

– Вы имеете право делать, что вам хочется, но будет ли это разумно?

– Вы когда-нибудь совершали неожиданные, неразумные поступки? – с легкой усмешкой спросила Джорджи.

Кажется, именно так он и поступил, влюбившись в самую неподходящую из всех женщин. Что за человек был муж миссис Джорджи, если не сумел ее обуздать?

– Может, продолжим? – послышался голос Гаса. – Почему вы стоите и разговариваете? Если Джорджи выходит из игры, я буду подающим.

Игра возобновилась, но ненадолго. Появился Твеллс в сопровождении двух лакеев, которые несли кувшин с лимонадом, стаканы и любимые булочки Джесса. Джесс и Джорджи выпили только холодный лимонад.

– Уж не заболел ли хозяин? – с беспокойством спросила кухарка Твеллса, когда тот вернулся на кухню с булочками.

Дворецкий хитро улыбнулся.

– Нет, не заболел. Не только болезнь отбивает у мужчины аппетит, – с загадочным видом изрек он и, подумав, добавил: – И у женщины тоже.

Кухарка фыркнула.

– Говорите по-английски, мистер Твеллс. Может, я тогда пойму, к чему вы клоните.

Стоявший рядом Крэг ухмыльнулся и подмигнул Твеллсу.

– Поместью нужна хозяйка, – сказал он. – И ему тоже, – добавил с усмешкой Твеллс.

Так решил и Джесс к концу игры. На роль любовницы Джорджи не согласится, это ясно. Но вот загадка: согласится ли она на честное предложение, если он будет столь глуп, что сделает его?

Джесс молчал, пока они собирали планки, Джорджи уже накинула на плечи тонкую шаль, а он надел сюртук и пытался повязать галстук.

– Господи, что вы делаете со своим галстуком?

– Поскольку у меня пока нет камердинера, приходится обходиться своими силами. – Джесс решил обыграть ее. – Уверены, что у вас получится лучше?

– Конечно. Если позволите.

Глаза Джорджи хитро блеснули.

– Вам придется снять сюртук, если хотите, чтобы я справилась.

– Только давайте побыстрее: Гасу и Энни уже не терпится.

– Ничего, потерпят. Пожалуйста, наклонитесь. Вы такой высокий!

Несколько ловких движений пальцев, и, пожалуйста, завязан великолепный бант.

– Чувствую, стало лучше.

– Да, это настоящий шедевр! Взгляните на свое отражение в окне, и увидите, что я права!

Так он и сделал, а потом похвалил ее:

– Камердинер из вас вышел бы отменный, миссис Джорджи. Как вы назвали этот шедевр?

– «Сюрприз Фица». Пойдет?

– Прекрасно! Но лучше назвать «сюрприз миссис Херрон».

– Это же ваш галстук!

Так, перекидываясь фразами, они подошли к террасе. На ней перед стеклянной дверью в гостиную грелся на солнышке старый спаниель. Гас и Энни подбежали к нему.

– Это ваша собака? – спросила Джорджи.

– Нет, Кайта. Он в отъезде, и Париж заскучал.

– Париж?

– Кайт нашел его там, так и назвал. Кстати, об именах. У банкира Боулби тоже не совсем обычное имя.

– Ни его имя, ни он сам мне не нравятся, и я была бы рада, если бы кто-то другой занимался делами Каро.

– Чувство такта вам явно не чуждо.

– Но мы с ним не слишком дружим, – со смехом сказала Джорджи. – А сейчас нам надо быстренько домой, а то Каро начнет беспокоиться, почему нас так долго нет. Еще подумает, что за нами гонится медведь, как за одним джентльменом в пьесе Шекспира.

Странно, сколько всего в ней намешано. Временами она удивляла Джесса своей начитанностью. Он уже понял, что она знакома не только с латынью, но, возможно, и с древнегреческим. Лихие замашки и образованность. Как-то не очень сочетается. Джесс восхищался образованными людьми, потому что ему самому не посчастливилось получить хорошее образование, хотя в последние годы он засел за книги, чтобы немного восполнить брешь.

– В «Зимней сказке»? – отважился он спросить.

Джорджи просияла.

– Вы читали?! Уверена, в моем окружении нет ни одного джентльмена, который догадался бы.

Джесс поклонился.

– Не обольщайтесь на мой счет. У меня нет настоящего образования, и эта пьеса мне попалась совершенно случайно.

Джесс умолк. У нее явные способности вызывать его на откровенность.

Джесс проводил взглядом уходящих через парк женщину и двух детей, вошел внутрь дома и остановился перед венецианским зеркалом, чтобы еще раз полюбоваться искусно завязанным галстуком.

Интересно, мужу она завязывала галстук? Джессу еще сильнее захотелось узнать об этом человеке. Только он мог дать ключ к разгадке тайны по имени «миссис Джорджи».

И ей он был обязан информацией о Боулби. Выходит, у этого паука запуталась в паутине еще одна мошка, по имени Каро Памфрет.

Поскорее бы пришла среда, когда он отправится на обед к чете Боулби. Кто знает, что еще удастся выведать у банкира, если убедить его в своей беспросветной тупости?

Джесс уже перезнакомился с большинством гостей за столом. Шел оживленный, непринужденный разговор, которым дирижировала миссис Боулби.

Сразу после обеда Боулби, красное лицо которого от выпитого вина приобрело багровый оттенок, подал знак жене, и она пригласила дам в гостиную, оставив мужчин одних. Дворецкий подал портвейн.

Все были навеселе. Те, кто курил, достали трубки, и комната наполнилась дымом. Джесс не курил, не курили так же, как он заметил, старый Крейн, поверенный и один двое молодых людей.

Прошло некоторое время, и банкир Боулби, передавая бутылку портвейна Джессу, наконец начал разговор:

– Я думал о том, что вы говорили по поводу поместья мисс Джесмонд, помните?

– О чем это вы? – изобразил Джесс пьяное недоумение.

– Вы говорили о переводе вкладов из Лондона в Нетертон, в мой банк.

Джесс сделал большой глоток из бокала.

– Не уверен, что смогу это сделать. Все дела ведет Кайт. Не думаю, что он согласится.

Боулби поднял свои кустистые брови.

– Разве он не ваш слуга?

– Я ничего не смыслю в бизнесе. А Кайт – большой дока. Я ему доверяю. Стану приказывать – он возьмет и уйдет.

Джесс ослабил галстук и развалился на стуле – живое воплощения образа невежественного вертопраха.

– Я буду вести ваши дела, – бесцеремонно предложил Боулби.

Джесс покачал головой.

– Все-таки обдумайте это.

Джесс закатил глаза и, поднеся руку к виску, застонал.

Боулби сощурился и выпустил клуб дыма в потолок.

Джесс на миг испугался, что переиграл.

– Не стоило беспокоить вас сейчас, – послышался, наконец, голос Боулби. – Но все же завтра переговорите со своим человеком, может, он будет рад не таскаться в Лондон. – Боулби поднялся. – Думаю, пора присоединиться к дамам.

Джесс позволил взять себя под руку, и Джорджи стала свидетелем изумительной сцены введения в гостиную и усаживания мистера Фицроя. Да он совершенно пьян! И, похоже, они с Боулби прекрасно поладили.

Джорджи почувствовала разочарование. Она как-то не подумала, что и он может пить, как прочие джентльмены. Хорошо хоть не скандалит.

Джесс прекрасно читал мысли по ее лицу и видел, что, кроме нее, никто и не замечал его состояния. Сидевшая рядом Каро разговаривала с миссис Боулби о новом экипаже, который, по слухам, купили Хансоны. Каро выражала надежду, что им не пришлось влезть в долги.

– В конце концов, – заметила она, – его отец был всего лишь земельным управляющим лорда Бреттона. Только получив кое-какое наследство от своего дяди, он стал фермером.

– Кто? – несколько развязно вмешался Джесс. – Кто стал фермером? Отец или сын?

– Отец, – прокричала ему в ухо миссис Боулби.

Что ж, мелочные интрижки провинциального общества очень похожи на те, что плетутся в высшем свете. В этом миссис Боулби могла сравниться с леди Каупер или леди Леоминстер.

Тем временем Каро и миссис Боулби перемывали косточки Хансонам. А Джорджи продолжала разглядывать Фица. Как он распустился! И как пренебрежительно обращаются с ним супруги Боулби. Они же его презирают! Занятая исключительно Фицем, она не заметила внимательных взглядов поверенного Крейна, который тоже наблюдал за ним.

И ни тот, ни другая не подозревали, что Джесс, развалившись в глубоком кресле, следил за ними обоими из-под полуприкрытых век. Джорджи он понимал. Но о слежке поверенного Крейна следовало задуматься.

Пока он решил, что подвыпившему джентльмену можно и заснуть. Он закрыл глаза, сладко улыбнулся – и общество получило возможность любоваться джентльменом, который слегка не рассчитал свои силы за обедом.

Джесс не видел, как поверенный Крейн подошел к банкиру Боулби, и не слышал, как он тихо сказал:

– Уверяет, что связан по рукам и ногам этим Кайтом. Парсонс с ним встречался, говорит, у него повадки ястреба. Не обошел вниманием ни одну бумагу о работах, проведенных в Джесмонд-хаузе и поместье. Заставил все подробно объяснять. Произвел на Парсонса большое впечатление.

– А как Парсонсу показался Фицрой? – спросил Боулби, взяв Крейна под локоть и уводя в сторонку, чтобы их не услышали.

– Пустой малый. Не слишком богатый. Парсонс считает, что за Фицроя обо всем думает Кайт.

Боулби, хмыкнув, посмотрел в окно, за которым уже стемнело.

– А вы что думаете о нем? Крейн пожал плечами.

– Он немногословен, трудно делать какие-то выводы. – Поверенный бросил взгляд на спокойно спящий предмет их разговора и изрек: – И все же осторожность не помешает. Особенно, когда имеешь дело с чужаком.

Глава седьмая

Каро, Джорджи и дети прогуливались по аллее, отделявшей их земли от поместья Джесса.

Гас, державший Джорджи за руку, спросил:

– Как ты думаешь, мы встретим Фица?

– Если ты имеешь в виду мистера Фицроя, тогда так его и называй, – строго сказала мать. – Право, Джорджи, ты прививаешь детям дурные манеры, позволяя так фамильярно говорить о взрослых.

– Фиц не возражает. Он сам сказал, когда мы в последний раз играли в крикет, – возразил Гас. – Его раньше никто так не называл, и ему нравится.

– Значит, он такой же безответственный, как и Джорджи. Меня это не удивляет. Муж миссис Боулби считает его обыкновенным болтуном!

Джорджи сердито фыркнула.

– Ну, знаешь! Это больше относится к ней самой. Вероятно, ты больше не находишь его подходящим кандидатом в мужья?

– Миссис Боулби полагает, что из него получится вполне удобный муж.

Аллея кончилась, и они пошли по проселку, мимо ворот Джесмонд-хауза.

– Давайте зайдем туда, – попросил Гас. – Может, Фиц предложит нам поиграть в крикет.

– Вот было бы хорошо! – присоединилась к брату Энни.

Каро вздохнула.

– Ни в коем случае. Мы сейчас пойдем домой. Только мне надо немного посидеть, очень болят ноги.

– Они бы у тебя не болели, если б ты двигалась побольше, как Джорджи, – простодушно объяснил Гас.

– Не Джорджи, а тетя Джорджи, пожалуйста. И что бы ни говорил мистер Фицрой, не смейте называть его Фицем. Понятно?

– Хорошо, мама. А если он сам попросит?

Джорджи, пряча улыбку, сказала:

– Я скажу мистеру Фицрою при следующей встрече, что ваша мама приказала обращаться к нему, как требуют приличия.

Про себя же она добавила, что будет называть его, как и прежде, Фицем, потому что Каро, слава богу, ей не мать.

Недалеко от ворот Джесмонд-хауза Каро присела отдохнуть на травянистый пригорок. Через распахнутые настежь ворота они увидели прекрасный старинный замок, возведенный во времена царствования Вильгельма[6] и Марии. Даже издалека было видно, что кирпичная кладка его стен сохранила сочный цвет. К замку вела аллея.

Когда Каро, решив, что чувствует себя уже лучше, поднялась на ноги, к воротам подъехала почтовая карета. Она остановилась, пропуская пешеходов, затем свернула на подъездную аллею. Женщины успели заметить, что в карете сидит мужчина, несомненно таинственный мистер Кайт. В Нетертоне говорили, что он уехал в Лондон по заданию Фица. Якобы это было связано с ремонтом дома.