С благодарностью вспоминали они при этом уроки Топоркова по радиотехнике, которые, по приказанию Белопольского, слушали все члены экипажа «СССР-КС 3». Без этих, пусть неполных и поверхностных, знаний невероятно трудная работа никогда не увенчалась бы успехом.

Они даже не заметили, как над самолётом одна за другой пронеслось несколько сильных гроз, и очень удивились, когда обнаружили, что с начала работы прошло девять часов.

Радиоустановка была отремонтирована. Но будет ли она работать?..

– Попробуем! – сказал Мельников.

– Медлить ни к чему, – согласился Второв.

Когда раздался сухой щёлк включённого генератора, он невольно закрыл глаза.

– Слышу, Борис, слышу! Где ты?..

Голос Белопольского… Почему сразу ответ? Разве Мельников говорил что-нибудь?..

Спокойный голос Бориса Николаевича звучал в кабине разбитого самолёта призывом к жизни.

Второв почувствовал лёгкое головокружение. Захотелось полной грудью вдохнуть чистый морской воздух.

Но его не было. Снаружи был отравленный воздух Венеры.

– Я считаю, что только подводной лодкой.

Потухшая лампочка индикатора прервала фразу. Связь оборвалась. Где-то между ними и островом проходил грозовой фронт.

– Признаться, я сомневался в успехе, – сказал Мельников. – Думал, что мы не сумеем исправить передатчик.

– Я тоже, – тихо ответил Второв.

– Посмотри, Геннадий! – сказал Мельников, незаметно для себя самого перейдя на «ты». – У самолёта нет крыльев.

Действительно, оба крыла, очевидно, сломанные ливнем, исчезли. Когда это случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни тот, ни другой не могли объяснить.

– Мне кажется, что самолёт глубже погрузился в воду, – сказал Второв.

– А мне не кажется, – ответил Мельников. – Я в этом уверен. Его затягивает песок.,

Он сказал это так просто, что Второв не решился задать напрашивающийся вопрос, что будет, когда самолёт целиком уйдёт под воду. Лодки, чтобы перебраться на берег, у них не было. Надувная шлюпка лежала в крыле и исчезла вместе с ним.

Через два часа Белопольский сообщил, что подводная лодка отошла от звездолёта.

Потянулись часы ожидания.

Кабина медленно, но неуклонно погружалась всё глубже. Вода дошла уже до края кожуха. Часто налетали ливни, и сила водяных потоков ещё больше вдавливала самолёт в песок мели. Скоро пришлось отказаться от наружного воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть кожух – значило пустить в кабину воду. Её уровень был на несколько сантиметров выше борта.

– Жаль, что у нас нет водолазных костюмов, – сказал Мельников.

Когда прояснилось, они внимательно рассматривали в бинокли берега, окружавшие их с трёх сторон. Не было никакого сомнения, что перед ними настоящие деревья – гигантские представители растительного мира. Листва была ярко-оранжевой.

За стенками кабины сильный порыв ветра пронёсся по заливу. Мелкой рябью покрылась поверхность воды, зашевелилась трава на берегу, сильнее закачались верхушки деревьев.

– Как не похожа эта картина на пейзаж острова! – сказал Второв. – Там мёртвый покой, здесь жизнь. Не хватает только птиц.

– Посмотри на листву. – Мельников протянул руку к берегу. – Вот где совершенно непонятная вещь. Как могут держаться листья при таких ливнях?

– Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.

– Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть.

Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. При шуме потока, тресках молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.

А когда прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Ещё один – два грозовых фронта – и поверхность залива сомкнётся над ними.

– Кажется, самый раз прийти подводной лодке, – заметил Второв.

– Придёт в своё время.

На панели приёмника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку верньера. Вызывал Топорков.

– Как положение? – спросил он. Мельников опередил своего товарища, собравшегося ответить.

– Без особых перемен, – поспешно сказал он.

– Погружение?

– Идёт нормально. Ничего угрожающего.

– Я уже давно не имею связи с лодкой, – сказал Топорков. – Где она?

– Километрах в пятидесяти.

Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.

– Мы очень тревожимся за вас.

– Нет никаких оснований.

Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.

– Зачем вы их обманываете? – спросил Второв. – Не лучше ли сказать правду?

Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.

– По личному опыту, – медленно заговорил он, – я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут ещё два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо трудней? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..

Он с минуту молчал, потом спокойно произнёс:

– Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас всё по-прежнему.

– Вы думаете, что наше спасение ещё под вопросом?

Мельников улыбнулся.

– Ты сам знаешь «милый» характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чём не уверен. Но сейчас у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это ещё не причина приходить в отчаяние.

– А если бы радиостанция не заработала?

– Вот тогда мы оказались бы в серьёзном положении. Возможно, что пришлось бы погибнуть…

Этот последний час ожидания был самым длинным. Казалось, что секунды превратились в минуты.

Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твёрдую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолёт, – подводная лодка шла прямо на него.

Прошло ещё двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив, и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен: в нём не было больше никакой нужды.

– Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, – весело сказал Второв.

Вместо ответа Мельников поспешно наклонился к микрофону.

– Зиновий Серапионович!

– Слышу.

– Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.

Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь всё выше и быстрее, надвигалась широкая тёмная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.

– Ну, держись, Геннадий! – сказал Мельников. – Это последнее и самое серьёзное испытание.

Сорок минут непроницаемый мрак скрывал от них положение кабины; сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. При свете лампы они видели над головой только белую пену. Удары грома приглушённо доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.

И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, когда гроза пройдёт, что они уже «с головой» погрузились в воду.

Но, когда, наконец, грозовой фронт промчался, они, к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока «вдавливала» самолёт, но он ни на сантиметр не опустился ниже.

– В чём тут дело? – озадаченно спросил Второв.

– Вероятно, мы легли на плотный грунт.

Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая опасность не угрожала и можно было бы спокойно ждать ещё несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, – подводная лодка находилась где-то близко.

– Вы были правы, Борис Николаевич, – сказал Второв. – Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.

– Запомни, Геннадий! – ответил Мельников. – Основное правило – думать всегда о других прежде, чем о себе. Это всегда полезно, а в космических рейсах является законом. Следуй этому закону – и ты никогда не ошибёшься.

– Ваших слов я не забуду, – с чувством сказал молодой инженер.

Ожидать пришлось всего несколько минут.

Недалеко от них забурлила вода, и прозрачная «спина» подводной лодки показалась на поверхности залива. Можно было только поражаться изумительному искусству, с которым Зайцев провёл лодку в совершенно неизвестном ему океане Венеры, руководствуясь сигналами радиомаяка, точно к цели.

Открылся люк, и над ним появилась голова профессора Баландина в шлеме противогаза. Вступили в действие личные рации.

– Друзья мои! – сказал он. – Да ведь вы совсем затонули. Сию минуту снимем вас.

– Можно не торопиться, – ответил Мельников. – Кабина больше не погружается.

Зайцев, тоже вышедший наверх, приветствовал друзей жестами обеих рук.

– Вы так погрузились в воду, – сказал он, – что ещё немного или будь тут малейшее волнение, – мы не смогли бы увидеть вас.

Опасаясь новой грозы, поспешно вынесли и опустили на воду надувную резиновую лодку. Зайцев подплыл на ней к затонувшему самолёту.

Инженер был одет в непромокаемый костюм, не имевший охлаждающей системы, и почувствовал себя словно внутри доменной печи. Горячий воздух, нагретый до восьмидесяти градусов, проходя через фильтр противогаза, обжигал лицо и затруднял дыхание.

Не мешкая он прыгнул в воду и, ощупью отыскав стойку стабилизатора, прикрепил к ней конец троса.

– Тащите! – крикнул он, забираясь обратно в лодку и отплывая в сторону.

Баландин дал задний ход. Выходной люк подводной лодки имел свой самостоятельный пульт управления, и, чтобы пустить моторы, не нужно было проделывать длительную процедуру входа внутрь.

Полторы тысячи лошадиных сил, заключённые в моторе, «шутя» вытащили самолёт из песчаной могилы. Через несколько секунд он всплыл на поверхность и был подтянут вплотную к борту лодки.

– Добро пожаловать! – пошутил Баландин, обнимая спасённых.

– Вы блестяще выполнили задачу, – сказал Мельников. – Спасибо!

Прежде всего связались со звездолётом и сообщили о благополучном завершении спасательной операции. Ко всеобщему удовольствию, радиосвязь действовала.

– Что делать с самолётом? – спросил Мельников.

– Нельзя вынести его на берег?

– Невозможно. Кругом почти отвесные скалы.

– Значит, придётся его бросить.

Пользуясь передышкой, предоставленной грозами, фюзеляж самолёта полностью разгрузили. Пустая кабина с открытым кожухом будет потоплена первым же ливнем.

– Жаль машину, – сказал Мельников, – но что поделаешь!

– Хорошо бы выйти на берег и осмотреть его, – предложил Второв.

– Здесь это опасно. Слишком круты скалы. Постараемся найти такое место, где можно в случае грозы успеть укрыться в лодке.

– Надо направиться прямо на корабль, – вдруг сказал Баландин. – Вы ранены.

– Это не раны, а царапины, – ответил Мельников. – Мы о них совсем забыли.

Профессор продолжал настаивать. Мельникову и Второву с трудом удалось уговорить его не сообщать на звездолёт о полученных ими, действительно, незначительных повреждениях. Баландин согласился только тогда, когда лично осмотрел обоих и переменил неумело наложенные повязки.

– Константин Евгеньевич будет очень сердиться, – сказал он.

– Это я беру на себя, – ответил Мельников. – Зачем терять время? Мы у неизвестной земли, и надо исследовать её.

Было решено пройти на лодке вдоль берега и выяснить, остров это или материк.

Держась в надводном положении, лодка вышла из залива и повернула на север. Кабина самолёта осталась покачиваться на воде, в ожидании очередной грозы, которая пустит её на дно.

Линия берега тянулась в обе стороны до самого горизонта. Сколько хватал глаз, она была сплошь заросшей лесом из гигантских оранжево-красных деревьев. Иногда он подходил к самой воде, иногда отступал, образуя поляны, покрытые жёлтой и коричневой травой. У подножия деревьев виднелась сплошная стена более низкой растительности. Были это кустарники или молодая поросль тех же деревьев, нельзя было определить.

Из осторожности лодка держалась в двухстах метрах от берега. Здесь было уже заметное волнение, качка мешала наблюдениям, но с этим приходилось мириться. Зайцев опасался сесть на мель.

Когда проходили грозы, подводная лодка опускалась в глубину и пережидала стоя на месте. Этими остановками пользовались, чтобы осмотреть подводный мир, но он был очень беден. При свете прожекторов они видели только красноватые водоросли и пунцовые мхи, облепившие каждый выступ, и многочисленные камни, лежавшие на песчаном дне. Ни рыб, ни моллюсков.

Действительно ли их не было здесь или они исчезали, когда появлялась лодка и загорался её свет? Кто мог ответить на этот вопрос?

– Мы собственными глазами видели живых существ в океане, – говорил Баландин.

– Положим, это не совсем так, – поправлял его Зайцев. – Мы их не видели, а предполагали, что видим. Может быть, это были не животные, а плавающие растения.

Профессор не соглашался.

– Разве вы не помните, – отвечал он, – что, попав в луч прожектора, эти «растения» спешили уйти в темноту, что совершенно естественно для животных Венеры, привыкших к мраку? Здесь, у берега, ни животных, ни плавающих растений не было видно.

Час за часом подводная лодка шла на север. Радиосвязь со звездолётом прерывалась только по вине грозовых фронтов.

Характер местности не изменялся. Всё тот же лес тянулся без конца, закрывая западный горизонт. Берега были всё такими же высокими и обрывистыми. Попадались небольшие холмы, так же заросшие деревьями. Ни малейших следов другой, не растительной, жизни не замечалось.

Уже больше суток никто из них не смыкал глаз, но, как это ни странно, об усталости вспомнили не на лодке, а на корабле. Доктор Андреев категорически потребовал, чтобы они остановились «на ночь».

Мельников поддержал это требование. Все с удовольствием согласились. Лодка погрузилась и легла на грунт. Поужинав, легли спать.

Сказалось физическое и нервное утомление. Экипаж лодки проспал десять часов подряд. Отдохнувшие и освежённые, поднялись на поверхность и поплыли дальше.

Снова потянулся нескончаемый лес. От места, где оставили кабину самолёта, отошли километров на двести.

Внезапно береговая полоса круто повернула на северо-запад. Далеко на горизонте виднелся другой берег, идущий как будто параллельно.

– Залив, – сказал Баландин. – Будем заходить в него?

– Разумеется, – ответил Мельников.

Залив, по-видимому, очень глубоко врезывался в сушу. Замыкающий его берег был не виден даже в бинокль.

Лодка шла вдоль южного побережья. Несколько раз грозы заставляли останавливаться и погружаться.

– А может быть, это не залив, а пролив? – высказал предположение Зайцев.

– Возможно. – Мельников пристально всматривался в противоположный берег, который стал заметно ближе.

– Остановитесь!

Приказание было выполнено. Лодка слегка покачивалась с кормы на нос.

– Смотрите на берег!

Теперь все заметили, что лодка не стояла на месте, а медленно двигалась назад.

– Это не залив и не пролив, а река. Та самая, которую мы видели, пролетая на «СССР-КС2», – сказал Мельников.

– Константин Евгеньевич, как всегда, оказался прав, – заметил Баландин. – Это материк.

– Пройдёмте дальше, вверх по реке, – предложил Зайцев. – Берег должен стать ниже, и тогда можно будет высадиться на него.

Его предположение оправдалось. Уже через час стало заметно понижение берегов. Обрыв постепенно опускался к воде, становился менее крутым.

Поверхность реки была пустынна. Иногда попадались ветви, плывшие по течению, навстречу лодке.

На исходе четвёртого часа пути гидрофоны передали на пульт отдалённый гул. Было похоже, что где-то впереди находился водопад.

Лодка замедлила ход.

Берега сходились всё ближе и ближе. Река суживалась, течение становилось быстрее.

Ещё около трёх километров осторожно продвигались вперёд. Шум становился всё более явственным.

Наконец увидели его источник.

Поперёк реки, которая в этом месте имела не больше трёхсот метров ширины, протянулось нагромождение огромных камней. Вода с рёвом неслась между ними, крутясь пенными водоворотами. В воздухе стоял туман водяных брызг.

– Обыкновенные пороги, – сказал Мельников.

Товарищам послышалось разочарование в его голосе. Но что он рассчитывал увидеть?

– Наше путешествие по реке окончилось, – сказал Баландин. – Дальше лодка не пройдёт.

– Мне кажется, что именно здесь лучше всего выйти на берег. Как вы думаете, Борис Николаевич? – спросил Зайцев.

– Да, именно здесь, – подчёркивая последнее слово, ответил Мельников.

Он казался чем-то очень недовольным.

Зайцев направил лодку к северному берегу, который был заметно ниже южного. На тихом ходу лодку сильно сносило течением.

Лес почти вплотную подходил к реке, но перед ним была узкая, поросшая травой полоса, полого спускавшаяся к воде.

– На берег выйдем вдвоём, – сказал Мельников: – я и Зиновий Серапионович. Киноаппарат я возьму сам, – прибавил он, видя, что Второв собирается возразить.

Геннадий Андреевич только тяжело вздохнул. На его несчастье, заместитель начальника экспедиции прекрасно владел искусством киносъёмки. Приходилось молча подчиниться.

Лодку удалось подвести к самому берегу. Глубина оказалось вполне достаточной для судна, осадка которого не превышала полутора метров.

– Внимательно следите за барометром, – говорил Зайцеву Баландин, одеваясь, как и Мельников, в охлаждающий костюм. – Как только он начнёт показывать ионизацию, немедленно предупредите нас.

– Не беспокойтесь! Предупредим вовремя. Но не удаляйтесь слишком далеко от лодки.

Через двойной люк Баландин и Мельников выбрались наверх. Берег был так близко, что можно без труда перепрыгнуть на него. Но, прежде чем это сделать, они внимательно осмотрелись.

– Топи как будто нет, – сказал Мельников. – Но на всякий случай обвяжите меня верёвкой. Я прыгну первым.

– Это будет самое лучшее, – согласился Баландин.

Мельников прыгнул. Его ноги погрузились по щиколотку, и из-под травы брызнула вода. Он быстро сделал несколько шагов по склону и вышел на сухое место.

– Прыгайте, профессор!

– Одну минуту! – раздался голос Второва. – Погодите! Борис Николаевич, – сказал он тоном упрёка, – если вы взялись за моё дело, то относитесь к нему как следует. Снимите, как Зиновий Серапионович будет сходить на берег.

– Успокойся! – ответил Мельников. – Я потому и прыгнул первым, чтобы это сделать.

На самом деле он совершенно забыл про камеру, висевшую на груди, и поспешил выполнить законное требование оператора экспедиции.

Гигантские деревья, вершины которых находились где-то в небе, были теперь так близко, что можно было хорошо рассмотреть их.

Ничего общего с «коралловыми деревьями», растущими на острове, не было. Это настоящие деревья – исполинские представители растительного мира. Стволы, имевшие у земли до трёх метров в диаметре, были покрыты гладкой корой красноватого цвета с тёмно-вишнёвыми пятнами. Ветви с длинными листьями начинались высоко, и до них невозможно было добраться. Между деревьями густо разросся оранжевый кустарник, переплетённый какой-то другой, не такой, как под их ногами, высокой, в рост человека, травой странного, мертвенно-белого цвета. Ветви кустарника были усеяны острыми шипами.

Обоим звездоплавателям сразу бросилась в глаза особенность этих деревьев, отличающая их от земных пород. Образно можно было сказать, что если на Земле деревья стояли «на одной ноге», то деревья Венеры имели их несколько. По пять, по шесть, а иногда и больше, стволы соединялись между собой на высоте тридцати – сорока метров над землёй и уже дальше, выше, переходили в ветви, образуя своеобразные арки.

– Никакой ураган не вырвет такое дерево из земли, – задумчиво сказал Мельников. – Но ведь мы же видели в прошлый раз плывущие деревья.

– Возможно, что в другом месте, где-нибудь выше по течению, они не так грандиозны.

Мельников пошёл вперёд, к порогам.

Баландин видел, что какая-то навязчивая мысль не даёт покоя его спутнику, и решил спросить его, как только подвернётся удобный случай.

От места, где причалила подводная лодка, до порогов было порядочное расстояние. Профессор подумал, что они могут не успеть вернуться, если налетит гроза, и сказал об этом Мельникову.

– Я думаю, успеем. Барометр Топоркова предупреждает о приближении грозы минут за пятнадцать. А если и не успеем… – Мельников показал рукой на лес, находившийся совсем рядом. – Посмотрите, как густо растут эти стволы. Вместе с ветвями они образуют непроницаемую крышу. По-моему, под ними можно укрыться от ливня.

– А если нет?

Мельников остановился и посмотрел в глаза Баландину.

– Если вы боитесь рискнуть, – сказал он сухо, – то возвращайтесь на лодку.

– Я, кажется, не давал вам повода считать меня трусом, – обиделся профессор.

– Я этого не говорил. Но понятие о благоразумии у людей различно. В будущем нам придётся тщательно обследовать лес. Как видите, вездеходом нельзя будет воспользоваться. Придётся углубляться в него пешком. Кому-нибудь надо первому испытать, даёт лес надёжное убежище от грозы или нет. Я хочу сделать это. Пожалуй, вы правы. Лучше мне одному подвергнуться опасности. Идите обратно!

– Я вас не оставлю, – твёрдо сказал Баландин.

– В таком случае идём дальше. «Константин Евгеньевич, наверное, не одобрил бы такого эксперимента», – думал Баландин, идя за Мельниковым.

Они дошли до возвышенного места, откуда можно было хорошо рассмотреть пороги.

Выше по течению берега снова расходились в стороны. Широкий простор водной поверхности был пустынен.

Мельников пристально всматривался в противоположный берег.

– Вон там, – сказал он, – на берегу, у первых камней. Вы ничего не видите?

Профессор посмотрел по указываемому направлению. Он не обладал таким острым зрением, как Мельников, но всё же рассмотрел какой-то красно-оранжевый холм, плохо различимый на фоне лесного массива.

– Это, вероятно, группа кустов, – сказал он.

– Отнюдь нет. Это совсем другое. Вернёмся на лодку. – И, не ожидая ответа, Мельников быстро пошёл обратно.

Было ясно, что он намерен отправиться на другой берег. И действительно, когда они взобрались на лодку, он, не спускаясь в выходной люк, приказал Зайцеву переплыть реку.

На южной стороне рос такой же лес.

Поросшая жёлто-коричневой травой береговая полоса оказалась значительно шире, опушка леса в несколько раз дальше. Здесь было больше простора и совершенно сухо.

Холм, который они видели с того берега, оказался вблизи грудой наваленных друг на-друга деревьев.

Это были не те гиганты, которых они видели вокруг себя, а тонкие прямые стволы с ветвями, покрытыми не листьями, а длинными красными иглами.

– Ну, вот и замкнулся круг моих наблюдений, – каким-то странным тоном сказал Мельников.

И только теперь Баландин увидел то, что ускользнуло сначала от его сознания, хотя и находилось перед глазами.

Это было невероятно, поразительно и необъяснимо! Но это было не миражем, а реальной действительностью.

Деревья лежали в порядке – вершинами в одну сторону.

Это была не беспорядочно сваленная груда, а штабель. Со стороны реки его подпирал ряд врытых в землю столбов из неотёсанных, грубо обломанных стволов тех же деревьев.

А ближе к лесу Баландин увидел второй штабель… брёвен. Оранжевые стволы лежали уже без веток.