Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бриллиантовая пыль

ModernLib.Net / Детективы / Марзинова Светлана / Бриллиантовая пыль - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Марзинова Светлана
Жанр: Детективы

 

 


Светлана Марзинова
Бриллиантовая пыль

      Все события являются фантазией автора, все имена вымышлены, все совпадения случайны.

      …И дошел Великий Александр в своем походе до земли Хинд, где полгода стоит лето, а полгода зима, где большие храмы, полные золота и всякого богатства. И рассказали ему жрецы о Долине бриллиантов, что лежала в глубокой бездне, куда никогда не проникал взор человека, ибо в ней обитали неведомые сильные змеи. Отважившиеся спуститься в Долину оставались там навсегда, умирая от одного только взгляда ядовитых аспидов.
      Тогда приказал Александр принести множество блестящих щитов и поставить их у того места, откуда выползали аспиды. Увидев свое отражение, змеи падали замертво, и все то место вскоре усеялось их трупами. Полководец хотел достать бриллианты из Долины, но его воины не осмелились спуститься туда. И собрал Александр жрецов, и они сказали: брось в Долину куски сырого мяса. Он сделал это, и бриллианты прилипли к мясу. Слетелись большие орлы и вынесли мясо в когтях из Долины. Александр велел своим людям следовать за птицами и собирать то, что падает с мяса. Но не знали они, что бриллианты напитаны ядом аспидов и смертельно опасны… И умирали его воины один за другим.
      Тогда Александр понял, что жрецы хотели погубить его войско, и разорил их землю, и ограбил храмы, и разбил их божества. И взял большой алмаз из глаза их бога, которого они почитали превыше всего. Тогда последний жрец проклял камень, обагренный кровью его братьев. Испугались воины и сказали: оставь этот камень. Но полководец не слушал и, очарованный игрой света, взял священную драгоценность. И умер Александр через сто восходов солнца от неведомой болезни…
Из легенды об Александре Македонском

Пролог

      Она лежала на мокром асфальте, неловко привалившись к колесу новенького «порше-кайен», купленного ею всего полгода назад. В своем строгом плаще от Черутти цвета состарившегося соевого шоколада, подобранного тон в тон к ее каштановым волосам. В своих любимых туфлях Дербис на невысокой шпильке, подчеркивающих стройность ее ног. Ее маленькая рука, обвитая золотыми швейцарскими часами «Лонжин», откинувшись в сторону, мокла в луже дождевой воды. И только одна деталь не гармонировала с ее общим стилем — стилем уверенной состоятельности и умеренной роскоши: нелепый ножной браслет, болтавшийся на тонкой щиколотке, — неожиданная медная дешевка.
      На ее груди быстро проступали бурые пятна. Каштановые пряди волос набухли от крови, сочившейся из пулевой раны в голове. Кровь забрызгала и боковое стекло автомобиля. Смешиваясь с крупными каплями майского дождя, она стекала с него розоватыми струйками. Дальше терялась на фоне черного металла «порше» и вновь набирала рубиновую насыщенность в растущей луже на асфальте.
      К моменту приезда на Большую Татарскую улицу милиции дождь кончился, начисто отмыв машину и уничтожив все следы преступника, за исключением восьми стреляных гильз и брошенного тут же пистолета Макарова.
      В остекленевших серых глазах Нины Львовны Журавлевой, известного столичного нотариуса, проплывало весеннее небо.

Часть 1 Громкое убийство

      — Стреляли-то метров с пяти, товарищ майор! А потом преступник подбежал ближе и…
      — Ты, Заморочнов, мне голову не морочь! Это, собственно, дело экспертизы. Топай-ка лучше снимать показания! С гражданами поговори, наверняка очевидцы среди них отыщутся. Вон, кстати, и эксперты подъехали. М-да… ничего себе понедельничек начинается…
      Оперативники деловито разгоняли людей, чтобы освободить проезд для машин следственной группы. Милиция уже выставляла кордоны, стараясь оттеснить народ как можно дальше от места преступления. Из машин повыскакивали разные следственные чины: кто-то уже приступил к осмотру трупа. Заморочнов направился прямиком к молоденькой блондинке, выделив ее из всей кучки зевак. Девушка разговаривала с дамочкой средних лет, и было видно, что она вот-вот готова сорваться на крик — такими отчаянными жестами сопровождала она свой рассказ. Обе женщины были одеты в строгие деловые костюмы и держались особняком от других людей, собравшихся поглазеть на страшное зрелище.
      — Оперуполномоченный уголовного розыска, старший лейтенант милиции Заморочнов, — представился он дамам. И строгим, начальствующим голосом поинтересовался у блондинки: — Вы видели, что здесь произошло?
      Девушка расплакалась. Мелко вздрагивая худенькими плечиками, она так закачала головой, что было не понять — видела она или не видела, как разворачивались события. Дама постарше, пытаясь унять девушку, поглаживала ее по плечу и приговаривала: «Успокойся, Ирочка, успокойся». А Ира плакала все сильнее, и ее всхлипы уже стали переходить в рыдания.
      «Ну вот, только истерик мне не хватало», — подумал старлей и, чуть сбавив грозный тон, спросил:
      — Вы знали убитую?
      — Знали, — нервно ответила вместо блондинки женщина постарше, — это наша коллега. Но как все случилось, мы не видели. Просто вышли покурить, а она лежит возле машины, вокруг уже люди собирались.
      Заморочнов бегло окинул взглядом учреждение, рядом с которым они стояли, прочитал табличку на стене под козырьком крыльца, гласившую, что здесь находится частная нотариальная контора Н.Л. Журавлевой.
      — Вы работаете здесь? — Он показал пальцем на дверь за спинами женщин. В ответ дама постарше утвердительно кивнула. — Так кто убитая? — продолжал оперативник.
      — Журавлева Нина Львовна, — отвечала она, продолжая гладить по плечу блондинку.
      — Хм, хозяйка, значит… — констатировал Заморочнов и оглянулся.
      Вокруг «порше» уже вовсю суетились криминалисты, а толпу зевак оттеснили в глубину двора. Он решил, что сотрудников конторы всегда успеет допросить, тем более что они ничего не видели, а вот свидетели из толпы могут и скрыться. Поэтому он предложил дамам пройти на свои рабочие места и ждать его, никуда не отлучаясь. А сам, пометив что-то в своем блокноте, поспешил на поиск очевидцев происшествия.
      — Убитая женщина — владелица вон той конторы, Журавлева. Ее работники ничего не видели, — доложил он майору, который продолжал отдавать распоряжения оперативникам.
      — Вот как? — Начальник оглянулся на крыльцо заведения. — Понял. Она и по документам, собственно, юрист. В сумочке удостоверение нашли, — пояснил он. — Выходит, имела собственную контору… Состоятельная, сразу видно… Одна машина чего стоит. — Майор смотрел на блестящий бок «порше». — Я, почитай, как пришел с завода в органы, так все эти пятнадцать лет на своем стареньком «жигуле» и мотаюсь…
      — Да… и часики у нее что надо, — заметил Заморочнов, глядя на труп.
      — Нам, старлей, за всю жизнь на такие вещи не заработать. Ох и не нравится мне эта ее состоятельность, — продолжал майор, — за такими вот состоятельными стоят еще более состоятельные. И грохнули ее вполне профессионально! Заказуха, голову на отсечение даю! Ну, иди работай. Там Саватеев уже нашел старуху, которая по «02» звонила. Повнимательней будь. Это тебе, собственно, не в управлении сидеть, штаны протирать. Здесь глаз острый нужен, чутье оперативное. И подход к людям. Не то что в вашем УБЭПе — налетели, наорали, всех к стене, молчать-бояться! Тут, брат, уголовка! Психология — дело тонкое. — В голосе майора Никоненко появились воспитательные нотки. — Ну, что стоишь-то, время теряешь? Я, собственно, тебя куда послал?
      Заморочнов передразнил майора:
      — А я, собственно, туда и иду, куда послали! — И, не дожидаясь новой назидательной порции, торопливо зашагал в сторону скопления людей.
      Вдруг в толпе возникли волнение и толкотня. Через нее пробиралась какая-то девчонка, активно отпихиваясь локтями и огрызаясь на всех и вся. При этом она совершенно не стеснялась в выражениях: «Да пропусти ты! Да пошла ты! Дайте же пройти, бараны!» Заморочнов, профессионально почуяв нечто важное, ускорил шаг.
      — Гражданочка, в чем дело? Нельзя сюда, не видите, что ли? Тут происшествие! — схватил ее за руку милиционер, стоявший в оцеплении. Но она, словно маленький хищный зверек, неожиданно попавший в капкан, с остервенением вырывалась, толкалась и шипела ему в лицо:
      — Пусти, идиот! Я на работу опаздываю! — Ей почти удалось вырваться из крепких рук сотрудника милиции, но он, изловчившись, удерживал ее за шиворот.
      — Спокойно, спокойно, сейчас разберемся.
      Девчонка, извиваясь и норовя выскочить из своей легкой джинсовой курточки, все время выглядывала поверх его плеча, пытаясь рассмотреть, что происходит за милицейской машиной, загородившей «порше», что там делают люди в штатском и в милицейской форме. В толпе возмущенно переговаривались: «Вот наглая!.. Эта молодежь совсем уже охамела… Выгоните ее отсюда!..»
      Тут подошел и Заморочнов. Девчонка так и сверкнула на него своими серыми глазищами. Старлей окинул ее взглядом с ног до головы: маленькая, худенькая, с начесанными по последней моде короткими волосами, совсем без косметики, она была похожа на шпанистого подростка, только высокая грудь выдавала в ней зрелую девушку.
      — Кто такая? Чего скандалишь? Куда направляешься?
      Совсем потеряв терпение, она простонала:
      — Да я работаю здесь! Я… У меня сделка! Я и так уже сильно опоздала. И мне сейчас влетит. Слышь ты, мент… — чувствовалось, что к этому словечку она хотела добавить всем известное продолжение, но почему-то сдержалась, — если тебе по фигу твоя работа, то я своей дорожу. Пусти!
      Она снова кинула взгляд в сторону машин и внезапно перестала вырываться. Выражение ее лица менялось: брови сдвинулись к переносице, в глазах вместо гнева появилась пугливая настороженность.
      — А… что там такое? Что… что случилось? — быстро заговорила девчонка. — Да скажите же, что произошло?! — Наглый вызов исчез из ее голоса, остались лишь тревожные и требовательные нотки. Заморочнов проследил за ее взглядом и увидел, что один из милицейских «мерседесов» отъехал в сторону, открыв взорам людей «порше», лежащую возле него женщину и склонившихся над ней криминалистов. Толпа тоже заволновалась, бабки активно зашептались, покачивая головами и показывая пальцами то на машину, то на труп, то на краснеющую на асфальте лужу. Но тут жуткую картину вновь загородил «мерседес» — он изменил позицию, совсем перекрыв неширокую дорогу.
      В этот момент девчонка, рванувшись что есть силы из рукавов джинсовки, дернулась, и ни милиционер, ни Заморочнов не сумели ее удержать. Она побежала к «порше».
      — Куда? Стой, малахольная! — крикнул милиционер, в руках которого осталась джинсовка. Заморочнов забрал куртку и побежал за девушкой.
      А та уже подскочила к машинам и быстро обходила их кругом, ища удобную точку для обзора. Ей удалось наконец разглядеть во всех подробностях безжизненное тело. Кровавое месиво в каштановых волосах. Алый ручеек, сбегающий по бледной руке в багровую лужу. Застывшие, водянистые глаза покойницы. Капли дождя на ее посеревших щеках. Темные рваные дыры на мокром шоколадном плаще. И когда кто-то из следственной группы расстегнул на нем пуговицы — сплошное, вызывающе яркое пятно крови на голубой блузке.
      Девчонка отвернулась, закрыв ладонями лицо, как будто пытаясь заслониться от увиденного. Подскочил майор Никоненко. Подоспел Заморочнов.
      — Что такое? Почему здесь посторонние? — сердито обратился начальник к старлею.
      — Виноват, товарищ майор! Какая-то… ненормальная! — Заморочнов с возмущением посмотрел на девушку. — Вырвалась прямо из рук. — В качестве доказательства он продемонстрировал майору девчоночью джинсовку. Майор покачал головой, а Алексей жестко взял под локоть враз обмякшую девушку и отвел ее в сторону.
      — Господи, теть Нина… — бормотала она себе под нос. — Как же…
      «Теть Нина? — подмечал про себя оперативник. — Родственница, знакомая? — И сразу же припомнил слова девчонки. — Сделка у нее тут… работа важная… Так, выходит, она из конторы!»
      — Ну что, увидала? Стоило рваться? — укоризненно спрашивал он. — Ты что, у нее работала? Кто тебе эта женщина?
      Девчонка глянула на него и, словно опомнившись, сердито выдернула свой локоть из его руки.
      — Пусти… — Она быстрым движением вытерла проступившие слезы.
      — Ты это… извини, конечно… — Заморочнову стало несколько неудобно за свою напористость — все-таки не каждый день молодым девушкам приходится сталкиваться в жизни с подобным зрелищем. — Сама понимаешь, нельзя так… к месту преступления. Следы там топтать… работу следствия нарушать… Ну, так ты из конторы?
      — Из конторы… — Ее голос дрожал, высокая грудь вздымалась от прерывистого дыхания.
      Заморочнов решил дать ей время прийти в себя от потрясения.
      — Раз так, иди туда и жди. На вопросы потом ответишь, попозже. Там ваши девушки уже сидят. Мы очевидцев на улице опросим и сразу к вам. Смотри не уходи никуда. — Он протянул ей джинсовую куртку.
      В приемной нотариальной конторы собрались сотрудницы, обсуждая убийство начальницы. Посетителей сейчас сюда не пропускало милицейское оцепление. Внутреннее убранство большого холла приемной да и всех остальных офисных помещений свидетельствовало о том, что дела в этом учреждении идут очень даже успешно, а его хозяева обладают безукоризненным вкусом.
      Каждая комната была строго выдержана в определенном стиле, но шикарнее всего выглядел кабинет самой Журавлевой. Здесь господствовали сиреневые тона и изящная мебель красного дерева на изогнутых ножках, стилизованная под французскую старину. Стол-секретер, за которым обычно работала нотариус, представлял собой подлинный раритет: антикварное лакированное бюро с множеством полочек, шкатулочек, отделений для бумаг и потайных ящичков. Компьютер располагался на аккуратном столике в другом конце кабинета, предназначенном для помощника или секретаря. Впрочем, Нина Львовна часто работала самостоятельно, почти не прибегая к услугам помощников, и потому множество имен ее клиентов и заключенных при ее посредничестве сделок оставалось тайной. Остальные кабинеты выглядели чуть скромнее, но были не менее изысканными и удобными для работы.
      Для переговоров предназначалась специальная комната, оформленная в строгой манере: ничего лишнего, ничего отвлекающего — холодная деловитость цвета слоновой кости, большой овальный стол, жесткие сиденья добротных стульев. Напротив окна стояла «горка» с посудой, запасами кофе, чая и печенья; во встроенном баре-холодильнике всегда находилось несколько бутылок минеральной воды, шампанское и виски для важных персон, с которыми Журавлева иной раз отмечала удачно заключенные договоры.
      Контора располагала и уютной комнатой для отдыха, в которой работники могли провести обеденное время. Тут находились мини-кухня, удобный мягкий диван-уголок и телевизор.
      В приемной темно-синие стены украшали картины с видами старой Москвы, а не дипломы и благодарности в рамках, как это принято во многих офисах. Вдоль стен разместились мягкая мебель черной кожи и несколько стульев, чередующихся с пальмами и фикусами. Зарешеченные окна прикрывали легкие портьеры.
      Курить в конторе было запрещено. Но, учитывая обстоятельства, женщины дали себе волю, задымив все помещение.
      — Ой, девочки, ну как же мы теперь?
      — Да как же такое могло случиться?
      — Интересно, за что ее?
      — Бедная Нина… — раздавались растерянные реплики.
      Блондинка, звавшаяся Ириной Бронской, сидела за своим секретарским столом, поскольку была вынуждена то и дело отвечать на звонки. Она уже не плакала и четко выговаривала в телефонную трубку, что сегодня по техническим причинам контора работать не будет.
      — Да уж, «по техническим причинам»! — бурчала та самая задира, что недавно вырывалась из цепкой милицейской хватки. Девушка сидела в напряженной позе на самом краешке кресла и мелкими глотками пила обжигающий кофе. — Отчего же ты честно не говоришь: мол, нотариуса у нас… того — убили!
      — Зоя! — с упреком одернула ее Татьяна Николаевна Заварзина — дама, которая на улице утешала блондинку-секретаршу. Сейчас она отсчитывала себе в стакан капли валокордина и от возмущения сбилась со счета. Среди присутствующих Заварзина была самой старшей. И по возрасту — ей было за сорок, и по должности — она, как и убитая Журавлева, тоже была нотариусом, и по стажу работы — в конторе она трудилась практически со дня ее открытия. Зоя пришла сюда чуть больше месяца назад всего лишь личной помощницей убитой Журавлевой. — Все-таки тебе еще учиться и учиться, — едко сказала ей Татьяна Николаевна, проглотив содержимое своего стакана и тут же закуривая очередную сигарету. — Разве можно клиентам говорить истинную причину?
      — А что, боитесь их растерять? — отозвалась Зоя. — Ведь контору теперь придется так и так закрывать. Теть Нина же была хозяйкой. Поэтому все опечатают — и до свидания! Ищите работу!
      Татьяна Николаевна и Ирина переглянулись.
      — Не спеши делать выводы, Зоенька, — заметила блондинка. — Ты же не знаешь, что…
      Тут Татьяна Николаевна незаметно для Зои сделала глазами знак секретарше, и та умолкла на полуслове.
      — Чего я не знаю?
      — Ничего. Жизни ты не знаешь, — продолжила вместо Ирины Татьяна Николаевна. — И мы не знаем пока, что дальше будет. Хотя чует мое сердце, жди теперь всяких неприятностей, — глубокомысленно заключила она.
      — Тебе-то, Зойка, уж наверняка искать работу надо. И чем быстрее, тем лучше, — дополнила блондинка.
      — Слушайте, а как же сегодняшняя сделка? В «Металлопродукте» нас ждут к одиннадцати утра! — вдруг встрепенулась Зойка. — Мы же с теть Ниной три недели к этому готовились! Там такая сумма!
      — Ну какая теперь сделка, милочка? — заметила Татьяна Николаевна. — Я уже туда звонила. Им-то, конечно, пришлось сказать, чт? с Ниной Львовной случилось. Я бы могла поехать вместо нее, но… они наотрез отказались от дальнейших услуг нашей конторы и просили вернуть их документы. Впрочем, я их понимаю… такая ситуация…
      — Понятно… Плакали, значит, мои комиссионные… Ну почему, почему мне так не везет! — расстраивалась Зоя. — Только вроде бы что-то начинает налаживаться — и на тебе!
      — Ты, Зойка, как всегда, в своем репертуаре, — усмехнулась Ирина. — Нет, Татьяна Николаевна, вы только посмотрите на нее! У нее только что тетку убили, а она о комиссионных жалеет! — Она возмущенно качала головой.
      — Да уж, Зоя, какая-то ты… жестокосердная, — подхватила Татьяна Николаевна. — И вообще, ты, кстати, опять явилась в джинсах на работу! Опять опоздала! Ну как можно с тобой дела делать? Брала бы пример с моей помощницы Риты. Всегда подтянутая, чисто одетая, причесанная. Никогда ничего не забывает. На столе у нее идеальный порядок, не то что у тебя! И в делах она уже разбирается, хотя на работу к нам позже тебя устроилась. — Татьяна Николаевна назидательно ткнула в Зою пальцем.
      В этот момент в самом дальнем углу приемной на стульчике, спрятанном под двумя роскошными пальмами, вдруг шевельнулось бесцветное существо, которое и было помощницей второго нотариуса этой конторы, Ритой Ивановой. Все это время девушка сидела там, как мышонок, не давая о себе знать. Ее начальница тем временем продолжала учить Зою:
      — Учти, не исправишься — никакая солидная фирма тебя на работу не возьмет. И клиенты хорошие, то есть по-настоящему хорошие, тебя не то что уважать не будут, они тебя даже и не заметят! И о чем ты только думаешь? Да еще такая необязательная, непунктуальная! Вот и Нина Львовна сколько раз тебе говорила все о том же. Да только слова от тебя отлетают, как от стенки… Что называется, стряхнула и дальше пошла. А еще на какие-то комиссионные рассчитывает… — Татьяна Николаевна, всем своим видом выражая осуждение, покачала головой и пожала плечами.
      Зоя, покраснев от возмущения, мгновенно вскочила с кресла и ощетинилась:
      — Да вы на себя посмотрите! Джинсы ей мои не нравятся! Вам, Татьяна Николаевна, уже пятый десяток, а вы все в коротенькой юбочке! Что, клиентов привлекаете? «По-настоящему хороших»? Больше привлечь-то нечем… Ха! Мне, значит, на комиссионные не рассчитывать?! Зато ваша Рита, — она ткнула пальцем в пальмовый угол, — я уверена, уже все рассчитала! Видела я ваши реестры, вас любая проверка тут же лицензии лишит. И еще вы завышаете стоимость услуг! Жаль, что я не успела тетке об этом рассказать. Вы Нине Львовне завидовали, что все солидные люди именно с ней предпочитают иметь дело. Вот вы и наверстывали упущенное!
      Татьяна Николаевна прямо-таки поперхнулась дымом, заерзала в своем кресле, пытаясь незаметным движением опустить пониже действительно коротковатую для ее возраста юбку.
      — Да как ты смеешь? Я… я работаю строго по тарифу… А ты лазила в мои документы?! Рита, как ты ей позволила?
      Бесцветное существо стащило с носа очки, быстро-быстро захлопало глазками, пробормотало: «Она сама…» — и как-то совсем усохло на своем стульчике. Зойка сделала шаг к «пальмовому» углу:
      — А на тебя, Рита, я вообще удивляюсь. Как это тебя стажером в нотариат взяли? По блату, да? Ты же тупая, как валенок! Диплом-то у тебя небось купленный. Ты же самого простого договора составить не можешь. И вы еще будете мне говорить, что она разбирается в делах! — Зоя оглянулась на Заварзину. — Да ей экзаменов на нотариуса сроду не сдать, даже если она всю комиссию завалит взятками!
      — Ой, можно подумать, что ты сюда не по блату попала, — встряла в перепалку секретарша Ирина. — Где бы сейчас была, если бы не тетка твоя? Такой и должности-то нет — «личная помощница». Это Журавлева специально для тебя придумала! Бедная родственница ты, а не помощница!
      Разъяренная Зоя подскочила к блондинке:
      — Это я бедная родственница?! Да тетка меня взяла, потому что у меня есть способности! И потому что я скоро диплом юриста получу. И здесь в отличие от некоторых я занимаюсь делом. А ты только чай наливаешь и марки на конверты наклеиваешь! Ну еще, пожалуй, мужиков ловишь на свою блондинистую прическу. Да ты только посмотри на свои дурацкие пергидролевые волосы! Это ж пакля, ну пакля натуральная! — И Зойка пребольно дернула Ирину за истонченный краской локон. Та отшатнулась и поморщилась.
      За секретаршу вступилась Татьяна Николаевна:
      — Зато она не сует нос в чужие дела. И скандалы не устраивает. А ты, Зоя, прохвостка! Прохвостка и хамка! И тебе нечего делать в такой конторе, как наша! Ты только все портишь. Научись усмирять свой паршивый характер и держать язык за зубами, тогда, может, из тебя что-то в этой жизни и выйдет. А пока… можешь писать заявление об уходе!
      — Д-а-а? — взлетели вверх Зойкины брови. — Это с какой-то стати? Вроде не вы меня на работу брали.
      — А с такой. Я теперь тут за старшую! Так что, Ирина, дай ей бумагу и ручку, пусть действительно полезным делом займется, заявление напишет. А то — комиссионные ей! Бессовестная!
      — Никакого заявления я писать не буду!
      — Ну, тогда я тебя так уволю! По статье. Ты меня вывела.
      — Только попробуйте! Раз с теть Ниной такое случилось, значит, завтра же сюда приедет ее муж. А он, насколько мне известно, является владельцем этих помещений. Так что мы еще посмотрим, кто отсюда вылетит!
      — Деточка! — медленно поднимаясь со своего места, с торжеством человека, за которым остается последнее слово, изрекла Татьяна Николаевна. — Он не муж ей вовсе! Это первое. Второе: Андрей Кириллович Легостаев уже месяц как сидит в СИЗО города Архангельска! И третье: этими помещениями напополам с Журавлевой с некоторых пор владею я! И решения здесь буду принимать тоже я!
      От таких известий Зоя даже изменилась в лице. Она растерялась, ее темно-серые глаза забегали по сторонам, как бы ища поддержки, помощи, разъяснений. Но в сложившейся обстановке рассчитывать на нечто подобное было невозможно, и Зоя, внешне подобравшись, угрожающим тоном произнесла первое, что пришло на ум:
      — Ну это мы еще посмотрим! Я… я на вас в суд подам! — Зоя как-то хищно сверкнула своими потемневшими глазищами и, четко печатая шаг смешными ботинками, с достоинством покинула комнату. Правда, нервы ее все же не выдержали, и дверью она хлопнула от всей души. Так, что цветные витражи в ней жалобно звякнули, чуть не разбившись.
      Из «пальмового» угла донесся тихий вздох. Татьяна Николаевна сердито закурила новую сигарету. А Ира задумчиво спросила: «А пергидролевые волосы это как?»
      За дверью приемной Зоя громко выдохнула, ругнулась в пустоту коридора и направилась в свой кабинет. Вернее, кабинетик — такой он был маленький: там помещались лишь рабочий стол, шкаф для бумаг, пара стульев да вешалка. В раздумье девушка села за стол и обхватила голову руками. «Вот ситуация… — размышляла она. — Черт побери, ну почему со мной вечно так! Только вроде вздохнешь, как опять что-то да случится! И ведь не важно, по моей вине или нет, а больше двух месяцев в моей жизни спокойно не проходило. Вот и сейчас: погибла тетка — ужас какой… Значит, опять прощай работа! Все равно ведь выживут! Это ж гиены, а не женщины!»
      Да, так уж складывалась Зойкина жизнь — всё неудачи да передряги. Родом она была из якутского города Мирный. В Москву приехала год назад, сбежала от отца с его неизменными моралями и от новой мачехи, очередной отцовской жены с ее маленьким, вечно орущим отпрыском.
      В столице Зою поначалу приютила двоюродная тетка, Нина Львовна Журавлева. Она же помогла и с переводом из мирнинского вуза на вечернее отделение московского. Причем устроила все так, что обучение Зои было бесплатным — редкостная удача по нынешним временам. Хлопотала, задействовала все свои высокие связи. Через месяц после приезда племянницы она подыскала ей другое жилье — выдержать сложный характер и острый язык Зои мог далеко не каждый. Журавлева сняла и оплатила за два месяца вперед для Зои скромную комнатку, хотя и в коммунальной квартире, зато в центре и совсем без хозяев.
      Зоя здесь развернулась во всю свою вольнолюбивую натуру. Почувствовав свободу, она не смогла устоять перед соблазнами большого города. Компании, друзья, танцы до утра в ночных клубах. Однажды, в самый разгар веселья, точь-в-точь как в фильме «Карнавал», в ее комнату заявился хозяин. Запах марихуаны, гора пивных бутылок, кучка молодых нетрезвых людей, нелепо извивающихся под звуки охрипшего старенького магнитофона, — ну кому ж такое понравится? Конечно, Зойка вылетела из квартиры в два счета.
      В это же время вылетела она и со своей первой работы — из салона сотовой связи, за пропажу двух дорогущих телефонов, к которой она на самом деле не имела никакого отношения. За телефоны пришлось отвалить весь предыдущий менеджерский заработок, да еще и у тетки подзанять. Нина Львовна тогда лишь покачала головой и предложила дополнительную помощь в виде небольшой денежной суммы — на первое время, пока племянница не найдет новую работу. Зойка деньги, конечно, взяла и, конечно, поклялась, что отдаст с первого же заработка. И само собой, потом отдать «забыла». А вот на теткино покачивание головой разразилась гневной тирадой: «Только не надо меня жизни учить, я и так все знаю, что вы мне скажете! И нечего мне морали читать!» Хотя Нина Львовна, уже хорошо постигшая задиристый нрав своей племянницы, учить ее и не думала. А, наоборот, думала про себя, что чем больше жизнь преподаст ей подобных уроков, которые Зоя пройдет самостоятельно, тем быстрее она «возьмется за ум».
      А ум у Зойки, несмотря на все ее недостатки, действительно был. Иначе разве поступила бы она у себя в Мирном в филиал Якутского университета, к тому же на юрфак? Еще у нее были и честолюбие, и житейская мудрость, и женская хитрость. Правда, пока все эти необходимые для жизни качества пребывали у девушки в зачаточном состоянии и лишь изредка давали о себе знать. Но главное — это же иметь задатки, а уж развить их — дело случая и времени. Кроме того, Зоя обладала чувствительной, ранимой душой. Но об этом мало кто догадывался — слишком резкий, щетинистый был у нее характер, слишком стремительна Зойка была на дерзости. И только дед, который любил ее до безумия, да еще пара-тройка близких Зойке людей знали, что все эти грубости — всего лишь защитная реакция в ответ на оскорбления, обиду или несправедливость. И не важно, была это настоящая несправедливость или Зойке так показалось, за дело ее отчитали или понапрасну, оскорбили ее или Зойке только так представилось. Оберегая ее душу, юные бешеные гормоны мгновенно вбрасывали в кровь порцию защитного адреналина, и все ее нутро требовало сатисфакции. Желание тотчас ответить обидчику становилось нестерпимым, а терпеть Зойка еще не научилась. И потому отвечала и действовала — резко, дерзостно, грубо.
      Для воспитания характера и развития качеств души времени у Зои было полно: впереди вся жизнь, за исключением уже прожитых ею двадцати двух лет. Впрочем, передышки эта самая жизнь Зое не давала, она словно стремилась ее побыстрее обкатать, обтесать, закалить в разнообразных неприятностях. Раз за разом, снова и снова жизнь как будто пробовала Зойку на прочность — подкидывала ей задачи и проблемы, ставила в сложные ситуации и предлагала делать непростой выбор, закрывала одни двери и указывала на другие, чего-то лишала и что-то дарила. Одним словом — насаждала житейский опыт, торопила взрослеть. Зоя же не унывала, несмотря ни на какие фортели судьбы. Получив от жизни очередной подзатыльник, синяк, шишку, каждый раз, выругавшись, всплакнув, вздохнув, потерев ушибленное место, она начинала все сначала. Дерзко, вызывающе улыбалась — мол, не возьмешь! — строила жизни козью морду и шла дальше.
      Так, после салона сотовой связи Зойка сменила еще три работы, две квартиры и двух ухажеров.
      Когда Зойку попросили проветрить, а затем и освободить от ее присутствия и вещичек комнату на Новослободской, куда поселила ее тетка, Зойка подумала, что с марихуаной и ночными клубами стоит покончить. Особенно это решение укрепилось, когда она с большим трудом нашла себе (уже самостоятельно) новое жилье. Обратиться к тетке еще раз за помощью совесть, а скорее гордость, не позволила. Платить за новую комнату надо было почти в два раза больше, хотя она и находилась на окраине Москвы, в Медведково, да и жить там пришлось вместе с не совсем благополучным хозяином, к которому таскались алкаши с окрестных дворов. До ближайших приличных ночных клубов было далеко, и до ближайшего приличного заработка, судя по всему, тоже. Сам собой очень быстро исчез и тогдашний ее бойфренд — веселый, бесшабашный диджей из кафе «Ямайка».
      В Центре немецкой культуры, где девушка вскоре подвизалась секретарем, ей платили двести долларов. Сто из них надо было отдавать за комнату, а оставшиеся распределить так, чтобы хватило на проезд до института и на бутерброды. Правда, через три месяца испытательного срока зарплату ей обещали повысить, но этого Зойка так и не дождалась: не смогла ужиться с местной бухгалтершей. Та любила разводить мелочные склоки за каждый потраченный Зойкой рубль (то кофе слишком дорогой купила, то бумагу не по оптовой цене, то билеты взяла в командировку СВ вместо купе). Бухгалтерша, регулярно получавшая от Зои шпильки по поводу сквалыжничества, не выдержала после того, как девушка открыто и при всех назвала ее «скупой рыцаршей». Оскорбленная дама поставила перед начальством вопрос ребром: «Или я, или она!» Начальство, само собой разумеется, выбрало бухгалтершу, легко простившись с расточительной секретаршей.
 
      Зоя устроилась в рекламное агентство. Здесь ей никак не удавалось найти богатых рекламодателей, и оттого ее заработок составлял сущие копейки. К тому же начальник отдела, с которым у нее сложились ненадолго нежные отношения, оказался настоящим хамом. Мало того, что он провожал плотоядным взглядом каждую модную юбку, он еще и прилюдно отчитал Зойку за «отсутствие харизмы» и «неумение вести деловые переговоры». При этом начальник все время косился на новенькую сотрудницу — изящную брюнетку, проверяя, какое он производит на нее впечатление. Вынести такое было свыше Зойкиных сил: она обозвала начальника «напыщенным козлом» и в тот же день уволилась из агентства.
      В толстом глянцевом журнале Зойка продержалась подольше, но, пожалуй, только из-за того, что ей самой тут было интересно, да и платили прилично. Она помогала штатному юристу вести рубрику «Ваш семейный адвокат». С трудом пережив свою первую московскую зиму, когда приходилось буквально разрываться между читательскими письмами и сдачей сессии, в весну Зойка вошла опять налегке — без работы, без гардероба, без жилья и без зачета по трудовому праву в канун диплома. Из журнала пришлось уйти, потому что новый главный редактор заменил юридическую рубрику обзором косметических новинок, в которых Зойка совсем не разбиралась. Свою медведковскую комнату с жутким скандалом она покинула сама, потому что кто-то из алкашей обчистил ее платяной шкаф, не оставив ей даже пары колготок. А зачет по трудовому праву так и повис «хвостом» — попытка его пересдачи была завалена профессоршей за какую-то Зойкину дерзость.
      Промаявшись еще месяц в поисках подходящей работы, Зоя обнаружила, что частая смена мест трудоустройства не идет ей на пользу: ее стали как-то подозрительно спрашивать, почему мол, так происходит. «Язык мой — враг мой!» — думала она и изо всех сил старалась за собой следить. И поскольку новой работы все не было, в Зойкину жизнь опять вмешалась Нина Львовна. Она, конечно, была женщина деликатная — ни в Зойкину душу, ни в судьбу особенно не лезла. Но смотреть равнодушно на то, как «девочке не везет», не могла. Тем более что считала себя ответственной за племянницу — своих детей у нее не было. Тетка решила, что «девочке все равно пора работать по специальности», и взяла ее в свою контору личной помощницей. А на следующий год, как только Зойка защитит диплом, обещала сделать ее полноценным стажером и словечко кому надо уже за нее замолвила. Зойка, давно втайне на это рассчитывавшая, виду, что обрадовалась, не подала, ну а в душе просто возликовала: уж теперь-то она будет и с деньгами, и с хорошей работой, и под надежной защитой. Имя нотариуса Журавлевой кое-что значило в московском бизнес-мире, и работать с ней было и престижно, и полезно, и выгодно. К тому же, считала Зойка, она теперь ученая и с теткой постарается поладить. Они и поладили. К сложным делам, само собой, Нина Львовна ее пока не допускала. Зато учила правильному оформлению документов, составлению контрактов и соглашений, тщательной проверке сведений о клиентах. А заодно — азам психологии, деловому общению, умению предвидеть ситуацию и многим другим специфическим тонкостям.
      Как-то все само по себе устроилось и с жильем, почти сразу после ее ухода из журнала. Геннадий, бывший коллега по работе, часто поглядывавший на Зою с интересом, предложил пожить у него, пока она не найдет себе подходящую квартиру. «Мать как раз уехала в длительную загранкомандировку, я сейчас один, — неуклюже переминаясь с ноги на ногу и проглатывая слова, сказал он. — Только уговор: ты будешь гулять с Джессикой, маминой собакой. А то мне, понимаешь, некогда». Джессика оказалась вредным щенком-бультерьером, и необходимость постоянно с ней гулять, кормить и убирать за ней лужицы и кучки Зою, естественно, раздражала. Но с другой стороны, жить все равно пока было негде; к тому же, когда Генка не видел, Зоя здорово поколачивала эту псину — так, что та позабыла о своем бойцовском норове и не только внешне, но и характером стала напоминать бело-розового поросенка.
      Нет, между ними ничего не было. Гена — умный, обаятельный, но какой-то несовременный парень — увлекался загадками и казусами истории; о них он любил поспорить, о них писал свои очерки, им посвящал большинство свободного времени. Лет ему было около тридцати, а девушки, по Зойкиным наблюдениям, у него не имелось. Хотя, казалось, его внешность вполне должна была располагать к нему прекрасный пол: выше среднего роста, подтянутая крепкая фигура, сильные, бугрящиеся мускулами руки. Лицо вполне могло бы принадлежать какому-нибудь избалованному римскому патрицию — нос с невысокой горбинкой, чуть пухлые, мягкие губы всегда готовы дружелюбно улыбнуться, а густые брови взлететь над смеющимися живыми карими глазами. Длинная прядь темных волос по-модному спадала на высокий лоб, но Геннадий, вместо того чтобы завлекать ею девчонок, запустив в нее пятерню, часами корпел над сочинением очередного опуса.
      Влюбчивая Зоя поначалу не прочь была завязать с ним интрижку. Гена же опасался подпускать этого ежика на интимное расстояние, боясь пораниться об острые иглы Зойкиного непостоянства. И потому вел себя с Зойкой по-товарищески, словно бы и не замечая ее кокетства. Тогда она, отметив, что все же он странный какой-то, да и староват для нее, свои заигрывания легко отбросила. Очень быстро они составили своеобразный житейский симбиоз и уже не могли обходиться друг без друга: Зоя помогала ему по хозяйству, а Генка заменил ей большинство подруг. Она даже обзывала его редко. А он, когда такое случалось, преспокойно это сносил. Шли недели, месяцы; жилье как-то все не находилось, Генка о ее отъезде как-то не заикался, а с Джессикой Зоя давно уже смирилась.
      И вот теперь, когда жизнь, казалось, в очередной раз наладилась, судьба обрушила на нее новое испытание. Тетку ей, разумеется, было жалко. Очень жалко. Но еще больше ее беспокоило собственное будущее. Слишком живы были в ее памяти и безденежье, и последние безрезультатные поиски работы.
      Запершись в своем кабинетике, Зоя принялась размышлять о том, что же ей теперь делать. Прежде всего ее огорошило заявление Татьяны Николаевны, что муж тетки (которого Зоя видела всего-то несколько раз в жизни и который оказался ей вовсе не мужем) арестован и находится под следствием. И что теперь именно Татьяна Николаевна будет заправлять всеми делами в конторе. «Если все это действительно так, конечно, придется увольняться, — думала девушка. — Эта молодящаяся мымра меня тут не оставит. И как только тетя Нина с ней работала столько лет? Стоп. Все же надо проверить, правда ли, что Заварзина стала совладелицей конторы». От самой тетки Зоя знала, что помещения эти были оформлены ею почти восемь лет назад на равных правах с Легостаевым.
      Зоя хотя и работала здесь недолго, тем не менее хорошо усвоила, что самые важные документы Нина Львовна держала в своем секретере. Девушке не раз приходилось что-то отыскивать там по ее просьбе, но документы на саму контору ей не попадались. Предположив, что нужные ей бумаги лежат в сейфе, она направилась в кабинет тетки с намерением выяснить всю правду.
      «Где тетя Нина могла хранить ключ от сейфа? — думала Зоя. — Носить его с собой было бы глупо — можно забыть, потерять, мало ли что. А тетка — женщина практичная. Значит, ключик должен быть где-то здесь». И, совершенно не думая ни о своих коллегах, ни о сотрудниках милиции, которые могли войти сюда с минуты на минуту, Зойка стала методично прочесывать своими быстрыми пальчиками все ящики теткиного необычного бюро. Она вспомнила, что в одном из них лежала связка ключей от всех его отделений. Однажды, когда Нина Львовна была в отъезде и ей срочно потребовались какие-то сведения, она открыла Зое тайну своего удивительного секретера: скрытый ящичек. В тот раз, руководствуясь короткими указаниями, отдаваемыми теткой по телефону, Зоя поддела разогнутым концом обыкновенной канцелярской скрепки неприметную металлическую скобу одной из инкрустированных полочек. Пружинка щелкнула, и полочка отодвинулась: там оказалась связка ключей.
      Эту же операцию девушка проделала и сейчас. Достала ключи и внимательно рассмотрела каждый из них. Они были не менее удивительны, чем сам секретер, — маленькие, витые, каждый с особой пометкой. Один ключик отличался от своих собратьев тем, что никакой пометки-знака на нем не было, — скорее всего именно им и отпирался сейф, спрятанный в соседней тумбе. Так и есть: ключ действительно как по маслу вошел в личинку сейфового замка. Но, попробовав его повернуть, Зоя поняла, что ей понадобится ввести еще и цифровой код.
      Это уже казалось непреодолимой преградой. Можно было, конечно, отбросить эту затею, тем более что особенных оснований не верить словам Заварзиной у Зойки не имелось. Однако дикое упрямство и безрассудство заставляли ее совершать немало опрометчивых поступков в жизни. Вот и сейчас, если бы Зоя оставила попытки вскрыть теткин сейф и засунуть туда свой любопытный нос, возможно, и не случилось бы с ней всего того, что случилось.
      Старлей Заморочнов, который позже осматривал кабинет Журавлевой, голову себе сломал, пытаясь понять, как девчонка смогла вычислить сейфовый код. Блондинка-секретарша предположила, что Зойка либо телепатка, либо прохиндейка: «Причем скорее всего второе, поскольку такая, как она, не то что чужие мысли — свои читать не способна, а вот код из-за плеча Нины Львовны вполне могла подсмотреть». Татьяна Николаевна, которая тоже не знала заветных цифр, открывающих доступ в святая святых журавлевской конторы, пожав плечами, заявила, что она-то уж «никогда не сомневалась в настоящей сущности этой девки и не удивится, если выяснится также, что Зойка причастна к убийству». А бесцветное существо, именуемое Ритой, лишь испуганно пискнуло что-то невразумительное, но даже в этом невнятном писке Заморочнов услышал безусловное осуждение Зойкиного поступка.
      На самом деле ларчик, то есть металлический сейф, открывался просто. И его код Зоя знала с самого своего детства. Это был номер телефона медсанчасти колонии общего режима близ города Мирного, где работала врачом Нина Львовна Журавлева — давно, в прошлой жизни, до своего переезда в Москву. А поскольку до исполнения шести лет именно она воспитывала Зойку, то номер этот «на всякий пожарный случай» заставила племянницу вызубрить наизусть, как только та научилась читать. Трудно сказать, чем руководствовалась Нина Львовна, закодировав свой сейф именно этими цифрами: возможно, это был один из загадочных семейных кармических узелков, возможно — простое совпадение. Но вот что заставило Зойку вспомнить в тот момент старый телефон, которым давно уже никто не пользовался? Что заставило ее ввести именно эти цифры в сейфовый замок? Вероятно, само провидение. Хотя по здравому рассуждению, наверное, никакой кармы или судьбы тут не было. Ведь это обычное дело: люди кодируют замки номерами своих телефонов, паспортов, датами рождения, иногда, правда, переставляя местами циферки — чтобы код не казался слишком простым, но в то же время был запоминающимся. А Зойка, будучи все же девушкой неглупой, знала это обычное правило и попробовала его применить.
      Так или иначе, а сейф Зоя открыла с первой попытки.
      Она нашла здесь нужные ей документы и удостоверилась, что Заварзина говорила правду. Что Андрей Кириллович Легостаев действительно около трех месяцев назад переоформил свое право собственности на помещения в пользу Журавлевой. Тетка таким образом становилась единоличной владелицей почти ста пятидесяти квадратных метров офисных комнат. Но совсем недавно продала их часть «мымре» — Татьяне Николаевне Заварзиной.
      «Ну вот, — подумала девушка, — значит, заявление об уходе все-таки придется писать», — и с досадой кинула бумаги обратно.
      В сейфе также лежали деньги: отдельно плотненькая пачечка, состоящая из стодолларовых бумажек, отдельно несколько тысяч рублей. Зойка вспомнила, что в прошлую пятницу Нина Львовна при ней сдавала всю недельную выручку конторы (а она помогала ей пересчитывать купюры и проверяла соответствие получившейся суммы записям в журнале учета). «Выходит, это теткины личные деньги». И девушка положила их в карман своей джинсовки. «Тетка погибла, ее муж (она так и продолжала упрямо именовать Легостаева) в тюрьме, а детей у них нет. Будет справедливо, если деньги возьму я, а не эта мымра или менты, которые здесь скоро будут рыться. К тому же надо ведь ее на что-то хоронить», — рассудила она.
      А еще в самом уголке сейфа лежал странного вида мешочек — с завязками, из плотной ткани, расшитой якутскими узорами и оленьим мехом. Естественно, любопытный Зойкин нос не мог пропустить столь интригующий воображение предмет: она раскрыла мешочек. И обнаружила там пузырек темного стекла с притертой пробкой и трудночитаемой этикеткой на латыни «Eleuterococcus». «Это еще что за зелье такое? — думала Зоя, вертя его в руках. — Лекарство? Вряд ли… Стала бы тетка его в таком мешочке держать, да еще и в сейфе!» — удивлялась она.
      Девушка вытащила стеклянную пробку и заглянула в пузырек. Он был доверху полон поблескивающим порошком. Глаза ее расширились от недоверчивого удивления, а сердце екнуло в недобром предчувствии: «Не может быть… Вот тебе и тетушка — безупречная репутация…»

* * *

      В пузырьке была бриллиантовая пыль.
      Зойка, дочь алмазодобытчика и внучка геолога, до двадцати одного года прожившая в якутском городе Мирном — центре богатейших алмазных месторождений, — прекрасно знала, что этотакое. Что с этимделают. И сколько этостоит.
       Этим убивают людей!
      Вот только зачем этопонадобилось ее тетке?
      Само собой, Зоя сунула пузырек в карман куртки — так же как до этого деньги. В глубокой задумчивости она встала из-за теткиного стола. Заперла сейф, позабыв при этом ввести в него код, спрятать ключи и вернуть все в исходное положение — как поступил бы на ее месте любой здравомыслящий человек. Но Зойка, иной раз, может, и отличавшаяся излишней сообразительностью, в то утро явно была под воздействием каких-то потусторонних сил, а может, просто слишком взвинчена, чтобы действовать разумно.
      Вернувшись к себе в кабинет, Зоя еще раз прикинула свои шансы и рассудила, что с учетом всех обстоятельств не стоит ей связываться с Татьяной Николаевной. «Зачем я буду портить себе нервы? — думала девушка. — По-любому она меня отсюда выпрет. Лучше уж сохранить лицо и уйти самой. Устроюсь куда-нибудь, не пропаду. А деньги на первое время у меня есть». Она достала из карманов трофеи, взятые из теткиного сейфа. Пузырек кинула в сумку, а деньги решила пересчитать. Результат ее вполне удовлетворил — три с половиной тысячи долларов и десять тысяч рублей. «Хм… хватит и на похороны, и на то, чтобы продержаться до новой работы». Зоя немедленно собрала свои личные вещи, написала заявление об уходе и направилась в приемную, чтобы эффектно швырнуть его на стол.
      Конторские служащие по-прежнему вели оживленную беседу, но, когда вошла Зоя, умолкли. Гордо следуя под перекрестным огнем трех пар глаз, девушка подошла к мымре.
      — Знаете, я тут подумала, что мне трудно будет с вами сработаться. К тому же меня пригласили юристом в другое место, — придумывала она на ходу, покачивая своей бумажкой перед самым носом Татьяны Николаевны.
      Та, еле скрывая удовлетворение, бегло просмотрела заявление и передала его секретарше.
      — Вот и славно. Будем считать нашу ссору недоразумением, да? — бодро произнесла она, однако Зоя уловила в ее тоне некоторое заискивание.
      — Бог мой! Что это вы засюсюкали? Да вы всерьез испугались! Насчет недоразумения — как скажете, а только вас теперь так и так проверками замучают. И разберутся во всех ваших махинациях! — Почувствовав, что задела за живое, девушка решила ее доконать. К тому же Зоя привыкла, что последнее слово всегда остается за ней.
      Взгляд Татьяны Николаевны заледенел, нижняя губа оттопырилась и задрожала. Она встала и театральным жестом указала ей на дверь.
      — Вон! Вон отсюда! — прошипела она сквозь зубы.
 
      На улице, под вновь начавшимся дождем, все еще стояли милицейские машины. Все еще лежало на мокром асфальте тело Нины Львовны Журавлевой, правда, уже прикрытое темным пластиковым покрывалом. И все еще топталась кучка обывателей, энергично обсуждавших убийство. Тот самый старлей, что недавно удерживал девушку, сейчас отбивался от вездесущих журналистов и телевизионщиков, успевших уже пронюхать о случившемся. Зоя постояла немного на пороге конторы: на сердце было тревожно, мысли в полном смятении. Когда дождь припустил сильнее, она натянула на голову куртку и побежала к метро.
      Всю дорогу домой Зоя перебирала в уме варианты — почему убили ее тетку, с какой стати она продала полконторы мымре и зачем ей понадобился страшный порошок, считавшийся в Якутии сильнейшим ядом? Удивительно, но с какого-то момента ее собственная судьба отступила на второй план — как будто бриллиантовая пыль из темного пузырька сотворила с ней странную метаморфозу и она наконец начала думать не только о себе, но и замечать окружающий мир, интересоваться другими людьми.
      Дома очень кстати оказался Геннадий, и это обрадовало Зойку, потому что ей не терпелось хоть с кем-нибудь по-человечески обсудить жестокое убийство своей тетки и поделиться собственными догадками на этот счет.
      Он воспринял ее сбивчивый рассказ обо всем, что произошло, с искренним участием и интересом. Но весьма скептически отнесся к Зойкиному предположению, что ее тетка намеревалась отравить бриллиантовой пылью «эту мымру Заварзину».
      — Заварзина надумала заполучить теткину контору! Я в этом уверена! Она уже каким-то образом вынудила теть Нину продать ей часть помещений. Может, она и теткиного мужа в тюрьму упекла. Вот теть Нина и решила с ней разделаться с помощью этого порошка! — убеждала Зоя своего приятеля.
      — Погоди, Зой. Это просто твоя обида в тебе говорит. Все вы были взвинчены, переругались… Здесь надо разбираться. А то уж больно фантастическая история получается.
      Они сидели за кухонным столом, посреди которого стоял зловещий темный пузырек. Рядом лежала бумага с высыпанным из него желтоватым порошком, похожим на толченое стекло. Зоя горячилась, спорила, доказывала свою правоту. Геннадий же сохранял полнейшую невозмутимость, лишь иногда свысока поглядывая на Зою, как на маленькую глупую девочку.
      — Ну а зачем, зачем тогда теть Нине понадобилась бриллиантовая пыль? Это же яд! — продолжала девушка, тыча пальцем в бумажку с порошком. — Неизбежная смерть! Тот, кто его примет, умирает быстро и в страшных муках. Или, наоборот, медленно. Но умрет наверняка.
      — Это сказки.
      — Геныч, а ты съешь и узнаешь, какие это сказки. Да вот тебе доказательство: у нас в городе нескольких высокопоставленных чиновников с его помощью убрали. Даже в газетах об этом было!
      — Это в каких таких газетах? В которых пишут про инопланетян, колдунов и вампиров? Неужели ты не понимаешь, что ядовитые свойства бриллиантовой пыли — такие же предрассудки?
      — Понимаешь, не понимаешь… Он действует, и все! — не сдавала позиций Зоя.
      Генка решил устроить своей беспросветно суеверной подруге небольшой ликбез:
      — Ну да, да… Этот способ убийства известен с древнейших времен. Причем как самый дорогой и утонченный. История упоминает случаи подобных отравлений. На Востоке и в Азии так убирали своих противников всякие ханы, падишахи, султаны, визири и паши. Считали за удовольствие поднести друг другу чашечку кофе с бриллиантовой пылью. Помнится, даже одного из римских пап пытались убить порошком из драгоценных камней — Европа тоже была во власти этого заблуждения. И кто-то из хлебнувших такого коктейля действительно умирал. Однако никогда не было доподлинно подтверждено, что смерть наступала именно от бриллиантового порошка, а не от болезни или других причин! Современная наука вообще это все опровергает. Ты сама подумай: ну как же люди работают на ювелирных заводах? Там эти алмазы килограммами обрабатывают!
      — Вот ведь кретин! Заладил: наука, наука… Ты к нам в Мирный съезди, вот там тебе будет наука — причем и теория, и практика.
      Генка хмыкнул:
      — Как говорится, уж лучше вы к нам!
      Зоя закусила нижнюю губу, как будто прикидывала в уме — какие еще найти слова убеждения для этого Фомы неверующего. Наконец с видом человека, решившего пустить в ход последние аргументы, она весьма таинственно, понизив голос до полушепота, сообщила:
      — Я тебе больше скажу: я своими глазами видела, как умирает человек от парочки тертых брюликов! Их надо только приготовить правильно!
      Услышав последнюю фразу, Генка внимательно и недоверчиво посмотрел на Зою — неужели она это серьезно? И, увидев ее напряженную физиономию, не выдержал и расхохотался.
      Зойка, набравшись терпения, продолжала гнуть свое:
      — Не смейся! Чтобы получить такой порошок, бриллиант или необработанный алмаз помещают в сок ранункулуса и нагревают всю ночь. Причем на огне из оленьих кизяков. На рассвете надо произнести имя врага и капнуть на камень три капли своей крови. Затем опустить его в бычью мочу — непременно в бычью, а не в коровью! — и снова нагревать. Так надо повторять семь дней. Потом к алмазу добавляют цикуту, перемешивают, кажется, с можжевеловыми почками и нагревают еще три раза по семь раз. Потом толкут до состояния пыли. И если эту пыль, — Зойка снова указала на рассыпанный песок на столе, — добавить в питье или пищу твоего врага, то его вскоре не станет! — торжественно заключила она.
      — Ты забыла, что надо добавить корень мандрагоры и произнести волшебное заклинание «Бибоди-бабоди-бум»! — состроив заговорщицкую мину, в тон ей продолжил Генка и хмыкнул.
      Зоя обиделась и с сарказмом произнесла:
      — Я что-то не пойму, что тебя так веселит? Смерть моей тетки или способ получения ядовитого порошка?
      — Да я просто не могу больше это слушать! Зой, извини, конечно, но я смеюсь над всеми женщинами в твоем лице. Все вы почему-то любите подобные штучки — магию там всякую, колдовство. Как это: «приворот-отворот за один день со стопроцентной гарантией», да?
      — Угу, ты можешь смеяться сколько угодно, — сердито парировала Зоя. — Но есть такие вещи, о которых лучше не задумываться, почему и как они работают, а просто принять как должное: работают, и все. Иначе сам себе покажешься идиотом.
      Она немного помолчала, разглядывая порошок на бумажке, а потом доверительно добавила:
      — Кстати, чтобы получить смертельную пыль, вовсе не обязательно проделывать все это с алмазом — нагревать, добавлять все эти гадости. Можно просто растолочь такой алмаз, на котором есть кровь. Если, к примеру, из-за него кого-то убили. Он считается нечистым и — убивает. Убивает, даже если просто владеть им.
      — Зоя, вот сразу видно, что ты приехала из глухой, дремучей тайги. Или из тундры — что там у вас, в Мирном?
      — Тайга, — машинально уточнила она.
      — Если бы я тебя более-менее не знал, подумал бы, что ты дура необразованная. Темная, как твоя тайга. Ну ты же умная, взрослая девушка. Ну ерунда это все! Е-рун-да! Легенды, понимаешь? — с нажимом произнес Геннадий.
      Зойку как будто обдали ушатом холодной воды. Она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди крест-накрест и холодно уставилась на своего друга. Генка, поняв, что терпение ее на пределе, решил пустить в ход все свое красноречие:
      — Послушай меня. Бриллианты всегда были овеяны ореолом тайны и мистики — из-за их баснословной цены и редкостных качеств. О них сочиняют всякие там истории испокон веку. Но это всего лишь обычные кристаллы углерода, которые образуются под большим давлением и при высокой температуре в глубине земли. Сами по себе они не опасны для здоровья. Что же касается ингредиентов, которые ты мне назвала, — давай разберемся. К примеру, твой ранункулус — это всего лишь лютик. По-латыни. Правда, когда это простенькое растеньице цветет, сок его становится настолько едким, «лютым», что капнешь им на руку — долго будет жечь кожу. Раньше из этих цветков даже нечто вроде горчичников делали. Можешь себе представить, что будет, если такая штука в желудок попадет? Сожжет все внутренности! Цикута — тоже латинское название. В просторечии это болиголов. Известно, что вытяжкой из его ядовитого корня казнили Сократа. Но в твоем рецепте эти растения кипятят трое суток, а за это время все ядовитые вещества в них должны разложиться. Странно, кстати, что ваши шаманы употребляют латынь, ты не находишь? Дальше: оленьи кизяки — штука безобидная. Ими можно печку топить. Бычья моча — некоторые чудики мочой лечатся, даже пьют. Есть такое дело — уринотерапия называется, из области нетрадиционной медицины. Можжевеловые почки вполне съедобны. Ну а сами истолченные бриллианты теоретически, конечно, могут вызвать смерть — от внутреннего кровотечения, если у человека случится прободение желудка или кишечника.
      — Чего-чего? — протянула Зойка недоверчиво.
      — Прободение, — терпеливо продолжил свои разъяснения Гена. — То есть прокол. Это медицинский термин такой. Когда осколки режут или прокалывают стенки внутренних органов. Кстати, такой же эффект могут дать и обыкновенные стекла. Но твой порошок слишком мелкой консистенции. Так что как ни крути, а эта смесь даже расстройства желудка вызвать не может.
      — Слушай, Геныч, и откуда ты все это знаешь? Прободение, Сократ, уринотерапия… Умный, да?
      — Да. Книжки читаю.
      — Но жизнь отличается от книг! Я уже тебе говорила, есть вещи, которые работают вопреки здравому смыслу. Я… знаю… по собственному… опыту… что… этот… порошок… убивает! — четко, раздельно, многозначительно произнесла Зоя. — Я выросла там, где приготовить такой порошок может самый завалящий шаман из любого якутского улуса. И я тебе сейчас докажу, что я вовсе не экзальтированная дурочка, которая верит во всякую чушь.
      Зойкин голос стал колючим, жестким, ее лицо приняло выражение решительности, и Генке показалось, что в ее темно-серых глазах мелькнули какие-то стальные всполохи — как два острых кинжала. От этого взгляда ему стало даже как-то не по себе.
      — Джесси! — крикнула Зоя, не отрывая своих глаз от Генкиных, точно пытаясь его загипнотизировать.
      Где-то в комнате в районе дивана послышалась возня.
      — Джессика, ко мне! — нетерпеливо повторила Зойка.
      Неохотно, явно побаиваясь Зойку, приплелась собака. Зойка, оставив в покое Генкины глаза, метнулась к холодильнику и достала оттуда початую банку тушенки «Педигри». Быстро вывалила остатки мясных кусочков в миску бультерьерши. Взяла со стола маленькую щепоть порошка и как будто посолила им собачью еду. Геннадий, словно действительно под гипнозом, следил за каждым ее движением.
      Когда щенок, обрадованный неожиданной лишней порцией еды, слизнул последнюю каплю с пластикового бока своей миски, Зойка, дабы пресечь его дальнейшие приставания насчет поиграть, грозно рявкнула:
      — На место!
      Бультерьерша, поджав свой поросячий хвостик, потрусила обратно под диван, а Генка, словно очнувшись, привычным движением поправил волосы и хмыкнул что-то вроде:
      — Ну-ну…
      — Извини, но другого способа убедить тебя я не придумала, — сказала Зоя. — Кстати, сейчас твоя собака сожрала примерно две тысячи долларов. Но ничего, здесь, — она перевела взгляд на блестящую горстку, оставшуюся на бумаге, — осталось еще тысяч на пятнадцать — двадцать.
      Генка вслед за ней тоже уставился на тускло посверкивающий песок. В голове его шла какая-то мучительная работа, Зойка почти что слышала, как там скрипят извилины, нащупывая нужную ему мысль. И когда он произнес следующую фразу, Зойка поняла, что монумент его самоуверенности дал трещину и он уже не так убежден в собственной правоте.
      — Да с чего ты вообще взяла, что этот порошок — бриллиантовая пыль? — выдал Генка мысль, на которую наткнулся в глубинах своего мозга.
      — Мне уже приходилось ее видеть, — просто ответила Зоя.
      В это он как-то поверил. Во всяком случае, своих сомнений на этот счет больше не высказывал. Поскоблив еще в своей голове по сусекам, Генка, видимо, ничего подходящего моменту не нашел.
      — Н-да… в общем, чего мы привязались к порошку-то? Ну был у твоей тетушки порошок. Пусть даже бриллиантовый. Немудрено. Она ведь тоже из тайги, да? С алмазных копей. Ну, предположим, она намеревалась отравить кого-то. Но ведь главное-то сегодня что?
      — Что? — повторила за ним Зоя.
      — А то, что не тетка твоя кого-то убила, а убили ее саму! Так что черт с ним, с порошком. Какой бы он там ни был, — наконец нашел свою главную мысль Геннадий.
      — Так я тебе и говорю, эта мымра ее убила! И я ее выведу на чистую воду!

* * *

      В этот момент у Зои зазвонил мобильный. На экранчике отобразился номер конторы.
      — О! Легка на помине, — сказала Зоя. — Даже не подумаю ей отвечать.
      — А вот это ты напрасно. Я понимаю, что ты на нее злишься, но, может, ей что по работе нужно. Дела какие там передать, раз ты уволилась так скоропалительно.
      — Нечего мне ей передавать. А на моем увольнении она сама настояла, — надув губы, обиженно произнесла девушка.
      Телефон звонил еще несколько раз, но упрямая Зоя так и не приняла вызов, а на последнем звонке и вовсе его отключила.
      Вдруг Генка хлопнул себя рукой по лбу:
      — Да, слушай-ка… Совсем забыл: звонила же моя мать, она вечером приезжает. Мне очень неудобно, но тебе придется сегодня переночевать где-нибудь в другом месте. Она, правда, всего на одну ночь — проездом. Утром у нее самолет. В общем, сама понимаешь…
      — Да понимаю, Ген, понимаю. Не волнуйся, придумаю что-нибудь.
      — Но ты уже завтра можешь вернуться. Только предварительно позвони на всякий случай.
      — Я думаю, что могу у тетки на квартире переночевать. Ключи-то у меня есть.
      — А ты… можешь? Ну… учитывая все случившееся?
      — Вообще-то я там прописана. Тетка мне как раз недавно продлила временную регистрацию. Так что имею полное право.
      — Не страшно тебе будет там? Может, лучше к подруге какой пойдешь? — беспокоился Геннадий.
      — Да ничего, как-нибудь. К тому же нет у меня, кроме тебя, никаких подруг, Геныч, ты же знаешь. Где, кстати, у меня были эти ключи? — Зоя, вытряхнув все содержимое из своей сумки, занялась их поисками.
      — Зой, — мялся Генка, — надо еще все твои вещички по квартире собрать и в моей комнате спрятать.
      — Геныч! Тебе сколько лет? Тридцатник уже! А ты все до сих пор мамочку боишься, — поддела его Зоя.
      — Да не боюсь я. Просто не хочу лишних расспросов…
      Заморочнову как-то не верилось, что эта взбалмошная молодая особа в джинсовой курточке может быть причастна к смерти Журавлевой. Больше того, эту версию он считал второстепенной. Даже несмотря на то что во время осмотра кабинета убитой всплыло ее недавно составленное завещание, по которому племянница наследует шикарную квартиру в центре Москвы, нежилые помещения на Большой Татарской, то есть этот самый офис, и многое другое. Старлей усмехнулся, вспомнив, как хлопала глазами Татьяна Николаевна, когда оперативники обсуждали между собой завещание, найденное в секретере Журавлевой. Как досадливо встряхнула кудряшками блондинка. И как вытянулось лицо у этой мышки в очечках, Риты. Да, этих дамочек просто трясло от негодования. Они, как узнали об этой бумаге, готовы были Зою с землей сровнять: и такая она, и эдакая. И пришла-то сюда недавно, и со всеми перессорилась, и работала плохо, и кичилась своим родством с богатой теткой, и даже в этот страшный день думала только о деньгах… да и в сейф залезла к тому же. Своими разговорами они наддали жару оперативникам — так и толкали следствие на версию убийства из-за наследства, хотя те и без них взяли этот мотив в разработку. Но старлей все же старался быть объективным и не особенно-то брать во внимание упреки сотрудниц конторы в адрес журавлевской племянницы. Ясно было, что тетка ей благоволила, помогала, оберегала. А эти — они просто завидовали ей, молодой, удачливой, независимой девчонке, на которую вдруг свалились такие блага.
      Зависть, да… чего только она с людьми не делает. Сколько раз в своей работе Заморочнову приходилось сталкиваться с наветами. Брат наговаривал на брата, дочь — на мать, подчиненный — на начальника, партнер — на компаньона и так далее. Список можно продолжать в разных вариациях. И чем только люди не руководствуются, пытаясь оговорить друг друга: кто завидует, кто мстит за старые обиды, кто из ревности, кто из ненависти, а кто-то преследует и вполне определенную выгоду. Здесь, в этом бабском нотариальном кругу, Заморочнову пока трудно было разобраться. Одно он себе уяснил четко: Зою тут все терпеть не могли. Наверное, каждой из этих дамочек она успела наступить на больную мозоль, поэтому они так упорно и пытались ее связать с этим преступлением.
      И все же он не мог себе представить, что эта сероглазая худенькая девочка наняла киллера для убийства своей тетки. Во-первых, Зоя слишком многим обязана Нине Львовне. Во-вторых, Журавлева-младшая пришла сюда работать совсем недавно и рассчитывала в своей карьере именно на тетку, как говорила Заварзина. Если так, то эта смерть Зое только мешала — чуть позже Журавлева сделала бы племянницу полноценным нотариусом. В-третьих, Зоя ведь и сама юрист, хотя и начинающий. Следовательно, знает, чем ей грозит разоблачение — никакого наследства она не получит. Так зачем же было так рисковать? Да и расстройство ее, и потрясение при виде трупа были очень натуральными. Чтобы так сыграть? Это уж слишком… Однако обнаружившееся завещание, конечно, сильно играет против нее. И исчезновение денег из сейфа, и ее внезапное увольнение из конторы. «Но как-то все это нелепо для расчетливой, холодной стервы, какой ее тут пытаются выставить, — размышлял оперативник. — На ее месте надо было сидеть, убиваться по тетушке. Обеспечить себе железное алиби. Ну хотя бы разыграть удивление при виде внезапно обнаружившегося завещания… Нет, наверняка ее поступки как-то объяснимы».
      В любом случае Алексею Заморочнову очень хотелось поговорить с этой горячей штучкой — если она и не организатор убийства, так очень ценный свидетель, человек, максимально приближенный к Журавлевой. Несколько раз на дню он пытался связаться с ней по телефону, просил это сделать Заварзину. Зоя же как назло на телефонные звонки не отзывалась. Где она проживала, сотрудницы конторы не знали. «Найдется, никуда не денется», — сам себя утешал Алексей. В то же время он уже не сомневался: влетит ему от Никоненко, что упустил свидетельницу.
      Старлей ехал в управление, на Петровку. Начальник приказал всем собраться на экстренную планерку — «мозговой штурм», как называл это Никоненко. Надо было свести воедино все добытые оперативниками сведения и выработать план дальнейших действий. «Длинный сегодня будет денек, — думал Заморочнов. И с какой-то радостью, в которой не признавался даже сам себе: — И опять придется отменить встречу с Леной. Не забыть бы ей позвонить».
      — Ну-с, собственно, приступим. Давай, Саватеев, — обратился Никоненко к одному из подчиненных, работавших сегодня на Большой Татарской.
      Рыжеусый капитан откашлялся и начал доклад, поглядывая в свои записи:
      — Итак, сегодня, 13 мая 2002 года, приблизительно в девять пятнадцать утра во дворе рядом со своей конторой убита Нина Львовна Журавлева. Частный нотариус. Сотрудники конторы, за исключением одной девушки, в это время уже были на своих рабочих местах. Окна выходят как раз во двор, но из-за закрытых жалюзи никто не видел, как подъехала машина Журавлевой, как происходило убийство. В милицию позвонили очевидцы происшествия — старушка и еще одна пожилая женщина, проживающие в соседнем подъезде. По словам свидетелей, как только Журавлева вышла из машины, со стороны кустов раздалась стрельба. Сначала стрелявшего не было видно. Но когда жертва упала, преступник вышел из укрытия, подскочил к ней, сделал последний выстрел в голову («Контрольный», — вставил Никоненко), схватил ее портфель и скрылся за углом дома. По описанию, это был высокий мужчина в темных брюках, в темной куртке, возможно, кожаной. На голове — бейсболка с большим козырьком, прикрывающим лицо. Так что черт лица никто не разглядел, фоторобот составить не удалось. В городе объявлен план «Сирена». Пока никаких результатов.
      — А почему охраны в конторе не было? — спросил Никоненко.
      — У них стоит автоматическая сигнализация. Как сказали, убитая как раз намеревалась заняться заключением договора с каким-нибудь охранным предприятием, подбирала подходящую фирму. Опоздала. Хотя никакой охранник ничем бы не помог в такой ситуации.
      — Что говорит медицина? — обратился Никоненко к следующему сотруднику.
      — Точное заключение судебно-медицинская лаборатория даст только послезавтра.
      Никоненко грозно нахмурил брови.
      — Ну, может, завтра, если сильно попросить, — отреагировал сотрудник. — У них сейчас работы невпроворот — несколько трупов, целая очередь на вскрытие. А по предварительным данным экспертов могу доложить: на теле женщины обнаружено пять огнестрельных ранений, по меньшей мере два из них — в голову и в область сердца — смертельные. Три пули попали в машину. Медики и баллисты считают, что стрельба велась практически в упор — метров с четырех-пяти. Все гильзы обнаружены. Пистолет ПМ с глушителем преступник бросил рядом с жертвой. Отпечатков пальцев нет. Пистолет уже проверили — нигде ни по каким делам не проходит.
      — Ну, собственно, классика. Заказуха. — Майор тяжело вздохнул. — А раз заказуха, то еще один висяк. Которого нам для полной комплекции только и не хватало. У тебя что, Заморочнов? — повернулся он к Алексею.
      — Журавлева Нина Львовна, 1960 года рождения, уроженка города Мирного, — начал свой отчет Заморочнов. — Одна из первых в Москве начала заниматься частной нотариальной практикой. В юридических кругах, по словам ее коллег, пользовалась репутацией грамотного и добросовестного специалиста. Кроме того, по свидетельству жильцов соседних подъездов, убитая была женщиной сердечной, внимательной, вежливой. Многие из них за годы, что существует здесь ее контора, не раз обращались к Журавлевой за помощью — и по юридическим вопросам, и просто по жизни. Некоторым из них она даже бесплатно помогала — тем, у кого денег не было. Ну, пенсионерам там всякие наследственные дела оформляла, доверенности, решала квартирные вопросы. Брала с них только установленную госпошлину, а за свою работу — ни копейки. Помогала соседней школе — покупала учебники, оборудовала спортзал. Во дворе установила детскую площадку, скамейки.
      — А на «порше» она заработала своей честностью или благотворительной деятельностью? — с иронией заметил Саватеев. Остальные заржали.
      Заморочнов был готов к тому, что его будут подковыривать. В «уголовку» он попал недавно, причем пришел из «элитного» отдела — по борьбе с экономическими преступлениями. Его поступок был многим непонятен, а на расспросы старлей обычно отшучивался. Что соответственно порождало всякие слухи и домыслы. Но Алексей на ребят не обижался, да и они постепенно к нему привыкали. Благодаря его добродушному характеру и готовности всегда помочь недоверие стало постепенно отступать. Даже прозвище Замороченный, данное ему здесь, в угро, уже звучало не так насмешливо и обидно, как поначалу. Сейчас же случилось первое, с тех пор как он пришел, по-настоящему крупное дело, и Алексей знал, что к нему будут приглядываться особенно внимательно. На реплику Саватеева старлей отреагировал улыбкой и решил его тоже подколоть:
      — Слушай, Димон, у тебя образование высшее?
      — Ну высшее, — насторожился Саватеев.
      — И у меня высшее. Юридическое. И чего мы с тобой тогда в нотариусы не пошли, а? Тоже бы старушкам наследство оформляли. Глядишь — имели бы сейчас по квартирке, по машинке приличной, а может даже, и по симпатичной жене. И даже — страшно признаться — по любовнице! А то, дураки, пошли мы в опера, и каков результат? Ни одного, ни другого, ни третьего! А про любовницу я вообще молчу.
      Ребята загоготали.
      — Ну ты-то, Леша, в УБЭПе чего ж на машину не заработал? Или тоже благотворительностью занимался? — спросил кто-то.
      — Ага, мне тоже старушек жалко.
      Оперативники продолжали посмеиваться:
      — Ну так иди в нотариусы, еще не поздно!
      — Да он пошел бы! Только у него лапы в высшей Нотариальной палате нету.
      — И денег нету, чтобы такое теплое местечко себе прикупить!
      — Хватит балаганить! — вмешался Никоненко. Смех разом умолк. — Заморочнов, ты, собственно, на что намекаешь? Что эта Журавлева на самом деле мухлевала во всяких там наследственных делах? Старушек обманывала?
      — Нет, товарищ майор, про старушек — это я так, к слову. Журавлева, как я уже сказал, пользовалась хорошей репутацией, — терпеливо пояснял посерьезневший старлей, — и если где-то и мошенничала, то так тонко, что об этом никто не знал. Во всяком случае, мне пока такие люди не попались. Я и в Нотариальной палате уже побывал — там о ней очень хорошо отзываются.
      — Гляди-ка, инициативный, — вставил Димон.
      — Помолчи ты, Саватеев, — цыкнул на него майор.
      — Ага, я такой, — опять добродушно улыбнулся Алексей.
      — Ну так на чем она, собственно, деньги-то делала? Как думаешь, старлей? — повторил интересовавший его вопрос Никоненко.
      — Думаю, что на своей репутации как раз и делала.
      — Ты мне эти свои замороченные штучки брось! Нормально объясняй! Тут тебе, собственно, догадываться никто не обязан! — вознегодовал начальник. Ребята тихо посмеивались, но так, чтобы грозный майор не заметил.
      — Я нормально, собственно, и объясняю, — в тон ему ответил старлей и, не давая майору взъерепениться за услышанное им передразнивание, быстро продолжил: — В первые годы перестройки, когда частникам разрешили оказывать нотариальные услуги, эти самые новоявленные нотариусы лишались лицензии за раз и пачками. Вы знаете, что тогда самый беспредел был в этой среде, особенно в части купли-продажи квартир. Журавлева свою контору основала одна из первых и за все годы ни в чем таком замешана не была. Это как раз и привлекало к ней клиентов. Почему я и сказал, что деньги она зарабатывала на своей репутации. И договоры она умела составить так, что не придерешься, даже если вдруг возникал процесс по отчуждению проданной квартиры. Нотариат же — доходное дело, сами знаете, и любой, кому посчастливилось туда устроиться, живет неплохо и без махинаций. Вообще же я предполагаю, что Журавлева основные деньги зарабатывала не на физических лицах, не на доверенностях и прочей мелочевке, а на больших предприятиях. То есть на крупных сделках по недвижимости, по купле-продаже имущественных комплексов.
      — Понятненько-понятненько. Я, собственно, примерно так и думал. — Никоненко рассеянно тер подбородок. — Если учесть еще, что в последнее время участились всякие там захваты предприятий, то нотариусу, который в этом грязном деле помогает, очень даже хорошо платят. А что, Заморочнов, собственно, у нее в ближайшее время никакой такой крупной сделки не намечалось?
      — Намечалось, товарищ майор. Как рассказали работники ее конторы, как раз сегодня Журавлева со своей помощницей собиралась выехать на одну фирму, — Заморочнов заглянул в свой блокнотик, — «Металлопродукт». Вроде бы они должны были присовокупить к своему производству еще один заводик. Но это пока неточные данные. Журавлева подробности с коллегами не обсуждала — коммерческая тайна, а документы по сделке в конторе не обнаружены.
      — Помощница что, тоже не в курсе?
      Заморочнов сделал паузу. Подходил неприятный момент, когда придется признаться, что он прошляпил важную свидетельницу.
      — С ней мне пока не удалось поговорить.
      — Что так? — поднял брови Никоненко.
      — Уволилась она. Сегодня утром как раз. А я не видел, не знал. На улице свидетелей опрашивал. Помощница — это та самая девчонка, помните, что сквозь кордон прорвалась.
      — Это та лохматая, что ли? — наморщил лоб майор, вспоминая утренний инцидент на месте происшествия.
      — Да.
      — Уволилась, говоришь? — заинтересованно протянул майор. — А чего это она? Документики по продаже заводика не у нее ли, случайно?
      — Не думаю, товарищ майор. Она работает в конторе недавно, и ей не доверяли серьезных сделок и бумаг. Коллеги убитой утверждают, что Журавлева все документы по предстоящей сделке забрала на дом — на окончательную подготовку. И скорее всего она везла их утром с собой, как раз в том портфеле, который похитил преступник, — пояснил Заморочнов. — Может быть, за эти документы ее и убили.
      — Н-е-е-т, это увольнение выглядит странно. Они же вдвоем должны были сделку оформлять, так? — упрямился начальник, сощурив глаза.
      В этот момент старлей, словно отгоняя навязчивую мысль, тряхнул головой:
      — Переругались они утром все в конторе. Ну сами понимаете, нервы. Девчонка психанула и хлопнула дверью. К тому же она приходится племянницей убитой, не выдержала, разволновалась, испугалась. — Алексей как-то замялся, запнулся и наконец выговорил: — Но есть тут еще один момент… В общем, это… она по завещанию наследует все имущество убитой.
      Кто-то из ребят присвистнул.
      — Вот, значит, как. Для полной комплекции еще и завещание образовалось. — Кустистые брови Никоненко так и поползли на лоб. — Надо бы ее, собственно, разыскать. И побыстрее.
      — Постараемся, товарищ майор. Прописана-то она у убитой, но живет где-то у своего парня. К сожалению, никто не знает адреса.
      — Как это?.. Погоди, Заморочнов, погоди… Никто не знает, где она живет? Она ж в твоих руках была! Выходит, ты, собственно, прозевал… упустил, значит, племянницу-то? — Майор вопросительно и с выражением угрозы уставился на Алексея.
      Старлей вздохнул и потупил взгляд, словно провинившийся школьник.
      — Т-а-а-к… И чему вас только в вашем УБЭПе учили, а, старлей?
      Заморочнов удрученно развел руками и открыл было рот, чтобы попытаться оправдаться, но Саватеев приложил палец к губам, лучше, мол, помолчи, и старлей прикусил язык.
      Майор походил маятником по кабинету. Посмотрел в окно. Потер подбородок. Закурил. Порвал какие-то бумаги на своем столе. Оперативники молчали, зная, что поперед батьки лучше не лезть, особенно в такие вот минуты, когда кто-то проштрафился и когда настроение у начальника портилось на глазах.
      — Ну, товарищи, — наконец окинул взглядом сотрудников Никоненко, — раз у нас Заморочнов такой старательный, такой умный, такой дальновидный, думаю, ему мы и поручим расследование вести по делу Журавлевой. Вы, собственно, как, не возражаете?
      Сотрудники отдела с видимым облегчением закивали головами.
      — А ты, Саватеев, будешь ему помогать. Надо же тебя просветить в нотариальных вопросах. А то, я вижу, ты очень интересуешься, — добавил Никоненко.
      Саватеев попробовал было возмутиться:
      — У меня еще четыре дела, Виктор Петрович!
      — Знаю, знаю. Мы все тут, собственно, делами занимаемся, а не штаны протираем. Есть еще у кого что сообщить? Нет? Тогда все по рабочим местам, а мы продолжим совещание.
      Ребята, тихо переговариваясь, вышли. В кабинете с Никоненко остались лишь Саватеев и Заморочнов.
      — Садись, старлей, поближе. И давай-ка теперь поподробнее, что у нас еще на эту племянницу есть. Может, у нас это и не висяк вовсе будет, а? — И майор с надеждой подмигнул оперативникам.
      Алексей рассказал о том, что еще ему удалось выяснить:
      — Зоя Журавлева, племянница убитой, приехала в Москву около года назад. Учится на юриста, скоро получит диплом. Работала в разных местах, пока тетка не взяла ее к себе в контору. Характер у нее взрывной, поэтому нигде долго не держится. Да, вот еще что: Заварзина, второй нотариус конторы, говорит, будто она взяла деньги из теткиного сейфа — десять тысяч рублей, субботнюю выручку. Может, по ошибке. А взять их действительно больше некому — разве что только сама убитая их куда-то дела.
      — А о завещании эта твоя лохматая в курсе была?
      Алексей пожал плечами:
      — Неизвестно. В конторе, похоже, о нем никто не знал, завещание составлено совсем недавно — меньше месяца назад. Во всяком случае, когда мы его нашли в одном хитром ящике секретера, все женщины были крайне удивлены. Даже как-то неприятно поражены, я бы сказал. Это, наверное, потому, что по завещанию Зоя наследует не только теткину квартиру, но и часть помещений конторы, которая была у погибшей в собственности. Другая часть офиса принадлежит Заварзиной.
      — Здорово. Так племянница, кроме квартиры, машины, еще и офис в центре получает? По-моему, мы тут имеем неслабый такой мотивчик, а? — заметил Саватеев.
      — Так, тихо. Дайте подумать, — остановил их начальник. Он то и дело потирал свой взмокший лоб, поглаживал подбородок, глаза его беспокойно бегали, выдавая скорую работу мысли. — Так. Всем слушать сюда, — сказал он через некоторое время. — Собственно, у нас проступают две версии. Первая: убийство из-за наследства. Тут все, собственно, ясно, можно вам и не разжевывать. Вторая: убийство связано с ее профессиональной деятельностью. Возможно, что-то не так и не тому наша нотариус оформила. Или только собиралась оформить — покупку заводика, например. Собственно, всегда остается и третья версия — случайное убийство, ограбление, ревность, месть и всякие такие вещи. Но думаю, только не в этом случае. А? Как вам?
      — Скорее всего второе, товарищ майор. Журавлеву заказал кто-то из предпринимателей, кому она насолила или могла насолить этой своей сделкой. Убийца действовал быстро и продуманно, не отвлекаясь ни на что. Не зря же он взял именно портфель с документами, сумочка-то на сиденье машины осталась. А если ему надо было любым способом предотвратить сегодняшнюю сделку? — высказал свое мнение Заморочнов.
      — Если да если… — с досадой поморщился Никоненко, закуривая. — Если так, то висяк! Понимаешь, Заморочнов, ви-сяк! В таких кругах мы, собственно, сроду не найдем ни исполнителя, ни, главное, заказчика. А вот если девчонка…
      — Девчонка — это вряд ли, — перебил начальника старлей. — Как-то по-глупому она себя повела. Ну допустим, что Журавлева-младшая где-то раздобыла денег и наняла убийцу, — размышлял оперативник. — Мотив вроде бы на поверхности и даже слишком очевиден: побыстрее получить наследство и не пыжиться, зарабатывая на жизнь. Но зачем тогда ей увольняться? Сидела бы себе тихонечко в конторе, пока все не улеглось. Зачем брать деньги из сейфа — какие-то жалкие гроши, — если она станет владелицей целого состояния? Эти бабы в конторе хотя и говорили, что Зоя недалекого ума, но не настолько же она дура, чтобы позариться на какую-то мелочь, сорваться на ерунде! Она ведет себя так, как будто о завещании не знает — да оно и написано-то всего три недели назад! Как будто убитая что-то предчувствовала! Поступки Зои похожи на поступки человека, который просто испугался. Или решил воспользоваться ситуацией. Возможно, вообще это все случайности, совпадения, которые для расследования только помеха.
      — В нашем деле случайностей не бывает. Она молодая, недалекая девка. К тому же нервная, как я понял. Сорвалась, испугалась чего-то, вот и наломала дров, — предположил Саватеев.
      Никоненко внимательно посмотрел на старлея и сказал:
      — Так, Заморочнов, ты голову мне не морочь! Прозевал девку, а теперь оправдываешь ее? Она, собственно, может, специально подозрения от себя отводит, следы запутывает. Явно она — пособница преступников. Или того хуже — организатор убийства.
      — Ну, не знаю… — Заморочнов упрямился, что еще больше злило его начальника.
      — Не знаешь, а надо знать! — сердился майор. — Ты где теперь искать будешь девку-то, а?
      — Попробую через институт.
      — Давай пробуй, старлей, пробуй. Вот только чую я, что не найдешь. Черт побери! Чем больше я об этом думаю, тем больше, собственно, это чую! — Никоненко даже пристукнул кулаком. Саватеев с Заморочновым вздрогнули. — На квартире убитой были?
      — Не успели, товарищ майор.
      — Так что ж вы, собственно, сидите-то? Дуйте туда! Мало ли что там полезное обнаружиться может! Ищите бумаги, особенно по этому заводу.
      — А разрешение на обыск, товарищ майор? А если там дверь железная? Группа нужна!
      — Давай, Заморочнов, дуй! Бери группу, а мы тут с Саватеевым все бумаги оформим.
      Заморочнов сорвался с места, чтобы исполнять поручение, а майор примирительно добавил ему вслед:
      — Ты, Алексей, это… по своим каналам убэповским пробей еще фирму эту. Как там ее — металло…
      — «Металлопродукт», товарищ майор!
      — Во-во. На всякий случай. Может, за ними есть что-то такое, что нам знать не помешает.
 
      Когда Заморочнов покинул кабинет, майор посмотрел на свои наградные часы и, удостоверившись, что рабочий день подходит к концу, достал из шкафчика полбутылки водки и две рюмки. Налил. Вынул из кармана шоколадный батончик, аккуратно разрезал перочинным ножом пополам. Повернулся к Саватееву, протянул ему рюмку и сказал:
      — Слушай, Дмитрий. За старлеем надо бы приглядеть. Зелен он еще для угро. Ишь как девку защищает. Пусть он дело ведет, но ты ему помоги. А вариантов тут, собственно, тьма. Знаю я этих родственничков из провинции. Прикидываются невинными овечками. А сами только и думают, как бы им столичную квартирку к рукам, собственно, прибрать. Ведь эта племянница могла подстроить все так, что тетку убили будто бы из-за сделки, да? Понимаешь?
      — Угу, — кивнул капитан.
      Они чокнулись и выпили. Майор продолжил:
      — Нашла хороший повод — свалить все на предпринимателей, попросила киллера портфельчик взять, чтобы подозрения от себя отвести. Понимаешь?
      Саватеев, жуя свою половинку батончика, опять утвердительно кивнул.
      — Нам же висяк не нужен. Ну вот никак не нужен, понимаешь меня, Дмитрий?
      — Все понял, товарищ майор!
      — Ну раз понял, иди тогда, оформляй документы на досмотр квартиры.
 
      Зоя медленно плелась по Москве. К вечеру дождь окончательно прекратился и заметно потеплело. В воздухе плавали запахи набирающей силу майской листвы, зацветающих деревьев, подсыхающих луж, скорого лета. Они чувствовались даже здесь, среди сплошного потока автомобилей, бетонных стен, пластика, стеклянных витрин. Девушка уже час блуждала по центральным улицам города, заглядывала в магазины, сидела в кафе, наблюдала за людьми, торопящимися по своим вечерним делам.
      Ей спешить было некуда. Опять некуда. Завтра надо начинать все сначала в этом безумном городе. Искать работу, искать жилье. Хватит доставать Генку. Он, конечно, молчит из интеллигентности, не гонит ее, но все же пора и честь знать. Сейчас его мамочка приезжает на одну ночь, но когда-нибудь она все равно вернется из своей командировки, и что тогда?
      Однако как неприятно, что именно сегодня ей придется ночевать в квартире тетки. Зоя не отличалась повышенной впечатлительностью, но последние несколько часов ее просто преследовало некрасивое теткино лицо, ставшее в смерти еще некрасивее. И она всячески старалась оттянуть момент, когда тяжелая стальная дверь ее квартиры захлопнется у нее за спиной и она останется одна. Здесь, на улице, полно людей. Пусть даже и незнакомых. Здесь хоть как-то отвлекаются мысли. А там, в одиночестве, перед глазами снова возникнет эта жуть — тетя Нина в кровавой луже. Страшная рана в ее голове. Ее голубая блузка в темно-бордовых пятнах. И этот дурацкий якутский браслет на ее левой ноге, который, сколько помнила Зоя, тетка никогда не снимала. «Брр, — передернула плечами Зоя, — лучше бы я не рвалась туда и не видела всего этого».
      Но сколько ни гуляй, а домой идти надо. Большая Татарская улица, где была контора, переходила в просто Татарскую — именно там, на несколько кварталов дальше от центра и был дом, в котором проживала Журавлева. И Зоя, встав со скамейки, на которой сидела, медленно поплелась в сторону дома. Хорошо еще, что тетка в свое время настояла, чтобы у Зои были свои ключи, а то куда бы сейчас она делась, не на вокзал же идти ночевать. Нина Львовна все-таки была мудрая женщина, она всегда говорила: «Зоя, в случае чего не стесняйся, приезжай в любое время». Вот случай и настал. Ужасный случай.
 
      Придя во двор теткиного дома, Зоя, если бы была повнимательнее, могла бы увидеть спину Алексея Заморочнова, который как раз сворачивал за угол, огибая здание с другой стороны. За несколько минут до Зойкиного появления старлей с безнадежным видом звонил в журавлевскую квартиру. Так, на всякий случай. Людей для вскрытия двери на сегодня ему выбить не удалось — ребята были на выезде, да и рабочий день уже закончился, а потому досмотр отложили на завтрашнее утро. Но Заморочнов для очистки совести все же зашел сюда. И если бы он помедлил немного, то его инициатива принесла бы результат. И может быть, они с Зойкой сразу расставили все точки над i и определили хотя бы некоторые неизвестные в деле об убийстве нотариуса Журавлевой. Во всяком случае, относительно участия в нем ее племянницы. Но они разминулись.
      Зоя отыскала в своей сумке ключи и поднялась на четвертый этаж. Вошла, швырнула сумку на тумбочку в прихожей и скинула ботинки с усталых ног. Здесь, в роскошной четырехкомнатной квартире своей тети, Зоя не была давно. Сейчас она не спеша обошла ее всю — у Нины Львовны, как всегда, был идеальный порядок, каждая складочка на покрывале разглажена, каждая пылинка с мебели стерта, каждая чашка вымыта и стоит на своем месте. Девушка заварила себе крепкого чаю, посидела на кухне. Вся во власти тревожных и грустных мыслей, пошла в кабинет тетки, достала из книжного шкафа альбом со старыми семейными фотографиями, тот самый, что разглядывали они вместе с тетей Ниной в один из первых дней ее приезда. Устроившись поудобнее в кресле, принялась перелистывать плотные страницы. Несентиментальная в обычных условиях Зоя, поддавшись драматизму сегодняшнего дня, ударилась в воспоминания.
      Вот старый черно-белый снимок двух дедов — братьев Журавлевых, Левы и Леши. Здесь они совсем еще молодые — одесситы, космато-бородатые геологи — стоят в обнимку на фоне палаточного городка. В якутскую тайгу, как рассказывал дед Леша, они пришли в 1954 году, в составе геологоразведочной партии. Именно их экспедиция открыла здесь первую кимберлитовую трубку — месторождение алмазов. А когда на этой промерзлой земле, в этом гиблом месте было решено основать город, братья приняли участие в комсомольской стройке. «Энтузиазм, патриотизм, романтика», — хмыкнула Зоя. Этой фотографией тетя Нина очень дорожила: она была чуть ли не единственной, где запечатлен теткин отец — Лев, позже пропавший без вести в непроходимой вилюйской тайге.
      Это — опять дед Леша, чьей любимицей всегда была и остается Зойка. Тут он уже постарше лет на десять, но веселый, хитроватый прищур глаз все такой же, как и на том фото у палаток. На коленях у него сидит девочка — маленькая тетя Нина. А рядом стоит мальчик в школьном костюмчике — его сын Семен, Зойкин отец. Семен и Нина — двоюродные брат и сестра, но росли вместе в деда Лешиной семье, потому что Нина после пропажи своего отца осталась полной сиротой. Темная история была связана и с ее матерью — она сбежала с каким-то командированным. В доме об этом предпочитали помалкивать, но Зойка знала. Семейные неприятности в Мирном не спрячешь, они известны всем и каждому — городок-то маленький. И всегда найдется какая-нибудь доброжелательница, которая, вздыхая и охая, как бы невзначай просветит тебя насчет всех жизненных перипетий твоей родни. Зойка ненавидела это качество, присущее малым городкам, эти сплетни, слухи, домыслы, рождающиеся порой даже и на пустом месте. От этого она тоже стремилась уехать, сбежать, скрыться, когда принимала решение покинуть Мирный. То ли дело здесь, в Москве: никому нет до тебя никакого дела — кто ты, что ты, с кем ты.
      Дальше шли школьные фотографии тетки, которые Зоя быстро пролистала — неинтересно. Остановилась на снимке, запечатлевшем, как отец и тетя Нина забирают ее, маленькую Зойку, из роддома. Отец держит на руках перепеленутый белый сверток, а тетя Нина заглядывает под кружевной уголок. И лица у них обоих нерадостные. Потому что в родах умерла Зойкина мать, а за две недели до этого погибла бабушка, жена деда Леши.
      А вот и она, Зойка, уже подросшая. Тощая, коротко обстриженная девчушка держится за руку тети Нины. И обе они улыбаются. Зоя хорошо помнила тетку в своем детстве. Жили они одной семьей в дедовой тесной квартирке, и Зойку, до того как отец женился во второй раз, воспитывала тетя Нина, будучи сама еще девчонкой. Дед все сокрушался по этому поводу — Нинке, мол, пора невеститься, а она как будто замужняя, с дитем занимается. Тетя Нина тогда действительно и готовила на всех, и обстирывала, и Зойку водила в детсад, и рассказывала ей сказки на ночь. Впрочем, иначе, наверное, было и нельзя. «Деда Леша», как звала его Зойка, хотя и было ему к тому времени уже лет пятьдесят, постоянно пропадал в геологических экспедициях. Отец вкалывал по сменам в кимберлитовом карьере, добывая для государства алмазную руду из трубки «Интер». Так что Зойкой, кроме тети Нины, заниматься-то было и некому. Она повсюду таскала маленькую племяшку с собой — то в кино, то в тайгу за ягодами, то на девичьи посиделки к подружкам. Даже на работу в свой «зековский» медпункт иной раз брала.
      Когда Зое исполнилось шесть, отец женился на Имъял, красивой оленеглазой якутке. Им сразу дали отдельную квартиру — Зоя рассматривала фото с новоселья. Она была очень странная, эта Имъял. Молчаливая и ленивая. Сидела целыми днями на кровати, раскачивалась взад-вперед и пела свои чудн?е песни. Часто уходила в тайгу, далеко, за десятки километров. Возвращалась через несколько дней какая-то вся шальная, пропахшая дымом. Зойка в такие дни до последнего дожидалась в детсаду «маму Иму», а потом шла домой самостоятельно.
      Тетя Нина очень скоро после свадьбы отца уехала в Москву. Откуда ни возьмись появился в ее жизни дядя Андрей, который увез ее с собой. Все соседи и знакомые просто с ума посходили, гадая: откуда он взялся? Когда и как она его подцепила? И что «в этой страшненькой врачихе Нинке» нашел такой видный, такой умный, такой интересный парень? Инженер к тому же. Злые языки даже шептались, что она от него забеременела. Но это было скорее всего неправдой — детей-то у тетки не имелось и по сей день. А судачили в городе о тете Нине долго — Зоя помнит, слишком уж необычно выглядела эта пара. У нее и самой замирало ее детское сердце от восторга: дядя Андрей! Как будто в их таежном захолустье сошел с обложки журнала какой-то киношный герой. А дед-то, дед как гордился, когда они наездами потом в Мирном бывали! «И они мне будут говорить, что наша Нинка не выбьется в люди! — радостно восклицал он. — Да за таким мужиком, как Андрюха, она как сыр в масле! Чтоб я так жил! Ну не красавица, да. Таки умница!»
 
      «Действительно, никогда она не была красивой, — думала Зоя, разглядывая снимок, где совсем еще молодые Нина с Андреем позировали в обнимку на морском берегу. Эта же фотография, только увеличенная, стояла в рамке на полке над письменным столом Нины Львовны. — Даже в молодости лицом какого-то гусенка напоминала. И ростом мала. Только вот фигурка всегда у нее была идеальной. Грудь — что надо. Тонкие, ровные ножки. Ладно скроенные бедра. И вся она — как будто изящная, точеная статуэтка. Даже сейчас, спустя годы, она осталась такой же стройной. А с дядей Андреем ей, безусловно, повезло. Вот случилась в ее жизни такая сказка».
      Оценивающим взглядом Зоя окинула портретное фото Андрея Легостаева, которого она все равно считала мужем тетки. Да и какая разница — расписались они или нет? Жили-то вместе. Темноволосый, с четко очерченным контуром лица, с волевым подбородком, может, чуть большеватым носом, который, впрочем, ничуть его не портил. Глаза красивые и взгляд — искренний, открытый. А его баскетбольный рост! Зоя вспомнила, как маленькая тетка рядом с ним смотрелась — игрушечка, девочка. «Конечно, за таким парнем любая не раздумывая уехала бы хоть на край света», — размышляла Зоя. Впрочем, тетка-то, как раз наоборот, с края света подалась в цивилизацию. Это сейчас Мирный более-менее преобразился. После того как компания «АЛМИРА», прибравшая к рукам алмазный бизнес, встала на ноги, развернулась и начала заниматься городом — строить стадионы, кинотеатры, современные дома. А тогда, в восемьдесят шестом году, когда уезжала тетка, Мирный был дыра дырой.
      Зойка по тете Нине поначалу очень скучала. А потом забылась — началась интересная жизнь: школа, танцевальный кружок, ребята. Года через три ее отец развелся со странной оленеглазой якуткой и сошелся с Любашей, пышнотелой доброй поварихой. В альбоме лежал снимок, где вся семья — дед, Зойка, отец с Любашей и тетя Нина с дядей Андреем, приехавшие в гости, — жарила шашлыки. С Любашей в доме было хорошо — как-то тепло, уютно. Она проверяла у Зойки уроки, шила ей платья, много болтала. Соседи сплетничали, что она переспала со всем кварталом. Отец Любашу поколачивал иной раз, но прожил с ней долго — до тех пор, пока та не объявила внезапно, что выходит замуж за заведующего фабричной столовой.
      «Да. Что-то не везет нашей семье на бабский род. Женщины у нас то помирают, то исчезают. Прямо рок какой-то, — думала Зойка, вспоминая судьбу каждой из известных ей женщин. — Вот теперь и тетя Нина…»
      Какое-то время после ухода Любаши они жили с отцом вдвоем — и им вроде было неплохо. Зойка могла бегать по дискотекам и целоваться до одури с Колькой Нитягой, когда отец работал во вторую смену. Отец, конечно, пытался ее воспитывать, иной раз обзывал шалавой, даже ремнем грозил, но за Зойку всегда вступался дед. «Сема! Да неужели ты думаешь, что наша Зойка без царя в голове? Я тебя умоляю!» — насмешничал он. И неистребимый одесский говор деда, как обычно, разряжал ситуацию. «В подоле» вопреки всяческим пересудам она никого не принесла — Колька ей быстро надоел, а школу окончила только с двумя четверками. Кто-то — отец или дед — выслал тете Нине Зойкину фотку с ее выпускного бала.
      Из редких теткиных писем Зоя знала, что та сменила профессию — выучилась на юриста. Что ее муж открыл свою фирму, а тетка — свою нотариальную контору, что они купили квартиру, а дядя Андрей постоянно в разъездах. В Мирный они последний раз приезжали почти семь лет назад и то побыли всего дня три. У них были какие-то дела с компанией «АЛМИРА» — что именно, пятнадцатилетнюю Зойку тогда мало интересовало. Зато она оценила, как изменилась тетя Нина от столичной сытой, успешной жизни. Как красиво, с иголочки она была одета. Какие у нее появились необычные, дорогие вещицы: колечки, сережки, часики, сумочки, сапожки — все было как будто из европейских модных салонов. Как уверенно она стала держаться, какие изысканные обрела манеры. В ней было не узнать ту невзрачную маленькую врачиху, что таскала с собой повсюду худющую племяшку.
      Так что при выборе будущей профессии у Зойки сомнений не было — только юрист. В мирнинский вуз она поступила легко, хотя были у нее подозрения, что без «мазы» деда Леши здесь не обошлось — ведь где только не было у него всяческих знакомых и корешей, как он выражался.
      А вот и снимок недавно появившегося Зойкиного братца. Новая, считай четвертая, жена отца была очень молодой и очень хотела ребенка. Когда он у них родился, отец совсем потерял голову — как же, у него сын! «Старый дурак», — вздохнула Зойка, вспоминая детский ор бесконечными ночами и отцовское заискивание перед этой ушлой девахой, претендующей на звание Зойкиной мачехи. Когда она совсем обнаглела и начала в доме командовать, Зоя дала тете Нине телеграмму и собрала вещички.
      Здесь, в Москве, с теткой пришлось знакомиться практически заново. Вроде она была и своя, родная, а вроде и чужая. Разговоры у них никогда не клеились — как-то слишком далеки они стали за прошедшие годы. Слишком разнились они и по складу характера, и по общественному положению, и по отношению к жизни. Что тут удивительного — ведь несколько лет они жили в разных мирах. И все же тетка ей здорово помогала. Если бы не она, Зойке пришлось бы в столице непросто. А теперь вот и рассчитывать больше не на кого. Хорошо хоть деньги у нее есть на первое время. А на самый крайний случай — камешек. Крупный алмаз. Он хотя и необработанный, и со сколом по одной стороне, зато редкий — желтого цвета. И цена его, как говорил деда Леша, очень, очень высока! Только надо знать, кому предложить. Правда, дед, вручая его Зойке перед отъездом в Москву, сказал, что это семейная реликвия, и уж если придется продавать, то только тогда, когда не будет другого выхода и станет очень, очень туго.
      И тут до Зойки вдруг дошло, что о теткиной смерти надо же оповестить родню — отца, дедушку Лешу. А Андрею Кирилловичу как сообщить, если он в тюрьме? Муж он ей был или не муж — не важно, ведь они почти шестнадцать лет вместе прожили! А тетка-то какова, а? Молчала как рыба, даже словом не обмолвилась, что его посадили! Зойка о нем даже и не спрашивала, знала, что Андрей Кириллович вечно по каким-то делам подолгу отсутствует. Тетка, конечно, особенно с ней и не делилась личными проблемами, но уж про это могла бы и сказать! «Вообще-то про такое говорить, наверное, стыдно», — решила Зоя, невольно пытаясь оправдать покойницу.
      Телефона в Мирном ни на квартире отца, ни у деда Леши не было. А мобильниками они и не думали обзаводиться, считая это дорогим и ненужным удовольствием. Оставалось только дать телеграмму. «Господи! Только бы их черти не унесли на какую-нибудь охоту. А то прочтут ее недели через две, и как я тут похороны устрою? Я же ничегошеньки в этом не смыслю!»
      Она собралась на Центральный телеграф, поскольку время было уже позднее и почтовые отделения закрылись. А как не хотелось — ноги так и гудели после блуждания по улицам. «И что я такая несообразительная, — сама себя ругала Зойка, — подумала бы своей головой об этом раньше. А то все мысли только о том, где да как теперь работать. Вот эгоистка я чертова! Ну да ладно, — тут же простила она сама себя, — немудрено тут голову потерять. Не каждый день такое случается».
      На телеграфе ей пришлось выстоять очередь. С телеграммой в Мирный проблем не возникло. А вот когда Зоя поинтересовалась, нельзя ли отправить такую же в архангельский следственный изолятор, девушка в окошке как-то странно на нее посмотрела. Телеграфистка перечитала еще раз текст («сегодня погибла тетя Нина тчк застрелена тчк надо хоронить тчк Зоя») и потребовала конкретный адрес. Зоя сказала, что адреса она не знает. Девушка посоветовала выяснить его через милицию. Мужик из очереди за Зоиной спиной, слушая их разговор и заглядывая в текст, уже стал как-то нервничать и весьма подозрительно коситься. «Что ты вылупился, интересно?» — сорвала на нем зло раздосадованная Зойка и покинула телеграф.
      По дороге домой ее осенило: ведь адрес архангельской тюрьмы мог и даже наверняка должен быть у тетки! Ну в крайнем случае хоть какие-то сведения. Войдя в квартиру, она кинулась к письменному столу и в первом же ящике обнаружила билет на поезд Москва — Архангельск, аккуратно вложенный в теткин паспорт. Так… Значит, тетка собиралась навестить мужа! Кстати — да, печати в паспорте о регистрации брака и в самом деле не было. А билет-то на послезавтрашний вечер! Машинально сунув документы в карман, она продолжила рыться в столе, но больше ничего, что хоть как-то указывало бы на местопребывание дяди Андрея, не нашла. Обозвав саму себя тупицей, Зоя устремилась к теткиному компьютеру, полагая, что всесильная интернетовская сеть наверняка ей сейчас выдаст адрес этого спецучреждения. Но вход в компьютер был закрыт паролем.
      «Что еще можно сделать? — размышляла Зоя. — Может быть, у тетки на работе что-то есть? Может, Заварзина что-нибудь знает? Вообще-то надо было мне у этой мымры поинтересоваться поподробнее, что там да как с дядей Андреем. И ведь я не забрала свою трудовую книжку! Придется мне, видимо, с ней еще раз встретиться». Вспомнив скандал в нотариальной конторе, Зоя поморщилась, но решила все же с утра туда сходить.
      Уже лежа в постели Зоя практично задумалась о судьбе теткиной квартиры: «Интересно, она оформлена на имя тетки или на дядю Андрея? Если квартира теткина, то ее наследуют ближайшие родственники. То есть деда Леша, мой отец и я. Надо бы мне этим вопросом заняться… повторить наследственное право… хорошо еще, что я на юриста учусь…»
      По плану «Сирена» милицией в течение этих суток были задержаны два подозрительных типа, но при проверке оказалось, что никакого отношения к убийству нотариуса и к брошенному пистолету ПМ ни один, ни второй не имеют. С самого утра Заморочнов и Саватеев в числе других сотрудников опергруппы были вынуждены выехать на новое место происшествия — в Москве произошло дерзкое нападение на пункт обмена валюты с применением огнестрельного оружия. Осмотр квартиры Журавлевой Нины Львовны и посещение университета, где училась ее племянница, вновь были отложены.
      Зоя спокойно приняла утренний душ, выпила чашку чаю с большим бутербродом, модно начесала свои короткие волосы перед зеркалом в голубой ванной, подкрасилась теткиной косметикой, сидя за ее туалетным столиком, и не спеша отправилась в контору за трудовой книжкой.
      Бывшие коллеги встретили ее настороженно. Блондинка Ирочка, как-то таинственно сузив глаза, сообщила, что вчера с ней очень хотел побеседовать следователь. Татьяна Николаевна уперла руки в бока и твердо сказала, что трудовую книжку она отдаст только в том случае, если Зоя вернет деньги. А бесцветная Рита вообще при ее появлении предпочла скрыться в коридор и наблюдать за происходящим из-за неплотно прикрытой двери — Зоя видела, как поблескивали ее очки в дверной щели.
      — Какие деньги? — Зоя для начала попробовала прикинуться ничего не понимающей.
      — А те, что ты из сейфа взяла! До чего наглая, — Татьяна Николаевна обернулась к Ирине, как бы призывая ее в свидетели, — еще делает вид, что она тут ни при чем!
      — Чего это я должна их вам возвращать? Они же не в вашем кабинете лежали, — удивилась Зоя.
      — А с какой стати ты их вообще прикарманила? Почему ты копалась в чужом сейфе? — бушевала Татьяна Николаевна, надвигая на Зою свою массивную грудь.
      — Это деньги моей тетки!
      — Как бы не так! Это выручка конторы за субботу! Если некоторые в субботу гуляли, то другие, между прочим, работали, — продолжала наступать Заварзина.
      — Хорошо, хорошо! — Зоя успокаивающим жестом выставила вперед руки. — Я же не знала. Деньги я верну. Только с собой их у меня нет.
      Деньги она и в самом деле еще вчера оставила дома, чтобы не было соблазна тут же их истратить. Татьяна Николаевна немного сбавила грозный тон, тем более что Зоя, помня о цели своего прихода, не стала ей грубить, хотя острое словцо так и вертелось у нее на языке. Вместо этого она поглубже вздохнула и ровным, даже равнодушным голосом спросила:
      — Татьяна Николаевна, а что там стряслось с теткиным мужем? Почему он арестован?
      — А что? — подозрительно посмотрела та на Зою.
      — Ну, я думаю, что ему надо как-то сообщить о случившемся… Вы говорили, что он в тюрьме, да? Мне бы как-то адрес узнать. У вас нет?
      — Нет.
      — Можно, я у тетки в кабинете посмотрю, может, там найдется что-нибудь? Может, письмо от него или хоть что-то?
      Заварзина, отчего-то смилостившись, разрешительно махнула рукой.
      Зоя, не теряя времени, кинула на стул свою сумку и быстрым шагом, пока эта мымра не передумала, направилась в журавлевский кабинет. И опять ее быстрые пальчики зашуршали по потайным полочкам теткиного секретера. Но в этот раз совершенно безрезультатно. Она не нашла ничего, что хоть как-то указывало бы на местопребывание Андрея Кирилловича.
      Может быть, это что-то есть в теткином ежедневнике? Но толстый многостраничный ежедневник, обычно лежавший на столе у телефона, исчез. «Наверно, его забрали следователи», — подумала Зоя.
      Она вернулась в приемную. Все три женщины о чем-то шушукались.
      — Ничего не нашла, — сообщила им Зоя, и они как-то странно на нее посмотрели. — Ну, я пойду? — сказала она, глядя на Татьяну Николаевну, и добавила: — Деньги я вам верну. Сегодня же. А вы подготовьте мою трудовую.
      Взяв сумку, Зоя направилась было к двери. И тут вдруг началось такое! Татьяна Николаевна бросилась вперед и перекрыла выход собственной грудью и раскинутыми в стороны руками.
      — Девочки, держите ее! — истошно заголосила она.
      Блондинка Ирина и бесцветная Рита бросились ей на помощь, схватив Зойку за локти и повиснув на ней с двух сторон. Зойка, растерявшись от неожиданности, сначала посмотрела на них как на сумасшедших, а потом грубо высвободилась:
      — Вы что, совсем сдурели? Да верну я вам ваши несчастные деньги! Ну нет у меня их с собой, нет!
      — Ты никуда не пойдешь, пока сюда не приедет милиция! — заявила ей Заварзина, мужественно охраняя дверь. Ирина и Рита робко теснились сзади. — Ира! Звони быстро следователю! А то эта паршивка опять улизнет!
      — Вы что? Не верите мне? — возмутилась Зойка.
      — Пусть с тобой милиция разбирается!
      — Ну что ж, отлично! — сказала Зоя, отступая от двери и с деланным спокойствием усаживаясь на стул. — Уж они-то во всем, во все-е-е-м разберутся! И в том, как это вы, Татьяна Николаевна, умудрились заполучить половину теткиной конторы. И в том, как вы отчетность подделывали. Пусть вашу работу как следует проверят. И выяснят, откуда эти деньги вообще взялись, если суббота нерабочая была! — Зойка закинула ногу на ногу и с беспечным видом уставилась в потолок.
      Ирина пыталась дозвониться по телефону, оставленному вчера молодым светловолосым милиционером. Татьяна Николаевна, несколько озадаченная и потерявшая бдительность, опустила руки и отошла от двери чуть в сторону. Она вознамерилась было произнести очередную обвинительную речь, но в этот момент в контору зашел посетитель. Как только Заварзина переключила на него свое внимание, Зойка, воспользовавшись ситуацией, мгновенно подхватилась со стула и рванула к выходу. И уже с улицы, крутя у виска пальцем, крикнула столпившимся в дверях женщинам:
      — Ну вы совсем, дуры, рехнулись! — и быстрым шагом, не оглядываясь, ушла.
 
      Когда немного улеглось бешено колотившееся сердце, Зоя попыталась понять — что это было? Чего это они на нее налетели как фурии? Милицию даже хотели вызвать. Ну залезла она в сейф, ну и что? Она просто пыталась выяснить, правду ей сказала Заварзина или нет и кто хозяин помещений. Должна же она была знать, ст?ит писать заявление об уходе или еще есть шансы остаться? Кстати, мымра все же испугалась, когда Зойка пригрозила ей проверкой. Ну и глупый же у нее был вид — как рыба рот открывала, а слов произнести не могла! Ладно, деньги Зойка вернет. Не зря у нее на душе была такая противная щекотка, когда она их брала. Может, там и были теткины личные средства, но от греха подальше надо отдать все и побыстрее. А то будут думать о ней, Зойке, черт знает что. Вот прямо сейчас она пойдет домой, возьмет их и возвратит в контору. И будет даже лучше, если там действительно окажется милиция — уж она-то постарается ее просветить насчет подозрительной деятельности этой мымры! И пусть только попробует не отдать ей трудовую книжку! И так, что называется, без выходного пособия ее выперла…
      По дороге домой Зоя вспомнила, что должна позвонить Геннадию и выяснить, уехала ли уже его маман. Достала из кармана мобильник и обнаружила, что он отключен аж со вчерашнего вечера, когда она вырубила его в сердцах, не желая разговаривать с Заварзиной. При включении телефон приветливо засветился, но после набора Генкиного номера механический голос сообщил: «На вашем счете недостаточно денег, соединение невозможно». Тогда Зоя решила сначала дойти до ближайшего пункта приема платежей — неподалеку как раз был салон сотовой связи. Здесь она оплатила телефон, но позвонить опять не удалось — требовалось какое-то время, чтобы деньги поступили на счет.
      Вернувшись в теткину квартиру, Зоя неторопливо выпила еще одну чашку чаю, пытаясь переждать начавшийся дождь. Но он, видимо, зарядил надолго, и девушка стала собираться. Деньги для Заварзиной она положила в конверт и хотела засунуть его поглубже в сумку, но мешала папка, в которой обычно Зоя носила рабочие бумаги. Она вынула ее, и та выскользнула из рук, а документы разлетелись по коридору. Зоя принялась их собирать, и тут глаза ее расширились от удивления: на полу валялся договор по сделке «Металлопродукта». «Как он сюда попал? — думала девушка. — Неужели я его ненароком взяла? Да нет, с памятью у меня вроде все в порядке. Он был у тетки. Может быть, она работала с ним дома и тут обронила? Ерунда, тут было чисто, я бы его заметила. Он выпал из моей папки! Но как он в ней оказался?» Зоя ничего не могла понять, однако долго размышлять не стала, махнула рукой и решила, что документ надо вернуть в контору вместе с деньгами. Она уже уложила все в сумку и собралась идти, как вдруг запищал мобильный: пришло сообщение о поступлении денег на счет. «О, телефон включили», — подумала Зоя и стала набирать Генкин номер.
      — Зойка! Ну слава Богу! Ты где сейчас? Что у тебя с телефоном? — услышала она взволнованный голос своего приятеля.
      — Я дома. Ну, у тетки на квартире. А телефон был просто отключен, а потом деньги на счете кончились.
      — Давай ноги в руки и быстро ко мне! Быстро! — завопил он не своим голосом.
      — Ты чего орешь-то? — Тут Зойка вспомнила про Джессику и закусила губы. — Что, собака сдохла? — осторожно поинтересовалась она.
      — Да, да, собака сдохла!
      — Я же тебе говорила! — торжествующе воскликнула Зойка.
      — Не в этом дело!
      — А в чем?
      — Ты газеты сегодняшние читала?
      — Нет, а что? — У Зойки в душе как-то все опустилось от дурного предчувствия и от чего-то такого странного в Генкином голосе.
      — Ты одна из подозреваемых в убийстве своей тетки, вот что! — орал Генка.
      — Чушь какая… — через паузу изумленно произнесла Зойка.
      — Давай приезжай, будем решать, что делать. И поосторожнее — тебя разыскивает милиция! Все, жду!
      Ошеломленная Зоя стояла у двери, тупо уставившись на свои ботинки. Вот теперь ей стало понятно поведение этих грымз в конторе. Ее разыскивает милиция! Ее подозревают! Но на каком основании?! Как такое возможно? Вопросы теснились в ее голове, наскакивая один на другой, сталкиваясь и порождая все новые. А ответов на них не было.
      «Так что, выходит, мне в конторе сейчас лучше не показываться? Раз они туда милицию вызвали? Эти гиены на меня, наверное, такого наговорили! Вот именно, что, что они наговорили? Да я сама сейчас пойду в милицию, и там все разъяснится!.. Хм, в нашу милицию только попади, потом не вырвешься. Сколько они уже пересажали невиновных, лишь бы галочку в отчете поставить! Нет уж, просто так я им в руки не дамся!.. Надо действительно ехать быстрее к Генке. Он умный. Он что-нибудь придумает!»
      Зоя наконец вышла из ступора и прекратила диалог, который вела сама с собой. Обула ботинки, натянула джинсовку, взяла сумку. Вспомнила, что так и не спросила, уехала ли уже Генкина мамаша. Неудобно все-таки с их собакой вышло. Поймала себя на мысли, что думает не о том. О себе надо думать. О тетке… О том, что происходит что-то странное…
 
      Зойка закрыла квартиру и нажала на кнопку вызова лифта. Когда он подошел и его двери разъехались в стороны, в кабине она увидела вчерашнего мента, за спиной которого сгрудились еще какие-то мужчины. Несколько секунд Журавлева-младшая и старлей Заморочнов смотрели друг на друга не двигаясь, не мигая.
      Потом Зойка очнулась. «Они пришли за мной?!» И запустила в лифт своей увесистой сумкой. От неожиданности Заморочнов отпрянул назад, пригнулся и защищающимся жестом поднял руки. Сумка перевернулась, из нее посыпалось все ее содержимое. Остальные тоже инстинктивно шарахнулись и прикрыли головы. В кабине лифта возникло что-то похожее на панику, послышался грохот, и двери закрылись.
      Девушка в это время уже была где-то посередине лестничной площадки второго этажа.
      А когда Заморочнов с Саватеевым выскочили наконец на улицу, Зои Журавлевой и след простыл — она быстро затерялась в переплетении дворов и переулков.
 
      Пробежав этот и соседние дворы и не обнаружив беглянку, разозленные и раздосадованные оперативники вернулись к двери квартиры. Взломная бригада ожидала указаний; один из слесарей заклинил кнопку лифта, в котором валялись вещи, второй сидел на корточках на лестничной ступеньке.
      Содержимое Зоиной сумки аккуратно собрали.
      — Сколько всего! — бормотал капитан Саватеев. — Косметика, кошелек, ключи, жвачки, пузырек с лекарством…
      — А тут паспорт Журавлевой Зои Семеновны! Бумаги какие-то… О! Среди бумаг — конверт с деньгами! Вы ничего не брали? — подозрительно покосился Заморочнов на слесарей.
      — Да что мы, не понимаем, что ли? Ничего не трогали…
      — Точно? — с нажимом переспросил он.
      — Обижаешь, начальник… Даже не прикасались.
      Саватеев подошел, посмотрел, как Алексей измеряет пальцами толщину долларовой пачки, которую он вынул из продолговатого белого конверта.
      — Протокол надо составлять, — заметил Заморочнов. — Понятых приглашать.
      — Уверен? — шепнул Саватеев, в масленых глазах которого засветился огонек.
      Заморочнов, подавив презрение, твердо сказал:
      — Я даже пересчитывать без свидетелей не буду.
      Саватеев вздохнул и обратился к слесарям:
      — Ребята, подпишете?
      — Подпишем, раз надо. Начальник, ты ключи-то глянь, небось от этой двери есть. Если подойдут, так мы подпишем чего надо да поедем.
      — Сейчас попробуем открыть.
      Ключи подошли. Оперативники обойдя комнаты, устроились за столом в гостиной. Составили протокол, переписали вещи из Зоиной сумки.
      — Вот они где, улики-то против девчонки! — торжествовал Саватеев.
      Среди Зоиных бумаг оказался договор о приобретении фирмой «Металлопродукт» завода сельхозтехники. В белом конверте — три с половиной тысячи долларов США и десять тысяч рублей.
      — Зелень-то небось девчонка за договор получила! А десятка эта — та, что она из сейфа увела. Ну ничего, без паспорта она далеко не уйдет! Давай оформляй все, а я схожу понятых найду для осмотра квартиры. Хотя чего тут теперь искать, и так все ясно: вещдоки в сумке, а не в квартире. С одной стороны, оно, конечно, хорошо, что новые улики против племянницы появились, а с другой — Никоненко нам голову оторвет за то, что не поймали девчонку.
      — Ну, что это именно улики — я не уверен, — отвечал Алексей. — А насчет майора ты прав.
      Саватеев отправился на поиски понятых и привел с улицы двух женщин, после чего слесарей отпустили и приступили к осмотру журавлевского жилья.
      Обыск производили весьма поверхностно, ничего подозрительного, что могло бы пролить свет на убийство, не нашли. Везде чистота и порядок.
      Прежде всего оперативников интересовал компьютер Журавлевой, ее деловые бумаги, если таковые имелись, и записные книжки. Компьютер решили изъять — смотреть его будут специалисты, которым еще предстояло вскрыть пароль, не повреждая документов, хранящихся в машине.
      Никаких рабочих бумаг Журавлева на столе не держала — лишь только книги по законодательству и еще один ежедневник с пометками о текущих делах. В ящике стола обнаружилась сберкнижка, с валютного счета которой убитая недавно сняла почти шестьдесят тысяч долларов.
      Пока оперативники просматривали стол, три раза звонил телефон в гостиной — спрашивали, почем тут продают «порше» и сколько просят за квартиру.
      — Слышь, Димон. Видно, Журавлевой для чего-то срочно деньги понадобились, — сказал Заморочнов.
      — Ну и что? Может, она хотела себе другую квартиру купить, побольше. Или дом.
      — А завещание тогда как? Одной рукой она переписывает, как говорится, все движимое и недвижимое на племянницу, другой — пытается это все продать… Не понимаю!
      — Да что тут понимать? Мало ли какие планы у Журавлевой были?
      — А может, шантаж? Если с нее кто-то требовал деньги?
      — Какой шантаж, Лешка? Обычное дело — люди тут и там меняют квартиры и машины. Племяшка ее заказала, вот и вся недолга.
      Свидетельств проживания здесь Зои не было — ни вещей, ни косметики, ни учебников, ни другой какой ерунды, обычно сопутствующей любой молодой девушке. И потому Заморочнов задался разумным вопросом:
      — А что эта Зоя тут могла делать? Зачем пришла сюда?
      — Я, конечно, мог бы тебе сказать, что преступника всегда тянет на место преступления, но не буду. Может, она пришла полюбоваться на будущую свою квартирку? Или взять что у тетки? Не знаю. Но раз удрала, значит, совесть ее нечиста.
      — Смотри-ка, молодая Журавлева. С кем это она тут? — Заморочнов рассматривал фотографию в рамке, стоящую за стеклом на полке у письменного стола. На фоне моря Нина Львовна в купальнике и в развевающемся на ветру расстегнутом сарафане обнималась с молодым мужчиной. Саватеев подошел, взглянул:
      — Да этой фотке лет десять — пятнадцать. Какая разница?
      — А ты в шкафу видел мужские вещи?
      — Видел. Лежат на полочке, аккуратненько так. Пиджаки висят дорогие. Хахаль у нее был какой-то. Но — давно. Когда мужик постоянно в квартире живет, сразу видно. В ванной — ничего, ни бритвы, ни одеколона мужского. Холодильник почти пустой. Видать, бросил он ее, даже вещички не забрал. А она, может, жила надеждой, что вернется, вещички берегла.
      — Проверить все равно надо. Узнать, кто он. Тоже ведь вариант — может, он имеет отношение к убийству.
      — Расслабься, Леха. У девчонки в сумке деньги, договор с «Металлопродуктом». Она напала на нас, сбежала — так что надо искать ее, а не мужика.
      — Я все-таки по соседям пройдусь, узнаю.
      — Давай. Отработать, конечно, надо. Только мне никто здесь двери не открыл, когда я понятых искал. Ты побыстрее, ладно? Заканчивать пора.
      Старлею открыли только в двух квартирах, и то в соседнем подъезде. Молодой парень, явно только что вылезший из постели, на вопрос Заморочнова недоуменно пожал плечами: «Журавлева? А кто это?» А женщина с первого этажа возмущенно заявила, что не ее дело следить за жильцами — кто к кому ходит. Так что ничего путного выяснить у соседей Заморочнову не удалось.
      — Ну что там? — спросил напарник, когда Алексей вернулся.
      — Да ничего…
      — А чего ты ждал? Дом вон какой, элитный. И народ соответствующий. В таких домах никто в упор друг друга не видит. Люди все богатые, благополучные, заняты только собой. Даже если и знают что — ни в жизнь не скажут. Ни на что другое я и не рассчитывал.
      — В конторе надо будет спросить еще, — упорствовал старлей.
      — Я спрошу, собирался звонить туда сегодня. Давай сворачиваться. С собой берем компьютер, записную книжку и ежедневник, больше ничего тут нет. Понятые, распишитесь в протоколе. Досмотр окончен.
      Оперативники направились на Петровку.
 
      — Кто? Кто это сделал? Нет, я хочу знать, какой идиот связался с прессой? — ревел разъяренный майор. — Кто этот «компетентный источник», который рассказал паршивым папарацци про племянницу? Про нашу основную подозреваемую? Про завещание? Про пропажу документов? И сколько ему заплатили за это?
      Подчиненные Никоненко, собравшиеся на вечерней планерке, ежились на своих стульях, мечтая обратиться в хлебную крошку, пылинку, соринку — лишь бы их миновал гнев начальника. А майор поочередно обходил каждого из них, заглядывал в глаза, наклоняясь, орал прямо в лицо, неприятно обдавая густым запахом курева. Вместе с бранными словами из его рта вылетала слюна; оперативники старались незаметно утереться, как только начальник отворачивался, словно опасаясь, что именно в ней содержится вирус майорского бешенства.
      — Вам что, зарплаты милицейской не хватает? Тогда вон к чертовой матери из милиции! Идите к бандюкам, идите в охранники! Идите торговать пирожками! Идите вы к… — Далее следовали ядреные, замысловатые матюки, которые в исполнении Никоненко никогда не повторяли друг друга. Оперативники сидели тише воды, ниже травы, зная, что конец нагоняя близок, поскольку матерная ария обычно являлась одновременно и апогеем генеральной порки, и предвестником ее конца. Когда у Никоненко обычных слов уже не хватало, это значило, что он скоро выдохнется.
      — А вы? — Майор подошел к месту, где сидели Заморочнов с Саватеевым, и уперся обеими руками в край стола, поглядывая то на одного, то на другого. — Девчонки испугались? Сумочкой она в них кинула, ой как страшно! — издевательским тоном отчитывал он оперативников. — А вдруг там граната, да? Вам, собственно, надо штаны на стуле протирать, бумажки перекладывать, а не в сыскарях числиться! Да разве вы легавые?! Легавые бегать умеют. Быстро. За преступником. А вы… вы, собственно, черепахи, улитки… Вы… вы… слизняки! — И майор, удовлетворенный, что достойное слово для них наконец найдено, значительно повторил еще раз: — Слизняки!
      Как только Никоненко выпрямился и сделал шаг в сторону, Саватеев еле заметно вздохнул с облегчением: если уж начальник вернулся к своим обычным «собственно» и «штаны протирать» — считай, спекся. А Заморочнов, пока еще не особенно знакомый со спецификой начальничьего поведения, вздохнул тяжело и виновато. Он корил себя и костерил не хуже Никоненко: надо же так опростоволоситься! Ну вот если бы он с утра прочитал эти газеты, которые спугнули девчонку! Ведь она и сбежала-то наверняка из-за них. Если бы на пять минут раньше они приехали на квартиру убитой! Если бы он не растерялся от неожиданности, не замешкался в этом лифте! Сейчас Зоя сидела бы у него в кабинете и он допрашивал бы ее по всем правилам. И все бы уже стало понятно — не виновата она! Поймав себя на этой странной мысли, старлей сам себе удивился: а чего это, собственно, она не виновата? Тьфу ты, привязалось это дурацкое словцо — «собственно».
 
      Тем временем совещание пошло своим чередом. Капитан Саватеев излагал свои соображения по делу и результаты осмотра квартиры Журавлевой. Заморочнов его не слушал — все это они уже раз двадцать обговорили.
      Еще вчера вечером в управление доставили найденный на автобусной остановке портфель убитой. Никаких отпечатков пальцев на нем, естественно, не было. Зато внутри лежал пакет документов, которые нотариус подготовила для «Металлопродукта». Только одного, самого главного, документа в нем не оказалось — договора об имущественной сделке. «Металлопродукт» согласно ему должен был получить в собственность подмосковный завод сельхозтехники. И то, что этот договор оказался в Зоиной сумке, посчитали явным свидетельством против нее. Вывод просто лежал на поверхности, и оперативники его подобрали, особо не размышляя: убийца вынул из портфеля нужную бумагу и передал ее Зое-заказчице. А та, в свою очередь, готовилась передать договор конкурирующей фирме. Три с половиной тысячи американских долларов, обнаруженные в ее сумке, сыщики посчитали авансом, полученным племянницей за доставку важной бумаги. Значимую роль сыграло и ее бегство, хуже того — сопротивление работникам милиции. Поэтому оперативники свели воедино обе версии, и получилось убийство из личных мотивов, удачно закамуфлированное заказчицей под профессиональный интерес.
      По поводу звонков о продаже квартиры и машины Журавлевой кто-то из присутствующих сделал совсем уж нелепое предположение: это, мол, племянница дала объявления, уже рассчитывая, что будет продавать полученное наследство. Всерьез эти слова, конечно, никто не воспринял, посчитав эти факты обычным житейским делом, как полагал Саватеев. Но Никоненко все же попросил во время расследования держать в уме третьестепенную версию шантажа убитой.
      — Кстати, ты, старлей, что-нибудь по «Металлопрокату» уже можешь сказать? — донесся до Алексея голос начальника.
      — По «Металлопродукту», — поправил его тот. — Да, ребята из моего… то есть из УБЭПа сделали подборку сведений. — Хмурый Заморочнов сухим, казенным языком оперативных донесений начал рассказывать: — По данным УБЭПа, за этот сельский завод шла война между двумя конкурирующими предприятиями — фирмами «Металлопродукт» и «Резерв-техника». Оба конкурента вели активную скупку акций завода, только «Металлопродукт» с некоторым опережением. «Резерв-техника» контролируется одной из подмосковных преступных группировок. Раньше она уже засветилась так называемым недружественным поглощением или, по-другому, захватом. Год назад «Резерв-техника» оттяпала складские помещения у некоего предприятия. Действовали по обычной схеме: сначала скупили акции у рабочих, потом сменили председателя совета директоров и с его помощью прикарманили склады. То же самое, вероятно, хотят провернуть и с сельхоззаводом. Доказать что-либо в таких случаях невозможно. Все схвачено, за все заплачено, и, что называется, в документах комар носа не подточит. Ребята из УБЭПа хотя и понимают, что происходит, но ничего поделать не могут — официально все чисто.
      Я вот что хотел сказать. Я не согласен с версией Саватеева. Заказчиком убийства могла быть «Резерв-техника». Предполагаю, что там знали о готовящейся сделке с «Металлопродуктом» и, чтобы ее предотвратить, убрали их нотариуса — Журавлеву. Таким образом они получили фору во времени для оформления завода в свою пользу. У них уже практически набран контрольный пакет акций. Пара недель — и власть на заводе может поменяться, а значит, и собственность они распределят так, как им надо.
      — А между прочим, в ежедневнике Журавлевой и в блокноте ее племянницы найден телефон одного из руководителей «Резерв-техники», — поспешил добавить Саватеев. — Это означает, что они обе имели с ним контакты. На них обеих могли выйти с определенными предложениями. Племянница воспользовалась случаем, сговорилась с преступной группировкой и получила вышеозначенный гонорар в три с половиной косых, а может, и больше. Наняла киллера, тот хлопнул тетку, выкрал договор и передал нашей девочке.
      Алексей тускло возразил:
      — Не вяжется. Зачем им такая сложная схема? Думаю, киллера послала сама «Резерв-техника». Девчонка работала помощницей нотариуса, и если бы она захотела, то могла бы документы и так взять.
      — Не забывай о наследстве! Ей выгодно было тетку убрать! — снова загремел Никоненко.
      — Не думаю, что она знала о завещании. В конторе никто о нем не знал, — напомнил Алексей.
      — А ты подумай, Заморочнов, подумай. Это, собственно, твоя работа. Если девчонка так умело по теткиному секретеру лазила, даже сейф смогла вскрыть, неужели завещание не видела? И почему она уволилась, почему от вас сбежала?
      — Уволилась от страха, когда тетку убили! Поняла, чем чревата эта работа. А от нас сбежала, потому что прочла все это в газетах! — Старлей тоже повысил голос и ткнул пальцем в разбросанные по столу страницы разных изданий, которые попеременно листали оперативники.
      — Что-то, я смотрю, ты ее все оправдываешь, — язвительно заметил майор. — Да все тут одно к одному! Я тебе скажу, как было. Девчонка узнает, что является наследницей теткиного немалого состояния. Обдумывает планы, как бы это наследство получить. Тут настает подходящий случай — ей предлагают выкрасть договор или как-то помешать сделке. Она понимает, что у тетки появились враги, и организует не просто кражу, а убийство! Ведь дураку ясно, что в первую очередь подозрения падут на криминальные круги, к которым относится фирма «Резерв-техника» и которой выгодно было сорвать сделку любым, я подчеркиваю — любым способом! Девчонка получает и плату за свое черное дело, и наследство, теперь она на коне и в шоколаде! И если бы не наш «компетентный источник», который растрезвонил о ней по газетам, — Никоненко обвел злыми глазами своих сотрудников, — то сегодня мы, собственно, это дело уже закрыли бы и она во всем бы созналась!
      — С чего вы взяли, что найденные у нее доллары — это плата за договор? А если это всего лишь ее собственные накопления? И договор мог находиться у нее по вполне простой причине. Она его готовила — ведь они вместе с теткой собирались выехать на фирму, — упорствовал старлей.
      — Да нет же, Лешка, — принялся убеждать его Саватеев. — В конторе говорят, что договором Журавлева занималась лично. Это самая важная бумага по сделке. И подобные документы она не доверяла даже второму юристу — Заварзиной, не то что неопытной помощнице. Личных денег в таком количестве у девчонки быть не могло, она столько не получала. Кстати, наша птичка и раньше на руку была нечиста. Когда она работала в салоне сотовой связи, то сперла супердорогие мобильники. Как мне рассказала Заварзина, тетка ее еле отмазала в тот раз. А сейчас вот десять тысяч из конторского сейфа увела.
      — Кража — это еще не убийство. И та же Заварзина тебе сказала, что Зоя обещала деньги вернуть.
      — Это уже не суть важно. Главное — она их сперла. И это характеризует ее как несознательный элемент, — поучал его товарищ.
      — И все равно я не понимаю. Если учитывать наследство, которое она, по вашим предположениям, торопилась получить, то логики в ее поступках не вижу. Позарилась на какую-то мелочевку, обокрала контору! А на следующее утро без всякого страха туда же и пришла! Потом по-глупому от нас сбежала… И если денег у нее не было, на какие шиши она нанимала киллера?
      — Наследством с ним пообещала поделиться! — вновь вставил свое веское слово Никоненко. — Логики он не видит… Женщины — они вообще логикой не отличаются, особенно такие лахудры, как эта. Она могла рассчитывать, что никто не знает о деньгах из сейфа? Могла. В контору с утра пришла за трудовой книжкой или хотела узнать, что милиция об убийстве думает, последние новости выведать. В это время она могла еще не видеть газет. Тьма вариантов! Кстати, что там по контактам Журавлевой?
      — Какой — старшей или младшей?
      — Обеих, черт побери! — рявкнул майор.
      — Я был в университете, где учится Зоя, — стал докладывать Заморочнов. — У нее последний курс, вечернее отделение. Посещение лекций свободное, а сейчас вообще все на диплом ушли. Дружбу особо с ней там не водят. Впрочем, не только с ней — там каждый сам за себя, у всех своя жизнь. Люди учатся в основном взрослые, серьезные, все работают, семьи у многих. Про Зою преподаватели сказали, что способная, больше ничего. Да, кстати, скоро у них консультации предзащитные начнутся, так что она должна будет там появиться.
      — Ничего она не должна теперь. Ищи ее, свищи ее. Не придет она на занятия, неужели непонятно? — нервничал Никоненко. — Помнишь, старлей, я тебе вчера еще сказал — чует мое сердце, не поймаешь ты ее… А что за дружок, у которого она живет, выяснили? Вторая связка ключей из ее сумки от какой квартиры? Может, от квартиры ее дружка? И не с ним ли она все это спланировала?
      — Он не с юрфака, это точно. Там про ее парня никто не знает, так же как и на работе.
      — Это вообще может быть кто угодно, человек с улицы. Черта с два его, собственно, вычислишь, — досадливо протянул майор, закуривая очередную сигарету.
      — А контакты убитой проверяем, — продолжал Заморочнов. — Ее записная книжка и ежедневники изъяты, так что обзваниваем всех. Есть там пара фамилий, вызывающих подозрение. Люди, связанные с алмазным бизнесом. Но это может быть и пустышкой. Поточнее доложу позже.
      — Родственникам сообщили?
      — Она одинокая была, Виктор Петрович. Мужа нет, отца с матерью тоже.
      — Ну племянница-то откуда взялась? — Никоненко смотрел на старлея как на тупицу. — Значит, какая-то родня должна быть?
      Заморочнов обиженно засопел — совсем уж его за дурака тут держат, что ли? Но ничем своей обиды не выдал и продолжал:
      — Все, товарищ майор, выяснил. Это я вам только про близких родственников доложил. В Мирном проживают ее престарелый дядя и двоюродный брат. Зоя его дочерью как раз и является.
      Тут Заморочнов внезапно замолчал, что-то соображая. Когда он вслух произнес название этого города, его озарила догадка: ведь Мирный — это, кажется, в Якутии, или в Республике Саха, как она сейчас называется. Там же алмазы, знаменитые якутские алмазы! А в ежедневнике убитой обнаружились фамилии людей из алмазного бизнеса. «Надо срочно, срочно этим заняться», — взял себе на заметку старлей, но вслух ничего говорить не стал. Решил, что раз уж провинился, упустив Журавлеву-младшую, так сам отработает эту линию.
      Паузой воспользовался сообразительный Саватеев:
      — Товарищ майор, вы не волнуйтесь, мы в транспортные службы ориентировку прямо сейчас дадим: ведь эта Зоя может домой с испугу рвануть.
      Никоненко тем временем промокнул огромным клетчатым платком свой взмокший лоб, затушил окурок в переполненной пепельнице. Подошел к окну и, стоя спиной к подчиненным, протянул:
      — Куда она без паспорта рванет… — Затем спросил, припомнив: — А сожителя какого у нашего нотариуса не было?
      Капитан Саватеев начал объяснять:
      — В ее квартире мы видели мужские вещи. Чувствуется, хорошего качества, дорогие. Но давно уже не ношенные. Кто-то у нее был, видимо, в давний период. Кто — пока не смогли выяснить. Спрашивали у соседей и на работе. Соседи не знают, сотрудники плечами пожимают, говорят, мол, личной жизнью не делилась.
      — А! — рубанул рукой воздух Никоненко. — Раз мужик был давно, то скорее всего он не имеет отношения к делу. Зойку эту надо искать, вот что! Так, что еще… В Мирный сообщить родне. Пусть едут хоронить. А то опять за государственный счет придется.
      — Я еще вчера дал телеграмму, товарищ майор, — поспешно отрапортовал Алексей.
      — В общем, слушайте мои распоряжения. — Майор начал подводить итоги. — Собственно, наша подозреваемая в результате нападения на Заморочнова, — тут он усмехнулся и посмотрел на старлея, — оказалась без паспорта. И это нам на руку. Сделать себе документы она, конечно, может, но на новый паспорт денежки нужны. Если в сумке были все ее сбережения, то она сейчас сидит на бобах. Приличная ксива стоит дорого, и на ее изготовление понадобится время. Поэтому я хочу, чтобы с сегодняшнего дня проверяли документы у всех лахудр ее возраста, которые ходят по улицам Москвы и Подмосковья. Объявляем ее в розыск. В первую очередь передайте ориентировки на все вокзалы и в аэропорты. Далее. Надо пробить мобильники убитой и подозреваемой — кто звонил, кому они звонили. Проверить все контакты. Среди них должен быть парень, у которого живет племянница. Искать надо ее парня. Разрешением на прослушивание ее телефона я займусь сам, прямо сейчас. Хотя теперь, — он снова с укором посмотрел на Заморочнова, — если она девка сообразительная, то своим телефоном пользоваться не будет.
      Когда оперативники разошлись, майор подумал, что все же он — великий артист. Ведь чтобы так натурально брызгать слюной и искать виноватого в утечке информации, определенно нужен большой артистический талант. А еще он умеет по-великому материться. Ну, это так, мелочь, к делу отношения не имеет. А вот вовремя подать газетчикам нужную информацию и тем самым подготовить заранее почву, собственно, даже составить общественное мнение — это для дела важно. Теперь, если повезет, не будет у него пятого по счету «глухаря» и убийство раскроют, как говорится, по горячим следам. Как в старые добрые времена… Вот если бы еще этот замороченный так не сплоховал и не прозевал девку… А может, это и к лучшему. Ведь лахудру эту они быстро найдут, тут, собственно, и к гадалке не ходи. Ее поступки — нападение на сотрудников милиции! доллары! похищенный договор! — только на пользу основной версии. То есть лишнее доказательство ее вины. И кстати, новый повод эту версию в газетах подтвердить, чтобы, собственно, укрепить результат. Вон вся Москва уже гудит — как же так можно! Родную тетушку из-за наследства! И начальство довольно. А то ишь, привыкли — разборки криминальные, передел собственности, бандитские перестрелки. А вот получите-ка обычную, собственно, бытовуху!
      Никоненко подошел к заветному шкафчику, накапал себе в рюмку водки, выпил, крякнул, заел шоколадной конфеткой. И, еще не дожевав, уселся звонить. — Палыч! — сказал он, причмокивая, в телефонную трубку. — Дело есть. Свежак по вчерашнему убийству на Большой Татарской… Угу… Эксклюзив… В семь на том же месте. И бабки приготовь.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5