Мельников Валентин
      В ЛОГОВЕ СНЕЖНОГО БАРСА
      С раннего утра погода не предвещала ничего хорошего. Небо было затянуто серыми низкими тучами, лениво сеявшими мелкий скрипучий снежок. Резкий ветер гнал слезы из глаз, не привыкших к холоду после комнатного тепла.
      Миновав окраину Тюпа, наш УАЗ резво покатил по равнине с заброшенными полями и прозрачными, вырубленными на дрова перелесками, миновал несколько селений со скучными домишками, с засохшими будыльями подсолнухов и кукурузы на огородах. То и дело мы обгоняли неспешно едущих по своим зимним делам всадников в нагольных овчиных шубах, тебетеях и малахаях. Постепенно сугробы обочь дороги становились все выше. Горы обступали нас с трех сторон и, наконец, за очередным поворотом дороги сомкнулись. Заснеженные склоны закурчавились вечнозелеными ельниками. Словно приветствуя наше появление, солнце пробило дыру в тучах и расцветило своим сиянием бело-зеленые крутые бока исполинов.
      Мы тряслись по ухабам уже три часа, затекшие ноги просили воли и движения. Когда показался пограничный шлагбаум, все с облегчением вышли из машины. Как только покончили с делами, мой сослуживец предложил прогуляться по заросшей кустами лощине, спускающейся от дороги к лесистому урочищу. Пройдя с ним чуть больше километра по малохоженой снежной тропе, я вдруг увидел старую избушку с хозяйственными постройками. Из трубы курился дымок, в загоне блеяли овцы, в хлеву сыто похрюкивала свинья.
      Я не удержался от удивления при виде русского жилья в этом удаленном месте, однако мой провожатый остался невозмутим.
      - Давайте заглянем, - предложил он и, увидев, что я замялся, пояснил: - Не стесняйтесь, здесь живет мой старый знакомый Андрей Шубарин, он будет рад нашей встрече.
      - Какой... Шубарин? - снова удивился я. И было отчего. Ведь, насколько мне известно, Шубарина, фамилией которого названа эта местность, давным-давно нет в живых. "Что за шутки, однако", - подумал я с неудовольствием, нерешительно топчась у грубой со старинными железными навесами двери. Мой товарищ, явно довольный произведенным на меня впечатлением, со снисходительной улыбкой знающего человека повторил приглашающий жест и постучал в дверь. Она отворилась, показалась молодая женщина. Мой спутник дружески чмокнул ее в щеку и представил меня.
      - Лена, - в ответ назвала она себя и, пригласив нас к столу, поставила на чугунную плиту закопченный чайник, нарезала хлеба, сала, наложила в миску квашеной капусты и налила по чарке разведенного спирта. Пока женщина хлопотала, я успел украдкой разглядеть ее. Лене было не больше тридцати лет, но в уголках глаз уже лучиками расходились первые морщинки - знак чрезмерного труда и недосыпаний. Открытое лицо и внимательный добрый взгляд хозяйки вызывали симпатию, а едва начинающая полнеть, но еще подтянутая фигура дополняла общее впечатление о ней как о красивой женщине. Я сразу поймал себя на мысли о том, как не вяжется ее молодость и красота с убогой обстановкой избушки - с глиняным полом, закопченными бревнами однокомнатного дряхлого сруба с низким потолком, перегороженного на две половинки цветастой ситцевой занавеской.
      - Где же Андрей? - спросил мой товарищ.
      - Где-то в ближнем отщелке, за лисичкой отправился побегать. Скоро уж должен быть...
      В этот момент хлопнула дверь, в избушку вошли двое мальчишек дошкольного возраста и уставились на гостей диковатыми глазами. Товарищ угостил их конфетами, которые моментально исчезли за смуглыми обветренными щеками.
      - Кроме леса и гор, они у нас, почитай, ничего еще не видели, - со вздохом сказала хозяйка.
      - До школы отсюда не близко, как же учить-то будете? спросил я.
      - Два годика еще есть в запасе, а там видно будет, - ответила она.
      Мы выпили, закусили и только после этого мой товарищ счел нужным прояснить мое недоумение по поводу избушки и ее обитателей. Я узнал, что глава этой затерянной в горах семьи - правнук известного Ивана Шубарина, унаследовавший от него старую избушку. Новость еще больше подогрела мое любопытство, и я принялся расспрашивать Лену, как же оказалась здесь молодая семья.
      Ее рассказ, дополненный вернувшимся с охоты Андреем, другими лицами и некоторыми документальными свидетельствами, сложился в историю, настолько примечательную, что я решил поведать ее читателю, добавив, впрочем, многое и от себя.
      * * *
      Андрей и Лена познакомились в сельскохозяйственном институте и на пятом курсе стали мужем и женой. После окончания учебы поработать агрономами не пришлось - колхозы и совхозы в одночасье порушили, а новых землепользователей еще не появилось.
      Общими усилиями родители Андрея и Лены купили молодоженам двухкомнатную квартиру в Караколе и подарили кое-что на домашнее обзаведение. Но на жизнь надо было зарабатывать самим. Не устроившись по специальности, решили открыть собственное дело - заняться шитьем брюк и женских костюмов. Лена училась на курсах кроить и шить, взяла в аренду швейную машину, раздобыла выкройки и лекала. Однако денег на резко вздорожавшие материалы и фурнитуру не хватало и тогда молодые отчаялись на рискованный шаг - взяли в ломбарде недостающую сумму, оформив в залог квартиру.
      Лена шила, а Андрей занимался сбытом готовой продукции. Работали день и ночь, выкладывались как могли. Но дело не пошло. Пропал когда-то ажиотажный спрос на модные вещи, покупатель обеднел и стал прижимист.
      Предприниматели разорились и оказались на улице без крыши над головой и без гроша в кармане. Что было делать, куда податься? Тут-то и вспомнил Андрей про пустующую избушку своего прадеда, в которой однажды побывал еще будучи студентом во время охоты на фазанов. Молодые собрали пожитки и на последние деньги отвезли их туда в грузовике.
      На новом месте обживались долго и трудно. Андрей застеклил единственное в избушке окно, починил крышу, печь и баньку, заменил трубу, утеплил свежим мхом стены, соорудил деревянный хлев и сарайчик. Лена освежила глиняный пол, оштукатурила и побелила потолок. Зима выдалась снежной и холодной, но они не мерзли - прадедовская русская печь после починки грела хорошо, а на лежанке так и вовсе была благодать.
      Весной и летом ни на день не убавлялось хлопот на огороде, под который Андрей расчистил и вскопал поляну среди кустов.
      Через два года их участок земли, постепенно расширяясь, стал приобретать черты маленького натурального хозяйства. Они старательно использовали полученные в институте знания, и земля вознаграждала труд щедрыми урожаями. Андрей корчевал кусты, копал землю, закладывал компосты и вносил удобрения, а Лена выращивала рассаду и ухаживала за растениями. Рука у нее была легкая все приживалось, росло и давало плоды. Теперь у них весь год были свой картофель и другие овощи, без которых борща не сваришь и солений не припасешь. Эти припасы дополняли дары природы - смородина, облепиха, барбарис, рябина, шиповник и грибы, которые не выводились в горах всю вторую половину лета и начало осени.
      Андрей, как и Лена, любил работу на земле, однако начинал тосковать, когда подолгу не удавалось вырваться на охоту. Страсть к ней он унаследовал от отца и прадеда Ивана, был, можно сказать, потомственным охотником. После окончания института отец подарил ему самое дорогое, что у него было, - охотничий нарезной карабин "Барс" с оптическим прицелом и тульскую штучную "вертикалку". Поселившись на прадедовой заимке, Андрей обошел все окрестные горы и леса, был удачлив на охоте и всегда приносил то фазанов, то кекликов, то зайцев, а то и лисичку. Но на крупную дичь еще ни разу не ходил - далеко, времени нужно много, а без коня и недели не хватит.
      На первом году их робинзоновского житья-бытья Лена родила двух близнецов. Теперь отлучаться из дому даже ненадолго было никак невозможно. Но как только дети чуть подросли, Андрей снова, улучив часок, убегал на охоту.
      Однажды весной жена посеяла на пятачке горсть припасенных с институтской практики элитных семян пшеницы местной селекции. Семена дружно взошли и дали хороший урожай. Поздним вечером при свете керосиновой лампы она подсчитала, что условный урожай с гектара составил бы не меньше пятидесяти центнеров.
      - Все у нас есть, зерна и муки только нет, - сказала она, когда легли спать. - Я вот прибросила и выходит, что мы вполне можем обеспечить себя хлебом, не покупая на стороне.
      Эта мысль поначалу показалась Андрею пустой фантазией. На клочке земли не развернешься, если и соберешь какую-то малость, то и курам на прокорм не хватит. Да и земля ведь чужая, согнать могут, коль загребешь побольше.
      Но у Лены были другие соображения. В сельской местности рассуждала она, землю сейчас всем дают. Почему бы и им не оформить право на владение небольшим участком? От продажи овощей и лесных даров в семейном бюджете оставались кое-какие деньги - можно попробовать купить лошаденку. "А ведь и в самом деле резон есть, - всерьез задумался Андрей. - С лошадью куда сподручнее. И на охоту можно будет ездить подальше." Последний довод особенно воодушевил его, и он с утроенной энергией принялся добывать и копить деньги, одновременно присматриваясь к ценам на лошадей. Однажды Шубарину посчастливилось договориться с одним чабаном о покупке по сходной цене еще не старого жеребца.
      - Хороший конь, сам увидишь. Не продал бы, если б не нужда, - сказал хозяин жеребца. - Если будешь беречь, никогда тебя не подведет.
      Доплатив за седло, Андрей вернулся домой верхом. Пришлось срочно чинить полуразвалившуюся конюшню для Боз-Тулпара - так звали коня по-кыргызски.
      Вскоре в хозяйстве появился примитивный плужок, что-то вроде старинного кыргызского буурсуна с двумя арчевыми поручнями. Это чудо техники Андрей соорудил собственноручно, приспособив под рабочую часть брошенный на бывшем колхозном поле поломанный лемех тракторного плуга. Одна лошадиная сила с лихвой заменила две лопаты и позволила значительно расширить пахотный клин на южном склоне пологого пригорка. Там хорошо росли пшеница и кукуруза. Теперь каждый год они были с зерном, а значит и с домашним хлебом, который Лена пекла в русской печи.
      В конце лета Андрей покончил с обмолотом зерна и запасся сеном на всю зиму. Хоть другой работы оставалось еще много, но несколько деньков на охоту можно было выкроить, и он надумал съездить куда-нибудь подальше.
      Выехал на заре, но все равно не хватило времени, чтобы засветло добраться до места. Андрей расположился на ночевку у огромного валуна, от которого едва приметная тропа, оставив позади верхнюю границу ельников, уходила к снежникам и ледникам. Стреноженный конь пасся на крохотной полянке с сочной травой. Его фырканье и далекий шум потока были единственными звуками, нарушавшими тишину звездной ночи. Под утро едва посветлело небо и на востоке среди гор прорезалась алая полоска, в свежем воздухе нежными, чуть капризными флейтами зазвучали голоса горных индеек-уларов. Их пение мгновенно развеяло чуткий сон Андрея. Не прошло и минуты, как он уже карабкался по крутому откосу, хоронясь среди кустов и камней. Наконец добрался до гребня, откуда доносилось пение. Но птиц там не оказалось, их голоса слышались на противоположном склоне горы. Он долго разглядывал этот склон сквозь оптику прицела, но ничего не заметил. Только тогда до него дошло, что улары, как и кеклики, умеют ловко обманывать неопытных охотников, быстро перебегая с места на место. В одиночку, без тренированной охотничьей собаки, их трудно добыть. Пришлось оставить надежду полакомиться вкусным целебным мясом и продолжить путь по опасной звериной тропе. Сужаясь так, что едва умещались копыта коня, она лепилась по карнизу отвесной стены. Каждый камень, на который ступала нога охотника, мог вывалиться из своего гнезда, и тогда останки на острых скалах стали бы добычей беркутов. В самых опасных местах Боз-Тулпар, кося огненным глазом, пугливо всхрапывая и словно ощупывая копытом надежность опоры, продвигался вперед медленным шагом и никакой бич, никакая сила не смогли бы заставить его ускорить ход. Андрей шел следом, для страховки цепляясь руками за каменные выступы. В самом конце этой жуткой птичьей тропы он заметил маленькую площадку у входа в пещеру, который был такой большой, что через него могла пройти лошадь. Хотелось посмотреть, что там, но надо было спешить, так как солнце перевалило за полдень. Обогнув скалу, тропа вывела охотника к морене, над которой нависал мощный ледник. Отсюда местность хорошо просматривалась, но ничего, что могло бы стать охотничьим трофеем, не было видно. Андрей стал прикидывать, куда идти дальше, но небо дотоле ясное, стало вдруг затягиваться мутной пеленой. Клубясь, наползли тяжелые тучи, и в считаные минуты мгла заполнила все вокруг. Сорвался ветер и закружил, завыл слепящий тянь-шаньский буран. Холод пронизывал до костей. Андрей понимал, что если быстро не успеет найти укрытие, то будет обречен на верную гибель. На морене, среди наносных камней вряд ли скроешься от стужи и снега, да и ветер здесь особенно свиреп. Ничего не оставалось, как попытаться найти пещеру, которую недавно заприметил. Скользя по мокрым, покрытым снежной порошей камням, ежесекундно рискуя поломать ноги, человек и конь все-таки вышли к тропе. Еще шаг, еще... Нога в кирзовом сапоге соскальзывает с горбатого камня, но, слава Богу, тропа здесь еще не так узка. А снег все гуще и ветер так силен, что валит с ног. Даже в двух шагах ничего не видно. Боз-Тулпар вдруг заржал и остановился.
      - Ну, чего стал... Вперед! - с отчаянной злостью закричал Андрей, теряя последние искры надежды.
      Боз-Тулпар неуверенно переступил копытами и, отвернув голову в сторону, снова заржал. Андрей посмотрел в ту же сторону, сделал шаг... и увидел проем в скале. Значит, все-таки добрались до спасительной пещеры! Цокая копытами, конь послушно последовал за ним. Внезапно впереди в черной глубине фосфорически вспыхнули два огромных светляка и раздался рык, от которого волосы встали дыбом. Боз-Тулпар дико замолотил копытами и попятился к выходу. "Барс!" мелькнула мысль, и Андрей, тоже пятясь, попытался рывком сдернуть перекинутый за спину карабин. Наконец это ему удалось. Трижды клацнул затвор, выстрел громовым ударом расколол пещеру. Пуля, видимо, не задела хищника. Огромным прыжком он достиг выхода и исчез. Прошло с полчаса, но Боз-Тулпар не успокаивался, продолжал всхрапывать и бить копытами. Значит, барс не ушел, затаился где-то поблизости. "Ну что ж, посмотрим, чья возьмет. Ему некуда уходить, нам тоже," - решил Андрей. Вход в пещеру едва угадывался в кромешной темноте, ствол карабина чутко стерег его. Голая рука совсем окоченела, а палец на спусковом крючке стал как деревянный. Напрягая зрение, Андрей осторожно переложил оружие в левую руку и поднес ко рту замерзшие пальцы. Когда они чуть отогрелись, острые иголки вонзились в левую руку. Пришлось снова перекладывать карабин. Так он проделывал много раз. Но теперь уже стали мерзнуть и ноги. Все тело забилось в мелкой дрожи, потом навалилось сонливое безразличие. "Надо что-то делать, иначе замерзну", - подумал Андрей. Преодолевая сковавшую мышцы тяжесть, он начал переступать с ноги на ногу, убыстряя ритм. Чуть согревшись, укутался в холодный негнущийся брезент, прижался грудью к боку коня, а карабин положил ему на спину. Он потерял счет времени и думал только о том, как бы не уснуть. Казалось, прошла целая вечность. Борясь с усталостью и сном, он долго не замечал происшедшей снаружи перемены. Но вот в очередной раз встряхнувшись, Андрей вдруг обратил внимание на то, что вход в пещеру обозначился более четко. И ветра как будто не стало слышно... Неужто буря, наконец, стихла? На негнущихся, отяжелевших ногах он медленно подошел к краю и выглянул наружу. Луна и мохнатые звезды густо струили голубоватый свет на укутанные снегом горы. Морозный густой воздух затекал в пещеру, холодил ноги. Охотник сделал еще шаг, чтобы получше оглядеться. Сбоку метнулась пятнистая тень, басовитое, злобное рычание прорезало тишину. Андрей вскинул карабин и нажал на спуск. Вслед за выстрелом где-то на высоте зародился мощный непонятный шум, который, нарастая, быстро приближался. Спрессованный воздух отбросил его в глубину пещеры, стало совсем темно. В первый момент он совершенно потерял ориентировку и долго беспомощно ползал по каменным плитам, ощупывая руками неровные стены. В одном месте пальцы наткнулись на снег... Пронзила страшная догадка - укрытие завалила снежная лавина. В закупоренной каменной полости долго не продержаться, они задохнутся из-за нехватки воздуха. Что же делать? Внезапная смертельная опасность отнимает волю у слабых духом людей, парализует их, а сильных заставляет действовать с утроенной энергией. Шубарин пребывал в растерянности не более минуты. Потом пришла злость и зачесались руки. Широким охотничьим ножом он стал резать и крошить снег, отбрасывая его под ноги. Сначала работа шла быстро, но по мере того, как углублялся лаз, отгребать снег становилось все труднее. А тут еще нож наткнулся на комли двух сломанных лавиной, переплетшихся ветвями деревьев. Ушли долгие часы, прежде чем удалось освободить их из снежного плена. Истратив последние силы, Андрей втащил деревья в пещеру и, хватая ртом воздух, рухнул на колючую еловую хвою. Изнуренное тело просило отдыха, но он не послушался его призывам и снова взялся за работу. Теперь, зарываясь подобно кроту, пришлось протискиваться в лаз во весь рост, каждую секунду рискуя быть погребенным под тяжестью осевшего снега. К его счастью, пробка, закупорившая вход в пещеру, оказалась тонкой всего около двух метров. Ее кромка нависала над пропастью и, крошась время от времени, стекала вниз и обнажала край площадки. Пробив последнюю преграду, Андрей едва не скатился в бездну. Было уже утро, свет яркого солнца пробился в пещеру сквозь лаз. Андрей нарезал елового лапника, которого хватило на подстилку для себя и Боз-Тулпару. Другое дерево оказалось засохшей корявой березой. Ее кора и мелкие ветки пошли на растопку для костра. Вскоре блики огня заплясали на мрачных сводах пещеры. Дно ее было усеяно рогами и костями козерогов и архаров, клочками их шерсти. Видно, не один год пировал здесь снежный барс... Какой же мощью нужно обладать, чтобы по крутизне втащить сюда тяжелую тушу. Шубарин теперь уже не сомневался в правильности выбранного им места охоты. Ведь барс всегда живет рядом со своей добычей. Но что стало с хозяином пещеры? Скорее всего погиб, несчастный, под обвалом.
      ... Расщепленные у комлей стволы, разгораясь, излучали приятный жар. Андрей растопил в казанке снег и дал Боз-Тулпару. Тот высосал воду одним глотком. Пришлось греть снова и снова, пока его верный друг не утолил жажду. Андрею тоже очень хотелось пить, но он терпеливо ждал пока не вскипит вода для чая. Живительное тепло разлилось по телу, однако водой не обманешь пустой желудок. Прошли сутки, как во рту не было ни крошки. Андрей расседлал Боз-Тулпара и отвязал притороченную к седлу сумку со съестными припасами, заботливо уложенными Леной. Там были две большие булки хлеба, одну из которых он почал на прошлой ночевке, по куску сала и тушеного мяса, полтора десятка вареных яиц и три луковицы. Преодолевая желание разом все проглотить, он ел медленно, маленькими кусочками и, покончив со всем, что сам себе отмерил, решительно отрезал от булки большой кусок и скормил с ладони коню.
      Шубарин уснул сразу, как только спина коснулась жесткой хвойной подстилки, а голова - седла.
      Стволы в костре, выгорев на треть, потухли. В пещере снова стало холодно. Продрогнув, Андрей проснулся. Недолгий, но глубокий сон освежил его и укрепил силы. Снаружи доносился звонкий плеск капели и шорох осыпающегося снега. Прорытый им лаз обрушился, зато сверху образовался широкий просвет. Он выбрался через него и то, что увидел, все еще не порадовало его. Под летним солнцем снег быстро таял, однако в тени его еще было много. Белыми заплатками пестрела и тропа. О скором возвращении домой нечего было и думать. Оставалось только ждать, когда окончательно сойдет снег и тропа хоть чуточку подсохнет.
      Коротая долгий вечер у костра, Андрей представлял себе уютный свет керосиновой лампы в окне его избушки, спящих детишек, Лену, склонившуюся над шитьем. Он знал, как тоскливо у нее на душе, с какой тревогой ожидает она его затянувшееся возвращение. Жена не любила и боялась его отлучек из дому, но сносила их покорно. За годы супружества он не часто баловал ее проявлениями своей любви, но всегда думал о ней с нежностью. При каждой встрече после своих отлучек находил в ней что-то новое, чего не видел раньше, и это возбуждало желание любви, манило как призрак счастья.
      Перед отъездом на охоту Андрей зарядил оба ствола "тулки" волчьей картечью и сказал:
      - Пока Бог миловал,но на всякий случай держи при себе.
      Да, нелегко ей сейчас там в одиночестве. А он из-за проклятого ненастья прохлаждается в звериной пещере. Об опасном обратном пути Андрей не думал. Самоуверенная, полная сил молодость не любит напоминаний о смерти, жизнь кажется ей долгой. И только когда стремительно перевалит за полвека, человека все чаще начинают посещать мысли о бренности мира и собственной, увы, неизбежной кончине.
      ...К следующему полудню солнце и ветер убрали последние следы лихого бурана. Спуск оказался еще труднее, чем подъем. Но вот все позади. Теперь хорошим ходом можно было к полуночи добраться до дома, но не в характере потомка рода Шубариных возвращаться без охотничьих трофеев...
      Перед закатом солнца счастье, наконец, улыбнулось ему. В одном из отщелков зоркий глаз охотника заметил на крутой скале рогатую голову теке. Андрей плавно подвел под нее перекрестие в окуляре прицела и, затаив дыхание, потянул пальцем спуск. Козел, кувыркаясь от ударов о выступы скалы, полетел вниз и застрял в мелколесье на склоне горы. Прихватив моток веревки, Андрей полез за ним и едва не сорвался с крутизны, наступив на камень, вывалившийся из-под ноги. В пяти метрах от теке он снова сорвался, поскользнувшись на мшистом упругом дерне. Проехав по склону на животе, он уткнулся в какой-то куст, и это спасло от падения на дно усеянного острыми камнями отщелка.
      Наученный двумя неудачами, Андрей стал действовать иначе: выдолбив ножом глубокие лунки, добрался по ним как по лестнице до цели. Но оказалось, что самое трудное впереди. Пришлось буквально надрываться, чтобы высвободить огромную тушу из переплетения колючих стеблей шиповника. Связав вместе ноги убитого животного, и удерживая обеими руками конец веревки, Андрей волоком спустил его вниз. Теперь оставалось выполнить последнюю жестокую работу охотника - освежевать тушу и уложить куски мяса в мешки с тем, чтобы утром прочно закрепить их на крупе Боз-Тулпара.
      Покончив и с этой работой, он поставил на костер котелок с водой для чая, а до того, как она закипит, решил приготовить шашлык из печени и кусочков филе. Вместо шампуров пошли гибкие прутики с ивы на берегу ручья. Отделив от костра не до конца прогоревшие, рдеющие алым жаром угли, Андрей толстым слоем уложил их меж двух камней под прутиками с мясом.
      Запах шашлыка привлек лисицу. Светя глазами, она выглянула из кустов и тотчас скрылась, увидев, что рука охотника потянулась за карабином.
      Ночь, подсвеченная луной и звездами, выставила напоказ таинственное великолепие гор. В кустах тоскливо вскрикивала ночная птица и монотонно журчал ручей. Андрей в последний раз подбросил в костер сушняка, закутался по шею в брезент и забылся в сторожком сне до близкой уже утренней зари.
      Едва забрезжил серый свет, он уже был в седле. Ехал скрытно, стараясь не попасться егерям. Когда до дому осталось километров двадцать, наперерез ему вылетел всадник в выгоревшей егерской фуражке. Поравнявшись с Шубариным, он строго глянул на мешки с пятнами крови и без лишних слов предложил следовать в контору.
      Егерь был сухощав, но широк в плечах, дочерна обожжен солнцем, из-за чего казался старше своих лет. В щелочках узких глаз его светилась настороженность, правая рука сжимала цевье двухстволки.
      - Отпустил бы ты меня, друг, - сказал Андрей, когда отъехали метров триста.
      - Я браконьерам не друг, - непримиримо ответил егерь.
      - Да ведь я же свой, здешний!
      - Здешний - это гдешний? - насмешливо спросил конвоир.
      - Про шубаринскую заимку слышал?
      - Ну, слышал.
      - Так я там в избушке живу.
      Егерь недоверчиво глянул на Андрея, с минуту ехал молча, а потом сказал:
      - Слухи о том, что кто-то поселился на заимке дошли и до меня. И каким ветром тебя туда занесло?
      - Долгая история.
      - Ладно, разберемся в конторе.
      - Скажи хоть, как зовут-то тебя?
      - Зови Джантаем, но легче тебе от этого не станет.
      В конторе Джантай составил протокол и объявил, что за отстрел козерога без лицензии полагается штраф с конфискацией оружия и всей добычи. Кроме того, в залог за уплату штрафа заберет коня.
      Шубарин молча расписался в протоколе с поникшей головой побрел восвояси. Минут через двадцать сзади раздался топот копыт. Оглянулся - его догонял Джантай . Подъехав, он несколько минут молчал, потом спросил:
      - Так ты, в самом деле, живешь на заимке?
      Андрей утвердительно кивнул.
      Джантай насупился и надолго замолчал. Затем вдруг натянул повод, спешился и пошел рядом.
      - А не доводится ли тебе родственником Иван Шубарин, который когда-то жил здесь?
      - Я его правнук, - сказал Андрей.
      - То-то гляжу - знакомая фамилия... А мы ведь с тобой,
      оказывается, близкие люди, - сказал Джантай.
      - Что-то не припомню, чтоб в нашей родне были кыргызы, - возразил Андрей.
      - Так-то оно так. Но знаешь ли ты, что у твоего прадеда Ивана был тамыр, которого звали Жанторо - Мергенчи.
      Это была новость, о которой Андрей до сих пор не ведал. Да и не мудрено, ведь о жизни прадеда, рано ушедшего из жизни, ему мало что было известно. Однако все-таки что до этого Джантаю?
      Словно угадав его мысли, тот сообщил, что доводится правнуком того самого Жанторо, который, как и прадед Андрея был известным на всю округу охотником следопытом, за что и прозывался Мергенчи.
      - Так вышло, что я о дружбе наших предков, видимо, знаю больше, чем ты, сказал Джантай. - Если тебе интересно, расскажу об этом потом, а пока садись со мной на коня и добро пожаловать ко мне в гости.
      - Может попозже, жена ведь ждет, волнуется, - попробовал отказаться Андрей. Но Джантай был непреклонен.
      - Не беспокойся, долго не задержимся, сегодня же будешь ночевать дома.
      Пока ехали, Джантай успел рассказать о двух своих дочурках, беременной жене и о себе. Егерем начал работать пять лет назад. Получив образование биолога в университете, долго не мог устроиться по специальности, вот и подался в егери. Но не жалеет об этом. Сейчас уже старший егерь.
      Андрей в свою очередь рассказал о себе.
      Саманный дом Джантая под шиферной крышей стоял на краю села. Треть большого подворья занимали хозяйственные постройки, остальную часть фруктовый сад с огородом.
      - Эй, Сагын! - весело крикнул Джантай у калитки. - Встречай гостя!
      На крыльцо вышла молодка в просторном платье, какое носят беременные женщины, и, приветливо улыбаясь, пригласила в дом. Едва переступили порог, хозяин представил Андрея жене, помянув про дружбу прадедов. Сейчас он совсем не был похож на строгого лесного стража, озорно шутил, смеялся и бдительно следил за тем, чтобы гость ни в чем не чувствовал неудобства.
      Сагын проворно накрыла досторкон на расстеленных в зале одеялах, две девчушки помогали ей.
      - Смотри, Андрей, чем не невесты растут для твоих сыновей, а? Сразу две свадьбы сыграем! - пошутил Джантай.
      Сагын пригласила Андрея помыть руки и дала полотенце. А на досторконе уже стояли блюда с соленьями, свежими огурцами, помидорами, абрикосами и яблоками, к которым вскоре добавился сваренный в скороварке индюк.
      - Вот так мы и живем, - сказал Джантай, обводя широким жестом руки досторкон. - Все со своего хозяйства. На зарплату не надеемся, платят очень мало и невовремя. Выпьем же за наших родителей и предков, давших нам разум и научивших трудиться на земле!
      За разговором и угощениями хозяин и гость не заметили, как опорожнили две бутылки водки.
      - Вот что, Андрей, - сказал Джантай, - я верну тебе карабин, коня и мясо, а протокол порву. У меня осталась собственная невыбранная лицензия на одного теке, дарю ее тебе. Теперь ты чист перед законом, тем более, что разрешение на оружие у тебя имеется. Я через некоторое время загляну к тебе, есть один разговор.
      Лучи закатного солнца уже заглядывали в окно, когда хозяин после традиционного чаепития наконец предложил выпить на посошок. Шубарин осушил рюмку до дна, хотя чувствовал, что порядком перебрал. Однако Джантай, оказывается, все предусмотрел заранее - поручил младшему братишке отвезти гостя на машине, а племяннику - отогнать коня по назначению.
      Дома Шубарина ждала неприятная весть. В его отсутствие на заимку нагрянула комиссия из аильной управы и пригрозила административными карами за самовольный захват земли и уклонение от уплаты налогов.
      - Ты бы съездил, Андрюша, - сказала Лена. - Надо до конца разобраться, хватит жить на птичьих правах.
      - Пока была неудобь, никому до этой земли дела не было. А как раскорчевали да распахали - сразу, видно, кто-то заприметил, не терпится прибрать к рукам, - посетовал Андрей.
      Но делать нечего, надо ехать. Через два дня, покончив с неотложными делами по хозяйству, Шубарин оседлал Боз-Тулпара и отправился к аильному начальству. По дороге он снова и снова обдумывал, что скажет в свое оправдание, и не сомневался, что добьется справедливого решения. Однако все вышло иначе. Оказалось, что земля с его избушкой уже отведена фермеру Султанбаеву.
      - А как же я? - опешил Андрей.
      - Ничем помочь не могу, - развел руками глава аильной администрации. Есть законный землепользователь, договаривайтесь с ним, может сдаст вам в аренду этот участок.
      Как ни доказывал, как ни кипятился Андрей, никакие доводы не помогли. В конце концов его просто выставили за дверь.
      Это был конец всему. Кто он теперь? Бомж, не иначе. Ладно бы без семьи, а куда теперь ее девать, как кормить? Андрей возвращался домой, ничего не видя перед собой, и только один вопрос стучал в голове: как быть? как быть? Даже в бурю, даже в логове могучего барса ему не было так страшно и так плохо, как сейчас. Его загнали в угол, из которого нет выхода. "А может мы вообще живем в логове хищников, которые куда опаснее барсов?" - вдруг с мрачной обреченностью подумал он. Впервые ему не хотелось идти домой. Он просто не переживет слез и отчаяния Лены.