Утром я ее осмотрел, а после обеда уже слышу, отправляют на полигон, на испытания. С полным боекомплектом. — Он откровенно печально вздохнул. — А я-то мечтал к маманьке забуриться на пару недель.

Она у меня под Саратовом живет. Пять минут пробежаться — и Волга! Это тебе не местный арык, где глистов больше, чем самой аш два о! Водичка — как ладони у девочки! Обнимет тебя нежно, ласково и что-то шепчет, шепчет… — Он мечтательно улыбнулся и слизнул с ложки мороженое.

Костин посмотрел на него заинтересованно:

— Что-нибудь серьезное?

Горбатов пожал плечами:

— Не думаю. Просто начальство решило, что мы тут с жиру бесимся, вот и заставило потрясти курдюками.

Костин сделал глоток из своего бокала и вытер салфеткой губы.

— Володя, если позволишь, я хочу кое-что уточнить. Ты слышал о человеке по фамилии Рахимов?

— Сулеймен Рахимов? — удивленно переспросил Горбатов. — Официально считается, что он мертв. В прошлом году люди Арипова прижали его в горах.

Там были крупные стычки, и пленных не брали. Мы не вмешивались, потому что приказов никаких не поступало. Поэтому наши танки простояли на приколе. А Рахимов якобы погиб при невыясненных обстоятельствах. Об этом сообщили проариповские газеты. — Он недоуменно поднял брови. — С чего ты им заинтересовался?

— Да ходят слухи, что он жив, — ответил Костин, — я услышал об этом сегодня утром.

Горбатов внимательно посмотрел на него:

— Кажется, теперь я кое-что понимаю. Наши генералы лишних телодвижений не совершают.

— Юрий Иванович, вы заметили? — прошлой ночью в городе было много войск, — произнесла тихо Анюта, — просто кошмар какой-то! Они всю ночь орали под окнами миссии и стучали какими-то железяками.

— Да, я заметил. — Костин пристально посмотрел на Горбатова. — Расскажи, что ты знаешь о Рахимове.

— Не строй из себя девочку, — усмехнулся Горбатов, — ты знаешь все лучше меня.

— А может, мне хочется знать мнение других?

Так сказать, объективное мнение.

— Так кто же все-таки этот Рахимов? У нас в миссии почему-то стараются о нем не говорить, — встряла в разговор Анюта.

— Кость в горле Арипова, — мрачно посмотрел на нее полковник Горбатов. — Причем Арипов обзывает его бандитом, а Рахимов предпочитал называть себя патриотом — вождем оппозиции, если не отцом нации. Но по отношению к России он был настроен более лояльно, поэтому там, наверху, — он многозначительно закатил глаза, — уже, видно, что-то пронюхали, и вся эта суматоха с ремонтом техники неспроста.

— Говорят, до того, как сообщили о его смерти, он хотя и скрывался в горах, но доставлял Арипову немало хлопот, — вновь подала голос Анюта. — Правда, до последнего времени никаких новостей о нем не поступало. Вполне возможно, что он и вправду мертв.

— Я думаю, у него хватило ума, чтобы воспользоваться слухами о своей смерти, залечь на дно и основательно подкопить силы, — усмехнулся Костин.

— А может, он болел или был ранен? — Анюта обвела мужчин вопросительным взглядом.

— Вполне вероятно, — Костин переглянулся с Горбатовым, — и все-таки, каковы твои соображения?

— Какие у меня могут быть соображения? — ответил тот уклончиво и посмотрел сквозь бокал с вином на Костина. — Просвечиваешь, поганец? И не стыдно тебе старинного кореша под монастырь подводить?

— Под монастырь? — рассмеялся Костин. — Я что, государственные тайны заставляю выдавать?

Или ты присягу давал на верность Арипову? По-моему, что ты, что я на одной флейте играем и заботимся, чтобы меньше крыс на наших границах плодилось.

— Ладно, не убеждай, — отмахнулся Горбатов, — и не считай меня идиотом. Мы с тобой подобных крыс вот так насмотрелись! — Он провел ребром ладони по горлу и наклонился к Костину. — В дивизии все повязаны специальным приказом. А по нему следует, что мы никоим образом не должны вмешиваться в местные дела и даже интересоваться ими.

Наше дело — держать границу на замке. Здесь стоит только сунуть свой нос, как сразу окажешься в таком дерьме! Были у нас случаи, в основном с рядовыми. Их мгновенно выслали в Россию и на год или два засадили за решетку. Но даже это лучше, чем попасть в руки Садыкова. В команде Арипова он самый главный головорез — начальник охраны, бывший гэбист.

— Понятно, — Костин разлил остатки вина по бокалам, — что ж, прошу прощения. Я и не представлял, в какой вонючей дыре ты исполняешь свой гражданский долг.

— Вонючее не бывает, — вздохнул Горбатов и залпом прикончил содержимое своего бокала. — Прости, конечно, но я заметил: как только появляешься ты на горизонте — жди беды.

— Как раз наоборот, я появляюсь там, где случилась беда. Она всегда приходит первой. — Он вдруг резко переменил тему. — Кстати, хочу тебя обрадовать. Твой любимый писатель, как его, Ташковский, остановился в одной гостинице со мной.

Сегодня видел его в баре. Пытался избавиться от похмелья с помощью сырых яиц и флакона шотландского виски.

Полковник досадливо махнул рукой и склонился к Костину.

— Думаешь, у меня сейчас есть время что-то читать? Признайся, Юрка, ты ведь не в отпуске, а?

— На кой ляд тебе знать это, Вольдемар? Возможно, у меня здесь личный интерес… — Костин покосился на Анюту.

— Я бы поверил, — усмехнулся Горбатов, — но ты слишком часто вешал мне лапшу на уши. Скажи только, ты нашел здесь то, что искал?

— Знаешь, очень боюсь, что нашел…

Садыков, видно, приказал особо не церемониться и прикончить его в первом же безлюдном переулке. Но наверняка не предупредил, с кем его громилам, шоферу и сопровождающему, придется иметь дело. Поэтому они так неосмотрительно вывели Максима из машины: возможно, боялись, чистюли, испачкать сиденья. Схватка продолжалась четверть минуты. Еще одна минута ушла на то, чтобы оттащить к пересохшему арыку и сбросить вниз оба трупа, один с перебитым кадыком, второй — с неестественно вывернутой шеей. А через две минуты ровно Максим Богуш вел трофейную машину по направлению к российской военной базе. Теперь он чувствовал себя более уверенно: два конфискованных ствола радовали душу и приятно оттягивали карманы.

Толчея на улицах не позволяла ехать быстро. Полуголые мальчишки, рискуя быть задавленными, перебегали дорогу прямо перед автомобилем. Конные повозки, нагруженные дынями и арбузами, ишаки, с сидящими верхом на них аксакалами, женщины в парандже и с непременным узлом на голове, полуразбитые грузовики, на которых восседали заросшие густыми бородами по самые глаза местные джигиты в овечьих папахах и пестрых ватных халатах… — все это создавало немыслимые пробки. Кругом стоял невообразимый шум. Словом, обычная для Ашкена суета. Максим даже засомневался, не приснились ли ему войска, заполонившие ночью ближние к дворцу улицы и площадь.

Нет, не приснились, подумал он, объезжая внезапно вынырнувшие из боковой улицы два бронетранспортера. Они перекрыли проезд, а выскочившие из них солдаты с автоматами на изготовку принялись что-то орать и размахивать руками, заворачивая потоки людей в обратную сторону. И Максим вдруг понял, что вся масса народа двигалась в одном с ним направлении — из города…

Предприняв массу ухищрений, он все же выбрался из Ашкена и, прибавив скорости, вздохнул с облегчением.

Дорога все время ползла вверх, петляла среди нагромождения камней, изъеденных ветровой эрозией скал и редких, с трудом цепляющихся корнями за бесплодную почву деревьев. Но Максим знал, что через пару километров она нырнет в небольшую долину. По дну долины течет река, которая ниже по течению разбежится по множеству арыков и каналов, чтобы напоить тысячи и тысячи гектаров хлопковых и рисовых полей. Но тут, в горах, она еще достаточно полноводна и не загажена удобрениями. В советские времена вблизи реки и на ее берегах располагались санатории для передовиков сельского хозяйства и пионерские лагеря.

Сейчас этого нет и в помине, только российская военная база, разместившаяся на невысоком плато, с которого хорошо просматриваются ближайшие подходы к границе и небольшой участок территории Афганистана.

Изредка по краям дороги мелькали редкие, полуразвалившиеся саманные домишки с разрушенными дувалами, из-за которых торчали скрюченные временем и солнцем шелковицы. Жители крошечных кишлаков давно уже покинули эти края, предпочитая нищенствовать в городе, чем умирать с голоду в родных местах.

За все время движения Максим не заметил ни одного живого существа, кроме большой змеи, медленно переползавшей дорогу, да нескольких крупных птиц, парящих в белесом от жары небе.

Внезапно он увидел человека, чрезвычайно худого, всем своим видом напоминающего сухую урючину, только с редкой седоватой бородкой. Он возился возле ветхой саманной хижины с плоской крышей — выносил из нее старые одеяла, потертые ковры, алюминиевую посуду и грузил все в тележку, запряженную маленьким невозмутимым осликом.

— Вы уезжаете отсюда? — спросил его Максим на местном наречии.

Человек взглянул на Максима. Он был не так уж и стар. Но Максим знал, что внешность местных жителей — весьма обманчивая штука. На вид ему около шестидесяти, а на самом деле могло оказаться сорок.

— Что тебе надо, шурави? — с легким оттенком презрения ответил человек. — Какое тебе дело, чем я занимаюсь?

Максим молча проглотил «шурави», но вытащил из кармана пачку сигарет и протянул мужчине.

Тот с удивлением посмотрел на него, но пачку взял и сунул за пазуху.

— Переезжаешь? — опять спросил Максим и закурил.

Мужчина внимательно посмотрел на него и неохотно ответил:

— Переезжаю. — Он махнул рукой в сторону гор. — Рахимов идет оттуда, шурави. Это будет сильнее землетрясения.

— Так ты боишься Рахимова или землетрясения?

Мужчина пожал плечами.

— Кто его знает! — ответил он уклончиво и повторил:

— Рахимов придет с гор после землетрясения.

— С чего ты взял?

Мужчина усмехнулся:

— Об этом знают все вокруг.

— А когда это случится?

Мужчина посмотрел на безоблачное небо, потом наклонился, взял щепотку пыли, потер ее между пальцев:

— Завтра или послезавтра, не позже.

Он подошел к ишаку, что-то тихо сказал ему, и тот медленно потащил меж камней повозку, груженную нищенским скарбом.

Максим растерянно проследил взглядом, как скрывается за камнями пыльный тюрбан его недавнего собеседника, следом исчезает из виду гора тряпья, водруженная на повозку, и вернулся к машине.

У ворот базы его остановил рослый сержант, наверняка из контрактников, в камуфляже, бронежилете, каске, с полной боевой выкладкой.

— Назад! — приказал он и повел дулом автомата в сторону, показывая, где должен остановиться автомобиль.

— Что за черт? — рассердился Максим. — Что здесь происходит?

Сержант сжал губы и резко произнес:

— Я кому сказал — назад!

Максим открыл дверцу машины и вылез наружу.

Сержант отошел на пару шагов в сторону. Максим поднял голову. С вышек, находившихся по обеим сторонам ворот, прямо на него смотрели рыльца крупнокалиберных пулеметов.

— Что вам нужно? — грозно спросил сержант.

— Я — российский подданный, полковник в отставке Богуш Максим Александрович. Мне необходимо увидеться с командующим.

— Документы, — произнес сержант бесцветным голосом.

Максим достал паспорт. Сержант даже не сделал попытки подойти ближе.

— Бросьте его на землю.

Максим выполнил приказ.

— Теперь отойдите.

Максим медленно отступил на несколько шагов назад. Сержант подошел к паспорту и поднял его, не сводя глаз с Максима. Он открыл документ, тщательно проверил и только тогда сказал:

— Все в порядке, товарищ полковник!

— Что же все-таки происходит?

Сержант передвинул автомат на плечо и подошел ближе.

— Да вот отцы-командиры решили провести учения. Проверяют безопасность базы. Капитан наблюдает за моими действиями.

Максим хмыкнул и сел в машину. Сержант наклонился к окошечку, стрельнул у Максима сигаретку и почти по-дружески посоветовал:

— Въезжайте в ворота не слишком быстро. Пулеметы заряжены боевыми патронами. — Он сокрушенно покачал головой. — Непременно кого-нибудь угробят с этими х… учениями.

— Не меня, надеюсь! — усмехнулся Максим.

Лицо сержанта оживилось.

— Может, капитану всадят в задницу. — Он весело махнул рукой. — Проезжай!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.