Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Первые апостолы

ModernLib.Net / Религия / Мень Александр / Первые апостолы - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Мень Александр
Жанр: Религия

 

 


Не значит ли это, что в душе Иуды было немало добрых зачатков? Естественно, он, как и другие, рассчитывал на "награду" в будущем, но ведь даже Петр, преданный и любящий, откровенно спрашивал Иисуса: "Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?" Разница заключается лишь в том, что Иуда, осознав тщетность своих надежд, утратит веру в Иисуса как Мессию и Посланника Божия. Отсюда останется один шаг до того, чтобы перейти в стан врагов Учителя. Однако неверно видеть в Иуде только циничного негодяя. Совершив свое страшное дело, он с ужасом поймет, что "предал кровь невинную"...
      Впрочем, не только избрание Иуды может вызвать недоумение. Кажется, что никто из Двенадцати не был в состоянии понять Христа, как понял бы Его образованный и талантливый человек, вроде Павла. А подобных учеников Иисус без труда нашел бы в Иерусалиме (вспомним беседу с Никодимом). И это, безусловно, придало бы Его общине больший авторитет. Но Он остановился именно на "тех, кого избрал". Быть может, перед нами ее одна черта земного уничижения Спасителя? Но такой вывод будет поспешным. Случись по-иному, судьбе Евангелия грозило бы то, что произошло, например, с учением Сократа. Платон, пропустивший его через призму своего гения, так переосмыслил идеи Учителя, что от них осталась лишь тень, а в конце концов исчезла и она. Двенадцать же, мало способные к творческой переработке Евангелия, ограничатся тем, что дословно запомнят слова Учителя, как это было принято на Востоке. Именно благодаря им дух и в значительной мере буква Благой Вести будут донесены до нас чистым незамутненным источником.
      x x x
      Если Двенадцать были избраны по числу колен Израилевых, то Семьдесят апостолов указывали на традиционное число предков всех народов.
      Из Семидесяти мы не знаем ни одного, хотя бы по имени[28]. Можно лишь строить догадки: не принадлежали ли к ним некоторые из учеников, упомянутых в Новом Завете и других ранних документах? Среди них Иосиф Варсава, Матфий, который позднее займет место Иуды, Юстус, Вартимей, исцеленный слепец из Иерихона, Клеопа, или Алфей, быть может - отец Иакова, Элеазар, или Лазарь, из Вифании, который именуется "другом" Христа, некий Иоанн, прозванный Старцем, и наконец Аристион[29].
      Талмуд называет пятерых апостолов Иисуса: Матая, Никая, Тоду, Нецера и Буни[30]. Первые три, очевидно, - Матфей, Никодим и Фаддей; два последних не поддаются отождествлению. Быть может, они входили в группу Семидесяти. Интересно упоминание о Никодиме. Не говорит ли это, что он был ближе ко Христу, чем можно заключить из Евангелия? Кроме Никодима к тайным последователям Иисуса примыкал Иосиф Аримафейский, уважаемый член Совета, который впоследствии взял на себя печальную обязанность похоронить тело Распятого, а с Ним и свои надежды на близость Царства Божия...
      Перечисляя учеников, нельзя обойти и женщин, "служивших" Иисусу. Некоторые из них принадлежали к состоятельным семьям и помогали маленькой общине материально. Это прежде всего Иоанна, жены Хузы, управителя дворца тетрарха Антипы, Саломия, мать Иакова и Иоанна, которая, вероятно, есть одно лицо с Марией Клеоповой[31]. Марию Магдалину часто смешивают то с сестрой Лазаря, то с блудницей из Капернаума, но для этого нет оснований. О прошлом Магдалины, жительницы прибрежного города Магдалы, сказано лишь одно: Господь изгнал из нее "семь бесов", то есть она была из числа исцеленных, которые последовали за Иисусом.
      Сначала апостолами назывались, по-видимому, лишь те, кто выполнял особые поручения Христа, то есть Двенадцать и Семьдесят. Однако позднее титул этот стали понимать расширительно. Иногда так называли посланцев церквей, но чаще - всех тех, кто был свидетелем земной жизни Господа и пасхальных Его явлений[32]. Именно на этом основании Павел, которому Христос явился на пути в Дамаск, и считал, что по праву именует себя апостолом.
      x x x
      Но вернемся, однако, к Петру. Какое место занимал он среди Двенадцати? Во всех списках он назван "первым" - несомненно, в смысле какого-то старшинства. В Евангелиях нередко говорится об "учениках и Петре" и тем подчеркивается его особое положение. Оно было известно и жителям Капернаума. Сборщик церковной подати обращается именно к Петру, когда хочет получить деньги от назаретского Учителя. "Отдай им за Меня и за себя", - говорит Петру Иисус[33]. Он словно ставит сына Ионы рядом с Собой.
      Обычно Петр спрашивает Наставника или отвечает Ему от лица апостолов[34]. Он просит изъяснить смысл притчи, уточнить значение тех или иных слов Господа. Вопрос: "Сколько раз должен я прощать брату моему?" показывает, что Петр хотел перевести Евангелие на привычный ему язык. Воспитанный в Законе, он не мыслит заповеди иначе, как в виде четкой регламентации.
      В одном древнем тексте есть фраза Петра, которая, вероятно, была первоначально и в Евангелии. Когда Христос говорит: "Я посылаю вас, как овец среди волков", - апостол возражает с некоторой тревогой: "А если волки растерзают овец?", на что Господь отвечает: "Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить"[35]. И в других недоуменных вопросах Петра чувствуется сознание ответственности, которую несет старший.
      Такова новозаветная традиция, таков и взгляд Отцов Церкви. По словам св. Кирилла Иерусалимского, Петр - "первоверховный в сонме учеников"[36]. А св. Иоанн Златоуст именует Петра "главой в лике апостольском"[37]. Этому как будто противоречит изображение Петра в Книге Деяний. Очевидно, что власть Кефы в первой общине никак нельзя назвать властью непререкаемого владыки. Однако в действительности противоречия здесь нет. Господь вовсе не наделил Симона правами "абсолютного диктатора". Он вообще строго запрещает Своим последователям принимать иную власть, кроме власти любви и служения. Он ясно предостерегает учеников от желания господствовать. Кем должен быть среди них первый, Христос покажет, омыв ноги апостолам. Петр после Пятидесятницы станет нести именно это смиренное первенство служения. Пользуясь своим авторитетом для дела Божия, он никогда не будет превращать его в духовное насилие над остальными.
      Скала Церкви
      Сначала у Петра и апостолов не было причин для тревоги за Учителя. Недовольство отдельных законников не могло внушать больших опасений. Напротив, в Капернауме Иисуса окружало уважение влиятельных людей. Начальник синагоги Иаир, царедворец Антипы Хуза, командир римского гарнизона относились к Нему с благодарностью и доверием. Но год спустя все изменилось. После того как тетрарх приказал умертвить Крестителя, Иисус с учениками вынуждены были покинуть Галилею.
      Насыщение хлебами близ Вифсаиды весной 29 года становится поворотным пунктом, от которого идет путь на Голгофу. Если раньше Петр и ученики могли думать, будто Наставник лишь ожидает Своего часа, чтобы явить миру силу и славу Мессии, то теперь они стали догадываться, что намерения Его иные. Но какие? Спросить Его у них нехватает духа.
      Желание толпы объявить Иисуса царем, казалось бы, - самый подходящий повод для начала мессианской борьбы с силами зла. Но вместо этого Учитель скрывается от народа. А когда люди находят Его, Он говорит такие слова, что даже многие ученики не выдерживают и покидают Его. Как можно слушать эти речи? Что за чудовищная мысль - предложить Себя, Свою плоть и кровь в качестве вечной пищи миру?
      - Не хотите ли и вы уйти? - обращается Иисус к Двенадцати.
      - Господи, - отвечает за всех Петр, - к кому мы пойдем? Ты имеешь слова жизни вечной, и мы уверовали и познали, что Ты - Святой Божий[38].
      Однако веру их ждет еще одно испытание. Прежде Иисус проповедовал и исцелял. Был в центре народного внимания. Все говорили о Нем. Теперь же Он превращается в бездомного скитальца, почти беглеца; Он уводит учеников в чужую, языческую землю, живет там тайно, сторонясь молвы. Вот когда можно сказать: нет, Он не Мессия, а просто неудачливый вождь, который упустил благоприятный случай и в результате потерял все...
      Ученики все еще не решаются заговорить с Ним об этом. Он же, конечно, видя, что творится в их душах, хранит молчание.
      Но вот они снова в пределах Израильских. Настает время сделать окончательный выбор: либо расстаться с Ним, либо сжечь все мосты и идти за Иисусом в неизвестность...
      И тогда Он прерывает молчание:
      - За кого почитают люди Сына Человеческого?
      Он имеет в виду и толпу у Вифсаиды, и многих, кто внимал Евангелию Царства или получал исцеление. Ученикам известно, что все они видят в Нем чудотворца, пророка - но не больше.
      "А вы за кого Меня почитаете?" Между собой они уже не раз называли Его Мессией, а Нафанаил еще при первой встрече сказал: "Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев". Но тогда была пора надежд, которые теперь сильно поколеблены. Тем не менее Петр от лица всех ясно и твердо отвечает: "ТЫ МЕССИЯ, СЫН БОГА ЖИВОГО!.."
      x x x
      Сколько понадобилось сил, чтобы произнести такие слова! Ведь они означали: у Тебя нет ни воинов, ни богатства, ни могучих сподвижников; Ты Странник, Которому отовсюду грозит опасность, против Тебя вооружились власть имущие; Ты утомлен, обувь Твоя покрыта дорожной пылью, и все же - Ты Помазанник Божий! Анта Мешиха!..
      Быть может, и сам Петр не понимает, как он набрался смелости сказать это. Ведь исцелений, проповеди, чуда с хлебами, даже невероятной встречи на ночном озере - всего этого мало. Не вернее ли согласиться с толпой, что перед ними оживший Илия? Откуда же в Симоне столько дерзновения? Здесь тайна, ведомая лишь тем, кто, встретив Иисуса, ощутил силу, идущую от Него...
      Но какой смысл вложил рыбак в слова "Сын Бога Живого"? Ведь Он - не язычник, привыкший к мифам о божественных супругах и детях. С молоком матери впитал он веру в Бога непостижимого и единственного. Правда, Мессию иногда называли "сыном Божиим", но титул этот, довольно условный, применялся редко[39]. Помазанника именовали Избранным, Отраслью, сыном Давидовым, Сыном Человеческим. Почему же Петр предпочел назвать Иисуса Сыном Божиим? Быть может, так он пытался выразить то необыкновенное чувство близости к Богу, которое исходило от личности Учителя? Или это подсказали ему слова Христа об Отце, Которого никто не знает так, как знает Сын? Слово "сын" в еврейском языке означало причастность ("сын пророческий", "сын благословения". "сын гнева", "сын погибели"). В этом смысле существа ангельского мира именовались "сынами Божиими"[40]. Как бы то ни было, в исповедании Петра обрело форму сознание того, что в Учителе миру явлена Сама Божественная Тайна. Не богословские теории, а опыт общения с Иисусом Назарянином вдохновлял апостола, когда он, вопреки очевидности, воскликнул: "Ты Мессия, Сын Бога Живого!"
      Это подтверждает и ответ Христа Симону:
      Блажен ты, Симон Бар-Иона,
      ибо не плоть и кровь открыли тебе это,
      но Отец Мой, Который на небесах.
      Иначе говоря, слова Симона Христос оценил как подвиг веры и дар откровения.
      И Я говорю: ты Петр,
      и на этой скале Я построю Церковь Мою,
      и врата адовы не одолеют ее.
      Я дам тебе ключи Царства Небесного;
      и что ты свяжешь на земле,
      то будет связано на небесах,
      и что ты разрешишь на земле,
      будет разрешено на небесах[41].
      Вокруг этих слов и по сей день ведутся нескончаемые споры. Прежде всего необходимо отметить, что явственный отзвук арамейского языка свидетельствует, что обетование пришло из самых ранних пластов евангельского предания; считать его поздней вставкой нет веских причин[42]. Далее, если право "вязать и решить" дано и другим ученикам, то только Петру вручены ключи Царства. Это библейское выражение означает, что человек становится ответственным хранителем, попечителем, стражем[43]. Такое служение невозможно осуществить одними человеческими средствами, но подвиг Симона как земной ответ на божественное вопрошание - от этого не становится меньше. Он внял голосу Отца в тот момент, когда "плоть и кровь" умолкли, принял священный риск веры и поэтому стал скалой, на которой Мессия начинает воздвигать Свое Царство.
      x x x
      Мы не знаем, ответил ли что-нибудь сам Петр на речь Христа. Но, конечно, и он, и ученики почувствовали, как с их души спал груз сомнений, долго их тяготивший. Господь прежде никогда не объявлял Себя Мессией, даже и сейчас сказал об этом косвенно, но тем не менее Он принял Петрово исповедание. Словно Он хотел, чтобы люди сами произнесли нужное слово, сами узнали Сына Божия в Учителе из Назарета.
      Как бы то ни было, дни недомолвок, вопросов, загадок, недоумений, казалось, отошли в прошлое. Он Тот, о Ком возвещали пророки! Пусть временно умаленный, Он скоро перестанет скрываться и умаляться; впереди Иерусалим: грянут трубы, сбегутся толпы, первосвященник торжественно выйдет из Храма, а язычники в страхе побегут из священного города...
      И вдруг снова удар: Иисус к огорчению учеников строго запрещает им открывать людям тайну Своего мессианства. Значит, все будет по-прежнему!.. Но мало того, Он начинает говорить о вещах, с которыми они никак не могут примириться. Оказывается, в Иерусалиме Его ожидает не слава, но муки и смерть, а "восстанет" Он лишь "в третий день". О "трех днях" Иисус говорил и раньше. Они означали неопределенный срок испытаний. Так, по крайней мере, выражались пророки[44].
      Петр больше не в состоянии выдержать. Ему представляется, что Иисус пал духом и слишком мрачно смотрит в будущее. Отведя Его в сторону, чтобы не смущать остальных, Симон "выговаривает" Учителю:
      - Бог милостив к Тебе, Господин! Не будет этого с Тобою!
      - Прочь от Меня, сатана[f]! Ты соблазн Мне, потому что думаешь не о Божием, но о человеческом, - повернувшись к Нему, говорит Иисус.
      "Ты соблазн Мне!" Значит, и Сам Господь желал бы иного исхода Своего служения на земле (и разве не свидетельствует об этом Гефсиманская молитва?). Он скрыл от Себя - как от Человека - времена и сроки Конца, а быть может, и "три дня" для Него были также тайной? Иначе как понять Его томление? Как понять всю глубину Страстей? И мог ли Он желать, чтобы обетованное торжество Нового Завета стало трагедией Голгофы? Ведь Он хотел собрать верных, "как птица собирает птенцов под крылья", а нашел врагов и убийц...
      Но не только Его ждет Голгофа. По Его словам, каждый, кто хочет быть Его последователем, должен "отречься от себя самого" и идти за Ним по крестному пути.
      Конец, ставший началом
      Как описать хаос противоречивых чувств, в которые ввергают Петра и учеников события весны 30 года? Злобные нападки на Учителя в Храме, уход за Иордан, а потом - то невероятное, чему они стали свидетелями в Вифании, воскрешение Лазаря. Но едва только их чаяния оживают, едва только им начинает казаться, что победа близка, как холодный ветер страха опять сгибает их. Радостное изумление, миг, когда можно вновь начать делить места у трона, затем - смертельная опасность, а потом снова - луч надежды.
      Вся Галилея идет с ними на праздник! Старое забыто: угрозы книжников, колебания, сомнения. Люди, не боясь римлян и архиереев, открыто величают Плотника сыном Давидовым. Кричат "Осанна", словно видят победителя. Зачем же плачет Он, глядя на Иерусалим?..
      Христос входит в Храм - как власть имеющий. Он Сын в Доме Отца. Никто не смеет противиться Ему, когда Он разгоняет бичом торговцев[45]. Саддукеи посрамлены Его ответами, фарисеи обращаются к Нему с льстивой вежливостью. Но чем ближе Пасха, тем явственней чувствуется атмосфера вражды. Христос не щадит вождей и духовных наставников. После Его обличений компромисс, на который в душе ученики, вероятно, надеялись, более невозможен.
      Они ждали, что Новый Завет, принесенный Им, будет заключен торжественно, перед жертвенником, как некогда Моисей полагал основы Завета Старого. Но и тут ученики ошиблись. Все происходит в тайне. Словно заговорщиков отправляет Иисус Петра и Иоанна приготовить дом для трапезы. По условному знаку идут они за человеком, несущим кувшин. Ожидая нападения убийц, оба запасаются мечами... И не кровь, текущая с алтаря, знаменует Завет, а вино и хлеб Трапезы. Жертвой же будет Сам Господь. Прольется Его Кровь. Его плоть будет предана на смерть... "Делайте это в воспоминание обо Мне"... Значит, разлука близка! Близка гибель. Остается только любовь. Горе охватывает Петра, он говорит, что готов идти за Учителем в тюрьму и на смерть, не подозревая, как скоро окажется в тисках унизительного страха.
      - Симон, Симон, вот сатана добился того, чтобы просеять вас, как пшеницу; но я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя, и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих.
      Значит, ему предстоит еще "обратиться", покаяться после падения. Но это падение не зачеркнет того, что дано ему. Именно он как будущая Скала Церкви "утвердит" прочих апостолов.
      x x x
      И вот они "просеяны", проведены через страшное испытание. Гефсиманский сад. Сон, камнем навалившийся на них. Появление предателя с толпой вооруженных охранников... Петр и Иоанн, онемевшие, потерянные, идут во мраке по тропинке. Далеко впереди мелькают огни и видны силуэты людей. Это уводят связанным Того, Кого они надеялись видеть на престоле Давидовом. Голосов не слышно: стражники опасаются разбудить спящих горожан. Приказано сделать все быстро и осторожно.
      Ворота архиерейского дворца. Иоанна здесь знают, ему удается проскользнуть в дом. А Петр остается во дворе, среди челяди у жаровни. Почему его не схватили в тот миг, когда он замахнулся мечом на Малха, слугу первосвященника? Наверное, боялись упустить в темноте Иисуса, и рыбаку удалось скрыться. А теперь он сам пришел к ним, он в их власти, если его узнают. И, конечно, происходит то, чего он боялся.
      - Не ты ли был с Ним?
      - Не я. Я не знаю этого Человека.
      Подозрительные, пристальные, насмешливые взгляды. Крик петуха. Он уходит в ночь, заливаясь слезами, исчезает во тьме, чтобы появиться только в пасхальное утро.
      x x x
      Где же был Петр в момент смерти Христовой? Где прятались остальные ученики? Бежать из города они не могли: настал субботний покой, начинавшийся с вечера пятницы. Идти в тот дом, где Учитель в последний раз "пил от плода виноградного"? Их наверное всюду разыскивают и легко там найдут. Оставалось затеряться среди бесчисленных паломников, наводнивших столицу, и ждать. Ждать чуда? Ждать, что в последний миг силы небесные опрокинут ряды солдат и вознесут над толпой Сына Человеческого? Однако ничего этого не произошло. Только солнце скрылось за густыми тучами и дрогнула земля. Но ведь это бывало в Иерусалиме не раз. А Он умер. Конец всем надеждам. Рухнуло здание веры, для которого Петр должен был служить опорой.
      По всем признакам, ученики прятались вместе. О чем говорили они между собой в ту долгую томительную субботу и последующие дни? Наверное, сетовали, как те двое: "Мы надеялись, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля". А Он не смог спасти даже самого себя, как злорадно говорят Его враги. Если бы Его побили камнями, как побивали пророков! Но Бог отвернулся от Него, и Он умер смертью, которая означает проклятие: "Проклят всякий повешенный на дереве". Он - повешенный и поэтому осужден на небе и на земле. В довершение всего даже Его тело лишили почетного погребения. Кто-то похитил тело: женщины видели пустую гробницу...
      Правда, некоторые из них прибежали - полубезумные - и говорят, что видели Его живым. Но мало ли что может показаться женщинам, пережившим отчаяние.
      Две недели спустя Симон с друзьями вернулся в Капернаум. Там его ждали насмешки и осуждение, а может быть, сочувствие: теперь все были уверены, что рыбак, наконец, забудет об этом самозванном Мессии из Назарета. Однако Петра невозможно было узнать, словно он пережил не позорный конец своего Учителя, а триумф. То, что он рассказывал, казалось невероятным. Симон утверждал, что ему явился Иисус[46]. И не ему одному, а многим другим галилеянам.
      Пустой гроб означал совсем не то, что им вначале думалось...
      x x x
      Пасхальная суббота и следующий за ней "первый день недели" как бы символизируют всю многовековую историю Церкви. Гибель надежд, падение на дно, беспросветность. И внезапный свет. "Мир вам!" Он стоит среди них, Он побеждает и торжествует: конец становится началом. Пройдя через долину смерти и "сени смертной", Он вновь с ними - с теми, кто отдал Ему свою любовь. Они еще не верят, они в ужасе, словно увидели призрак. Но Он садится за стол и ест среди них, преломляя хлеб, как бывало...
      А потом - путь в Галилею, где не только их родные края, но и их духовная родина, где они впервые услышали таинственные слова о приходе Царства Божия.
      Им не нужно больше ходить за Ним, искать Его. Он Сам находит их, Сам является им неожиданно и поразительно, как победивший время и пространство: "Дана Мне всякая власть на небе и на земле". И раздвигаются горизонты мира. Он зовет их в дальнюю дорогу. До края земли понесут они слово Евангелия, понесут не только слово Иисусово, но как бы Его Самого, открывая перед народами радость любви Божией, явленной во Христе.
      Не забыт и Петр. Не забыто данное ему обетование. Пусть он оказался слаб и малодушен, но дар Божий неотменим. "Паси агнцев Моих". Паси - не значит властвуй, но - люби, храни, заботься. Симон Бар-Иона прощен, и ему вновь вверяются Ключи Царства. Как в день призвания, он снова слышит: "Следуй за Мной". Через свою голгофу к вечному Свету.
      Тайна Царства
      За короткое время к ученикам примыкают сотни человек. И уже не только слово апостолов, но и явления Самого Воскресшего укрепляют в них веру.
      Люди, воспитанные на Библии, - они не привыкли пассивно внимать Откровению. Их первая мысль: "что же нам делать?" И словно в ответ на этот вопрос ученики слышат: "Вы будете Моими свидетелями и в Иерусалиме, и во всей Иудее, и Самарии, и до края земли". Свидетели... Так названы у пророка Исайи те, кто понесет свет истины всем народам[47]. Начать же нужно с мессианского града. Там Дух Господень укажет им путь.
      Поэтому перед праздником Пятидесятницы Петр и с ним немалое число галилеян идут в столицу, куда уже начинают стекаться паломники.
      И там они вновь видят Его, и Он говорит с ними...
      x x x
      Св. Лука пишет, что в дни Своих явлений Христос учил апостолов о Царстве Божием[48].
      Почему именно о Царстве? Очевидно, оно еще остается для них камнем преткновения. В пророчествах сказано, что приход Мессии возродит народ Божий, изменит мир, перевернет все законы природы[49]. Сказать иудею, что Мессия уже пришел, значит сказать, что наступил конец света. Но жизнь протекает по-старому: так же восходит солнце, так же мерцают звезды в ночном небе; люди занимаются повседневными делами, а на святой земле хозяйничают неверные. Это противоречие с Библией тревожит учеников. "Господи, спрашивают они, - не в это ли время восстанавливаешь Ты царство Израилю?"
      Прямой ответ им не дается, но косвенные свидетельства как бы приоткрывают завесу над тайной Царства Божия. Когда оно наступит окончательно, тогда, как и предсказывали пророки, придет конец всему, что противилось воле Творца. Установится полная гармония между Ним и миром, Им созданным. Но всеобщее обновление еще впереди, а до той поры Царство Божие возрастает на земле "неприметным образом". Мессия должен быть взят от среды людей; тем не менее Он, Его Дух, останется среди них, действуя тайно и явно. Его апостолам надлежит возвещать Благую Весть, ожидая Его прихода "в силе и славе", с таким же терпением, как ждали Его первого явления их предки...
      Познание грядущего неизбежно возносит человека над временем: оно как бы сжимается, уступает место вечному. Так произошло и с учениками. Хотя Христос запретил им гадать о "временах и сроках", но им - очевидцам небывалого чудилось, что День свершения совсем близко. Они буквально жили этой надеждой, которая владела Церковью почти все первое столетие ее существования. Эсхатология станет своеобразной формой для выражения чувства непосредственной близости Иисуса, близости Бога. Недаром слово Парусия, которым обозначено в Новом Завете второе пришествие Господне, переводится и как "пребывание", "присутствие".
      Глава вторая
      "В СИЛЕ ДУХА"
      Иерусалим, 30-35 годы
      Община в Иерусалиме
      Веллей Патеркул, бывалый ветеран и приближенный Тиберия, сидя в своей библиотеке, заканчивал книгу, посвященную истории Рима. В ней он обозревал путь, который - через войны и революции - привел город на семи холмах к положению мировой державы. Веллей не скупился на похвалы Августу и его преемнику за то, что они "возродили старинные обычаи", укрепили законность и на долгие века принесли Риму славу. Историк был уверен, что главное в жизни людей решается на полях сражений и в кабинетах политиков. Ему и в голову не могло прийти, что в тот самый момент, далеко в Иерусалиме куется нечто новое - и кем? - горсткой ремесленников и рыбаков с Тивериадского озера...
      Даже там, на окраине империи, в этом странном восточном городе, их не считали заслуживающими внимания. Месяц назад расправа над их Учителем, казалось, покончила с очередным мессианским движением. Первосвященник Иосиф Кайафа был на этот счет вполне спокоен, несмотря на фантастические слухи, которые одно время ходили по Иерусалиму (но чего только не говорят в суеверной толпе?). Понтий Пилат сразу же после Пасхи вернулся в Кесарию и погрузился в дела; забот и беспокойств у него хватало - инцидент с "Царем Иудейским" очень скоро стерся у него из памяти...
      Между тем квартал в западной части города, где среди друзей, родных и новых единоверцев поселился Петр с учениками, жил своей, особой жизнью. Это была как бы большая семья, имевшая "одно сердце и одну душу".
      Согласно Деяниям, в Иерусалим прибыло около ста двадцати галилеян. Возможно, их было и больше, но, по традиции, это число считалось минимальным для создания отдельной общины[1]. Таких братств, или хавурот (товариществ), объединявшихся для молитвенных трапез, в Палестине и за ее пределами существовало много. Церковные и гражданские власти относились к ним вполне терпимо.
      Степень обособленности общинников была разной, некоторые, как, например, обитавшие у Мертвого моря, почти совсем порвали связь с остальным миром; но ученики Христовы, которые получили прозвище ноцрим, назаряне, не подходили ни к одной из категорий[2]. Это не была просто община набожных людей, и в то же время они не собирались изолировать себя от Храма и отеческой Церкви.
      Их желание остаться в ней нельзя рассматривать как инерцию, которую следовало преодолеть. Ведь отход от Ветхого Завета означал бы для учеников отход от Самого Господа, Который жил и учил на основе богооткровенной веры. Сам приход Его был исполнением библейских обетований. Апостолы надеялись, что установленный Им Новый Завет за короткое время распространится на весь народ Божий. И даже после того, как этого не случилось, Церковь сохранит прочную связь с наследием Израиля через Предание и Библию.
      Каждый наставник имел в городе излюбленное место, где молился и вел беседы. Так, глава фарисеев раббан Гамалиил сидел у лестницы, ведущей на храмовую гору. Симон Бар-Иона и пришедшие с ним последовали этому примеру. Свой выбор они, естественно, остановили на крытой галерее Соломонова портика, где прежде часто проповедовал Христос[3].
      С самого начала собрания назарян приобрели особенность, отличавшую их от прочих хавурот. Если в синагогах мужчины молились отдельно, а раввины не допускали женщин в свои школы, то апостолы не хотели нарушать волю Господа, Который всегда был окружен не только учениками, но и ученицами. Поэтому по домам верные молились вместе, как бы предвосхищая слова св. Павла: "во Христе нет ни мужского пола, ни женского".
      Мариам, Мать Господа, забота о Которой была возложена на Иоанна Зеведеева, окружало благоговейное почитание, хотя Она по-прежнему смиренно держалась в тени. Этим объясняется двойственность Ее образа в Новом Завете. С одной стороны, там Она - Избранница Божия, "благословенная среди женщин", а с другой - таинственная Незнакомка, о Которой известно очень немногое. Словно Она Сама упорно избегала человеческой славы...
      Но, несомненно, впечатление, оставленное Ее личностью, было огромным. Этим объясняются легенды, которые окружили имя Марии уже в первых поколениях христиан[4].
      Как и в дни Пасхи - горькие и радостные - с Ней были неразлучны Ее сестра и Саломия, Мария Магдалина и другие галилеянки. Все они последовали в Иерусалим с апостолами. Но вскоре следы их теряются. Быть может, некоторые из этих женщин - хранивших такие удивительные воспоминания - продолжали свое скромное служение в общине, большинство же, вероятно, вернулось в Галилею. Кто были люди, слушавшие их рассказы об Учителе? Кого согревал огонь их веры? Этого мы не знаем. Дело Божие часто совершается неведомыми путями и через незаметных людей...
      Среди назарян неожиданно появились и "братья Господни" - Иосиф, Симон, Иуда и - старший - Иаков. Прежде, когда Иисус начал проповедовать в генисаретских городах, родные считали Его безумцем[5]. Но сейчас все изменилось. Есть достоверное свидетельство, что Воскресший "явился Иакову". По преданию, это произошло в Иерусалиме, куда он пришел на праздник. Вероятно, и другие братья видели Его в послепасхальные дни. Во всяком случае, с какого-то момента они поверили, что из их рода действительно вышел Служитель Божий[6]. Они бы могли о многом поведать из жизни Иисуса в Назарете, но делали это очень неохотно. Скорее всего, им было неприятно вспоминать о днях своего неверия, да и кроме того, взоры всех были прикованы не к прошлому, а к грядущему. Братья Господни вместе с женами и детьми присоединились к мессианской Церкви и быстро завоевали авторитет.
      Однако инициатива в делах общины принадлежала пока не им, а Бар-Ионе, который сознавал ответственность возложенного на него служения. Он помнил, что говорил Господь о призвании Двенадцати, которым при наступлении Царства Божия надлежит играть роль патриархов - основателей истинного Израиля, Церкви Нового Завета. Но библейское число было нарушено: один из них отпал, соединился с врагами Иисуса, а потом исчез. Было известно, что Иуда погиб (хотя молва изображала его смерть по-разному)[7].
      Поэтому Петр на одном из собраний объявил, что необходимо найти другого человека на место предателя. Апостол предложил заменить его учеником, который следовал за Иисусом с первых дней и видел Его воскресшим. Как ни странно, оказалось, что по этому признаку подходят только двое - Иосиф Варсава и Матфий. Другие возможные кандидаты, видимо, остались в Галилее.

  • Страницы:
    1, 2, 3