Неопределенное время встречи с заказчиком или предпоследним звеном к заказчику, настораживало Петра, но одновременно и внушало надежду. Если заказчик дока в киллерских делах, значит Петру сразу же сядут на «хвост» и поведут от его квартиры до места встречи. Вполне возможно, что его попытаются ликвидировать на улице. Но если заказчик, или тот, с кем он говорил по телефону, лох, который придерживается принципа: авось проскочит! – значит его попытаются или завербовать штатным ликвидатором, или, опять же, уничтожить, если откажется, но уже на явке. А вот раньше время встречи на конспиративной квартире назначали с точностью до минуты, потому что в этой системе работали только профессионалы.
      В любом случае Петр чувствовал нездоровый интерес к своей персоне, а это сбило его с привычного ритма и мешало жить. Необходимо было кончать со всеми тайнами и с подпольщиками. Поэтому он собирался на встречу не торопясь, обдумывая все известные ему нюансы контактов, веря своей интуиции и прошлому опыту.
      Он пожалел, что не сохранил бронежилет, а ведь была такая возможность. Хотя знал, что современные мощные пистолеты пробивают с десяти метров любой кевлар. Но на большем расстоянии от исполнителя со стволом и от ножа при прямом контакте бронерубаха его бы уберегла. Думал, что ушел от неспокойной жизни навсегда. Ан, нет! Выковырнули его из пригретого гнезда, дурилки картонные, на свою погибель.
      Что ж, придется рассчитывать на свои звериные, как говаривал Сергей, чувства и на реакцию. Петр удобно расположил в карманах куртки и брюк все свои спецприспособления. Кое-что он спрятал в потайные кармашки в обшлагах рукавов куртки, на которые по старой привычке пришивал кармашки у каждой обновки.
      В шкафу у него лежали давно припрятанные в отверстии от сучка сверхпрочные пилки, скрученные кольцом. Они были сделаны на заказ тайных дел мастерами на одном из засекреченных заводов ВПК, под вывеской «Росцветмет» из высокопрочной легированной стали с напыленной на них алмазной крошкой. Арматурный прут в палец толщиной Петр перепиливал этой струной за минуту.
      Закончил сборы часов в девять вечера. За окнами притаилась ночь, как и положено было осенью, двенадцатого октября. Еще раз заглянул в нижний ящик шкафа и ему снова стало нехорошо: в углу стояла пыльная бутылка французского коньяка, которую он опорожнил несколько дней назад. Поколебавшись, вытащил бутылку на свет и убедился, что она нераспечатанная, полная. Немного подумал и решил плюнуть на все, нарушить правила, раньше употреблять спиртное перед акцией считалось преступлением. Но раньше были правила по которым играли почти все, а сейчас правила исчезли. И если нельзя, но очень хочется, то значит можно. Прошел на кухню, откупорил бутылку и плеснул себе полстакана, для куража.
      Он не любил алкоголь, но иногда почему-то очень хотелось выпить. Когда-то с Сергеем они определили сколько каждому из них нужно было принять водки, чтобы отрубиться. Сергею было достаточно полторы бутылки. Петр тогда лишь сидел и наблюдал. На следующий день за Петром наблюдал Сергей, жалуясь на головную боль. Петру оказалось нужно было выпить две с половиной бутылки, для того, чтобы мир перевернулся вверх ногами. И что интересно, Петр на следующий день чувствовал себя довольно хорошо, голова не болела, а лишь слегка шумело в ушах. Так что сто граммов коньяка ему были, что слону дробинка.
      Заглянул в обшарпанный холодильник, купленный у какого-то соседа по прежней квартире за литр водки, посмотрел на две банки рыбных консервов: шпроты и сайру, на начатый батон хлеба в морозилке, помещенный туда для дольшей сохранности, но ничего не взял, для закуски. Нервное напряжение перебило весь аппетит.
      Ровно в десять вечера Петр осмотрел свое, казалось, такое спокойное убежище, возможно в последний раз, и осторожно открыв дверь квартиры, выглянул в неотгороженный от межэтажной площадки тамбур. Он никого не почувствовал: весь подъезд сверху до самого первого этажа был пуст. И это настораживало еще больше, чем чье-то спертое дыхание за углом. Помедлив, качнулся и бесшумно пошел вниз.
      Квартира Петра находилась на третьем этаже. Обостренным слухом он ловил каждый шорох, слышал голоса дикторов и музыку за дверями соседних квартир, но ничего подозрительного не замечал. Ему все больше и больше начинала нравиться эта игра в кошки-мышки, очевидно сказалось действие спиртного. Любопытно: кто будет кошкой, а кто мышкой?
      Петр не очень-то верил в то, что он столкнулся с олухами, такими же, как эти странные домушники, трупы которых исчезают бесследно, потому что вся история слишком сложно и непонятно кем-то закручена. А насчет лохов думал для самоуспокоения. Жутко станет обидно, если с ним сладят.
      То, что он убил второго грабителя в квартире, Петр не сомневался. Весь его прежний опыт прямо кричал, что трупы исчезают лишь тогда, когда их надежно прячут. Но следы в любом случае должны были остаться в квартире. Однако он ничего не нашел, и не почувствовал даже запаха ликвидации в своем доме, хотя раньше ощущал смерть через дверь, через стену. А о пяти непонятно как заживших смертельных ранах на груди от автоматов спецназовцев, он старался не думать вовсе.
      Но в голове, в каком-то дальнем закутке, шевелилось необъяснимое событие: сожженный и несгоревший особняк. Так быть не должно. Он верил в себя, в свое сознание, которое никогда, ни разу не терял. Даже когда у него вытекло почти полтора литра крови из простреленной артерии, Петр не потерял сознание. Помнил практически все: как его на руках бегом нес Сергей к остановленной легковой машине, как защемляли блестящими прищепками порванную артерию и закачивали в вену кровь. Серегину кровь, у них совпадали и резус и группа. Очевидно физиологически близкие пары создавали специально. Все было продумано до мелочей, не так, как сейчас: еще не запрягли, а уже погоняют и орут: «Но! Поехали!» Посмотрим, на любителей быстрой езды.
      Он знал, что и умирать будет в сознании, которое не желало отключаться в самых трудных моментах, будто не хотело пропустить ни одного действия его жизненной драмы. Петр встряхнул головой и привычным усилием воли взял себя в руки, выбросив посторонние мысли из головы. Несколько секунд постоял за дверью подъезда и осторожно шагнул в темноту улицы, каждую секунду ожидая удара или выстрела. Кругом стояла подозрительная тишина.
      Он не поехал на автобусе, где был бы стеснен в движениях, в случае акции. Прошел две остановки пешком. И никто на него не напал. Как Петр не проверялся, никто за ним не следил. Такое разгильдяйство со стороны заказчика его раздражало и сильно нервировало. Но он упорно шел к дому номер тринадцать на Синичкиной улице, решив покончить с этими охломонами или погибнуть самому. Третьего было не дано.
      – Ну что ты горячку порешь? – неожиданно и некстати вдруг проснулся тесть. – Беги к Сергею Ивановичу и проси помощи в обмене квартиры. Он не откажет…
      – Сгинь, паразит! – злобно прорычал Петр.
      – Дятел!.. – крикнул плачущим голосом Павел Васильевич, и сгинул.
      Квартира заказчика находилась на втором этаже в длинном полутемном коммунальном коридоре-пещере, с десятком дверей слева и справа. Все это пространство освещали три подмигивающие на потолке лампы дневного света. Петр постучал костяшками пальцев в дверь, на которой висела черная жестяная табличка с выдавленной на ней цифрой шестьдесят шесть и отошел в сторону. Секунд через десять замок щелкнул и дверь открылась наполовину.
      В проеме Петр увидел какого-то довольно высокого мужчину неопределенного возраста, с азиатским непроницаемым лицом. Петр сталкивался с представителями этой расы и раньше, потому на глаз дал ему лет пятьдесят-шестьдесят. Лицо мужчины было коричневатого цвета, с какими-то жутко-бездонными слегка раскосыми глазами. С минуту он внимательно рассматривал Петра, будто пригвоздив давящим взглядом к полу. Затем качнул головой, встряхнув довольно длинными волосами с проседью, развернулся, и молча пошел в глубь комнаты, без слов приглашая гостя следовать за собой.
      Петр шагнул через порог, закрыл за собой дверь, не спуская глаз со спины совершенного спокойного монголоида. Впервые за последние десять лет ему встретился человек, который мог быть сильнее его. Петр это чувствовал всем своим бусидовским, а скорее, звериным нутром. Не даром ему присвоили кодовый псевдоним «Самурай».
      В последние годы службы у Петра в спецотделе не было равных. Ему об этом говорил Сергей, да и он сам знал об этом. Видел, как люди отворачиваются в сторону, встретившись с ним взглядом, и всегда уступают дорогу первыми, даже амбалы, стоит им лишь мельком глянуть в его глаза. Он не обращал внимания на такое отношение окружающих людей к нему: это не мешало работе, скорее помогало.
      Однако, когда Сергей сказал, что самураи воспитанные в соответствии с кодексом бусидо, тренируют себя и со временем приобретают черты характера, подобные внутреннему состоянию души, которое было у Петра, он задумался и прочитал несколько книг о воинах-смертниках. Оказывается, именно внутреннее состояние сознания и личного «Я» проявляется на внешности самураев таким образом, что в позе сидящего даже спиной к наблюдателю воина чувствуется его сила. И каждое движение говорит о том, кто он.
      Именно таким к концу службы в МВД в должности ликвидатора стал Петр, не завидуя тому, что японцы сотни лет назад уже воспитывали подобных людей. Петра эта информация не особенно удивила. Он смотрел фильмы про самураев, присматривался к японцам и китайцам, которых встречал на улицах, но ни у одного из них не смог обнаружить внутренне состояние подобное собственному. Актеры в фильмах играли роли самураев, но сами ими не были.
      И вот сейчас впереди из темной прихожей в слабоосвещенную комнату шагал человек, все движения которого говорили о непостижимой его силе. Петр немного растерялся, не ожидая увидеть подобное. Но тренированное сознание взяло в руки эмоции и чувства, придало ему уверенность.
      Он не торопясь прошел в комнату за странным хозяином и остановился в проеме двери. Внутренним чутьем Петр ощущал, что больше в этой однокомнатной квартире никого, кроме их нет. Прямо перед собой он рассмотрел у противоположной стены комнаты три широких, темно-сизых, мощных сейфа под потолок с блестящими ручками. В скважинах замков каждого сейфа торчали по три связки ключей.
      Справа всю середину небольшой комнаты занимал необъятный коричневый полированный стол с одиноким обычным стулом сталинской эпохи по эту сторону. На том конце столешницы, в проходе между столом и стенкой, стояло вращающееся черное кресло, на которое и уселся хозяин, протянувший руку к клавиатуре компьютера, тихо жужжавшего вентилятором. Справа за плечом Петра было две двери: очевидно на кухню и в совмещенный коммунблок. Кровати в помещении не было. Спартанская обстановка.
      Азиат взглянул на голубой монитор и, стукнув несколько раз по клавишам, бросил, между делом:
      – Садись.
      В его хрипловатом голосе не ощущалось ни приглашения, ни просьбы, ни приказа. Однако ослушаться было невозможно. И Петр осторожно уселся на скрипнувший стул, мельком глянув через плечо на дверной проем, ведущий на не освещенную кухню, где смутно белела газовая или электрическая плита, и на закрытую дверь рядом с кухней. Единственное окно в комнате справа, было непроницаемо черным, будто выходило в какую-то пустоту, а не на улицу. Стекла не пропускали ни одного огонька, ни одного звука.
      Оторвавшись от монитора, хозяин еще раз посмотрел на Петра подавляющим взглядом. Петр положил левую руку на полированную поверхность стола, а правую незаметно опустил в карман куртки, обхватив пальцами заряженный слезоточивым газом ствол «Черемухи».
      – Завтра в Покровском тупике, дом семь, левый подъезд рядом с молочным магазином, в пятнадцать тридцать ликвидируешь объект в сером плаще, – монотонным голосом, практически без эмоций начал азиат:
      – Мужчина твоих лет. В это время он будет там один, – ровным голосом продолжил монголоид и, неторопливо выдвинув ящик стола рядом с собой, вытащил из него пистолет неизвестного Петру образца, с глушителем, и одну обойму с блеснувшими в боковой щели желтыми боевыми патронами. Петр сразу определил, что патроны боевые, не газовые и не холостые.
      – Оружие бросишь на месте акции, – непонятным голосом продолжил хозяин. – После контрольного выстрела, – и толкнул оружие с обоймой к Петру точным движением. Пистолет остановился в десяти сантиметрах от руки Петра.
      Все это было очень похоже на приказы шефа спецотдела, которого давно уже нет – сгинул в прошлом – и поэтому напоминало какой-то спектакль. Петр почти оскорбился подобным отношением к нему: ни здравствуй, ни прощай. И угасшее было зло, от того, что его использовали, и от всех непонятностей, толкнули Петра к действиям. Он решил узнать кто этот азиат и на кого работает.
      Медленно качнувшись немного в сторону, Петр стремительно выхватил из кармана куртки ствол «Черемухи» намереваясь выстрелить слезоточивый заряд прямо в лицо хозяина с двух метров. Но с таким же успехом он мог вытаскивать из кармана гранатомет или пулемет. Вся его стремительность оказалась замедленной киносъемкой, относительно противодействий азиата. Петр видел лишь размытые от быстрой скорости движения руки хозяина квартиры, мгновенным махом что-то бросившим в его сторону. Послышалось глухой сдвоенный удар по столу около левой руки Петра, лежащей на столешнице. На долю секунды Петр скосил глаза в ту сторону и обнаружил два толстых дротика, глубоко врезавшихся в полированную поверхность между его пальцами.
      Рука с «Черемухой» на секунду замерла на уровне груди, но этого оказалось достаточно, для произнесения слова с предлогом без интонации:
      – Не дури, – равномерным хрипловатым голосом сказал азиат. Помедлив, он равнодушно добавил: – Ты все равно не успеешь, – и тут же переключился на акцию: – Сколько тебе надо и в какой валюте для ликвидации объекта?
      Петр поколебался и медленно спрятал ствол «Черемухи» в карман, подтянув к себе левую руку, за секунду определив, что глубоко застрявшие в дереве дротики с толстыми железными наконечниками и с натуральными перьями птиц на хвосте, брошенные с такой силой, застряли бы у него в легких или глубже.
      Быстро перевел взгляд на азиата и ожегшись о ледяные бездонные глаза, непонятного цвета, отвернулся в сторону. Еще ни разу, после того, как он стал ликвидатором, его никто не мог остановить. У него не было достойных противников, способных оказать сопротивление или просто сбежать, ускользнуть от уничтожения. Петр не испугался, но ему стало нехорошо, будто он выпил стакан отравы.
      – Сколько? – пустым голосом повторил вопрос непонятный противник, в упор рассматривая напрягшегося Петра.
      – Миллион! – хмуро бросил Петр, и помедлив добавил: – Баксов…
      Хозяин поднялся с кресла и каким-то скользящим шагом, словно перетекая из одного состояния в другое, это Петр заметил лишь сейчас, подошел к среднему сейфу, повернувшись к нему спиной. И по спине азиата Петр понял, что нападать на хозяина бессмысленно. Он сам иногда специально вставал спиной к объектам, давая им возможность первыми проявить себя. Для воина безразлично, в каком положении он находится, относительно противника.
      Легко отворил тяжелую дверь, взял внутри стального хранилища с толстенными стенками, какой-то пластмассовый серый поддон, поставил его на стол и вновь точным движением толкнул к Петру, который быстро отодвинул лежащий перед ним пистолет с обоймой в сторону.
      Даже в тот момент, когда азиат стоял с большим подносом, доверху набитому пачками денег, Петр чувствовал, что ни одно его движение не остается без внимания. Он видел перед собой настоящего самурая, который возбуждал своим видом и движениями неуверенность у любого противника. Хозяин мягко уселся в свое кресло и посмотрел на голубой экран дисплея, намереваясь постучать по клавишам. Но прежде он негромко сказал, с неуловимым и непонятным акцентом, который Петр почувствовал в его речи еще по телефону:
      – Бери столько, сколько считаешь нужным. Но раньше подумай хорошенько, не переборщи.
      Поддон до самого верха был набит серо-зелеными пачками долларов США. Петр взял несколько упаковок, разодрал бумажную обертку, вытащил три банкноты из середины и проверил на ощупь их подлинность. Деньги были не фальшивые. Подумав, Петр положил распечатанные пачки назад, оставив себе стодолларовую купюру.
      Азиат на мгновение оторвался от компьютера, мельком взглянул на Петра, словно окатил ледяной водой, и поинтересовался:
      – Решил, что расчет будет после акции?
      – Решил, – подтвердил Петр.
      – Тогда поставь поддон на место, в сейф.
      Преодолев внутреннее сопротивление и желание что-нибудь выкинуть, заорать на монголоида наконец, Петр резко встал, подхватил тяжелую емкость и сунул ее в сейф, до отказа забитый несколькими десятками подобных же поддонов заполненных банкнотами.
      Помедлив, Петр с трудом захлопнул дверь сейфа, она оказалась довольно тяжелой, и медленно прошел к своему стулу. Его не поразило громадное количество денег. Очевидно и в двух других сейфах было то же самое. У Петра сказалось советское воспитание, привившее иммунитет к богатству. Потребность к деньгам у него была немного больше, чем у собаки, которая могла насуслить, пожевать и выплюнуть банкноту, когда-то прошедшую через магазин с колбасами или побывавшую в мясном ларьке, пропитавшуюся запахами этих заведений. Но и хозяин очевидно был равнодушен к деньгам. Так кто же он такой?
      – Богато живешь, – неопределенно сказал он азиату, все еще стучавшему по клавишам. Но тот не обратил внимания на реплику Петра.
      Закончив работу, хозяин неторопливо встал и обогнув стол, подошел к Петру. Спокойно взял дротики за хвосты и одним движением вырвал оба из дерева. Петр успел сгруппироваться, поэтому его рывок получился неожиданным и очень быстрым. Он стремительно схватил азиата за кисти рук и потянув его в сторону, нырнул под них, скручивая крестом, выворачивая суставы с последующим броском через себя.
      Но тут почувствовал что его мертвый захват легко разжат стальными пальцами, а кисти рук будто попали в медвежьи капканы. Ноги Петра неожиданно оторвались от пола, при необычном смещении центра тяжести его тела, совсем не похожего на приемы из дзю-до или из айкидо. В следующее мгновение он уже летел по воздуху, переворачиваясь через голову, к противоположной от стола стене. Бросок был странный, с невероятным вращением, поэтому падение получилось неправильным и неуклюжим, с грохотом, хотя Петр успел подстраховать себя от удара ладонями и коленями.
      – Не балуй, – бесцветным голосом посоветовал хозяин, усаживаясь в свое кресло.
      Петр был потрясен. Он почувствовал себя подопытной мышью, примитивным объектом для ликвидации. И понял, что с таким противником ему никогда не совладать. В полной растерянности Петр встал на ноги и подойдя к столу, плюхнулся на свой стул. Азиат равнодушно посматривал на него. И Петр заметил во взгляде этого человека древнюю безжалостность и одновременно слабую искорку веселья, необузданную свирепость против многочисленных противников, каждый из которых был сильнее, чем Петр, и какую-то удовлетворенность. Следовательно, раз азиат уцелел, имея таких врагов, значит Петр для него просто забава или живая игрушка.
      – А почему вы сами не ликвидируете объект? – с тяжелым выдохом спросил Петр. – Зачем лишние растраты?
      – Это твой объект, а не мой, – неторопливо ответил хозяин, и выметающе махнул ладонью: – Все. Свободен.
      Петр помялся, взял со стола пистолет, отвинтил глушитель, чтобы сделать его короче и сунул во внутренний карман куртки. Туда же положил обойму. Азиат вновь потянулся к клавишам.
      Нервно дернув головой, Петр поднялся со стула и потерянно пошел из комнаты в темную прихожую, поняв, что ответы на свои многочисленные вопросы он здесь не получит. Однако приостановился в проеме двери, оглянулся и спросил:
      – Как вас зовут?
      Хозяин оторвался от компьютера и чуть-чуть дернул бровью. Очевидно его ни разу, или давно об этом не спрашивали.
      – Для чего тебе мое имя?
      Петр помедлил и не найдя что ответить, сказал:
      – Для меня.
      Азиат медлил не более секунды. Он ответил:
      – Джебе.
      – Это имя?
      – Да.
      Петр на мгновение задумался и хотел спросить, кого он представляет, но азиат опередил его, хрипато рыкнув:
      – Проваливай!
      Петр немного потоптался и решительно шагнул к двери. Быстро нашел в темноте бобышку замка, открыл дверь и без страха вышел в коридор, под мигающие лампы. Он уже не боялся, что его будет кто-то подстерегать с целью ликвидации. Этот азиат мог в долю мгновения его уничтожить в странной квартире, и даже не запыхался бы при этом.
      Петр подумал, что раз он остался в живых, то значит нужно продолжать жить и исполнить заказ. Куртка перекосилась от тяжести оружия. Петр выгреб из левого внутреннего кармана глушитель с обоймой и сунул их в правый, для равновесия.

      Утром, тринадцатого октября, Петр проснулся как обычно, в шесть пятнадцать. Немного полежал в кровати, прокручивая в уме вчерашнюю встречу и неприязненно скривился, почувствовав давно забытый горький вкус поражения. Такое с ним было лишь два раза в самом начале службы. Но, одновременно, после контакта с загадочным Джебе, где-то в глубине души маячила призрачная надежда: с ним можно было поработать. Он надеялся, что это не последняя их встреча. С таким шефом, решил Петр, не грех «пощупать» слишком распустившуюся «братву». Он надеялся, что объект, заказанный ему, как раз из той самой криминальной среды, стремительно разросшейся в последнее время.
      Прежний его начальник с двадцати метров не попадал из «Макара» в грудную мишень. А о единоборствах и говорить нечего: длинный, худой, в очках с огромной отрицательной диоптрией. Однако голова у него была как дом Советов. Физически он ничего не мог, но операции продумывал до мельчайших подробностей он был мозга!
      С тайной надеждой Петр хотел помечтать о том, как он появится в подпольной организации, после акции. Быть может встретит старых знакомых. Но усилием воли выбросил из головы грезы – сначала операция, а потом прикинем хрен к носу, подумаем: что почем? Петр боялся себе признаться, что вчерашняя встреча ему понравилась.
      Отбросив одеяло, он быстро встал, мельком взглянул на посветлевшее окно, побелевшее от лучей выползавшего из-за дальних крыш солнца, и прошел в трусах на кухню, ставить чайник. Присел на железную холодную табуретку терпеливо ожидая, когда забурлит кипяток. Зачем-то включил репродуктор на подоконнике, услугами которого почти не пользовался. Телевизора у него не было, потому что происходящее в стране, после увольнения на пенсию, его перестало интересовать. А сейчас вдруг… Будто вернулся в молодость, только без Сереги.
      Дикторша в динамике проворковала, что сегодня, тринадцатого октября в первой половине дня ожидается тепло и солнце, а во второй – похолодает и с севера приползут тучи. Возможны осадки в виде дождя и мокрого снега.
      Петр подумал, что для снега еще рановато. Лапшу на уши вешает, этот прогноз погоды. Но в мыслях вновь вернулся к акции, прикинув, что ему может помешать, кроме сопротивления объекта. Он даже не спросил кто объект. Да ему это было и не интересно, и даже безразлично. С таким хозяином можно и на плаху пойти. Покажем всем лохам и пиджакам, что значит старая гвардия. Шеф железный и глубоко законспирированный. С ним вряд ли засветишься, так что поездка за государственный счет на край географии, на южный берег Северного ледовитого океана, Петру не грозит.
      Неожиданно его внимание привлекли слова бойкого журналиста, сообщавшего, что сегодня на Старом кладбище, где закапывают почившую элиту, хоронят двоих мафиози с шикарными почестями. В похоронах примут участие несколько сот человек, вся верхушка организованной преступности. Петр презрительно скривил губы, он понял, что эти двое усопших и есть та самая помеха на ночной улице, в подрезавшем «Мерседесе». Значит один из них жив. Наверное первый, которому он сломал ключицы и порвал сухожилия на шее. И глубоко с надеждой вздохнул, выключая плиту, чайник уже закипел: вот бы где пошуровать – в рядах организованной преступности. Он до того ненавидел слова связанные с определениями мафии, что вся спина зачесалась, как у аллергика от весенней цветочной пыльцы.
      Напившись сладкого купеческого чая с мерзлым батоном, Петр не торопясь вытащил из ящика шкафа справочник улиц и стал искать Покровский тупик. Он его нашел, а в приложенной к справочнику карте даже был обозначен седьмой дом. Прикинул, что за час успеет добраться до места акции, но, как профессионал он должен был обследовать точку заранее, поэтому решил двинуться в одиннадцать.
      Из карманов куртки вытащил пистолет и осмотрел со всех сторон. Вчера все бросил и уснул как убитый. На оружии не было никаких меток, ни цифр, ни литеров. Он покрутил его в руках, и потянул спусковую скобу вниз. Она подалась. Уперев ее в отлив на затворе, опустил флажок предохранителя вниз, в точности похожий на «макаровский», и отработанным движением снял массивный затвор. Пистолет очень походил на ПМ, но был покрупнее и калибр ствола миллиметра на два больше.
      Под затвором тоже не нашел никаких меток. Спусковой механизм отличался от «Макара» – был проще. Петр сразу разобрался что к чему. Он не стал делать полную разборку, лишь заглянул в хромированный канал ствола и не обнаружил ни одной царапины. Оружие даже не было пристреляно. Это ему очень понравилось: ствол еще не наследил и откаток поверхности пуль нет ни у одного криминалиста. Его редко баловали новым, с нуля, пистолетом. Однако был еще один способ его личной ликвидации, при помощи этого самого ствола. Но почему-то он не боялся, что пистолет разорвется у него в руках при выстреле. Петра можно было уничтожить и более простым способом.
      Патронов в обойме было девять, а не восемь, как в «Макаре». Петр чувствовал, что убойная сила неизвестного оружия громадна, из-за удлиненного ствола и увеличенного калибра. А то что он не пристрелянный, Петру было наплевать: последние десять лет он вообще выбивал мушку из гнезда в затворе, чтобы не царапалась и не цеплялась за одежду, когда выхватывал оружие. Стрелял с виса и левой, и правой рукой. Из любого положения попадал в консервную банку первой пулей с пятидесяти шагов. С тридцати шагов бил в лет подкинутые вверх бутылки, а с десяти простреливал подброшенный старый пятак.
      Собрав пистолет, Петр вставил обойму, загнал патрон в патронник и поставил на предохранитель. Но подумав, передернул затвор, опробовал выбрасыватель – все было хокей. Не удержался и отыскав в кухонном столе плоскогубцы, выломал из выброшенного патрона пулю. Высыпал на подстеленную газету порох. Перед ним были желтоватые крупинки, а не белые, с ниточками нитроглицерина – порох, который разрывает ствол. Нет, азиат его не подставлял и не хотел уничтожать. На мафиози Джебе не похож, скорее на старого номенклатурного работника, хотя ни один из партаппаратчиков не использовал приемы, которые вчера ему продемонстрировал хозяин. Значит организация существует и собирает проверенные кадры.
      Немного позже двенадцати часов, Петр уже медленно прохаживался по короткому Покровскому тупику. Краем глаза глянул на левый подъезд рядом с молочным магазином и прошел мимо. Вернулся назад, заглянул в магазин с одной растрепанной продавщицей средних лет о чем-то азартно шептавшейся с одинокой, похожей на нее покупательницей. Женщины были так увлечены разговором, что не обратили на него никакого внимания. Петр протянул деньги, показав глазами на пакет кефира, стоявший рядом с весами. Продавщица механически отпустила товар и вполголоса с волнением изрекла:
      – Я думаю, что Альварес ее все-таки бросит, потому что негодяй дон-Педро насплетничал Сильвии…
      Петр немного удивился, не поняв какие такие испанские или мексиканские события обсуждают женщины. Но постарался поскорее выйти, не привлекая к себе внимания.
      Не торопясь заглянул в соседний подъезд, открыл слабо скрипнувшую дверь. В доме будто все вымерло – ни звука. Петр медленно поднялся по короткой лестнице на первый этаж, прислушался и пошел дальше, на межэтажную площадку. Встал у окна, посмотрел на пустынный тупик, с удовольствием выпил литр кефира.
      Через полчаса он вышел из подъезда и решил провести время в кинотеатре, неизвестно на какие средства существующем, в двух кварталах от Покровского тупика.
      Он не воспринимал фантастику, но время нужно было где-то провести, поэтому, купив довольно дорогой билет, вошел в зал и увидел там десятка полтора подростков, напряженно ожидавших начала. Очевидно они были кинофанатами. Свет погас и Петр со скукой стал смотреть американскую слащавую мелодраму «День сурка». Он никак не мог понять, чего киношники хотели добиться, снимая такую однообразную белиберду. Подростки вели себя очень прилично, лишь иногда обменивались короткими впечатлениями.
      Дождавшись окончания фильма, Петр вышел на улицу и немного удивился: дикторша не обманула, небо затянули тяжелые тучи и сверху сыпал неприятный мелкий холодный дождь. Подняв воротник, он не торопясь спустился к тротуару по широченной лестнице, полукольцом охватившей две стены кинотеатра, осторожно ступая на мокрые скользкие ступеньки.
      Петр подумал, что солнце и тепло днем воспринимал как должное, не обращая внимания на погоду. А вот стоило чему-то измениться, как тут же вспомнил предупреждения о похолодании по радио. Теперь придется мокнуть в легкой куртке, хотя ему было безразлично: падал сверху снег или светило солнце. Он легко переносил любую смену погоды.
      Его настроение совершенно не изменилось, не испортилось и не стало хуже. За последние десять лет, перед пенсией и на пенсии, Петр волновался всего два раза: первый раз, когда обнаружил литеру «М» в трудовой книжке, а второй раз что-то непонятное зашевелилось внутри после ограбления квартиры – наверное неисполненное желание умереть от рук домушников.
      Часов Петр никогда не носил. Они ему были просто не нужны. Он чувствовал время чем-то внутри себя, будто невидимый маятник отсчитывал не только минуты, но и секунды. Сергей не раз проверял его, спрашивая который час. Петр иногда ошибался на полторы-две минуты, но не больше. Даже среди ночи, если его будили после короткого отдыха в засаде, он мог тут же сказать сколько времени.