 |
|
Популярные авторы:: БСЭ :: Говард Роберт Ирвин :: Лесков Николай Семёнович :: Картленд Барбара :: Громов Дмитрий :: Толстой Лев Николаевич :: Нортон Андрэ :: Эллисон Харлан :: Раззаков Федор :: Горький Максим Популярные книги:: Справочник по реестру Windows XP :: Черные очки :: На тебе греха не будет... :: Дождик, дождик, пуще :: Партия в триктрак :: Случай богородицы :: Вавилонские сестры и другие постчеловеки :: Разведение cобак :: Воздушный шарик – Шарик-миротворец :: Прекрасная лошадь |
Дестроер (№60) - Конец игрыModernLib.Net / Боевики / Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард / Конец игры - Чтение (стр. 7)
Но полицейский, не останавливаясь, пробежал мимо Бьюэлла. Догоняя парня в кожаном жилете, он вытащил из кобуры пистолет. Марсия подбежала к Бьюэллу. — О'кей, пошли, — и потащила его прочь с бульвара туда, где стояла их машина. — Что ты сделала? — спросил Бьюэлл. — Я сказала легавому, что нас с тобой только что, угрожая оружием, ограбил этот дегенерат. Что у него заряженный пистолет и что он грозился убить нас или любого, кто попробует его остановить. Что он взял у нас сто долларов. Она захихикала. Они как раз открывали двери машины, когда раздались выстрелы. Один. Второй. Третий. Марсия снова хихикнула. — По-моему, он оказал сопротивление при задержании. Они сели в машину и выехали на бульвар Сансет. Проезжая мимо места действия, они увидели полицейского, который стоял, все еще с пистолетом в руках, склонившись над трупом парня, которому Бьюэлл дал сто долларов. — Великолепно, — сказал Бьюэлл. Марсия улыбнулась, млея от его похвалы. — Чудесная игра, — продолжал восхищаться Бьюэлл. — Я ее обожаю, — сказала Марсия. — Сыграем еще? — Завтра, — отказался он. — А сейчас поехали домой и займемся любовью. — О'кей, — с готовностью согласилась она. — Ты можешь одеться ковбоем, — предложил он. — Оседлай меня, ковбой, — пропела она. И снова захихикала. Он любил ее. Глава восьмая Его звали Хамута, и он продавал оружие, но не каждому первому встречному. У него был небольшой магазин в Паддингтоне, районе Лондона, где перед кирпичными домами были разбиты аккуратные садики. Это было очень тихое местечко, и никто из жителей района не задавал себе лишних вопросов касательно личностей посетителей мистера Хамуты, хотя порой соседи бывали уверены, что некоторых из них они узнали. У генералов и герцогов, графов и членов королевской фамилии лица обычно вполне узнаваемы, но хотя многих интересовало, в самом ли деле Такой-то и Такой-то выходят из магазина мистера Хамуты, никто не задавал никаких вопросов. У мистера Хамуты нельзя было просто взять и заказать себе винтовку или пистолет. Сначала надо было попить чаю с мистером Хамутой, если, конечно, вам удастся раздобыть приглашение. Человек, чье происхождение и связи для этого годились, сначала как бы невзначай говорил нескольким отставным офицерам, что он не имеет ничего против того, чтобы попасть на чай к мистеру Хамуте. Потом его подвергали проверке — более тщательной, чем та, которую проходят кандидаты на работу в британской Секретной службе. Конечно, это мало о чем говорит. К кандидатам на получение кредита в компании по продаже бензина предъявляются куда более суровые требования, чем к кандидатам на должность агента британской разведки. Что же до мистера Хамуты, то тут кандидаты должны быть безусловно способными держать язык за зубами, что бы им ни довелось увидеть. Какое бы отвращение все увиденное ни вызвало. Как бы ни хотелось им закричать: «Сжальтесь! Осталось ли еще милосердие в этом мире?» И если человека сочтут подходящим, то ему назовут дату и время, и тогда ему нужно быть в нужном месте с точностью до секунды. В предписанный час дверь магазина мистера Хамуты откроется ровно на пятнадцать секунд. Опоздал на секунду — найдешь дверь запертой, и ни на звонки, ни на стук никто не отзовется. В витрине магазина мистера Хамуты на фоне черного бархата стояла белая ваза, и каждый день в ней была свежая белая хризантема. Вывески у магазина не было, и порой сюда пытались зайти люди, желающие купить цветы. Но и им приходилось убедиться, что дверь заперта. Однажды какие-то взломщики, уверенные, что в магазине хранятся драгоценности, проникли в дом. Их полуразложившиеся тела были найдены месяц спустя на городской свалке. Первой мыслью Скотланд-Ярда было, что это продукт очередной разборки между бандами, но так было только до тех пор, пока судебный эксперт не осмотрел их черепа. Черепа были покрыты сетью маленьких отверстий — словно изъедены червяки. — Слушай, Ральф, — обратился эксперт к своему коллеге, тоже работавшему в морге. — Как тебе кажется, это ходы, прогрызенные червями? Второй патологоанатом взял увеличительное стекло и внимательно осмотрел затылок черепа. Нос и рот эксперта были закрыты маской, поскольку запах разлагающейся человеческой плоти — это, пожалуй, самый въедливый запах, который может достичь ноздрей человека живого. Если просто подойти близко к гниющему трупу, то вонь пропитает одежду. Вот почему патологоанатомы надевают легко стирающиеся синтетические халаты. Из шерсти запах смерти не вымоешь ничем. — Слишком они прямые, — произнес наконец Ральф. — Червь вгрызается в череп, словно роет норку. Он извивается и движется туда-сюда. — Дай-ка мне взглянуть, Ральф. Ральф передал ему увеличительное стекло, его коллега посмотрел и кивнул: — Похоже на какую-то машину, — сказал он. — Точно. Только эти дырочки разбросаны по черепу без какой-либо системы. Они даже накладываются друг на друга. — Как ты думаешь, в них что-то швырнули? — Нет. Очень ровные бороздки, — возразил Ральф. — Пули? — Маловероятно. — И все-таки давай проверим на наличие свинца. Свинец они не нашли, но обнаружили платину. Какой-то круглый в сечении платиновый предмет с невероятной точностью пробил черепа жертв, обнаруженных среди городских отбросов. В конце концов, их опознали по зубам, которые были великолепно вылечены на деньги британских налогоплательщиков в награду за то, что этих ребят арестовали по обвинению в ограблении домов британских налогоплательщиков, а потом благополучно отправили в теплые тюремные камеры. Это были рядовые преступники, никто особо не переживал по их поводу, их похоронили и забыли. Но их не забыли те люди, которые зарабатывают себе на жизнь кражами со взломом. Они поняли предназначавшееся им послание. Не надо входить в неприметный магазин в Паддингтоне — тот, в витрине которого стоит белая хризантема. В дом можно войти только по приглашению и только тем, кому посчастливилось и их признали годными для приобретения оружия, сработанного мистером Хамутой. Таким, как пожилой британский лорд и его друг, которые однажды повернули ручку двери магазина и к своему восторгу обнаружили, что дверь не заперта. — Повезло, да? — сказал лорд. — Возможно, — уклончиво ответил его друг, уже купивший оружие у мистера Хамуты. — Надеюсь, ваш желудок вас не подведет. — Никогда не было никаких проблем с желудком, — безапелляционно заявил лорд. Закрыв за собой дверь, они услышали лязг металла о металл — дверной замок намертво защелкнулся. Пожилой лорд хотел было обернуться и проверить, накрепко ли заперта дверь и смогут ли они с другом выбраться наружу, но друг покачал головой. Посреди зала стоял низенький черный лакированный столик, рядом с ним на полу лежали три маленьких соломенных коврика. Двое вошедших сняли шляпы. Увидев, что его друг опустился на колени на одну из циновок, лорд сделал то же самое. В зале было тихо, неяркий свет лился сверху — через застекленную крышу. Спустя некоторое время у лорда заболели колени. Он взглянул на друга. Ему хотелось встать и выпрямиться, но друг опять покачал головой. И когда лорду стало уже казаться, что его затекшие колени никогда и ничего не будут чувствовать, в зал вошел коренастый человек с глазами, черными, как глубины вселенной, и тоже опустился на колени возле стола. Волосы его были белы, он был стар. Он посмотрел на лорда, желающего приобрести оружие. Казалось, что глаза его способны обнажить душу того человека, на которого он смотрит. — Итак, вы полагаете, что достойны права убивать, — произнес мистер Хамута. — Ну, я собирался купить оружие. Должен признаться, я был в восторге, когда вы согласились меня принять. Так сказать. Вы понимаете? — Итак, вы полагаете, что достойны права убивать? — повторил Хамута. Друг кивнул, чтобы лорд сказал «да», но лорду было нужно только оружие. Он не был уверен, что хочет убивать — даже животных. Он-то подумывал о чем-то, что украсило бы каминную доску. Что-нибудь дорогое, конечно, ведь цена — это составная часть красоты. А может быть, через несколько лет он снял бы оружие со стены и пошел на охоту. На какую-нибудь крупную дичь, наверное. Но он не думал об оружии в таких словах. Скорее он думал об оружии как о детали интерьера. Друг опять кивнул ему, на этот раз лицо его приобрело сердитое и напряженное выражение. — Да, да, — поспешил сказать лорд. Хамута хлопнул в ладоши. В зал, мелко семеня ногами, вошла женщина в черном кимоно, неся в руках резной поднос с чайными чашками. Когда она подала чай, Хамута спросил: — А ее вы бы убили? — Я ее не знаю, — ответил лорд. — У меня нет причин ее убивать. — А если я скажу вам, что она подала вам яд? — Это правда? — Да бросьте, — сказал Хамута с плохо скрываемым презрением. — Я не хочу, чтобы мою жену убили, и я не подаю яд. Я делаю оружие, но такое оружие, которое нужно затем, чтобы убивать, а не затем, чтобы висеть на стене. Достойны ли вы оружия Хамуты? — Я подумывал о крупнокалиберном. — Он достоин права убивать, — оборвал его друг. Хамута улыбнулся и поднялся. Друг подтолкнул лорда локтем: вставайте. Лорд с трудом встал на ноги, его покачивало, кровообращение в затекших ногах восстановилось не сразу. Оба друга, прихрамывая, заковыляли вслед за Хамутой, а он повел их вниз — три пролета по лестнице, и наконец они оказались глубоко под улицами Паддингтона, в самой толще британской земли. Огромное длинное помещение, длиной, наверное, не уступающее главной бальной зале Букингемского дворца. Помещение тускло освещалось мерцающим огнем свечей. Лорд смотрел на поднимающийся от свечей дымок. Дымок слегка отклонялся вправо — там вентиляционные устройства. — Итак, вы полагаете, что достойны права убивать, — повторил Хамута и рассмеялся. — Думаю, да. Да, достоин, — ответил лорд. Конечно же, он достоин. Разве не он свалил лося в Манитобе три года назад и носорога в Уганде за год до того? Хороший был выстрел. Точно в шею. Ведь если попасть носорогу куда-нибудь еще, то хлопот не оберешься, потому что тогда он не рухнет. Итак, да. Он безусловно достоин права убивать. — Хорошо, — произнес Хамута. Он снова хлопнул в ладоши, и тотчас же появилась все та же женщина, держа в руках однозарядное малокалиберное ружье. Он не станет приказывать мне убить эту женщину, подумал лорд. Я не собираюсь этого делать. — Ну, и кого бы вы убили? — спросил Хамута. — Разумеется, не эту женщину. Так? — Разумеется, нет. Женщина недостойна быть убитой оружием Хамуты. Он вложил ружье в руку лорда. Лорду никогда еще не доводилось держать в руках столь великолепно сбалансированное оружие, обладавшее, по-видимому, исключительной точностью боя. — Оно великолепно, — сказал он. Хамута кивнул. — Ваш вкус достоин его. Он еще раз хлопнул в ладоши, и женщина вернулась, неся в руках поднос со свежими листьями азалии. На листьях лежали пять патронов. Хамута взял пули и насухо вытер их. Гильзы были из отполированной латуни, а пули серебристо поблескивали. — Это серебро? — поинтересовался лорд. — Это пули с серебряными наконечниками? — Серебро — слишком мягкий металл. Свинец — тот еще мягче. Медь лучше, но тоже не годится. Только платина достойна совершенного оружия. Достойны ли вы его? — Да, клянусь Юпитером. Я достоин. Хамута кивнул. Лорд опять взглянул на ружье, которое держал в руках. — Это очень простенькое ружье, — сказал он. — Никакой серебряной отделки. Никакой резьбы. — Это оружие, англичанин. А не чайная чашка, — ответил Хамута. Лорд кивнул, сунул руку в жилетный карман, достал бархатный мешочек и протянул Хамуте. Оружейник развязал его и высыпал содержимое себе не ладонь. На ладони у него оказались три крупных рубина и средних размеров бриллиант — все чистейшей воды. Как было известно, Хамута принимал в уплату только драгоценные камни чистой воды. Один из рубинов он вернул лорду. — Это хороший рубин, — сказал лорд. — Да, хороший, — согласился Хамута. — Но это слишком много. — Это безмерно любезно с вашей стороны, — сказал лорд. — Вот ваше ружье, ваши пули. Теперь надо испытать оружие, — заметил Хамута, и лорд кивнул. Хамута опять хлопнул в ладоши, и в противоположном конце длинного зала открылась дверца. За дверью был столб, а к столбу был привязан нищий бродяга. — Убейте, — велел Хамута. — Я не стану убивать человека, привязанного к столбу, — отказался лорд. — Я не палач. — Как пожелаете, — милостиво согласился Хамута. Улыбнувшись, он легким движением руки взял ружье из рук лорда, зарядил его и выстрелил. Ружье было столь великолепно, все детали подогнаны так точно, что даже без глушителя выстрел прозвучал просто как легкий вздох, Узел на одной из веревок, стягивающих бродягу, лопнул. Бродяга встряхнулся, сбрасывая веревки на пол, вскрикнул, а Хамута вернул ружье лорду. — Боже милостивый, — произнес лорд. Тот, который только что получил свободу, был крупным небритым мужчиной, а глаза его были налиты краской безумия. — Он — убийца, — сообщил Хамута. — И я думаю, он хочет отнять у вас ваши драгоценности и вашу жизнь, старина. Так говорят англичане? «Старина»? Хамута рассмеялся. Лорд неловко вставил патрон в ружье и выстрелил. На животе разъяренного убийцы появился маленький след от попадания пули. Но пуля оставила лишь крохотную красную отметинку. По своему охотничьему опыту лорд знал, в чем ошибка. Платиновая пуля была столь тверда, что прошла сквозь тело, как острая тонкая игла. Пуля должна попасть в мозг или задеть какой-то жизненно важный орган, иначе человека не свалить. Но в руках у него больше не было ружья. Это злобное животное, Хамута забрал его. Он смеялся. Зарядил, выстрелил и снова рассмеялся. И в этот момент лорд понял, зачем ему нужно было иметь крепкий желудок. Одним выстрелом Хамута раздробил левую лодыжку бродяги, вторым правую. Бедняга повалился навзничь, он визжал от боли, и тогда Хамута всадил пулю ему в позвоночный столб, и ноги перестали дергаться. И лорд прочитал выражение боли и страха в глазах жертвы. Но патронов больше не было. Лорд отвернулся и сердито воззрился на своего друга. — Как могли вы допустить, чтобы я видел такое? — Вы сказали, что вам нужно оружие Хамуты. — Да, но не такой ценой. — Вы сказали, что у вас нет проблем с желудком. — Да, конечно. Но такого я не ожидал. Стоны жертвы смешивались с хохотом Хамуты. Оружейник смеялся столько же над англичанином, сколько и над истекающей кровью фигурой, распростертой на полу. — Вы никому ничего не расскажете, — предупредил лорда друг. — И как долго все это будет продолжаться? — спросил лорд. — Пока мистер Хамута не насладится сполна. Лорд покачал головой. Они слушали стоны и визги более пятнадцати минут, а потом Хамуте принесли коробку с платиновыми пулями, и выражение презрения на лице лорда сменилось выражением восторга и восхищения. Пули, пущенные рукой Хамуты, попадали в цель с точностью хирургического скальпеля. Сначала Хамута положил конец визгам, слегка зацепив череп жертвы, как раз достаточно, чтобы жертва потеряла сознание. — Я хотел, чтобы вы меня слышали, — пояснил он лорду. — Сначала — в череп. Потом разбить адамово яблоко. Потом — мочку левого уха, потом — правого, а потом — вниз по телу до коленных чашечек. Прощайте, коленные чашечки. Его пули еще дважды скользнули по черепу жертвы, а потом Хамута велел лорду закончить акт убийства. Ружье чуть не выскользнуло из пальцев лорда — так они вспотели. Он слышал, как бешено колотится его сердце. Прости, бродяга, подумал он, и сделал один-единственный выстрел — прямо в сердце, и тем положил конец всему этому жалкому зрелищу, не обращая внимания на то, что Хамута продолжает насмехаться над ним. Хамута счел ниже своего достоинства сообщать лорду, что тот, фактически, заставил его скомкать весь процесс продажи оружия. Ему надо было срочно отправляться в Калифорнию. Там для него была приготовлена совершенно замечательная мишень, и ему было велено поторапливаться. — Это будет для вас настоящее испытание, — сказал поставщик мишени. — Для меня не бывает испытаний, — ответил Хамута. — Только развлечение. — Что ж, тогда мы оба позабавимся, — сказал поставщик мишени, американец Абнер Бьюэлл, человек, который воистину знал, как дать людям то, чего они хотят. Глава девятая Все они привыкли к роскошному образу жизни, к роскошным автомобилям и роскошным домам, к роскошным женщинам и роскошным курортам, и к самой роскошной штуке в этом мире — к возможности покупать все, что угодно, не озадачивая себя вопросом, сколько это стоит. А потом деньги иссякли, и Берни Бондини, кассиру в супермаркете, купившему собственную бакалейную лавку, и Сташу Франко, банковскому кассиру, ставшему биржевым маклером, и Элтону Хабблу, автомеханику, ныне владевшему двумя магазинами по продаже автомобилей, весь последний месяц пришлось очень и очень напрягаться, чтобы сохранить свой неизмеримо возросший уровень жизни. И поэтому, когда все они получили открытку, на которой был написан вопрос «Что бы вы НЕ стали делать для того, чтобы вернуть деньги?», а также был назван адрес в Малибу и время, все трое пришли в назначенное место в назначенное время. Это оказался великолепный дом с колоннами и с видом на океан, и на участок песчаного пляжа, о который мерно плескались волны Тихого океана. Дом стоил не меньше трех миллионов, и уже одним этим мог настроить их сознание на нужный лад, дав почувствовать, что они могут потерять. Рыжеволосая красавица безмолвно впустила их в дом и так же безмолвно провела на широкий балкон, выходивший на океан. Когда она развернулась, чтобы уйти, Бондини спросил. — Мисс, что нам надо сделать? Рыжая красавица ответила: — Поразмышляйте над тем, что было написано на открытках, которые вы получили. Они поразмышляли над этим и обсудили. Есть кое-что такое, что они не станут делать даже и за деньги. Нет-нет. Есть некоторые незыблемые принципы и нормы морали, которые они не нарушат ни при каких обстоятельствах, — это те нормы, которые и отличают человека от животного. Они понаблюдали за тем как внизу под ними, по пляжу, строем проходят прекрасные купальщицы, с надеждой поглядывая на дом, и наконец Хаббл заставил себя отвернуться и вяло промямлил: — Мне наплевать. Есть кое-что такое, что я не стану делать за деньги. — Я тоже, — поддакнул Бондини. — Например? — спросил Франко. — Я бы не стал убивать маму палкой, — сказал Бондини. — Никогда. Я ни за что не стал бы это делать. Меня не настолько интересуют деньги. Хаббл согласно кивнул. — Да, думаю, это действительно могло бы быть ужасно. Но если она совсем уж старая и больная, как моя. Я хочу сказать: иногда смерть лучшее решение жизненных проблем, чем продолжение жизни. — Но палкой! — воскликнул Бондини. — Никогда. Я не стану убивать маму палкой. — Но, может, большой палкой, чтобы быстрее, — предположил Хаббл, но Бондини стоял на своем: — Никогда, — повторил он. — Ну а я стал бы, — заметил Франко. Это был человек небольшого роста, с жесткими волосами песочного цвета. Вот уже тринадцать месяцев непостижимым образом деньги поступали ему на счет «Инста-чардж», и это вдохновило его на то, чтобы бросить тупицу-жену и расстаться со своими двумя лентяйками-дочерьми. — Я помню свою жену, — сказал он. — Я бы убил свою мать. И твою тоже. Все лучше, чем возвращаться к моей жене. — Я не верю, — упрямо заявил Бондини. — Должно быть что-то такое, что ты не стал бы делать. И вы оба. Есть что-то такое, что вы не стали бы делать. Хаббл, покинув смотровую яму и перебравшись в кабинет управляющего, отрастил бороду. Сейчас он ее задумчиво погладил и произнес: — Я не стал бы сниматься в порнофильме. — Он снова задумался и добавил. — С животным. Я не стал бы сниматься в порнофильме с животным. Он несколько раз кивнул головой, словно бы подтверждая свои твердые жизненные принципы. Здесь он проводил черту, и осознание этого радовало его. — Бывают очень милые животные, — заметил Бондини. — Нет. Никогда, — заявил Хаббл. — Никаких порнофильмов и никаких животных. А ты, Сташ? Франко поднят взор, как бы удивляясь, что кто-то с ним заговорил. Потом он снова посмотрел на океан и тихо произнес: — Я не стал бы трахаться с трупом. — Почему? — удивился Бондини. Удивление его казалось искренним — надо же, какие нежности. — Ты не видел мою жену, — ответил Франко. — Это все равно, что трахаться с ней. Я не смог бы этого сделать. — Ну, тебе лучше знать свою жену, чем нам, — заметил Хаббл. — Но я не думаю, что это так уж плохо. Бывают очень симпатичные мертвецы. Может быть тебе достанется именно такой. Франко снова покачал головой. — Нет, здесь я провожу черту. Никакого секса с мертвецами. Как это называется? Есть какое-то особое слово. — Ага, — подтвердил Бондини, но вспомнить не смог. — Это слово происходит от слова со значением «смерть» — произнес Хаббл. — Что-то такое я припоминаю. — Ну, и что за слово? — спросил Бондини. — Не знаю. Просто оно означает «смерть», — ответил Хаббл. — Труп, — сказал Бондини. — Может, что-то вроде: трупофобия. — Да, вроде похоже, — согласился Франко. — Наверное, так оно и есть. Трупофобия. Я где-то слышал это слово. Рыжеволосая красавица, впустившая их в дом, снова появилась на балконе. Она была абсолютно голая. У нее были полные груди с заостренными сосками. На ней были лишь туфли на высоких каблуках, еще более подчеркивающие длину и стройность ее конечностей танцовщицы. Кожа ее была покрыта маслом для загара, а сам загар был абсолютно безупречен — ни малейшего следа купальника. Она спросила, что они хотят выпить. Оглядев их всех троих по очереди, она облизала губы. Губы были пухлые, ярко-красные — верхняя такая же полная, как и нижняя. А когда каждый из них сделал свой заказ, она неторопливо удалилась, но даже ее походка была эротическим действом — зад, покрытый нежной, как у ребенка, кожей, похотливо ходил из стороны в сторону. — Ну, может, если большой палкой, — произнес Бондини. — Так, чтобы я мог покончить дело одним ударом. Хаббл разговаривал сам с собой, не в силах оторвать взгляд от двери за которой рыжая красотка скрылась в доме. — Да есть очень милые животные, — пробормотал он. — Зря я так предубежден против животных только потому, что они животные. Милые, симпатичные животные. Что в этом плохого? Франко их не слушал. Он думал, хотя вслух он этого и не сказал, что среди трупов и в самом деле попадаются очень привлекательные. Например, красивые женщины, умершие от передозировки наркотиков. К ним не придерешься, как бы внимательно вы их ни разглядывали. А если взять такую сразу после наступления смерти, тогда, черт побери, она еще даже не успеет остыть. Конечно, они вам мало что дадут, но кто сказал, что мужчина обязательно должен что-то получать в ответ? А если вам нужен шум и крики, тогда пожалуйста, когда деньги к вам вернутся, найдите себе женщину, которая умеет славно шуметь. Иногда человеку приходится делать то, чего ему не хочется, но что на самом деле необходимо. Теплый симпатичный труп — что ж, о'кей. Мысль о трупе нравилась ему больше, чем мысль о трупофобии. — У меня нет трупофобии, — заявил Франко. — И со мной все всегда было в полном порядке. Не пытайтесь приписать мне болезни, которых у меня нет. И он с грозным видом огляделся по сторонам. Выпивку им так и не подали. Вместо этого на балкон вышел Абнер Бьюэлл, облаченный в брюки и рубашку цвета хаки — слишком хаки, чтобы это можно было назвать домашней одеждой. На ногах у него были толстые шерстяные носки и дешевые кроссовки без шнурков. А волосы его, как всегда, были в безупречном порядке, и как всегда, казались пластиковыми. Он предстал перед ними и заглянул в свой блокнот. Наконец он поднял взор и обратился к Бондини: — Ты. Я хочу, чтобы ты забил свою мать до смерти. — Один удар большой палкой, — отозвался Бондини. — Маленькой палкой. И медленно-медленно, — заявил Бьюэлл. Не дожидаясь ответа, он обратился к Хабблу: — А ты сыграешь главную роль в порнофильме "Моя любовь к горным козами. Тебе придется трахнуть трех овец. — И опять он не стал ждать ответа и вперил взгляд своих жестких глаз в Сташа Франко. — Я хочу, чтобы ты вступил в половую связь с обезглавленным трупом, скончавшимся три недели назад. Он опустил блокнот и, не торопясь, оглядел всех троих своих гостей. — Я хочу, чтобы вы знали что я передал вам троим в общей сложности шестьсот двенадцать тысяч долларов за последние двенадцать месяцев. С чисто формальной точки зрения эти деньги вы присвоили мошенническим путем. А теперь вы сделаете то, о чем я вас прошу, или вы не только перестанете получать деньги, но и не позднее сегодняшнего вечера в вашу дверь постучится полисмен. У вас есть шестьдесят секунд, чтобы решить какова будет ваша линия поведения. Он направился в дом а когда дверь за ним закрылась, Бондини спросил: — Как вы думаете? Это была скорее мольба о помощи, чем вопрос. — Не знаю, — ответил Хаббл. — А ты как думаешь? — Я думаю, я не так уж сильно люблю свою мамашу. Меня в детстве постоянно кормили печенкой. Как можно любить человека, который пичкает тебя печенкой? Маленькая палка — это не так уж плохо. Хаббл сказал: — Мне всегда нравились овцы. Они очень приветливы. Да, вроде того. — Я могу закрыть глаза, — заявил Франко. — И задержать дыхание. Трупы. Они все одинаковы в темноте. Я всегда так говорил. Бьюэлл вернулся ровно через одну минуту. Он стоял перед ними, молча ожидая ответа. Наконец Бондини выпалил: — Мы сделаем это. — Все вы? — уточнил Бьюэлл. — Да, — подтвердил Бондини. — Мы сделаем это. Все мы. — Хорошо, — произнес Бьюэлл. — Это по десять тысяч очков за каждого. А теперь — вам не придется это делать. — Что? — не понял Хаббл. — Вам не придется это делать. Я просто испытывал вас, — пояснил Бьюэлл. Хаббл охнул. — Я хочу, чтобы вместо этого вы убили человека, — сказал Бьюэлл. — Кого именно? — поинтересовался Франко. — Это имеет какое-нибудь значение? — удивился Бьюэлл. — Нет, — ответил Франко. — Это не имеет никакого значения. — Никакого, — подтвердил Бондини. — Совсем никакого, — поддакнул Хаббл. Все трое испытывали огромное облегчение оттого, что им предстояло всего лишь убить человека. И какая разница, кого именно. * * * Машина надрывно хрипела, а стрелку термометра прочно зашкалило на красное. Машина ехала вниз по извилистой дороге, петляющей среди гор в направлении калифорнийского побережья. Римо выключил газ, перевел рычаг скорости в нейтральной положение и позволил машине свободно катиться вниз по дороге. — Что ты делаешь? — удивилась Памела Трашвелл. — Пытаюсь добраться до места, — ответил Римо. — Помолчи, если не хочешь идти пешком. Машина, предоставленная сама себе, набирая скорость, неслась вниз по склону каньона, с ревом проносясь мимо магазинчиков размером с дверную коробку, где была выставлена рассада четырнадцати разновидностей бобовых, мимо длиннозубых хиппи в очках в металлической оправе и мимо женщин лет за сорок, все еще носивших замшевые юбочки с бахромой и мокасины на мягкой подошве. Один из поворотов машина проехала на двух колесах. — Ты едешь слишком быстро, — сказала Памела. — С чего ты это взяла? — удивился Римо. Она возвысила голос, чтобы перекричать скрежет колес и свист ветра, врывавшегося в открытое окно. — Потому что это долбаное авто сейчас перевернется! — крикнула она. — Не перевернется, если ты сдвинешься чуть-чуть влево, — ответил Римо. Она с трудом сдвинулась к середине переднего сиденья, а Римо вписал машину в левый поворот. На какое-то мгновение машину занесло, она поехала на двух правых колесах и опасно зависла в таком положении. Римо схватил Памелу за плечи, притянул ее к себе, и машина вновь опустилась на все четыре колеса. — Следующий поворот я проеду с закрытыми глазами, — пообещал Римо. — Пожалуйста, замедли ход, — взмолилась Памела. — Ладно, — согласился Римо и нажал на тормоз. — Меня не волнует, доберемся мы до места вовремя, чтобы спасти мир от ядерной катастрофы, или нет. — Что? — не поняла Памела. — Ничего, — невозмутимо ответил Римо. — Ты что-то сказал про ядерную катастрофу, — напомнила Памела. — Я думал про машину, — сказал Римо. — Неправда. Ты говорил о чем-то другом. — Я забыл, — отмахнулся Римо. — Нет, ничего ты не забыл. — Памела скрестила руки на груди. — Ты просто не хочешь мне сказать. Ты вообще ничего мне не говорил с тех пор, как мы выехали из Нью-Йорка. За всю поездку ты мне и трех слов не сказал. Я даже не знаю, как ты выяснил, что нам надо ехать в Малибу. — Слушай, я работаю на телефонную компанию. Откуда мне знать про ядерную катастрофу? — спросил Римо. — И моя контора сообщила мне, куда ехать, а если мама говорит, поезжай туда-то, я туда и еду. — Тут совсем другое. С какой стати нью-йоркская телефонная компания посылает тебя искать телефонного хулигана в Калифорнии? Эй! В чем дело? — Ну, это не совсем нью-йоркская телефонная компания, — ответил Римо. — Нет? А что же это? — Это часть нашей новой телефонной системы. Если у тебя ломается телефонный аппарат, то ты кого-то вызываешь. А если столбы с проводами падают в бассейн к твоим соседям и варят их там заживо, то ты вызываешь кого-то другого. Ну, так вот, я работаю на другую компанию. Это наше новое АО Александр Грэм Динь-Динь и Ко. Служба охраны от телефонных хулиганов. Дайте нам время, и мы так наладим телефонною систему Америки, что она станет не хуже иранской. — И все-таки я не верю, что ты работаешь на телефонную компанию, — упрямо повторила Памела. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12 |
|||||||||