Посвящается Марку Шилдсу, который предпочитает совершенно иной вид транспорта.

А также славному Дому Синанджу.

Глава 1

Никто не знал, когда это началось, так как продолжалось аж со времен Кейси Джонса. И никому такое положение дел не казалось странным, ведь это столь же обычное явление, как и товарный поезд. Опять же неизвестно, когда этому придет конец, ибо аварии на железных дорогах сделались неизбежными еще тогда, когда человеку пришло в голову пустить по стальным лентам грохочущие махины. И ничего особенного не было в захлестывающих страну волнах железнодорожных катастроф, потому что подобное творилось и в эпоху первых паровозов. Иногда катастроф случалось больше. Иногда меньше.

На протяжении трех жестоких лет их было больше. Намного больше.

Знатоки железных дорог, работники поездных бригад и прочие специалисты говорили, что состояние одряхлевшей железнодорожной системы страны достигло критической отметки.

Национальный совет безопасности перевозок возлагал вину на машинистов, среди которых распространилась наркомания, на устаревшее и изношенное оборудование, а также попросту жаловался на злой рок.

Все соглашались с тем, что хуже всего дела с железнодорожными катастрофами обстояли у «Амтрака». За три мрачных года погибло более ста человек — больше, чем по всей стране за все двадцать пять лет существования пассажирских перевозок.

При этом не принимался во внимание тот факт, что пассажирские поезда «Амтрака» всегда полны пассажиров, тогда как товарные перевозят безопасные грузы. Не обращалось внимание и на то, что в обычном поезде гораздо больше пассажиров, чем в обычном авиалайнере. Вполне естественно, что при железнодорожных катастрофах должно быть больше жертв, чем при авиационных. Но на самом деле при крушении поезда число счастливо спасшихся пассажиров значительно больше числа погибших, чего нельзя сказать об авиакатастрофах, к примеру, самолетов «Боинг-747». Тем не менее всякий раз, когда поезд «Амтрака» сходил с рельсов, репортажи об этом событии появлялись исключительно на первых полосах газет. В конце концов, поезда «Амтрака» перевозят отнюдь не капусту.

Все эксперты сходились на том, что, если бы статистика не учитывала «Амтрак», железнодорожные перевозки считались бы столь же безопасными, как и прежде.

Если вы знакомы с историей железных дорог, вам известно, что ваша безопасность напрямую зависит от того, где вы сидите.

Тай Херли сидел в кабине машиниста нового тепловоза МК5000С, который тащил за собой товарный состав, принадлежащий Южной Тихоокеанской компании. Левая рука Херли лежала на регулирующем клапане, правая — на рукояти тормоза. Глаза же следили за двумя трудноразличимыми полосами света. Рельсы чуть блестели в свете фар. Состав прошел поворот и теперь приближался к Биг-Сэнди, штат Техас.

Кабина вибрировала, басисто гудел двадцатипятитонный дизель «катепиллар-3612», Тай не сводил глаз с жидкокристаллического дисплея на пластиковой приборной доске — наблюдал за цифрами в столбиках «Тормозное давление» и «Оборотов в минуту». Позади, меньше чем в двадцати футах от спинки его кресла, мчались галопом пять тысяч лошадей, и все-таки ему было не по себе. Мягко говоря, не по себе.

Тай Херли сделался машинистом отнюдь не для того, чтобы с комфортом сидеть в кабине с искусственным микроклиматом, изолированной от огромного четырехтактного двигателя В-12, которым он управлял, регулируя число оборотов и уровень давления. Нет, не о такой работе он мечтал.

Ему не хватало старого доброго дизеля СД40-2, грубой черной приборной доски, круговых шкал приборов, маломощного настенного вентилятора, которому не под силу очистить спертый воздух в кабине. Вот это — для настоящего железнодорожника! Но больше всего его удручало то, что он перестал принадлежать Южноатлантической компании. Южноатлантическую поглотил Атлантический союз, и этот серый красноносый МК5000С в скором времени наденет его зеленую униформу. Наступил конец целой эпохи.

Не изменились лишь тусклые отблески света на рельсах перед лобовым стеклом.

Всю жизнь, с самого детства Тай любил смотреть, как блестят рельсы. С тех самых пор, когда впервые услышал заунывный гудок и грохот колес грузового поезда, уносящегося вдаль, прочь из Техаса.

Для человека, никогда не видевшего больших городов Восточного побережья и не совершившего ничего выдающегося, он прожил достойную жизнь. Звезд с неба Херли не хватал — не «ложился на дырку», случая показать высшее мастерство в критической ситуации ему не представилось, зато его поезда ни разу не сошли с рельсов и он ни разу не испортил груза. Ни разу за двенадцать лет работы в Южноатлантической! Есть чем похвастаться, особенно в наши дни.

Поезд шел по мосту через реку Сабина. Тай регулировал тормозное давление и продолжал тихо радоваться жизни.

Ему тридцать шесть лет, и он абсолютно здоров. У него есть работа. Та самая работа, о которой он мечтал. Конечно, работа оказалась не совсем такой, какой представлял себе Тай, когда жил в маленьком городке Уичита-Фоллс, но за нее хорошо платят. Жена его вполне довольна привилегиями железнодорожника, а близнецы — электронными играми и «сникерсами». Со временем он, может быть, привыкнет к МК5000С. Возможно, думал Херли, он еще будет водить поезда, когда в один прекрасный день и эту модель сочтут устаревшей. Господи, да уже поговаривают, что следующим чудом техники станет Эй-Си. Двигатель на нем не откажет ни при каких обстоятельствах. Кстати, Тай ни разу не «посадил» двигатель. Еще один плюс в его биографии.

А самое главное — Тай не повторил судьбу своего отца. Отец раньше тоже работал в Южноатлантической. Хороший человек. Сейчас, правда, весь высох: у него больное сердце и надломленный дух.

Однажды Лютер Херли вел товарняк по главной ветке. Тем временем на железнодорожный переезд въехал ярко-желтый школьный автобус и застрял посреди путей. Лютер между тем ехал по прямой и уже давно наращивал скорость, стараясь наверстать опоздание, и потому увидел автобус только в последний момент. Он слишком поздно рванул тормоз. Впрочем, даже если бы он начал тормозить за пять миль до переезда, все равно не успел бы. Старший Херли управлял дизель-тепловозом Эм-Пи-15, который тянул семьдесят полностью нагруженных платформ. Даже если бы машинист нашел способ завалить состав набок, как корову на скотобойне, он не смог бы остановиться вовремя.

Рукоятка тормоза сломалась в руке орущего Лютера в тот самый миг, когда локомотив врезался в школьный автобус и со скрежетом потащил его сверкающие на солнце обломки по безжалостным рельсам. Остановился поезд больше чем в миле от переезда.

В живых остался только Лютер Херли — если можно назвать жизнью то существование, которое он ведет после того жуткого случая. Ребятам из спасательной команды пришлось силой отдирать его руку от гудка, и лишь тогда им стало ясно, что все это время он кричал не переставая.

Тай Херли так и не услышал об аварии от самого отца ни слова. Лютер вернулся в тот день домой и больше никогда не ездил по железной дороге. На пиво и снотворное пенсии железнодорожника хватало. На следующий день Тай прочитал о катастрофе в газете. В репортаже приводились слова одного из экспертов. Тот сказал, что эффект от удара поезда по автобусу можно сравнить с эффектом от наезда этого самого автобуса на жестянку от кока-колы. Ни единого шанса на выживание у жертв быть не могло.

Это красноречивое сравнение поразило Тая куда сильнее, чем число несчастных, о которых он со временем позабыл. Впрочем, и сейчас Херли вздрагивал всякий раз, когда думал о том чудовищном ударе. И всякий раз, когда он подъезжал к пересечению с автомобильной дорогой, внутри у него все сжималось.

Да, по крайней мере он не повторил судьбу отца! У того хватило силы воли не запить по-черному, когда окончилась его трудовая жизнь, но не хватило ни на что другое.

С точки зрения Тая, на свете нет ничего безопаснее железных дорог. Если, конечно, ты находишься в поезде, а не на рельсах. Херли прекрасно знал статистику. В самые худшие годы погибает менее пятидесяти пассажиров поездов. И по меньшей мере пятьсот человек в год гибнут под колесами.

После полуночи товарняк въезжал в мирный Биг-Сэнди, и Тай давал гудок. Каждый раз в городе поднималась суматоха. Говорили, что проклятый поезд будит весь город. Жителям и в голову не приходило, что это делается для их же блага. Они и предположить не могли, что существует связь между предупредительными ночными гудками и пожелтевшей газетной вырезкой, которая хранится у Тая в платяном шкафу, там, в отделении для носков и чистого белья.

Пока Тай водит поезда, он всегда будет давать гудок, подъезжая к пересечению с автострадой.

И пусть жалуются. Речь идет не только об их жизни, но и о жизни Тая Херли.

Гудок МК5000С прорезал техасскую ночь, но внутри новенькой кабины он слышался приглушенно. Так, на всякий случай, Тай дал еще один гудок. И вдруг увидел, как к блестящему пятну, к тому месту, где пересекаются пути бывшей Южноатлантической магистрали и магистрали Атлантического союза, трясясь, несется спортивный автомобиль цвета слоновой кости.

Сердце Тая гулко забилось, на руках выступили жилы, во рту пересохло.

— Ох, Боже, не надо, пожалуйста... — сдавленно бормотал он.

Еще один гудок.

В ответ спортивный автомобиль ринулся вперед.

— Нет, кретин! Нет же, ты проиграешь. Назад, назад! — орал Тай, сидя в звуконепроницаемом чреве тепловоза, понимая, что его не услышит никто, кроме Спасителя.

На фарах спортивной машины были укреплены защитные лопасти, поэтому, казалось, свет переливается всеми цветами радуги. Тем временем, повинуясь автоматическому сигналу, шлагбаум начал опускаться. Зазвенел звонок.

Тай опять закричал, но уже по-другому:

— Быстрее! Быстрее, черт побери! Ты сможешь! Проскочи!

Шлагбаум опускался, и сердце Тая ухнуло вниз.

Шлагбаум вновь поднялся, когда спортивный автомобиль врезался в него на бешеной скорости.

Тай смотрел вперед расширившимися от ужаса глазами.

Передние колеса машины пересекли рельс, задние коснулись стальной полосы, и автомобиль замер как вкопанный.

— Уходи! Уходи! — закричал Тай и ударил кулаком по дисплею; экран треснул, как яичная скорлупа.

Белая дверца машины распахнулась, и на пути вышел человек. В свете мощного прожектора тепловоза он казался маленьким жуком. Но действовал отнюдь не как жук.

В руках мужчина держал что-то вроде длинной палки. Он завязал ее чуть ли не узлом, но она распрямилась и теперь дрожала, как усик жука.

Повернувшись, человек неуклюже забрался на крышу машины, нагнулся и поднял дубинку, затем выпрямился. Теперь он просто стоял и смотрел на надвигающийся на него тупой темно-красный нос дизель-тепловоза.

— Иисус милосердный! — простонал Тай, переводя рукоятку реверсора в нейтральное положение. Одновременно он потянул на себя регулятор, пытаясь тормозить. Что-то вдруг произошло с тяговыми двигателями. Они напряглись и зажили собственной жизнью, сопротивляясь тысячетонной силе инерции.

Тай понимал, что уже поздно. Что отныне все в руках всемогущего Господа. Он мог только вцепиться в рычаги управления и наблюдать за неизбежной катастрофой, невольно оказавшись в роли бессильного статиста.

Он слышал про случаи самоубийств на рельсах. На востоке страны такое раз или два случалось. До сих пор шли разговоры и о некоем янки из Коннектикута, который положил свою идиотскую башку на рельсы, чтобы жестокий обод стального колеса сделал то, что он мог бы сделать сам при помощи пули, но у него не хватало мужества.

Но этот!..

Этот человек, одетый в черное, как бы возник в ночи. Больше Тай не мог сказать ничего. Мужчина весь был в черном. Даже лицо его казалось черным. Не таким, как у негра; оно отливало блеском, как надкрылие жука. Как будто самый чудовищный из ночных кошмаров Тая Херли принял обличье человека и, неся с собой проклятие, поднялся из глубин ада.

Он рос и рос перед Таем, и хотя комок подкатывал к горлу и перед глазами вставала расплющенная банка из-под кока-колы, машинист пристально вглядывался в эту черную физиономию, пытаясь разглядеть черты, которые вот-вот навсегда исчезнут под колесами, и их уже никто не разглядит. Он спрашивал себя, так ли вел себя когда-то его седовласый отец, видел ли он застывшие от страха детские лица, видел ли белки округлившихся глаз в ту парализующую секунду, что предшествовала столкновению, когда автобус распался на части, подобно ломтю хлеба Господня, и детские тела разлетелись, словно семечки подсолнуха.

Вдруг человек на машине поднял руки, занеся над головой дубинку. В ночной мгле Тай Херли не разобрал, что это такое, но в голове у него мелькнула мысль о мече, и человек в черном на мгновение представился ему бесстрашным воином минувших веков, дерзнувшим одолеть враждебную махину современного товарного поезда при помощи острого стального клинка.

В этот миг как будто остановилось сердце Тая Херли, а с ним остановилось время, и Тай начал молиться за того человека. Он молился, ибо знал, что из них двоих в живых останется только тот, что в кабине.

Басовитый зверь неуклонно приближался, и человек в черном принялся размахивать мечом, словно разминаясь перед ударом, как бейсболист. Его быстрые взмахи были небрежны и уверенны.

В самую последнюю секунду «черный» взмыл в воздух. Клинок блеснул в лунном свете серебром, и Тай увидел, что и лезвие черного цвета. Оно вырвалось из рук меченосца и полетело навстречу, как при замедленной съемке. Глаза Херли следили за мечом даже тогда, когда заговорил разум: Он испугался. Он успеет спрыгнуть. Слава Богу. Слава всемогущему Господу.

Лезвие, вращаясь, врезалось в лобовое стекло кабины, как взбесившаяся лопасть вертолетного винта, и уже вне поля зрения Тая Херли хрупкий спортивный автомобиль взорвался как хлопушка. Тупой нос тепловоза из красного мгновенно сделался черным. А затем без всякого толчка и без всякой задержки поезд потащил разбитую машину с собой.

Когда поезд проехал еще несколько миль, машина попросту разлетелась на куски. Мелочь расплющилась на рельсах.

Ничего этого Тай Херли уже не видел и не слышал. Руки его застыли — одна на рукоятке реверсора, другая на рычаге гудка.

Глаза его смотрели вверх, непонимающе мигая. Он видел перед собой рабочий сапог. Он не знал, чей это сапог, но тот казался знакомым, очень знакомым. И между прочим, очень походил на сапог, который он сам чистил сегодня утром.

Поезд начал заворачивать. Голова Тая слегка повернулась, и он понял, что смотрит на свой собственный сапог. Он сидел непоколебимо и прямо в кабине локомотива товарного поезда. И прежде чем тьма накрыла его, успел себя спросить, не покинула ли каким-либо образом душа его тело.

Он увидел, что воротник его форменной куртки сделался ярко-красным, а на том месте, где должна быть голова, зияла пустота и била фонтаном кровь. Ему в голову пришла забавная мысль: Если я там, почему мои глаза на полу?

И в этот миг вся кровь вытекла из его мозга, а вместе с ней и жизнь покинула его отрезанную голову, оставив без ответа его последний нелепый вопрос.

Никем не управляемый громадный слепой МК5000С безостановочно несся вперед, ревя в ночи, раскачиваясь на поворотах, а тяжелый сапог мертвого машиниста упорно давил на педаль. Поезд прогромыхал через Биг-Сэнди, штат Техас, и понесся дальше, в сторону Тексарканы, где, как и следовало ожидать, сошел с рельсов и врезался в стальное ограждение в конце трассы. Последствия были вполне предсказуемы.

Когда Мелвис О. Каппер, специалист, которого Национальный совет безопасности перевозок уполномочил вести расследование, прибыл на место, бригадир депо встретил его единственной фразой:

— Откинул копыта.

— И все же, почему машинист просто не затормозил?

— Я не о локомотиве. Его мы еще не осматривали. Я о машинисте. Это он откинул копыта.

Мелвис забрался в кабину тепловоза, который, словно индийский боевой слон, лежал на боку посреди обломков оборудования, — и тут он понял, что имел в виду бригадир.

Машинист был повсюду. Удар в буквальном смысле разбросал его. Оторваны пальцы, одна нога выкручена и закинута за плечо... Другая нога на первый взгляд выглядела нормально. Ступня стояла правильно, но одного взгляда на открытую икру было достаточно, чтобы убедиться, что нога перекручена по меньшей мере трижды. Как конфета-тянучка белого цвета.

И что хуже всего — голова была оторвана.

— Боже правый, — пробормотал Мелвис.

— Похоже, осколок стекла перерезал шею.

Мелвис посветил фонариком.

— Что-то я не вижу крупных осколков.

— Наверняка где-то здесь. У парня отрезана голова, так?

— Точно, — согласился Мелвис.

Но лобовое стекло при ударе только покрылось паутиной мелких трещин, вылетело всего лишь несколько кусочков, самый крупный из которых оказался не больше ногтя.

— Может, большой осколок перерезал ему шею, а потом при ударе раскололся, — предположил Мелвис.

— При каком ударе? При первом, в Биг-Сэнди, или при втором, здесь?

— Видимо, здесь. Там ведь что случилось? Он врезался в маленький японский джип «нишицу-ниндзя». МК5000С по сравнению с ним — огнедышащий титан. Да что говорить!.. У такой машины радиоантенна даже до фары не достанет.

— Да, звучит убедительно.

Остальное, правда, не поддавалось объяснению.

Бригадира наконец осенило.

— Если его не убило стеклом сразу же, тогда какого черта он потом несся как бешеный? Он же проехал почти пятьдесят миль, так почему он не тормозил?

Мелвис пожал плечами:

— Может, он был настолько шокирован, что его парализовало. Такое случается.

— Ну да! Промчаться в шоке пятьдесят миль и на полном ходу ворваться на территорию депо...

— Ладно, — хмыкнул Мелвис. — Ясно одно: ему не могло отрезать голову при столкновении с автомобилем. Это совершенно немыслимо.

Однако, добравшись до места первой катастрофы, Мелвис с бригадиром обнаружили огромный осколок. Судя по всему, он мог прежде составлять часть лобового стекла кабины МК5000С.

Мелвис приказал помощникам примерить осколок к пробоине. Изрезанные края совпали! Приходилось признать очевидное: осколок стекла отрезал машинисту голову при столкновении с джипом.

— Надо полагать, нога соскользнула с тормозной педали, — предположил бригадир депо. — Как вы это объясните?

— Наркотики, — ответил Мелвис Каппер.

— Все вы там в НСБП говорите «наркотики», когда не можете найти разумного объяснения!

— Наркотики, — сухо повторил Мелвис.

В предварительном отчете Мелвис Каппер указал на наркотическое опьянение машиниста как на предположительную причину катастрофы. Предварительный отчет эксперта попал в центральный офис Национального совета безопасности перевозок в Вашингтоне, округ Колумбия, и компьютер распространил его по всем региональным отделениям НСБП.

Проводившая эту нехитрую пересылку девушка-оператор сделала больше, чем любой эксперт для успешного разрешения загадки катастрофы в Тексаркане. Впрочем, тогда еще никто ни о чем не подозревал — так же, как никому не приходило в голову, что трехлетняя серия кошмарных катастроф на железных дорогах отнюдь не была серией случайных совпадений или затянувшейся полосой невезения.

Все происшествия подчинялись строгой системе. Правда, никому пока не удавалось ее обнаружить.

Глава 2

Его звали Римо. В данный момент он испытывал свою новую тачку в боевых условиях.

Поток машин обтекал его со всех сторон. То один, то другой водитель резким рывком вырывался на соседнюю полосу. Как ни парадоксально, автомобилям чаще приходилось двигаться вбок, а не вперед. Порой они буквально протискивались с одной полосы на другую, а через некоторое время водители, не утруждая себя подачей звукового сигнала, возвращались в недавно покинутый ими ряд. На дороге выработался своеобразный ритуал. Как только в каком-нибудь ряду открывалось свободное пространство, все находившиеся поблизости машины устремлялись туда. Звенели бамперы, гудели клаксоны. Над шумом и грохотом разносились ругательства. Победитель наслаждался плодами своего успеха примерно на протяжении четверти мили. Едва завидев новую «дырку», он, не раздумывая, рулил туда. Мысль о том, чтобы кому-то уступить, представлялась такой же дикой, как и мысль о том, чтобы не превысить скорость.

Когда-то, очень давно, Римо вроде бы сформулировал для себя основной закон поведения водителей на улицах Бостона. Каждый житель Бостона убежден, что правила движения на дорогах обязательны для всех, кроме него самого. Потому-то каждый шофер и игнорирует их, вполне искренне предполагая, что другой непременно будет следовать их букве и духу. В результате правила не соблюдаются практически никем.

И второе: бостонские водители постоянно куда-то опаздывают, вследствие чего они всегда готовы рисковать жизнью и здоровьем, чтобы сэкономить шесть-семь секунд. Поэтому они виляют на дорогах с такой же легкостью, с какой обычные люди изменяют своим убеждениям.

Уличное движение в Бостоне оказалось настолько безумным, что Римо перестал ездить на машине. Приходилось пользоваться такси либо подземкой.

Просто ему не удавалось найти такой автомобиль, который, по его мнению, соответствовал бы бостонским улицам. Промучившись понапрасну, он попросил своего шефа подыскать ему что-нибудь подходящее. Понятно ведь, что, если он погибнет в автокатастрофе, Смиту придется платить миллионы за обучение его преемника — не говоря уже о том, что он лишится одного из двух наиболее высокооплачиваемых ассасинов.

Шеф заупрямился — поначалу.

— Об этом и речи быть не может!

— Послушайте, Смитти, — сказал ему Римо, — на подготовку летчиков-истребителей тратят огромные деньги, и когда с ними что-нибудь случается, целые эскадрильи вылетают им на выручку. Пилота спасают, даже если приходится жертвовать самолетом. Разве нет?

— Все правильно, — процедил сквозь зубы доктор Харолд В. Смит.

— На мою подготовку ты потратил тонны денег. А поскольку я вынужден жить в этом сумасшедшем доме...

— Бостон — не сумасшедший дом.

— Когда едешь по городу, складывается впечатление, что на тебя со всех сторон прут маньяки-убийцы. Жители Бостона — люди как люди, когда ходят пешком, но стоит им сесть за руль, как они тут же летят кубарем вниз по эволюционной лестнице.

Смит откашлялся.

— Думаю, что вы преувеличиваете.

— Когда я в последний раз ехал из аэропорта, буквально все водители были готовы растерзать и меня, и мою машину за то, что я остановился у пешеходного перехода, чтобы пропустить человека.

— Сомневаюсь.

— Еще был случай, когда я стоял первым у светофора и не рванулся с места немедленно, как только зажегся зеленый свет. Так какой-то идиот сзади загудел и обложил меня на все буквы алфавита.

— Наверное, он спешил.

— Ну да! Заторопился в больницу, когда я укоротил ему язык.

Смит неловко кашлянул.

— Запишите машину в мой контракт, — попросил его Римо. — Мне нужна машина, способная выдержать езду по Бостону. Причем красная.

— Почему красная?

— А почему нет? — парировал Римо.

И поскольку найти хороших ассасинов непросто, доктор Смит согласился. Пришлось.

Дожидаться машины пришлось дольше, чем хотелось. Несколько предложений Римо отверг. На первой машине — «боннвиле» — Римо отправился на пробную поездку по Бостону и очень скоро столкнулся с мальчишкой-почтальоном, ехавшим на велосипеде.

Римо вышел из машины, чтобы проверить, как там парень. Тот швырнул ему в лицо вечернюю газету и пригрозил подать в суд.

— Ты сам меня подрезал, — заметил Римо, убедившись, что правая рука мальчишки не пострадала.

— Надо смотреть, куда прешь, придурок! — завопил пацан, и кольцо у него в носу задрожало.

— Тебя так мама учила разговаривать?

— Именно так мама учила меня разговаривать, когда приходится разговаривать с придурками. Велик был совсем новенький. А теперь, посмотри...

Римо взглянул. На зеленой краске осталась царапина. В остальном — порядок.

— А я только что приобрел эту машину, — возразил Римо, указывая на царапину на переднем крыле автомобиля.

— Надеюсь, твоя матушка высечет тебя за то, что ты ее поцарапал.

— Поцарапал ее не я, а ты. И поосторожнее насчет моей матери! Я ее не знал.

— Повезло тебе. Моя мать из меня котлету сделает.

— Только предупреди ее, что котлета получится тухлая.

— Я ведь и в суд на тебя могу подать. Мой отец постоянно с кем-нибудь судится.

— Прежде всего ему надо бы вчинить иск твоей матери — за то, что произвела на свет такой кусок дерьма, — откликнулся Римо.

— Ты не имеешь права так разговаривать со мной! — заорал почтальон.

— На месте твоего отца я потребовал бы назад свою сперму, — заявил Римо, впрочем, уже более добродушно.

В ответ парнишка шагнул к новенькому «боннвилю» Римо, наклонился и лизнул оцарапанную предохранительную решетку. Римо сначала решил, что присутствует при новом ритуале обнюхивания автомобиля, но пацан тотчас выпрямился, а на решетке появилась новая царапина, в точности такая же, как от столкновения. Газетчик высунул язык, и Римо увидел на нем налет серебристой краски.

Пришлось несколько усовершенствовать велосипед своего оппонента, превратив его в подобие птичьей клетки. Владелец велосипеда каркал по-вороньи, сидя внутри нового сооружения, когда Римо покинул поле боя.

После этого «боннвиль» вернулся к поставщику.

Второй вариант оказался «шеви-блейзером». Эта машина благополучно выдержала первую поездку по кварталу, добралась даже до 128-го шоссе и вернулась домой. Римо припарковал ее на стоянке возле супермаркета, и там в нее врезался, дав задний ход, «мерседес-СЛ».

Женщина, сидевшая за рулем «мерседеса», вышла из салона, бросила взгляд на искореженный капот «блейзера» и на пострадавший задний бампер собственной машины, после чего повернулась к Римо.

— Надо смотреть, куда едете! — громогласно изрекла она.

— Я всего лишь стоял на стоянке, — возразил Римо преувеличенно спокойно, так как к этому времени уже пришел к убеждению, что у всех автомобилистов Бостона неустойчивая психика.

— Это вы утверждаете! Я дам другие показания! — пролаяла женщина, поворачиваясь спиной к «провинившемуся».

— Участники дорожного происшествия должны обменяться координатами, — крикнул ей вслед Римо. — Закон штата, знаете ли.

— Я в происшествии не участвовала. Виновник происшествия — вы. Вот и обменивайтесь координатами с самим собой.

Римо вышел из «блейзера», дождался, пока дама скроется в магазине, и принялся пинать шины ее «мерседеса». Методично, одну за другой. Носок его ботинка отскакивал от толстой резины. И после каждого удара раздавалось шипение спускавшей камеры.

Когда Римо вновь сел за руль покалеченного «блейзера», «мерседес» суровой дамы просел на обода колес.

От «блейзера» Римо также отказался.

Шеф, естественно, не преминул заметить, что Римо, по всей вероятности, не умеет аккуратно ездить.

Римо, само собой, возразил, что в городе Бостоне существует только один способ аккуратно передвигаться в автомобиле — привязать к колесам по воздушному шару и парить над улицами.

— Сделаем еще попытку, — сказал он Смиту.

Последний автомобиль прибыл только что, точнее — утром. Римо взглянул на него и, энергично потирая руки, сообщил:

— Честное слово, не могу ждать.

Лучшего нечего было и желать. Главное — машина была красная. Вернее, красная с разводами. Римо и не знал, что на заводах машины окрашивают в красный цвет с разводами, как в былые времена. Подобную окраску автомобилей ему приходилось видеть лишь в детстве, когда даже мечта о собственном велосипеде полностью противоречила его финансовым возможностям.

Сейчас Римо двигался по Юго-восточному экспресс-шоссе, известному среди автомобилистов как Юго-восточное депресс-шоссе, а также — в лучшие дни — как Зеленый монстр. Он проводил испытания новой машины. Длинная, перегруженная транспортом, напоминающая застывшего над Бостоном удава эстакада. Скоро ее должны будут разрушить, чтобы освободить место для пришедшей ныне в упадок Центральной магистрали. Римо искренне надеялся, что городские власти проявят благоразумие и не забудут пропороть сердце этой змеи осиновым колом.

Машина буквально пылала под ярким июльским солнцем. Ее разглядишь и за много миль — немалое преимущество. В Бостоне водители нередко не замечают предметы, уступающие по размерам водонапорной башне.

Когда Римо съезжал с эстакады вниз, на Рокс-бери-масс-авеню, его подрезал отчаянно сигналящий черный «форд-рейнджер-бигфут». Его громадные колеса едва не грызли асфальт.

В былые времена Римо расстроился бы или даже разозлился. Сейчас же он лишь широко улыбнулся.

И тут же нажал на газ — и обошел «форд». Ошеломленный водитель едва успел показать Римо средний палец[1]. Тогда Римо легким движением одной руки вывел свою машину на соседнюю полосу. Водитель «рейнджера» попытался вытеснить его, но настоящего состязания здесь и быть не могло. «Форд-рейнджер-бигфут» — это всего лишь спортивный автомобиль. Римо же сидел за рулем внушительной четырнадцатитонной бронированной махины.

Римо оттеснил «форд» за боковую линию и, не довольствуясь малой победой, прижал его к ограждению. На протяжении целой мили крыло «форда» высекало искры из металлического барьера, и только после этого изрыгающий проклятия водитель вывернул руль в отчаянной, но бесплодной попытке вытеснить Римо, но добился только того, что задние колеса его автомобиля оставили черный след на асфальте.

— Вот это мне нравится, — изрек Римо, оставив посрамленного соперника позади.

— Вы сошли с ума, — проговорил сидевший рядом с ним доктор Харолд В. Смит. Щеки его побелели. Он прижимал к груди портфель, а глаза за стеклами очков без оправы казались совершенно безумными.

Смит приехал в Бостон только для того, чтобы лично вручить Римо ключи от машины и документы, подтверждающие его право пользования бронированным автомобилем. Римо уговорил его принять участие в пробной поездке. Сейчас Смит явно жалел о своей доверчивости.