4

Увидев смущение, отразившееся на лице Изабель Рейно, Себастьян Дюшейн расхохотался. Эта женщина, должно быть, пришла из какого-нибудь монастыря, если ее так шокирует вид голого по пояс мужчины. Он хотел соблазнить ее, погрузив в мир чувственных удовольствий, но, возможно, на это потребуется гораздо больше времени, чем он предполагал. Трудно иметь дело с подобной наивностью.

Оттолкнувшись от столбиков кровати, он сел прямо.

– Ради бога, заканчивай с этим, Целительница, а то я весь день буду чувствовать себя ужасно.

– Вам не надо было сегодня плавать. Вы же знаете, что после шторма в воде часто встречаются огненные черви[6].

– Да-да, а теперь подойди и вытащи наконец все щетинки.

– Как вы его лечите? – спросила Изабель, с серьезным выражением лица подойдя поближе.

«Сейчас она не видит во мне мужчину, – подумал Себастьян, – сейчас я только пациент».

– Я удаляю щетинки пинцетом и затем втираю в эту область мякоть папайи, чтобы уменьшить неприятные ощущения. При укусах морских обитателей лучше всего некоторое время сохранять неподвижность, чтобы болезнь не проникла в другие части тела. От самых сильных укусов бывало что и умирали. Конечно, Себастьяну незачем об этом беспокоиться, хотя я и говорю ему, что он может потерять руку. Обычно я нахожу способ удержать его в постели.

Эсме лишь пыталась шокировать девушку. С Себастьяном они были скорее врагами, чем любовниками, и любой курс лечения всех его болезней включал в себя столько боли, сколько она могла ему причинить.

– Кажется, это превосходное лечение, Целительница.

Себастьян внимательно следил за поведением Изабель, которая держалась так, словно она здесь на стажировке. Он мог бы поклясться, что подобное послушание давалось ей нелегко. Где-то она научилась выдержке и терпению.

Жжение с правой стороны груди заставило его выругаться.

– Дай мне скорее папайю, раз уж вы собрались болтать тут весь день.

На то, чтобы закончить лечение, ушло меньше пяти минут. Натянув через голову рубашку, Себастьян оставил пуговицы незастегнутыми. По каменному выражению лица целительницы он мог понять, что она собирается выгнать Изабель сразу после того, как он уйдет.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Эсме, и говорю, что тебе придется с ней работать.

Но прежде чем он успел выйти за дверь, Изабель сказала:

– Мистер Дюшейн, Целительница будет со мной работать только тогда, когда сможет мне доверять, и ни секундой раньше. У нее здесь отличная репутация, а я всего лишь новичок. Почему она должна полагать, что мои методы лучше, чем ее? Собственно, это не всегда так.

Себастьян покачал головой.

– Как пожелаете. Но такое поведение будет расцениваться как слабость. Кстати, не забывайте, что вы здесь должны еще и петь. Перед ужином приходите во внутренний двор кастильо. – На сей раз он вышел прежде, чем кто-либо из присутствующих успел возразить.

Изабель со злостью посмотрела ему в спину и, закрыв глаза, помолилась Господу о том, чтобы он дал ей терпения и самообладания. Раздражительность – один из самых больших ее недостатков. Один из многих.

Теперь ей нужно решить, что важнее: убедить женщину по имени Эсме, что ее не интересует Себастьян Дюшейн, или убедить знахарку Эсме, что она не собирается с ней конкурировать.

– Хозяин вас хочет.

Изабель уже почти привыкла к тому, что ее начальника так называют, но Эсме вновь напомнила ей об этом.

– Может, и так, но я его не хочу.

– Вы лжете.

– Нет, – сказала она, догадавшись, в чем заключалось недоразумение. – Я понимаю, как это звучит, но… Да, он очень обаятельный. Такой, перед которым трудно устоять любой женщине. И у него вид человека, очень уставшего от жизни, из-за чего женщина начинает думать, что она ему нужна. Конечно, я его хочу.

– Тогда почему вы говорите «нет»?

– Потому, миссис Целительница, что я не хочу его на его условиях. Я хочу любви. Я хочу получать столько же, сколько и отдавать. Мне нужно, чтобы все было поровну. А он явно не понимает значения этого слова.

– Думаю, вы хотите слишком многого.

– Мне уже об этом говорили. – Приняв безразличный вид, Изабель пожала плечами.

– Называй меня Эсме или просто Целительница. А я буду звать тебя Изабель. Ты будешь лечить следующего, кто войдет в эту дверь, и я решу, останешься ты здесь или нет.

Не успела она произнести эти слова, как в дверь, прихрамывая, вошел какой-то мальчик, изо всех сил старавшийся не заплакать.

Изабель повернулась к Эсме за разрешением. Женщина с улыбкой кивнула. Изабель надеялась, что это реакция на проявленное ею раболепие, однако опасалась, что таким образом знахарка демонстрирует свое удовлетворение по поводу предстоящего провала Изабель.

«Спокойствие! – сказала она себе. – Представь, что Эсме – здешняя версия старшей монахини».

Испытующе посмотрев на целительницу и дождавшись второго кивка, мальчик плюхнулся на стул и положил ногу на табуретку.

– Я вижу, у тебя заноза, – сказала Изабель, тщательно осмотрев его ногу, но не дотрагиваясь до нее. Подошвы были не только грязными, но и на вид весьма твердыми. Неужели здесь все дети ходят без обуви?

– Да. Заноза, – кивнул мальчик.

– Расскажи нам, как это случилось. – Мальчик объяснил, и, как всегда попросив Господа ее наставить, Изабель приступила к лечению. Она ни разу не обратилась к Эсме за помощью, но все время учитывала ее присутствие, поясняя вслух, что именно она сейчас делает. Удаление занозы не заняло много времени. Мальчик кусал губу, но старался всем своим видом показать, что ему не больно.

Когда заноза вышла, палец ноги начал кровоточить.

– Останови кровотечение! – велела Эсме.

– Думаю, в данном случае это лишнее, миссис Целительница. – Изабель посчитала, что заработала несколько баллов за свое образцовое поведение. – Кровь очищает рану и выталкивает наружу все, что может вызвать инфекцию. Мы оставим мальчика ненадолго здесь, до тех пор пока кровотечение не прекратится само. Думаю, это произойдет уже скоро.

Не успела она это сказать, как кровотечение действительно остановилось и на ранке начала формироваться корочка.

Все разом уставились на больное место.

– Как правило, – сказала Изабель, – я предпочитаю оставлять свободный доступ воздуха, но так как в данном случае рана находится на ноге, а мальчик не носит обуви, думаю, что поврежденное место надо забинтовать.

– Согласна. – Эсме подала ей большой бинт, и Изабель завершила свою работу. Мальчик тут же убежал с улыбкой на лице и конфетой, которую дала ему Эсме, чтобы он «не плакал как маленький».

Заложив руки за спину, Эсме обошла комнату – этим она еще раз испытывала терпение Изабель.

– Прекрасно. Можешь остаться до конца дня, и тогда я приму решение.

– Нет, миссис Целительница, – с уважением, но твердо сказала Изабель, поблагодарив Бога за тот опыт, который он ей дал. – Вы должны решить прямо сейчас. Я знаю, что хорошо делаю эту работу. У вас есть преимущество – вы многие годы имели дело со здешними болезнями, но я могу дать островитянам защиту от тех, о которых вы ничего не знаете. Мы стоим друг друга и могли бы друг друга дополнять. Я готова, дело за вами.

– Ладно. – Знахарка равнодушно пожала плечами, заставив Изабель почувствовать, что ее слова не произвели на нее никакого впечатления и что целительница по-прежнему остается хозяйкой положения. Ты здесь ради здоровья островитян – Изабель постаралась выбросить из головы тщеславные мысли.

Несмотря на то что Эсме слишком много пила, была самовлюбленной и алчной, она умела держать слово. К концу дня они обработали еще одну несложную рану и поговорили с двумя беременными девушками, фактически подростками.

К тому времени когда Эсме проводила Изабель до ее жилища, чтобы девушка смогла хотя бы пару часов отдохнуть перед предстоящим вечером, у них установились теплые деловые отношения. Правда, Изабель сомневалась, что они с целительницей когда-либо подружатся.

Этот день немногим отличался от ее прежних рабочих будней. Несмотря на то что Изабель была приглашена на остров оказывать помощь местным жителям, ей показалось, что они совершенно не нуждаются в ее познаниях. Они получают прекрасное лечение от миссис Целительницы, которая, помимо всего прочего, прекрасно проявила себя и в роли повивальной бабки.

Изабель надеялась, что почувствует себя более полезной, когда начнет делать прививки, хотя шансы на то, что дети могут заболеть здесь корью или свинкой, были исчезающе малы. По словам Эсме, остров можно покинуть, но те, кто это сделал, уже не возвращаются. Туристы общаются в основном с хозяином и несколькими слугами, которые живут в кастильо, поэтому шансы подхватить от них заразу ничтожно малы. Но, если вспомнить босые ноги мальчика, прививки от столбняка явно не помешают.

Хижина, в которой предстояло жить Изабель, по виду не сильно отличалась от остальных. Она была с дверью и крышей, сплетенной из пальмовых листьев. Внутри Изабель обнаружила одно большое помещение с весьма примитивной ванной комнатой и без каких-либо намеков на кухню. Комната была заставлена коробками, в которых она обнаружила то, что отправила из Нового Орлеана.

Выпиравший наружу небольшой альков был с трех сторон огражден стенами. Под самым потолком комнату опоясывали небольшие отверстия – удачное решение для того, чтобы впускать вовнутрь свежий воздух и свет.

Как обычно, работа весь день наполняла Изабель энергией, но, завидев постель, она сразу же почувствовала изнеможение.

Она свалилась бы на постель полностью одетая, но Эсме настояла на том, чтобы она разделась и надела ночную рубашку, висевшую на крючке возле кровати. Изабель подчинилась, слишком уставшая, чтобы смущаться своего нелепого лифчика и трусиков «танга».

Она видела, как Эсме вешает ее одежду на крючки, но заснула еще до того, как знахарка покинула ее жилище. Ее не мучили кошмары, однако сон, который ей приснился – Дюшейн, наблюдающий за тем, как она принимает ванну, – вызвал у нее беспокойство, и она не могла понять почему.

– Миссис Медсестра, хозяин хочет вас видеть.

Она слышала эти слова, но не могла вырваться из объятий сна и хозяина замка. Подняв ее из воды, он уложил девушку на шезлонг и начал нежно вытирать полотенцем. Его прикосновения к ее груди, животу и промежности приводили Изабель в отчаяние и в то же время будили в ней безудержное желание…

– Миссис Медсестра! – Голос приблизился и стал более настойчивым. – Вам пора петь.

Открыв глаза, Изабель увидела обеспокоенное лицо Кортеса.

– Вы стонали во сне. Вы не заболели?

– Нет-нет. Я просто очень устала. – Изабель закрыла глаза. Это была правда. Она не больна, и она действительно устала.

– Да, миссис. Уже поздно. Я подожду снаружи, пока вы оденетесь.

Изабель поспешно натянула на себя одежду, полная решимости никогда не называть Себастьяна Дюшейна «хозяином». Это пошлый, деморализующий титул. Он напоминает о пренебрежении к слугам и об ужасном отношении к женщинам, превосходстве над ними на том лишь основании, что он мужчина. Эта концепция считается отжившей свое и устаревшей во всем мире, кроме того уголка мира, который принадлежит Себастьяну Дюшейну.

Распахнув пальмовую дверь, она вышла к ожидавшему снаружи Кортесу. Для нее не имеет значения, что Себастьян Дюшейн ее зовет, но она обещала отцу Жубэ, что будет для него петь.

Когда они достигли главной улицы, требования Себастьяна Дюшейна ее уже не раздражали. К тому времени, когда они подошли к дверям кастильо, ноги ее тряслись от волнения. Входя во внутренний двор замка, она молилась о том, чтобы Господь ниспослал ей поддержку и вдохновение.

Об этом же она просила Бога и в песне, которую начала петь. Стены усиливали звуки, слова гимна летели ввысь, и Изабель успокоилась настолько, что стала получать удовольствие от пения. «Не бойся, я всегда перед тобой. Следуй за мной, и я дарую тебе жизнь».

Когда ей надоело петь для выходивших во внутренний двор пустых дверей и окон, она устремила взгляд к небесам. На западе виднелся тонкий ломтик молодого месяца, звезды мерцали холодным загадочным светом и манили к себе.

Изабель любила смотреть на ночное небо и, заканчивая псалом, улыбнулась. Именно в этот момент она увидела Себастьяна Дюшейна, стоявшего возле одного из верхних окон. Свет падал на него сзади, и Изабель не могла видеть выражение его лица. Она медленно опустила голову, ожидая каких-то комментариев, но Дюшейн молчал. При этом он выглядел так, словно испытывал сильную боль, словно не мог выдержать самого присутствия Изабель.

Ее сердце забилось вдвое чаще, когда она вдруг постигла истину.

«Я здесь из-за Себастьяна Дюшейна».

Понимание этого пришло к ней так внезапно и с такой ясностью, что Изабель не сомневалась – дело тут не в ее самомнении.

Она нужна этому человеку, а не жителям деревни. Его таинственная внешность обладала таким же мощным воздействием, как и шторм, изменивший ее жизнь.

Проклятие. Окутывавшая Себастьяна тень напомнила Изабель о том, что она совершенно забыла спросить о нем. А кого, собственно, спрашивать? Мальчика или знахарку, которой она не нравится? Или самого Себастьяна Дюшейна?

Как только она мысленно произнесла его имя, Дюшейн отошел от окна и исчез в темноте.

Конечно, он будет хранить тайну относительно проклятия, что бы это ни было.

Неизвестно, сколько бы Изабель простояла под окном, если бы ее не отвлекли.

– Ужин готов. Миссис Эсме говорит, что вам надо поесть.

Изабель почувствовала урчание в желудке и поняла, что Эсме права. Подняв взгляд к пустому окну, она низко поклонилась и ушла, размышляя о том, почему отец Жубэ выбрал именно ее.

Отступив назад в комнату, Себастьян прислонился к стене. Если бы он в полной мере мог испытывать человеческие страдания, боль в сердце могла бы вызвать опасения насчет апоплексического удара. Он закрыл глаза, и в сознании всплыл целый калейдоскоп видений – словно его память впервые за двести лет была разблокирована.

Себастьян видел свою жену, вспоминал ее гнев, ее упрямство, свою настойчивость и шторм, который унес ее жизнь, когда она изо всех сил пыталась подчиниться ему и вернуться домой.

В этих видениях не было ничего нового, но пришедшее с ними страдание было очень мучительным. Ярость, чувство вины, душевная боль заставили его опуститься на колени, когда он вспомнил, как сильно любил Анжелику, как сильно страдал от разлуки с нею, как сильно желал, чтобы каждую ночь она спала рядом с ним.

Почему на него так подействовали пустые слова церковного гимна? Меньше, чем Бога или жизни – что бы это ни было, – он боялся этой тощей женщины, поющей во внутреннем дворе с таким видом, словно от этого зависела ее жизнь.

Себастьян решил, что было бы любопытно послушать какого-нибудь другого певца. Что год – это слишком много, Изабель за это время успеет надоесть. Ему уже скучно. Он пошлет за певицей из отеля, хотя голос у нее слабый, а репертуар для него слишком современный. А затем он скажет этой дилетантке, что не хочет больше ее видеть.

5

Изабель ничуть не удивилась, когда Эсме безо всяких объяснений пропустила три следующих дня. Было ли отсутствие знахарки очередной проверкой или же она слишком много выпила, особого значения не имело.

Что удивило Изабель, так это известие, которое принес ей Кортес, – о том, что больше она петь не будет. Вечером второго дня, когда Изабель чистила зубы, она решила, что ее голос, видимо, разочаровал Дюшейна и поэтому он не хочет больше ее слышать.

Третий день оказался самым напряженным. Изабель еще подумала о том, как странно, что сегодня у такого количества людей по непонятной причине болит голова и расстроен желудок.

Уже почти стемнело, когда к ней прибежал Кортес.

– Вам нужно идти, вам нужно идти! Один из слуг хозяина ранен, ему нужно помочь. Его зовут Рионо, он истекает кровью. Необходимо срочно идти, миссис Медсестра!

Изабель схватила свой саквояж и побежала в замок.

Рионо лежал на полу в кухне, на его руке, в которой все еще был зажат кухонный нож, виднелась кровавая рана. Лучевая артерия, решила Изабель. Вытащив из саквояжа шнур, она наложила жгут.

– Он будет жить?

Все еще стоя на коленях, она выпрямилась и посмотрела на толпившуюся рядом группу людей, стараясь понять, кто именно задал вопрос. Среди присутствующих был и Себастьян Дюшейн, слуги расступились, чтобы дать ему место.

Он смотрел на нее невозмутимым взглядом, что напомнило Изабель о враче, который руководил ее клинической практикой. Изабель ненавидела его до тех пор, пока не поняла, что после долгих лет, в течение которых студенты приходили и уходили, внешнее безразличие было для него единственным способом защитить свои эмоции. Было очень трудно снова и снова говорить «прощай». Слуги Себастьяна Дюшейна приходили и уходили столь же регулярно.

– Со временем у Рионо все будет в порядке. – Кивнув Дюшейну, она обратилась ко всем собравшимся: – Мне нужно обработать и зашить рану. Целительница сегодня плохо себя чувствует, а тут нельзя терять ни минуты.

– Плохо себя чувствует? – сложив на груди руки, язвительно заметил Себастьян. – Что-то это часто повторяется.

Не ответив Дюшейну, Изабель попросила помочь ей переместить больного. В конечном счете они устроили Рионо на столе, сдвинутом к раковине.

Девушка объяснила предстоящую процедуру пациенту и Дюшейну, который настаивал на своем присутствии, несмотря на то что Изабель попросила всех выйти.

– Мне нужно промывать рану по меньшей мере двадцать минут. Будет больно, но это необходимо для того, чтобы удалить всю грязь, которая была на лезвии ножа. После этого я использую обезболивающее, но вы все равно будете ощущать, как швы проходят через кожу.

Глаза Рионо были широко раскрыты от шока, но он согласно кивнул.

– Недавно вечером я слышал, как вы поете, и все не могу забыть – так это было красиво. Вы не можете спеть, пока будете промывать мне руку, миссис Медсестра? Это поможет мне отвлечься.

– Да, если хотите, – сказала Изабель, не обращаясь к Дюшейну за одобрением. Если он не захочет ее слушать, то сможет уйти.

Изабель запустила насос, вода начала промывать рану. Рионо ахнул, и Дюшейн взял его за руку.

– Подумай о своей жене, которая сейчас рожает.

На лице Рионо появилась гримаса – видимо, он пытался улыбнуться.

Изабель не подняла глаз, но противоречия в поведении Дюшейна ее просто поразили. Наблюдая за тем, как идет промывка, она углубилась в размышления.

В этом человеке раздражительность соседствовала с искренней добротой, и это сбивало ее с толку. Она не знала, что делать – то ли позволить себе его любить, то ли держать его на расстоянии. И тут она поняла, что он как раз и добивается этой неопределенности.

Когда рана была очищена, Изабель брызнула на нее лидокаином и, сделав первый стежок, запела: «Я живу, чтобы служить, я живу, чтобы любить, я живу, чтобы заботиться, как когда-то учил Христос».

Когда игла вонзилась в руку Рионо, Себастьян поморщился, но пациент лежал неподвижно, не вздрагивая и даже, кажется, не обращая внимания ни на что, кроме безыскусных слов песни.

«Позволь мне разделить твою боль. Позволь мне разделить твою радость. Позволь нам разделять солнце и дождь, до тех пор, пока наши жизни не завершатся и мы снова не придем к Богу».

Допевая последнюю фразу, Изабель подняла взгляд на Себастьяна, искренность ощущалась в каждом ее слове. Ее добродетель Себастьян просто не мог выдержать – она разрубала его надвое, словно обоюдоострый меч. Оставалось разве что умолять ее о прощении, а ведь он даже ничем ее не обидел.

Настало время продемонстрировать ей, что целомудрие не так уж дорого стоит. Как только она перестанет излучать добродетель, его боль утихнет.

– Завтра, когда стемнеет, приходите в кастильо, Изабель. Оденьтесь соответственно – я провожу вечеринку для туристов. Думаю, она вам понравится.

– Спасибо. – Она не улыбнулась, но, кажется, была довольна.

«О, ты еще поблагодаришь меня», – подумал он. Завтра вечером мы узнаем, насколько тверда ты в своей добродетели.

Разумеется, на крючке в ее спальне висело великолепное платье – тонкое ситцевое в цветочек, с прозрачными рукавами и кружевной юбкой. Изабель чувствовала себя в нем как принцесса. Этот человек явно знал, как выбирать платья, которые могут понравиться женщинам.

А вот туфли оказались не столь удачными. Она никоим образом не смогла бы дойти до замка на десятисантиметровых каблуках.

Изабель уже почти решилась отправиться туда босиком, когда кто-то позвонил в дверь.

На пороге стояла Эсме, держа в руках пару сандалий, которые были гораздо лучше тех «шпилек», которые принесли Изабель. Натянув на нее сандалии, знахарка встала, уперев руки в бока.

– Говорю тебе, девушка, что обязательно узнаю, если твою душу развратит Себастьян Дюшейн или кто-либо из его гостей. Когда это случится, тебе здесь будет делать нечего.

– Оказывается, ты и так умеешь говорить. Как интригующе! И ты думаешь, что мое развращение неизбежно?

– Да! – твердо сказала Эсме.

Изабель подумала о том, чтобы начать полемику, но решила, что это нецелесообразно.

– Спасибо за туфли. Они просто идеальные.

– Ну конечно! – Не вдаваясь в дальнейшие пояснения, Эсме вышла из дома.

Изабель медленно направилась к замку. Она совершенно не представляла, чего ей ожидать. Кортес говорил, что хозяин собирает компанию по меньшей мере раз в неделю и что некоторые гости задерживаются дольше. Группы всегда разные, никто не остается больше чем на одну неделю. По словам Кортеса, эта шумная вечеринка с бесконечным пьянством и танцами длится до тех пор, пока гости не начинают играть друг с другом в игры или не расходятся по спальням.

Изабель пришла, когда вечер был в самом разгаре. Большинство присутствующих были одеты по моде двадцать первого века, но в окружающей обстановке чувствовался дух старины. Музыку исполнял небольшой оркестр, состоящий из трех человек.

Подаваемая пища не входила в классическое меню островитян и больше напоминала европейскую кухню. Здесь были столики для карт и других азартных игр, но в данный момент почти все собрались вокруг женщины в костюме цыганки, которая занималась гаданием, сопровождавшимся смехом и грубыми комментариями.

– Люди во все времена любили слушать истории о себе.

Она почувствовала его присутствие раньше, чем он заговорил. Увидев Дюшейна, Изабель заулыбалась, очарованная его изумительным костюмом начала девятнадцатого века. Он напоминал ей самоуверенного Дарси[7] – не внешне, а стилем поведения, в особенности тем, что одновременно демонстрировал гордость и предубеждение.

– Как забавно! Словно попадаешь в прошлое. Хотела бы я иметь платье под стать тому, что вы сейчас носите. Что-нибудь с высокой талией и вышивкой по краям.

– В следующий раз, – с довольной улыбкой сказал он, отчего на его щеках появились ямочки. – В следующий раз все будет намного лучше, Изабель.

– Обещаете? – Это был не флирт, просто ей очень хотелось получше узнать этого человека, понять его, заставить его улыбаться.

– Ну конечно! – Дюшейн поднес к губам ее руку и поцеловал, после чего взял Изабель за локоть. – Давайте узнаем, что скажет о вас гадалка.

– А свою судьбу вы попросите ее предсказать? Или «хозяин», – она особо выделила это слово, – выше подобных вещей?

– Никогда бы не подумал, что вы можете быть такой желчной. Соблазнительной – да, но не желчной.