Да, быть пиратом – это всегда чувствовать на своей шее намыленную пеньковую веревку!

Мысли Охотника прервал Брайан, который вышел из каюты и карабкался сейчас по трапу квартердека, чтобы присоединиться к отцу. Охотник удовлетворенно хмыкнул, посмотрев на сына – на свежем морском ветру мальчик заметно окреп и загорел. По всему было видно, что Брайан в восторге от моря, от корабля, от захватывающего дух плавания по бескрайним зеленым волнам.

Охотник надеялся, что это путешествие поможет Брайану поскорее забыть грязные прокопченные улицы Мобиля, на которых прошло его грустное детство.

– Мы скоро приплывем, папа? – спросил Брайан, отвечая отцу улыбкой, которая была похожа на улыбку Охотника, словно две капли воды.

– Смотри повнимательней, и скоро увидишь на горизонте наш остров.

– Я никогда еще не был на острове. Скажи, мы теперь будем жить там всегда?

– Не знаю, – покачал головой Охотник.

Он и в самом деле не знал, что ему делать дальше. Воспитывать сына среди пиратов? Нет, это несерьезно. Отдать его в руки Фолка и Блисс? Никогда! У Охотника было много денег, поэтому он мог позволить себе уехать куда угодно – им вполне хватит на жизнь, да и в наследство Брайану еще останется порядочная сумма. Они с сыном могут поехать на север, в Сент-Луис, или на восток, в Бостон. А могут отправиться в Лондон, в Париж – да куда угодно! В любое место, где их не настигнет память о прошлом...

– Как ты думаешь, моя мама теперь тоже захочет жить с нами? – с надеждой спросил Брайан. – Скажи, я когда-нибудь увижу ее?

– Все возможно, сынок, – ответил Охотник. – На свете все бывает – и все в воле божьей. Не стоит ломать себе голову понапрасну, тем более что есть вещи, которые тебе еще рано понимать.

«Например, почему твоя мать предпочла стать женой Фолка, – мысленно добавил он. – Или почему твоя мать решила сделать Фолка твоим отчимом и опекуном».

Охотник и сам многого не понимал, но твердо знал, что не позволит Брайану встретиться с матерью, пока не разберется во всем.

А еще ему нужно будет заново учиться вести себя в приличном обществе и отвыкнуть от привычек, которые появились у него за долгие годы, проведенные среди пиратов, если он на самом деле твердо решил вернуться в другую жизнь.

– Посмотри, папа, вот он, остров! – восторженно закричал Брайан.

Охотник подошел ближе к перилам и действительно увидел очертания острова. Они вырастали прямо на глазах по мере того, как бригантина приближалась к цели.

– Что-то странное, капитан! – раздался с вершины мачты голос впередсмотрящего, когда они уже приблизились к лагуне и собирались повернуть в устье реки.

Первый помощник по имени Тай Грин протянул Охотнику свой бинокль. Приложив его к своему единственному глазу, Охотник напряженно всмотрелся в берег и тяжело выдохнул.

– Посмотри сам, – сказал он, возвращая бинокль Грину.

Тот взглянул, ахнул и негромко выругался.

– Проклятье! На острове кто-то похозяйничал без нас. Деревня... да она же сожжена дотла!

– Гаспарилла, – бросил Охотник сквозь стиснутые зубы. – Дай-ка еще на минутку.

Грин вернул ему бинокль, и Охотник еще раз осмотрел берег, пытаясь обнаружить уцелевших. Картина разорения была видна уже и невооруженным глазом; на палубе послышались тревожные крики и соленая морская ругань: у многих пиратов на берегу был дом, были семьи, жены, дети.

– Видите кого-нибудь, капитан? – озабоченно спросил Грин.

– Нет, никого. Спустим лодку и отправимся на берег, искать детей и женщин. Они могли спрятаться в лесу, как только завидели Гаспариллу.

Отдавая приказания матросам, Охотник совсем забыл о сыне и вспомнил о нем, только когда Брайан обхватил его ручонками за ногу и тревожно спросил:

– Что-нибудь случилось, папа? Охотник потрепал мальчика по волосам.

– Не волнуйся, сынок. Я ненадолго съезжу на берег и вернусь. А ты жди меня здесь.

Брайан стоял возле планшира и махал рукой, пока его отец вместе с матросами забирался в лодку, которую потом быстро и ловко опустили на воду с помощью тонких тросов.

Небольшую отмель, отделявшую корабль от берега, они переплыли быстро и молча. Теперь хорошо видна была спаленная деревня – привет от Гаспариллы. Не уцелел ни один дом, а большинство из них просто превратились в головешки.

Матросы причалили к берегу, вытащили лодку на песок и ринулись на пепелище – разыскивать тех, кто мог уцелеть при налете. Некоторые пожарища еще дымились, наполняя воздух едким дымом, и Охотник понял, что незваные гости побывали здесь совсем недавно.

На счастье, ни одного тела не было обнаружено.

– Пойдемте к моему дому, – распорядился Охотник. – Может быть, там найдем кого-нибудь.

Еще задолго до того, как увидеть дом Охотника, они почувствовали запах дыма – тоскливый запах большой беды. Вскоре их глазам предстала кошмарная картина.

Дома больше не было – он сгорел вместе со всеми сокровищами, которые в нем хранились. Только тонкие сосны с опаленными от пожара верхушками стояли вокруг пепелища и, как показалось Охотнику, насмешливо кивали ему своими зелено-бурыми лапами. Ком подкатил к горлу Охотника, и он поспешно отвел взгляд.

– Рассыпьтесь в цепь и прочешите мангровые заросли, – приказал Охотник своим людям, ожидающим его распоряжений. – Если и там никого нет, значит, Гаспарилла захватил всех жителей острова в плен и решил продать в рабство. С него станется.

Но матросы не успели выполнить его распоряжение: в лесу внезапно возникло какое-то движение, и из зарослей появился человек. Охотник привычным движением схватился за рукоять шпаги, но тут же отпустил ее, потому что узнал в этом человеке Цезаря.

– Я уже заждался вас, капитан, – сказал Цезарь, подходя ближе. – Мы все тут богу молились за то, что вас не было на острове, когда нагрянул Гаспарилла.

– Ты жив! – радостно воскликнул Охотник. – Слава богу! А остальные? Скажи скорей, где остальные?

– На северном берегу, в деревне у индейцев. Мы с Клео сразу поняли, что Гаспарилла вскоре вернется, и, как только вы уехали, начали к этому готовиться. Предупредили всех в деревне, чтобы они смывались, как только увидят входящую в бухту «Донну Розалию». Потом вместе с женщинами перенесли из вашего дома все, что могли, к индейцам. Те сразу же согласились помочь, как только узнали, о чем идет речь. Так что большая часть ценностей оказалась в деревне у индейцев задолго до того, как здесь появился Гаспарилла и принялся палить из пушек.

У Охотника захватило дыхание.

– И вы... Вы все это сделали ради меня?

– Конечно, капитан. Ведь вы всегда были так добры ко всем нам.

– Так, значит, все женщины и дети в безопасности? – переспросил один из матросов.

– Все живы и здоровы, – успокоил его Цезарь. – А я оставался здесь и из укрытия наблюдал за Гаспа-риллой. Видел, как он высадился на берег со своими головорезами, как они ходили по пустой деревне, ругались и решали, что им делать. Сначала они разгромили и сожгли деревню, потом отправились жечь дом капитана. Я своими ушами слышал, как Гаспарилла клялся развеять по ветру дом капитана, а потом, при первом же удобном случае, и его самого. Кое-кто из его людей предлагал прочесать остров и поискать женщин и детей в северной деревне, но Гаспарилла им запретил. Решил, что лучше не связываться с калуза – ведь они преданы капитану и ужасно воинственны.

Охотник был поражен. Он никак не мог поверить, что Цезарь и Клео так много сделали для него. Нет, он не заслужил этого! Впервые за семь лет Охотник столкнулся с человеческой благодарностью, и душа его, которая еще недавно казалась ему совсем пустой, вдруг согрелась и затрепетала.

– Возвращаемся на судно, – приказал Охотник слегка дрогнувшим от охвативших его чувств голосом. – Обогнем остров и подойдем прямо к индейской деревне. Там причалим, убедимся, что наши люди живы и здоровы, и все вместе будем решать, что нам делать дальше. Гаспарилла – человек жестокий и беспощадный. Он не успокоится, пока на снимет с меня скальп.

– Мы пойдем с вами до конца, капитан! – крикнул бородатый матрос, и десяток глоток подхватил его слова.

Все направились по лесной тропинке назад, к кораблю, а Цезарь тем временем тихонько отвел Охотника в сторону.

– А как быть с тем, что вы закопали на острове? – спросил он.

– Я заберу это золото – не все, но большую часть, – ответил Охотник. – А то, что останется в земле, пусть пока полежит. Когда-нибудь я еще сюда вернусь. Я решил круто изменить свою жизнь, Цезарь. У меня теперь есть сын, и я должен подумать о нем. А теперь пойдем на корабль, за лопатами.

Через три часа раскопок в разных местах острова они наполнили золотом четыре больших сундука и погрузили их в ялик. Еще два тайника Охотник оставил нетронутыми – на всякий случай, про запас. Ведь жизнь – непредсказуемая штука.

Вскоре сундуки со всеми предосторожностями были подняты на борт «Королевы Бостона», Охотник сам встал к штурвалу и направил бригантину к северному концу острова.

Увидев приближающееся судно, женщины и дети высыпали на берег. Встреча была бурной, повсюду слышались радостные крики и смех. Охотник стоял чуть поодаль, держа за руку мальчика, когда к нему подошли Тамра и Томас.

– Сегодня вечером мы устроим большой праздник в честь вашего возвращения, – сказала Тамра, застенчиво отводя глаза в сторону.

– Спасибо вам за то, что помогли моим людям. И за все, что вы сделали для меня, – ответил Охотник.

– А я хотел поблагодарить вас за Тамру, капитан, – неловко выговаривая английские слова, сказал Томас.

– Мне кажется, я принял тогда верное решение, Томас, – улыбнулся Охотник и внимательно посмотрел в лицо Тамры.

– Абсолютно верное решение, – кивнула она. – Я счастлива с Томасом. Простите меня за тот случай... с вашей женщиной. Я по глупости своей думала, что могу стать для вас не просто подругой и сестрой, а чем-то большим. Но вы были правы: я принадлежу своему народу и должна быть с ним. Теперь я это точно знаю.

– Я прощаю тебя, – сказал Охотник. – Твой отец завещал мне заботиться о тебе, и я сделал то, что считал для тебя самым лучшим. А теперь заботиться о тебе будет Томас.

– А где Блисс? – спросила Тамра. – Клео говорила, что вы поплыли за ней. Вы ее не нашли?

Пока Охотник обдумывал свой ответ, Брайан подергал его за руку: ему надоело, что на него никто не обращает внимания.

– Чей это мальчик? – удивленно спросила Тамра: она была так взволнована, что только теперь заметила Брайана.

Охотник поднял мальчика на руки – так, чтобы все могли его увидеть.

– Это мой сын! – громко объявил он. – Его зовут Брайан.

– Ваш сын?! Но...

Клео не договорила: серьезные изумрудные глаза – такие знакомые! – взглянули на нее. Клео задохнулась от изумления и вопросительно посмотрела на Охотника.

– Да, да, ты не ошиблась, – сказал он. – Только прошу, не называй при мальчике ее имя.

– И вы все это время знали, что у вас есть сын? – вне себя от удивления спросила Клео.

Охотник не спешил с ответом. Он поставил Брайана на ноги, попросил Тамру отвести его на кухню и чем-нибудь покормить. Лишь когда Тамра увела с собою мальчика, он ответил Клео:

– Я не знал, что у меня есть сын до того дня, когда отправился на Санибель. Это было для меня полной неожиданностью.

– А я и не догадалась, что вы с Блисс были знакомы раньше – до того, как появились на острове.

– Когда-то я был ее мужем, Клео. Я не открылся Блисс, и, представь себе, она не догадалась, кто я такой! Конечно, за эти годы я и впрямь изменился до неузнаваемости. Кроме того, ей сказали, что я умер шесть лет тому назад. А ребенка у нее отняли еще при рождении. Ее отец сказал Блисс, что мальчик умер при родах, и она ему поверила. Она сама совсем недавно узнала, что у нее есть сын. Узнала – и сразу поехала к нему, но по пути их судно повстречал в открытом море Гаспарилла. Он захватил Блисс в плен и отправил ее на Каптиву.

– А почему тогда Блисс не здесь, не с вами и не с сыном?

– Это длинная история, Клео, – устало ответил Охотник. – Мне не хочется сейчас об этом говорить. Если в двух словах, Блисс уехала со своим женихом.

– С женихом?! – ахнула Клео. – Но как она может выйти замуж, если у нее есть уже муж? Я не знала, что такое возможно!

– Я же сказал: Блисс уверена, что ее муж давно сгнил под деревянным крестом на кладбище для бедняков.

– И что вы собираетесь делать? Ведь Гаспарилла поклялся убить вас. А если и не убьет, все равно вашему мальчику не место среди пиратов. Слишком опасно, да и ничему хорошему он от них не научится. Неужели вы хотите для него такой жизни?

– Нет. Разумеется, нет. Я хочу, чтобы он жил совсем не так, как я. Пусть живет спокойно и счастливо, для этого у нас с ним достаточно денег. – Тут Охотник нахмурился. – Конечно, деньги мои – неправедные, но что было, то было, прошлого уже не вернешь. Да и бог с ним, с прошлым. Лучше о нем и не вспоминать. Теперь, Клео, самое время подумать о будущем!

После пережитых страхов праздник показался всем особенно веселым. Ужасы остались позади, матросы нашли своих жен и детей, семьи воссоединились, так что ром в эту ночь лился рекой.

Охотник уложил Брайана спать в одной из крытых соломой индейских хижин, сложенных из тонких бревнышек, и вскоре вернулся к нему с праздника – что-то не хотелось ему сегодня ни пить, ни веселиться. Непростые мысли одолевали Охотника.

Оставаться пиратом он больше не мог, это было понятно. Теперь ему нужно прежде всего заботиться о сыне. И был еще Гаспарилла, о котором никогда нельзя забывать: этот пират походил на пса, который если уж вцепится, то не отпустит, если что вобьет себе в голову, то не успокоится, пока не сделает по-своему. Охотник знал, что не может снова появиться в Братстве: Гаспарилла сотрет его в порошок. Отныне они с Гаспариллой были врагами – смертельными врагами. И уже не имело значения то, что связывало их когда-то.

О том, что они с Гаспариллой поссорятся, Охотник знал еще в тот день, когда приказал рулевому вместо Кубы взять курс на Сосновый остров. И тогда же решил пренебречь этой опасностью. В то время он был одержим жаждой мести, хотел соблазнить собственную жену, заставить влюбиться в него и сделать ей ребенка. Теперь, прокручивая эту историю с самого начала, Охотник мог честно признаться, что с первой же минуты лгал самому себе. Ведь он неотступно думал о Блисс прежде всего потому, что мечтал вернуть ее, потому что она была нужна ему, потому что, несмотря ни на что, он так и не разлюбил ее за все эти годы...

Кроме всего прочего, Охотник чувствовал огромную перемену в себе самом. Как только Блисс снова вошла в его жизнь, оказалось, что он не так уж бессердечен, что он по-прежнему способен на жалость. Что он по-прежнему может страдать. А уж когда выяснилось, что у них с Блисс есть сын...

Охотник мучил себя вопросами, но не находил ответов. До самого рассвета он просидел в хижине рядом со спящим Брайаном, размышляя о будущем. Ему казалось, что сейчас он представляет его себе довольно ясно.

Оставалось непонятным только одно: есть ли в этом будущем место для Блисс.

Бригантина, которой вернули ее привычное название – «Ястреб», – подняла черный флаг, снялась с якоря и вышла в открытое море, держа курс к северу от Соснового острова. На ее борту находились все обитатели сожженной пиратской деревни, а также драгоценности, которые Цезарю и Клео удалось спасти из дома Охотника. Отяжелевшее от непривычного груза, судно медленно двигалось к Баратарии – острову, принадлежащему Жану Лафитту.

«Ястреб» миновал мыс Кайо и описал в море широкую дугу, стараясь как можно дальше обогнуть остров Гаспариллы. Имея на борту женщин и детей, Охотник никак не мог рисковать их жизнями. Баратарии они достигли к вечеру седьмого дня и благополучно бросили якорь в ее гавани. Увидев «Ястреб», Жан Лафитт сам вышел на причал, чтобы приветствовать своего друга. Он обнял Охотника, как только тот спустился на берег по трапу.

– Добро пожаловать на Баратаршо! – оживленно воскликнул Жан. – Каким ветром тебя принесло, дружище? Неужели ты хочешь предложить мне еще что-нибудь из драгоценностей? Или дело в другом? Знаешь, ходят слухи о том, что Гаспарилла гоняется за твоей головой.

– На этот раз слухи не лгут, Жан, – вздохнул Охотник. – Гаспарилла уже побывал на Сосновом острове и сжег дотла деревню и мой дом. – Он помолчал, словно ему было нелегко продолжать. – Ты много раз помогал мне прежде, Жан, и я вновь хочу обратиться к тебе и просьбой. Впрочем, если ты боишься Гаспариллы, я не стану утруждать тебя.

Жан весело расхохотался, запрокинув смуглое красивое лицо.

– Жан Лафитт не боится никого на свете! Пойдем в дом, там мы сможем обо всем поговорить спокойно и обстоятельно.

– Хорошо, только я должен предупредить тебя, что со мной мой сын. Кто-нибудь сможет присмотреть за ним, пока мы будем беседовать?

Жан удивленно поднял бровь.

– Сын?! Ты мне никогда не говорил о нем. Конечно, за мальчиком присмотрят. Я скажу жене Пьера. У них пара своих сорванцов, так что твоему сыну будет не скучно.

Жан окликнул привлекательную молодую женщину, стоявшую неподалеку, Охотник подозвал Брайана, и женщина, взяв мальчика за руку, повела его играть в обруч вместе с ее детьми.

Вскоре Охотник и Лафитт расположились в уютном кабинете, сплошь уставленном полками, на которых тесными рядами стояли редкостные, драгоценные книги в кожаных переплетах. Жан наполнил ароматным французским коньяком два хрустальных бокала и протянул один из них Охотнику. Затем он уселся сам, с наслаждением пригубил янтарную жидкость и сказал:

– Ну, дружище, что же я могу сделать для тебя?

– Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты разрешил моим людям вместе с семьями войти в твою общину. Пока Гаспарилла не успокоится, им все равно не будет жизни на Сосновом острове.

– А ты сам не хочешь присоединиться ко мне?

–. Нет. Я решил отвезти сына в Новый Орлеан. Не хочу, чтобы он жил среди опасностей, как я сам последние шесть лет. С тех пор, как я узнал о существовании Брайана, во мне многое переменилось. Я хочу, чтобы мой сын жил спокойно и счастливо. Он и так уже успел хлебнуть горя.

– А где же его мать?

– Это длинная история.

– Ничего. Времени у нас достаточно.

Охотник решил не лукавить и рассказать все как есть. Тем более что начало этой истории было хорошо известно Жану Лафитту – ведь это именно он вытащил из объятий смерти Гая Янга шесть лет тому назад.

Охотник глубоко вздохнул и начал рассказывать. Когда он закончил, Лафитт откинулся на спинку кресла, внимательно глядя в лицо Охотника.

– Вот это история, дружище! – потрясенно воскликнул он. – Невероятно! Однако не могу понять: ты что же, решил наказать эту несчастную женщину, отняв у нее сына? По-твоему, она мало страдала?

Охотник нахмурился.

– Но ведь она выходит замуж за другого! За человека, по чьей милости я лишился глаза, за человека, который отдал моего сына на воспитание какому-то проходимцу!

– Его мать не может выйти замуж, пока она не разведена, – напомнил ему Лафитт.

– Она замужем за Гаем Янгом, а он, как известно, умер шесть лет назад.

– Но мы-то с тобой знаем, что он жив, – заметил Лафитт. – И что же ты намерен делать дальше?

– Поселюсь с сыном в Новом Орлеане. Мои деньги и английский титул помогут нам. Помнишь того английского виконта, которого я захватил в плен пару лет тому назад? Меня поразило совпадение: его фамилия была Хантер. Если перевести на испанский, получится «охотник», то есть моя кличка. Тогда это меня настолько позабавило, что я купил у Хантера его титул – просто так, из прихоти. Теперь с помощью этого титула я смогу войти в новоорлеанское высшее общество. Вот, собственно, и все. Дальше я пока не придумал. Ясно только, что моим людям нужен дом, а моему кораблю – пристань. Поэтому я и прошу тебя принять их в свою общину. Они присмотрят за «Ястребом» и выберут себе нового капитана. И еще я прошу тебя отвезти нас с сыном в Новый Орлеан. Ведь для тебя доступ в город пока не закрыт?

– Пока не закрыт, но не знаю, долго ли это продлится: при новом губернаторе, Клайборне, всякое может случиться. Мне очень жаль, что ты покидаешь нас, но что поделаешь: ведь ты сделал свой выбор. – Жан сделал еще один маленький глоток коньяку. – И очень прошу: не считай, что ты мне будешь теперь чем-то обязан: вы ведь столько раз выручали меня. Разумеется, я сделаю все, о чем ты просишь. А если у тебя возникнут в Новом Орлеане какие-нибудь затруднения, ты знаешь, где меня искать: или в Гранд-Тьерр, или на аукционе в Темпле, или в Эбстинт-хаусе. Впрочем, в городе я подолгу теперь не задерживаюсь: люди с Баратарии становятся в Новом Орлеане непрошеными гостями.

– Я запомню, Жан, – с благодарностью сказал Охотник. – Ты однажды уже вытащил меня из когтей смерти. Надеюсь, что второй раз тебе это делать не придется.

Охотник провел в Баратарии еще неделю, и за это время постарался подобрать себе гардероб, соответствующий его новому положению и титулу. К сожалению, он ничего не мог поделать с черной повязкой на глазу и решил, что придется придумать какую-нибудь романтическую историю. Оставалось надеяться, что никто не сумеет распознать в нем по этой повязке отставного пирата...