Такие упражнения Куников изобретал непрестанно. Много жизней спасли навыки, отработанные подобными тренировками.
      - Боясь потерять жизнь, потеряешь ее именно из боязни, - внушал он. - Не прислушиваться к своему страху, а присматриваться к обстановке и действовать сообразно ей - вот путь победы{14}.
      Отряд был сформирован и жил деятельной боевой жизнью. Едва ли не ежедневно группы уходили в поиск по тылам врага, иногда на несколько дней. Велась усиленная разведка. Катера сновали у берега, занятого врагом, провоцировали огонь; артиллеристы засекали и пристреливали цели, не ликвидируя их. Дни и ночи были заполнены напряженными тренировками. Ночью, в самый глухой ее час, можно было услышать грозное матросское "ура" - в тот миг, когда во главе с Куниковым его люди, подойдя на катерах к мелководью, в полной амуниции бросались в студеную январскую воду - по пояс, по шею, иногда с головой. Для учебных высадок Куников выбирал такие места, где берег был круче, а дно усеяно камнями и обломками скал: дескать, на песочке будет легче.
      В процессе подготовки Куников вполне оценил своих помощников и заботу руководства НВМБ, укомплектовавшего отряд такими командными кадрами.
      Начальником штаба был назначен капитан Федор Евгеньевич Котанов (впоследствии Герой Советского Союза), севастополец, командир батальона, потом заместитель командира полка морской пехоты, обстоятельный грек, грамотный офицер, в полной мере владевший тактикой сухопутных боев, подтянутый, энергичный, всегда сверкающий обворожительной белозубой улыбкой.
      Замполит, старший лейтенант Николай Васильевич Старшинов (тоже впоследствии Герой Советского Союза), совсем юный, очаровательный русак: четкий рот, подбородок с ямочкой и внимательные, добрые и твердые глаза. Он пришел с базовой ротой разведчиков, в ней тоже был замполитом.
      Командиром высадки был назначен капитан-лейтенант Николай Иванович Сипягин, возглавлявший лучшее в НВМБ подразделение - 4-й дивизион сторожевых катеров. Чем-то они с Куниковым были схожи: оба спокойные, доброжелательные, оба умеющие слушать, со значительными запоминающимися лицами - черты крупные, выразительно очерченные. Они даже родились в один день - 23 июня, под знаком Рака ("Мы раки, но из тех что пятятся вперед",- шутил Куников), только Сипягин двумя годами позднее, в 1911-м. Они крепко понравились друг другу и подружились.
      Истинное назначение десанта знали в отряде лишь три человека - командир Куников, замполит Старшинов и начальник штаба Котанов. Из того, что десант демонстративный, следовало многое: силы поддержки и плавсредства будут в первую очередь предоставлены основному десанту. С каждым добровольцем Куников беседовал персонально. Не вдаваясь в подробности, говорил, что будет трудно, очень-очень трудно, даже по крутым черноморским меркам. Тем не менее число добровольцев намного превосходило намеченную численность десанта.
      Структура отряда обеспечивала максимальную мобильность и удобство управления и самоуправления в бою. В небольшой штаб десанта вошли начальник связи старший лейтенант В. М. Катещенко, командир корректировочного поста лейтенант Н. А. Воронкин, два радиста, два специалиста скрытной связи, связные от боевых групп. При штабе находилась медицинская группа в составе старшего фельдшера Марии Виноградовой, фельдшера лейтенанта И. Потапова, медсестры Н. Марухно. Пять боевых групп отряда были разбиты на отделения. Командирами боевых групп были испытанные офицеры, отчаянные и хладнокровные, прошедшие огонь и воду в Одессе, Севастополе, Керчи, на Тамани и на рубеже цемзаводов старший лейтенант А.Таранозский, лейтенанты А.Бахмач, В.Пшеченко, Г.Слепов, С.Пахомов. И замполиты были им под стать - лейтенанты Н.Тетеревенко, А.Лукашов, И.Левин, старший лейтенант С.Савалов и старшина 1-й статьи О.Любченко.
      От командиров всех звеньев Куииков требовал знать о людях все - получают ли письма, каково настроение, душевное состояние, даже особенности характера.
      Шеф-врач Белых попробовала однажды отшутиться:
      - Цезарь Львович, это вопросы не по моему ведомству. Я врач, а не политработник.
      - Вы врач, следовательно, политработник.
      Весь личный состав отряда, включая и самого командира, готовился к высадке по программе, в которую попросту нечего было добавить.
      25 суток было в его распоряжении для подготовки отряда, во всем он участвовал лично, и не только в тренировках, но в каждой судьбе, все умел делать так же хорошо, как любой из его бойцов, - будь то владение приемами самбо, ножом или трофейным оружием - и снискал к себе неописуемую любовь бойцов, величайшее доверие и готовность выполнить приказ командира любой ценой.
      Письмо:
      "18.1-43. Дорогая моя, родная моя сестра, Лена! Получил сегодня твое письмо. Первое за много месяцев.
      Я командую моряками, если бы ты знала, что за народ! Я знаю, в тылу иногда сомневаются в точности газетных красок, но эти краски слишком бледны, чтобы описать наших людей... Мы ждем приказа командования, и, наверно, когда ты получишь это письмо, черноморский смерч будет уже бушевать далеко. И знай, что твой брат будет в первых рядах мстителей...
      Только что узнал, что врагу нанесен удар под Ленинградом, что город вырван из блокады. Как хорошо!
      Лена - крепись. Выдержи. Осталось немного".
      ***
      Отсчет времени боевых операций идет от назначенного часа атаки - времени "Ч": "Ч" минус 5 суток, "Ч" минус 20 часов...
      Время "Ч" надвигалось. Шли последние приготовления, уточнялись детали.
      Со свойственной ему веселой дотошностью Куников проверял состояние дел не только в отряде, но и в частях всех родов войск, с которыми предстояло взаимодействовать. Другому эти самозваные инспекции дорого обошлись бы. Но ему они сходили с рук. А ведь не скрывал, что приехал проверить. Не скрывал - и все же был желанным гостем и у летчиков майора Мирона Ефимова, и у артиллеристов начарта НВМБ. К артиллеристам он проникся величайшей симпатией и доверием. Ежедневные совещания с Сипягиным вошли в привычку, благо и территориально они были соседи.
      В бою едва ли не главное - вера в товарищей по оружию. Чтобы укрепить эту веру, Куников рассказал бойцам такой эпизод из жизни артиллеристов базы.
      1-й дивизион майора М. В. Матушенко очень досаждал врагу, особенно батарея старшего лейтенанта А. Э. Зубкова. Батарея была расположена на горе Высокой. Гора и впрямь была высокой, с нее превосходно просматривался почти весь Новороссийск - от Мысхако до цементных заводов.
      Постоянное наблюдение за городом и данные разведпоисков позволили установить размещение в городе многих злачных мест, посещаемых оккупантами. Об этом доложено было командиру базы. Большой любитель всяческих сюрпризов, контр-адмирал Холостяков приказал: в разное время, чтобы не вызвать подозрений, произвести пристрелку целей. По каждой цели было выпущено по два снаряда классической вилки "перелет - недолет", после чего были записаны уточненные прицелы. (Так же пристреляны были цели, подлежавшие подавлению перед высадкой.)
      В ночь на 1 января 1943 года командир базы приехал к артиллеристам и предложил поздравить врага с Новым годом. В 0 часов 00 минут, одновременно с боем часов и звоном бокалов, батареи НВМБ открыли по целям ураганный огонь на поражение. Артналет длился час. Рассвет позволил увидеть, что объекты обстрела выглядят должным образом. (Впрочем, подробности артиллеристы узнали лишь в сентябре, после взятия Новороссийска. Пленные сообщили, что 1 января, после ужасного налета русской артиллерии, длившегося без передышки всю ночь (!), они весь день провели в состоянии полной боеготовности, ожидая штурма города.)
      В качестве плавсредств демонстративному десанту досталось, естественно, то, что не подошло основному: морские охотники МО-084 и МО-014, пограничный катер ПК-0134, катера морские КМ-0154, КМ-0163, КМ-0164 и КМ-411, рейдовые тральщики РТЩ-1 и "Сталинец", катерный тральщик КТЩ-605 (этот давал всего 6 узлов) и два торпедных катера ТК-012 и ТК-022. Словом, это был так называемый "тюлькин флот". "Удивительное сборище водоплавающих храбрых малюток",- сказал о них тогда писатель Леонид Соболев. Разумеется, малютки были храбры не сами по себе: неустрашимы были люди.
      Флагманский артиллерист ОВРа (охраны водного района) капитан-лейтенант Г. В. Терновский (впоследствии Герой Советского Союза), смуглый, остроносый, зеленоглазый, прихрамывающий после ранения ("Память за Одессу!" - шутил он), долго обхаживал Г. Н. Холостякова и выклянчил-таки у него старую посудину тихоходный рейдовый тральщик "Скумбрия". На тральщике даже мачты не было, флаг прицепить некуда было. Зато эту калошу Терновский нафаршировал "эрэсами", смонтировав там 12 восьмисимвольных установок, и вознамерился привести свою плавучую батарею к месту высадки - поддержать десант огнем.
      Друзья шутливо ужасались:
      - Жора, неужели своим ходом? Неужели рискиешь по воде?
      Переимчивый Сипягин тоже установил "эрзсы" на катерах - на торпедных и на МО-084.
      Усиленно тренировались, готовясь к высадке, второй и третий эшелоны вспомогательного десанта - подразделения морпехоты боевых участков обороны побережья под командованием старших лейтенантов И.В.Жернового, Н.М.Ежеля, В.А.Ботылева, П.И.Дмитряка, И.Е.Лукашева и батальон парашютистов.
      Кипучая подготовка охватывала все, чему предстояло прикоснуться к грядущей операции, это внушало уверенность в успехе. Еще большую уверенность внушали соратники - люди, выкованные из чистого металла.
      Но было нечто, державшее Куникова постоянно настороже. Это нечто называлось - "взаимодействие". То, что он выдвинул в качестве важнейшей предпосылки успеха в первой беседе с Г.Н.Холостяковым. Обеспечить согласованное взаимодействие между высадочными средствами, силами десанта, артиллерией, авиацией, вторым эшелоном - ночью, в условиях кромешного боя... Это не просто. Но это надлежит сделать во что бы то ни стало, сосредоточив управление всеми частями целого в едином штабе, своевременно указующем, кому и что надобно делать в каждый данный момент. К мыслям о штабе высадки Куников возвращался постоянно.
      Уникальная система подготовки привлекла к отряду внимание, сюда часто наведывались гости из самых высоких инстанций. Приезжали контр-адмиралы С.Г.Горшков и Н.М.Кулаков. Первый как заместитель командующего НОР и ответственный за подготовку и выполнение НВМБ поставленных перед нею задач, второй как член Военного совета Черноморского флота. Приехал даже начальник Главного политического управления военно-морского флота генерал-лейтенант И.В.Рогов, прозванный на флоте Иваном Грозным. По свидетельству сопровождавшего его контр-адмирала А. Т. Караваева, Куников встречал гостей "с достоинством, но не без предупредительности, свойственной истинно интеллигентному человеку".
      Разумеется, чаще всех бывал на Тонком мысе хозяин, командир базы Холостяков. Среднего роста, худощавый, подтянутый, быстрый, с резкими чертами лица, обходил он отрядное хозяйство. Был дотошен, вникал во все.
      Незадолго до времени "Ч" Г. Н. Холостяков сказал:
      - Штаб высадки создан. Высаживать вас будет Свердлов. Со мной у него прямая связь.
      Куников промолчал. Начштаба НВМБ капитана 2-го ранга А. В. Свердлова он знал еще по Азовской флотилии, где Свердлов также был начальником штаба. Для руководства высадкой это была наилучшая кандидатура в базе. Холостяков и Свердлов в деле понимали друг друга с полуслова, и адмирал ценил своего начальника штаба, спокойного, непреклонного и методичного в мельчайших деталях{15}.
      Теперь начался последний этап подготовки - расчет времени, сигналы основные и запасные, код, ориентиры, цели, график движения, последовательность действий по секундам (именно по секундам!), чтобы не дать врагу опомниться. На этом этапе уверенность Куникова в захвате плацдарма стала беспредельной, поколебать ее ничто уже не могло.
      Вечером 2 февраля 1943 года экстренное сообщение Совинформбюро донесло до миллионов советских людей весть о победоносном завершении Сталинградской битвы.
      В радостной напряженной тишине слушали десантники перечисление разбитых вражеских дивизий. Затем состоялся митинг, почти стихийный. Наверное, Цезарь обвел глазами своих людей и спросил: "Что, ребята, кто хочет высказаться?" Захотели все. Общее настроение, охватившее личный состав, было: "Изгнание захватчиков с советской земли началось. Скорее в бой!"
      Здесь же, после митинга, бойцы принесли клятву. Текст ее вручил Старшинову за несколько часов до митинга начальник политотдела НВМБ полковой комиссар И. Г. Бороденко:
      "Мы получили приказ командования - нанести удар по тылам врага, опрокинуть и разгромить его. Идя в бой, мы даем клятву Родине в том, что будем действовать стремительно, смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом. Волю свою, силы свои и кровь свою, капля за каплей, мы отдадим за жизнь и счастье нашего народа, за тебя, горячо любимая Родина".
      Под клятвой подписались все бойцы и командиры отряда. Первой стояла подпись Куникова.
      Еще задолго до завершения Сталинградской операции опыт уличных боев стал объектом пристального внимания Цезаря. В способе действий сталинградцев он увидел пример. Основные положения этого опыта, дополненные опытом десантных операций, легли в основу памятки-наставления. Эту памятку бойцы отряда выучили наизусть:
      "...Враг хитер, а ты будь еще хитрее! Враг нахально прет на рожон, бей его еще нахальнее! Идешь в бой - харча бери поменьше, а патронов - побольше. С патронами всегда хлеба добудешь, а вот за харч патронов не достанешь. Бывает, ни хлеба, ни патронов уже нет, тогда вспомни: у врага есть и оружие и патроны, бей фашистов их же боеприпасами. Пуля не разбирает, в кого она летит, но очень тонко чувствует, кто ее направляет. Добудь боем оружие врага и пользуйся им в трудную минуту. Изучи его, как свое, - пригодится в бою".
      "Да, счастлив командир, речи которого бойцы помнят как устав! - пишет в своих воспоминаниях контр-адмирал запаса Александр Тимофеевич Караваев{16}. В то время он был инструктором Главного политического управления ВМФ.- Что это, врожденный талант? Или, быть может, повседневная работа ума и воли, итог непрерывного соразмерения своих действий с задачами управления действиями многих и многих людей, отданных военной необходимостью в твое полное и безраздельное подчинение? Несомненно, Куников - личность незаурядная. Но когда наблюдаешь, как он работает с людьми, убеждаешься - это посильно каждому командиру".
      За несколько дней до высадки в отряде состоялось партийное собрание. Первоначально замполит Старшинов планировал ставить единственный вопрос - о передовой роли коммунистов в предстоящей операции. Но пришлось ставить и второй - о приеме в партию: за несколько последних суток парторг и комсорг отряда получили сорок (!) заявлений.
      На партийное собрание люди пришли одетыми в лучшую одежду. Сидели в торжественном, приподнятом настроении - единомышленники-коммунисты и верные боевые друзья.
      Выступали горячо. Было много дельных предложений. Куников внимательно прислушивался к ходу прений. Его выступление было коротким и замечательным по отточенности формулировок. Они врезались в память.
      Напомнив об основном способе действий в предстоящей операции - о бое методом штурмующих и блокирующих групп,- он сказал:
      - Победит тот, у кого лучше организация и дисциплина. Организация - не просто слово, это аккумулятор массы факторов. Организация - это прежде всего четкое распределение и уяснение обязанностей каждого бойца и командира. А дисциплина? Что такое дисциплина?
      Дисциплина - это соблюдение организации. Как видите, они связаны.
      Дисциплина - это инициатива в работе.
      Дисциплина - это укрепление местности.
      Дисциплина - это чувство долга.
      Дисциплина - это бой до последнего.
      Пусть каждый всей совестью коммуниста отвечает за свое дело. Командовать это значит руководить, приводя в движение все свои знания и способности, изобретательность, инициативу, весь жизненный опыт.
      Выступление Куникова перед отрядом, опубликованное во фронтовой печати, стало достоянием всех частей и подразделений.
      ***
      3 февраля 1943 года.
      Погода штормовая, ветер северный, до 4 баллов. Пасмурно. Временами накрапывает дождь. Горы нахохленные, мрачные, с вершин свешиваются беловато-серые тучи. В центре Геленджика, в порту, готовятся к погрузке на корабли и болиндеры 255-я бригада морской пехоты и 563-й отдельный танковый батальон, следующие в составе основного десанта в Южную Озерейку.
      На Тонком мысе тихо. К 15.00 боезапас, вооружение, продовольствие и санитарное имущество погружены на катера, чтобы люди не устали перед походом. В последний раз проверена укладка в вещевые мешки боеприпаса и продовольствия. Осмотрено оружие. В каждой группе по 2 противотанковых ружья, 1 ротный миномет. На отделение из 10 человек пулемет ППШ и по 2 снайперских винтовки (они себя оправдали). Вооружение бойцов - автоматы, по 800 патронов, гранаты (по 8 лимонок и 1 противотанковая). Одежда - теплые брюки, ватники, сапоги (или ботинки), каска. В карманах у многих обнаружены были бескозырки. Разрешили взять. На левой руке у каждого белая повязка - для опознания в темноте.
      Приказ командира отряда - всем отдыхать. А он покинул территорию и вышел в заросшую кустарником пустошь.
      Погода нелетная. Сегодня не бомбят. Тихо. Редкие минуты тишины. Все ли сделано? Еще есть время, еще не поздно...
      Ну что ж, давай, придерживаясь метода, который никогда не подводил, - шаг за шагом по всей цепочке: обстоятельства - раз, люди - два, ты сам - три.
      Обстоятельства. Окончательное вчерашнее уточнение в штабе базы прошло коротко и четко. Г.Н.Холостяков сказал, что высадка демонстративного десанта утверждена на одно место, а не на два, как предполагалось. Что ж, это к лучшему: не будут дробиться силы. А.В.Свердлов зачитал плановую таблицу боя. Все расписано в железной последовательности, буквально по секундам. Свердлов, чуть заикаясь, что придает его размеренному голосу еще больше непреклонности, напомнил, что план будет выполняться именно в этих идеальных сроках. И будет. Что невероятно важно. Пожалуй, Лев Николаевич переложил яду в "Войне и мире", когда издевался над австрийскими штабистами: "Ди эрсте колонне марширт... ди цвайте колонне марширт..." Доблести и отчаянной дерзости такая добавка, как точность, не повредит. Вот и Сипягин лично прошел ночью от Тонкого мыса до самой Станички, проверил ход мерной милей, чтобы выйти попозже, не болтаться лишнее время у вражеского берега, не взвинчивать ожиданием людей.
      А люди... Артиллеристы, авиаторы, связь... О своих и говорить нечего. Ни малейших сомнений.
      Ну, а ты сам? А что - я? Не волнуюсь, нет. Когда все так продумано, когда предусмотрены даже случайности... Разве какое-нибудь там колыхание тверди или трясение небес. А в остальном - что ж, пред этим все равны. Кому-то повезет, кому-то нет - что все это перед тем покоем, какой дается чувством выполненного долга? Долгу все уступает. Даже личное. Уже теперь настала какая-то отстраненность, прежнее словно ушло за горизонт и пребывает там, трепетно любимое, но такое далекое! Сын, мать, жена, сестра...
      Из последних писем:
      Наталье Васильевне, 28.1 - 43: "...Ни тебе, ни маме, ни сыну не будет за меня стыдно".
      М.С.Кусильману, ответственному редактору фронтовой газеты 61-й авиационной армии (а прежде своему заместителю по газете "Машиностроение" и журналу "Машиностроитель"): "...Готовлюсь к глубокой прогулке, не знаю только, выйду ли из нее живым..."
      В. П. Никитину 31.1-43: "Прощай. Не поминай лихом".
      Что же, на войне как на войне, и это не основание, чтобы сомневаться в себе. То, что выбрано в судьбу, выбрано зрело, это не порыв, не решение сгоряча. Это подготовлено всей жизнью, день за днем, впитано всем естеством с ароматом полей родины, с дымами ее строек, с гарью ее пожарищ...
      Ну полно. (Он присел на край воронки, снял ушанку, закурил, отер платком вспотевшую лысину{17}.) Не в себе дело, не это главное. Дело в людях. Добровольцы... Но это был публичный порыв, а люди есть люди. Вдруг кто-нибудь передумал в последний момент. Тогда он не герой, он жертва. И его надо отпустить.
      "Доброта твоя!" - ехидно напомнил внутренний голос. Доброта? Война вынужденная, на войне все вынужденное, а от добровольцев отбоя нет. К чему тащить тех, кто не стремится? В такой цепи не может быть слабых звеньев. Ни единого.
      Что же ты предлагаешь? Кликнуть добровольцев из добровольцев? \
      А почему бы и нет? Да, добровольцев из добровольцев. Но так, чтобы у колеблющихся был свободный выбор, не на глазах у всех. И - никого из штабных не предупреждать. Станут суетиться, отговаривать от такого шага. А он нужен. Для всех. Для тех, кто смалодушничает. И для тех, кто пойдет. Для них даже нужнее. Ох как будет трудно!
      Он бросил папиросу, встал, нахлобучил ушанку.
      Все, товарищ майор, точка. Приступаем.
      В 18.00 отряд был построен. Начальник штаба Котанов доложил:
      - Товарищ командир, отряд в количестве двухсот семидесяти трех человек в полном боевом порядке построен.
      Куников обратился с короткой речью. Напомнил, что в ближайшие часы отряд войдет в соприкосновение с превосходящими силами врага. Для высадки выбран участок побережья, лишенный воды, ни ручьев, ни грунтовых вод, такие участки охраняются несколько слабее. Но это в первый момент, потом враг навалится всеми силами. Отступать на плацдарме некуда. Среди тех, кто стоит сейчас в строю, будут и раненые и убитые. Надо смотреть правде в глаза и не тешить себя надеждой на "авось пронесет".
      - Уверен, что каждый из вас поступает сознательно. Уверен, что не лихость и не драчливость, а святая любовь к Родине и священная ненависть к врагу ведут вас в бой. Но все ли соразмерили с предстоящим свои силы? Пусть каждый сейчас же, пока не поздно, честно ответит себе на этот вопрос. - Пауза. - Те, кто не чувствуют себя в силах, кто вообще плохо себя чувствует, пусть выйдут из строя.
      Ни шага, ни движения. Мертвая тишина.
      - Товарищи, еще раз - не приказываю, прошу.
      И снова молчание.
      - Распустите бойцов на перекур,- сказал Куников Котанову,- и через десять минут постройте их снова. Те, кто постеснялся сейчас выйти, снова в строй могут не становиться.
      Через десять минут отряд был построен. Котанов доложил:
      - В строю двести семьдесят два человека.
      - Сколько? - переспросил Старшинов. Один из бойцов не вернулся в строй...
      - Двести семьдесят два,- повторил Котанов.
      - Прекрасно,- громко сказал Куников.- Ведите личный состав на корабли.
      Вот, сказал он себе, видишь, какие люди. Глаза его увлажнились, он вспомнил строчки Н. Тихонова: "Гвозди бы делать из этих людей. Крепче бы не было в мире гвоздей".
      К 19 часам 3 февраля десантники подошли к причалам в районе Северной пристани мыса Тонкого. Погрузка личного состава была осуществлена четко и быстро. На катерах людей покормили, выдали вина для защиты от холода.
      В 21 час 43 минуты отряд лег на курс следования в пункт развертывания в Цемесской бухте. До начала подвига оставались считанные минуты.
      Воспоминание о прошлом (письмо сестры){18}
      ...Когда я думаю о Цезаре, я раньше всего вижу, ощущаю всем существом его удивительно легкую походку, внутреннюю пластичность, ловкость, ладность каждого движения. В юности сложенный как молодой бог, по канону Поликлета, он к 30 годам стал массивнее, шире, но сохранил ту же легкую, мягкую, неслышную поступь, порывистую точность движений. Он казался существом ясным и гармоничным. Мало кому было дано проникнуть в его сложный душевный мир. Но этим внешним впечатлением, этой ладностью своей он привлекал людей с первого взгляда.
      Потом поражала его жадная заинтересованность во всем, что есть на земле: интерес к миру, к людям, к технике, к литературе, к политике, к истории - к жизни. И была в этой заинтересованности какая-то веселая одержимость. Это не было верхоглядством, нет. Он был инженером по призванию, по убежденности, по страсти. Он иногда с шутливой гордостью повторял: "Я потомственный инженер". И радовался тому, что сын его будет инженером третьего поколения.
      Он был воспитан революцией и с воздухом эпохи военного коммунизма и своей комсомольской юности впитал убеждение, что мир можно, а значит, нужно перестроить. Он не верил в неизменяемость вещей. Он и инженером стал потому, что созидание было сущностью его натуры. Я помню, как на берегу Волги, на пляже, он случайно среди камешков нашел гайку. И тут началось: "Лена, слушай, ты знаешь, как это сделано?" Честно признаюсь, меня никогда не волновали проблемы холодной обработки металлов. Но разве можно было слушать без интереса то, что говорит Цезарь? Сам того не сознавая, он обладал величайшей тайной ораторского и актерского искусства. Он настолько был заинтересован сам и так динамична, активна была его мысль, что он немедленно заражал слушателей.
      Изменить мир, изменить человеческие души, строить, созидать, приходить на помощь - эта потребность жила в самых сокровенных глубинах его естества. Это не было рационально сконструированным планом жизни, это была его натура, его характер, это был Цезарь. Он ходил по жизни как хозяин, вмешиваясь во все, что казалось ему несправедливостью, нелепостью, уродством.
      Я не видела человека более разносторонне одаренного. Талантливость плескалась в нем, переливаясь через край, сверкая и вспыхивая - и в шутливой стихотворной записке, и в веселой болтовне, великим мастером которой он был (я не знаю никого, с кем можно было бы "трепаться" так самозабвенно, до одури, падая от смеха, доходя до головокружительной, карнавальной абракадабры), и в написанной в случайный свободный час пикантно-дурашливой поэме, и в инженерной изобретательности, молниеносной быстроте ориентировки, в государственном масштабе мышления.
      Я помню, как один мой приятель, художник, познакомившись с Цезарем, сказал мне на другой день: "Боже ж мой, какой богатый человек!"
      Вот это душевное богатство, эта безграничная щедрость - это и тянуло к нему людей, друзей, женщин.
      Но разве рассказать обо всем этом - со множеством примеров, воспоминаний, эпизодов - значит рассказать всю правду о Цезаре?
      Я помню, как однажды в Ленинграде, идя с ним вдоль Екатерининского сквера, я сказала, что вот как хорошо жить на улице Росси: Игорь подрастет и сможет сам бегать во Дворец пионеров (Игорю было года три). Цезарь усмехнулся горько и насмешливо спросил: "Неужели ты способна загадывать на несколько лет вперед?"
      А сам техническими перспективами мыслил на десятилетия.
      Разве я могу забыть строчки его стихотворного послания родителям? Написано это походя, не отшлифовано, рифмы хромают. Но мысль - трагическая и беспощадная - пульсирует в этих корявых строках так, что становится страшно: "День настанет большой проверки, декрет скажет - и я пойду. Киловатты людской энергии красной нефтью отопят войну". А был это 1929 год и Цезарю было 20 лет!
      Эти стихи написал тот же человек, который писал мне в одном из писем в первые дни войны, что не может больше сидеть в редакции, что готов броситься под гусеницы любого немецкого танка, чтобы хоть на мгновение задержать его движение к Москве. Но когда он пошел на войну, он воевал не эффектными романтическими порывами, а воевал как инженер, рационализатор военной техники, воевал как интеллигент высочайшей духовной культуры, как воспитатель, созидающий души своих бойцов.
      Озорной, бесшабашный, влюбленный в жизнь, яростный в работе - и человек, живущий в сознании неизбежной гибели. Как все это рассказать? Цезарь современный из современников, человек великой эпохи, неразрывно связанный с нею, ею порожденный, ее творивший, за нее погибший.
      Время "Ч"
      К 24 часам 3 февраля отряд высадки демонстративного десанта прибыл в район развертывания в Цемесской бухте и лег в дрейф с потушенными огнями. Было темно кругом, нигде ни огонька. И тихо. Только волны плескались о борт.
      В 0.51 капитан-лейтенант Сипягин дал зеленую и красную ракеты. Над угрюмыми темными водами два огонька взвились и тихо погасли. Катера развернутым строем двинулись к берегу.
      В 1.00 небо позади них разверзлось - и сразу закипел разрывами недалекий низкий берег: по засеченным и пристрелянным огневым точкам открыла огонь особая групп; артиллерийских батарей НВМБ под командованием капитана Е.Н.Шкирмана. Снаряды рвались густо, и катера наращивали ход, не боясь теперь выдать себя звуком моторов.
      В 1.03 торпедные катера ТКА-012 и ТКА-025 стремительно пересекли курс отряда и поставил" между ним и берегом дымовую завесу.
      Совсем недалеко от берега темноту распороли ослепительные полосы, в грохот батарей вплелся устрашающий скрежет: это заработали реактивные установки со "Скумбрии".
      В 1.10 вспышки разрывов отодвинулись в глубь вражеской обороны.
      В 1.11 катера врезались в гальку пляжа на расстоянии примерно 200 метров друг от друга. Первым спрыгнул на гальку командир десанта майор Куников.
      В 1.13 высадка была окончена. Командиры кораблей за спиной ушедшего в бой десанта выгрузили боезапас. Потери при высадке: 1 убитый, 3 раненых. Ошеломленные гитлеровцы, не видя цели, палили наугад.
      Рассыпавшись по берегу, отряд в кромешной тьме вел беспощадный и яростный, до мелочей отработанный, жуткий для врага ночной бой.
      Через десять минут на всем протяжении высадки первая линия обороны противника была прорвана. Бой был перенесен в глубину.
      Тогда-то Куников и передал открытым текстом свою знаменитую радиограмму. (Как выяснилось впоследствии, противник отреагировал на нее желаемым образом.) А кодированная радиограмма гласила: "Начальнику штаба базы. Закрепился на берегу, высылайте второй эшелон".
      А.В.Свердлов немедленно отдал приказ второму и третьему эшелонам форсировать Цемесскую бухту. Отправкой эшелонов руководил капитан 3-го ранга Н.Я.Сидельников. Около 4 часов утра боевые группы второго и третьего эшелонов под командованием старших лейтенантов И.В.Жернового, В.А.Ботылева, Н.М.Ежеля, П.И.Дмитряка и И.Е.Лукашова высадились на берегу и перешли в наступление.