– И в какой же войне ты участвовал? – поинтересовался Дьяк, останавливаясь.

– Во всех, – решительно ответил пьяный и, словно в подтверждение своих слов, изо всей силы тряхнул головой.

– А в последней? Может быть, ты слышал о битве при Комариных Топях?

– Нет, добрый человек, там я не был.

– Как ты меня назвал?

– Добрый человек, – повторил с готовностью попрошайка. – Ты ведь не откажешь бедняку в скромной милостыне? Я ведь не прошу многого. Столь блистательный господин не обеднеет, если подкинет старику пару медяков, а уж я, как водится, выпью за ваше здоровье со всем моим удовольствием.

– И в какой же компании ты научился пить? – спросил Дьяк.

– Компании? – переспросил пьяный, икнув. – Да с приятелями водился, а теперь и не знаю, где они. Кто помер, а кого сцапали стражники. Не знаю, – он развел руками. – Вроде украли они там что-то.

– Сколько тебе лет? – спросил Дьяк, вынимая из кармана монеты.

– Мне-то? Пятьдесят три года, – отозвался попрошайка с готовностью, протягивая к медякам сморщенные, красные от мороза руки. – Или около того, раньше я точно помнил, а теперь позабыл.

– Выпей хорошенько, – сказал Дьяк, пересыпая ему в ладони монеты. – Не скупись, ведь даровые деньги быстро расходятся.

– Конечно, господин, – легко согласился пьяный, зажимая медяки в кулаке. – Я сейчас же и пойду… ваше здоровье. Век буду помнить и богов молить, – его речь потеряла всякую связность, так не терпелось ему найти ближайший кабак.

– Забудь обо всем, напейся до беспамятства, – добавил Дьяк, отходя. – А потом завались куда-нибудь, где никто тебя не заметит, и сдохни наконец.

Попрошайка на какой-то миг поднял на него глаза, но потом снова забормотал слова благодарности.

Дьяк его уже не слушал. Он свернул в узкий переулок, затем прошел через арку и пересек небольшой внутренний дворик, очутившись перед трехэтажным зданием с затемненными плотными шторами окнами. Возле крыльца сидел дюжий охранник с дубинкой на коленях и задумчиво курил трубку. При виде Дьяка он поспешно поднялся на ноги и, слегка поклонившись, отворил тяжелую, окованную железом дверь.

– Рады видеть вас снова, господин, – сказал он негромко, принимая от Дьяка серебряную монету и ловко пряча ее в карман. – Давно вы не изволили к нам заходить. Три луны, пожалуй, будет?

– Я был далеко, – ответил Дьяк, заходя в натопленное помещение, обставленное с большим вкусом. На стенах висели шпалеры, изображавшие сцены из придворной жизни, а также портреты правителей Малдонии, прославленных рыцарей и некоторых придворных, известных своими заслугами перед государством. Выставленные в публичном доме, они выглядели, по меньшей мере, пикантно. Добротная дубовая мебель была обита темно-зеленым бархатом и украшена искусной резьбой. Паркетный пол, натертый до блеска, отражал покрытый росписью высокий потолок. Дьяк прошел на середину комнаты и огляделся. Повсюду теплились небольшие бронзовые жаровни, наполняя помещение таинственным и уютным полумраком.

Тяжелый занавес напротив входной двери всколыхнулся, и навстречу Дьяку выплыла высокая стройная женщина, одетая в просторное светло-серое платье с глубоким декольте. Открытую шею украшали нитки жемчуга, в ушах поблескивали серебряные серьги с опалами. Волнистые темные волосы аккуратно лежали вокруг головы, образуя подобие морской раковины – на такую прическу нужно было потратить не один час. Тонко очерченные губы, слегка подведенные глаза – все очень пристойно и никак не выдает в женщине хозяйку борделя.

Приветливо улыбнувшись, она проговорила:

– Снова к нам? Желаете как всегда?

– Да, Россина, – ответил Дьяк, протягивая ей небольшой кошелек. – Пятый номер?

– У вас прекрасная память, господин, – женщина слегка склонила голову. – Она как раз свободна. Желаете каких-нибудь напитков? Я сейчас же распоряжусь. Может быть, приготовить ванну?

– Да. Сегодня я очень устал.

– Глядя на вас, этого не скажешь, – заметила Россина, улыбнувшись.

– Пожалуйста, что-нибудь расслабляющее, – напомнил Дьяк, слегка поклонившись, давая таким образом понять, что оценил комплимент. – Возможно, немного масел и трав. Впрочем, вы и сами все прекрасно знаете.

– Благодарю, господин герцог, вы очень любезны. Я лично займусь этим. Можете быть уверены, все будет в лучшем виде. Вы не пожалеете, что решили провести этот вечер у нас.

– Мне и в голову не приходило сомневаться в вашем гостеприимстве. Столь очаровательная хозяйка не может разочаровывать.

Россина сделала реверанс и с улыбкой удалилась, а Дьяк отдал плащ охраннику и начал подниматься по широкой лестнице с резными перилами.

Адая завернулась в одеяло и села на постели. По обнаженным плечам скользнул холодный лунный свет и сразу же погас, оплетенный раскачивавшимися за окном деревьями. Женщина какое-то время пристально глядела на Дьяка, ее большие темные глаза казались влажно подрагивающими агатами.

Он стоял перед большим тазом с водой, опустив в нее кончики пальцев. Затем достал из сумки маленький мешочек, распустил шнурок и бросил две щепотки его содержимого в воду, которая тотчас же задрожала, стала чернеть, а затем внезапно прояснилась, показав заснеженную улицу, тускло горящие фонари и белые двускатные крыши. В толпе прохожих Дьяк разглядел фигурку в широкополой шляпе и длинном сером плаще, торопливо протискивающуюся к овальной арене, обнесенной низкой деревянной оградой, за которой бросались друг на друга лохматые огромные псы. Это, без сомнения, был один из кварталов четвертого яруса. Вероятно, Курад должен встретиться здесь с тем, кого обещал привести Дьяку. Если только он не зашел сюда просто сделать ставку.

– Что ты делаешь? – спросила Адая.

– Ничего интересного, – отозвался Дьяк через пару секунд. – Нужно кое-что проверить.

– Сейчас?

– Да, мне скоро нужно уходить.

Адая убрала от лица волосы и, склонив голову к плечу, некоторое время разглядывала Дьяка. Затем сказала негромко и с едва слышным вздохом:

– Нет в тебе любви. И страсти нет. Одна боль. И ненависть еще. Ими и любишь.

Дьяк смешал рукой изображение в воде.

– Мне нужно идти, – сказал он негромко. Но подошел не к двери, а к окну.

Снег падал тихо и медленно, крупными хлопьями. Ровно ложился, покрывая следы лошадей и людей пушистым белым саваном.

– Грустно, – сказала Адая, садясь перед зеркалом. Лицо ее было строгим и словно окаменевшим.

– Каждый день я чувствую печаль, – заговорил Дьяк, прижавшись лбом к холодному стеклу и следя за падением снежинок. – Проходят дни, годы, столетия, а я не знаю, зачем родился. Мне известен конец мира, его смертный час, но свое назначение непонятно. Неужели я появился только для того, чтобы участвовать в гонке Отцов?

– Почему тебя это так удивляет? – пожала плечами Адая. – Нечто подобное происходит каждый день, а быть может, и каждый час. Именно так рождаются люди.

– Знаю, – отмахнулся Дьяк. – Но ведь здесь проигравшие умирают. А я живу вечно.

– Возможно, тебе не следовало покидать свое царство?

– Пустоту? Но там я тоже не нашел бы ответа, – Дьяк медленно покачал головой. – Его можно отыскать только в Мире.

Адая встала и подошла к нему. Ласково погладив по руке, сказала:

– Такие, как ты, есть и здесь, среди обычных людей. Они тоже всегда что-то ищут, но не могут отыскать. У них строгие и печальные лица. Мы называем их «ильдары», вечные путники. Они проходят мимо и не возвращаются – словно снег, что никогда не ложится на землю дважды. Странники, потерявшие покой. Или никогда его не имевшие.

– Прощай, – сказал Дьяк, отстраняясь и идя к двери. – Моя нежность остается с тобой.

– Я знаю, – отозвалась Адая. – Когда ты снова придешь? Придешь? – добавила она поспешно.

– Через две или три луны, – ответил Дьяк, открывая дверь.

– Я люблю тебя, слышишь?! Знаю, для тебя это ничего не значит, но я хочу, чтобы ты помнил об этом.

– Ты ошибаешься! – Дьяк оглянулся. – Мне всегда приятно бывать здесь, с тобой. Я рассказал тебе о себе то, что знают очень немногие. Я верю тебе.

– Я не подведу, – девушка кивнула. – Буду молчать, как рыба.

– Хорошо.

– А знаешь, что говорят про комету, которая появится через восемнадцать дней? Что она очень красивая, но принесет людям несчастье. Ты в это веришь?

– Нет. А теперь прощай, мне пора.

Адая нерешительно подняла руку в прощальном жесте, но Дьяк не заметил его. Он отворил дверь, на короткий миг свет из коридора залил часть комнаты, а затем девушка снова погрузились в зимний полумрак.

Дьяк вышел во двор и направился по узенькой темной улочке на главную площадь Ялгаада. Снег кружился вокруг крупными хлопьями, таял на одежде, скрипел под ногами. Деревянные, обитые железом ставни были закрыты, но сквозь щели пробивался колеблющийся желтый свет – жители столицы жгли лучины или свечи – в зависимости от достатка.

Дьяк свернул на бульвар, в центре которого располагался ряд фонтанов, выполненных в виде фигур, изображавших отпрысков королевского рода. Бронзовые головы статуй казались седыми из-за покрывавшего их снега.

Несколько человек стояли у высокого раскидистого дерева и, казалось, возбужденно спорили. Затем двое из них выхватили кинжалы и бросились друг на друга. Остальные отступили и боязливо огляделись, опасаясь ночной стражи. Один из них заметил Дьяка и похлопал по плечу своего приятеля, привлекая его внимание к одинокому путнику. Они отделились и пошли навстречу высокому прохожему.

– Доброй ночи, господин, – обратился один из них к Дьяку. – Прекрасная погода, не правда ли?

– Истинно так, – ответил Дьяк, останавливаясь. – Ваши друзья что-то не поделили?

– Возможно, – сказавший это был приземист и коренаст, от него пахло вином и конским потом. Под темно-синим плащом можно было заметить очертания меча. – Мне кажется, я вас знаю.

– Неужели?

– Да и мне ваше лицо знакомо, – вмешался другой, жилистый блондин в черной широкополой шляпе и отороченном лисьим мехом плаще. – Уж не вы ли ограбили моего друга три дня назад возле набережной Серых Доков?

– Верно-верно! – подтвердил его спутник. – Это он! Я сразу понял, что где-то видел…

Он не успел договорить. Рука Дьяка, затянутая в кожаную перчатку, с быстротой молнии метнулась из-под плаща, и тонкое обоюдоострое лезвие кинжала пронзило горло незнакомца. Его товарищ отскочил проворно, как кошка, и крикнул, выхватывая из ножен короткий меч:

– Сюда!

Те, что следили за дракой, обернулись и, на ходу обнажая оружие, поспешили на помощь. Однако прежде, чем первый из них успел добежать до Дьяка, тот уже расправился со своим противником, пронзив его мечом. Теперь он остался один против пятерых – те, что бросились друг на друга с кинжалами, забыли ссору и присоединились к окружившим Дьяка товарищам.

– Кто вас послал? – спросил Дьяк тихо.

– Ты убил наших друзей, этого достаточно, – ответил один из его противников, одетый горожанином, что не помешало Дьяку узнать в нем воина.

– Я все равно узнаю, – предупредил Дьяк. – Вопрос лишь в том, кому из вас придется мне об этом рассказать.

В ответ двое бросились в атаку, нападая с разных сторон. В ладони у Дьяка лопнул крошечный сосуд, распространяя черный удушливый дым. Его противники закашлялись, протирая рукавами слезящиеся глаза. Меч Дьяка ударил одного из них под ребра, а другого – в живот. Оба упали, истекая кровью.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.