Моя московская биография, имеющая свое начало в августе 1975 г., отмечена разными станциями и полустанками. Станций немного – всего пять: Старая площадь, улица Правды, Страстной бульвар, Останкино, Большой Тишинский переулок. Среди них наиболее памятна станция на улице Правды, дом 24, когда волею судьбы и решением ЦК КПСС я оказался в апреле 1978 г. главным редактором газеты «Советская Россия». Не только продолжительностью пребывания в течение восьми лет выделяю эту станцию.

Не раз слышал выражение «газета – сладкая каторга», но только став главным редактором, смог понять его смысл. При всех огромных физических, интеллектуальных, эмоциональных затратах работа в газете приносила наибольшее удовлетворение. Невозможно сравнить это удовлетворение ни с какой другой деятельностью. Это удовлетворение связано не только с постоянным творческим напряжением и участием в редактировании и написании газеты, но в особенности с тем, что ты можешь немедленно (в тот же день) видеть результаты своего труда. Все перегрузки и затраты главного редактора в полной мере восполнялись великой привилегией, которой обладали не многие профессии, а только самые избранные, – привилегией обращаться со своими мыслями, идеями к миллионам своих соотечественников.

Редакция «Советской России» располагалась на пятом этаже в доме ? 24 по улице Правды – в то время в самом большом доме печати в Москве. Это был удивительный дом, чем-то напоминающий гигантский пассажирский пароход, плывущий без остановок, на каждом этаже которого располагались редакции самых известных центральных газет. На шестом этаже «Советская Россия» соседствовала с «Комсомольской правдой», дерзость, легкость на выдумки которой не давали нам покоя, а ниже на трех этажах располагались официально признанный флагман – газета «Правда» и довольно популярная среди аграриев «Сельская жизнь». Обитатели этого единственного в своем роде газетного дома жили в то время без больших ссор и конфликтов, но постоянно ревностно присматривали друг за другом, не пропуская ни единого заметного выступления соседей.

Советская пресса тогда, когда я делал свои первые шаги в газете, переживала не лучшие времена. Да и не могло быть ее состояние иным. СМИ отражали общую политическую, социальную, духовную атмосферу общества, которое находилось в условиях продолжительного застоя, в состоянии неприятия со стороны верхнего партийного эшелона каких-либо изменений и перемен.

Само же становление в роли главного редактора на улице Правды было весьма интенсивным. Повседневное общение с обитателями нашего газетного дома, сама атмосфера жизнедеятельности редакций, конфликтов с отделом пропаганды ЦК КПСС в связи с отдельными острыми выступлениями, о которых сразу были в курсе все этажи, много давали. Достаточно было лишь пройти по шестому этажу «Комсомолки», прочитать решения редколлегии о лучших материалах газеты, узнать, повстречав коллег, о том, что обсуждалось на очередной летучке, – и ты был заряжен на весь день энергией и мыслями, как опередить дерзких и не признающих авторитеты «комсомолят».

Размышляя теперь, когда все, что связано с газетой, уже в прошлом, прихожу к выводу: главный редактор – это не профессия и не должность, это образ жизни. В отличие от многих других должностей главный редактор обязан каждый день брать на себя решение тех или иных вопросов, которые нельзя отложить и переложить на плечи других. Нельзя потому, что в конечном счете все решения в газете сводятся лишь к одному – ставить в номер или нет публикации потенциально взрывного характера, которые неизбежно вызовут серьезное недовольство и претензии к редакции газеты со стороны власти. А без того, чтобы не принимать это решение и не брать лично на себя ответственность за все, что представляет газета на своих страницах, главный редактор не может исполнять свои обязанности. И если случается, что он боится испортить отношения с властью, то это невозможно скрыть и это немедленно отражается и на содержании, и на авторитете газеты. Именно в этом смысле не является преувеличением утверждение, что газета во многом такова, каков ее главный редактор.

Еще один аспект из характеристики облика главного редактора. В оценках СМИ главных редакторов чаще всего затрагивается тема смелости и мужества. И в повседневной жизни главных редакторов обычно разделяют на смелых, способных на серьезные поступки и на трусливых, полностью зависимых от власти. Существует даже утверждение, что нет смелых журналистов, а есть смелые редакторы. Не отказывая в справедливости этого мнения, не могу не сказать, что есть в этом некоторое упрощение. В моем представлении понятие смелости газеты, журналиста, главного редактора имеет мало общего с разовым, импульсивным, часто неосознанным до конца проявлением мужества. Одно дело – смелый поступок, даже опасный для жизни, связанный, скажем, со спасением утопающего. Когда же мы говорим о смелости в газете, то речь идет о смелости, за которой стоит вся жизнь с пониманием того, что ты в ней отстаиваешь, а что осуждаешь. Никогда не верил и не верю в стихию неосознанных импровизаций свободомыслия. Считаю, что всякому серьезному общественному поступку газеты неизбежно предшествует ответ на вопрос: ради чего это делается? Поэтому среди всех многообразных качеств главного редактора на первое место ставлю гражданскую позицию; убежден: без этого все другие его особенности и достоинства мало чего стоят. В конечном счете все в газете (ее авторитет, влияние в обществе) зависит от того, какие общественно значимые задачи ставит перед собой главный редактор – развлекать, удивлять, шокировать или просвещать, убеждать, стоять на самом острие общественно-политических проблем.

И здесь надо ответить на вопрос: к чему сводилась гражданская позиция главного редактора и его соратников? Эту позицию во многом определяла принадлежность к поколению шестидесятников. Тех самых, которых раньше называли детьми ХХ съезда КПСС, порождением хрущевской оттепели 50-х гг., а ныне критикуют и справа и слева. Это поколение познавало культ личности не по тезисам доклада на ХХ съезде, а через собственные судьбы, навсегда запомнив в детстве тревожные ночи 1937 г. Для шестидесятников перестройка была последней попыткой реализовать мечты о социализме с человеческим лицом. Позиция «Советской России» состояла в том, чтобы готовить почву для перестройки. Поддержать те силы среди интеллигенции, прогрессивной инженерии, наиболее продвинутых, как теперь говорят, научных, хозяйственных, партийных работников, которые понимали, что нужны перемены, радикальные реформы всего экономического и политического устройства советского общества.

Шестидесятников ныне не обличают только самые ленивые из публицистов. По-разному можно оценивать это не слишком счастливое поколение, обманутое дважды, но то, что именно оно определяло общественное мнение 70-х и 80-х гг. и оказало наибольшее влияние на то, чтобы началась перестройка, несомненно. Особенно значительным было влияние шестидесятников на те изменения, которые происходили в СМИ, и на то, какое место в период перестройки заняли в обществе печать, радио и телевидение. Именно в это время (1985–1991) СМИ оказали решающее влияние на переход к гласности, плюрализму, открытости общества.

Газета, чтобы сохранять свою самостоятельность (разумеется, относительную) и следовать из номера в номер избранной позиции, должна исходить из определенной стратегии и тактики. А главный редактор как выразитель этой стратегии и тактики обязан умело строить свои взаимоотношения как с теми, кто стоит у власти, так и с теми, кто их поддерживает, вести газету в избранном направлении, а это и в прошлом, и теперь считается равносильным тому, что идти по краю пропасти. В своих заметках о главном редакторе газеты «Известия» Егор Яковлев писал: «Лев Толкунов вел газету по краю пропасти. Умел (ох как умел) не делать опрометчивого шага, из-за которого рухнет в тартарары все, что покоится на плечах главного редактора!»

Что значило в тогдашней советской реальности умение главного редактора ходить по самому краю пропасти в своих взаимоотношениях с партийной властью – агитпропом, Секретариатом ЦК КПСС? Попытаюсь ответить на этот вопрос хотя бы в очень краткой форме потому, что в современных оценках эти отношения нередко представляются в весьма примитивном виде, и делаю это не ради сглаживания остроты этих отношений, которые никогда не были благостными, а только для объективного представления их сути. Считаю, что будет большим упрощением сводить деятельность аппарата ЦК КПСС лишь к исполнению функций цензуры, занятого преимущественно выдачей разрешений на публикации.

На практике ЦК КПСС и его идеологические отделы пропаганды и международной информации, исполняя функции политического контроля за СМИ, были преимущественно органами информации и ориентирования. В этих целях практически ежемесячно в десятом подъезде на Старой площади в отделе пропаганды, в круглом зале на втором этаже проводились информационные совещания, где присутствовали более сотни главных редакторов центральных газет и журналов, информационных агентств, Гостелерадио. Совещание обычно проводил секретарь ЦК, ведающий пропагандой. Кроме информации по самым актуальным вопросам внутренней и внешней политики, шел и разбор полетов. Становились достоянием всех СМИ оценки публикаций печати, программ радио и телевидения, подготовленные отделом пропаганды. Признаюсь, «Советская Россия» в этих оценках довольно часто упоминалась не самым добрым словом.

Хотя ради справедливости скажу, что основные замечания и неудовольствие доводилось слышать главному редактору «Совроськи» в более узком кругу. Должен заметить, что механизм управления СМИ в КПСС был отработан довольно четко. В интересах постоянных связей и ориентирования по всем вопросам жизнедеятельности ЦК КПСС главные редакторы газет «Правда», «Известия», «Советская Россия», председатель Гостелерадио и руководитель ТАСС еженедельно (причем строго обязательно) присутствовали на заседаниях секретариата ЦК КПСС, на которых обычно председательствовал второй секретарь ЦК КПСС. Тот, кто управлял всем аппаратом ЦК. В течение восьми лет пребывания главным редактором «Советской России» председательствующие на секретариате менялись: вслед за М. Сусловым наступило время Ю. Андропова, К. Черненко, М. Горбачева, Е. Лигачева… Однако взаимоотношения ЦК КПСС и СМИ менялись несущественно. На этих заседаниях главные редакторы получали необходимые ориентировки, поручения и нередкие замечания. Обязательное участие в работе секретариата ЦК КПСС освобождало руководителей этих ведущих газет, Гостелерадио и ТАСС от мелкой опеки работников аппарата ЦК. Имел немалое значение и тот факт, что главные редакторы «Правды», «Известий», «Советской России», руководители Гостелерадио, ТАСС были членами или кандидатами в члены ЦК КПСС. Это обстоятельство ставило их в особое положение во взаимоотношениях с чиновниками всех рангов ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Партийная иерархия в КПСС соблюдалась весьма строго, свидетельствую об этом со всей ответственностью и знанием дела.

Чтобы уметь ходить по самому краю пропасти, главный редактор должен был хорошо ориентироваться во взаимоотношениях между секретарями ЦК КПСС и членами Политбюро. Они были разными, непохожими друг на друга людьми по характеру, своим пристрастиям и интересам: М. Суслов мало чем походил на А. Кириленко, а Ю. Андропов – на К. Черненко. Точно так же, как Б. Ельцин имел мало общего с Е. Лигачевым, а М. Горбачев – с В. Гришиным. Надо было хорошо ориентироваться и в хитросплетениях взаимоотношений помощников – главных осведомителей партийных руководителей, роль которых по мере того, как старели вожди партии, возрастала.

Умение ходить по краю пропасти было связано не только с тем, чтобы сохранить свою самостоятельность, но еще больше, чтобы защитить тех, кто рисковал больше тебя, – собкоров, спецкоров, противостоящих, особенно в областях и республиках, всесильной партийной и государственной бюрократии. Чтобы защитить газету и тех, кто ее создавал, приходилось маневрировать, иногда уступать в малом, чтобы сохранить большое. Сейчас задним числом нас, газетчиков того времени, легко судить, обнаруживать, когда мы были неправы, поступались в принципах, не умели отстоять истину. Но мы жили только одну жизнь, и ее невозможно прожить заново. И когда наиболее ретивые из нынешних критиков ищут ошибки у тех, кто уже сегодня не может им ответить, я вспоминаю поэта Роберта Рождественского. В одном из своих последних стихов, уже зная, что ему оставалось немного жить на земле, он написал: