И не потому, что на нем был явно очень дорогой светлый костюм, — просто я не могла представить его в униформе, говорящим «есть» и «слушаюсь». И казалось, что он больше привык приказывать, а не исполнять приказы.

— Что закажем, Юлия Евгеньевна? — Интеллигентное, приятное, западное такое лицо Куделина с аккуратно подстриженными тонкими усиками излучало любезность. — Тут очень неплохая французская кухня — просто на удивление.

Рекомендую кролика — под бокальчик «Божоле нуво» просто мечта гурмана. Вы как?

— Меня вполне устроила бы чашка кофе, — ответила без колебаний — было слишком рано для того, чтобы есть, а к тому же для меня еда есть процесс очень интимный, и я люблю ею наслаждаться в одиночестве. Конечно, в крайнем случае я могу перекусить в компании другого человека — например, отведать суси, — но для этого надо, чтобы я его знала, и желательно хорошо. С чужими же — только кофе, ну, может быть, еще и сладкое.

— Ну что вы, Юлия Евгеньевна, — кстати, я могу называть вас по имени?

Вот и чудесно. Вы, Юля, обязательно должны что-нибудь здесь попробовать — уверяю вас, это того стоит. Да и мы с Андреем Петровичем собирались пообедать — а то все в бегах, все суета да запарка, а тут выпала возможность посидеть спокойно. Так что давайте совместим приятное с полезным. Десерт хотя бы возьмите — рекомендую груши в красном вине.

— Если вы рекомендуете — тогда конечно. — Я улыбнулась, думая про себя, что, несмотря на то что они меня якобы заждались, на самом деле они никуда не торопятся. Я-то поняла по его словам, что мы сейчас быстро поговорим по делу и они уйдут, потому что не хотят тут светиться в моем обществе, — но, похоже, им надо было настроиться на разговор. А может, они думали, что обязаны угостить меня обедом, чтобы я внимательнее отнеслась к тому, что они мне расскажут, — такое случается.

В любом случае я не собиралась их торопить и настаивать, чтобы мы сразу перешли к делу, — мне некуда было торопиться. Тем более что они планировали сообщить мне что-то важное — иначе зачем бы я здесь оказалась?

Он подозвал официантку, попросив заменить одно горячее десертом — судя по всему, заказ они сделали заранее, — а второй смотрел скучающе в окно. Между прочим, так и не сказав еще ни слова. И я подумала, что они странная пара, — они казались мне абсолютно разными, волей случая и очень ненадолго сведенными вместе людьми. И тем не менее якобы представляли одну и ту же организацию.

Название которой я бы хотела услышать.

Сквозь прикрывшие окна прозрачные шторы било яркое солнце, легко проходя сквозь толстое стекло, нагревая мою щеку. Там вообще супер было, на улице, — даже в плаще казалось жарковато, и погода напоминала мне о том, что надо было бы наведаться в один магазин, в котором я давно еще присмотрела себе черный пиджак с золотыми пуговицами от «Рокко Барокко». И купить его наконец, потому что уценили его уже по максимуму, с семисот, кажется, долларов до трехсот, и стать еще дешевле ему явно было не суждено. Это была приятная мысль — особенно если учесть, что в сумке лежал полученный вчера от Наташки конверт с зарплатой, в который я по причине занятости не успела еще залезть. А значит, можно было себя порадовать, сделать себе подарок на окончание расследование и сдачу материала — в порядке исключения.

Надумай я делать себе подарки на выход каждой статьи, мне пришлось бы отказаться от своих принципов и тянуть деньги со всех, с кого можно, — но этот материал заслуживал того, чтобы себя порадовать. Потому что оказался слишком непростым, потому что я в нескольких не слишком приятных ситуациях оказалась в процессе его подготовки. Правда, такое со мной случалось не раз, — но в любом случае мне стоило сделать себе подарок. Ведь это не блажь была, не прихоть, а нужная вещь — и раз уж я, весьма спокойно относящаяся к вещам, чего-то захотела, отказывать себе было глупо.

«Если расскажут что-нибудь ценное — прямо отсюда за ним и поеду», — пообещала себе, сразу ощущая, как и без того классное настроение стало еще лучше. Тем более я не сомневалась в том, что услышу нечто экстраординарное — уж слишком странно была обставлена наша встреча.

Бумажку с номером телефона Куделина сунул мне главный. Причем совершенно неожиданно и даже неуместно — я ждала совсем другого. В реакцию я пришла чуть ли не в одиннадцать, попив в одиночестве кофе перед планеркой.

Антонова была занята, суетилась по поводу завтрашнего номера, который на этой самой планерке предстояло обсуждать с отсутствовавшим вчера Сережей, — как подсказывал опыт, главный должен был сегодня проявить особую активность. Так что Наташка суетилась, и я оставила ей дискету, взяв в редакционном баре чашку кофе и отправившись в свою комнату без окон. Думая о том, как проведу сегодняшний день — первый по-настоящему свободный день за последние пару с лишним недель.

Я знала от Наташки, что Сережа уже раз пять спрашивал, куда я делась и когда сдам материал, — а значит, следовало предположить, что после планерки он скажет, чтобы я задержалась. И позвонит Антоновой, чтобы принесла распечатанный на принтере материал, и будет читать, отпуская излюбленные свои комментарии — заключавшиеся в том, что из-за меня закроют газету, разгонят редакцию, введут ограничения на свободу слова. И, дочитав, скажет что-нибудь в том роде, что для меня нет ничего святого и что я опять разнесла всех в пух и прах, и таких, как я, надо изолировать от общества.

Это комплименты у него такие — в лицо он ничего другого мне никогда не говорил, хотя за спиной всегда пел дифирамбы. И хотя я давно не нуждалась ни в его, ни в чьей-либо еще оценке — я лучше других знаю, что и как я написала, — но мне все равно было приятно от него это слышать. И вспоминать, что он редко читает материалы до выхода — но мои всегда. Потому что знает, что там будет что-то супер, — и я всегда оправдываю его ожидания.

Однако на сей раз все получилось иначе. Сережа был не в духе, хотя, насколько я знала, только вчера днем вернулся из очередной краткосрочной поездки в любимую свою Англию, а оттуда он обычно приезжал благодушным, похоже, бизнес его там процветал. Так что вспышка ярости, обрушившейся на воскресный выпуск, хуже которого, по его словам, он не видел никогда, для всех была полной неожиданностью — для большинства редакционных старожилов Сережа прогнозируем, и вот теперь народ переглядывался удивленно и непонимающе. А разошедшийся главный разнес, что называется, до кучи и субботний выпуск, ни слова, правда, не сказав про мой материал — интервью с деканом Иры Соболевой.

— Ну что за человек, а? Вчера звонил мне, когда прилетел — веселый, довольный, — а тут психопат прям, — огорченно шепнула мне Наташка, воспользовавшись тем, что Сережа отвернулся. — Жена ему не дала, что ли?

Я пожала плечами — в отличие от Антоновой я никогда не была склонна истолковывать поведение людей в соответствии с учением Фрейда. И сказала себе, что, видимо, беседа с ним после планерки отменяется — что даже к лучшему, раз он в таком состоянии. И жутко удивилась, когда главный, закончив планерку раньше, чем обычно, окликнул меня, когда я уже была в дверях. И молча протянул листок бумаги с телефонным номером. Который я взяла так же молча, глядя на него и ожидая, пока он сам все объяснит.

— Прямо сейчас позвони! — бросил Сережа с таким видом, словно ему не терпелось, чтобы я ушла поскорее, и даже глаз на меня не поднял, глядя в стол.

— Ох и тип ты, Ленская, — спецслужбы в редакции телефон обрывают, чтоб тебя найти, а главный редактор курьером у тебя работает, записки передает!

— А что им надо, Сергей Олегович?. — Признаться, я удивилась. Прежде всего его тону — он ведь знал, чем я занималась все это время. И тому, что он ничего не спросил про материал. И еще тому, что я зачем-то понадобилась каким-то там спецслужбам. — Что они хотят от меня?

— Прямо сейчас позвони! — Главный чуть повысил голос, чего не делал давно, общаясь со мной. Не то чтобы я обиделась — к его вспышкам и припадкам я вот уже много лет отношусь абсолютно спокойно, — но объяснения я заслуживала. В конце концов, он мне впихивал этот номер — значит, знал, в чем там дело. Но при этом делал вид, словно он только исполняет роль курьера — а больше его ничто не касается. — Все, иди и звони!

Моего звонка ждали — это было очевидно. Потому что сорвавший трубку после первого же звонка мужик, услышав, кто я, буквально расцвел.

— Да, очень рад, Юлия Евгеньевна, очень рад! Нам с вами, Юлия Евгеньевна, надо встретиться — прямо сегодня, желательно прямо сейчас. Разговор не телефонный. Понимаю, что для вас это неожиданно, — но дело, к сожалению, не терпит отлагательств. Я мог бы пригласить вас к нам — но, учитывая тему нашего разговора, предпочел бы побеседовать с вами в более приватной обстановке…

Я даже не произнесла ни слова — тем более что он говорил так обтекаемо, так расплывчато, что сразу становилось понятно, что он мне ничего не скажет по телефону. И я молча записала название и адрес ресторана, ответив «да» на вопрос, смогу ли быть там через час. Так что, уже приехав сюда и сидя с ним за столом, я до сих пор не знала, кто он и кто его напарник — и зачем я здесь.

Почему-то не сомневаясь, что Куделин предложит мне сейчас тему для нового материала — слив компромата на кого-нибудь очень известного.

Не знаю, почему я решила именно так — может, потому, что другого объяснения не было. Может, потому, что в таком случае становилось понятно, почему так вел себя главный — делая вид, что это совершенно его не касается.

Становилось понятно, что ему позвонил кто-то сверху и предложил стремную, но интересную тему — за которую Сережа, естественно, ухватился. Но обыграл все так, что получалось, что он тут ни при чем, что я сама нашла эту тему. И теперь я, исполнитель, встречалась с другим исполнителем — которому поручили передать мне информацию как бы по своей инициативе. Так что выходило, что это не наше начальство, но мы с ним завариваем кашу, которая, судя по таинственности, обещала быть весьма вкусной.

Я, правда, собиралась отдохнуть пару-тройку дней, прежде чем взяться за новый материал, но в принципе готова была взяться за него и прямо сейчас.

Потому что отдыхать я все равно не умею. Да, я собиралась после планерки немного пошататься по редакции и уйти домой, накупить по пути кучу журналов и чего-нибудь вкусного и залечь на диван. И может быть, посмотреть вечером телевизор или выехать на полчасика из дома и купить где-нибудь видеокассету с каким-нибудь фильмом, о котором читала в нашей газете, — у нас раз в неделю печатаются обзоры видеоновинок. И лечь и встать попозже, и завтра ненадолго сходить на работу, и вернуться и опять листать журналы и смотреть видео. Но при этом я отдавала себе отчет в том, что к концу завтрашнего дня уже начну маяться. Потому что отдыхать не умею. Потому что без работы чувствую себя как-то неуютно.

А тут мне должны были предложить новую тему — которой я была бы рада.

Потому что пока никаких идей у меня не было. Я бы, конечно, посетовала про себя на жизнь, в которой мне не удается нормально расслабиться и отвлечься от работы, — но это для вида. А сама с готовностью взялась бы за новый материал — если, конечно, этот таинственный Куделин собирался сообщить мне не слухи и сплетни, а конкретные факты.

Но судя по тому, что он принадлежал к одной из отечественных спецслужб, можно было рассчитывать на конкре-тику. А судя по срочности и загадочности встречи — на убийственную конкретику, касающуюся чего-то очень важного и кого-то очень высокого.

И вот теперь я сидела в этом ресторанчике в центре — в полной тишине и в компании двух мужчин. И ждала, пока не появится официантка с заказом и не уйдет обратно. И думала про себя, что для работника спецслужб, не слишком обласканного государством в материальном плане, Куделин — второй был точно не оттуда, я поклясться была готова чем угодно, — слишком дорого одет, и слишком хорошо ориентируется в ресторанном меню, и знает разницу между «Божоле нуво» и другими французскими винами. И видимо, питается здесь — а может, и в других ресторанах — достаточно часто, чтобы выработать вкус к хорошему французскому вину и французской кухне.

Я не была наивной, прекрасно зная, что многие силовики промышляют, так сказать, на стороне — порой с использованием своего служебного положения.

Некоторые милиционеры могут не только охранять обменные пункты или вымогать взятки, но и сбиваться в банды и работать на криминальные структуры. Некоторые налоговые полицейские могут закрывать глаза на кое-какие нарушения, допускаемые отдельными фирмами, а в результате этой слепоты в их карманах появляются приятно пухлые пачки зеленых бумажек. Про таможенников говорить не приходится — в их случае слово «некоторые» лучше заменить на «почти все».

Насчет комитетчиков — эфэсбэшников, если угодно, — я тоже немало слышала. Про то, как отдельные представители некогда грозной структуры стоят на страже интересов крупного капитала — при желании открывая дела на тех, кто неугоден их хозяевам, находя компрометирующую документацию, прикрывая своими документами нелегальные операции.

Но этот Куделин был слишком чистеньким, чтобы участвовать в чем-то стремном и грязном, — он был такой типичный белый воротничок, А уж молчаливый Андрей Петрович — не проронивший ни звука, даже когда официантка поставила перед ним тарелку с чем-то, в предыдущей жизни бывшим кроликом, и бокал вина, — вообще напоминал президента процветающей фирмы или политического деятеля.

— Давайте за знакомство, Юля? — Куделин подлил мне минералки, взял в руку бокал, глядя на меня очень приветливо, прямо как на хорошего друга. — Повод, увы, нельзя назвать слишком приятным — но раз мы встретились, то будем рассчитывать на то, что все неприятности позади. Вот за это мы и выпьем — согласны?

Он сделал глоток вина прежде, чем я сообразила, что он сказал. А когда наконец сообразила, он уже с аппетитом воткнул вилку в помершего зверька, густо политого непонятным мне соусом, — и отправил в рот первый кусок.

— Неприятности? — переспросила, глотнув минералки, давая ему возможность прожевать. — Могу я узнать, что вы имеете в виду?

. — Вы не волнуйтесь, Юля, — мы вам все расскажем. — Сейчас он говорил со мной, как врач с тяжелобольной. — Тема достаточно серьезная — и я надеялся, что вы не откажетесь разделить с нами трапезу, мы поговорим, поймем, откуда происходят эти наши неприятности, именно наши, И… Да, Юля, — а над чем вы сейчас работаете?

То ли я сильно отупела в процессе написания саги об Улитине, то ли он слишком абстрактно выражался — ,по крайней мере я ничего не поняла. Но так как рассчитывала получить от него тему для новой статьи, то не стала требовать объяснений. Тем более что он говорил о своих неприятностях — значит, надо было дать ему время собраться и настроиться на то, чтобы их выложить. И я снова приложилась к минералке — «Перье», между прочим, Куделин на себе не экономил.

Хотя, признаться, не отказалась бы от «Божоле нуво» — но привычка не пить ни грамма, перед тем как сесть за руль, и не пить с незнакомыми мне людьми была сильнее желания.

— В данный момент ни над чем, — ответила просто из вежливости, чтобы как-то поддержать разговор и скоротать время, пока они жуют тут. — Я вчера дописала материал, сегодня его сдала и сейчас абсолютно свободна, так что если вы мне хотели что-то предложить, то я вас внимательно слушаю…

— А ваш последний материал — он о чем? — Это было не болезненное любопытство, он просто вежливо спрашивал, кажется, ему в самом деле было интересно. — Вы не могли бы рассказать?

— Да, в общем, могла бы. — Я покосилась на две располовиненных груши, покрытых шоколадной коркой и политых густым соусом, в котором явно присутствовало вино. Но вместо этого снова глотнула воды, а потом закурила.

Говоря себе, что он хочет знать, какие темы я освещаю, чтобы убедиться, что я смогу справиться с той темой, которую ему поручили мне дать. Что ж, он не обязан был знать, кто я, — я не сомневалась, что не куделинское начальство просило Сережу поручить материал именно мне, а Сережа им сказал, что я буду этим заниматься. — Про одного покойного банкира — некоего Улитина, вы, возможно, слышали. Который якобы умер сам — но, как оказалось, ему помогли. И как выяснилось, было за что…

Я отметила как Куделин и его молчаливый спутник обменялись значимыми взглядами.

— А нельзя ли поподробней, Юля? — Он улыбался мне уже одними глазами, лицо было серьезным. — Для нас это может быть очень важно — для всех нас, включая вас лично…

Он все-таки умел туманно выражаться — следовало отдать ему должное. Но мне не хотелось цепляться к словам — по крайней мере до тех пор, пока они не закончат есть. Мне проще было пересказать им статью, которую они при желании могли прочитать через несколько дней, опуская процесс расследования, о котором, кроме, меня, никому знать не стоило. И я начала, погружаясь в тему, отвлекаясь от тех, кто сидел за мной со столом, — за жующими людьми наблюдать не. слишком интересно, особенно когда тебе неинтересны сами личности. И уложилась примерно в пятнадцать минут — в тысячный раз удивившись тому, насколько написанный текст лаконичней, ярче и глубже устного повествования.

— Что ж, спасибо, Юля. — Куделин приложил ко рту салфетку, а потом поправил рукой щеточку усов. — Вы нам очень помогли — по крайней мере теперь все понятно. Верно, Андрей Петрович?

Молчаливый кивнул, продолжая неспешно ковырять мертвое животное, явно обиженное таким обращением — стоило ли убивать, чтобы так лениво и равнодушно жрать потом? А Куделин повернулся обратно ко мне, сталкиваясь с моими глазами, в которых стоял большой жирный вопрос.

— Видите ли, Юля, — у нас в вами в самом деле очень неприятный повод для встречи. — Он вытащил из кармана, пиджака пачку «Мальборо», прикуривая. — Эти неприятности связаны с вашей профессиональной деятельностью — как я теперь понимаю, именно с вашим последним материалом. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, даже не знаю, как вам сказать, чтобы вы правильно меня поняли… В общем, ваш главный редактор вам сказал, наверное, что я сотрудник ФСБ, работаю в управлении, которое занимается организованной преступностью…

— И? — произнесла требовательно, устав от затянувшейся паузы и уже понимая, что меня сюда позвали не для того, чтобы подбросить мне классную фактуру, — и настоятельно желая знать, в чем, собственно, дело. — И что?

— Как вы понимаете, у нас есть свои источники информации в практически всех крупных опэгэ — организованных преступных группировках, я хотел сказать.

Кое-где есть и свои люди — это между нами, конечно. И вот к нам поступили данные о том, что… — Он снова сделал паузу, глядя на меня очень внимательно, серьезно и в то же время с сочувствием, словно собирался выложить что-то из ряда вон выходящее и заранее мне сопереживал. — Данные получены из надежного источника и абсолютно достоверны. А суть их в том, что вас, Юля, хотят убить…

Я ждала чего угодно — но только не этого. И потому не поняла смысл сказанного.

— Простите?

— Я сказал. Юля, что вас хотят убить, — повторил он, глядя мне в лицо.

И в умных глазах, внимательных, сочувствующих, понимающих, не было того, что я так хотела бы там увидеть. Смешок, улыбку — что угодно, показывающее, что это он не всерьез.

— Вот как? — поинтересовалась с любопытством, которое больше было деланным, чем настоящим. — И кто же? Неудачливые конкуренты? Разгневанные читатели?

Куделин молча пожал плечами.

— Это не шутка? — Я посмотрела на него с недоверием, готовая простить ему столь нестандартное проявление чувства юмора. — Это точно не шутка?

— Ну что вы, Юля?! — Он развел руками, и на серьезном лице появилось немного обиженное выражение. — Разве такими вещами шутят?

«Почему бы и нет? — ответила я ему мысленно. — Почему бы, собственно, и нет?» Но промолчала. Начиная осознавать, что это не розыгрыш. Что меня — меня, великую журналистку, фантастическую женщину, мечту мужчин и любимицу читателей — кто-то хочет убить. По-настоящему. Всерьез.

— Вы не волнуйтесь, Юля. — Кажется он хотел коснуться моей руки, но не решился. — Мы ведь с вами встретились не для того, чтобы просто вас предупредить, — а для того, чтобы помочь. Так что, пожалуйста, не волнуйтесь, и…

— Ну что вы — я абсолютно спокойна. — Я выдавила из себя улыбку, почему-то пытаясь острить. — Я просто фантастически спокойна. И должна отметить, что более приятных вещей мне еще никто не говорил. Никогда в жизни…