Пролог

Рейвенз-Крейг-Хаус, Шотландия

За двадцать лет до описываемых событий

Это был великолепный нож. С невероятно острым лезвием, способным разрезать железо. С рукоятью из рога оленя, загнанного братом. С ножнами из толстой бычьей шкуры.

Малькольм поднес его к свету. Солнечный луч скользнул по краю восьмидюймового лезвия – казалось, нож нарезает ломтиками сам солнечный свет.

И всего через несколько мгновений его отец примет смерть от этого оружия…

Но пока Малькольму неведомо, что такое может случиться. Он злится, что отец взял на охоту двух старших братьев, а его – нет. Он расстроен, что его оставили присматривать за домом, пока они занимаются по-настоящему мужским делом. Малькольм твердил, что он достаточно взрослый для охоты на вепря – ему уже сравнялось тринадцать, и везде, где надо, выросли волосы, – а отец все равно отказал ему.

Хлопнула входная дверь, возвещая о возвращении охотников. Малькольм перегнулся через деревянные перила, все еще держа зачехленный нож в руке. Внизу, у подножия лестницы холла, уже стояла его мать, вытирая руки о фартук. Ликующая улыбка сияла на ее лице, когда она приветствовала мужчин. Отец смачно поцеловал ее и стиснул в объятиях, а его братья в это время шагали к кухне, сгибаясь под тяжестью шеста, концы которого покоились на правом плече каждого из них. На шесте висел заколотый кабан.

– Какой большой, Джон! – сказала мать. – Всю зиму будем пировать.

– Да, – ответил отец, когда сыновья отошли достаточно далеко, чтобы не слышать его слов. – И это не единственная большая штуковина, которую я тебе припас.

– Джон! – засмеялась она, вырываясь из его цепкой хватки. – Не сейчас.

Его младший брат и сестры-близняшки заверещали от любопытства, когда увидели свежую добычу. Малькольм в угрюмом молчании спустился по лестнице. Это он должен был принести вепря на своих плечах. Ему должно было достаться восхищение братьев и сестер. Но когда его семья окружила огромного кабана, лежавшего на столе, он почувствовал, как ничтожны его мысли.

Отец хлебнул эля из высокой оловянной кружки.

– Малькольм, иди-ка глянь на добычу.

Устрашающего вида вепрь безжизненно лежал на разделочном столе, глаза его были закрыты, словно он только что уснул. Он был тяжелый – по меньшей мере одиннадцать стоунов. Достойный трофей.

Не говоря ни слова, Малькольм кивнул.

Джон поставил кружку и приподнял лицо Малькольма.

– Я знаю, сын, ты хотел бы быть с нами, – сказал он, как всегда видя его насквозь. – Но охота на вепря слишком опасна для тех, кто до нее не дорос.

– Я достаточно большой, отец, – возразил он чуть более ворчливо, чем хотел.

– Да, это так, – произнес Джон, проведя рукой по взъерошенным черным волосам сына. – Однако высокий – еще не значит взрослый. Ты совсем не ведаешь страха… Мы дадим тебе работу после зимы. В следующем сезоне мы возьмем тебя с собой. И возможно, именно ты завалишь хряка.

Малькольм улыбнулся, предвкушая захватывающие перспективы.

– Обещаешь?

Джон улыбнулся:

– Даю слово.

Внезапно с оглушительным стуком распахнулась дверь, от неожиданности мать и малыши испуганно вскрикнули. Холодный воздух наполнил дом, когда двадцать вооруженных мужчин ворвались в холл.

Джон заслонил собой Малькольма, мать собрала вокруг себя младших детей. Малькольм оглядел незваных гостей одного за другим. От них пахло кровью и вином, и они навели оружие на всех членов семьи Малькольма. Их взгляды разили смертью.

– Кто вы такие, черт возьми? – сурово спросил отец.

Высокий рыжебородый мужчина ответил:

– Да уж, действительно, черт возьми. Никак не ожидал встречи с людьми своего клана? Или ты думал, что твоя трусость сойдет тебе с рук?

Джон взял со стола охотничий нож.

– Убирайтесь!

Бородатый глухо рассмеялся.

– Вы это видели, ребята? У него, оказывается, есть яйца! – Он снова повернулся к отцу Малькольма. – Где же они были вчера, когда клан собирался на битву, а? Где был ты? – Острие его меча уперлось Джону в грудь.

Отец никогда не отступал.

– Я больше не буду повторять. Убирайтесь из моего дома! Если у вас претензии ко мне, обсудим их вне этих стен.

Бородатый поднял на своем мече убитого кабана.

– Ты убиваешь животных, но не готов сразиться с человеком. Ты жалкий трус, и больше никто.

От этих слов у Малькольма вскипела кровь.

– Мой отец не трус!

– Сиди тихо! – прикрикнул отец.

– Скажи-ка, парень, как бы ты назвал человека, который не стал участвовать в битве вместе со своим кланом? В битве, принять участие в которой не только его личный долг, но и дело чести, поскольку он дал клятву верности главе клана?

Малькольм не узнавал никого из этих людей, но на всех них были килты с одинаковым рисунком. Такие же, как на Малькольме.

– Я лично объяснил главе клана свою позицию. Я не враждую с Макбреями – мой сын Хэмиш женится на девушке из их клана. Я не могу биться против них.

– С тобой и твоими людьми нас вышло бы больше на поле брани. И тогда дело могло бы и не дойти до схватки – если бы они увидели, как нас много. А так у них получилось численное превосходство, и Макбреи это видели. Они разнесли нас в пух и прах. Битва была проиграна всего за два часа.

На морщинистом челе отца выступила испарина.

– Мне жаль.

– Жаль? – Один из мужчин выступил вперед. Он был заляпан грязью, его редеющие волосы прилипли к голове, а под глазами были огромные темные круги. – На моих глазах убили двух моих сыновей. Я нашел Уильяма с клеймором[1] в груди. Роберту сломали шею. Он умирал целый час.

Лицо мужчины скривилось от боли и отчаяния. – Ты пока не знаешь, что такое жалость.

Джон тяжело сглотнул.

– Я понимаю твое горе. Но вина за смерть твоих сыновей лежит не на мне.

– Нет, на тебе, – сказал бородатый. – Смерть его сыновей, смерть и увечья всех, кто пострадал на поле боя, – на твоей совести. Твоей и каждого мужчины, который прятался вместе с женщинами за высокими стенами своих домов. Парни, пусть никто не сможет сказать, что в нашем клане не знают, что такое справедливость. Глаз за глаз! Если Ангус потерял двоих сыновей, значит, и Джону не дозволено сохранить своих!

– Нет! – закричала мать, вставая перед своими старшими сыновьями.

Коренастый мужчина ударил ее кулаком в лицо, и она упала на пол. Брат Малькольма Томас набросился на нападавшего, но его схватили двое других. Джон кинулся ему на помощь, рассекая кинжалом воздух.

В дом Малькольма ворвалась война.

Сердце Малькольма бешено колотилось о грудную клетку. Часто дыша, он беспомощно смотрел на рукопашную.

И тут внезапно он вспомнил… Он не беспомощен. В его потной ладони – кинжал в ножнах, который он взял в комнате Томаса.

Может ли он сделать это? Может ли использовать этот нож как орудие убийства?

Он услышал, как кричит от боли его отец, и в груди Малькольма вспыхнул огонь праведного гнева. Он расчехлил нож и бросился в гущу драки. Из горла его вырвался воинственный клич.

Но прежде чем он смог вонзить его в спину одного из мужчин, кто-то схватил его сзади и бросил на деревянный пол. Рыжебородый упал на него сверху, так что Малькольму стало трудно дышать. Он извивался, пытаясь освободиться, но враг не ослаблял хватку, пока не вырвал кинжал из ослабевшей руки Малькольма.

С возгласом досады Малькольм вскочил на ноги. Он смотрел на бородача, и внутри его бушевала ненависть. Страх растворился в жажде крови, и Малькольм понял, что ему не нужно оружие, чтобы уничтожить своего противника. Его руки превратились в тиски.

Мужчина не выказывал ни малейших признаков страха, но Малькольм готов был заставить его пожалеть об этом. Необузданная ярость накрыла его, как загнанное в угол животное. Безоружный Малькольм смело ринулся на бородатого мужчину. Он использовал кулаки, ноги, зубы… все, что угодно, чтобы нанести поражение человеку, напавшему на его семью. Краем сознания Малькольм отдавал себе отчет, что у мужчины в руках не только меч, но и кинжал Томаса. В любую минуту бородач мог вонзить его в тело Малькольма. Но ему было все равно. Он утратил страх.

Ему не хватало силы, но он восполнял ее недостаток ловкостью. Снова и снова Малькольм бил рыжего по лицу и телу. Наконец мужчина уронил нож на пол, и Малькольм наклонился, чтобы поднять его. Но едва разогнувшись, он понял, что угодил в ловушку.

Бородач заехал своим мясистым кулаком в лицо Малькольму, прямо в щеку. От мощного удара у него закружилась голова. Сильная боль на какое-то время дезориентировала его – и это позволило бородатому ударить его кулаком по другой щеке. Невыносимая боль наполнила голову Малькольма, мир вокруг словно заволокло туманом.

И тут последовал удар кулаком в челюсть.

Стало темно.

Тишину тьмы прорезал звук. Он разорвал его вязкий сон, и хоть Малькольм и не понял природу звука, тот явно требовал, чтобы он пробудился.

Малькольм распахнул глаза, и голову снова наполнила боль. Он не знал, как долго пробыл без сознания, но звуков драки больше не было слышно.

Но вот снова раздался пронзительный крик. Кричал ребенок.

Малькольм попытался сфокусировать взгляд. Он увидел свою младшую сестру, Уиллоу. Кто-то тянул ее к очагу на кухне.

Рыжебородый прижал тельце восьмилетней девочки к груди, ее ножки беспомощно болтались в воздухе. В другой его руке, сжатой в кулак, была ее маленькая ручка.

Мужчина в килте вытащил из огня железяку, ее край раскалился докрасна. Малышка пыталась вырваться, красивые светлые локоны растрепались, но ее силенок было недостаточно. Она пронзительно закричала, когда раскаленный конец железной палки приблизился к ее руке.

Малькольм хотел прийти ей на помощь, но не мог пошевелить и пальцем. «Прекрати сейчас же!» – хотел закричать он, но с его губ не сорвалось ни звука.

Внезапно он почувствовал, как кто-то тянет его по полу. Один глаз Малькольма заплыл, но другим он мог кое-что видеть. Его проволокли мимо тела его матери, безжизненно лежавшего на полу. Затем мимо братьев, Томаса и Хэмиша, которые лежали в луже собственной крови. И наконец, он увидел Джона, своего отца, с полуоткрытыми глазами, настигнутого вечным сном. Совсем как вепрь, которого принесли с охоты.

Красивая рукоять, сделанная из оленьего рога, торчала из его груди.

При виде этой ужасающей картины Малькольм зажмурился. Крик, даже если бы он смог его издать, не стер бы этот образ из памяти. Его сестры-двойняшки, Шона и Уиллоу, и младший брат Кэмран забились в угол. Они плакали, прижимая к себе свои обожженные руки.

– Что с этим? – спросил кто-то, стоявший над ним.

– Тоже поставим клеймо.

– Тогда засунь железо опять в огонь.

Несколько секунд спустя раскаленный добела удар боли обрушился на его ладонь. Малькольм был беспомощен и не смог этому помешать. Бессилен дать сдачи, бессилен даже просто закричать. Но его безответное тело все еще могло ощущать каждый мучительный нюанс жгучей боли на тыльной стороне кисти. Малькольм с отвращением почувствовал запах собственной горелой плоти.

– Мы не можем взять его с собой.

– Почему нет?

– У него из уха течет кровь. Долго не протянет.

– Может, оклемается?

– Подумай, приятель. Другие могут идти. А этот без сознания. У нас нет лошади, чтобы перевезти его. Три отщепенца. Этого более чем достаточно в качестве компенсации.

Обожженная рука доставляла адские муки, затмевая даже ужасную пульсирующую боль в голове и шее. Но еще мучительнее было смотреть, как его младших сестер и брата силой уводят из дома. Осиротевшие, изуродованные, напуганные – они должны были покинуть родные стены в сопровождении захватчиков. И прежде чем в очередной раз потерять сознание, Малькольм успел подумать: «Я найду их».

Глава 1

Кенсингтонский дворец, Англия

1819 год

«Королевский бал очень похож на любой другой. Тут можно увидеть все тех же гостей, что и везде, отведать те же блюда, поучаствовать в тех же разговорах. Однако посетив слишком много балов, вы можете оказаться на краю гибели.

Это и произошло с неким джентльменом и его женой, которые вдруг обнаружили, что их деликатно выпроваживают с торжества по случаю дня рождения принцессы. Этот недалекий джентльмен вслух выразил свое недовольство напитками, предложенными на приеме герцога Кентского, и решил похвастать перед принцем-регентом своей собственной коллекцией дорогого алкоголя.

Совет тем, кто бывает при дворе: никогда не говорите, что вам не нравится шампанское. Одно дело быть знатоком утонченных наслаждений, и совсем другое – требовать их.

К сожалению, этого самого человека с его особыми вкусами никогда больше не пригласят ко двору. Так что пусть лучше вас зовут взыскательным и высокомерным, чем назовут изгнанным».

Серена Марш поднесла бокал шампанского к губам. Оно было совсем недурно. Пора подумать о нем, а не о своей статье. Вежливое, но несомненное изгнание лорда и леди Ламоро, произошедшее сегодня вечером, предоставило ей как раз тот материал, который требовался для еженедельной статьи в разделе светской хроники под названием «Рейдж пейдж».

Серена склонилась над каменной балюстрадой. Внизу люди в пышных нарядах кружили по саду, как конфетти. Рядом с розовыми кустами принцесса Августа благожелательно болтала с группой парламентариев.

– Вы Серена Марш?

Серена обернулась. К ней подошли две дамы, и она могла поклясться, что это родственницы. Одна была уже пожилая, с лицом, сморщенным, как корявый ствол дерева, другая, видимо, приходилась ей дочерью.

– Да, это я.

Морщины на лице старухи обозначились резче, когда она расплылась в улыбке.

– О, мисс Марш, как приятно наконец с вами познакомиться! Просто обожаю вашу колонку! Я читаю ее каждую среду в «Таун крайер».

– И я тоже, – встряла младшая.

– Вы очень добры, миссис…

– Леди Джеральдин Хьюитт. А это моя дочь, леди Мария Энстром. Мы с друзьями умираем со смеху над вашими остротами! Не далее как вчера мы пили чай с Камберуэллами, и ваша колонка стала единственной и неповторимой темой разговора на весь день. Как вы там назвали голландского придворного, любившего покушать? А-а, вот, припоминаю… «человек на все перемены блюд».

Леди Хьюитт захихикала, вынудив Серену улыбнуться.

– В жизни так не смеялась. Он и правда настолько неотесан?

Серена выразительно закатила глаза.

– Вне всяких сомнений. Вам повезло, что вы не видели его кошмарный парик. Я уверена, что его волосы не были такого цвета даже в юности – впрочем, юн он был лет триста тому назад. Вряд ли ему удалось кого-то одурачить. С возрастом волосы не становятся чернее.

Дамы рассмеялись.

– Больше всего мне понравилась история, – заметила леди Энстром, – о французской аристократке, которая развелась с мужем из-за его расточительства. – Леди Энстром повернулась к своей матери. – Эта статья называлась «Пока долг не разлучит нас».

Их хихиканье разнеслось по всему саду, согревая Серене сердце. Если что и могло доставить ей удовольствие, так это моменты, когда ей цитировали ее же статьи.

Леди Энстром сияющими глазами воззрилась на Серену.

– Хочу обратить твое внимание, мама, на то, как изысканно платье мисс Марш.

– О да, оно очаровательно, – подтвердила леди Хьюитт.

Белый шелковый наряд Серены был расшит золотой нитью по вороту, рукавам и подолу. Волна накрахмаленного кружева располагалась веером вокруг шеи. Золотистые локоны были собраны высоко на голове. Сложную прическу украшала нитка жемчуга.

– Большое спасибо, – отозвалась она, розовея от удовольствия. Скромность не позволила ей сказать, что она сама придумала фасон. – Его сшил очень талантливый портной из Орлеана. Французы гораздо лучше управляются со швейной иглой, чем со штыком.

Леди Хьюитт улыбнулась, поставив свой стакан на перила лестницы.

– Признайтесь, о ком вы напишете в следующей статье?

Серена ухмыльнулась:

– Моя дорогая леди Хьюитт. Вы знаете, я не называю имен в своей колонке. И даже если я напишу о ком-то, присутствующем на этом балу, я не буду настолько бессердечной, чтобы раскрыть его инкогнито.

– Его? – переспросила леди Энстром с любопытством. – О, расскажите же нам о том, что вам известно.

Серена благожелательно улыбнулась:

– Я лишь намекну, сказав, что на вашем месте, леди Хьюитт, я бы снова взяла этот бокал и сделала вид, что поистине наслаждаюсь предложенными напитками.

Морщины под глазами леди Хьюитт стали резче.

– О, я не могу этого дождаться! Мисс Марш, вы просто обязаны прийти на прием, который мы устраиваем в конце месяца. Я пригласила массу народу. Уж там-то вы точно найдете тему для своей колонки.

– С удовольствием.

– А где ваш славный батюшка? Я хочу пригласить его лично.

Серена потеряла из виду Эрлингтона Марша, когда принц-регент отвел ее в сторонку, чтобы вволю посудачить о лорде Ламоро. Она вытянула шею и посмотрела на сад внизу.

– Я его не вижу. Но обязательно его разыщу, и, уверена, он с радостью примет ваше приглашение.

– Отлично! Мне не терпится рассказать всем, что вы придете!

Серена, улыбаясь, покинула восторженных поклонниц. Ее ежедневник был заполнен на недели вперед. Хотя к ней и без того относились с определенным почтением как к дочери посла, но «Рейдж пейдж» сделала ее имя притчей во языцех. Не было ни одного светского раута или бала, на который бы Серену не пригласили, а ее отсутствие становилось позором для хозяев вечера. Ее статьи расходились в невообразимом количестве копий, и все, кто читал их, мечтали найти в них упоминание о себе – пусть даже не самое лестное. Редактор газеты однажды заметил, что Серена так сильно всколыхнула сливки общества, что однажды из них получится масло.

Ее танцевальной карте могла бы позавидовать любая герцогиня. Поток мужчин, вившихся вокруг нее, постоянно кружил ей голову, наполняя сознанием собственной привлекательности. Как же ей нравилось их внимание! Она купалась в игривых взглядах, принимала потоки комплиментов. Она потеряла счет полученным предложениям руки и сердца и точно знала, что большинство из них стали следствием неистового желания обладать ею. Она коллекционировала их, как трофеи, которые доказывали ей собственную значимость.

Серена шла через внутренний двор Кенсингтонского дворца и вдыхала тяжелый запах экзотического жасмина, расцветающего по ночам. Отовсюду до нее доносились обрывки чужих разговоров. Поднимаемые бокалы искрились в свете полной луны. Вечеринка полнилась весельем. То был Лондон во всем своем великолепии, и Серена мурлыкала от удовольствия.

Сполох красного цвета прервал ее жизнерадостные размышления и заставил обратить внимание на южный угол сада. Это была военная форма.

Довольно странное зрелище на подобном балу, на праздновании дня рождения маленькой принцессы Виктории. Среди веселых нарядов в пастельных тонах красный мундир – особенно генерал-майора – показался ей дурным знаком.

Беспокойство Серены усилилось, когда генерал подошел к ее отцу и прошептал ему что-то на ухо. На лице посла появилось странное выражение, и он последовал за офицером в отдаленную часть сада.

Хотя Эрлингтону Маршу было лишь чуть-чуть за пятьдесят, выглядел он намного старше. Его широкие плечи слегка поникли, а в его живых, умных глазах читался опыт переживаний и сожалений. В рыжеватых волосах пробивалась седина, она же поблескивала серебром прямо под подбородком.

Двое мужчин исчезли под увитой плющом аркой, оставив Серену изнывать от любопытства. Но тут она подумала – что, если подслушать, о чем они будут говорить? Беспокойство об отце заглушило голос разума, твердивший, что она нарушает личные границы, и она сделала шаг вперед.

Ее походка была бесшумной. Она тут же заметила генерала в красном мундире. Тот шепотом говорил с ее отцом, при этом их уединение оберегала группа мужчин. Серена напрягла слух, и ей удалось уловить несколько слов. «Мятежники. Восстание. Государственная измена».

Один из мужчин заметил ее и призвал остальных к молчанию. Внезапно на нее оказались устремлены все взоры, и Серена приросла к земле.

– Серена, – тихо произнес Эрлингтон, – что ты здесь делаешь?

– Отец, я… Я искала тебя.

Посол повел плечом, указывая на своих хмурых собеседников.

– Нам с этими джентльменами надо перемолвиться парой слов наедине. Возвращайся на бал. Я буду через пару минут.

– Что-то случилось?

– Ничего, что должно тебя беспокоить, дорогая, – ответил он. – Позволь мне проводить тебя к гостям.

– Отец, – заговорила она сурово, – я очень надеюсь, что ты не собираешься вернуться к работе. Ты еще не совсем оправился!

– Серена, – сказал Эрлингтон, – ты уж слишком волнуешься обо мне. Это был не самый сильный сердечный приступ. И сейчас я отлично себя чувствую. Кроме того, мы всего лишь разговариваем.

Серена покачала головой, глядя на его темно-зеленый двубортный фрак. Тот самый, который был на отце в тот вечер, когда он потерял сознание в кабинете премьер-министра.

– Прошло слишком мало времени. Если ты не позаботишься о своем здоровье, это сделаю я. Просто не сойду с места и велю им оставить тебя в покое.

– Серена, – вот снова этот тон, тот самый, который – и она знала это – печален от многих знаний, – что я говорил тебе о страхе?

Она вздохнула.

– Между страхами, вызванными реальной опасностью и воображаемой, – огромная разница.

– Верно. Это не тот случай, когда нам следует бояться того, что может произойти. Мы лишь зря растратим наши чувства.

Генерал сделал шаг вперед.

– Посол! Тайный совет ждет вашего ответа, сэр.

Серена посмотрела отцу в лицо. Хотя круги у него под глазами стали темнее, а кожа – бледнее, взгляд его был все так же тверд.

– Возвращайся к гостям. Я уверен, что немало привлекательных молодых людей сбились с ног, разыскивая тебя.

– Если ты прогонишь меня, я нажалуюсь принцу-регенту, – беспомощно пригрозила она.

Отец улыбнулся ей одними глазами.

– Я очень скоро присоединюсь к тебе. Считай, что это уже в настоящем.

Настоящее. Это слово становилось все более значимым с каждым днем. Серена гадала, сколько еще времени они проведут с отцом вместе. В одном она была уверена твердо – она не сможет удержать это самое настоящее.

Глава 2

Нашел.

Охотник тихо подкрался к ничего не подозревающей жертве. Малькольм вцепился в свой лук, все его чувства обострились. Сердце стучало, как молоток, дыхание участилось. Хотя в деревьях гулял свежий ночной ветер, он вспотел. Время, казалось, замедлило свой бег, в одно биение сердца вмещалась целая вечность.

Скрытая во мраке среди деревьев, его жертва устроилась у скудного огня. Малькольм смотрел, как мужчина подбросил веток в слабое пламя, поежился, поплотнее укутываясь в клетчатый плед клана Маккиннес.

И хоть на северные холмы уже спустилась тьма, Малькольм различил пистолет на поясе мужчины.

Малькольм медленно натянул тетиву. Расстояние было слишком велико, зато ветер утих. Он прищурил один глаз, тщательно прицеливаясь. Этого момента он поджидал почти две недели. Азарт охоты забурлил в его венах. Он подался вперед, очищая острие стрелы от грязи. И тут у него под ногами хрустнула ветка.

Маккиннес вскинулся, направив ружье в сторону Малькольма. Со своего места он никак не мог увидеть, где прячется Малькольм. И тем не менее Малькольм знал, что нет ничего более опасного, чем испуганный мужчина с заряженным оружием.

– Кто здесь? – крикнул Маккиннес. Страх, смешанный с чувством вины, проступил на лбу бисеринками пота. – Выходи!

В неровном свете луны Малькольм видел, как Маккиннес осторожно двигается к нему. Может статься, его жертва вовсе не так слепа. В голове у Малькольма промелькнули пять возможных вариантов действий – в зависимости от степени опасности.

Он ослабил тетиву, став беззащитным. Медленно поднял с земли камень. Размахнувшись, со всей силы бросил его в сторону поляны.

Следующие мгновения слились в одно неясное пятно. Маккиннес обернулся, в панике от отвлекшего его звука. Малькольм натянул тетиву лука и выпустил стрелу. Маккиннес упал на землю, по лесу разнесся его крик.

Малькольм пулей вылетел из своего убежища, легко перескочив через поваленную березу. Маккиннес извивался на земле, безуспешно пытаясь выдернуть окровавленную стрелу из бедра.

Затем перевернулся на бок, дрожащей рукой нацелив пистолет на Малькольма. Тому некуда было свернуть, некуда спрятаться; единственное, что могло помочь, – скорость. Он всем телом набросился на противника в отчаянной попытке вырвать у него оружие.

Оскалив зубы, мужчины боролись друг с другом. Хоть Малькольм и был сверху, Маккиннес был достаточно силен и к тому же на добрых два фунта тяжелее его.

Рискуя жизнью, Малькольм снял руку с пистолета Маккиннеса и вогнал стрелу глубже в его бедро. Маккиннес закричал и потянулся к ране.

Ловя ртом воздух, Маккиннес выругался.

– Давай продолжай, паршивый трус! Подстрели безоружного, как это принято у вас, подлецов!

Малькольм запихнул пистоль за пояс своего черного килта.

– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем возможность убивать украдкой. Но сегодня удача на твоей стороне, Маккиннес. У закона есть к тебе претензии.

– Закон? Да ты сумасшедший. Я убивал только англичан… Тех самых, что выгнали меня с моей земли.

– Сейчас твои земли принадлежат короне. Их конфисковали, когда ты отравил реку и весь скот лорда Ратледжа погиб… Как и его малолетний сын.

– К чему вся эта болтовня о короне? – недоверчиво спросил Маккиннес, в то время как Малькольм связывал его запястья у него за спиной. – Ты же урожденный шотландец! У тебя что, совсем нет гордости, парень? Почему ты не поддерживаешь восстание?

Малькольм промолчал, быстро затягивая узлы на запястьях мужчины.

– Из какого ты клана?

Малькольм по-прежнему молчал. На этот вопрос он не мог ответить, не испытывая определенного стыда.

Он повернул мужчину лицом к себе, придерживая за рубаху, и убрал скин ду[2].

Маккиннес кинул взгляд на руку Малькольма.

– А, я все понял! Ты ни на что не годный отщепенец, мошенник, отвергнутый всеми кланами. Ты предал своих людей! – Маккиннес плюнул себе под ноги.

Малькольм едва не ударил его в ответ на оскорбление. Но Маккиннес был прав. Шрам на тыльной стороне его кисти говорил именно об этом. Он стал изгоем среди шотландцев, лишенным защиты и чести принадлежать к какому-либо клану. Он хуже, чем никто. Но тут уж ничего не поделаешь.

Изумрудные глаза Малькольма буравили лицо пленника.

– Я не присягал в верности ни одному клану. Шотландия, Англия… Не важно, кто заплатил мне, чтобы достать тебя. Лично я делал это исключительно ради удовольствия увидеть тебя на виселице.

– Мерзавец! – завопил Маккиннес, когда Малькольм резко потянул его за руку. И хоть он скрючился, приволакивая раненую ногу, его голос разнесся над верхушками деревьев по всему лесу. – Мерзавец!

Что ж, именно это имя и пришлось взять Малькольму Слейтеру.

Глава 3

– Шотландия? – недоверчиво спросила Серена. – Там же ничего нет, кроме овец и коров.

Сдерживая улыбку, Эрлингтон налил чай.

– Серена… Шотландия – неотъемлемая часть Великобритании, и то, что Британия на первом месте, – в этом есть и ее заслуга.

Она пожала плечами:

– Никак не могу понять, зачем тебя туда посылают.

Эрлингтон говорил размеренно, ровным тоном, взвешивая каждое слово, что было его характерной чертой.

– Война с Францией истощила британскую казну. И чтобы страну не накрыл кризис, парламент ввел еще один налог. Шотландцы жаловались, говоря, что дополнительный налог слишком обременителен для и без того обедневшего народа. Парламент, несмотря на это, остался непреклонным. И вот теперь вся Шотландия охвачена волнениями. Принц-регент попросил меня ослабить англо-шотландские трения, не дать перерасти волнениям в открытый мятеж.

– Но почему должен ехать ты? – спросила она, взяв чашку китайского чая с медом. – Как ты себя чувствуешь? Не надо тебе ездить так далеко, слишком щекотливое и беспокойное задание для тебя одного. Неужели нельзя было отправить кого-нибудь другого?

– Серена, ты же понимаешь. Если тебя просит твой принц, ты не можешь его ослушаться. Откровенно говоря, я даже рад этому поручению. К тому же это говорит о том, что тайный совет все еще верит в мои способности.

Серена увидела тень сожаления на его лице. Она накрыла его руку своей.

– Я верю в тебя, отец. Даже если взбунтуются овцы и коровы, я знаю, ты сумеешь найти компромисс.

На лице Эрлингтона появилась улыбка, когда он подносил дымящуюся чашку к губам.

– Мое дорогое дитя, я надеюсь, когда ты обживешься на новом месте, тебе там понравится.

Обживешься. Серена отставила чашку и беспокойно посмотрела на отца, наморщив лоб.

– Удивляюсь тебе, пап. Что, по-твоему, я буду делать, пока ты будешь взывать к разуму шотландцев?

Он пожал плечами:

– Да что угодно. Шотландия – очень красивая страна, с великолепными пейзажами.

– Ну а потом, когда я обойду все окрестности?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, здесь в Лондоне у меня свой круг общения, друзья, я буду очень по ним скучать.

– Ты самое очаровательное и прелестное творение Бога, с врожденной тягой к общению. Я уверен, ты вмиг обрастешь новыми знакомыми.

– Да, но на это уйдет время. А что мне делать в промежутке?

– Ты сможешь заниматься своей колонкой. Вести ее оттуда.

Серена встала с дивана, обитого мягкой тканью.

– Писать про кого? В Северном нагорье нет общества, нет светского круга, как здесь, в Лондоне. Кто захочет читать о Шотландии? Это ничто, находящееся нигде.

Эрлингтон вздохнул.

– Люди там в основном простые, это правда, зато они умны и очень сердечны. Уверен, они тебе сразу понравятся. И не все они фермеры и пастухи. Многие семьи довольно состоятельны и живут, кстати, в домах, очень похожих на наши.

Серена посмотрела из окна в сад. Мысль поменять оживленный Лондон на провинциальное Северное нагорье угнетала ее. Если она уедет из Лондона надолго, ее карьера колумнистки закончится. За очень короткое время она перейдет из разряда «кто есть кто» в разряд «кто она?».

– Я не хочу ехать, пап. Но я также не хочу оставаться здесь без тебя.

– Малышка! – сказал Эрлингтон, вставая рядом. – Я бы сделал все, чтобы ты была счастлива. Но я не могу. Не в этот раз. – Он положил руки ей на плечи. – Это будет скучная дипломатическая миссия. Тебе нет необходимости ехать. Ты можешь остаться в Лондоне до конца сезона. Я тебе напишу.

Серена слишком болезненно воспринимала все, что касалось отца, и это усилило ее решимость.

– Нет, ничего не хочу слышать об этом. Мое место рядом с тобой. Мы едем вместе.

Отец поцеловал ее в лоб.

– Поездка продлится две недели. Месяц – самое большее. Выезжаем утром. – Он вышел из столовой.

Это не так уж плохо, сказала она самой себе. Четыре недели она вполне может прожить без балов, приемов и удовольствия, получаемого от ведения колонки. Без визитов, флирта, поцелуев. Это ведь совсем просто – поменять скрипку на волынку, а розы – на чертополох.

Не так ли?

Глава 4

В этот вечер трактир «Чертополох и колючка» гудел, как улей. Около дюжины столиков были заняты, а те, кому не хватило места, толпились перед баром. В воздухе стоял запах жареного мяса и немытых тел. Голоса сливались в общий гул. Говорили об одном и том же.

Малькольм Слейтер только что вышел из здания суда в Инвернессе, где получил денежное вознаграждение. Он был изранен, истощен, хотел пить и смыть кровь Маккиннеса с рук. Пища и сон в «Чертополохе и колючке» восстановят его истощенные силы. Он вошел в паб, бросив сначала монетку дежурному конюху и строго наказав задать своему серому Старичку столько сена и овса, сколько он сможет съесть.

Внутри было не протолкнуться, просто яблоку негде упасть. Малькольм пробивал плечами дорогу к бару. С ростом в шесть с половиной футов он был вне конкуренции. В помещении стало еще тише, когда он заказал пинту эля, тушеное мясо и хлеб. А когда приблизился к свободной лавке в конце зала, все разом затихли.

Мужчина в клетчатом пледе клана Камеронов направился к Малькольму.

– Что ты тут делаешь? Негодяям здесь не место.

Малькольм опустил голову, сдерживая раздражение. Он забыл надеть перчатки, которые скрывали позорный шрам.

– Я здесь для того, чтобы поесть и выспаться, друг. Не хочу с тобой ссориться.

– Я тебе не друг. И гостеприимства тебе тут не окажут.

Мужчина из клана Дундасов вмешался:

– Оставь его, Чарли. В великом деле он сгодится.

Чарли махнул рукой в сторону Малькольма.

– Да прям! От таких и помощи не дождешься. Мерзкий отщепенец! Он и такие, как он, ничтожества – жулики и негодяи. Они предатели и изменники все до единого. Ты посмотри на него! Как думаешь, почему он носит черный килт? Потому что не принадлежит ни к одному клану… и ни один клан не признает его своим.

– Пусть он сам выскажется. – Дундас был грузный, плечистый, с волосами цвета меди. – Меня зовут Уилл. Ты пришел вовремя. Тут намечена встреча и обсуждение вопроса о налогах. Мы планируем выступить против Англии. Ты с нами?

Малькольм провел правой рукой по утомленным глазам.

– Я приехал, чтобы поесть и выспаться. Если мне не удастся это сделать, я уйду.

– Вот! Видали? – Чарли воскликнул достаточно громко, чтобы его услышали все. – Слабак! Проваливай отсюда!

Уилл осмотрел Малькольма с ног до головы, его умные глаза пронизывали Слейтера насквозь. Он указал на окровавленную левую руку Малькольма.

– Ты ранен?

Малькольм посмотрел на грязную окровавленную тряпку, которой был обмотан его кулак.

– Это не моя кровь. Чужая.

Улыбка тронула уголки голубых глаз Уилла.

– Не такой уж он и слабак, как ты думаешь, Чарли. По крайней мере ясно, кто вышел победителем из недавней драки.

Хохот прокатился по всему пабу.

– Чья это кровь? – спросил Уилл.

Малькольм отрывисто вздохнул.

– Джока Маккиннеса.

Темно-рыжие брови Уилла поползли вверх. Даже челюсть Чарли отвисла.

– Ты убил Джока Маккиннеса? – спросил Уилл.

– Нет. Что досадно, – ответил Малькольм. – Но он все равно умрет, ответив за свои преступления.

Толстый мужик, сидевший возле бара, с грохотом опустил свою кружку на стол, так что ее содержимое пролилось на деревянную поверхность.

– Джок Маккиннес был героем.

Малькольм почернел, словно грозовая туча.

– Скажи это матери ребенка, которого он убил.

Густая лохматая борода мужчины встала дыбом.

– Свобода от англичан оправдывает средства.

– Сколько своих детей ты готов обменять на нее?

Мужчина осекся, плотно сжав челюсти.

– В любом случае я бы никогда не предал земляка.

В глазах Малькольма полыхнул огонь.

– Патриотизм и справедливость редко идут рука об руку.

Это была горькая правда, которая изменила всю жизнь Малькольма. Для него было невозможно чего-то достичь, не пожертвовав чем-то. И сейчас, в тридцать три года, он нажил столько врагов, сколько не было ни у кого. Он не имел дела с англичанами, шотландцы тоже были против него. Он принадлежал к племени изгоев, клану безродных ублюдков без земли и чести. Всю свою жизнь он стремился вернуть себе то, что у него было отнято. А сейчас его просят помочь тем самым землякам, которые когда-то несправедливо с ним обошлись. Он устало встал и взял свою сумку.

– Продолжайте свое собрание. Не буду вам больше мешать.

Уилл похлопал тяжелой рукой Малькольма по плечу. Рука последнего инстинктивно метнулась к спрятанному кинжалу.

– Приятель, – сказал Уилл, – держу пари, с тобой дурно обошлись в твоем клане. Я больше тебя не побеспокою. Давай я куплю тебе виски. И если ты надумаешь проливать кровь не шотландцев, а англичан, ты как раз можешь найти ту справедливость, которую ищешь.

Глава 5

– Шотландия. Какого черта там делать?

В редакции «Таун крайер» Арчер Уэстон прислонился к четырехфутовой стопке газет, служившей ему спинкой стула. Эта кипа бумаги была его трофеем, и когда она станет с него ростом, он начнет издавать собственную газету.

Серена улыбнулась, услышав от Арчера те же слова, что она сказала своему отцу.

– Я предупредила, что у меня плохие новости.

Арчер вскочил со стула, переполненный эмоциями.

– Плохих я и ожидал. Но не катастрофических же!

Она вздохнула.

– Не истери. У меня всего одна колонка.

– Одна колонка? – Арчер выгнул дугой светлую бровь. – Дай-ка я проиллюстрирую свою мысль. – Он повернулся и указал на точку в футе от верхушки стопки. – Вот здесь ты начала писать для газеты. – А вот тут, – продолжил он, указывая на точку дюймом выше, – мы начали получать серьезный доход. Благодаря твоей колонке не только мужчины, но и женщины покупают газету. «Рейдж пейдж» привлекла совершенно нового читателя – дам из высшего общества. Более того, твоя колонка заинтересовала многих деловых людей, которые стали размещать рекламу в нашей газете. Мы наконец-то начали составлять серьезную конкуренцию главным лондонским газетам. «Таймс» открыла колонку наподобие твоей два месяца назад. Но она велась неумно, без искры, читатели ее не приняли, и в результате колонку закрыли. А твои статьи нравятся аудитории. Ты не должна останавливаться.

Серену захлестнул целый шквал эмоций. Она чувствовала себя польщенной, необходимой, желанной, гордой за свою работу – и неверной. Казалось, она отказывает не только Арчеру, но и многим читателям. Серена посмотрела в его умоляющие глаза.

– Но что же я могу сделать?

Арчер сложил руки на груди. Синий фрак выгодно оттенял его развевающиеся белокурые локоны, которые были лишь чуть темнее волос Серены.

– Ты должна остаться в Лондоне. Ты же не можешь вести свою колонку, посвященную светской жизни, из забытой Богом Шотландии.

Серена кусала губы.

– Может, общество в Шотландии устроено интереснее, чем в Лондоне. И я смогу написать совершенно новые истории для читателей.

Арчер воздел руки к небу.

– Лондонские читатели и знать ничего не хотят о метателях стволов[3]. Они не знают леди Макуотсит. Их не волнует, что у нее на уме. Они предпочитают слышать о тех людях, которые им знакомы, которыми они восхищаются или которых бранят. Им нравится гадать, о ком же ты напишешь в следующий раз. Ты – их глаза и уши в высшем свете. Если ты уедешь так надолго, ты потеряешь всех этих людей. Ты не должна уезжать из Лондона ни за что на свете!

Серена закрыла лицо затянутыми в перчатки руками.

– Я не могу отпустить отца одного. Он нуждается во мне, Арчер. Он не очень хорошо себя чувствует, и я знаю, что он скрывает правду от меня. Если он отправится в Шотландию один и с ним что-то случится… – Она даже не решилась закончить фразу.

Арчер подошел к ней и взял за руки.

– Прости, Серена. Иди сюда. – Он обнял ее. – Я не должен возлагать на тебя ответственность за прибыль журнала. Конечно, ты должна отправиться с отцом. Ты с ума сойдешь, если позволишь ему уехать одному. Действительно, помоги лучше ему. Чем быстрее он наведет порядок в этой варварской стране, тем быстрее ты вернешься и тем меньше читатели будут скучать по тебе.

Серена посмотрела в его карамельные глаза. Красивый и энергичный, Арчер был в жизни Серены особенным человеком. В свои неполные тридцать лет он вполне отдавал себе отчет в том, что может изменить мир одним словом. Его смелость и острый ум восхищали ее, их беседы порой длились часами. Из всех мужчин, которых она знала, только Арчер мог ее смутить. Не исключено, что вовсе не по колонке и не по Лондону, а по его объятиям и нежным поцелуям она будет скучать больше всего.

– Забудь про читателей. Это мне будет тебя не хватать.

Серена улыбнулась, сердце трепетало от волнения.

– А ты сегодня обошелся со мной просто ужасно! Не буду по тебе скучать ни капельки.

– Тогда я оставлю тебе на память вот это! – И Арчер поцеловал ее так крепко, что у Серены от удовольствия закружилась голова.

– Если бы папа видел, как ты меня целуешь, твоя голова быстро бы оказалась на стопке твоих собственных газет.

– Я подумаю об этом, – сказал он, подмигнув.

Серена вспоминала поцелуй Арчера, когда их экипаж выехал из города и направился на север, в незнакомые края.

Она оглянулась и посмотрела на отца. Он читал какие-то дипломатические бумаги, пока не задремал. Эрлингтон спал все больше и больше, он ослаб после сердечного приступа, но тем сильнее становилась его решимость вернуться к работе. Ничто не могло удержать отца от исполнения долга перед королем и страной.

Ее отец шел навстречу своей судьбе, а она, наоборот, бежала от нее. Лондон был не только ее городом, он был ее наслаждением, и каждая миля, отделявшая Серену от него, причиняла физическую боль. Как будто невидимая нить связывала ее сердце с этим великим и суматошным городом, и она натягивалась тем больше, чем дальше она оказывалась от него. И однажды она вообще может лопнуть…

Уже было заметно, как далеко они отъехали от блистательного Лондона. Пейзаж за окном заметно изменился. Позади остались аккуратно подстриженные сады и величественные особняки Англии. Теперь перед ее взором мелькали лишь руины старинных замков и небольшие приусадебные участки. Бессчетное количество миль отделяло деревни друг от друга. Даже погода казалась по-шотландски унылой. Серена будто покинула мир солнечного лета и попала в угрюмый серый мир туманов и дождей.

А когда они проехали одинокий фермерский домик с участком, окруженным со всех сторон каменными дамбами, лишь одна мысль крутилась у нее в голове.

«Когда же я смогу вернуться назад?»

Женщина стояла, прислонившись к дверному косяку своего крошечного домика. За мшистой каменной дамбой, на расстоянии четверти мили от ее участка, вниз по дороге катилась красивая карета.

Было время, когда она думала, что тоже могла бы разъезжать в такой карете. Но это было очень давно. До того как она, юная девушка, вышла замуж за старика и ее медные локоны потускнели.

Господь подарил ей восьмерых милых деток, но сейчас она предпочла бы оказаться бесплодной. Урожай еще не созрел, и в доме почти нечего есть. Овец продали в прошлом году, и деньги уже истрачены. А ей, вдове, без мужчины в доме, нужно позаботиться о детях. В безнадежной борьбе за то, чтобы свести концы с концами.

Она убрала шляпу на шкаф, в котором хранила продукты. Сосчитала и положила в фартук четыре картофелины, одну луковицу, примерно фунт печени. Тревожно посмотрела на этот набор. Это на девять человек…

Может, если бы у нее остались толокно или мука, можно было бы спасти положение, приготовив хаггис[4]. Но зерно так подорожало.

Если бы у нее было чуть больше еды, может, дети не плакали бы по ночам. Старики привыкли к урчанию в желудках, а вот младенцы плакали. Их плач причинял ей боль, ее объятий было недостаточно, чтобы их успокоить. Она беспокойно посмотрела на продукты, из которых собиралась приготовить ужин, мечтая, чтобы их стало больше. Но было то, что было: печень, пять корнеплодов… и фартук.

Ее осенила отчаянная идея. Она сняла фартук. Может, что-то получится. В конце концов, он соткан из мягкого хлопка. Если его разрезать на полоски и прокрутить через мясорубку вместе с печенью, может, что-нибудь и выйдет. Измельчив его вместе с луком и картошкой и обжарив в сковородке на огне, она надеялась превратить блюдо для четырех человек в еду для девяти.

По крайней мере сегодня она сможет накормить маленьких.

А что будет завтра?

Глава 6

Хотя долгая дорога из Лондона была тяжелой, зато Серену и Эрлингтона тепло встретили по приезде в Копперлиф-Мэнор.

Хозяева лорд и леди Аски оказались добры и гостеприимны, как и ожидала Серена. Хоть лорд Аски и был англичанином, его семья не одно поколение владела землями в Шотландии, и сам он проводил там немало времени. Он любил Шотландию и населяющих ее людей, но являлся патриотом и защищал единство Британии. С политической точки зрения он был идеальным посредником для принятия посланника Марша, ибо шотландцы его очень любили. Он и его жена делали все, чтобы Серена и ее отец чувствовали себя как дома.

Джозайе Аски минуло пятьдесят. Казалось, его седеющие волосы растаяли на макушке, а остатки перебрались на виски. Рядом с ним всегда было весело. Когда он улыбался, его глаза превращались в маленькие голубые полумесяцы. От комфортной жизни у него вырос живот, однако, несмотря на это, в нем чувствовалась безграничная энергия.

Его первая жена скончалась от горячки, успев родить ему двух дочерей: леди Джорджину, которая год назад вышла замуж за состоятельного молодого человека из Дамфриса, и леди Зоэ четырнадцати лет. И хотя Серена очень скучала по Лондону, живость и неиссякаемое дружелюбие Зоэ делали разлуку не такой горькой.

Рейчел Аски, молодая жена Джозайи, была лишь немногим старше Серены, но их неравный брак, казалось, был заключен на небесах. Рейчел происходила из знатной шотландской семьи. Ее персиковая кожа и земляничные веснушки гармонично перекликались с красноватым оттенком волос. Недавно она родила девочку, и ее редко можно было увидеть без малышки на руках. Доброта Рейчел пленила Зоэ, которая воспринимала ее скорее как старшую сестру, нежели как мачеху. Они изо всех сил старались, чтобы Серене было у них хорошо, как дома.

И все же ее дом остался в Лондоне. Серена пыталась не унывать, но в глубине души тосковала. Быть вдали от города в разгар сезона – пытка. Вот сейчас, наверное, она бы садилась в карету, отправляясь на бал. Надела бы васильковое платье с жемчужным ожерельем и шелковые белые перчатки, волосы уложила бы каскадом, вплетя в кудри голубые ленточки. Как бы она хотела появиться на публике в таком образе. Ее наряды и внешний вид всегда обсуждали; ей всегда хотели подражать.

Она пила бы шампанское, закусывала лобстерами, ела цыплят и овощи во французском соусе. В окружении пэров, политиков, драматургов и дам, интересующихся культурой, и так изо дня в день. Она бы ходила в театры, музеи, на пикники, танцы, играла бы в карты и в теннис. И конца не было бы веселью и разговорам.

До приезда в Шотландию.

Зоэ вошла в открытую дверь гостиной, откусывая яблоко. Ее рыжевато-каштановые волосы волной ниспадали на спину.

– Появилось солнце. Хочешь прокатиться верхом?

Больше всего Серена хотела писать. Именно из-за отсутствия такой возможности она так грустила. Однако ей вовсе не хотелось показаться совсем уж унылой.

– Конечно. Только предупреждаю, я не купила костюм для верховой езды. Пожалуйста, не ужасайся, когда увидишь меня.

Зоэ закатила хорошенькие карие глазки.

– Когда мы выедем из конюшни, будет совершенно не важно, какая на тебе одежда, будь ты хоть совсем без нее. Никто тебя не увидит.

Серена вяло улыбнулась и закрыла книгу, которую читала.

– Зоэ, я очень благодарна твоему отцу и мачехе за гостеприимство. Пребывание в форте Август действует успокаивающе. Но иногда я задаюсь вопросом: не одиноко ли тебе здесь? Неужели у тебя совсем нет возможности пообщаться, повеселиться в компании сверстников?

Зоэ села рядом с Сереной.

– Ну конечно, есть. Иногда я езжу в Дамфрис к сестре и ее мужу. Или мы гостим в Глазго у моих кузенов. Они только начали выходить в свет.

Серена прищурилась, стараясь получше сформулировать вопросы:

– Есть тут какие-то развлечения? Когда тебе не нужно добираться до них два дня, меняя лошадей? Приемы или балы хотя бы раз в неделю? Есть такое место, где много еды, развлечений и много-много людей? Где можно увидеть модно одетых леди и джентльменов и похвастать своими нарядами? Где собираются разные люди, говорят о разных интересных… или неинтересных вещах? Где шепчутся, делясь сплетнями и секретами, а затем передают их соседу? Есть что-то такое?

– Ну, осенью, – заговорила Зоэ, – когда мы вернемся в Йорк, мы организуем осенний бал для друзей.

– Осенью, – повторила Серена срывающимся голосом. – А чем же ты будешь занимаешься здесь, в Шотландии, все это бесконечное лето?

– Хм… ну, будет фестиваль в День святого Суизина в Инвергарри. Будет очень весело, придет много народу. Пройдут горские игры… жонглирование яблоками, метание шеста, катание пивных бочек. Весь фестиваль можно лакомиться сладостями. Если, конечно, его не отменят из-за восстания.

В следующем месяце? Серена разгладила невидимую складку на своем новом шелковом платье. Она не выдержит еще месяц без встреч и общения. То, что она вдали от будоражащей лондонской суеты, плохо само по себе, но ждать целый месяц сомнительного удовольствия от бросания яблок, метания шеста и купания в пиве – это просто невыносимо. С этим нужно что-то делать.

И немедленно.

Глава 7

– Это возмутительно! – Гиннейн Кинросс вскочил со своего места за столом переговоров, показав тем самым всю силу овладевшего им гнева.

Брэндуб Маккалоу задумчиво склонил голову и глубоко вздохнул:

– Не стоит демонстрировать эмоции за столом переговоров, Кинросс. Пусть этот человек продолжит свою речь.

Кинросс заворчал, но вернулся на место. В верхней комнате здания суда в Инвернессе было холодно, как в подвале, но напряжение, воцарившееся за столом, казалось, накалило атмосферу. Он рухнул на свое место, отчего нетронутое виски во всех четырех стаканах заколыхалось.

– Прости нам эту вспышку, посланник, – сказал Брэндуб. – Мы, шотландцы, просто не перевариваем несправедливость.

Эрлингтон Марш задумчиво посмотрел на Брэндуба Маккалоу. Он был самым младшим из участников переговоров, но в отличие от остальных наиболее хладнокровным. Его лицо не выражало никаких эмоций. Привлекательный мужчина с густыми темными волосами и умными синими глазами, мудрыми не по годам. Именно такого человека ожидаешь увидеть за столом переговоров в резиденции правительства во всем мире.

– Мне нечего прощать, джентльмены, – произнес Эрлингтон. – Мы собрались здесь по одной и той же причине – дабы мирно разрешить конфликтную ситуацию, возникшую между нашими народами. Что касается меня, я только и желаю сделать все возможное, дабы обеспечить справедливость для всех подданных короля.

– Даже сейчас? – саркастически поддел его Кинросс, едва глядя на Эрлингтона.

– Сдается мне, посланник, – начал Холлиард Скин, – что Шотландии жилось куда лучше, когда она не входила в число подданных короны.

Как и Эрлингтону, Скину было за пятьдесят, но складывалось впечатление, что каждый год своей жизни он провел в боях. Лицо пестрело белыми шрамами, а руку он прятал под сине-красно-зеленым клетчатым пледом, маскируя отсутствие кисти.

– С момента заключения актов об Унии шотландцев всегда воспринимали как людей второго сорта. Мы страдаем, как любая нация, правительство которой находится на большом расстоянии. Наши права и свободы отнимают одну за другой.

– Да, – подхватил Кинросс, кивая рыжей головой. – Вот и сейчас – еще больше налогов, никаких послаблений и никакой выгоды. Это возмутительно!

Эрлингтон привык иметь дело с политиками, людьми слова, с хорошо подвешенным языком. Но сейчас перед ним были не политики. Эти люди прямо выражали свои мысли и чувства. Тем не менее эти трое шотландцев были влиятельными людьми, землевладельцами, обладавшими большим весом в обществе. И если они призовут к вооруженному восстанию, шотландцы пойдут за ними.

– Кинросс, я, разумеется, понимаю ваше недовольство новыми налогами. Парламент не рад не облагать людей новыми сборами. Но война с Наполеоном практически разорила правительство. Нам необходимо восстановиться, а это требует временного введения шестипенсового налога на зерно и другие продукты.

– Вы должны понимать, что не только Кинросс недоволен этим, посланник, – сказал Скин. – Из-за налогов люди голодают. Получается, что фермеры не могут позволить себе есть то, что выращивают. Если они не выплатят помещикам проценты по налогу, их вышвырнут с земли. Неужели парламент хочет уморить их до смерти?

– Вовсе нет, Скин. От войны пострадали все подданные короля без исключения. Англичан точно так же обложили налогами, как и шотландцев.

– Но англичанин зарабатывает больше шотландца, – тут же возразил тот. – И получает все привилегии, которые предполагает уплата налогов. Хорошие дороги, больше школ… Лучшее здание суда. – Он обвел рукой комнату, в которой они находились и которая на вид была чуть комфортнее простого амбара.

– Да, – подтвердил Кинросс. – Если уж шотландцы платят налоги, то они должны приносить им пользу.

– И не забывайте, посланник, – продолжил молодой Брэндуб, – англичанин свободно может продавать свои товары на мировом рынке. А шотландцам запрещено делать это напрямую, а следовательно, и получать прибыль. Если я хочу продать свой скот в Германию, мне сперва надо продать его англичанам по их цене. Разве это справедливо?

Да, это несправедливо, но Эрлингтон не мог подтвердить это.

– Все это ценные замечания, и я даю слово, что обращу на них внимание парламента.

– Я скажу вам, что привлечет внимание парламента. Отказ платить налог.

Эрлингтон покачал головой:

– Это не выход, Кинросс. Это только ухудшит отношения между нашими странами.

– Что может быть хуже, чем вид матери, неспособной накормить своих детей? – ответил Кинросс.

– Никто не хочет этого, Скин. – Произнося эти слова, Эрлингтон почувствовал слабую боль в груди, и в его сердце просочился страх. Он ждал сокрушающей боли, которая предшествовала его последнему сердечному приступу, но, к счастью, все прошло. Он сделал глоток виски, чтобы успокоить нервы. – Король хочет мира, хочет облегчить страдания шотландцев. Я уполномочен установить минимальную фиксированную надбавку на домашний скот, продаваемый за пределами страны. С этого момента вы будете получать надбавку за каждую голову скота, доставленную в Лондон для торговли за границей.

– Налог, посланник, – напомнил Брэндуб, ударив по столу пальцем. – Мы собрались здесь, чтобы обсудить налог.

Эрлингтон задумчиво кивнул.

– Налог на зерно должен быть установлен.

Брэндуб фыркнул.

– Видите, джентльмены? Что я вам говорил? Правительство умеет заставить две трети нации отдать все, что у них есть, в пользу одной трети.

Эрлингтон поднял голову.

– Это слова Вольтера, сэр.

– Да, – ответил молодой человек. – Он был великим реформистом.

– Реформистом? Я бы сказал, мятежником.

– Ну да, мятежником. Одним из тех, на чьих идеях взросла Французская революция. И американская. Возможно, шотландская революция станет следующей.

– Простите, мистер Маккалоу. Вы угрожаете нам гражданской войной?

– А что, если так? – поддержал Брэндуба Кинросс. – Именно этого и заслуживает ваш король.

– А чего заслуживают ваши люди? – спросил Эрлингтон. – Война с Наполеоном уже унесла слишком много жизней молодых боеспособных мужчин. Оставшиеся солдаты, если их так можно назвать, или слишком молоды, или слишком стары для битвы.

– Нет такого шотландца, который не может постоять за свою страну.

– А теперь вы лишите своих женщин, которые уже отдали своих мужей и старших сыновей на войну с Францией, отцов и младших сыновей? Будьте благоразумны, сэр. Шотландия и так уже много потеряла.

– И в этот момент ваш король угрожает забрать последнее, что у нас осталось, – парировал Брэндуб. Впервые на его лице появились хоть какие-то эмоции. И совсем не те, что хотелось бы увидеть Эрлингтону. – Вы хорошо говорите на языке дипломатии, посланник Марш. Но нас больше не успокоишь мягкими словами, за которыми стоят удары и цепи. Налога не будет. Мы не станем платить его.

– Подумайте, к чему вы призываете, Маккалоу. Это же измена.

– Не измена, сэр. Справедливость. – Брэндуб встал, все остальные тоже. – Передайте это своему молодому королю: Шотландия отвергает британского монарха как тирана. Наш народ будет биться до последнего вздоха за свою честь и права.

– Господа, – заговорил Эрлингтон своим самым спокойным тоном, – разве в интересах ваших людей быть втянутыми в революцию? Их перебьют драгуны. Разве мало вокруг несчастий? Пожалуйста, сядьте и давайте вместе подумаем, как быть.

– Больше никакой болтовни! Пришло время действовать!

Эрлингтон встал и посмотрел Брэндубу прямо в глаза.

– Ну тогда, раз уж вы переходите к действиям, подумайте вот над чем, Маккалоу. Вы не сможете победить. У вас недостаточно людей, денег и оружия.

На лице Брэндуба отразилась неприкрытая враждебность.

– Зато одно у нас есть точно, посланник, – друзья. Франция ненавидит Англию так же сильно, как и мы. Если они встанут вместе с жителями американских колоний против вас, они поддержат и нас в нашей борьбе с вами. А если против вас выступят американцы, французы, ирландцы и шотландцы, то уже вы, сэр, не сможете победить.

Эрлингтон медленно опустился на стул, его колени подогнулись.

– И вот за это-то, джентльмены, – сказал Кинросс, – я готов выпить. – Он взял в руки нетронутое виски и залпом осушил стакан. Остальные последовали его примеру и покинули комнату.

Эрлингтон сидел за столом, перед ним стояли три пустых стакана. У него в голове никак не укладывалось то, чем они сейчас ему угрожали. Шотландия, Америка, Франция… все сразу. Эти люди хотели не справедливости. И даже не революции.

Они хотели мировой войны.

Глава 8

В кабинете Копперлиф-Мэнора лорд Аски перечитывал письмо уже в шестой раз.

– Это ужасающе. – Радостные морщинки в уголках его глаз уступили место выражению беспокойства на лице. – Это просто за пределами всех правил чести и порядочности.

Лицо Эрлингтона было не намного спокойнее. Он провел последние двадцать лет за переговорами, а это означало необходимость всегда прятать свои истинные чувства. Но с таким он еще не сталкивался. Тревога нарушила его обычное спокойствие.

«Это предупреждение вам, посланник. Англия отрезает свой собственный нос и думает, что тем самым навредит другим. Будьте благоразумны, или вашу дочь постигнет та же участь!»

Эрлингтон прочитал эту угрозу уже раз сто, но каждый раз, когда он пытался ее проанализировать, его разум неизбежно возвращался к нависшей над Сереной опасности, вместо того чтобы попытаться вычислить автора послания.

– Что думаешь, Аски?

– Не знаю, что и сказать… Я потрясен. Я и не думал, что напряжение достигло такой силы, что люди станут прибегать к такого рода мерам. Мне стыдно за всех шотландцев. Одно можно сказать точно – хотел бы я встретить трусливых негодяев, которые замыслили столь гнусное злодеяние, лицом к лицу.

Эрлингтон опустил голову. Это послание достигло своей цели – вызвать эмоциональный отклик. И в нем, и в Аски. Но нельзя допустить паники. Он еще раз спокойно перечел письмо. Хоть это и было сложно, он не стал принимать его на свой личный счет. Оно адресовано не ему, а ведомству, которое он представляет. Кто бы ни оказался на его месте, он получил бы такое же или похожее послание. И все же было сложно игнорировать угрозу, ведь она адресована не ему, а его любимой дочери.

Аски положил руку на плечо Эрлингтону.

– Ты должен знать, что никто слова дурного не скажет, если ты решишь вернуться с Сереной в Англию. Правительство может прислать сюда кого-нибудь другого, кому нечего терять.

Кому нечего терять... Да, для него Серена – целый мир. Она единственное, что у него осталось. Он не может рисковать ее жизнью. И все же…

Трясущейся рукой Эрлингтон поставил стакан с водой на стол.

– Я не могу отказаться от своей миссии, Аски. Сам факт, что мою семью запугивают, символичен. Если даже послу, который по определению пришел с миром, можно угрожать таким вот образом, чем же тогда эти люди могут пригрозить – или сделать без предупреждения – простому человеку и его родным? – Он глубоко вздохнул. – Я… просто обязан… остаться, чтобы добиться мира для наших народов. Свобода от раздоров – не привилегия избранных… она для всех.

Аски одобрительно кивнул.

Посланник сложил письмо так, как оно было сложено, когда попало к нему в руки – приколотое к дверце его кареты черным кинжалом.

– Тем не менее, Аски, я не хочу подвергать опасности твою семью вместе со своей. Я сейчас же наведу справки, и мы с Сереной переедем в другое жилище, как только рассветет, если ты не против подождать до утра.

Аски встал как вкопанный.

– Вообще-то я категорически против. Вы оба останетесь в Копперлифе. Это, конечно, не крепость, но все же достаточно безопасное место.

Эрлингтон протестующе вытянул руку.

– Нет, я и слышать не хочу об этом. Мы остановимся в Инвернессе. Я подам прошение его величеству, чтобы нам выделили пару английских гвардейцев для защиты Серены.

Веселые морщинки вернулись в уголки глаз лорда Аски.

– Нельзя окружать бедную девочку военными мундирами, дружище. Она и так уже закусила удила от того, что не может вернуться домой одна, без тебя, охраняющего ее, как какого-то преступника.

– Я должен защитить Серену любой ценой.

– Почему ты не отправишь ее в Лондон, где она будет в безопасности?

Посланник покачал головой:

– Мы с ней обсуждали это миллион раз. Она не поедет без меня. Она отчаянно рвется назад, в Англию, но упорно отказывается возвращаться, если я не поеду с ней.

– Что, если рассказать ей о письме? Может, тогда она поедет?

Посланник закатил глаза.

– Вот уж нет. Я слишком хорошо ее знаю. Она лишь использует это как аргумент, чтобы заставить меня вернуться в Лондон. И все же ей стоит сказать о нависшей над ней опасности. – Он провел рукой по своим седеющим волосам. – Бедняжка. Она и так чувствует себя несчастной и без всех этих… угроз. Но тут уж ничего не поделаешь. Я должен обеспечить ее безопасность любой ценой. Для этого мне просто надо всегда брать ее с собой, куда бы я ни ехал. Ей, конечно, будет до смерти скучно, но придется потерпеть. По крайней мере пока не решится эта проблема. – Он помахал сложенным письмом. – Или пока не поймают этого бандита.

– Бандита, – медленно повторил Аски, в голову которому пришла идея. – Ну конечно! Думаю, я знаю, кто сумеет тебе помочь.

– Кто?

Лучики морщин в уголках глаз Аски стали глубже.

– Другой бандит.

На лице Эрлингтона появилась смесь надежды и удивления.

– Кого ты имеешь в виду?

– Его зовут Малькольм Слейтер. Ну, Слейтер не настоящее его имя… На него однажды напали из-за… – Аски проглотил конец предложения. – В общем, этот Слейтер работает на британское правительство. В основном его зовут, когда надо поймать изменников и беглых преступников. Он хитер, как лис, силен, как лев, и от него еще никто не уходил. Он мастерски предугадывает все шаги преступников, и никто не остановит это отребье быстрее, чем он.

– Думаешь, он сумеет вычислить человека, написавшего письмо?

– Если и не сумеет, то по крайней мере укажет нам верное направление. В одном я уверен твердо: никто другой не подойдет лучше на роль телохранителя твоей дочери.

Кустистые брови Эрлингтона сошлись на переносице.

– Ты имеешь в виду – защитника?

– Точно. Он грозен внешне и очень умен. Никто не осмеливается с ним шутить. Он знает о хитрости и жестокости шотландцев больше, чем кто бы то ни было. Он умеет предотвращать опасность еще до того, как она возникает. Это идеальный кандидат, он лучше всех сумеет обеспечить безопасность твоей семье.

– Он шотландец?

– Он родом из Северного нагорья.

Эрлингтон прищурился.

– Не думаю, что это хорошая идея – нанимать уроженца Шотландии в сложившейся обстановке. Кто угодно может связаться с ним и подкупить или уговорить.

– Только не Малькольма Слейтера. Начнем с того, что Малькольм не принадлежит ни к одному клану. Он никому не подчиняется. Шотландцы считают его слишком англичанином, англичане – слишком шотландцем. Почему, ты думаешь, магистраты его величества используют Слейтера для поимки шотландских изменников? Он предан своему делу и вовсе не терзается муками совести из-за того, что выдает властям еще одного шотландца.

– Но он достаточно дружественно настроен по отношению к англичанам? Я имею в виду тем, кто ему платит.

– Я не знаю, что им движет, Марш. Насколько я понимаю, он не состоит на службе, не платит налоги. Все, что я знаю, – он будет неподкупен.

– Откуда тебе знать?

Аски пожал плечами:

– Горные скитальцы – изгнанники. В том, что касается кланов, они отщепенцы. Они не принадлежат ни Шотландии, ни Англии. Они верны только самим себе.

– Не лучше ли будет послать за англичанином?

– Разве письмо не подразумевает, что они хотят, чтобы англичане ушли? Последнее, что нам надо, – еще один иностранец. Малькольм знает людей, знает местность и умеет драться. Он тебя не разочарует. Я пошлю за ним. Он может прийти с утра. Все, о чем я прошу, – встреться с ним.

Эрлингтон потер лоб.

– Ты уверен, что ему можно доверять?

Аски положил руку на плечо Эрлингтону.

– Если бы моим дочерям потребовалась защита, я обратился бы к Малькольму. Он самый подходящий человек на эту роль.

Глава 9

Серена расписалась в присущей ей манере – с завитушками и росчерками. Как же приятно, что есть кто-то, кому можно довериться. Она не может быть откровенной с Зоэ или ее родителями, а ее отец слишком погружен в дела страны, чтобы уделять внимание ей. Лишь Арчер сопереживает ей.

Едва она сложила плотный лист бумаги, как вошла служанка. Серена простонала. Хотя в компаньонки девушку ей определила лично Рейчел Аски, горничная совершенно не подходила для этой цели. Кажется, в Северном нагорье вообще не так-то много благовоспитанных леди с хорошими манерами, которые могли бы соответствовать этой роли. А уж простолюдины тем более не в силах соблюдать правила хорошего тона.

Что еще больше раздражало Серену – девушка говорила с ужасным акцентом. Столь сильным, что она понимала лишь каждое третье слово, произносимое робкой горничной. Выговорить ее имя – Каоинтиорн – вообще было непосильной задачей для Серены.

А если уж совсем начистоту, говор Каоинтиорн больше всего напоминал речь пьяницы. Причем перевернутую задом наперед.

– Что ты сказала? – переспросила Серена.

Каоинтиорн повторила, и на этот раз Серена разобрала – ее ждали внизу, посланник хотел поговорить.

– Спасибо. – Каон… Куин. Серена вздохнула. – Спасибо, Куинни. Пожалуйста, передай ему, что я буду сию минуту. О, и еще, Куинни, скажи конюху, чтобы оседлал мою лошадь. Хочу прокатиться с ветерком.

– Хорошо, мисс, – ответила та и закрыла за собой дверь.

Улыбаясь, Серена запечатала письмо красным сургучом и с надеждой во взоре поцеловала конверт, прежде чем спуститься вниз.

Идя по дому, она тихонько прощалась с доносившимся из кухни запахом овсяных лепешек, блеянием овец за окном и той ужасающей тишиной, которая пропитывала все ее существование здесь. Никогда больше она не будет считать назойливые запахи, звуки и виды Лондона чем-то самим собой разумеющимся. Чем раньше она возвратится в Лондон, тем лучше. Быть может, сейчас отец сообщит ей новость, которой она давно ждала.

Серена разгладила фиолетовое шелковое платье и легкой тенью скользнула в дверь гостиной.

– Доброе утро, отец.

– Доброе утро, Серена, – ответил он.

На нем был, как она называла, «официальный костюм» – черный пиджак и парчовый жилет, которые явно выдавали в нем государственного деятеля.

– Не ожидала, что ты сегодня останешься дома. Я думала, ты собирался порыбачить с лордом Аски на озере Лох-Несс.

– Боюсь, сейчас не до этого. Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Никого, кроме них, в комнате не было. Серена вопросительно посмотрела на отца.

– С кем?

– Со мной.

Низкий голос, раздавшийся позади нее, испугал Серену. Она обернулась и обомлела.

Незнакомец был исполинского роста, на целый фут выше ее пяти с половиной футов. Одет, как и ее отец, в черный пиджак и черные брюки, но посредственный крой и грубая ткань пиджака немедленно выдавали в нем шотландца. Черные как смоль вьющиеся волосы обрамляли его лицо, перекликаясь со столь же черными широкими бровями, стремящимися к вискам. Подбородок и щеки отливали синевой, угрожавшей к завтрашнему дню превратиться в бороду. Серене пришлось вскинуть голову, чтобы заглянуть в зеленые глаза, смотревшие на нее из-под густых черных ресниц.

Подошел отец и встал между ними.

– Мистер Слейтер, я хочу представить вам мою дочь, Серену Марш. Серена, это Малькольм Слейтер. Твой телохранитель.

Она присела в полуреверансе, едва не потеряв равновесие от изумления.

– Мой кто?

Незнакомец поклонился в ответ, на лице отразилось замешательство.

– Смотрите не упадите.

Изогнув брови, Серена с подозрением посмотрела на мужчину.

– Папа?

Эрлингтон понизил голос:

– Я нанял мистера Слейтера, чтобы оберегать твой покой во время нашего пребывания в Шотландии. Оно продлится дольше, чем я ожидал.

Серена пошатнулась, услышав эти слова. «Продлится дольше, чем я ожидал». У нее закружилась голова.

– Но, отец, я… – Серена опустилась на стул. Она так много хотела сказать, но не могла. – Предполагалось, что это короткая поездка. Мы и так тут уже почти четыре недели. И я жду не дождусь, чтобы вернуться к своей – нашей! – жизни в Лондоне.

– Боюсь, это невозможно, малышка, – проговорил Эрлингтон, присаживаясь рядом. – Все оказалось сложнее, чем я предполагал. И чтобы настоять на своем, наши противники применили тактику угрозы. Мистер Слейтер, пожалуйста, покажите ей письмо.

Малькольм вручил Серене письмо. Она взяла лист бумаги из его затянутых в перчатки рук и бегло проглядела.

– Но ясно же, что эти люди твердо намерены осуществить свои недобрые намерения. Давай вернемся в Англию. Можно отстаивать свои интересы дома.

Малькольм искоса посмотрел на нее.

– Неужто вас не пугает это письмо?

Казалось, Серена только заметила его.

– Нисколько, мистер… эээ…

– Слейтер, – подсказал он.

– Мистер Слейтер. Тем не менее меня удивляет, что мой отец решил остаться, несмотря на угрозы.

Эрлингтон положил свою бледную руку на руку Серены.

– Это мой долг.

– Ты не исполнишь свой долг, если будешь мертв! – выпалила она, вскакивая с места.

– При всем уважении, мисс, – встрял Малькольм, – в письме угрожают не ему, а вам.

Серена одарила его заносчивым взглядом.

– Ценю вашу заботу, мистер… эээ…

Он поджал губы.

– Слейтер.

– Да, Слейтер, – раздраженно повторила она. – Вы не до конца понимаете, в каком положении находится мой отец. У него слабое сердце. Если со мной что-то случится, его сердце не выдержит.

– Может, тогда лучше прислушаться к его совету и вернуться в Англию, где вы точно будете в безопасности?

Его бесцеремонность раздражала Серену.

– Как я уже говорила моему отцу, этот вопрос не обсуждается. Пока я в здравом уме, я не оставлю его одного.

Эрлингтон поднялся и встал рядом с верзилой.

– Вот поэтому мистер Слейтер и находится здесь. Он будет твоим телохранителем. Он опытный боец, искусен в обнаружении преступников, искушен в вопросах безопасности, не раз рисковал жизнью, преследуя беглых нарушителей закона. И он надежно защитит тебя от любого, кто вздумает причинить тебе вред.

Серена вновь окинула взглядом своего предполагаемого защитника. Его бесстрастное лицо говорило о том, что он был участником нескольких стычек и не всегда выходил из них победителем. Его брови, щека и подбородок были в мелких шрамах, которые резко выделялись на загорелом лице. Его внушительная фигура устрашала одним своим видом, и Серена могла только догадываться, какими смертоносными навыками он владеет. Она бы трижды подумала, прежде чем переходить такому парню дорогу.

Отец продолжил:

– Он будет постоянно сопровождать тебя, куда бы ты ни пошла. Лорд Аски уверил меня, что мистер Слейтер – человек открытый и честный, ему можно доверить опеку незамужней женщины. Я понимаю, что есть риск нанести урон твоей репутации, но учитывая уровень угрозы, я приказываю, чтобы он не отступал от тебя ни на шаг.

Долговязый повернулся к ее отцу.

– Я поговорю со слугами на кухне, со всеми домочадцами, с конюхами и сообщу им о мерах безопасности, которые собираюсь принять. Двери в доме должны быть заперты целый день, и я должен быть немедленно извещен обо всех визитерах. Ни один торговец не проникнет сюда без моего ведома. Если есть необходимость пригласить в дом кого-то постороннего, меня следует предупредить заранее. Продукты от незнакомых людей в дом поставляться не будут – особенно на господский стол. Лорд Аски сказал мне, что слуги живут с семьей годами и хорошо зарекомендовали себя. Не волнуйтесь, посланник Марш. Со мной ваша дочь будет как у Христа за пазухой.

Серена всплеснула руками.

– Но, отец, в этом нет необходимости. Ты не должен принимать близко к сердцу эти смешные угрозы.

Она повернулась к черноволосому.

– Простите, что побеспокоили вас…

– Мистер Слейтер.

Ее глаза гневно сверкнули.

– Я помню, как вас зовут!

Его губы тронула улыбка.

– Я как-то не был готов к этому.

Серена подбоченилась.

– Я хотела сказать, что мы не нуждаемся в ваших услугах. Мой отец слишком сильно беспокоится обо мне. Но я не позволю, чтобы его ввели в заблуждение эти… дурацкие шутки. Отец проследит, чтобы вас наградили за беспокойство. Можете быть свободны, благодарим за предложенную помощь.

Он скрестил руки на груди.

– Я не двинусь с места, мисс Марш.

Серена остолбенела.

– Прошу прощения?

– Меня нанял ваш отец, и я подчиняюсь только ему. А то, что вы недооцениваете степень риска, заставляет меня думать, что вы или очень смелы, или безрассудны. Лично я надеюсь на первое. Но ваше небрежное отношение к собственной безопасности – и обязанностям вашего отца – ставит эту оценку под сомнение.

Глаза Серены стали круглыми, как блюдца.

– Да как вы смеете говорить со мной в столь оскорбительном тоне?! Отец, немедленно выгони этого человека!

Эрлингтон встал между ними, как третейский судья.

– Мистер Слейтер, несмотря на свою хрупкость, моя дочь – очень сильная женщина. Она никогда не отступала перед трудностями, даже в детстве. Я уверен, она полностью осознает, что поставлено на карту. Как бы то ни было, я не могу рисковать ее безопасностью. – Он взял дочь за руку. – Серена, дорогая, просто необходимо, чтобы ты пошла мне навстречу в этом вопросе. Знаю, что постоянное присутствие мистера Слейтера покажется тебе несколько утомительным. Но по крайней мере тебе не придется все время сидеть в четырех стенах, словно узнице. Пока он с тобой, ты можешь ездить верхом, совершать прогулки, ходить в деревню. И если хочешь, чтобы моя душа была спокойна, то, пожалуйста, позволь мистеру Слейтеру стать своим телохранителем.

Серена посмотрела на обеспокоенное лицо отца, и ее решимость растаяла. Она глубоко вздохнула.

Но один взгляд на мистера Слейтера, который стоял с видом триумфатора, снова заставил ее напрячься.

– Надеюсь, мистер Слейтер, ваше пребывание в этом доме будет не из приятных. – И, развернувшись, она стремительно покинула комнату.

Глава 10

Серена закрыла в спальне дверь и прислонилась к ней спиной. Сколько нервов надо на этого мужчину! Мало того, что она страдает в этой дурацкой стране, так еще она должна проводить время в тесном общении с дерзким и властным слугой! Нет, это выше ее сил. Нужно придумать, как выйти из этого положения. Задумавшись, она коснулась головой двери.

Стук, раздавшийся с противоположной стороны, чуть не заставил ее вскрикнуть.

– Кто там?

– Мисс, это Каоинтиорн.

Куинни. Она же забыла, что просила подготовить лошадей. Серена открыла дверь.

Худощавая девушка ворвалась в комнату, словно мышка, ищущая спасения в норке, и начала что-то бормотать по-гэльски.

– Что ты такое говоришь, Куинни?

– Там, на улице, огроменный мужик с дьявольской харей, и он идет прям сюда.

Серена фыркнула, тотчас смекнув, почему Куинни была не в духе.

– Это мой новый телохранитель. Не хочу, чтобы он копался в моем белье. Нам нужно как-то избавиться от него. Если он придет сюда, скажи, что мне нездоровится.

– Пожалуйста, мисс. – Куинни съежилась, как будто Серена попросила ее войти в горящий дом. – Не разумею как…

В дверь с силой постучали. Куинни задохнулась от страха.

Серена шагнула к двери, чтобы ответить. Куинни вцепилась обеими руками в подол фартука и помотала головой.

– Кто там? – закатив глаза, спросила Серена.

– Я бы сказал, но вы, возможно, уже забыли имя.

Слейтер! Она повернулась к двери, в голосе нарастало раздражение:

– Что вам угодно?

– Хотелось бы войти.

– Мне не нужен телохранитель! Думаю, я ясно дала это понять!

– Ага. Это точно.

Серену озадачила столь стремительно одержанная победа.

– Вот и славно. Всего доброго.

– Мисс Марш, то, что вы хотите, и то, что получите, – это две совершенно разные вещи.

– Я не хочу, чтобы вы мне указывали. Немедленно покиньте мои покои.

Дверная ручка задергалась.

– Вы откроете дверь.

– Извините?

– Мисс Марш, предупреждаю, мне нужно проверить комнаты. Позвольте войти, или я вышибу дверь.

Серена не на шутку разозлилась. Ну уж нет, она не будет орать на него из-за двери, как полная дура, – она выскажет все ему в лицо!

Серена повернула ключ в замке и рванула дверь на себя.

– Да как вы смеете говорить со мной столь наглым тоном? Я не позволю…

Слова замерли у нее на устах, когда исполин, оттолкнув ее плечом, проследовал в спальню. От такого нахальства она просто обомлела. Скрестив руки на груди, Серена произнесла:

– Не хочу показаться невоспитанной, но… хотя нет, хочу. Выметайтесь отсюда!

– Ей-богу, одного вашего крика достаточно, чтобы держать злодеев в страхе.

Она презрительно скривила губы.

– А вы все чаще путаетесь у меня под ногами.

Слейтер посмотрел на дрожащую Куинни, забившуюся в угол.

– Кто это?

Серена встала рядом со служанкой. На фоне Слейтера та выглядела ребенком.

– Это Куинни, моя компаньонка.

– Она вам больше не понадобится, теперь у вас есть я.

Серена вздернула подбородок.

– Юной леди совершенно непозволительно развлекать джентльменов наедине, без дуэньи.

– Вы не развлекаете меня, мисс Марш. Ежели вам и впрямь охота это сделать, то, черт побери, приложите усилия и перестаньте ходить тут с презрительной миной вдовствующей королевы.

Сказав это, он повернулся к Куинни и спросил:

– Как тебя зовут?

– Каоинтиорн, сэр, – смиренно ответила та.

– Ты можешь идти, Каоинтиорн, – мягко сказал он. – Я собираюсь проинструктировать всех слуг внизу через час. Пожалуйста, будь на месте в назначенное время.

– Куинни, не вздумай уходить! – приказала Серена. – Мистер Слейтер, никто, кроме меня, не имеет права отпускать моих слуг. Я буду признательна, если вы будете знать свое место.

Куинни пропищала дрожащим голосом:

– Прощевайте, мисс. Перечить не могу. Надо идтить. – И она выбежала из комнаты так стремительно, что Серена увидела лишь промелькнувшую мимо тень.

Серена разочарованно вздохнула. Вот такая вот из Куинни дуэнья. Да, компаньонку – и ту надо было везти с собой в эту отсталую страну.

– Хорошо, давайте делайте побыстрее, что должны, – обиженно произнесла Серена. – У меня масса важных дел, требующих моего внимания.

Он сдержал улыбку и начал проверку ее комнат.

– Каких, например?

– Я работаю над очередной статьей для «Таун крайер». – Серена презрительно изогнула брови. – Уж не знаю, в курсе ли вы, но я пишу заметки. Вы слышали что-нибудь о «Рейдж пейдж»?

Слейтер посмотрел на нее.

– Она ваша?

Серена была приятно удивлена.

– Вы слышали о ней?

Его зеленые глаза блеснули.

– Нет.

Она закатила глаза.

– Это меня нисколько не удивляет. Здесь, в Северном нагорье, вообще ничего интересного не происходит.

Он ухмыльнулся, внимательно осматривая окно.

– Ничего? Вы знаете, зачем сюда приехал ваш отец?

Она гордо выпрямила спину.

– Спасибо, я вполне осведомлена о важности отцовской миссии. Не надо мне читать лекции о мировой политике. Ибо в культурном отношении Шотландия оставляет желать лучшего. Я достаточно давно тут нахожусь, чтобы понимать, что в этой стране нет необходимости в светской хронике.

Слейтер открыл платяной шкаф высотой с него.

– Может, потому, что у нас с избытком своих сплетников? И без автора каких-то там «заметок»?

Серена подошла к своей кровати и села на нее. Он стоял спиной, и она могла украдкой рассмотреть его фигуру. Его тело, затянутое в черное, казалось, заполнило все пространство комнаты. У него были просто великолепные физические данные, и Серена даже на минуту задумалась, как бы он выглядел без своего второсортного наряда.

– Ну, все в порядке?

– Ага, спасибо.

Она стиснула зубы.

– Я имела в виду, вы уже закончили наконец или нет?

– Нет пока. – Он подошел, стуча ботинками по полу, и опустился на колени прямо перед ней. Серена отпрянула, почувствовав дискомфорт от близости его тела. Слейтер встал на четвереньки и заглянул под кровать. – Вы здесь развлекаетесь? – спросил он.

– Простите?

Он выпрямился и опустил свою огромную ручищу на матрас рядом с ней.

– У вас входит в обыкновение принимать джентльменов в своей комнате? – Он вопросительно приподнял черные брови. – Будет лучше, если вы скажете мне об этом сейчас.

– Разумеется, нет! – воскликнула она. – Какая же я тогда леди?

– Уж точно не шотландская.

Серена, уязвленная его комментариями, гордо выпятила подбородок.

– Мистер Слейтер, с тех пор как вы вошли в мои покои, вы успели обвинить меня в том, что я мегера, сплетница, а теперь еще и потаскуха. Какие еще клеветнические измышления есть у вас в запасе?

В его глазах вспыхнули веселые искорки.

– Никаких. Пока достаточно. – Внезапно он подался вперед, оказавшись с ней лицом к лицу, и прижал Серену к кровати. – Но я все еще жду ответа. У вас есть тайный любовник?

Серена отвернулась, щеки залил румянец смущения. Любовник? Да, любовник у нее был. Или, вернее, у нее была одна ошибка. Это случилось давно, но та ночь так и не стерлась из памяти. Уверенный в себе и обаятельный денди, он ухаживал за ней, совершал настоящие подвиги в ее честь, говорил приятные слова. Ему, красивому и харизматичному, ничего не стоило завоевать ее. Она подпустила его слишком близко к своему сердцу… а он похитил не только его, но и ее невинность. Однако как только она отдалась ему, все изменилось. Он больше не был внимателен и учтив; он относился к ней критично и пренебрежительно. Мужчина, который оставил след в ее памяти и испарился из ее жизни. Нет, она не совершит дважды одну и ту же ошибку.

И вот сейчас здесь находится мужчина, который слишком близко подобрался к ней. Его бедра – буквально в нескольких дюймах от ее задрапированных шелком колен – вызвали в ней странный отклик, и ей это внезапно понравилось. Самое ужасное, он вовсе не выглядит как слуга, которого она увидела в нем вначале. Вообще-то он даже красив, хотя и грубоватой шотландской красотой. Такой мужественной, брутальной, дикой и первобытной… Глаза Серены жадно вбирали в себя его широкие плечи, крепкий торс.

– Нет никакого любовника, – ответила она.

– Это хорошо. А то было бы обидно прерывать ваш роман. Потому что пока я с вами, рядом не должно быть ни одного мужчины.

Серена глубоко вздохнула, прикидывая, каково было бы остаться наедине с таким мужчиной. Надо признать – он кажется опасным противником. Таких огромных и сильных мужчин она еще никогда не встречала. И все же есть в нем что-то еще… Мягкая волна черных как вороново крыло волос… изумрудные глаза, окруженные густыми ресницами… маленькая ямочка на подбородке… и красивые, мягкие губы. Он удивительно высок, и Серене не давал покоя один вопрос – насколько пропорциональны росту другие части его тела? Мысли Серены свернули на запретные темы. И задумайся он о том же, она не вполне уверена, что возражала бы, чтобы воплотить их в жизнь.

Он поднялся, избавляя ее от своего присутствия. Тяжело сглотнув, она тут же ощутила, как ей не хватает этого сильного мужского тела рядом. Он обошел комнату, простукивая кулаками в перчатках стены.

– Проверяете, не прогнили ли стены? – язвительно поинтересовалась она.

Слейтер искоса посмотрел на нее.

– Ищу пустоты. В старых домах всегда есть полые стены и потайные ходы.

Она покачала головой:

– Говорю вам, тут нечего бояться.

– Зря вы так думаете.

Он склонился над дверным замком.

– Удовлетворены? – язвительно поинтересовалась она.

Прищурившись, он ответил:

– Здесь что-то не так.

– Что вы имеете в виду?

– На той стороне двери медная пластинка. Ключ вставляется в замок только изнутри.

Хмыкнув, она поинтересовалась:

– Почему вас волнует, что дверь запирается лишь с этой стороны? Ключ есть только у меня. Значит, только я могу отпереть дверь.

– Хмм… Возможно, в этом и нет ничего странного.

– Кажется, вы преувеличиваете свои способности.

Он раздраженно посмотрел на нее. И тут его мужественные черты осветились догадкой.

– Или, может…

Он распрямился и еще раз оглядел комнату. Его изумрудные глаза изучали стены, замирая на каждом дюйме, пока наконец не остановились на шкафу у ее кровати.

Огромный, изысканно украшенный шкаф вишневого дерева стоял посреди длинной стены в футе от ее кровати и был набит ее нарядами и аксессуарами. Слейтер подошел и навалился на шкаф всей своей мощью.

От напряжения у него на лбу выступили капли пота. Он толкал массивный гардероб до тех пор, пока тот со скрипом не сдвинулся с места, открыв стену позади себя.

Серена подбежала и встала рядом. За шкафом находилась потайная дверь, оклеенная обоями так, что она сливалась со стеной. Маленькое отверстие, просвечивавшее сквозь блеклый узор из дельфиниумов на обоях, служило ручкой. Малькольм протянул к нему руку, и панель со скрипом подалась в сторону.

Серена в ужасе попятилась – внутри было полно паутины. Один лишь намек на то, что там могут быть пауки, заставил ее отказаться от мысли следовать за Слейтером. Она осталась ждать.

– Ну, что там?

Он вышел на свет.

– Похоже на коридор для любовников.

– Что-что?

Он потер ладони друг о дружку, стряхивая с перчаток пыль.

– В некоторых старых домах, подобных этому, делали тайный ход, который вел в спальню. Мужчина мог проникнуть в комнату к даме незамеченным. Та самая медная пластина на наружной части замка не позволяла любопытной жене или ушлой горничной нагрянуть в то самое время, как парочка… уединялась.

– Вот ведь похотливые ослы!

Он улыбнулся, раскрывая еще один свой секрет – ряд красивых белых зубов.

– Не исключено, что внимание мужчины не всегда было нежелательным.

– Мммм… – с сомнением хмыкнула она. – А куда ведет этот коридор?

– Не знаю. Возможно, в рабочий кабинет или в кладовую. Но я не вижу двери для выхода отсюда. Тут навалены старые ящики, старая мебель. Похоже, здесь десятилетиями никто не появлялся.

– И слава Богу! Да, лорду Аски придется ответить на некоторые вопросы. Вот ведь ужас: ты спокойно спишь, а кто-то незнакомый пробирается к тебе в комнату.

– И все это время женщина испытывает ложное чувство защищенности. – Он заглянул ей в глаза. – Ну прямо как вы.

– Ничего подобного, – обиженно сказала Серена. Она уже однажды опровергала это. – Нет никаких причин для беспокойства. Мне не угрожает серьезная опасность.

– Почему вы настолько в этом уверены?

Она искоса посмотрела на него.

– Уверена, и все.

В его голосе сквозил сарказм.

– Ну, должно быть, вы все хорошенько взвесили, да?

Серена нахмурилась.

– Я не обязана перед вами отчитываться. А лично мне все и так ясно.

– Вы кое-что забываете. Все это время вы спали в комнате, куда мог проникнуть кто угодно и, например, задушить вас. Я бы не назвал это «безопасностью».

– Что ж, ему пришлось бы для начала сдвинуть этот тяжеленный шкаф с места, не разбудив меня.

Слейтер покачал головой.

– А вы на редкость упрямы, не так ли? – сказал он, разглядывая обои с дельфиниумом. – И все же я рад своему открытию. Эта потайная комната станет идеальным спальным отсеком для меня.

От одной только мысли об этом Серена побледнела.

– Вы имеете в виду, что собираетесь ночевать в этой комнате?

– Да.

– И у вас будет неограниченный доступ в мою спальню?

– Да.

– В любое время, когда захотите?

– Если возникнет необходимость.

– А что, если я буду не одета?

Его лицо исказила злорадная улыбка.

– Тем лучше.

Она не знала, что делать: рассмеяться ему в лицо или дать пощечину?

– Я не согласна. Это предложение не только вопиюще непристойно, но и нанесет непоправимый урон моей репутации. Что подумают люди?

– Пусть думают что угодно. Я защищаю не ваше доброе имя, а вашу шкуру.

– Мистер Слейтер, это не обсуждается. Вы будете ночевать в комнате для прислуги, а когда мне это понадобится, я пошлю за вами.

Он скрестил руки на груди, на глазах превращаясь в неприступную крепость.

– Мисс Марш, наверное, вы просто не понимаете серьезность вашего положения. Кто-то угрожает вам, хочет убить. А там, откуда я родом, подобными угрозами не бросаются просто так, ради красного словца. Наступили трудные времена, и те, кто задумал причинить вам вред, могут объявиться в любой момент. Ваш отец не в силах защитить вас самостоятельно, поэтому он обратился ко мне. И хотите вы того или нет, распоряжаться здесь буду я.

Властность словно была его второй натурой. Но Серена не собиралась выслушивать угрозы от слуг.

– Мистер Слейтер, я не позволю, чтобы меня оскорбляли и понукали, как колониальную рабыню. Может, вы и должны меня защищать, но я не допущу, чтобы вы были моим тюремщиком. – Она проскользнула мимо него прочь из спальни.

– Куда это вы направляетесь?

– Убедить отца спустить с вас шкуру.

Глава 11

Казалось, вся тяжесть мира давит ему на плечи.

Эрлингтон сидел в стуле у окна, подставляя холодному утреннему бризу горячую голову. Из окна мир казался таким спокойным. Ветер разогнал облака, и густая зеленая трава блестела в лучах восходящего солнца. Далеко на лугу паслись овечки, и на несколько миль вокруг раздавалось лишь их тихое блеяние. Прекрасная страна, простая и естественная.

Но некоторые люди не будут счастливы, пока кровь солдат не оросит землю.

Эрлингтон сделал большой глоток из стакана с бренди, который держал в руке. Выпивка никогда не приносила ему облегчения, так что пил он совсем мало. Но сегодня, когда весь мир ополчился против него – а теперь еще и против его дочери, – вероятно, выпивка сможет унять тревогу и позволит ему мыслить ясно.

– Там ничего нет.

Эрлингтон обернулся на голос и прищурился. Он увидел экономку, худую женщину с густой копной медно-рыжих волос.

– Простите?

– Что бы вы ни искали, вы не найдете это на дне стакана.

Эрлингтон улыбнулся. Он и сам это знал. Но когда тебя укоряет прислуга, это уж совсем невыносимо. В Англии домашние слуги никогда не осмеливаются заговорить первыми. Тем не менее за все время пребывания в замке он впервые услышал голос этой женщины.

Сейчас экономка на него уже не смотрела, занятая своим делом – она ставила на поднос кружки, собираясь унести их. Как же ее зовут?

– Обычно я не пью. – Миссис Уокер? Миссис Токер?

– Да, не пьете. Тем более не стоит начинать сейчас.

Эрлингтон подавил раздражение, которое вызвала у него фамильярность женщины, поскольку хоть это и нарушало правила поведения, то, что она говорила, было верно.

Он поставил стакан на стол рядом со стулом.

– Вы правы, конечно. Спасибо.

Она подошла, чтобы забрать стакан.

– Всем видно, что вы напряжены, как кожа на ирландском бубне. Еще один стакан, и от вас будет столько же шума, как от этого ужасного инструмента.

Он улыбнулся:

– Я больше не буду. Спасибо, что пытаетесь защитить мое доброе имя. – Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза рукой. В окно ворвался порыв ветра, мягко обдувая кожу лица.

Прошло несколько мгновений. Не чувствуя никаких движений, он открыл глаза. Экономка все еще стояла за его стулом, придерживая поднос на бедре и глядя на него.

– Так отчего вы повесили нос?

Не веря своим ушам, Эрлингтон моргнул. Это что-то из области фантастики – вести разговор с экономкой. Он впервые одарил ее долгим взглядом. Она была красива, и хоть ей было хорошо за сорок, она еще хранила следы былой красоты. Как у многих ее соотечественников, у нее были невероятные синие глаза, в которых читались отвага и проницательность. Вокруг глаз образовались мимические морщинки, щеки утратили юношескую пухлость, но губы остались крупными и чувственными. Настоящее украшение для женщины зрелых лет.

– Я всего лишь немного задумался, вот и все.

– Больше похоже на то, что вы малость напуганы.

Ему действовало на нервы, что она так легко читает его мысли. После долгих лет в политике Эрлингтон был уверен, что умеет скрывать свои эмоции. Впрочем, кажется, экономка своим замечанием не хотела его задеть. Она выглядела действительно заинтересованной. А он был по-настоящему взвинчен.

– Да, и это тоже. – Признав свою слабость, он больше не мог смотреть ей в глаза и опустил взгляд на ее натруженные руки.

– Но почему? – спросила она.

Он глубоко вздохнул.

– Потому что я боюсь за вас, шотландцев. И за англичан тоже. Хочу, чтобы пришел конец мятежам. А совет этого не хочет.

– О, не берите в голову. Дюжина жителей Северного нагорья и волынка – это уже бунт. Они скоро придут в себя.

– Несомненно, несомненно, – с притворной веселостью сказал Эрлингтон. – Просто до тех пор у меня голова все же будет идти кругом. Но все скоро наладится. Спасибо.

Несмотря на этот вежливый ответ, экономка не спешила уходить. Эрлингтона просто поражала ее дерзость.

– Вы беспокоитесь гораздо больше, чем показываете, верно?

Ее голос звучал еле слышно. Но то, что надо, он услышал. Другая человеческая душа распознала его боль и хотела ее облегчить.

– Да, это так. – Его горло сжалось, когда он понял, как сильно хотел освободиться от бремени этой ужасной правды.

Она поставила поднос на чайный столик, скрестила руки на животе и молча ждала, когда он заговорит.

Он вздохнул:

– Сколько я помню, моя страна была ввергнута в пучину войны. Когда я был мальчиком, мы сражались с американскими колониями. Затем бились с ирландцами. Затем – с французами. Я едва могу вспомнить время, когда мы ни с кем не воевали. Я пришел в политику со страстным желанием принести мир Англии. Возможно, это несбыточная мечта. Но я думал, мы достигнем цели, если сильно захотим. Так что когда я стал уполномоченным послом в Соединенных Штатах в одиннадцатом году, я верил, что мне выпал счастливый шанс показать миру, что Британия не такая уж ужасная воинственная страна. Я вступил в переговоры с президентом Мэдисоном, и я верил, что мы достигнем мирного договора между нашими правительствами. Но мне так и не удалось понять решение Англии. В интересах достижения мира я пошел на компромисс, презрев распоряжение правительства… И наверное, отступил от слишком многих наших позиций. Меньше чем через год король отозвал меня, и Соединенные Штаты объявили Британии войну. Я провалил свою официальную миссию – и личную тоже. – Эрлингтон умолк.

Проницательные глаза экономки изучающе смотрели на него.

– А сейчас вы боитесь снова сесть в лужу?

Эрлингтон печально кивнул.

– Я не хочу запомниться как посол, который развязывал войны, вместо того чтобы положить им конец. Я искренне надеялся, что смогу решить дело миром в Шотландии. Тогда меня запомнили бы как миротворца, которым я всегда хотел быть.

Пришла ее очередь вздыхать.

– Сдается мне, если б король и вправду хотел мира, он бы послал сюда кого-то другого.

Эрлингтон широко раскрыл глаза. Его задели за живое эти слова. Обидели, оскорбили, особенно после такой несвойственной ему демонстрации собственной ранимости.

– Простите?

Экономка пожала плечами:

– Вы же не отправите хромого колли пасти овец. А вы тут как тут, человек с больным сердцем и израненной душой. Думаете, что должны кое-что доказать королю и самому себе. Не уверена, что вы провалили свою миссию в Америке – похоже, король провалил ее за вас. Должно быть, вы идеально подходите для того, чтобы отправить вас сюда и создать видимость, что король хочет мира.

Его брови сошлись на переносице.

– Хотите сказать, что принц-регент хочет, чтобы я потерпел неудачу?

– Я имею в виду, что он не ждет от вас успеха. Если так и произойдет, вся вина будет на нас, не на нем. Или на вас.

Эрлингтон опустил глаза, обдумывая эту возможность. Неужели эта женщина видит все в истинном свете, тогда как он не смеет в это поверить? Он знал, что сейчас на север Англии стягиваются войска, готовящиеся сразиться с мятежниками. На случай если переговоры ни к чему не приведут, сказал ему генерал. Не исключено, что военные действия были запланированы не на случай если переговоры провалятся, но сразу после них.

Эрлингтон гадал, почему же эту миссию поручили именно ему. Неудача в колониях семь лет назад потрясла его, и сердечный приступ, случившийся по возвращении, серьезно пошатнул его здоровье. Парламент отнесся к этому с пониманием, но он думал, что его больше никогда не призовут на дипломатическую службу. Пока несколько месяцев назад в Шотландии не начались волнения.

Правительство могло послать сюда кого угодно. Посол в России был свободен, как и посол в Австрии. Почему же тогда они попросили его вернуться на службу?

Эрлингтон не спросил. По правде, он так радовался возможности искупить свою вину, что не озаботился тем, чтобы спросить, почему выбрали именно его. И все же эта женщина, домашняя прислуга, чье имя он не знал, догадалась о том, что, несмотря на высокое звание, он всего лишь пешка в шахматной игре, победитель которой уже известен.

Он снова посмотрел в глаза экономке.

– Вы удивляете меня, миссис…

В ее глазах промелькнула улыбка.

– Можете звать меня Гэбби[6].

Он усмехнулся. Это имя едва ли ей подходило: она была тихой и незаметной. Несколько раз она попадалась ему на глаза и вот впервые позволила себе заговорить. Но когда она это сделала, с ее уст словно пролился поток мудрости.

– Гэбби. Никогда не смотрел на ситуацию с этой точки зрения. Пожалуйста, окажите мне честь – посидите со мной немного, поговорим еще чуть-чуть. – Он встал со стула и предложил ей сесть.

Она выглядела ошеломленной.

– Я не могу! У меня масса работы! Я и так-то ничего не успеваю.

– На минутку. Я бы послушал еще, что вы думаете по этому поводу.

Гэбби схватила поднос со стола.

– Ерунда все это. От слов горшок не закипит. – И, не оглядываясь, она скрылась за дверью.

Ее поспешное бегство заставило его улыбнуться. Она только что пролила свет на вопрос международных отношений – и при этом домашняя работа представлялась ей куда более важным делом.

Впервые разрозненные детали в его голове сложились в картинку. Внезапно у него в мыслях сформировался план действий. Прохладный бриз подул сквозь открытое окно, когда он стоял рядом с ним, и Эрлингтон почувствовал странный прилив энергии. Силы.

Стук в дверь вернул его на землю. Он надеялся, что это Гэбби.

– Входите.

В комнату впорхнула Серена.

– Папа я должна выразить свой протест.

– Не сейчас, милая, – ответил он. – Я занят важными делами.

За спиной Серены появился Малькольм, прислонясь плечом к косяку.

– Но, папа, это тоже срочное дело.

– Ну что такое, Серена?

– Я не могу выносить этого охранника. Отошли его прочь.

Эрлингтон подошел к письменному столу и кое-что написал на листе бумаги.

– Я не могу этого сделать, крошка.

– Но он хочет спать в комнате рядом с моей!

– Именно там я и хотел бы его видеть.

1

Клеймор – шотландский обоюдоострый двуручный меч.

2

Скин ду (гэльск. Sgian Dubh – черный нож; правильное современное гэльское произношение – «скиан ду») – предмет национального шотландского мужского костюма, небольшой нож с прямым клинком. «Черным» нож называют по цвету рукояти либо из-за скрытого ношения.

3

Метание ствола – шотландский национальный вид спорта.

4

Хаггис – шотландское блюдо: бараний рубец, начиненный потрохами со специями.

5

Переделка английской народной песенки «Птицы в пироге» (Sing a Song of Sixpence).

6

В переводе с английского gabby – словоохотливый, разговорчивый, болтливый.