 |
|
Популярные авторы:: БСЭ :: Лондон Джек :: Самохвалов Максим :: Чехов Антон Павлович :: Пушкин Александр Сергеевич :: Толстой Лев Николаевич :: Грин Александр :: де Камп Лайон Спрэг :: де Вилье Жерар :: Раззаков Федор Популярные книги:: Бурый волк :: Справочник по реестру Windows XP :: The Boarding House :: Выбор Наместницы :: Клубника в январе :: Память, говори (пер. С. Ильин) :: Собачки неба :: Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного) :: Родная страна :: Путешествие по аквариуму |
Квартал. ПрохождениеModernLib.Net / Самосовершенствование / Дмитрий Быков / Квартал. Прохождение - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Петя не из нашей школы, он приятель – не кавалер – одной из наших девочек. Петя молчалив, но по скупым его репликам видно, что умен. Мы друг другу явно симпатичны и могли бы сдружиться (и сдружились бы, найдись время: мы бешено готовились в институты и даже с друзьями не столько виделись, сколько созванивались). И вот мы пошли в ближайший магазин на тот проспект, который у нас в Квартале называется теперь проспектом Счастья. Мы успели. Магазин еще открыт. В конце проспекта висит ярко-оранжевое солнце. Середина апреля, все стаяло и уже подсыхает. Рядом стройка, и на ней такой же оранжевый песок и светло-оранжевый кирпич. Такой кирпич – вообще образ счастья, и дом, в котором я сейчас живу, тоже казался мне символом счастья из дома, в котором я жил тогда. Честно говоря, я не так уж и обманывался. Иногда смотришь на этот дом, на этот солнцем вызолоченный фасад, среди невероятно холодного зимнего дня – холодного и ясного, у нас ведь ясно, только когда холодно, – смотришь и понимаешь, что будет весна, что перелом к ней, собственно, уже совершился. Такой луч, такой цвет. И вот начатый дом на ближайшей строительной площадке – это именно там теперь закрылся магазин прелестных игрушек и сделали магазин отвратительных запчастей – он того самого цвета. Мы с Петей уже немного пьяны – много ли нам было тогда надо? – но еще вполне адекватны. Покупка вина всегда сопровождается шутками, прибаутками и радостными предвкушениями, опьяняющими сильней любого токайского. Идет милый необязательный треп. И вот мы идем назад еще с пятью бутылками, разговаривая о какой-то ерунде, из которой, впрочем, ясно, что Петя тоже умный, талантливый, он видит те же вещи, что и я, и важно еще, что общий перелом тоже ощущается: время уже все в щелях и сквозит, и явно будет шанс у таких, как я и Петя. Мы, может быть, не сгнием, мы даже как-то осуществимся. А на 11-м этаже в доме подруги нас ждет 11-й класс, они ждут от нас токайского и будут нам рады, и каждый из нас уже примерно присмотрел, с кем мы там будем танцевать. Я уже знаю, с какой девушкой буду там курить на балконе. Я понятия пока не имею, что с этой девушкой буду ужасно несчастен довольно долгое время – долгое по тогдашним меркам, около года, но несчастен по-настоящему, даже по нынешним меркам, я теперь бы не выдержал такого. И понятия не имею, что Петя уедет и ничего из него там не выйдет. Это тоже входит в понятие счастья, чем бы оно было без этого? Я попробую сегодня себе все имитировать по этой схеме, тем более что лето начинает переламываться в сторону осени, а осень – тоже хорошо, сейчас я это уже понимаю, потому что начинаю уже рассматривать смерть не как конец всему, а как дембель. Устаешь с годами, что тут такого. Токайского я покупать не буду, его вкус мне слишком многое напомнит, и вместо легкой ностальгии получится отчаяние. Опьянюсь я чем-нибудь попроще, не пивом, конечно, но хоть вермутом. Покурить на балконе мне несложно, только сейчас надо это делать одному, потому что одиночество и есть то будущее, с которым мне пока прекрасно, а дальше я сильно намучаюсь. Что касается предощущения ужасного, без которого не может быть счастья, с этим у меня сейчас все даже в слишком большом порядке, и за вас я в этом смысле тоже не беспокоюсь. Ощущение безграничного счастья продолжается от нескольких секунд до пары минут и начинает уходить ровно в тот момент, как вы его осознаете и вербализуете, пусть мысленно. Штука в том, что, как только вы говорите себе: «Я счастлив», вы тем признаете и понимаете, что это состояние необычное и что все остальное время вам как-то иначе. И включившийся мозг услужливо предлагает нам, естественно, антоним: когда я не счастлив, я несчастлив. Конечно, это ерунда, нельзя же все время жить в состоянии оргазма, и мы должны понимать, что отсутствие счастья еще не предполагает несчастности, как и антоним любви не ненависть, а равнодушие. Но без этого ошибочного чувства не запомнишь момента счастья: проскочит, как холодный пельмень. 26 июля Сегодня мы учимся презирать. Для начала – несколько слов о презрении как таковом. Вы наверняка в курсе, что это самая легкая и приятная вещь на свете, но сами так этому и не выучились, иначе вы никогда не стали бы проходить «Квартал». Презрение – закрытость для нового опыта. Ведь в презрени упражняются, как правило, ничтожества, больше смерти боящиеся любых перемен. Ненависть – чувство легкодоступное, но все же оно свидетельствует о некотором масштабе личности. Влюбляться способны и сволочи, и святые. Тоска – вообще примета высоких душ. Презрение – свойство души мелкой и чаще всего поверхностной, но иногда лечатся и ядом. Так что в своей генеральной попытке освободиться от всего лишнего и подняться на сверхчеловеческую ступень мы обязаны оттолкнуться, взять разгон – в этом смысле презрению нет цены. Вы наверняка замечали такое отношение к себе, в этом смысле нас удивить трудно, – скажу больше, мы часто смотрим на себя именно глазами презирающих нас людей, и это самый горький, чаще всего вредоносный, хотя иногда спасительный опыт. Ненавидеть можно равного, но презирать – только низшего; смотреть на себя с ненавистью – значит почти наверняка себя преувеличивать, ибо врагов своих мы преувеличиваем щедро и страстно. Они кажутся нам могущественными, все про нас понимающими. Презрение – совсем иное дело: это взгляд человека, обладающего истиной, на человека, обладающего оспиной. Разумеется, на самом деле человек, обладающий истиной, никого и никогда презирать не будет – просто потому, что ему уже не нужно самоутверждаться; презрение – удел тех, кто ничего толком не знает. Однако само действие презрения таково, что противиться ему в первый момент почти невозможно, – и прежде чем вы успеете сообразить, что имеете дело с ничтожеством, это ничтожество уже всадит в вас свое жало. Самый верный вариант при столкновении с презрением – быстро вспомнить, что этот человек, позирующий в качестве верховного арбитра, ничего не знает, не умеет, а злится на вас только потому, что вы, наверное, чему-то успели научиться. Но вспомнить это под ледяным взглядом ничтожества – не самая легкая задача. Зачем же, скажете вы, учиться этому? Объясняю: бить прохожего ногой – мерзко, но отталкиваться ногой от земли – иногда необходимо; без малой толики снобизма нет умения блюсти себя, удерживаться от дурных поступков, оберегать честь, наконец. Нам надо уметь презирать, но пользоваться этим оружием мы должны ограниченно. На любой агрессивный комментарий надо уметь ответить что-нибудь вроде «Мнение насекомых должно интересовать энтомологов» и сделать соответствующее лицо. Если собеседник знает слово «энтомолог», ему будет обидно. Если не знает, он может вообще треснуть. В самое большое бешенство за всю свою жизнь я привел ротного свинаря Васю, назвав его мутантом. Он этого слова не знал и предположил худшее. И сейчас мы будем презирать – но именно тех, кто нам непосредственно мешает. Мы будем презирать фэншуйщиков – то есть тех, кто влез на нашу собственную территорию. Они пытаются нам внушить неправильные представления о деньгах. Ха-ха-ха. Они пробуют нас научить приручать деньги. «Наведите в квартире порядок. Протяните левую руку в левый дальний угол. Там будет территория денег, им будет там хорошо». Порядок в доме надо наводить вне зависимости от того, занимаетесь ли вы фэн-шуем. Просто когда в доме нет порядка – возникает отвратительное чувство вроде чесотки. У меня, например, физически чешется любая лежащая не на месте вещь, именно поэтому я постоянно ссорился с женщиной, без которой, как выяснилось, могу, но чувствую себя очень сложно, неправильно и вот компенсирую это ощущение «Кварталом», чувством власти хотя бы над читателем, шучу. Это неправда, вообще на эти мои проговорки можно не обращать внимания, они тоже нужны в книге, могу объяснить, зачем. Если гуру безупречен, его не слушаешь, а если у него проблемы – он свой, ему веришь. Обратите внимание, у всех великих проповедников были проблемы. Некоторые вообще умерли ужасной смертью. У Сократа, в частности, была сварливая жена и конфликты с согражданами, более высокие образцы затрагивать боюсь. Так вот, наводить порядок надо все равно, но примитивные ритуалы вроде «это будет у нас место денег, потому что оно правильно сориентировано», – мы должны оставить сразу. Ритуал может быть сколь угодно бессмысленным, как любой дзен, – но тогда он должен по крайней мере что-то менять в вас. Уборка и протягивание левой руки в угол ничего в вас не меняют. Все это имеет целью только примитивный комфорт, а зачем нам комфорт, нам не нужен комфорт. Нам надо сделать из себя нового человека, потому что прежний кончился, ему никто больше не нужен, и он больше не нужен никому. Вот он за три месяца делает из себя другого, который сможет без всех обходиться, он прогоняет себя для этого через разные упражнения, а в виде главной цели привесил себе морковку, то есть деньги. Конечно, деньги у такого нового человека появляются сами собой, но не имеют для него уже никакой цены. (Именно поэтому они и появляются. Замечали ли вы, что у вас до фига только того, что вам совершенно не нужно?) Фэн-шуй, дорогие друзья, учит вас правильно обустраивать интерьер, а я учу вас не зависеть от интерьера. Любые практики учат вас нравиться людям, а я учу вас обходиться без людей, потому что все умрут и никто ничего не стоит, кроме мимолетного проявления милосердия в экстремальной ситуации. Любые пикаперские техники учат вас желать денег, любить деньги, а я учу вас быть таким, к которому деньги побегут сами с умоляющей улыбкой: обрати на нас внимание! Деньги, как всякая физическая субстанция, ценят только зависимость. Деньги любят людей с душой, а что такое душа – я научу вас понимать через месяц, и то не факт. Дружно презираем фэншуйщиков! Фэншуйщики имеют к древней китайской мудрости примерно такое же отношение, как косоглазые гастарбайтеры, чаще всего казахи, в ресторанах-сушницах – к японской кухне. Аудитория фэншуйщика – домохозяйка, искренне уверенная в том, что если все в ее домохозяйстве будет правильно, то и мир гармонизируется. И я не готов презирать эту домохозяйку, я опять сбиваюсь с презрения на жалость, это всегда было моей проблемой (но только поэтому, вероятно, я и жив до сих пор) – но я готов презирать того, кто дурит этой домохозяйке ее несчастную, с бигудями, голову, того, кто пытается паразитировать на ее вечном хохлушечьем стремлении обустроить свое гнездо. Вот я вижу, как она прибирается, готовит, как робко защищает свой мир от внешних вторжений – а мир уже плющится, уже в окне молнии, уже скоро будет третья мировая война. В такие времена мы особенно, товарищи, должны быть беспощадны к тем, кто паразитирует на страхах и привычках кротких людей уюта. Для денег в доме не должно быть угла. Для денег в доме должно быть уважительно-отстраненное отношение, как надо мне было относиться к ней, но я не сумел. УПРАЖНЕНИЯ НА ПРЕЗРЕНИЕ 1. Представляем фэншуйщика. Чаще всего это обремененная семьей женщина средних лет, ведущая эту рубрику в газете «Бывшая правда». Представляем ее ясно, в деталях, особенно обувь. Презираем. 2. Представляем своего врага с особенной ясностью, сидящим в уборной. Презираем. 3. Представляем наиболее успешного человека из нашего окружения, в вонючем детстве, в школе, где из буфета и туалета несет примерно одинаково, избиваемого одноклассниками. Презираем. 4. Представляем большую пачку денег в кармане успешного человека, избиваемого одноклассниками. Толку ему от этой пачки. Презираем. 5. Представляем себя, выполняющего эти упражнения. Презираем. Не получается? Странно. У меня в последнее время только это и получается. 27 июля Задание на сегодня будет такое. Прочитайте рассказ. Этот рассказ иллюстрирует важную, никогда не понимаемую фэншуйщиками мысль о том, что восприятие местности в огромной степени зависит от личности и привходящих обстоятельств, а вовсе не от того, насколько в ней убрано. Рассказ обрывается на самом интересном месте. Придумайте концовку. Правильная концовка у меня там дальше изложена, не скажу в каком именно месте. Искать бессмысленно. Если вы туда заглянете, никаких денег не будет. Имейте терпение. Если вы эту концовку угадали, на что есть примерно шансов 30 из 100, – первые две недели занятий прошли успешно, и вы можете себя поощрить. Ваш личный рейтинг по итогам двух недель – 15. Если вы ее угадали почти или приблизительно, ваш личный рейтинг – 10. Если вы вообще ее не угадали, ваш личный рейтинг – 5. Если вы сразу заглянули в конец, у вас больше нет личного рейтинга. Короче, рассказ. БУХТА РАДОСТИ В первый раз Клоков попал в бухту Радости, когда ему было 15 лет. Они с матерью приехали туда на лодке. В пансионате была лодочная станция, и они решили впервые поплыть не в ту сторону водохранилища, которую уже хорошо знали, а в неизвестные далекие края, где мать Клокова иногда бывала со своими школьниками. Тогда они ездили туда на «ракете». «Ракеты» во множестве мчались и рычали вокруг, переезжать фарватер надо было осторожно, и в этой опасности было дополнительное счастье. Был июль, водохранилище цвело, в глинисто-бурой воде мелькало множество крошечных зеленых точек. В бледно-голубом небе большие кучевые облака не столько висели, сколько, кажется, лежали на теплых толстых столбах воздуха: у них были пышные шапки и плоские синие днища. Дальняя вода была неопределимого цвета – молочно-голубого на буром, с темно-синими лунками мелких волн. Берега были в ивах, в лежачих мелколистых березах, и, как всегда, казалось, что вот на дальнем берегу самый правильный лес, в котором непременно есть грибы. Стоило им отъехать на другую сторону, где был большой серый дебаркадер, как их собственный берег стал правильным и манящим, а лес на ближнем берегу оказался почти прозрачным, сырым и явно не грибным. Грести было сущим наслаждением, прекрасен был запах воды, цветущей, гниловатой и потому особенно свежей: в ее тепле так же ощущались свежесть и прохлада, как в бурой волне – зеленые точки. От деревни на берегу пахло сеном и яблоками, как всегда в августе, и чувствовалось, что этот запах завтра уже не будет так ярок: сегодня в нем еще много было летней силы. Слева была белая церковь с голубым куполом, там принимались вдруг звонить, и вода далеко разносила звон. Дальше, прямо по курсу, – рыжая песчаная заводь с тремя соснами, близко подошедшими к обрыву. Бухта открывалась за поворотом, почти пустая в будний день, с единственным работающим шашлычным кафе и несколькими лениво брызгающимися парами на берегу. Она не зря так называлась: странное чувство счастливой безопасности от нее действительно исходило. Клоков и в 15 лет не так был глуп, чтобы считать лодочное путешествие на другой край водохранилища серьезным приключением, – но, вплывая в эту бухту, он почувствовал примерно то же, что открыватель новых земель, приведший свою флотилию на неведомый цветущий остров. Здесь было тихо, радостно, изумительно безопасно – та полнота покоя, какая бывает на лице у молодой матери; мужчина чувствует что-то подобное только в такой ленивый день, не сладкий, а сладостный. Мать захотела купаться, а Клокову захотелось осмотреть бухту, и он вышел на берег, уставленный палатками шашлычников. Пахло земляникой, хвоей – сильней, чем шашлыком, – и травой, которую недавно скосили. Клоков прошел метров двести по шоссе и оказался в поселке, насквозь солнечном и необыкновенно приветливом. Хотя денег у него с собой не было, он зашел в поселковый магазин, где ему разулыбалась прелестная веснушчатая продавщица. Она спросила, не хочет ли он холодного квасу, за бесплатно, только что привезли. Он выпил квасу и, совершенно счастливый, пошел по главной улице. Это был обычный тогдашний дачный поселок, но все в нем было удивительно на месте: в гамаке качалась девочка, которая улыбнулась ему. На соседнем участке росли желто-красные, помидорного цвета георгины. Уже цвели золотые шары. Все было избыточно, щедро, манило зайти, присесть, угоститься – на одном участке шел детский концерт, дети пели на крыльце под гитару, родители хлопали. Далеко, у самого леса, виднелась белая церковь с голубым куполом, высокая, похожая на ракету. Мальчик, хохоча, катил обруч. Это была бухта счастья в самом чистом и полном виде, и Клоков боялся уйти отсюда, потому что вернуться, думал он, уже не придется. Между тем он вернулся – пять лет спустя, отслужив в армии, где было несладко, но все кончается. Он не хотел ехать в бухту Радости с друзьями-студентами, было почему-то важно совершить это путешествие в одиночку. В самые дурные минуты он вспоминал этот остров счастья, и от мысли, что где-то он есть и сейчас, становилось легче. Даже зимой, когда занесено снегом то крыльцо, на котором пели под гитару дети, церковь с голубым куполом по-прежнему стоит у леса, и все, наверное, сверкает вокруг. Он клялся туда вернуться – и вот вернулся, но другим путем. Приехать на лодке было уже нельзя – пансионат, где они тогда отдыхали с матерью, стал окончательно ведомственным, путевок не было. Клоков приехал в бухту из города на автобусе, который три часа стоял в пробке на шоссе, но в конце концов выплюнул их всех на остановке. Церковь была на месте, хотя купол облез и был уже не столько голубым, сколько стальным; в сверкании его появились жестокость, враждебность, замкнутость. Поселок изменился чудовищно и несправедливо: он не заслуживал этой участи. Половина заборов расползлась и накренилась, участки заросли, дома покосились, а на месте некоторых выросли кирпичные особняки, которые выглядели бы зловеще, не будь они так тупы в своем закосе под готику. Дом, где жила девочка, качавшаяся в гамаке, был давно заколочен. Шашлыками воняло еще за километр от пляжа, и эта вонь горелого жира заглушала все остальные запахи. Отвратительна была смесь наглого процветания и безнадежного запустения, но и то и другое словно в голос орало: уйди отсюда. Одни гнали чужака, давили его презрением, другие старались показаться ему на глаза: ведь он помнил их в счастье, в расцвете, когда они, никому не мешая, радовались себе и друг другу. Клоков решил зайти хоть в магазин, но продавщица – конечно, другая – так орала на очередь, что ему все стало ясно. Он вышел, но она успела зыркнуть на него с той беспричинной ненавистью, с какой на любого встречного глядят в трущобах: своих тут презирают, а чужих ненавидят. И Клоков решил, что никогда больше не вернется в бухту Радости, но что-то его томило, не давая распроститься со счастливым видением. Запах земляники и хвои помнился ему лучше, чем дух шашлыка. Может быть, все дело было в том, что в тот раз они приплыли на лодке, по водохранилищу, а в этот он приехал на автобусе? Эта мысль уже не казалась ему безумной: тот поселок был слишком непохож на этот, их невозможно было совместить. Надо было поставить контрольный эксперимент, но непременно вдвоем: кто-то один пусть приедет на лодке, а кто-то – на автобусе. И когда они вместе пойдут по главной улице поселка, чья-то правда победит. У Клокова уже была к тому времени подруга-однокурсница, на которой он всерьез хотел жениться. Он побоялся объяснять ей свой замысел, потому что она со своим спокойным здравомыслием наверняка подняла бы его на смех, – но уговорил приехать в поселок разными путями. Ты прикинь, говорил он, как прекрасно будет встретиться – ты подходишь к берегу, а тут я на лодке! Давай! И она согласилась, почувствовав, что для него все это не просто воскресный выезд на берег. Всеми правдами и неправдами Клоков достал две путевки на выходные в пансионат, ставший через два года несколько доступнее, и отправился в лодке через фарватер, к песчаному берегу с опасно наклонившимися соснами. Смутное его беспокойство все росло по мере приближения – он пытался представить, что увидит в бухте теперь. Но того, что они увидели, он представить, конечно, не мог. Ну вот. Окончание следует. Придумывайте, что хотите. Оставляю пустое место, чтобы записать. __________________________________ __________________________________ __________________________________ __________________________________ __________________________________ __________________________________ 31 июля Сегодня нам понадобятся: бутылка водки, две банки пива, бутылка красного вина, пакет черносмородинового сока от любого производителя, целлофановый пакет для артефактов. Все это складываем в обыкновенную наплечную сумку. Выходим из дома с сумкой в семь часов вечера плюс минус четверть часа. В подъезде делаем глоток водки, не запивая и не закусывая. Отправляемся к ближайшей школе. Около школы осматриваемся и открываем первую банку пива. Делаем большой глоток. Если школьный двор не огорожен или ворота отперты, заходим на территорию. Если школа закрыта, идем по периметру вправо от главного входа. Ищем первый артефакт. Это может быть любой предмет, кроме окурка или спички. Окурок или спичка артефактом быть не могут. Еще чего, артефакт! Кстати, закуриваем, если хотим. Предмет, который мы ищем, – скорее всего пуговица, обычная школьная пуговица, отлетевшая в результате драки, или выброшенный ластик, или сломанный карандаш, или любая другая вещественная ерунда, напоминающая о школьном аде; о царстве ежеминутного, ничем не стесненного угнетения человека человеком, а этого угнетателя – еще и учителем. Причем учитель тоже ужасно угнетенная профессия. Может быть, самая угнетенная. Денег мало, дома свои дети, которых видишь редко (ищем, ищем! Смотрим под ноги!), сапожник всегда без сапог, мужа чаще всего нет, жена ненавидит. В школе всегда пахнет страхом, отчасти уборной, но страх и уборная вещи связанные. В школьных уборных курят или изобретательно мучают друг друга. Нет, пожалуй, мы не курим. Выбрасываем сигарету. Артефакт нашли? Что ж вы так? Вас, наверное, в школе били, и правильно делали. Считается ужасно стыдным признаться, что вас не любили в школе. Делаем второй глоток пива. Нашел? Нашел, я тебя спрашиваю? Уроки сделал? Портфель собрал? Зубы почистил? Умер? Бери первую попавшуюся вещь, хоть втоптанную в землю крышку от бутылки, и пиздуй отсюда, уебище ни на что не годное. Так проходим мы первую стадию и делаем глоток водки. 1, 2, 3, 4, 5 |
|||||||