Глава 22

– То, что у нас с Клер, – лучше, чем любовь.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? Что это – лучше, чем любовь? – в недоумении спросил Нитро.

– Я не могу ее любить.

– Почему? – спросил Нитро.

– Если ты ее не любишь, нечего жениться, – сказал Вулф.

– Я обещал Елене, что никогда не буду любить ни одну женщину так, как любил ее.

Нитро покачал головой.

– Каких только идиотских обещаний мы не даем друг другу в пору первой любви. Я уверен, что ты сказал ей то, что думал в тот момент, но ведь ни ты, ни она не знали, что она умрет первой, а тебе придется всю оставшуюся жизнь провести в одиночестве.

– Я ничего такого не обещал ей, пока она была жива.

– Так о чем ты толкуешь? О клятве у гроба? – спросил Вулф.

– Можно и так сказать.

– Но это же глупо! Чем ты провинился перед ней, чтобы обречь себя на жизнь без любви лишь потому, что она умерла, а ты остался жить?

– Она умерла по моей вине.

– Ерунда, – сказал как отрезал Нитро. – Елена предпочла остаться в своей стране, сознавая, что подвергает себя смертельной опасности во имя веры в правоту своего дела.

– Я должен был вернуться за ней, но меня отправили на другое задание, и я не успел. Поэтому ее и убили.

– У тебя не было выбора, а у нее он был, – уверенно сказал Вулф. – У нее были связи. Она могла бы выехать из страны гораздо раньше. Но ока этого не сделала. Она поставила свое дело выше тебя, а не наоборот.

Клер говорила то же самое. По крайней мере общий смысл был тот же.

Хотвайер вздохнул. Пора было посмотреть правде в глаза. Правде, от которой он старался укрыться все это время, потому что она слишком больно ранила. На первом месте у Елены был долг, а лишь потом он, Хотвайер. И это означало одно – она любила его не так сильно, как он любил ее. Тем более что он умолял ее уехать из страны вместе с ним, несмотря на приказ командования, запретившего ему вывозить Елену.

– Но все это не меняет того факта, что я не испытываю к Клер тех чувств, что питал к Елене.

– И в чем разница? – спросил Вулф.

– Во-первых, в том, что касается секса. С Клер я полностью теряю над собой контроль. Я хочу ее постоянно, и я не могу справиться с собой даже тогда, когда мы заняты делом.

– Это неплохо. У меня с Джозеттой то же самое.

– Я и не говорю, что это плохо. Я даже сказал Клер, что это лучше.

– Опять ты за свое. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это чувство лучше, чем любовь? – спросил Вулф.

– Лучше, и ты знаешь, о чем я говорю. Когда я с ней, то у меня мир в душе, я в ладу с самим собой, и я не пытаюсь все время доказать, что я достоин ее чувства ко мне. И мне хорошо.

Нитро и Вулф переглянулись со странными выражениями лиц. Нитро спросил:

– Что еще?

– То, что она может носить моего ребенка, страшно меня заводит. Когда я был с Еленой, я хотел всю ее только для себя. Никто из нас не думал заводить детей. По крайней мере в ближайшее время.

– Ты считаешь, что не любишь Клер, потому что хочешь от нее ребенка?

– Не так, как я любил Елену. В том, что я чувствую к Клер, нет ничего эгоистичного. Я хочу, чтобы она была моей, но больше всего я хочу, чтобы она была счастлива.

– И еще... дай-ка угадаю... – сказал Вулф. – Клер не совершенна, но ты и не хочешь, чтобы она стала совершенством, потому что она нравится тебе такая, как есть.

– Да. Откуда ты знаешь?

– Я то же чувствую в отношении Лиз.

– А ты скучаешь по ней уже сейчас, хотя ты виделся с ней всего несколько часов назад и довольно скоро увидишь вновь? – спросил Нитро.

– Да, черт возьми, – сказал Хотвайер.

Оба друга уставились на него так, словно ждали, что он вот-вот что-то скажет.

– Что? – в конечном итоге спросил у них Хотвайер.

– Так как ты назовешь чувство, которое испытываешь к Клер? – спросил Вулф.

– А у этого чувства должно быть название?

– Может, и не должно, но оно есть, – сказал Нитро.

– И какое же это чувство? Это не просто похоть, потому что я не только хочу ее, она мне в той же мере нравится как человек.

– Ты и в самом деле такой тупой? – нахмурившись, поинтересовался Нитро.

– Нет большего слепца, чем тот, кто не желает видеть, – с ухмылкой сказал Вулф. Хотвайер с удовольствием заехал бы ему по физиономии, но руки были заняты – он вел машину.

– Вы оба начинаете действовать мне на нервы. Я попросил у вас помощи, чтобы вы помогли мне убедить Клер выйти за меня замуж, а вы тут надо мной потешаетесь.

– Почему бы тебе не попытаться сказать ей, что ты ее любишь? – спросил Вулф.

– Я уже говорил...

– Больше, чем ты когда-либо в жизни любил другую женщину, – добавил Нитро, перебивая Хотвайера.

И вдруг Хотвайер в превосходном цветном изображении увидел свою слепую тупость. Черт, какой же он дубина! Он любил Клер и давно бы мог это понять, если бы не прятался от правды с тем же достойным лучшего применения упорством, что прятался в свое время от горькой правды, составляющей суть их с Еленой отношений. Но осознание собственного идиотизма вместо боли принесло ему огромное облегчение.

– Я по уши влюблен в Клер Шарп! Вулф засмеялся.

– Догадливый ты наш.

– Ну вот, наконец компьютер у тебя в голове нашел верное решение, – сказал Нитро и тепло улыбнулся.

– Черт! Теперь мне придется убедить в этом Клер.

– Долго мучиться не придется. Она тоже тебя любит.

– Она мне об этом говорила, но я сказал ей, что не люблю ее. Не думаю, что в этот раз ее будет так уж легко убедить в обратном.

– Но ты справишься.

В этом Хотвайер теперь не сомневался.

Устав донельзя от походов по магазинам, Клер плюхнулась на диван в гостиной.

– Я не знала, что покупка одежды сродни изнурительному марафону.

Элеонора засмеялась. Она сидела на кушетке напротив.

– Мы с мамой опустошили больше торговых центров, чем ты видела за всю жизнь.

– Нет смысла ехать в Саванну, если ты не планируешь там потратить время с пользой, – сказала Фелиция.

Джозетта засмеялась.

– Я думаю, нам с Клер повезло уже в том, что вы решили сегодня не опустошать торговые центры.

– Мы с Элеонорой не хотели подвергать риску ваше здоровье. Видно, вы совсем новички в марафоне, называемом шопингом.

Клер засмеялась. Она была в весьма неплохой физической форме, а уж Джозетта и тем более. Только Фелиция оказалась права – их нельзя было назвать корифеями спортивного шопинга.

– Скажу вам так: двадцатимильный марш-бросок через джунгли дался мне легче, чем этот поход по магазинам, – сказала Джозетта.

– Что у вас тут за шум? – поинтересовалась Лизи, появившись в дверях.

Появление Лиз было встречено с большой теплотой.

– Обсуждаем сегодняшний шопинг. А ты на сегодня закончила свои писательские труды? – спросила Клер.

Лиз кивнула и сладко зевнула, прикрыв рот рукой.

– Да уж. Еще минута за клавиатурой, и у меня мозги начнут плавиться.

– Ну что же, ты как раз успела к чаю.

В этот момент молодая женщина, помощница по дому, принесла в гостиную поднос с большим кувшином холодного чая и стаканами. Все взяли по стакану с прохладительным напитком, и женщина вышла, унеся с собой поднос.

Лиз с блаженным видом потягивала вкусный напиток.

– Мне нравится чай со льдом. Именно такой, как его делают здесь, на юге. Нигде так не умеют его готовить.

– Конечно, – не без самодовольства согласилась Фелиция.

– Да, очень вкусно, но я все же продолжаю надеяться, что мне предложат мятный джулеп[5], – с улыбкой сказала Джозетта.

– После ужина будет джулеп, если хотите, – сказала Фелиция.

Джозетта улыбнулась, но Элеонора не стала продолжать тему прохладительных и прочих напитков. Она пристально посмотрела на Клер и сказала:

– Чем больше времени я с вами провожу, тем больше укрепляюсь в мысли, что вы с моим братом созданы друг для друга.

– Присоединяюсь, – сказала Фелиция.

– А что до меня, я уже давно так думаю, – заметила Джози.

Клер хмуро взглянула на подругу:

– Тебе ли, Джозетта, не знать, что это не так. Джозетта, конечно, слышала о Елене. И хотя Клер не рассказывала ей подробности о своей семье, но и того, что она ей поведала, хватило, чтобы понять, что Клер никак не вписывается в семейство Адамс.

– А почему? – спросила Лизи и покраснела. – Извините, я вечно сначала скажу что-нибудь, а потом подумаю, стоило ли это говорить.

– Ничего, – сказала Клер. – Вы знаете, что Бретт все еще любит свою погибшую невесту. И еще – мое происхождение не позволяет мне стать членом семьи Бретта.

– Что вы этим хотите сказать? – поинтересовалась Фелиция.

– Мой отец совершил самоубийство, потеряв работу, и мы оказались банкротами.

– Бедная твоя мама, – вздохнула Фелиция.

– Да, она не смогла справиться с ситуацией. Она стала алкоголичкой и умерла от рака печени четыре года назад. У нас было много проблем с полицией, когда я росла. Мама не была из числа тихих пьяниц.

Фелиция покачала головой.

– У тебя было трудное детство, но Бретт едва ли дал тебе повод полагать, что ему есть дело до того, из какой ты семьи.

– Я больше переживаю из-за вас – как вы на это отреагируете. Элеонора работает на выборной должности.

– Ах, пустяки. Вы – живое воплощение американской мечты, Клер. Ты сама себя сделала – смогла подняться над тяжелыми обстоятельствами и построила для себя другую, лучшую жизнь. Лично меня впечатлила твоя история, а кого она не впечатлит, пусть голосуют за конкурентов.

Джозетта засмеялась.

– Мне это нравится. Я всего этого не знала, но зато теперь понимаю то, что раньше ставило меня в тупик. Только одного я понять не могу: как ты столько лет заботилась о матери и совершенно не научилась готовить?

Клер улыбнулась.

– Хочешь верь, хочешь нет, но мама была адептом вегетарианства, причем в самой жесткой форме – ела в основном сырые овощи и фрукты. Мы никогда не готовили мясо. Варили лишь рис и картофель. Я не знаю, как она для себя оправдывала употребление алкоголя, да еще в таких дозах, но к еде она относилась с фанатизмом. Я научилась печь картофель в микроволновке, и у нас еще была пароварка для приготовления риса.

– Ну, теперь понятно, – сказала Джозетта.

Клер обвела взглядом всех присутствующих и улыбнулась.

– Бретт сказал, что вы именно так отреагируете на мой рассказ о своем прошлом, – сказала она, обращаясь к Элеоноре.

– Он хорошо меня знает, – ответила она, явно польщенная.

– Он не понимает, что вы все им гордитесь. Бретт временами чувствует себя аутсайдером, мне так кажется.

– Ты могла бы помочь ему увидеть все в правильном свете, – сказала Фелиция. – Он сделал свой выбор и построил для себя хорошую жизнь, которой можно гордиться, но иногда нужен кто-то со стороны, чтобы пробиться сквозь барьеры, возведенные в прошлом.

– Вы думаете, у меня хватит влияния?

– Я в этом уверена.

– И еще... Насчет Елены, мне кажется, ты заблуждаешься. Бретт не может любить призрак, он любит женщину из плоти и крови – тебя, – сказала Элеонора, бросив на Клер многозначительный взгляд.

Мужчины вернулись после ужина. Клер обрадовалась, узнав о том, что Бретт передал Этану информацию о подозрительном политике и теперь делом займутся официальные инстанции. Но что Клер не понравилось, так это намерение Бретта держать ее подальше от людских глаз до тех пор, пока преступник не будет арестован.

– Мне надо возвращаться к работе. На мое место просто возьмут другого!

– Теперь, когда ты получила высшее образование, ты можешь заняться другой работой, которая больше соответствует твоей квалификации, моя сладкая.

– Ну вот. Теперь мне придется искать работу... – Клер совсем не улыбалась мысль отправиться за границу или исчезнуть в другом штате прямо сейчас. Свобода, о которой она мечтала, ее привлекала меньше, чем перспектива наладить отношения с Бреттом.

– Тебе не надо ее искать, она у тебя уже есть.

Клер опасливо подняла на него глаза. Интересно, что он имеет в виду под работой? Работу жены?

– Я говорю о нашей компании.

– Но ты уже дал работу Джозетте. Зачем тебе еще и я?

– Ты нужна мне, это точно. Но ты нужна и компании. Джози отлично владеет компьютером, но ты – просто ас.

– Он прав, Клер, ты в этом деле гений, – отозвалась Джозетта. Она сидела в кресле на веранде. Судя по голосу, она совсем не обиделась на Бретта за то, что он так превозносил Клер в ее присутствии. – Кроме того, мне еще надо закончить учебу, и я не хотела бы одновременно и работать, и учиться. Да и потом, когда я закончу учебу, я скорее всего предпочту работать на Даниэля. Меня больше привлекает архитектурный дизайн, чем работа у Хотвайера и Вулфа.

– Мы уже все обсудили и пришли к обоюдному согласию, – сказан Вулф.

– Ноя...

– По-моему, у вас открывается блестящая возможность, – сказал отец Бретта. – Все, за что берется мой сын, просто обречено на успех, и это означает, что вы в самом начале блестящей карьеры.

– Спасибо за доверие, папа.

– Всегда пожалуйста, сын. Я думаю, ни для кого не секрет, как я горжусь тобой. Из тебя вырос настоящий мужчина.

Бретт смотрел на отца во все глаза, беззвучно, как рыба, открывая и закрывая рот.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Конечно.

– Спасибо.

Клер почувствовала, что слезы счастья подступили к глазам. Она сморгнула их, не дав пролиться. Лиз не была столь щепетильна. Она вытерла мокрые щеки.

– Это так славно. Вулф рассмеялся.

– Ох уж эти беременные женщины и их гормонально зависимая сентиментальность.

Лиз шлепнула его по руке, но тут же была усажена на колени. Вулф искупил свою вину быстрым поцелуем.

Элеонора с мужем и детьми отправились по спальням, и на веранде остались только бывшие контрактники, их жены, Клер, Бретт и его родители. Они просидели на веранде допоздна. А наболтавшись вдоволь, отправились спать.

На следующее утро Клер, проснувшись, увидела над собой склоненного Бретта, размахивающего перед ее носом тонкой белой полоской.

– Я узнал из заслуживающих доверие источников, что если ты пописаешь на эту полоску, то с вероятностью девяносто девять целых девяносто восемь сотых процента мы можем узнать, беременна ты или нет.

Клер уставилась на полоску, потом на Бретта.

– А если я беременна?

– Скорее всего я наброшусь на тебя, как сарацин. При мысли, что ты носишь моего ребенка, мой младший брат так твердеет, что я боюсь кончить прямо на мои «ливайсы».

– На тебе нет джинсов.

– Вот это и хорошо, правда же?

Клер сделала то, что он попросил, и осталась сидеть, уставившись на белый индикатор. Прошло несколько долгих минут, пока полоска в окошечке не стала менять цвет.

Бретт постучал в дверь ванной, и Клер вышла. Она и сама не вполне понимала, что испытывает.

Он выжидающе посмотрел на нее:

– Ну?

– М-м...

– Розовый – если ты беременна. Голубой – если нет. Какой там цвет?

– Ты действительно хочешь, чтобы я оказалась беременной?

– Да, но если это не так, я с удовольствием исправлю это положение, с твоего, разумеется, разрешения.

Господи, она верила, что он не лукавит, но означает ли это, что он любит ее или просто ему хочется стать отцом?

– Полоска розовая.

Бретт поднял Клер и закружил.

– Отличные новости, детка!

Она уткнулась лицом в его шею, прижалась к нему, возбужденная и испуганная.

– Ты правда думаешь, что из меня получится хорошая мать?

Бретт перестал кружить Клер, взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть ему в глаза.

– Ты будешь самой лучшей мамой.

– Ты уверен? – Это больше всего ее смущало и запутывало.

Клер никогда не думала иметь своих детей. Она давно внушила себе, что сыта по горло заботой о матери и ей не нужна своя семья. И еще она боялась своего счастья – боялась, зная, каким зыбким может оно оказаться. Поэтому-то никогда и не задумывалась о таких вещах, как выбор подгузников или польза грудного вскармливания. Но сейчас она только и могла думать о том, что скоро даст жизнь новому человеку, который навсегда войдет в ее жизнь и жизнь Бретта, даже если они не поженятся.

– Я люблю тебя, Клер, – выдохнул он ей в губы и поцеловал.

Когда он поднял голову, Клер смотрела на него серьезно и без улыбки.

– Если я от тебя беременна, то это не значит, что ты обязан говорить мне то, что я хочу услышать.

Во взгляде Бретта не было удивления. Похоже, он именно этих слов от нее и ждал. А чему, собственно, удивляться?

– Я говорю тебе, что люблю, потому что я действительно тебя люблю.

– Тогда зачем было ждать до сегодняшнего дня, чтобы об этом сказать?

– Потому что я был настоящим идиотом. Но я понимаю, что мне будет непросто убедить тебя в том, что я действительно тебя люблю. В конце концов, ты женщина, а я вел себя как последняя скотина. Но я все равно сумею тебя убедить, моя сладкая. Ты смело можешь на меня ставить.

Бретт не дал ей возможности ответить, он подхватил Клер и понес на кровать, и там он любил ее с такой страстью, что оба едва не лишились чувств.

Бретт и Клер вылетали в тот же день. Джозетта и Нитро, а также Вулф и Лиз отправлялись домой коммерческим рейсом. Вулф должен был доставить всю компанию в ближайший аэропорт. Когда Клер спросила у Бретта, почему они не могут лететь все вместе, он объяснил, что хочет отвезти ее к себе домой, в Монтану.

Они мало разговаривали, и Клер поймала себя на том, что задремала еще до того, как самолет набрал высоту. Бретт не давал ей спать почти всю ночь, и Клер здорово утомилась.

Бретт тронул ее за плечо:

– Клер, сахарок мой...

Она с трудом разомкнула глаза.

– Что?

– Почему бы тебе не пройти в салон и не лечь? На кушетке тебе будет удобнее, чем рядом со мной в кресле.

– И мой храп не будет мешать тебе вести самолет, – шутливо добавила она и зевнула.

– Ты не храпишь, но ты меня отвлекаешь. Клер засмеялась.

– Ладно. Уже ушла.

Она отстегнула ремень и отправилась в конец салона, где была устроена маленькая спальня.

Когда она открыла дверь, знакомый запах ударил ей в ноздри. Она только сразу не сообразила, с чем у нее ассоциируется этот аромат. Кровать так и манила к себе. Она шагнула к кушетке.

– Придется вам подождать с отдыхом, мисс Шарп.

Клер повернула голову влево – туда, откуда донесся голос, и вскрикнула от ужаса. Мужчина, которого она прежде никогда не видела, стоял у дальнего края кровати и держал направленный на нее пистолет с глушителем.

Если ее пристрелят, Бретт даже ни о чем не узнает. Тогда и Бретт может погибнуть. И тут Клер стало по-настоящему страшно. Незнакомец мог убить их обоих. Надо было как-то предупредить Бретта.

Она открыла рот, но и крикнуть не успела, как мужчина, подняв пистолет, рявкнул:

– Не смей!

И Клер не стала кричать. Не потому, что ее напугала угроза, а потому, что он до сих пор ее не убил. У него был какой-то план, и ей захотелось узнать, какой именно.

– Полагаю, вы и есть Уильям Кили?

Серые глаза незнакомца удивленно округлились, но затем он прищурился.

– Вы знаете, кто я.

– Да. Чего я не знаю, так это того, что вы делаете на этом самолете.

– Возникло несколько вопросов, которые я должен решить. – Глаза его были холодны как лед. – Как вы меня вычислили?

– Мы нашли дневник.

– Выходит, он вел запись всех заказов, а не только тех, за которые брался.

– Да.

– Это меня и беспокоило.

– Значит, это вы убили Лестера? – спросила Клер, испытывая одновременно отвращение и возмущение тем, что в этом человеке не было ни капли раскаяния.

– Не скажу.

– Принимая во внимание то, что в ваши планы входит убить меня и Бретта, какая вам от этого разница?

– Кто сказал, что я хочу вас убить?

– Вы наставили на меня пушку.

– Это мера предосторожности.

– Чего я не могу понять, так это того, почему вы ее еще не пустили в ход, – сказала Клер, словно не слышала его последней реплики.

– Я не хочу пускать ее в ход, но если вы не оставите мне иного выбора, то придется. Так что даже не думайте кричать. Хотя ваш любовник едва ли сможет услышать вас из кабины.

– Но вы и так ничем не рискуете.

– Не рискую. У вас редкостное самообладание. Клер пожала плечами.

– Привычка. Вы и ваши люди в черном успели меня закалить. Теперь я не способна ни паниковать, ни закатывать истерики.

– Не помню, чтобы вы когда-либо закатывали истерики.

– Вы имеете в виду ту ночь, когда пытались придушить меня подушкой?

Ответ на свой вопрос Клер нашла в его глазах. Там она увидела быструю вспышку – верный знак того, что она попала в точку.

– Ваш одеколон вас выдает. Очень запоминающийся запах.

Он нахмурился.

– Одеколон – не отпечатки пальцев. Многие мужчины им пользуются.

– Возможно, но мне встречались только двое любителей этого парфюма. Вы и один из моих преподавателей.

– Понимаю.

Клер обвела взглядом спальный закуток и увидела за спиной непрошеного гостя нечто, похожее на рюкзак. Парашют. Почему он прихватил с собой парашют? Ответ лежал на поверхности.

Глава 23

Хотвайер набрал нужную высоту и включил автопилот. Взгляд его лихорадочно шарил по приборной доске. Ему было не по себе. Что-то не так. Перед взлетом он все проверил и не нашел никаких нарушений. Система охранной сигнализации ничего не выявила. И все же он чувствовал: что-то не так.

Бретт мысленно прокручивал события, начиная с прибытия в аэропорт. Он проводил друзей и поднялся с Клер на борт. Клер уговорила его вернуться в Портленд, и он ожидал, что она затеет ожесточенный спор. Однако Клер на удивление легко согласилась полететь с ним в Монтану. Теперь Бретт понял причину своей легкой победы – она просто хотела спать. По логике вещей, он правильно сделал, отослав Клер в хвост самолета, но интуиция подсказывала ему другое. Почему?

Бретт взглянул на показания радара и увидел, что впереди по курсу зона повышенного давления. Самолет может слегка поболтать, но ведь можно и обойти зону турбулентности. Нет, дело не в этом...

Он мысленно вернулся к тому моменту, когда они поднялись на борт. У него уже тогда было такое чувство, словно в кабине кто-то побывал, но система безопасности указывала, что посторонних не было с тех самых пор, как они с Клер три дня назад покинули самолет. Бретт обвел взглядом кабину, но все было на месте. Так почему он решил, что кто-то был на борту?

И тут до него дошло. Он уловил очень слабый аромат. Этот запах был настолько слабым, что Бретт даже не дал себе отчета в том, что его чувствует, тем более что в тот момент он направил все свои силы на то, чтобы убедить Клер в необходимости доставить ее в Монтану.

Бретт напряженно стал вспоминать, с чем у него ассоциировался этот запах. Дорогой одеколон, но не вполне мужественный. Сладкий запах. Бретт вскочил с кресла и в два бесшумных прыжка оказался перед дверью в спальный отсек. Это одеколон того, кто напал на Клер.

Дверь в спальный отсек была приоткрыта.

– Вы посещали Лестера за неделю до его смерти. Он принял вас за вашего отца, верно?

– Да. Вначале я не понял, что происходит. И только когда он начал балаболить о том, почему он отказался от предложенной работы, до меня дошло, с кем я имею дело. У моего отца был несчастливый талант нанимать на нужную работу тех, кого не стоит нанимать ни при каких обстоятельствах.

– Полагаю, вы этим недостатком не страдаете? – спросила Клер ровным голосом. По тому, как она говорила, никто бы не догадался, что она испугана и нервничает.

Бретт был чертовски горд за нее, но он был готов убить того сукина сына, с которым она сейчас разговаривала. Скорее всего этот тип держал ее на мушке. Иначе Клер давно прибежала бы в кабину.

– Нет, я этой болезнью не страдаю.

– Так кого же вы наняли помочь вам в вашей работе?

– А кто сказал, что я кого-то нанимал?

– Вам удалось обмануть охранную систему. А Бретт специалист в этой области. Я не думаю, что вы разбираетесь в компьютерах.

– Вы правильно думаете.

– Тогда... – Клер выуживала у него нужную информацию, и Бретт был восхищен тем, как мастерски она это делала. Если она подержит его на крючке еще немного, самолет войдет в зону турбулентности и их начнет болтать. Скорей бы уж. Тогда Хотвайер сделает свой ход.

– Скажите мне, кто еще считает, что я приложил руку к смерти старика, и я скажу вам, кого я нанял.

– Ваш ход – первый.

– Уступаю его вам. Клер тяжело вздохнула.

– Вам это не понравится, но, возможно, мое признание вас огорчит и заставит пересмотреть ваши планы относительно меня и Бретта. Те люди в черном в Вашингтоне знают о вас, и одного из них вы сильно раздосадовали.

Кили выругался.

– У них нет ничего против меня.

– Вы забываете про дневник.

– Дневник, конечно, сильно мешает делу, но там нет никаких доказательств, что я убил престарелого киллера.

– И еще ваш одеколон. Я запомнила запах.

– Вы не можете быть уверены, что это был я.

– Вы оставили отпечатки возле моего дома.

– Туфли мои, кстати, тоже не ручной работы. Клер пожала плечами.

– Скажите, кто продал нас с Бреттом?

– Вы так уверены, что это сделал тот, кто с ним знаком?

– Мои знакомые в основном старые люди. И, кстати, никто из них не знает про Бретта.

– Я тоже его не знал. До тех пор, пока он не явился с вами на похороны. Но после этого мне не составило труда нанять детектива, который вас обоих выследил.

– И кто этот шпион? – повторила Клер с упрямой настойчивостью, которая была так знакома Хотвайеру и которая сейчас, похоже, могла сослужить им обоим добрую службу.

Кили назвал фамилию, заставившую Бретта нахмуриться. Это был еще один бывший контрактник, отлично разбиравшийся в компьютерах. Бретт подозревал, что он не слишком совестлив. Он сдал бы и собственную семью, если бы ему хорошо заплатили. Бретт пару раз бывал вместе с ним на задании, но потом отказался работать с этим человеком в команде.

Бретт нисколько не удивился тому, что его бывший сослуживец согласился оказать услугу слизняку Кили, но его страшно разозлило, что тот, другой, смог обезвредить созданную им, Хотвайером, охранную систему.

Самолет дернулся и провалился в воздушную яму.

Клер закричала и упала, и Кили успел выругаться за мгновение до того, как на другом конце спального отсека послышался глухой удар.

Клер выползла из спального отсека на рекордной скорости, вскочив на ноги возле кабины пилота. Хотвайер сгреб ее и сунул в какую-то нишу. Кили бросился следом с оружием наготове. Хотвайер выбил пистолет из рук Кили и одним ударом кулака уложил его в нокаут.

– Свяжи его, – крикнул он Клер, а сам бросился в кабину пилота. Самолет сильно трясло. Надо было вывести его из этой турбулентной зоны.

Выровняв самолет, Хотвайер помчался назад, к Клер, которая уже успела связать Кили и тащила его к туалету.

Хотвайер нежно, но твердо отодвинул Клер в сторону, и прежде чем запихнуть беспомощного Кили в туалет, стал обыскивать его карманы, так, чтобы у него не осталось никаких острых предметов, с помощью которых тот мог бы перерезать веревку.