Я долго расхаживал по кабинету, а когда наконец остановился, информационный автомат с треском распахнул дверь перед небольшим человечком. Человечек подозрительно огляделся и подошел ко мне.
      — Меня зовут Бим Мом, — сказал он гулким басом, исходившим откуда-то из глубины живота.
      Это было так неожиданно, что я с трудом удержался от смеха.
      — Дам, заведующий отделом жалоб и предложений, — представился я.
      Бим Мом кивнул, словно подтверждая, что именно я ему и нужен.
      — У вас какие-нибудь претензии к "Космолету"? — спросил я, и вида не подав, что знаю, в чем дело.
      — Претензии? Это не то слово! Я потерпел ущерб и возмущен! — крикнул он, а его голос напоминал басовитое рычание стартующей ракеты. — Вы безответственные головотяпы, эксплуатирующие человеческую доверчивость! Что вы наделали, посмотрите… — Он трагическим жестом указал себе на грудь.
      — Успокойтесь и скажите наконец, в чем дело?
      — То есть как в чем? Вы же меня… укоротили, разве не видите?
      — Нет. А как вы выглядели раньше?
      — Вы не видите разницы? Раньше я был человеком, мужчиной, а не обрубком, как теперь! Посмотрите! — Он сунул мне под нос свою видеографию.
      Действительно, на фоне зеленых скал Титана стоял слегка сгорбившись широкоплечий мужчина, а передо мной была его уменьшенная копия.
      — Да, бывает, — сказал я негромко.
      — Что бывает?
      — Помехи при приеме…
      — Не понимаю. — Он пожал плечами.
      — Вы кто по профессии? — спросил я.
      — Астроном. — Бим Мом с недоумением взглянул на меня.
      — Чудесно! — обрадовался я. — Мы с вами поладим!
      — Ни в коем случае! — опять вспылил Бим Мом.
      — Да я не об этом. Как астроном вы должны знать принципы термодинамики.
      — Да, конечно, — растерянно согласился он.
      — Вот это я и имел в виду.
      — Но какое отношение имеют принципы термодинамики…
      — То есть как? Ведь, между прочим, они гласят, что в замкнутой системе энтропия не уменьшается.
      — Уж не хотите ли вы сказать, что именно поэтому нас превратили в лилипутов? Глупости! Вы и сами это отлично знаете.
      В дверях появилась уменьшенная молодая женщина. Она внимательно осмотрела меня с головы до ног, словно я был манекеном в витрине.
      — Ну да… — Я не находил веских возражений, а она тем временем подошла совсем близко.
      — Замечательно вы нас… обработали. Правда, теперь я умещусь в любом из этих прелестных детских гелиоптеров, зато все мои платья будут мне велики! Вам хотя бы известно, что именно произошло? — Она бросила на меня проницательный взгляд.
      И тут я понял, что не гожусь для отдела жалоб и предложений. У меня в голове не было ни единой мысли. Я не мог ничего придумать. "Только и умеешь, что проигрывать автомату", — сердито подумал я.
      — Значит, вам ничего не известно! Советую хорошенько обдумать план действий, пока они не явились сюда.
      — Кто "они"?
      — Волноэкскурсия с Титана, которую переслали после нас. Они собрались внизу и обсуждают, что делать дальше. Рано или поздно они придут к вам.
      — Ну, что-нибудь я им да скажу, — сказал я легкомысленно.
      — Советую придумать что-нибудь пооригинальнее. Среди них есть археологи, у некоторых при себе автобиты… — усмехнулась она.
      Я побледнел, и она заботливо спросила:
      — Вам нехорошо?
      — Нет… нет…
      Бим Мом неожиданно оживился.
      — Представляю себе, что тут произойдет через минуту, — расхохотался он.
      Через минуту в кабинет ворвались волноэкскурсанты. Они толкались в дверях, пытаясь перекричать друг друга. Некоторые грозили мне сжатыми кулачками. И только тогда я понял свою истинную роль в «Космолете». Я был тем, кого в древности называли жертвой, которую резали во славу богов во время больших торжеств. «Космолет», придерживаясь принципа: "Наш клиент — наш бог", тоже, видимо, должен был иногда приносить жертвы.
      Вначале я пытался что-то им объяснить, но вскоре понял, что они все равно меня не слушают. Кричали те, которые уже были в кабинете. Те, кто еще оставался за дверью, тоже кричали. Шум стоял невыносимый. Если б не искаженные яростью лица, их можно было бы принять за шумную ватагу ребятишек, выходящих из детского сада.
      Я подумал, что у меня, наверное, вид провинившегося школьника, и чуть не рассмеялся. Однако мое положение отнюдь не было веселым. Человечков в кабинете набивалось все больше и больше.
      Кабинет не был резиновым, так что попасть внутрь удалось не всем. Стало так душно, что у меня по лбу заструился пот. Я дышал с трудом, хотя толпа едва доходила мне до груди. Им, должно быть, приходилось еще хуже, но, несмотря на это, верещание не прекращалось. В смешанном хоре голосов я все чаще различал крик:
      — Окно! Окно!
      Наконец кто-то рядом со мной крикнул:
      — Откройте окно!
      Я подумал, что им душно, но вдруг почувствовал, что они настойчиво подталкивают меня к окну. Четырнадцатый этаж! Перед глазами у меня встали ряды окон нижних этажей и в глубине, внизу, — серая площадь гелиодрома с разбросанными на ней многоцветными пятнами гелиоптеров.
      — Но послушайте! — Я старался перекричать их. — Ведь это не моя вина. Во всем виноваты программисты передатчика на Титане! Они вас укоротили. Я тут ни при чем…
      Меня никто не слушал. Окно распахнулось. Подоконник все приближался и приближался.
      Вдруг мне показалось, что в окне, заглушая нестройный хор голосов, раздается жужжание мотора. Я повернулся. За окном висел гелиоптер. В корзинке, прицепленной у него под хвостом, сидел репортер видеотронии и с помощью видеопередатчика передавал то, что творилось в кабинете. Он помахал мне рукой и крикнул:
      — Спасибо, что повернулись… Прекрасно… Теперь улыбнитесь! — Его многократно усиленный голос я слышал отлично.
      Я скривил лицо, силясь улыбнуться, ибо сознавал, что на меня глядят миллионы видеозрителей. Однако улыбки не получилось. Она превратилась в гримасу боли, так как в этот момент меня ударили в солнечное сплетение.
      — В окно его, в окно! — истерически верещал кто-то.
      В эту минуту я заметил, что к окну приближается еще один гелиоптер, а под его фюзеляжем колышется веревочная лестница. Это было спасение. Не обращая внимания на удары, которыми меня осыпали, я начал протискиваться к окну. Репортер ободряюще улыбнулся и приник к визиру аппарата.
      Спустя секунду я был уже на подоконнике и с ужасом увидел, что репортер знаками показывает пилоту второго гелиоптера, чтобы тот не приближался к окну.
      — Лестницу! Лестницу! — отчаянно вопил я, изо всех сил цепляясь за раму. Сзади на меня наседала толпа, впереди разверзлась пропасть.
      — Подождите минутку, — успокаивал меня в мегафон репортер. — Мне нужно расстояние, чтобы охватить всю картину…
      — Но они меня выкинут… Спасите!
      — Потерпите. Только момент. — Гелиоптер с репортером медленно отошел подальше. Второй с лестницей придвинулся ближе.
      Я схватился за лестницу, уже падая, и кое-как вскарабкался к дверце кабины. Кто-то втащил меня внутрь. Несколько раз сверкнула фотовспышка. Это сидящие внутри репортеры запечатлели момент моего появления в кабине.
      — Вы Дам, специалист по теории сокращений?
      — Какое будущее ожидает укороченного человека?
      — Это первый этап укорочения? Ваш прогноз?
      — Ускорит ли это экспедиции к звездам?
      Вопросы сыпались со всех сторон. Я ошаращенно вертел головой, а потом энергично кивнул.
      — Да, это укорочение, — неопределенно ответил я.
      — Скажите, укороченный человек чем-нибудь отличается от нас? — Небольшой чернявый репортер в очках немного заикался.
      — Абсолютно ничем. Просто он немного поменьше… -
      Я начал обретать уверенность.
      — А этот взрыв восторга, который мы наблюдали, был вызван улучшением самочувствия?
      — Разумеется! Чем меньше организм, тем меньше потребности, отсюда и улучшение самочувствия.
      И где они углядели восторг, хотел бы я знать!
      Больше они ни о чем меня не спрашивали, так как мы опустились на гелиодром. Выходя из гелиоптера, я услышал отрывок сообщения:
      "…восторг укороченных людей не поддается описанию. Они радуются своему росту, — сказал нам проектировщик Дам, специалист «Космолета» по вопросам миниатюризации. — «Космолет» свершил великое, историческое открытие, достойное нашей эры, эры миниатюризации. В эпоху, когда каждый предмет, каждый автомат становится все меньше, человек также должен пересмотреть свое отношение к собственному росту. Будущее принадлежит миниатюризованным — именно миниатюризованные люди полетят к звездам".
      Я шагал по плитам гелиодрома, и все расступались передо мной. Образовавшийся таким образом живой коридор вел к двери кабинета директора «Космолета». Я хотел как-нибудь улизнуть, добраться до ближайшего гелиоптера и улететь домой, однако стоило мне свернуть с назначенного маршрута, как из толпы выбежал молодой человек, поддержал меня и отвел на середину прохода. Сверкнуло несколько вспышек, а на лицах стоявших поблизости людей отразилось беспокойство.
      — Ему нехорошо? — послышалось в толпе.
      — Это от переутомления, — ответил кто-то приглушенным басом.
      Больше я не пытался сбежать.
      Кабинет директора был переполнен.
      — Дорогой коллега, — Директор сделал шаг мне навстречу. — Я восхищен вашим успехом. Это успех всей нашей организации. — Последнюю фразу он произнес громко, чтобы ее слышали в кабинете все.
      — Но, господин директор…
      — Нет, нет, коллега! Примите мои сердечнейшие поздравления.
      Потом я пожимал десятки рук. Все наперебой говорили, что гордятся мною, что это достижение космического масштаба. Я уже перестал слушать, когда кто-то задал вопрос:
      — Почему вы вели свою работу втайне?
      Я не нашелся, что ответить. Так я и знал, что кто-нибудь наконец задаст вопрос, на который придется отвечать конкретно. Я лихорадочно искал какой-нибудь правдоподобный ответ. У меня мелькнула было мысль признаться, что все это ошибка и недоразумение. Но нет. После этого Годья наверняка не захочет со мной разговаривать! А этого я допустить не мог. Вдруг меня осенило. Как можно более таинственным жестом я указал на директора.
      — Об этом спросите у него, — добавил я столь же таинственно.
      Я успел заметить, что несколько репортеров кинулись к директору, и с ехидным удовлетворением подумал, что теперь настала его очередь выкручиваться и придумывать правдоподобные ответы.
      Я уже успел ответить репортерам, сколько раз в день ем, пользуюсь ли в работе универкосмической энциклопедней, когда мне лучше работается — утром или вечером, а также что я думаю о целесообразности первой звездной экспедиции (по-моему, сказал я, она весьма целесообразна), когда из толпы вышел тощий блондин и, благоговейно глядя на меня светло-голубыми глазами, спросил:
      — По-вашему, профессор, миниатюризация должна охватить все человечество?
      — Да, — ответил я не задумываясь. ("Профессор" — такая мелочь, что ради исправления ошибки не стоило смущать молодого человека.)
      — А почему вы, профессор, до сих пор еще не миниатюризовались?
      Я опешил. Что ему ответить?
      — В самом деле — почему? Вот в чем вопрос! — сказал я на всякий случай, чтобы выиграть время.
      Охотнее всего я бы удалился, но юноша вопросительно смотрел на меня.
      — Это станет ясно впоследствии, — сообщил я решительным тоном и вдруг понял, что он мне не верит.
      Он было отвернулся, но мне показалось, что в его взгляде мелькнула тень подозрения.
      — Не все проблемы еще разрешены полностью, — добавил я и в тот же момент сообразил, что ляпнул глупость.
      — Значит, первые миниатюризованные люди всегонавсего подопытные кролики? — оживился блондин.
      — Ни в коем случае! — пожал я плечами.
      — Какие еще подопытные кролики? — заинтересовался стоящий рядом репортер.
      — Ну, те, укороченные, — объяснил юноша.
      На лице репортера появилось плотоядное выражение.
      — Нельзя ли поподробнее? — обратился он ко мне.
      — Право, не могу. Я не знаю, о чем говорит этот молодой человек…
      Я отошел, но краем глаза заметил, что репортер о чем-то оживленно разговаривает с юношей.
      Я стал знаменитостью. Дома меня ожидали знакомые и репортеры. Впрочем, репортеров было больше, хотя и среди знакомых я заметил лица, которых не видел много лет.
      Годья сияла, отвечая то одному, то другому, как я работаю, отдыхаю, какими видами спорта увлекаюсь и почему. При этом она так настойчиво подчеркивала свою роль в моей жизни, что всем становилось очевидно, что без нее я до сих пор копался бы в песочнице и, уж наверное, не кончил бы даже начальной школы. Она не здороваясь кинулась мне на шею и прильнула ко мне поцелуем, достаточно долгим для того, чтобы все репортеры успели сделать видеоснимки.
      На следующий день я любовался ими на экране видеотрона и по земному и по межпланетному каналу. "Семейная жизнь великого ученого", — так звучал комментарий. Все наперебой восхищались удачным экспериментом «Космолета». И только одна телегазетенка в статье "Недозволенный эксперимент" приводила мой ответ на вопрос юноши, который спросил, почему я сам до сих пор не миниатюризовался.
      — Интриги завистников, — объявила Годья, дослушав статью.
      И тут пришла телевидеограмма от директора. Она была краткой и недвусмысленной. Когда я явился к нему, он сразу же начал:
      — Мне кажется, вам придется миниатюризоваться.
      — Это еще зачем?
      — Чтобы доказать, что вы сторонник этой метаморфозы.
      — Но я чувствую себя вполне нормально и при моем природном росте.
      — Верю, но миниатюризоваться все равно придется. Поймите: сегодня здесь побывали три репортера. Им и в голову не приходит, что вы можете отказаться от миниатюризации. Они не спрашивали меня, собираетесь ли вы это сделать, их интересовало только одно: когда вы это сделаете. Понятно?
      — Ну да, только…
      — Никаких «только». Если вы этого не сделаете, рано или поздно пресса узнает, что ваши заслуги в области миниатюризации не столь уж велики. А тогда…
      — Хорошо. Я подвергнусь миниатюризации! — ответил я и в ту же ночь был излучен на Титан. Уже будучи на спутнике, я узнал из последних общесистемных известий, что создатель миниатюризации Дам отправился на Титан с целью… Комментатор добавил, что мода на миниатюризацию возрастает и в связи с этим начат серийный выпуск микроизлучателей.
      — Стало быть, вы хотите стать миликилосом? Почему?
      Так я впервые услышал, как называется миниатюризованный человек. Спрашивал кибернетик, программист передатчика на Титане.
      — Мне кажется, это разумеется само собой. Как создатель…
      — Я гляжу, вы и сами в это поверили?
      — Во что?
      — В то, что вы создали миликилоса.
      — А кто же, по-вашему, его создал?
      — Я! Я создал миликилоса, и я сам миликилос.
      — Вы? Но вы же нормального роста!
      — Теперь да. А раньше я был одним из самых высоких людей в солнечной системе. Меня дразнили мачтой космического маяка.
      — И вы решили уменьшиться?
      — Да, но, к сожалению, я еще не успел перепрограммировать излучатель, когда ту волноэкскурсию отправили на Землю.
      — Как же так? Или вы о ней не знали?
      — Знал. Но у моего настольного вычислителя, в котором были все расчеты, перегорели контуры, и, пока я воспроизводил вычисления, экскурсию уже излучили.
      — Так вот оно что!
      — Вот именно. Но вам не о чем беспокоиться. Все кончилось как нельзя лучше. — Он ехидно засмеялся и ушел, шагая по черно-белым плиткам пола ходом шахматного коня. Меня передернуло.
      С тех пор прошло несколько лет. В настоящее время в солнечной системе насчитывается около четырех миллиардов миликилосов. Статья «Миликилос» занимает четыре телестраницы в универкосмической энциклопедии. Годья — миликилос, директор «Космолета» тоже. Одежда миликилосов красивее, элегантнее, ярче и лучше изготовлена. Первые миликилосы из памятной передачи с Титана превратились в своего рода аристократию и при каждом удобном случае напоминают, что они пионеры миниатюризации. Телевизограмма моей встречи с ними в комнате 1413 на четырнадцатом этаже тринадцатого корпуса хранится в архивах, и один историк, толкуя ее, написал, что охваченная энтузиазмом толпа первых миликидосов в порыве восторга по поводу миниатюризации чуть было не задушила создателя миликилизма.
      А я? Что ж, я издал воспоминания и по-прежнему работаю в отделе жалоб и предложений. Некоторые видят в этом старомодную скромность. Правда, теперь я работаю в огромном кабинете на первом этаже. Я по-прежнему постоянно проигрываю автомату в шахматы, но, чтобы дотянуться до пульта управления, мне пришлось обзавестись особым складным стульчиком, — автомат мне не по росту.

Oтто ФРИШ
О ВОЗМОЖНОСТИ СОЗДАНИЯ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЙ НА УГЛЕ

Фред ХОЙЛ, Джон ЭЛЛИОТ
ДАР АНДРОМЕДЫ