Глава 24. НЕПОСЛУШАНИЕ

Внезапно Толя понял, почувствовал: вот когда он должен сказать Колесникову все, что он думает о нем. И Толя сказал:

— А ты, пожалуйста, не приказывай и не кричи! Колёсников недоуменно посмотрел на него.

— Если хочешь, мы проголосуем, кто за то, чтобы улететь, — продолжал Толя. — Хочешь или нет?

Колёсников перевёл глаза на другие лица и все понял.

— Не хочу, — сказал он уже совсем другим тоном. — Но вы это всерьёз?

Здесь оставаться? — Он огляделся по сторонам, и, судя по его глазам, все ему здесь было неинтересно и чуждо: и эти склонившиеся над водой цветы, и раскрывшиеся под жаркими лучами громадные голубые и алые кувшинки, и эта пускавшая яркие блики зеркальная гладь озера… Все это, судя по его глазам, не заслуживало внимания.

— Придётся тебе, Колёсников, подчиниться, — храбро сказал Алька. — Сколько можно гнать и гнать вперёд?.. Мы устали! Мы-то ведь не моторы, не двигатели какие-то… Мы-то ведь живые! Пора остановиться и подышать чистым воздухом… Я буду здесь рисовать, Толя — ловить бабочек, Лена — собирать цветы… Наверно, и Жора, когда проснётся, будет без ума от этой планеты. Здесь можно поваляться на траве, посмотреть в звёздное небо и подумать… Здесь так хорошо думается и дышится. И ты постарайся, Колёсников…

И тогда Колёсников схватился руками за голову и прямо-таки застонал:

— Как здесь можно жить? Ведь ни души вокруг! И ни одного дома! Ни одной автострады! Ни одной разумной машины… Я не могу… Я не вынесу всего этого… Ребята… — И он из твёрдого, уверенного в себе Колесникова превратился в маленького несчастного мальчика.

— Привыкнешь, — сказал Толя. — Алька прав.

Колёсников потупился.

— Хорошо, и я поживу здесь… — едва слышно произнёс он. — Попробую… Ведь это ненадолго?

— Там увидим. — Алька опять прыгнул на сверкающий лист кувшинки; лист сильно закачался, и они поплыли от берега.

Колёсников отвернулся от них и медленно побрёл по ярким, благоухающим цветам и травам к звездолёту.

Прошло три дня, и Колёсников, тихий и задумчивый, почти не выходил из корабля; он молча ел с ребятами в салоне, почти не разговаривал, умывался в душевом отсеке, хотя остальные мылись и плескались в озере. Что касается Жоры, так он сразу же примкнул к ребятам, и теперь его хохот перекрывал смех других. Ребята гонялись друг за другом по берегу, кувыркались через голову, ныряли в воде и, конечно же, ловили для Толиного отца бабочек. Выяснилось, что год назад Леночка две недели занималась в кружке любителей чешуекрылых во Дворце юных в Сапфирном; этого срока было маловато, чтоб собрать приличную коллекцию, но вполне хватило, чтоб узнать, как их лучше ловить, умерщвлять и хранить; их, оказалось, нужно аккуратно укладывать в бумажные пакетики. И ещё, оказалось, нужно обязательно записывать, где, когда и при каких обстоятельствах была поймана каждая бабочка. Так что охота на них пошла у ребят веселей. Между прочим, Леночка оказалась и самой быстроногой и, наверно, поймала этих бабочек столько, сколько остальные мальчишки, вместе взятые…

Пока ребята веселились, Колёсников расхаживал по тесной рубке управления, напряжённо о чем-то думал, трогал ручки и рычажки, сигнальные лампочки и циферблаты или рассматривал звёздную карту. Или подолгу пропадал в отсеке двигателей…

— Похудел он, — сказал однажды Толя, — и на нас по-прежнему не смотрит… Как бы он не… — Толя осёкся.

— Что"не»? — спросил Алька.

— Как бы он не заболел, — ответил Толя. — Я читал, что это бывает в космических путешествиях… Он даже среди нас одинок… Он знает, понимает и любит совсем иное, чем мы с вами, и не так, как мы…

— Что ты предлагаешь? — спросила Леночка.

— Надо лететь, ребята, — сказал Алька. — Он так осунулся, здесь ему все не мило… Пожалеем его, а? Ведь он… Он, по-моему, не совсем такой, каким хочет казаться, и бывает добрым и мягким…

— И я так думаю иногда, — сказал Толя. — Засело в нем что-то с самого раннего детства и мешает быть другим… Пожалеем его! Летим! Впереди нас ждут никем не виданные…

— Затихни, — попросил Жора. — Сколько можно?

— А я останусь здесь! — вдруг сказала Леночка. — Улетайте без меня… Мне не надо ничего другого…

— Ты что, серьёзно? — Толя почесал свой рябенький от веснушек нос. — Как ты будешь одна здесь жить? Не страшно будет? Не скучно? И чем ты будешь питаться, когда съешь свою норму тюбиков?

Леночка опустила голову, потом вдруг отскочила в сторону, зажала в кулаке висевшую на шее сверкающую рыбку — ключ от звездолёта, и крикнула:

— Не дам вам его, и не улетите! — и побежала вдоль озера. — И не будет мне скучно!

— Это правда? — спросил Алька.

— Что ей не будет с нами скучно? — блеснул глазами Жора. — Истинная правда…

— Да нет, все тебе шутить! — отмахнулся от него Алька. — Что не улетим без ключа?

— Как же улететь, не заперев дверь? — сказал Толя. — В полёте должна быть полная герметизация. И потом, этот ключ автоматически выключает электронную машину, разрешающую пли запрещающую выход из звездолёта… Да и как же улететь без Леночки? Вы не огорчайтесь, Леночка скоро вернётся. Она ведь не дурочка и все понимает…

— Ещё как! — подтвердил Жора. — Высший класс!

Леночка вернулась к ужину с огромной охапкой цветов в руках. Молча влезла в звездолёт и разделила охапку на несколько букетов. Первый букет она поставила в салоне, второй — в рубке, потом в отсеки ребят и только в отсек No 1, где жил Колёсников, не решилась поставить.

— Можно и тебе? — спросила она, сунув голову в отсек двигателей, где сидел Колёсников с каким-то чёрным измерительным прибором в руках.

Он кивнул своим резким, похудевшим лицом и не сказал ни слова. Леночка поставила в узенькую вазочку в его отсеке три синих розы, вышла в салон и сказала:

— Ну что ж, летите.

Сняла с шеи и отдала им ключ с цепочкой.

— Это верно? Она так сказала? — Колёсников вылез из отсека двигателей, обвёл глазами экипаж и так посмотрел на них, точно не верил, сомневался в правде её слов.

Толя ничего не ответил ему, спустился с ключом вниз, закрыл дверь и вернулся в салон:

— Давай старт.

И тогда Колёсников окончательно поверил. Лицо его оживилось, глаза заиграли, рот восторженно открылся, и он закричал:

— Спасибо! Ур-ра! — и кинулся в рубку. Через несколько секунд звездолёт с грохотом и свистом взмыл в небо. Колёсников прочно, как привинченный, сидел в кресле, сжав обеими руками маленький белый штурвал. Так сжимал, точно был намерен никогда уже не выпускать его. Глаза его смотрели пристально и зорко.

— Колёсников! — позвал Толя, но тот с таким вниманием смотрел вперёд и прислушивался к реву двигателей, что не услышал его.

Толя пошёл в свой отсек. Отсек почти весь был завален белыми пакетиками с бабочками. Глянув на них, Толя уже не чувствовал себя таким виноватым и легкомысленным перед отцом. Дома у них были тысячи разных бабочек, но здесь были такие, каких он никогда ещё не видел. Возможно, отец не знает об их существовании. Вот будет радость!

Толе захотелось проверить, какие бабочки есть, а каких нет в справочниках. Он пошёл в библиотечный отсек и стал перебирать глазами корешки книг.

Нужного справочника не было, однако неожиданно Толины глаза наткнулись на толстую книжищу с его фамилией на серебристом корешке. Толя вытащил её. Автором книги был отец, и называлась она"Мир бабочек». Странно, что она была в библиотеке космического корабля!

Толя не раз видел эту книгу дома и даже, случалось, рассеянно листал, разглядывая рисунки диковинных бабочек Земли и других планет. Разглядывал, но не читал: были у Толи книги поважней этой. Сейчас это была единственная в звездолёте книга о бабочках. Толя вернулся в свой отсек, раскрыл её и стал разглядывать картинки.

Сколько здесь было бабочек! Каких только расцветок здесь не было! Черно-бархатистое сияние крыльев чередовалось со снежно-белым, лимонно-золотым, изумрудно-синим, оранжево-красным… Прочитав в книге фразу, что существуют бабочки, запросто перелетающие через океан, Толя заинтересовался и стал читать дальше. Он читал и не мог оторваться от тонких белых страниц. Книга втягивала его в себя, как некогда картины Алькиного отца втягивали в свои глубины. Толя читал и не верил:

оказывается, отец открыл пятнадцать новых видов бабочек на Земле; он специально ездил за одной из них к Кордильерам и поймал её там на краю пропасти, и пока что во всей Вселенной известен только один-единственный экземпляр этой бабочки. Расцветка её крыльев так ошеломляюще красива и необычна, что один из крупнейших гобеленных мастеров Земли создал по её мотивам шесть великолепнейших огромных гобеленов и подарил каждому материку по одному, и они висят, радуя глаз, в Дворцах искусств… А одна из бабочек отцовской коллекции натолкнула самого знаменитого композитора Земли на создание Симфонии Алых Проблесков, одной из лучших симфоний последнего десятилетия…

Толя читал. Он то глотал текст целыми страницами, то замедлял чтение, отвлекался и думал. Поиски и добыча каждой новой бабочки были для отца величайшим событием. Как-то раз Толя ехал с ним на автолете на просмотр нового фильма о самой далёкой планете, куда сумели добраться земляне. Выехали поздновато и опаздывали. Внезапно отец заметил из окна какую-то бабочку, порхавшую над клумбами проспекта, и, забыв обо всем на свете, вскочил с места и ринулся к кабине водителя (разумеется, Толя — за ним), упросил его немедленно остановить автолет. Они выскочили из него и со всех ног бросились к клумбам. Отец на ходу налаживал складной сачок. С первого взмаха он поймал бабочку, извлёк из лёгкой прозрачной ткани мешочка, пристально рассмотрел через свои сильные квадратные очки, вздохнул, сказав:

«Обыкновенная лимонница!» — и отпустил. Они опоздали на двадцать минут на демонстрацию фильма из-за этой лимонницы. Толя разобиделся на отца за такое, как казалось ему тогда, чудачество, и лишь сейчас дошло до него: нечего было обижаться. Он тогда плохо понимал своего отца…

Толя так погрузился в чтение, что не слышал, как в дверь постучали. Дверь распахнулась, перед ним стоял Алька, весь всклокоченный, со страшно возбуждённым, бледным лицом. Он держал в руках какую-то толстую, сильно обтрёпанную общую тетрадь.

— Слушай, что я тебе прочту! — закричал Алька. — Отбрось своих бабочек в сторону и слушай…

— Что это? — Толя кивнул на тетрадь, недовольный, что его прервали на очень интересном месте, да ещё потребовали, чтоб он отбросил отцовскую книгу.

— Слушай! — Глаза Альки сверкали, как сигнальные лампочки в рубке. — Читаю…"Месяц прошёл, как мы стартовали с Земли, дел в полёте, как всегда, много, каждая минута занята наблюдениями над приборами, съёмкой планет, астероидов и туманностей. Постоянно держим радио— и телесвязь с Землёй, слышим её голос и дыхание, видим её, словно и не покидали Землю, она улыбается нам, греет нас, даёт силу и поддержку…" Слышал?

— Ну и что? — сказал Толя, не зная, к чему клонит Алька.

— «Что, что»! Не понимаешь? — вспылил Алька. — Он ведь взрослый, выдержанный, знаменитый и сотни раз отправлялся в сверхдальние рейсы, а как пишет о Земле!.. А вот слушай, что он пишет на другой странице…»Вдруг мы ощутили резкий удар: корабль попал в поток метеоритов, электроника звездолёта не успела сработать, и звездолёт отклонился в сторону, — недоделка, обратить внимание инженеров! Внутри корабля стало медленно падать давление, значит, пробита наружная обшивка… Приборы мгновенно показали, в какое место пришёлся удар, и через минуту в открытый космос вышел наш механик в скафандре. Опасность была очень велика: поток метеоритов не кончился, и стоило мельчайшей частице задеть его… Повезло: снаружи была быстро наложена заплата, мы продолжаем полет…"

— Что это за тетрадь? — уже сильно волнуясь, спросил Толя и встал с кресла. — Ты можешь мне сказать или нет?

— Слушай дальше, — потребовал Алька.

— Нет, не буду слушать!

Толя схватил его за руки, посмотрел на потрескавшуюся в нескольких местах пластмассовую обложку и прочитал:

«НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕТКИ О ПОЛЁТАХ НА»ЗВЕЗДОЛЁТЕ-100», и сверху:

"КОЛЁСНИКОВ».

— Он ведёт записки? — вскрикнул Толя. — Вот не ждал!

— Да не он, — сказал Алька, — не он, а его дядя, Артём Колёсников. Я нашёл эту тетрадь в шкафу над своей койкой… Наверно, дядя Артём жил в моем отсеке… Наверно, это нехорошо — читать без спроса чужие дневники, но я не мог удержаться… Да и не чужой он нам, дядя Артём, раз летал на этом же корабле и получил орден Мужества… Какой это, оказывается, был труднейший, опаснейший рейс и какой это заслуженный, знаменитый, бесценный корабль! Ведь все происходило на нем. На нем, понимаешь? — Алька задыхался. — И теперь мы, мы с тобой пилотируем его…

Глава 28. «ВЫХОД СТРОЖАЙШЕ ЗАПРЕЩЁН!»

Леночке было грустно. Быстро промелькнула, погасла, исчезла в космической темноте эта удивительная маленькая планета, и теперь лишь как воспоминание о ней остался в её отсеке тонкий запах синих роз и ещё каких-то цветов, не имеющих на Земле названия: голубоватых с острыми лепестками, ярко-жёлтых, ослепительно белых, красновато-чёрных…

Что они понимают в этом, мальчишки? Плавать и хохотать, кататься на листе кувшинки — это по ним, а вот чтоб по-настоящему оценить красоту новой планеты и пожить на ней — на это они не способны…

Она была сердита на мальчишек и все-таки старалась понять их. Конечно же, они не могли поступить иначе! Благоухающие цветы, плеск волн в сказочном жёлтом озере, порхание необыкновенных бабочек и редкостная тишина покинутой планеты — все это не самое главное для них в жизни…

А что, в таком случае, самое главное для неё?

Наверно, для неё самое главное то, чтоб её ценили не только за красоту, чтоб мальчишки по-настоящему дружили с ней, верили в неё…

Прошла неделя, Леночка беседовала в отсеке со своим верным Рыжим лисёнком, одарённым сложнейшим электронно-кибернетическим умом и знавшим тысячи добрых советов, шуток, загадок и сказок, как вдруг из рубки донёсся отчаянный спор. Леночка поняла: они приближаются к новой планете…

Она отодвинула дверь отсека и вышла.

— Не надо на неё садиться! — громко уверял Алька, стоявший у пульта управления, а Колёсников, сидевший в пилотском кресле, яростно сопротивлялся:

— Почему? Вы посмотрите, какого они достигли совершенства! Какие у них дороги — струнки! А какие города! Стоэтажные здания из стекла и бетона! А какие поезда и самолёты! Я отвечаю: здесь нам не будет скучно…

— А где нам было скучно? — спросила Леночка. — Или ты намекаешь…

— Ни на что я не намекаю! — стал оправдываться Колёсников. — Ты посмотри в иллюминатор вниз, там создана высокая цивилизация…

И Леночка посмотрела. Внизу и правда был образцовый порядок: необыкновенно точные квадраты, прямоугольники и треугольники лесов и лугов, правильные, по циркулю проведённые круги морей…

— Как бы не ударили по кораблю из орудий… — сказал Алька. — Ты как считаешь, Жора?

— Не знаю, — ответил Жора. — Не похоже вроде бы, но я теперь ничему не верю — такие эти планеты бывают обманчивые. Сверху видится одно, а внизу оказывается совсем другое…

— А я что говорю! — обрадовался Алька. — Летим дальше.

— Я уже трижды облетел эту планету! — Колёсников, видно, ни за что не хотел расставаться с ней и пролететь мимо неё. — Никакой опасности, и ответ на мой запрос самый благоприятный: «С огромной радостью ждём вас, люди Земли…» Ни разу ещё не было такого ответа… Ну, Толя, ты ведь все-таки мой заместитель…

— Я за то, чтоб сесть на неё, — сказал Толя: что поделаешь, иногда Колёсников бывает прав и приходится его поддерживать.

— А как ты, Лена? — спросил Колёсников. — Уверен, тебе на ней будет интересно.

— Интересней, чем на Планете Синих Роз, мне не будет нигде, — ответила Леночка.

— Ребята, беру всю ответственность на себя! — Колёсников резко повёл звездолёт на снижение и включил тормозные двигатели.

И вот они сели. Отвязали ремни, натянули комбинезоны и, как всегда, цепочкой, полезли за командиром по трапу. Вот он повернул на четыре оборота ключ, и их верный друг автомат проговорил бесстрастно чётким голосом:

«Выход строжайше запрещён!» Ребята оцепенели. Колесникову оставалось последний раз повернуть ключ и толкнуть дверь. Но он застыл.

— Что ж это такое? — спросила Леночка. — Как это понять?

— Надо улетать, пока не поздно! — крикнул Алька. — Нам грозит опасность.

— А если автомат ошибся? — спросил Колёсников. — Я уверен, что он ошибся. Не сработало какое-нибудь реле или вышел из строя полупроводник. Это иногда случается…

— Но не в таком звездолёте, как наш, — сказал Толя. — Он — последнее техническое слово Земли.

— Нельзя, — поддержала его Леночка, — ни в коем случае нельзя выходить!

— Можно! — настаивал Колёсников. — На этот раз наш звездолёт оказался не идеальным и в электронно-вычислительном устройстве, контролирующем выход экипажа из корабля, оказалась неисправность.

— А если он исправен? — не согласился Алька. — Что тогда с нами будет?

— Все будет хорошо. Вот увидите, — сказал Колёсников, повернул ключ ещё на один оборот и толкнул дверь.

Дверь не открывалась. Она решительно не хотела выпускать ребят наружу.

Тогда Колёсников стремительно взбежал наверх, больно задевая своими острыми локтями ребят, гуськом стоявших на трапе, дёрнул в рубке голубой рубильничек — выключил энергосистему корабля — и так же стремительно скатился вниз.

Ребята и опомниться не успели, как он сильно толкнул дверь, вышел наружу, и грянувшая с космодрома музыка оглушила ребят.

— Как встречают, а вы… — Колёсников полоснул глазами по лицам ребят и поднял в приветствии руку.

И все, кто пришёл встретить их — а пришла, наверно, добрая тысяча человек! — подняли вверх руки. Лица их засверкали улыбками, и они громко и очень стройно запели. Но самое удивительное было не это. В небе над ними неподвижно висели сотни бескрылых летательных машин, похожих на вертолёты, и с них тоже оглушительно гремела музыка.

Пятеро маленьких землян робко стояли у своего синего, нацеленного в небо звездолёта, а над ними и перед ними все содрогалось от радостного, восторженного грохота. Впереди правильным, чётким квадратом выстроилась тысяча людей и пела с воодушевлением и мощью. Нигде ещё не встречали их так. Даже на их далёкой гостеприимной Земле никогда не было на космодромах таких встреч.

Перед строем стоял прямой, подтянутый человек в чёрном костюме с блестящим значком на груди и взмахивал дирижёрской палочкой.

Вдруг оркестр и пение враз замолкли, оборвались — ни один человек не ошибся даже на долю секунды.

И когда на мгновение стало тихо, Колёсников шепнул Толе:

— Вот это я понимаю! Какая синхронность, порядок! А посмотри, как они одеты…

Одеты люди были очень просто и продуманно:

каждые пять рядов в свой цвет. В синие, коричневые, чёрные, зеленые, жёлтые и белые костюмы. И даже отсюда, от звездолёта, было видно, что сшиты они у прекрасных портных и с точностью до миллиметра пригнаны к фигуре. И фигуры у этих людей были спортивные — ни одного толстяка, распустившего пузо, или худого, с запавшим животом и провалившимися щеками.

— Красотища! — ахнула Леночка.

— И все это ради нас? — не верил Алька. — Когда они успели так приготовиться? Мы ведь только что прилетели…

— Они все умеют! — восхищённо сказал Колёсников.

— С какой вы планеты, пришельцы? — громогласно и радостно спросил их подтянутый, стройный человек в синем костюме, внезапно отделившийся от неподвижного квадрата встречающих.

— Мы с планеты Земля! — так же радостно, подобравшись и вытянувшись, крикнул Колёсников.

— Будете нашими гостями! Мы, люди этой планеты, восторгаемся вами и вашим космическим кораблём… Вы сами довольны им?

— О да! — непривычно торжественным тоном продолжал Колёсников. — Он — чудо техники, электроники и кибернетики, он летает на любые расстояния со скоростью мысли и быстрее! Он так прост в управлении, что его с полной безопасностью может пилотировать даже младенец! Его двигатели работают так экономно…

Колёсников говорил долго, подробно; Толю удивили его словоохотливость, откровенность и жар. И пока Колёсников говорил, ни один из тысячи встречавших их людей не переступил с ноги на ногу, не шевельнул бровью.

Потом эти восторженные, добрые люди, как-то быстро и мудрено перестроившись и составив новый, ещё более изумительный строй, четырьмя правильными треугольниками окружили звездолёт и ребят, стоявших возле него. И стали с пристальным восхищением рассматривать корабль. Вертолёты, неподвижно висевшие в воздухе, приблизились к звездолёту, и с них тоже восхищённо смотрели планетяне.

Они рассматривали корабль долго и в полном молчании, как какое-то чудо, невидаль, верх совершенства. И Колёсников шепнул на ухо Толе:

— Вот кто умеет ценить технику!..

Толя промолчал: видел это и без его слов, и, признаться, такое поклонение их звездолёту, пусть даже очень красивому и совершённому, удивило его.

Внезапно, нарушив строй, на три шага вперёд вышел все тот же человек в безукоризненном синем костюме и громко произнёс:

— Хвала цивилизации, сумевшей построить такое чудо!

И опять прогремело согласное"ура» с космодрома и с неба — с машин, неподвижно застывших в воздухе.

— Слыхали? — Колёсников обернулся к ребятам. — Вот как они отзываются о нашей Земле!

— Чего ж вы тогда улетели с неё? — спросил Жора. — Ну, чего?

— Молчи! — громко шикнул на него Толя. — Ты все равно не поймёшь…

— У нас на планете достижения более скромные, — продолжал человек в синем, — но и мы кое-чего достигли и хотим продемонстрировать вам…

Глава 26. ДЫМ, ГРОХОТ И ТРЕСК

Не успел он это сказать, как встречающие их чётко и размеренно разомкнули строй, и к ребятам подкатила низкая, открытая, сверкающая чёрным лаком машина. Ребята забрались в неё. За ними вошли пять человек в зелёных, отлично выглаженных костюмах со значками на груди и приветливо заулыбались им. И почти тотчас машина мягко взяла с места и промчалась между чётко сомкнутым строем.

— Ну и дисциплинка у них! — сказал Алька, крутя во все стороны головой.

— Как по струнке ходят!

Услышав эти слова, люди в зелёных блестящих костюмах, сидевшие рядом с ними, вежливо закивали головами. И радостно, благодарно заулыбались.

— Чего они так радуются нам? — тихонько спросила Леночка. — Почему они так торжественно одеты?

Толя с Алькой молча смотрели вперёд. Леночка внимательно разглядывала лица планетян, очень здоровые, с правильными чертами и плотным во всю щеку румянцем и добавила:

— И почему они не встретили нас цветами? Я не вижу вокруг ни одного ветка…

— Им не до сантиментов! — сказал Колёсников. — Они люди дела, у них нет времени возиться с ними…

— Да, но хоть один цветок должен расти в городе… А здесь совсем зелени нет! Ну хоть бы одно живое дерево!

Толя, оглушённый огромным городом, рёвом, скрежетом, грохотом и свистом машин, только сейчас обратил на это внимание: и в самом деле, в городе не было ни бульваров, ни скверов, ни даже маленького газончика меж домами.

Правда, в одном месте, возле гигантского дома с полосами блестящих окон, стояло три больших дерева, но они давно засохли — ни одного листка, и были они за оградой с какой-то надписью на белой дощечке.

Между тем сопровождавшие внимательно смотрели на лица ребят, и когда Толя спросил у одного планетянина о деревьях, тот не без гордости ответил:

— Они оказались нам ненужными, сохраняем как экспонат давно прошедших времён. — Человек ярко улыбнулся белыми зубами.