Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Следы на снегу

ModernLib.Net / Путешествия и география / Моуэт Фарли / Следы на снегу - Чтение (стр. 3)
Автор: Моуэт Фарли
Жанр: Путешествия и география

 

 


Между тем абсолютная численность коренных жителей вследствие высокого естественного прироста продолжает расти, и проблема их занятости обостряется с каждым годом. Попытки внедрения на канадском Севере оленеводства, предпринимаемые правительством начиная с 30-х годов, не увенчались успехом (к 70-м годам все стадо домашних оленей сократилось до 5-7 тыс., а в отдельные годы – до 3 тыс. голов) ввиду отсутствия у местного населения необходимых навыков. По мнению Фарли Моуэта, высказанному им в 1970 г. в книге «Мое открытие Сибири», настоящая причина неудачи с развитием оленеводства в Канаде – противодействие крупных скотоводов южных районов, опасавшихся конкуренции и оказывавших давление на правительство, которое в свою очередь не прилагало достаточных усилий для обучения аборигенов методам ведения хозяйства. Распространенное мнение о «неспособности» эскимосов вести выпас оленей Ф. Моуэт опровергает, опираясь на опыт Советской Чукотки, где в оленеводство наряду с чукчами включились и эскимосы. По различным оценкам, поголовье оленей на североканадских пастбищах могло бы составить 1-2 млн.

Фактически главным источником «дохода» для большинства индейцев и эскимосов, пытающихся сохранить традиционный образ жизни, стали правительственные пособия. Существуют целые поселки, жители которых ввиду оскудения охотничьих угодий живут только на пособие. Обследование, проведенное в пяти поселках Баффиновой Земли, показало, что постоянную работу здесь имеют лишь 37% мужчин в возрасте 19-45 лет. В общей сложности, по различным оценкам, даже в «благоприятном» по экономической конъюнктуре 1977 г. от 35 до 80% коренных жителей Севера не имели работы.

В 70-е годы стала очевидной необходимость вовлечения коренного населения канадского Севера в новые, современные отрасли хозяйства (строительство, горнодобывающая промышленность), что помогло бы решить как проблему занятости аборигенов, так и проблему нехватки и крайне высокой текучести рабочей силы (а также снизить расходы на ее оплату – ведь аборигенам Севера, как правило, не выплачивают «северных» надбавок). Федеральное правительство рекомендует компаниям, ведущим освоение Севера, организовывать на месте профессиональное обучение жителей, оно выдает ссуды на строительство жилищ индейцам и эскимосам, желающим переехать на новое место жительства, где они могли бы получить работу по найму. Однако привлечение аборигенов к наемному труду встречает ряд трудностей в связи с отсутствием у них необходимой квалификации, навыков «работы по расписанию», необходимостью территориальной перегруппировки населения, серьезной психологической перестройкой бывшего охотника, ставшего рабочим, причем такая перестройка нередко приводит людей в состояние хронического стресса.

Такой стресс, усугубляемый постоянным чувством неустойчивости своего положения в системе чуждых им производственных отношений и моральных ценностей, часто ведет к быстрой социальной деградации «потерявших свои корни» индейцев и эскимосов, что выражается, в частности, в распространении среди них алкоголизма. С этим же явлением связан и чрезвычайно высокий уровень преступности на Дальнем Севере – вчетверо выше среднего по стране. Как сообщал в ноябре 1983 г. популярный канадский журнал «Маклинз», на ньюфаундлендском Лабрадоре частота самоубийств среди молодежи из числа коренных народов в 16 раз превышает средний для Канады уровень, а прочих случаев насильственной смерти (как и детской смертности) – в 5 раз. Исследователь канадского Севера Хью Броди отмечал: «Новейшие тенденции развития Севера отталкивают коренное население на нижнюю, самую шаткую ступень классовой лестницы. Лишенный собственных средств производства и недостаточно надежно связанный с системой производства, привнесенной извне, эскимос – как произошло ранее с индейцами – превращается в мигрирующего чернорабочего, поденщика, люмпен-пролетария и – с развитием этих условий – в мелкого воришку, попрошайку, проститутку. Эту проблему нельзя решить с помощью высокой оплаты занятых на рудниках: кратковременные бумы, которые так характерны для освоения новых районов, ведут лишь к ухудшению поведения после того, как они заканчиваются».

Значительную роль в моральной деградации аборигенов Севера играет и развращающее влияние современной буржуазной культуры Запада, с которой (притом в наиболее дешевом, низкопробном варианте) они знакомятся в основном через телевидение. Особенно пагубно это влияние сказывается на положении женщин и молодежи.

В 1977 г. представители эскимосских общественных организаций обратились к правительству с требованием передать в их руки контроль над содержанием специальных телевизионных программ для Севера (передаваемых Си-би-си через спутник связи «Аник»). Они указали, что в развлекательных программах царит культ насилия. «Мы не хотим без конца смотреть, как белые убивают друг друга», – заявили представители эскимосов. Аналогичным образом свыше 90% взрослого населения поселка Арктик-Бей при опросе высказались против открытия баров и продажи алкогольных напитков в их населенном пункте, близ которого намечено строительство нового рудника.

Пагубное влияние приобщения коренных жителей Севера к буржуазной «цивилизации» проявляется не только прямо, но и опосредованно. Так, ряд исследователей отмечает, что формальный подход правительственных чиновников к постановке народного образования среди аборигенов Севера, отсутствие специализированных учебников, особых программ обучения и т. п. приводят к отрыву системы образования от реальных потребностей «северного образа жизни», что в свою очередь ведет, по выражению влиятельной монреальской газеты «Девуар», к появлению там «поколения образованных безработных».

Таким образом, курс на привлечение коренного населения Севера к участию в промышленном освоении края в условиях капиталистического общества наталкивается на весьма серьезные преграды и, вместо того чтобы служить делу прочного обживания осваиваемых районов, часто приводит, напротив, к дестабилизации уже закрепившегося здесь населения. Неподготовленный и по сути насильственно навязанный аборигенам Севера переход к иному образу жизни не дал положительных результатов.

Если в 1968 г. коренные жители составляли всего лишь 4,5% занятых в горнодобывающей промышленности Дальнего Севера, то уже к 1972 г. их доля возросла до 12%. Однако эта тенденция, возникшая в начале 70-х годов, в дальнейшем не стабилизировалась, так как была создана государством искусственно в обмен на обещания различных льгот компаниям, нанимающим аборигенов.

Значительная часть индейцев и эскимосов, нанятых в качестве рабочих на рудники, так и не смогла там окончательно прижиться: компании не создали необходимых для этого условий. Так, доля аборигенов среди занятых на Пайн-Пойнтском свинцово-цинковом руднике у берегов Большого Невольничьего озера сначала выросла с 4,6% в 1967 г. до 17% в 1970 г., а к 1975 г. упала до 7,2%. Аналогичным образом на полиметаллическом руднике фирмы «Энвил» (поселок Фаро в Юконе), хозяева которого в ответ на государственную помощь в создании промышленной инфраструктуры обязались довести долю индейцев среди рабочих до 25%, эта доля была доведена лишь до 10%, после чего вскоре упала до 1%. Тем не менее эти неудачи не обескуражили сторонников привлечения коренных жителей в промышленность.

В 1974 г. правительственные органы заключили соглашение с компанией «Нанисивик айнз», согласно которому на новом свинцово-цинковом руднике близ поселка Арктик-Бей на Баффиновой Земле было решено занять 120 эскимосов – 60% общего числа работников. Анализируя возможные экономические и социальные последствия осуществления этого относительно краткосрочного (срок работы рудника определен в 11-13 лет) проекта, Р. Гибсон, автор специального исследования, проведенного по поручению Научного совета Канады, пришел к выводу о том, что этот проект противоречит провозглашенной в 1972 г. правительственной политике «улучшения качества жизни северян». Проект был принят без предварительных консультаций с эскимосами, коренные интересы которых он затрагивает, без изучения возможных экологических последствий и «не ориентирован на будущее».

К несколько более успешным результатам привела программа использования коренных жителей в сезонных работах – геологической разведке и дорожном строительстве. Однако более трех четвертей коренных жителей Севера, работавших по найму, не имеют квалификации и были наняты в качестве чернорабочих. Более того, с середины 70-х годов компании, ведущие геологическую разведку на Севере (прежде всего полугосударственная «Панарктик»), начали в порядке эксперимента создавать «сменные» рабочие места для, эскимосов. При этой системе на месте одной штатной единицы нанимаются несколько человек, которые могут по очереди оставлять основную работу и уходить на охоту в тундру.

Другой путь к обеспечению коренных жителей дополнительными средствами существования – развитие традиционных ремесел (изготовление предметов национального искусства и сувениров), а также использование их в обслуживании туристов. Однако по обследованию, проведенному в северном Квебеке, две указанные отрасли вместе в 70-е годы обеспечивали не более 12% доходов коренного населения (тогда как работа по найму – 22%, охота и рыболовство – 39%, государственные пособия – 14%).

Сложившееся положение приводит к колоссальному разрыву между уровнями жизни коренных жителей и пришлого населения канадского Севера. Так, в округе Дальнего Севера – Маккензи, наиболее развитом в экономическом отношении и сосредоточивающем около половины всех его жителей, среднегодовой доход на душу населения в начале 70-х годов составил у индейцев 667 долл., у эскимосов – 840, у метисов – 1146, тогда как у «белых» – 3545 долл. Доход на душу населения в индейских поселках северной Манитобы в 1973 г. составил 790 долл., в то время как во всей Манитобе – 3410, во всей Канаде – 3440 долл. Низкий уровень жизни аборигенов является, в частности, причиной того, что показатель смертности от туберкулеза на Дальнем Севере в 1970 г. вчетверо превышал среднеканадский показатель, причем заболеваемость туберкулезом среди коренного населения северной Манитобы в 1972 г. была в восемь раз выше, чем среди пришлого населения тех же районов, и в десять раз выше среднего показателя по провинции. В обратной пропорции с размерами доходов находится уровень детской смертности, показатель которой у индейцев Дальнего Севера в 1975 г. в 5 раз, а у эскимосов – в 4 раза превышал соответствующий показатель у пришлого населения тех же территорий.

Красноречивую характеристику положения коренного населения северного Онтарио дает рабочий документ федерального министерства регионального экономического развития, опубликованный в 1977 г. В нем говорилось: «На территории проживает значительная по размерам группа людей, обездоленных в социальном и экономическом отношениях, изолированных от политической и социально-экономической жизни провинции такими барьерами, как географическое положение, низкий уровень образования и нищета. Значительная часть этого населения – местного происхождения, и в прошлом оно могло полагаться в своем существовании на окружающую природную среду, ведя натуральное хозяйство или продавая рыбу и меха. Многие из них живут в ужасающих условиях. Их традиционный образ жизни быстро разрушается, и слишком многие не имеют возможности участвовать в экономической жизни северного Онтарио». Опубликовав эти справедливые строки, министерство объявило о выделении в течение двух лет наравне с правительством провинции смехотворно малой суммы на профессиональное обучение аборигенов, обучение их домоводству и методам обслуживания туристов. В расчете на каждого индейца пришлось по 12 долларов!

В последние годы резко усилилась борьба коренных народов канадского Севера за свои права. Так, образованное в 1969 г. Братство индейцев Северо-Западных территорий совместно с созданной в 1971 г. всеканадской организацией эскимосов «Инуит Тапирисат» в течение нескольких лет вело борьбу за признание территориальных прав индейцев и эскимосов на земли в долине реки Маккензи, где должен был пройти проектируемый консорциумом «Арктик гэз» магистральный газопровод. В случае отказа признать их права на землю и сооружения без их согласия трубопровода индейцы и эскимосы угрожали перейти к насильственным действиям, вплоть до взрыва трубопровода. Специально назначенная правительственная комиссия в результате двухлетней работы вынуждена была признать справедливость их требований, и под давлением канадской общественности летом 1977 г. правительство объявило о решении «законсервировать» проект строительства газопровода минимум на десять лет. В начале 1978 г. аналогичную борьбу против осуществления санкционированного правительством проекта строительства газопроводов с Аляски на юг через территорию Юкон развернул Совет индейцев Юкона.

Между тем ни федеральные, ни провинциальные власти не спешат выполнять или даже рассматривать территориальные требования коренных народов. Видимое исключение представляет «Соглашение о бассейне залива Джемса», подписанное в 1975 г., – единственный значительный случай, когда организованная борьба индейцев и эскимосов привела к реальному результату. Однако этот результат оказался весьма противоречивым. По соглашению, заключенному между представителями федеральных и провинциальных властей, с одной стороны, и 6,5 тыс. индейцев алгонкинского племени кри и 4 тыс. эскимосов – с другой, коренные жители отказались от каких-либо прав на земли и угодья района бассейна залива Джемса, где развернулось крупное гидроэнергетическое строительство, и всего округа Нуво-Кебек, занимающего Квебекский Лабрадор, получив взамен небольшие участки типа резерваций, денежную компенсацию, которую обязались выплачивать им в течение 20 лет. Характерно, что представители трех эскимосских общин отказались подписать соглашение и принять деньги, мотивируя это тем, что «они не могут продать свои земли, поскольку земля не принадлежит никому и должна использоваться теми, кто в ней нуждается».

В качестве весьма осторожной и скорее символической «уступки» требованиям коренных жителей можно рассматривать готовящиеся изменения в административном делении канадского Севера. 26 ноября 1982 г. министр по делам индейцев и развития Севера объявил о «принципиальном согласии» федерального правительства Канады разделить Северо-Западные территории на две административные единицы – восточную, заселенную почти исключительно эскимосами, и западную, население которой составляют индейцы дене и пришлые поселенцы европейского происхождения.

Северо-Западные территории представляют собой единую административную единицу огромной площади – в 3380 тыс. кв. км (34% всей территории Канады) с населением (на 1984 г.) в 50 тыс. человек (40% – «белые», 34% – эскимосы, 26% – индейцы и метисы). Эта территория управляется в отличие от провинций непосредственно федеральным правительством Канады, назначающим своего представителя – комиссара. Другой такой федеральной территорией является Юкон (536 тыс. кв. км, 22 тыс. жителей). Если освоение минеральных ресурсов канадских провинций находится в ведении местных властей (провинциальных парламентов и правительств), то разработка ресурсов федеральных территорий не подчинена юрисдикции местных выборных органов. Законодательная ассамблея Северо-Западных территорий, состоящая из 22 членов и заседающая в Йеллоунайфе, располагает весьма ограниченными правами.

В 1974 г. эскимосская организация «Инуит Тапирисат» выступила с требованием о выделении территории, заселенной эскимосами, в отдельную административную единицу под названием Нунавут («Наша земля»). Позднее оно было дополнено требованием о предоставлении эскимосам права на налогообложение компаний, ведущих здесь добычу полезных ископаемых, и о возможности предоставления Нунавут статуса провинции. Осенью 1976 г. с аналогичными требованиями предоставления территориальной автономии «земле народа дене» – Дененде – выступила местная индейская организация.

Четырнадцатого апреля 1982 г. на Северо-Западных территориях был проведен плебисцит, в ходе которого 56% населения высказались за разделение территорий на две административные единицы. Месяц спустя с просьбой об этом к федеральному правительству обратилась местная законодательная ассамблея. В ноябре правительство приняло решение удовлетворить эту просьбу. Вопрос о размещении административного центра и границах новой, «восточной» территории еще предстоит согласовать. Предположительно эта граница пройдет по границе лесной зоны. «Восточная», «эскимосская» территория охватит все острова Арктического архипелага и тундровую часть континентальных территорий. Не решен вопрос о будущей принадлежности богатой нефтью и газом дельты реки Маккензи: живущие здесь эскимосы высказались за вхождение в состав «Востока», тогда как «деловая община» города Инувика (состоящая из «белых» чиновников и бизнесменов) предпочитает оставаться в составе «Запада». Министр по делам Севера предупредил, что, если аборигены будут настаивать на своих правах на землю, это может повлиять на шансы раздела территорий. Вместе с тем правительство полностью исключает возможность предоставления «в обозримом будущем» какой-либо из северных территорий, включая Юкон, статуса провинции. В качестве причин этого были названы слишком немногочисленное население, обширная территория, неразвитая и недостаточно многоотраслевая экономика, а также «необходимость присутствия федеральных властей для охраны канадских национальных интересов».

Таким образом, вопрос об образовании Нунавут и Дененде был подменен обещанием простого изменения административной сетки, которое притом так и не было выполнено правительством Либеральной партии до самого конца ее пребывания у власти (осени 1984 г.).

Индейцы и эскимосы возлагали большие надежды на готовившиеся изменения канадской конституции. Новая ее редакция была дополнена «Хартией прав и свобод» и весной 1982 г. утверждена и торжественно передана канадскому парламенту королевой Великобритании (номинальным главой канадского государства). Текст этого документа, и в особенности его раздел, посвященный правам коренных народов, явился на свет после длительных дискуссий и порой ожесточенной борьбы между либеральными сторонниками тогдашнего премьер-министра П. Трюдо и руководством ряда провинций, за которыми стояли магнаты нефтяных, горнорудных и других транснациональных монополий (в большинстве управляемых из США). В результате противодействия властей большинства периферийных провинций и достигнутого «компромисса» формулировка о правах аборигенов Канады, первоначально более распространенная и вразумительная, была сведена к следующей фразе (статья 35): «Настоящим признаются и подтверждаются существующие аборигенные и договорные права коренных народов Канады». Эта окончательная формулировка не содержит объяснения понятия «аборигенные права», которое, в сочетании с добавленным (навязанным представителями провинциальных властей) словом «существующие», может трактоваться как только права на охоту и рыбную ловлю, но никак не на территорию, ибо территориальные права, которых аборигены до сих пор не добились, не могут считаться «существующими»!

По оценке, прозвучавшей на XXV съезде Коммунистической партии Канады (1982 г.), права коренных народов фактически просто «отрицаются» в конституции страны. Это, впрочем, стало ясно всем, и не случайно после официального утверждения Конституционного Акта 1982 г. была намечена серия «конституционных конференций», посвященных разработке текста теперь уже поправок к конституции, определяющих права коренных жителей страны. Характерно, что предложение о признании права коренных народов страны на политическую автономию, с которым П. Трюдо выступил на последней для него (вскоре он ушел в отставку) конференции в марте 1984 г., было отвергнуто представителями властей большинства провинций.

В 80-е годы правительство перешло к политике сокращения и бюджетных ассигнований на нужды общин коренного населения. На эти «финансовые репрессии» властей коренные народы ответили ростом политической оппозиции, сначала в провинции Манитоба, где региональный бюджет министерства по делам индейцев и Севера был в 1982/83 году сокращен на 18%, а затем и в других провинциях страны.

В 1982 г. в Манитобе был образован «Бюджетный комитет вождей», который обвинил правительство в том, что, принимая произвольные решения относительно объема и целевого назначения направляемых индейцам средств, оно натравливает общины коренных жителей страны друг на друга в соперничестве за «безнадежно недостаточные средства», отпускаемые на развитие социальной инфраструктуры резерваций. Комитет предложил министру по делам индейцев и Севера подписать совместный меморандум (он был поддержан общеканадской организацией коренного населения – «Ассамблеей первых наций»), который содержал требования разработки политического механизма для совместного с индейцами рассмотрения касающихся их бюджетных вопросов и пересмотра «многолетнего рабочего плана» министерства в соответствии с нуждами и приоритетами индейцев. В особом заявлении Комитета подчеркивается, что обязательства федерального правительства перед коренными канадцами должны выполняться независимо от места их проживания.

На состоявшейся в 1977 г. в Норт-Слоуп-Боро (Аляска) первой международной конференции эскимосов, на которой присутствовали делегаты от Канады, Гренландии, США и наблюдатели от девяти стран, была принята резолюция, в которой поддерживались «требования канадских эскимосов о признании их прав на самоопределение на своей родной земле». В особой резолюции были также поддержаны требования ассоциации эскимосов Лабрадора (Ньюфаундленд) о признании их территориальных прав. Одна из резолюций призывала к «мирному и экологически безопасному использованию территории Арктики».

Сходные решения были приняты и на 2-й международной конференции 1980 г. в Нууке (Гренландия), а резолюция, требующая признания Арктики безъядерной зоной, единогласно принятая на 3-й конференции в Икалуите (Фробишер-Бей, Канада) в 1983 г., содержала также требование запретить размещение ракет MX на Аляске и испытания американских крылатых ракет на территории канадской Арктики.

Таким образом, коренное население канадского Севера, которым совсем еще недавно интересовались в основном только этнографы и которое лишь в предыдущем десятилетии начали всерьез принимать в расчет экономисты, с 70-х годов стало выступать в качестве определенной самостоятельной политической силы на федеральной и даже на международной арене. Растущая политическая активность жителей Севера все больше меняет тот выгодный для монополий «политический климат», которым характеризовался до последнего времени крупнейший из территориально-ресурсных резервов империализма – канадский Север.

А. Черкасов

Путешествие на Коппермайн

Рассказ о знаменитом походе, составленный Фарли Моуэтом по дневникам Сэмюэла Хирна

Августовским днем 1947 года мы с Охото добрались на каноэ до большого озера Ангикуни, что находится в самом сердце Бесплодных земель[4] Киватина[5]. Солнце яростно палило, как нередко случается летом в высоких северных широтах, и некуда было скрыться от его долго копивших силу лучей – все вокруг было голо, как обглоданный скелет. Мы медленно выплыли в безветренный залив, и очертания необитаемых берегов растворились: впереди расстилался безграничный простор белесых вод, из которых огромное солнце высосало все краски и всю жизнь.


Далеко, в южной части озера, между распростертыми навстречу нам отрогами поднималась голая скала. Эскимос вдруг поднял весло и, указав им на эту едва видневшуюся скалу, воскликнул: «Тут были люди!»

Щурясь от слепящего солнца, я разглядел замеченный им знак. Над поверхностью дикого мрачного камня с трещинами от сильных морозов слегка возвышалась невзрачная каменная пирамидка; на плоском островке она была словно маяк, установленный, чтобы приободрить нас в нашем одиночестве.

Мы быстро заработали веслами, а когда достигли берега, увидели следы множества людей, побывавших здесь до нас. Тысячи лет стада карибу – животворного начала этих мест – пользовались скалой как ступенькой в их кочевьях на юг в далекие леса и обратно. Не всегда им удавалось проделать весь путь невредимыми, об этом говорила расставленная по гребню островка череда гранитных столбов, издали напоминающих человека, которые предназначались для того, чтобы направить стадо к засадам лучников, предков Охото.

Совершенно очевидно, что здесь бывали эскимосы озерного края. Но еще до них тут бывали и другие люди, потому что в одной из трещин в камне мы обнаружили втиснутый туда кусочек хрупкой бересты. Вырезанный за три сотни миль отсюда, там, где лежит граница лесов, он был перенесен сюда теперь уже почти забытыми индейцами тундры.

Перебравшись через каменные позвонки хребта острова, мы подошли к пирамиде. Это была приземистая горка камней, не выше роста человека, но она царила над всем вокруг, ибо, хотя и была сложена из того же камня, казалась чем-то чужеродным. Она не имела ничего общего с теми едва заметными следами, что оставили по себе жившие в тундре народы. Вне всякого сомнения, пирамидка была делом рук чужеземца, и доказательством тому оказалась находка под плоским камнем в ее основании. Я взял найденный предмет – полурассыпавшиеся дощечки дубовой шкатулки – в руки, и тут время исчезло.

Я словно воочию увидел белого человека, бредущего на восток по бесконечной равнине: подобно парии, он следовал за группой безразличных к его участи индейцев-кочевников. Видел, как он возводил этот символ непобедимости своего духа на крошечном островке посреди неведомого озера. Будто стоя рядом с ним, я наблюдал, как на бумагу ложились скупые слова его рассказа о своей суровой судьбе, которые он спешил записать, прежде чем опять пустится в путь, не суливший ему ничего, кроме жестокой борьбы за выживание.

Я узнал его, потому что в прежние времена лишь один европеец отважился проникнуть в открытые всем ветрам унылые просторы тундры и по сей день носящие данное им название – Бесплодные земли. Несколькими месяцами раньше я прочел его имя, высеченное им собственноручно на серой скале при впадении реки Черчилл в Гудзонов залив. И если в пирамидке на озере Ангикуни слова были стерты временем, то там они остались в нетронутом виде, как были высечены в свободные от дел часы летнего дня за два года до начала знаменитого похода:

S l Hearne

July ye 1, 1767[6]

А поход тот поистине был великим. За 1769—1772 годы Сэмюэл Хирн исследовал более четверти миллиона квадратных миль безлесных равнин, венчающих Северо-Американский континент. Он был первым европейцем, которому удалось достичь огромной дуги Арктического побережья, растянувшейся к западу от Гудзонова залива до вод, омывающих Сибирь. Не имея других спутников, кроме безразличных к его судьбе, а то и враждебных индейцев, он прошел около пяти тысяч миль по одному из наиболее труднодоступных участков земного шара, где природа столь сурова, что лишь в 20-е годы XX века на землю самого дальнего из описанных им районов ступил вновь белый человек. Дважды враждебность природы и людей наносили ему поражение, и все же он нашел в себе силы вернуться, чтобы на третий раз выйти победителем.

Но это лишь видимое глазу измерение величия. И хотя перечисленные достижения сами по себе достаточно впечатляют, они не отражают всей глубины и всей силы духа этого человека. Ведь способность открывать одно за другим новые моря и озера, реки и заливы, горы и равнины составляет лишь малую толику в мере величия землепроходца. Если некоторые черты векового лика земли не будут открыты одним поколением, то почти неизменными они встретят следующее.

Но лишь живые черты неизведанной страны, неприметные колебания их граней, обусловленные самим непостоянством жизни, – подлинное откровение новооткрытых миров. Именно их должен отмечать и закреплять на бумаге наблюдатель, причем не как мертвые застывшие факты, а как проявление вечно изменяющейся жизни. И способность сделать бессмертными эти преходящие черты под силу только талантливому человеку. Хирн обладал таким талантом: он смог обмануть ход времени и донести до нас живой облик исчезнувшего мира.

Он передал его нам в дар, запечатлев в виде дневниковых записей, опубликованных в 1795 году. Трудно поверить, но широкой публике эти дневники были недоступны более сотни лет. Книгу Хирна переиздавали только однажды, в 1911 году, когда географическое общество Шамплена[7] выпустило ее под редакцией Дж. Б. Тиррела. К сожалению, это изумительное издание было ограничено пятьюстами экземплярами – с расчетом только на членов общества. Вскоре и оно стало почти таким же редким, как и первое. Но возможно, в данном случае не следует жалеть об этом, потому что целью шампленовского издания было обеспечить по-научному достойно сохранность останков Хирна, а совсем не предоставить нам возможность духовного общения с человеком, нами же замурованным в забвении.


Я нисколько не хочу умалять значение учености и науки. Напротив, раскопать древние кости и расположить их в определенном порядке – задача достойная и полезная. Но согласиться с теми, для кого прошлое – одни только мертвые кости, я никак не могу, потому что, не протестуя против этого заблуждения, мы даем согласие на предание земле собственного величия и поддерживаем у педантов и дилетантов от истории убеждение, что лишь им одним дозволено тревожить покой кладбища минувших веков.

Я искренне считаю, что подобное заблуждение следует навеки искоренить. А кроме того, убежден, что все эти охраняемые с торжественностью учености гробницы нашего величия укрывают вовсе не поблекшие призраки, а собрание живых людей, наделенных столь заметной и могучей силой присутствия, что само их помещение в склеп становится нам жгучим укором.

Сэмюэл Хирн – один из многих погребенных таким образом гигантов, но именно его мне особенно хотелось бы попытаться размуровать. И даже не побоюсь показаться вандалом на священном для историков кладбище, лишь бы удалась моя затея. Вот почему, готовя для издания его дневниковые записи, я решительно отверг кладбищенско-академический подход. Совершенно отказался от постаментов из сносок, приложений и комментариев, полагаясь взамен на умение Хирна-рассказчика, лучше прочих способного поведать свою историю. Я, вероятно, чрезвычайно вольно обошелся с текстом оригинала, перегруппировав и несколько сократив материал, сильно скорректировав синтаксис, пунктуацию, фразеологию и орфографию XVIII столетия, – все для того, чтобы устранить часть преград, возведенных временем между читателями и автором.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20