Банька была хороша. И неважно, что топилась по-чёрному, — зато внутри плыл туманом раскалённый пар, гранитные каме-нюки аппетитно потрескивали от жара и заходились разъярённым шипом, стоило плеснуть на них самую малость ледяной воды. А сразу за предбанничком огромными валунами отгораживалась заводь на Ирети — прыгай в своё удовольствие, не снесёт.
      То и дело принимался дождь, причём лил, как из ведра, залпами. Тучи проносились, как сумасшедшие, не успевая закрывать солнце, и оно жарило вовсю, градусов под тридцать.
      Иреть от дождей поднялась больше чем на метр, по всей ширине всхлёстывались пеной буруны, неслись сучья да смытые деревья. Солнце подсвечивало пену розовым, вода в реке при этом становилась на контрасте беспросветно сизой и нереальной.
      Я привычно бухнулся в заводь, и, отброшенный ледяным потоком на дальние валуны, упёрся в них руками. Вода в заводи была до невероятия прозрачной, и пара тайменей, стоящая у дна, выглядела гигантскими глубоководными рыбинами. Совсем рядом бушевало основное течение, резко выворачивавшееся от валунов к дальнему берегу. Пара сосен упиралась в небо прямо у меня над головой, чуть дальше лес стоял непроходимой стеной.
 
 
      Наверху стучал дятел. Мне его хорошо было видно — чёрно-белого, с роскошной красной шапочкой. Очень деловито стучал, только кора сыпалась.
      Таймени, которым я скормил полбатона, пока растапливал баньку, лениво двигали плавниками, удерживаясь против течения. Я с большим интересом разглядывал речных монстров — настолько близко наблюдать мне за ними не доводилось. Тёмные тела отдавали немереной силищей, а под удар хвоста я бы добровольно не подставился. Вытащить такую зверюгу на удочку было бы интересно, я видел не так давно, как два мужика тащили такого, изо всех сил упирая удилище в камни, то сматывая, то отпуская леску.
      Таймени, будто подслушав мои мысли, насторожились и тихонько двинули к проходу в валунах. Синхронное движение хвостов — как и не было в тихой заводи двух речных хищников.
      Подставив лицо под жаркие лучи июльского солнца, я на мгновение отключился от реальности. Рёв реки не мешал — он привычно воспринимался как что-то естественное, и я слушал тишину. Блаженство было непередаваемым.
      Заполошный лай Лимки резанул по ушам. Я на сажёнках перемахнул заводь, подтянулся на руках и выскочил к баньке. Пегая Лимка скакала вокруг сосны, обгавкивая дятла. Хвост поленом, чёрные уши злобно прижаты к морде — да что такое с моей флегматичной лайкой содеялось?
      Дятел трещал, как пулемёт: собака была далеко внизу и никакой угрозы не представляла. Ну, полает — успокоится.
      Я зачерпнул в ведро холодную воду и потащил к баньке по скользкой тропке. Лимка, оскалив зубы, заступила дорогу.
      — Сидеть, — говорю. — Что это с тобой?
      И руку тяну к морде. Еле отдёрнуть успел — клыками в миллиметрах лязгнула. А они у Лимки неслабые: охотница. На её счету пара волков да рысь-подранок, так что чем-чем, а зубами лайка моя орудовать не только в миске умеет.
      — Одежду дай взять, дурёха, — говорю. Комары, сволочи, жрут беспощадно, облепили плотным облаком — либо в баню бегом, либо обратно в заводь.
      Хвостом мотанула, но лапы напружинены, нос сморщен — не пускает в баню, хоть тресни. Зло меня взяло. Я ведро поудобнее перехватил, чтобы Лимку отогнать, замахнулся — и, поскользнувшись на мокрой траве, неловко опустил жестяным ребром прямо себе на мизинец. Звон в ушах поднялся такой, что комаров перестал чуять сразу. Как на тропу сел — не помню, осознал себя в тот момент, когда уже почти все добрые слова в адрес Лимки, за ногу держась, сказал, и выдыхаться начал. А Лимка мне в ответ выражается по полной программе — там «дурак большой — идиот глухой» самым мягким было, и много ещё чего. Тут порывом ветра сосну с дятлом аккурат на баньку уложило, разворотило всё строение.
      Я заткнулся на полуслове и на собаку смотрю. Она на меня, успокоен-но. Хвостом начала помахивать, оскал убрала.
      — Ну что, — говорит, — хозяин, права я была, али как?
      Я встал. Прихромал к заводи и прыгнул в ледяную воду. Вылез снова, на Лимку смотрю. Она мне из разваленной баньки штаны в зубах тащит. Приволокла на валун, морда довольная:
      — На, — гавкает, — я сейчас рубаху достану.
      И обратно к баньке.
      Я башкой трясу. В башке звон. Палец на ноге на глазах пухнет, штаны я с воем на мокрое тело натянул. А Лимка мне рубаху подаёт, улыбается:
      — Что-то ты, хозяин, как бы и не рад, что живой?
      — Рад-рад, — говорю. — Только ты мне объясни, пожалуйста, как так всё получилось, а?
      У Лимки язык на сторону, хвост по земле постукивает, морда лукавая.
      — Тебе чего объяснять-то, — спрашивает. — Что под трухлявой сосной в ветреный день быть опасно, или ещё чего?
      — Ещё чего, — отвечаю. — Кто тебя такими словами ругаться научил, для начала. А ещё раньше — как это получилось, что я всё понял. То есть тебя понял. И понимаю.
      Лимка хохочет во всю пасть:
      — Ведро, — говорит, — ты уронил правильно. Мы, собаки, давно знаем, что у человеков в мозгах понимание включается, если их за мизинец как следует цапнуть. Так вы же не даётесь никогда. В тапки прячете — или в сапоги, да «Фу!» сразу орать начинаете.
      Я закрыл глаза и мысленно представил армию добровольцев, правильно роняющих себе на палец девятилитровое ведро с водой. Или сующих ноги в пасть мастифу.
      И понял, что в жизни человечество не будет разговаривать с собаками.

* * *

      — На снимках видно, что на Земле присутствуют признаки разумной жизни. Обратите внимание на эти сооружения. Присутствие их на исследуемой планете даёт повод утверждать, что земляне обладают примитивной цивилизацией, впрочем, позволяющей строить города и более мелкие поселения, — майор Гррот заканчивал инструктаж (так как мозги военных во всей Вселенной одинаковы, и структура марсианских вооружённых сил аналогична большинству земных ВС, то для удобства читателя автор приводит воинские звания марсиан в земном эквиваленте), — а, значит, враг слабее нас. Но расслабляться не советую!
      Лейтенант Кнокк слушал инструктаж непосредственного начальника вполуха. Сотни раз виденные фотографии земных городов вызывали зевоту, но Кнокк на майора зла не держал: десантник есть десантник. Приказы не обсуждаются — сказано провести инструктаж, майор его и проводит. А дело взводного Кнокка этот инструктаж выслушать до конца, и, аналогично, проинструктировать своих подчиненных. Да чего там бояться ветерану Третьей Юпитерианской… Подумаешь, дикари — он и не такое видел.

* * *

      — Санька, вставай. Сегодня на дачу едем, — голос папы, такой родной и надёжный.
      «На дачу — это хорошо: в лесу всё же не так жарко, как в этих бетонных коробках. Да и Джек засиделся в квартире…»
      Позавтракав бутербродами с чаем, загрузились в старенькую девятку — и вот город уже позади.
      На дачу приехали к обеду. Пока родители хлопотали на кухне, Санька с Джеком, немецкой овчаркой — бегом на речку…
      Бежать через лес было радостно — то ли от величия огромных деревьев, то ли от обретённой, хотя бы на выходные, свободы, то ли от весёлого лая Джека.
      Солнечный свет проникал сквозь кроны редкими косыми лучами. Тропинка петляла между кустами и деревьями. Выбежав из-за очередного поворота, Санька остановился как вкопанный.
      Да… Такое зрелище ему, выросшему в городе, было в диковинку. Огромный, в его рост, муравейник поражал своими размерами. Откуда он? В прошлом году его здесь не было. Нужно обязательно показать папе!

* * *

      День пролетел незаметно.
      Солнце склонилось к горизонту, за деревьями его уже не было видно. Санька с папой сидели на скамейке возле дома, любовались лесом и говорили «за жизнь». Во время ужина отец семейства позволил себе чарочку, и теперь его настроение было философски-добродушным. Вдруг на небосклоне мелькнула падающая звезда.
      — Пап, загадывай желание!
      — Ага, смотри, ещё одна, и ещё… Какая красота! Оля, глянь — целый звёздный дождь!
      А звёзды падали и падали…

* * *

      — Взвод, вперёд! — заорал Кнокк, как только посадочный модуль коснулся земли, и автоматика открыла десантные люки. Бойцы слаженно выпрыгивали в ночь. Их модуль приземлился в каких-то джунглях.
      Пока всё было тихо. Лейтенант связался с командованием, всё шло по плану. Выставив охранение, их корпус занялся обустройством базы, а взвод Кнокка отправился в разведку.
      Город землян обнаружился абсолютно внезапно. Невероятная громадина поражала воображение. Ни на Марсе, ни на Юпитере ничего подобного не было. В том, что это город, лейтенант не сомневался, узнав с первого взгляда изображения на фотографиях космической разведки. Только ракурс был другой. Но тут уж не спутаешь… Укрепившись и связавшись с базой, лейтенант отправил по два бойца из каждого отделения на осмотр подступов к вражескому городу, сам же остался во временном лагере ждать результатов.
      Светало.
      У землян началось какое-то оживление. То тут, то там в городе — сначала редко, а потом чаще — мелькали фигурки аборигенов, снующих по каким-то, им одним ведомым делам. Вдруг со стороны, где находилась одна из разведгрупп, зазвучали выстрелы. Лейтенант попытался выйти на связь, но в переговорном устройстве слышались только выстрелы да предсмертные крики десантников. От другой группы тоже раздалась стрельба: первый контакт с аборигенами состоялся…

* * *

      До подхода основных сил корпуса от взвода осталась от силы половина состава. Земляне оказались достаточно агрессивными, и, что удивительно, обычное стрелковое вооружение оказалось против них не действенным. Индивидуальная защита вражеских воинов выдерживала прямое попадание автоматных пуль. И лишь удачный выстрел в голову или в сочленение защиты на конечностях останавливал врага. Гранатомёты оказались более эффективными. От прямого попадания гранаты землянин погибал сразу же, но этого оружия во взводе было критически мало, по одному на отделение.
      Подтянулись основные силы десанта, и атака аборигенов с большими потерями была отражена. Поселение землян удалось взять в кольцо и начать осаду по всем законам военной науки. Вперёд пошли тяжелые танки, грянул первый залп ракетных установок…
      Да, это оружие показало себя неплохо. Сооружения землян не выдерживали попадания тяжёлых ракет, и взрыв оставлял после себя огромную воронку. Но произошло событие, не предусмотренное никакими военными трактатами — вместо того, чтобы отсиживаться в глухой обороне, земляне пошли на самоубийственную атаку! Они десятками гибли под гусеницами танков — но и тяжёлые машины не могли преодолеть груды павших защитников, отчего-то теряя гусеницы. Остановившийся танк моментально облепливался вражескими воинами и не мог вести огонь. После того, как земляне оставляли в покое танк, он больше напоминал старую ржавую и расплющенную консервную банку, чем грозную боевую машину. В первой же атаке корпус потерял половину своей бронетехники. А земляне всё атаковали!
      Такого ожесточённого сопротивления марсиане не встречали нигде. Ракетным огнём корпус поражал огромные территории и сам город, но напор защитников (а, впрочем, защитников ли? в данный момент их можно с полным правом назвать атакующими) не уменьшался. И перелом наступил.
      Едва сохраняя хоть какой-то порядок, чтобы отступление не превратилось в позорное бегство, корпус отходил на исходную позицию, где находились десантные модули.
      Кнокк еле успевал отстреливаться. Да, не ожидал ветеран такого исхода!
      А кто ожидал? Все представляли себе Первую Земную экспедицию как увеселительную прогулку. Что-то наподобие Третьей Юпитерианской, когда и сопротивления-то никто не оказывал, а аборигены толпами отдавались в руки победителей.
      Вот и десантный модуль.
      — Быстрее, быстрее! Если жить ещё хотите — на посадку!
      Да только в его командах никто не нуждался. Все бойцы и так чётко уловили тот факт, что чем быстрее они отсюда уберутся, тем больше их в живых останется. Наконец последний рядовой погрузился в модуль. Задраены десантные люки, усиливается вибрация выходящих на полную мощность двигателей… Многократная перегрузка… Всё! Успели!..
      Вдруг сильный удар потряс модуль, всё перевернулось, и Кнокк провалился в бесцветное ничто.

* * *

      До обеда Санька возился во дворе с папой, помогая ему ремонтировать обветшавшую секцию забора. Пока разобрали, пока отодрали старые, негодные доски, пока выпилили, обстругали, зашкурили и покрасили новые, солнце поднялось в зенит, и стало слишком жарко, чтобы продолжать работу.
      — Всё сынок, заканчиваем. Айда на речку.
      — Ура! Джек, за мной! Папа, пошли скорее. Я тебе такое чудо покажу, — энтузиазм Саньки превышал все нормы, как будто не было полдня довольно трудоёмкой работы.
      — Тише, тише, герой. Не торопись. Успеем.
      Через несколько минут были возле муравейника.
      — Ой, пап, смотри… Кто-то муравейник подпалил. А он вот такой был, — Санька показал высоту на уровне головы, — Это кто ж такое наделал?
      — Отдыхающие, наверное. Вот здесь и костёр у них горел. Иди сюда, посмотри, они игрушку забыли, — папа в руках держал маленькую, высотой не больше половины школьного ластика, фигурку, напоминающую танк.
      Вдруг Санька услышал тихий, но нарастающий, писк — даже гул. Он оказался в облаке какой-то мошкары и, отмахиваясь, отбежал в сторону.
      — Ой, пап, они кусаются, — закричал мальчишка, прихлопывая на щеке настырную мошку. На щеках и руках уже наливались красным маленькие точки, как после ожога крапивой.
      Вечером, вернувшись на дачу, смотрели новости по переносному телеку. После политики диктор упомянул о других событиях дня. Оказывается, сегодня по всему свету какие-то вандалы пытались уничтожить муравейники: где-то повредили их сильно, где-то — не очень.
      — Гады какие! — горячился Санька. — Я бы их всех… Надо возле каждого муравейника милиционера поставить!
      — Ладно, угомонись, защитник насекомых… Смотри мультики и ложись спать — день сегодня был трудный, — сказал папа, задумчиво рассматривая странную игрушку, найденную возле муравейника.

 
      Наде не спалось. Она лежала в постели и скучала.
      Что-то тихо и методично долбилось в окно, вроде бы ветка. Прямо стена вибрировала!
      — Хотя какая ветка, — расслабленно подумала девочка. — Мы же на девятом этаже. Ну, может, это уплотнитель на раме отклеился.
      И не встала.
      Минут через десять всё прекратилось.
      Но зато лампочка над аквариумом со скалярками начала ритмично помигивать. Не то чтобы сильно, а так, вполнакала. Надя задумалась. Нет, она точно выдёргивала вилку пилота из розетки!
      — Значит, мне это просто кажется. От недосыпа! — решила она и плотно прикрыла глаза.
      И вскоре лампочка мигать перестала.
      Только ни с того ни с сего начали странно попискивать и потрескивать колонки компа.
      — Сломались они, что ли? — слегка заволновалась Надя. — Ой, только не это! Да нет же, я их выключала, там же клавишка сзади. Мерещится…
      Она громко, с подвыванием, вздохнула, поворачиваясь на другой бок.
      И колонки тоже утихомирились.
      И больше ничего не происходило. Было спокойно, тихо и темно. Скучища! Она повертелась ещё, сбивая простыню, да и заснула.

* * *

      А в это время старший смены программы «Поиск» из системы Альдебарана всем ярко-жёлтым овальным телом откинулся на заднюю подставку, давая отдохнуть передним и боковым мышечным тяжам. Он демонстративно развёл глаза в стороны и вниз, расположив их печальным ритуальным полукругом и старательно притушив блеск глазных покровов по принятой форме. Говорящий участок кожи на груди заполыхал светом и цветом: старший смены докладывал обстановку начальству. Мне не передать, как это выглядело, потому ограничусь приблизительным переводом на звуковую космолингву.
      — Сэр, я трижды пытался выйти на контакт с молодой особью местного вида. Воздействовал вибрацией, светом, звуком. Все эти способы передачи информации на совместимость с физиологией здешних квазиразумных проверены, эти существа вполне способны и уловить сигналы, и обработать. Молодая самка, достаточно развитая, согласно возрасту и полу обязана быть любопытной! Ума не приложу, почему её не заинтересовала наша передача, из-за чего она проигнорировала новую информацию?! Да, сэр, совершенно типичный экземпляр, данные даже несколько выше средних. Нет, сэр, весь день она была здорова и вполне активна, мы наблюдали.
      Начальство не смогло объяснить произошедшее ничем, кроме явной врождённой дурости аборигенного контактёра, очевидно, вообще присущей данному виду. Эксперимент было решено прекратить. А планету признать неперспективной и подлежащей заселению более разумными существами. С Альдебарана. Со временем, конечно — ведь с собой у экспедиции было недостаточно средств для всепланетной санации.
      Но эта процедура, несомненно, была необходима. Все альдебаранцы в это поверили.
      Они всегда и всему верили — и тому, что видели, и тому, что им говорили. И они не спали по ночам.
      К тому же им никогда-никогда не бывало скучно.

      С некоторых пор я начал конкретно не понимать действительность: да что там «не понимать», у нас с ней наметился серьёзный, почти семейный конфликт. Не из тех, бутафорских, с битьём посуды и руганью, а из всамделишных с «разводом и девичьей фамилией». Вот только непонятно пока, кто из нас первый хлопнет дверью с той стороны…
      Поймите меня правильно, я не псих какой — я интеллигентный слесарь-сантехник, мечта любой домохозяйки. Нет, я не о сексе в кухонно-стеснённых условиях, я об отношении к людям.
      Вы когда-нибудь вызывали сантехника? Смеситель там заменить, стиральную машинку подключить? Нет? Повезло. Представьте себе заросшее чудовище, от которого веет перегаром и лёгким матерком, переходящим в шквалисто-забористую нецензурную брань. Узнали? Да это лубочный образ, можно сказать, архетип ударника на ниве ЖКХ-услуг. Так вот, знакомьтесь — это НЕ я.
      Поначалу меня даже не пускали в квартиру, все за убийцу-извращенца принимали или даже, упаси бог, за мошенника какого — охотника до скромных сбережений, тщательно укрытых в однотипных супницах и остроумно закопанных в постельном белье. Ужас, правда? Я не про феноменальную изобретательность нашего народа, я про собственную атипичность, куда там какой-то азиатской пневмонии.
      Но давайте не будем судить людей строго: вот вы бы впустили в дом незнакомого вымытого, выбритого, одетого в аккуратную чистую спецовку, ароматизирующего всю квартиру сквозь дверь дорогим парфюмом молодого человека? Вежливого, обходительного, внятно и корректно выражающего свои мысли. Все-таки филолог я по образованию, это скрыть трудно, легче замаскировать затянувшееся похмелье. Когда ото всех, в том числе и от тебя пахнет — вроде пахнет и не так уж чтобы очень. Многие, кстати, интересуются, одеколон какой марки я предпочитаю — регулярно объясняю, что он дорогой, и на свою зарплату я могу позволить себе потреблять его только наружно… не верят!
      Вы спросите: как же так получилось, что один из лучших студентов на потоке, ценитель изящной словесности, оказался на вашем пороге с разводным ключом в руках (кстати, забавное такое название инструмента, в рамках современного семантического контекста). Вот тут-то и начинается самое интересное.
      Как-то, изучая современные идиоматические выражения — так сказать, диалекты разных социальных страт (это тема диплома, кстати) — анализируя слово «сортир» в его различных ипостасях, обобщая образ сначала до уровня оценки собственного бытия, а потом и всей страны, я внезапно подумал: «А какая, чёрт, разница?» — и пошел на краткие курсы сантехников.
      Хе-хе, это когда ты приходишь в ДЕЗ, тебе дают «разводник», как некий символ власти над обывателем и пьян… извините, опытного мастера впридачу, и вы вдвоём делаете то, с чем легко управилась бы и половина среднестатистического гражданина. Я не о расчленёнке, я о жене этого самого… ну, вы поняли. Женщины у нас во все времена не только более убедительны были в отношениях с бегущими конями, но и отвёртку как-то уверенней держали в руках.
      Вот в одну такую семью я и попал в тот раз. Проблема была пустячная, хотя и весьма неприятная: засорился унитаз. Я вообще-то люблю работать не спеша, с людьми общаться в процессе, но такие работы я стараюсь не затягивать по вполне понятным причинам. Быстро управившись, подозвал хозяйку принять работу. Всё вроде было нормально, но тут чёрт же её дернул наклониться к «белому другу» и заглянуть внутрь — мало ей было, что вода проходит. А дальше… дальше началась какая-то инфернальная, простите, фигня.
      Прямо из недр унитаза вылетело отвратительное зелёное склизкое щупальце с отверстием на конце, в кое оно и втянуло хозяйку, да настолько стремительно, что обошлось даже без кровавых соплей. За что не люблю американский синематограф — много он лишних сущностей создаёт: в жизни, как правило, всё куда проще и страшнее, чем в самых удачных голливудских ужастиках. Впрочем, жизнь всегда не так интересна, как кино, иначе кто бы туда ходил.
      Мдя… но я отвлёкся. На шум прибежал муж и был также моментально засосан. Было даже что-то забавное в том, как складывается, не ломаясь, человеческое тело под воздействием «туннельного эффекта». Не спрашивайте меня, как я успел рассмотреть детали — не знаю, просто успел. Но на этом, конечно же, действие не прекратилось. Я стоял и ждал своей очереди, тупо глядя на хозяйкины бигуди, рассыпанные по чёрному кафельному полу: почему-то мне пришло в голову, что трещины на кафеле складываются в интересный узор. Бежать я не пытался, что-то во мне говорило, что это бесполезно — не успею.
      И оно появилось…
      Пётр Петрович Танин закрыл историю болезни. Да, удружили коллеги, такого породистого психа подкинули. Представился сантехником, пришёл в дом — предположительно, убил хозяев… по крайней мере, тел так и не нашли. Когда в квартиру ворвалась милиция, она обнаружила нашего клиента на полу в туалете, в полной прострации. Несколько месяцев коллеги-судмедэксперты «кололи» Сантехника — под такой кличкой проходил Белов Иван Федорович. Признали невменяемым. Вот теперь мне с ним мучиться, а что поделаешь — таким ребятам место только в специальной, жёсткой психушке… увы, мой крест…
      Главврач закрыл карту и запер её в старом обшарпанном сейфе, окинув тоскливым взглядом обстановку кабинета. Как всегда, внезапно захотелось пнуть одичавший фикус — в последний момент воздержался, привычно проанализировав своё поведение с профессиональной точки зрения. Вышел он, нарочито аккуратно затворив дверь.
      В ту же ночь Танину приснился на редкость яркий, реалистичный сон. Будто бы попал он в странный мир: вместо небес стеклянная сфера, бутылочного цвета, на которую, словно игрушечные, вырезанные из фольги, были наклеены яркие разноцветные звёзды. Под ногами — беспрестанно двигающаяся серая почва. Присмотревшись, он понял, что никакая это не почва, а постоянно шевелящиеся корни или щупальца непостоянной, текучей формы. Пока Пётр Петрович следил за ними, щупальца принимали разный причудливый вид: предметов, живых существ, разнообразных сущностей — иногда чем-то напоминающих земных, а подчас совсем чуждых человеческому глазу.
      Внезапно прямо перед ним поверхность вспучилась ростком, который моментально принял человеческий облик: контуры лица и фигуры несколько секунд уточнялись.
      — Бааа… Сантехник! — изумился Пётр Петрович.
      — Господин главный врач, — церемонно поклонился Белов, — рад приветствовать вас в нашем мире.
      — В каком таком мире?
      Надо же, какой только бред не привидится, Зигмунд наш Фрейд да ради такого сна душу бы продал.
      — Вы не спите — вернее, не совсем спите. В каком-то смысле вам повезло, не многие из людей смогли пробить потенциальный барьер и оказаться в нашей Вселенной.