Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В твоих пылких объятиях

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Мур Маргарет / В твоих пылких объятиях - Чтение (Весь текст)
Автор: Мур Маргарет
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Маргарет Мур

В твоих пылких объятиях

Глава 1

Лондон, 1663 год

Сидевший рядом с матерью шестилетний Уильям Лонгберн глянул на бронзового от загара лодочника и торжественно объявил:

— Мы с мамочкой скоро увидим короля!

— Прошу тебя, Уил, сиди смирно и помалкивай, — строго сказала Элисса, желая умерить восторги своего сына.

Мальчик был взбудоражен до крайности, постоянно вертелся и раскачивал утлую лодку — Элиссу же перспектива искупаться в мутных водах Темзы нисколько не прельщала.

Кроме того, Уилу незачем было сообщать всем и каждому, куда и к кому они направляются.

Увещевания матери, однако, не оказали на Уила видимого действия. В конце концов, он не обязан был разделять озабоченность, которую она испытывала при мысли о предстоящем визите.

— Понимаю, почему королю захотелось встретиться с твоей матушкой, парень, — произнес лодочник, окидывая Элиссу оценивающим взглядом и едва при этом не облизываясь.

Если бы она знала, что во время путешествия ей придется выслушивать двусмысленные замечания этого грубияна, она наняла бы лодку у семейства лодочников-пуритан, хотя это и обошлось бы ей несколько дороже.

Теперь же, хочешь не хочешь, оставалось одно: упорно делать вид, что она намеков лодочника не понимает — и уж тем более не принимает их на свой счет.

Лодка шла вдоль набережной, где выстроившиеся в ряд роскошные величественные дома знати окнами-глазами будто с презрением осматривали крохотных людишек, проплывавших мимо на скорлупках-лодочках. То тут, то там в небо столбом поднимался густой дым. Это на окраине, за блистательными фасадами особняков, ютились рабочие кварталы с мануфактурами.

«Интересно, — задалась вопросом Элисса, — что думает король Карл по поводу удручающего состояния Темзы и насквозь пропахшего дымом Лондона? Вероятно, — сама же ответила она на свой вопрос, — ничего не думает. Ему сейчас не до того. После возвращения в Англию он только и делает, что разбирает прошения вдов, чьи мужья погибли, сражаясь за Бога и династию Стюартов».

Элисса перенеслась мыслями в дом и подумала, что в ее отсутствие там могло произойти все что угодно. Дом-то держится на ней, а прислуга ленива и нерасторопна. Потом она отогнала от себя эти мысли и попыталась сосредоточиться на королевской аудиенции, которая должна была состояться сегодня вечером.

— Ты на Темзе, парень. А потому поглядывай по сторонам, — сказал лодочник, обнажая в улыбке испорченные зубы. — Может так случиться, что ты увидишь короля даже раньше, чем думаешь. Он часто плавает по Темзе — и вверх по течению, и вниз.

— Правда? — спросил Уильям, принимаясь вертеть головой во все стороны в надежде увидеть королевскую барку. — Куда же это он плавает?

— Рано тебе еще об этом знать, — ответил лодочник, после чего откашлялся и сплюнул в воду.

— Прошу вас подобных разговоров с ребенком не вести, — прошипела Элисса, стискивая зубы.

— Смотрите! Смотрите! — вскричал вдруг Уил, вскакивая с места и тыча пальчиком в сторону идущего навстречу судна. — Это король! Король плывет!

Отбросив ногой подол длинного платья, Элисса бросилась к сыну и подхватила его в тот момент, когда он метнулся к борту. Лодка качнулась, и мальчуган оказался в опасной близости от свинцовой поверхности воды.

— Успокойте своего сына, мадам, — пробурчал лодочник, выправляя с помощью весла положение своего суденышка, которое стало заваливаться на борт. — Иначе мы перевернемся.

— Не перевернемся, если вы будете как следует делать свое дело, — сказала Элисса.

Тут она заметила, что лодочник устремил плотоядный взор на ее декольте, и нахмурилась. Уж лучше бы она вместо розового шелкового наряда надела простое шерстяное платье с глухим воротом, а переоделась бы потом — перед тем как идти ко двору.

— Может быть, это все-таки король? — спросил Уил, кивая на лодку.

Сидевший в лодке кавалер и впрямь поражал изяществом и богатством своего платья. На нем были вышитый камзол, ярко-синие штаны до колен, кружевные воротник и манжеты, а также шляпа, украшенная плюмажем из белоснежных страусовых перьев. Из-под шляпы выбились неестественно длинные локоны — вне всякого сомнения, парик. Они обрамляли круглое гладкое лицо без малейших признаков растительности.

Увы, несмотря на пышный костюм, этот человек никак не мог быть королем — по той простой причине, что не носил усов, которые в виде тонкой полоски над верхней губой являлись непременным атрибутом внешности Карла Стюарта.

Вместе с франтом в лодке находился еще один кавалер, одетый во все черное, как пуританин. Это был широкоплечий мужчина с темными волосами. Он с холодным и даже отстраненным видом смотрел прямо перед собой и, казались, не обращал ни малейшего внимания на проплывавший мимо него пейзаж и на то, о чем ему оживленно повествовал его разодетый, как павлин, приятель.

Присмотревшись, Элисса пришла к выводу, что кавалер в черном — один из самых привлекательных мужчин, каких ей только приходилось видеть. Он обладал прекрасной формы носом и хорошо вылепленным подбородком, а его темные глаза светились умом. Вместе с тем в его взгляде читалась затаенная угроза, и это наводило на мысль, что с ним лучше не шутить.

«Если в этой лодке и плывет особа королевской крови, — подумала Элисса, — то, уж конечно, это не франт в ярко-синих штанах и перьях».

— Да никакой это не король, что ты, парень, выдумываешь? — сказал лодочник и как бы в подтверждение своих слов взмахнул рукой и прокричал приветствие такому же, как и он сам, краснорожему здоровяку, который правил суденышком, где расположились кавалеры.

В ответ прозвучало не менее громогласное приветствие, сдобренное резавшими ухо вульгарными выражениями.

Элиссе было неприятно, что ее сын слышал этот обмен любезностями, и она поморщилась, как от зубной боли.

Между тем лодка с кавалерами проплыла мимо них, и взгляд Элиссы на мгновение скрестился с самоуверенным, вызывающим взглядом кавалера в черном.

Сердце молодой женщины вдруг сильно забилось, а по спине волной прокатилась дрожь: у нее возникло ощущение, что этот человек, которого она прежде никогда не видела, дотронулся до ее тела.

Ничего подобного она не испытывала с тех пор, как Уильям Лонгберн начал за ней ухаживать, — а тому уже минуло добрых семь лет.

Но нет, неожиданно сказала она себе, такого острого ощущения ей не доводилось испытывать никогда — даже в юности. Да и вряд ли доведется испытать когда-либо в будущем, Однако нужно сдерживать свои порывы. В конце концов, она уважаемая женщина, вдова, а не какая-нибудь девица легкого поведения, а потому взгляды и улыбки незнакомцев не могут, не должны оказывать на нее столь сильного воздействия — пусть даже она не была с мужчиной уже целую вечность.

«И потом, какое он имел право так на меня смотреть? — не уставала она себя спрашивать. — Совершенно очевидно, что этот человек в черном никакой не джентльмен, а такой же грубиян и нахал, как, к примеру… лодочник!»

— Уил, сейчас же прекрати вертеться! — сказала она, обращаясь к сыну, стараясь скрыть за этими ничего не значащими, в общем, словами овладевшее ею смущение. При этом она никак не могла отвести взгляда от суденышка, в котором сидел мужчина в черном.

Удар лодки о берег заставил ее вздрогнуть и вернуться мыслями к реальности. Она вскинула голову и увидела мокрую, осклизлую лестницу, ведущую на пристань. В тот же момент лодочник сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул.

— Это для того, — объяснил он, — чтобы пришли носильщики и забрали ваш багаж, мистрис.

Признаться, никакого багажа, кроме небольшой обтянутой кожей шкатулки, у Элиссы с собой не было. Все остальные ее вещи давно уже были перевезены в фургоне в дом адвоката мистера Хардинга, который любезно согласился ее приютить на то время, пока она будет находиться в Лондоне.

Мистер Хардинг вызвался также проводить ее в Уайтхолл — на тот случай, если король потребует от нее детального отчета о состоянии ее дел.

На пристани появилось несколько оборванцев. Они остановились у причалившей лодки и галдели, споря о том, кто из них понесет багаж дамы.

— Мне не нужен носильщик, — сказала Элисса. — Шкатулку я понесу сама.

Лодочник не обратил внимания на ее слова и окликнул какого-то длинного худого парня, который, похоже, не мылся и не причесывался с самого рождения.

— Эй, Мик, спускайся сюда! Ты возьмешь шкатулку этой леди.

— Я же сказала вам — в этом нет необходимости! — повторила Элисса.

Поздно. Лодочник поднял шкатулку и сунул ее в руки грязному, оборванному Мику, который сразу же повернулся к Элиссе спиной и начал подниматься по лестнице.

Элисса испуганно вскрикнула, потянулась к кошельку и вложила несколько монет лодочнику в руку.

— Пойдем, Уил, — торопливо проговорила она, помогая сыну выйти из лодки, У лестницы она схватила мальчугана за руку и устремилась с ним вверх, к пристани. Все это время она старалась не упускать из виду Мика. При этом Элисса бормотала слова благодарственной молитвы — слава Богу, перед отъездом она догадалась зашить деньги в подкладку плаща, поэтому большая часть ее достояния находилась при ней.

— Ты делаешь мне больно, — ныл Уил, которого она тащила за собой, как на буксире.

Когда они поднялись на пристань, Элисса вняла мольбам сына и остановилась передохнуть. Тяжело дыша, она вглядывалась в незнакомые лица людей, заполонивших причал.

Неподалеку Элисса увидела торговца фруктами, продававшего апельсины кучке обступивших его женщин. Еще несколько женщин глазели на витрину какого-то магазина. Мимо Элиссы прошло несколько хорошо одетых мужчин, которые обсуждали цены на воск для свечей. Она вышла на улицу.

Первое, что ей бросилось в глаза, — это таверна, у дверей которой толпились моряки, сотрясающие воздух ругательствами и проклятиями. Во всех направлениях катили запряженные лошадьми повозки, фургоны и кареты. Стараясь не попасть под ноги лошадям, дорогу время от времени перебегали бродячие собаки. Поднимавшийся от реки запах тины смешивался с запахами гниения, дыма и одуряющим ароматом восточных специй.

Естественно, Мика нигде не было видно.

— Не нужна ли вам помощь, мадам?

Услышав хорошо поставленный мужской голос, Элисса оглянулась. К ней обращался незнакомый кавалер, одетый в зеленый бархатный костюм, широкополую шляпу и туфли на красных каблуках. Джентльмен держался довольно странно: прятал правую руку за спиной. Поначалу Элисса не могла взять в толк, зачем он это делает, но потей заметила у него в руке большой бурдюк с вином.

Рядом с джентльменом стояли два его приятеля, одетые столь же изысканно и пышно. Все трое вежливо улыбались.

— Благодарю вас за предложение, но мы ни в чьей помощи не нуждаемся, — сказала Элисса, обнимая за плечи сына.

— Молю, не отказывайте нам, — произнес господин с бурдюком, делая шаг вперед. Его дыхание было напитано винными парами до такой степени, что она поморщилась. — Вы просто обязаны принять от нас помощь. В этом ужасном месте с такой красоткой, как вы, может произойти все, что угодно.

Друзья господина с бурдюком, как по команде, подошли к Элиссе на недопустимо близкое расстояние.

Элисса огляделась. Эти господа показались ей подозрительными, и она постаралась найти выход из создавшегося положения. Может быть, можно кого-нибудь попросить…

Напрасно. Толпа, которая стала было собираться вокруг их живописной группы, неожиданно пришла в движение и через минуту рассеялась. Казалось, всем этим людям одновременно пришла в голову мысль, что глазеть на нарядную даму и кавалеров не стоит и лучше всего заняться собственными делами.

— Еще раз выражаю вам свою благодарность, джентльмены, но мы с сыном в ваших услугах не нуждаемся, — повторила Элисса, гордо вскинув голову.

Мужчина в зеленом, как-то неприятно хохотнув, подступил к Элиссе еще ближе.

— Как же так? — ухмыляясь, осведомился он. — Нет такой дамы, которой не требовались бы время от времени услуги мужчины.

— Уйдите прочь! — воскликнул с грозным видом Уил, прилагая все силы, чтобы его тоненький голосок не дрожал от страха.

Это заявление мальчика было встречено новыми смешками и кривыми ухмылками со стороны расфранченных господ. Теперь они наступали сомкнутым кольцом, стараясь оттеснить ее с Уилом в темный переулок.

Что же делать? Элисса беспомощно озиралась, чувствуя, как ею постепенно овладевает паника. Конечно, она могла броситься вперед и, растолкав этих нахалов, вырваться на свободу. С другой стороны, у нее не было никакой уверенности, что они не бросятся за ней в погоню. Вряд ли ей удалось бы далеко уйти, имея на прицепе Уила. К тому же она не знала, куда бежать и к кому взывать о помощи.

— Позвольте мне подкрепить свои аргументы цитатой из пьесы, которую я недавно видел в театре, — сказал с хитрой улыбкой господин в зеленом бархате. — «Прекрасные цветы встречаются редко и, как все прекрасное, нуждаются в охране».

— Похоже, Сидли, ты цитируешь мою вещицу, но, как это у тебя водится, все перевираешь, — прозвучал над ухом у Элиссы глубокий и звучный мужской голос, в котором слышались саркастические нотки.

Элисса повернулась и поражение уставилась в уже знакомое лицо. Рядом с ней стоял не кто иной, как ее незнакомец в черном, которого она полчаса назад видела на Темзе в лодке. Казалось, сам Господь Бог внял мольбам Элиссы и послал этого человека ей на помощь.

Человек в черном держал в руке обнаженную шпагу, но так небрежно, что со стороны можно было подумать, будто он имеет дело с обыкновенной тростью. Его круглолицый приятель следовал за ним как приклеенный, рассыпая вокруг улыбки и кивая во все стороны. Другими словами, круглолицый вел себя так, словно находился не на улице, а в театре или на приеме в королевском дворце.

— «Прекрасные цветы подчас растут из мусора» — такова первая строка, — сказал человек в черном, обращаясь к кавалеру, которого он называл Сидли. — Кроме того, я и словом не обмолвился насчет охраны. Это слишком грубо. «Как все прекрасное, они нуждаются в ласке» — вот как это у меня звучало.

Человек в черном церемонно поклонился Элиссе, а потом отвесил поклон кавалерам, сопровождавшим Сидли.

— Добрый день, лорд Бакхерст.

Один из джентльменов в ответ на приветствие пьяно ухмыльнулся и помахал в воздухе надушенным носовым платком размером с детское одеяльце, словно отгоняя муху.

— И тебе добрый день, Джермин, — продолжал человек в черном. — Неужели леди Кастльмейн снова тебя отшила, и ты от отчаяния решил задевать незнакомых женщин на улице?

— Кого я вижу! — ухмыльнулся Джермин. — Джентльмены, к нам пожаловал господин сочинитель пьес собственной персоной…

«Господин сочинитель», он же человек в черном, не обратил ни малейшего внимания на пренебрежительную реплику Джермина. Еще раз поклонившись Элиссе, он поднес ее руку к губам, намереваясь, как видно, запечатлеть на ней поцелуй.

Элисса инстинктивно отдернула руку.

Хотя глаза человека в черном на мгновение мрачно блеснули, он — помимо этого — никак не выразил своего неудовольствия и промолчал. Элисса наконец догадалась, кто волею судьбы оказался ее спасителем, и догадка эта не очень ее обрадовала.

— Так вы сочинитель пьес? — с разочарованием в голосе произнес Уил, как бы озвучивая мысли своей матушки. — А я-то думал, вы будете с ними драться…

— Нет никакой необходимости затевать ссору на улице, — сказала Элисса, мечтая в эту минуту только об одном: побыстрее отделаться от всех этих людей, а от своего спасителя — в первую очередь.

Кавалер в черном, он же сочинитель пьес, нагнулся к Уилу:

— Жаль разочаровывать тебя, малыш, но дуэль не состоится. — Выпрямившись, он с иронией в голосе добавил:

— Эти веселые джентльмены — приятели короля, а потому к ним нужно относиться с большим почтением.

Элисса подумала, что для всех — и для нее в том числе — будет куда лучше, если упомянутые приятели короля не обнаружат в словах сочинителя обидную для них насмешку.

— Ясно, — разочарованно пробормотал Уил.

Господин сочинитель понизил голос и снова обратился к мальчику:

— Они так напились, что драться с ними было бы с моей стороны нечестно.

Круглолицый приятель сочинителя расплылся в широкой улыбке.

— Спешу заверить тебя, мой юный друг, что лучшего фехтовальщика, чем этот господин, тебе вряд ли приходилось встречать. Поэтому он и не хочет с ними биться Ведь они пьяны, и одолеть их ему не составит никакого труда.

Мальчик внимательно выслушал замечание круглолицего, после чего с любопытством посмотрел на человека в черном, который едва заметно ему улыбнулся.

— Хм… Извините меня, господа, но нам с сыном пора идти, — сказала Элисса, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо и внушительно, хотя у нее от страха подгибались ноги.

Спаситель Элиссы сделал шаг вперед, перекрывая женщине путь к отступлению, и наградил ее таким высокомерным взглядом, что бедняжка замерла на месте.

— Не торопитесь, мадам. Разве вы не видите, что приятели его величества нас покидают?

— Кто ты такой, чтобы здесь распоряжаться? Бумагомаратель! — вскричал Сидли.

— Ты знаешь, кто я такой и как я владею клинком, — негромко произнес кавалер в черном, продолжая взглядом гипнотизировать Элиссу. — По этой причине рекомендую тебе удалиться. А кроме того, я тоже друг короля, или ты забыл об этом?

Последнее замечание, по-видимому, оказалось решающим и произвело на приятелей Сидли неотразимое впечатление, поскольку они неожиданно накинулись на Сидли, подхватили под руки и, не обращая внимания на его протестующие возгласы, потащили к ближайшей таверне.

Элисса с облегчением вздохнула: по крайней мере от этой троицы она избавилась. Оставалась тем не менее еще одна проблема — человек в черном продолжал стоять перед ней и, как прежде, не отводил от нее взгляда.

— Вам никогда не говорили, что смотреть на даму в упор невежливо?

— А вам не говорили, что вы очень красивы?

— Предлагаю вам, сэр, приберечь свои комплименты для дам, которые в состоянии их оценить.

— О, смею вас заверить, таких много, — ровным голосом произнес кавалер, после чего, сняв с головы шляпу, поклонился — Но позвольте мне все-таки представиться. Сэр Ричард Блайт к вашим услугам, мадам.

Круглолицый приятель сэра Ричарда тоже снял шляпу и поклонился, выпачкав в грязи роскошный белый плюмаж.

— Лорд Чеддерсби к вашим услугам, мадам, — представился он и с кислым видом осмотрел свой испачканный плюмаж.

Маленький Уильям заметил недовольную гримасу у него на лице и хихикнул.

Элисса строгим взглядом одернула сына.

— Рада знакомству, джентльмены, — сказала она и, раскинув юбки, присела в реверансе. Потом, смахнув перчаткой пыль с подола плаща, взяла Уила за руку.

— Скажите, вы слышали что-нибудь о сэре Ричарде Блайте? — поинтересовался лорд Чеддерсби.

— Слышала.

О да, она слышала о сэре Блайте. И о нем, и о его пьесах, в которых действовали острые на язычок жены, глупые мужья и хитрые, алчные любовницы. Кроме того, она знала, что он пишет прекрасные, возможно, даже гениальные стихи. Она много чего о нем знала.

Что же до лорда Чеддерсби с его безобидной внешностью — что ж, в том, что он являлся постоянным участником забав сэра Ричарда, тоже не было ничего удивительного. Ее покойный муж частенько говаривал, что мужчины далеко не всегда такие, какими кажутся.

— Желаю здравствовать, джентльмены, — бросила она на прощание и зашагала прочь, крепко сжав ручку Уила в своей.

Хотя внутри у нее все кипело, она тем не менее отдавала себе отчет в том, что прохожие с любопытством разглядывают ее с сыном.

Стараясь не обращать на толпу внимания, она искала глазами наемный экипаж. Элисса знала, что король велел ограничить количество наемных карет в столице, но поговаривали, что приказ короля не выполняется. Коли так, то где, спрашивается, кэб?

Увидев наконец экипаж, который издали походил на наемную карету, она отчаянно замахала рукой, но кучер не заметил ее и проехал мимо. Вдруг она вздрогнула: сэр Ричард Блайт незаметно подошел к ней. Сунув пальцы в рот, он пронзительно свистнул — точь-в-точь как свистел на реке лодочник.

Когда к ним подкатил кэб, Уил вскинул глаза и с восхищением посмотрел на Блайта. Сэр Ричард ласково ему улыбнулся.

— Это нетрудно, малыш. Нужно только немного потренироваться. Хочешь, научу тебя?

— Уверена, что ни вы, ни ваш приятель не в состоянии научить моего сына чему-нибудь путному, — сказала Элисса и открыла дверцу, не дожидаясь, когда Блайт сделает это за нее.

Забравшись с сыном в экипаж, Элисса с силой захлопнула за собой дверцу и, не поблагодарив своего спасителя даже взглядом, велела кучеру ехать к дому мистера Хардинга, адвоката.

Положив ладонь на эфес шпаги, Ричард наблюдал за каретой до тех пор, пока она не скрылась из виду. Тем временем к нему подоспел запыхавшийся от быстрого бега Чеддерсби.

— Ну, что скажешь? Разве она не красотка? — спросил он, отдышавшись.

— Да, она ничего. Ты, как я вижу, уже положил на нее глаз? — холодно осведомился Ричард и, не дожидаясь ответа, неспешным шагом двинулся в сторону театра Линкольна, куда они с Чеддерсби, собственно, и направлялись с самого начала.

Чтобы поспевать за приятелем, коротконогому Фосбери Чеддерсби пришлось буквально бежать.

— По-твоему, значит, она не совершенная красавица?

— Для того чтобы признать женщину совершенной красавицей, мне требуется нечто большее, чем смазливое личико.

Впрочем, обладай эта женщина всеми возможными на свете совершенствами, красотой и умом, Ричард все равно не сказал бы об этом приятелю из опасения, что подобное откровение сразит старину Фоса наповал. Уж кто-кто, а Фос знал о его более чем скептическом отношении к прекрасному полу.

— Знаешь, — продолжал с вдохновением повествовать Фос, — когда она стояла рядом с нами, у нее был такой вид, будто она… будто она нанюхалась тухлятины — вот что!

«Что ж, если брезгливую гримасу у нее на лице вызвали одни только миазмы большого города, а не мое присутствие, это уже большая удача», — подумал Ричард, но выразил свою мысль иначе:

— Возможно, так оно все и было и ее и впрямь раздражал какой-то дурной запах.

— Но не от нас же он исходил? — сказал Фос, поднимая руку и на всякий случай обнюхивая себя под мышками.

— А я и не говорил, что от нас.

— Между прочим, она даже не сказала нам, как ее зовут.

— Между прочим, она нас даже не поблагодарила. Уж лучше бы мы не вмешивались в это дело и предоставили ей возможность разбираться с фаворитами его величества в одиночку.

— Ричард!

Сочинитель пьес и сам понял, что несколько перегнул палку, а потому посчитал необходимым несколько смягчить и уточнить свою позицию по данному вопросу:

— Ты отлично знаешь, что я всегда защищаю слабейшую сторону и брякнул это просто так — для красного словца Тем не менее, — задумчиво произнес он, — сдается мне, что наша незнакомка — женщина решительная и сама как-нибудь выпуталась бы из затруднительного положения.

— Как думаешь, Ричард, она замужем?

— Поскольку у нее имеется ребенок, который здорово на нее похож, а также кольцо на безымянном пальце левой руки, скорее всего так оно и есть — Откуда ты знаешь, что у нее на пальце кольцо?

— Я почувствовал его сквозь ее перчатку.

— В таком случае нет ничего удивительного в том, что она тебя не заинтриговала.

Ричард промолчал. На этот раз он был совсем не прочь нарушить свое золотое правило никогда не иметь дела с замужними женщинами К тому же, насколько ему было известно, большинство дворян этого принципа не придерживались.

Чем он, Ричард, хуже?

— Очень может быть, что она вдова, — с надеждой в голосе произнес Фос.

Ричард остановился — до того ему захотелось устроить своему приятелю основательную взбучку.

— Если эта неблагодарная женщина так уж тебе приглянулась, Фос, ты вправе изыскивать различные способы, чтобы к ней подобраться. Равным образом ты вправе строить в этой связи различные предположения. Но зачем говорить об этом вслух? По счастью, у меня есть другие, куда более важные дела, которые занимают мой ум. Вспомни, к примеру, о том, что представление моей новой пьесы начнется в театре меньше чем через час, а когда она закончится, подойдет время королевской аудиенции во дворце, куда я и отправлюсь сразу же после спектакля.

— Хорошо, я буду молчать. Успокойся.

— Не обижайся, старина. Я лишь хотел напомнить, что если ты возымел желание за ней поухаживать, тебе для начала предстоит ее разыскать — Ричард снова двинулся вперед, и теперь они с Фосом обменивались реп ликами на ходу. — Впрочем, если тебе так уж хочется ее заполучить, готов оказывать тебе в этом всяческое содействие.

Фос радостно улыбнулся:

— С благодарностью принимаю твою помощь. В том, разумеется, случае, если тебе не придется ради этого отвлекаться от своих занятий.

Ричард согласно кивнул, давая Фосу понять, что ради друга он готов пойти на некоторые жертвы.

— Я сумею выкроить для этого время, пусть даже мне и придется прервать мои литературные изыскания, — с важным видом, но с иронией в голосе заявил он.

Впрочем, Фос настолько был занят собой, что попросту не обратил на это внимания.

— Как это мило с твоей стороны, Ричард Кстати, ты заметил, какой у нее замечательный сынишка?

— Вот как? И насколько же он замечательный?

— Настолько, что невольно возникают мысли о том, что пора уже обзаводиться собственными детьми. Ты согласен со мной?

— Нет, не согласен.

Категоричный тон Ричарда лучше всяких слов говорил о том, что тему пора сменить. По этой причине Фос коснулся другого, тоже весьма важного предмета.

— Насколько я понимаю, предстоящая аудиенция у короля вызывает у тебя беспокойство. Но скажи на милость — почему?

Эта тема также не слишком пришлась Ричарду по вкусу, тем не менее он решил, что кое-что сказать по этому поводу все-таки следует.

— Во-первых, я ничуть не волнуюсь, — солгал Он, — а во-вторых, король наверняка пригласил меня во дворец с той лишь целью, чтобы попросить сочинить оду в честь его очередной дамы сердца.

— А вдруг ты ошибаешься и речь пойдет о твоем имении?

— Если всякий раз, когда его величество вызывает меня в Уайтхолл, я буду об этом думать, то у меня никаких нервов не хватит. У короля имелась возможность вернуть мне мое состояние, но он до сих пор этого не сделал.

— Да не было у короля такой возможности — и ты отлично об этом знаешь! — сказал Фос, который от быстрой ходьбы снова начал задыхаться. — Имение продал твой дядя — на законных, между прочим, основаниях. Если Карл за твою беспорочную службу вернет имение тебе, ему придется выплачивать компенсацию его нынешним владельцам. Это бы еще ничего, но вслед за тобой к королю потянутся другие дворяне, которые лишились своей собственности во время гражданской войны. И королю придется выплачивать все новые и новые компенсации, а этого казна его величества позволить себе не может.

— Я хочу получить только-то, что принадлежит мне по праву. Блайт-Холл и земли вокруг него находились во владении нашей семьи на протяжении шестисот лет. Дядя распоряжался имением, а под конец продал его — по той только причине, что меня тогда не было в Англии.

— Возможно, Карлу удастся уговорить новых владельцев продать имение тебе? — высказал предположение Фос.

— Король Карл не единственный человек в этой стране, у кого затруднения с деньгами.

— Я знаю о твоих проблемах, но ты мог бы попросить о скидке…

— Я не могу позволить себе заплатить даже сотую часть того, что стоит это имение.

— Ты смог бы за него заплатить, если бы позволил мне дать тебе взаймы…

— Нет, Фос.

— А что, если выкупить его и сразу же заложить?

— Нет, Фос.

— Но ведь твое имение наверняка будет приносить неплохой доход?

Ричард скептически скривил рот:

— Никакого дохода оно приносить не будет. Насколько я знаю, человек, который приобрел его у дяди, умер, а его старуха вдова вряд ли в состоянии как следует управлять поместьем.

— Тут ты, пожалуй, прав, — согласился Фос, а потом задумался, комично потершись щекой о плечо. — Скажи, ты собираешься переодеваться перед аудиенцией?

— Чтобы ничем не отличаться от придворных лизоблюдов?

Сказать по правде, Ричард не сомневался, что Фос затеет этот разговор, и от души забавлялся про себя, предвкушая его и заранее зная, как он будет протекать.

Как он и рассчитывал, Фос запротестовал:

— Но не можешь же ты явиться перед королем в этом наряде?

— А что плохого в моем наряде? Черный цвет мне идет.

— Но твои штаны…

— У меня-то как раз штаны нормальные, и надевать широкие шелковые, да еще и с кружевными оборками, как у тебя, я не собираюсь.

Фос опустил глаза и посмотрел на свои панталоны, которые были столь широки, что казалось, вот-вот с него свалятся.

— Я, знаешь ли, бывший солдат, — напомнил Ричард своему другу-моднику, — и мне выглядеть шутом не пристало.

— Но король…

— Слава Богу, его величество знает меня не первый день и вряд ли придет в дурное расположение духа, не обнаружив на мне модных французских тряпок.

— Похоже, с тех пор как ты вернулся в Англию, новую одежду ты не покупал вовсе, — пробормотал Фос.

— Этому камзолу всего год, — запротестовал Ричард. — Лучшего у меня все равно нет — да и никогда не было. Кстати, я знаю, о чем ты заведешь сейчас речь: наверняка скажешь, что без перьев на шляпе соваться к королю нечего и думать.

— Ну…

— Фос, прошу тебя, — взмолился Ричард.

Приятель Ричарда вздохнул:

— Хорошо, хорошо. Я умолкаю.

— Между прочим, в моем наряде имеется-таки один ценный аксессуар — моя перевязь. Согласись, она великолепна — причем без всяких скидок!

— Кто ж в этом усомнится? — добродушно произнес Фос, к которому вновь вернулось хорошее настроение.

На перевязь Ричарда и впрямь стоило взглянуть: она была сделана из телячьей кожи тончайшей выработки и украшена тиснением. На этой перевязи, пересекавшей наискось могучую грудь Ричарда, висела отличной работы длинная шпага, достойная такого великого фехтовальщика, каким был ее владелец.

Надо сказать, сэр Ричард Блайт считался при дворе весьма разносторонним человеком, и умение писать пьесы и сочинять стихи было далеко не единственным его талантом.

Глава 2

Вечером, после того как закончился спектакль и автор пьесы получил свою долю аплодисментов, наемная карета доставила господина сочинителя и его верного друга Фоса Чеддерсби во дворец. Расплатившись с кучером, они вошли под украшенные лепниной и поддерживаемые колоннами своды Уайт-Холла, где потолок и стены были расписаны кистью великого Рубенса.

Всякий, кто взглянул бы на царившие вокруг радость и веселье, с трудом бы поверил, что двадцать лет назад отец нынешнего короля был обезглавлен на эшафоте, воздвигнутом прямо перед окнами этого великолепного здания.

Ричард в сопровождении Фоса двинулся сквозь блестящую анфиладу роскошных комнат в сторону королевской приемной. Пока они шли, Ричард не раз ловил на себе восхищенные взгляды женщин и завистливые, исподлобья — мужчин. Хотя господин сочинитель не мог похвастать ни богатством, ни роскошью наряда, при дворе у него существовала устоявшаяся репутация галантного кавалера и покорителя женских сердец.

В сущности, во дворце был лишь один человек, который в этом смысле мог сравниться с сэром Ричардом Блайтом, — сам король Карл.

Его величество сидел за низеньким ломберным столиком у окна своей приемной и играл в криббедж. Со всех сторон его окружали очаровательные женщины в ярких разноцветных нарядах, которые придавали им сходство с райскими птичками.

Король был одет по последней французской моде. В этот вечер он надел короткий, шитый золотом камзол, ярко-синие шелковые штаны до колен и великолепную кружевную рубашку с кружевными же манжетами, которые почти полностью скрывали кисти рук и пальцы его величества.

На устроенных в приемной в виде балкончика хорах стоял молодой человек, который в сопровождении небольшого оркестра исполнял любовный романс.

Пение, конечно же, никто не слушал. Придворные были заняты сплетнями, флиртом, а некоторые не спускали глаз с короля в надежде, что его величество удостоит их своим милостивым вниманием.

Когда Ричард и Фос вошли в раззолоченную приемную, его величество поднял глаза от карт и, изогнув знаменитую полоску усов над верхней губой, весело улыбнулся.

Как всегда, Ричард, увидев короля, подивился тому, как этот человек, которому пришлось за свою не слишком долгую жизнь пройти через множество испытаний; ухитрился сохранить в своем характере известное доброжелательство. По этой причине влияние его величества самым благотворным образом сказывалось на его придворных, которые в его присутствии держали себя весело и непринужденно. Двор при Карле являлся средоточием не только веселья и куртуазных удовольствий, но также и самой изысканной роскоши. Последнее особенно удивляло Ричарда, так как было общеизвестно, что государственная казна находится в весьма плачевном состоянии.

Король обладал еще одним даром: он был милосерден — в тех, разумеется, пределах, насколько это может себе позволить монарх.

Ричард снял с головы широкополую шляпу и отвесил королю поклон, после чего, распрямившись, с улыбкой обвел взглядом окружавших короля придворных.

— Ага, Блайт заявился! — вскричал его величество, приподнимаясь со стула. — Что ж, ты приехал вовремя. Наше величество в проигрыше.

Разодетые в шелк и атлас дамы сразу же запротестовали, пытаясь заверить Карла в том, что его величество — в силу своего высокого сана — никогда не окажется в проигрыше, даже если и потеряет иной раз за игорным столом несколько монет. Некоторые из этих прелестниц одаривали многообещающими взглядами не только короля, но и Ричарда, который пришел к выводу, что кое-кто из придворных дам готов хоть сейчас затеять с ним интрижку, если, разумеется, на то будет его, Ричарда, воля.

Увы, никакого желания вступать в любовные отношения с подобными женщинами у Ричарда не было. Придворные дамы были эгоистичными и самовлюбленными существами.

Для них роман с сочинителем пьес — даже таким знаменитым, как Ричард, — явился бы очередным приключением, своего рода передышкой в той большой, отнюдь не карточной игре, которую все они вели при дворе, стараясь заполучить в свои сети мужа или любовника познатнее и побогаче.

Приходилось, однако, признать, что актрисы, с которыми он встречался, в общем, преследовали те же самые цели, что и аристократки. Правда, у актрис имелось одно, но неоспоримое достоинство — при расставании они почти не доставляли ему хлопот.

Карл снова посмотрел в свои карты и со вздохом произнес:

— Что бы вы там ни говорили, дорогие дамы, но я и в самом деле проигрываю. По этой причине я решил уступить свое место за столом кому-нибудь из вас.

Карл с многозначительным видом посмотрел на женщин, давая им понять, что в его словах кроется нечто большее, чем предложение занять за столом его место. С минуту поразмышляв, он подозвал к себе молодую даму, имени которой Ричард не знал. Та со счастливым видом выступила из блестящей шеренги придворных, села на стул Карла, а когда он передавал ей карты, нежно провела указательным пальцем по его руке.

Ричарда в этот момент более всего занимал вопрос: кто муж этой женщины, где он и самое главное — рогоносец ли он? Даже если он таковым и не являлся, ему предоставлялась отличная возможность заполучить украшение в виде рогов, причем в самое ближайшее время.

— Следуй за нашей особой, Блайт, — сказал король. Он обращался к Ричарду в прежней дружеской манере, но за ней нетрудно было распознать давнюю привычку повелевать. Затем он перевел взгляд на Фоса:

— Что же до лорда Чеддерсби, то ему не возбраняется остаться здесь и поиграть с дамами в карты.

Фос, услышав обращенные к нему милостивые слова короля, покраснел как рак, что не укрылось от взгляда Карла и вызвало улыбку у него на губах. В следующее мгновение, правда, он уже совершенно забыл о Фосе и в сопровождении Ричарда направился в свои покои.

— Говорят, твоя новая пьеса имела успех, Блайт?

«Как быстро, черт возьми, здесь разлетаются слухи», — подумал Ричард, но сказал другое:

— Тому была причина, ваше величество.

— Кажется, у тебя главную роль играет новая актриса?

— Минетта Сомероял, ваше величество. Ей я обязан всем.

— Мы слышали, она красавица.

Ричард ухмыльнулся. У него не было сомнений, что король все уже о Минетте знает. Не сомневался он и в том, что Минетта в самое ближайшее время переберется из его постели в постель короля. А почему бы и нет? Для девчонки, которая выросла на улице, такое возвышение стало бы настоящим подарком судьбы.

«Коли так, — решил Ричард, — попробую-ка я помочь бедной девушке».

— О да, сир. Она очень красива.

Король одарил Ричарда проницательным взглядом, и тот понял, что король догадывается, какого рода отношения связывают их с Минеттой.

Карл и Ричард подошли к королевским покоям. Ливрейный лакей открыл им двери. Другой лакей внес в украшенную коврами и сверкавшую позолотой комнату маленький столик с закусками и канделябром, в котором горели свечи.

Король уселся за стол, и в то же мгновение лакей налил ему в бокал красного, как рубин, вина.

— Присаживайся, Блайт. Составь мне компанию.

Ричард сделал, как ему было ведено, а потом, когда лакей налил вина и ему, поднял свой бокал.

— За здоровье вашего величества!

Карл кивнул и пригубил свой бокал. Ричард тоже глотнул терпкую рубиновую жидкость. Потягивая вино, он ждал, когда король заведет разговор о Минетте.

Вместо этого его величество потянулся к лежавшим на блюде фруктам и спросил:

— Скажи, тебе доводилось пробовать ананас?

— Нет, ваше величество, — ответил Ричард, разглядывая сочный золотистый ломтик в руке короля.

Разумеется, он слышал об этом плоде, который привозили из колоний в Новом Свете, но отведать его ему так и не пришлось.

Король положил ананас на тарелку китайского фарфора с золотым ободком и подвинул ее к Ричарду. Тот осторожно взял кусочек ананаса и отправил себе в рот.

«Вкусно», — подумал Ричард, прижимая сочный ломтик языком к небу. В тот самый момент, когда он проглотил ананас, король заговорил снова:

— Мы пригласили тебя, чтобы обсудить вопрос, касающийся твоего родового имения. Нам давно уже не дает покоя мысль, что мы до сих пор не вернули тебе твое состояние.

Слова короля удивили Ричарда. Он полагал, что король и думать забыл о его проблемах.

— Ваше величество помнит о таких пустяках? Я польщен, сир.

Карл улыбнулся:

— Король обязан думать о благополучии своих верных слуг. Мы не хотели говорить с тобой об этом раньше, потому что у нас были связаны руки. Признаться, они и сейчас у нас связаны, тем не менее возможность улучшить твое положение у нас появилась.

— Неужели, сир? — Ричард старался вести себя сдержано, хотя это удавалось ему с трудом.

— Так вот, — продолжал король, — хочу тебе сообщить, что человек, который купил твое имение, уже умер.

— Я слышал об этом, сир.

Король посмотрел на него прищурившись, и Ричард решил, что перебивать монарха, пожалуй, не стоит.

— Человека этого звали Уильям Лонгберн. Теперь поместьем правит его молодая вдова, у которой есть сын.

Король помолчал, предоставляя Роберту возможность высказаться.

— Я весь внимание, ваше величество, — только и сказал Ричард.

— В соответствии с завещанием Лонгберна имение должно отойти его сыну. Но поскольку до совершеннолетия мальчика еще далеко, имением управляет вдова Лонгберна.

— Я, ваше величество, ничего не знал о завещании покойного Лонгберна, — честно сказал Роберт.

— А знаешь ли ты что-нибудь о его вдове? — осведомился король.

— Сказать по правде, я думал, что она старуха.

— Ей всего двадцать три, и мне говорили, что она прехорошенькая — Правда?

Ричард изобразил на лице самый неподдельный интерес, хотя никак не мог взять в толк, к чему клонит король. Зато он отлично понимал, что слухи о «прехорошенькой молодой вдове» могли оказаться сильно преувеличенными. Очень может быть, что на самом деле у нее нет половины зубов, волосы бесцветны и жестки, как мочало, и весит она не меньше двухсот фунтов.

Губы короля тронула хитрая улыбка.

— Мы пригласили ее сегодня во дворец, чтобы предоставить тебе возможность уладить с ней это дело полюбовно Ричарда захлестнули самые противоречивые чувства. В душе у него переплелись надежда, смущение и отчаяние. Хитрая улыбка на губах короля наводила на самые разные мысли — могло даже статься, что его величество затеял все это только для того, чтобы немного позабавиться.

Прежде чем Ричард успел прийти к какому-либо определенному выводу, дверь отворилась и пестро одетый паж ввел в комнату женщину в черном траурном платье.

У Ричарда от удивления отвисла челюсть, поскольку он узнал эту женщину сразу — как только она вошла в королевские покои. Пресловутая вдова Лонгберн, унаследовавшая от мужа его, Ричарда, родовое имение, и незнакомка, которую он не далее как сегодня утром вырвал из лап Сидли и его подвыпивших приятелей, оказались одним лицом.

Вдова приподняла широкие юбки и присела в придворном поклоне. В следующее мгновение она почувствовала на себе взгляд Ричарда, перевела на него глаза, узнала и замерла на месте от удивления и смущения.

Когда паж открывал дверь, а потом, уходя, закрывал ее, Ричард обнаружил, что женщина пришла не одна. В коридоре стоял высокий широкоплечий мужчина с мрачным, но не лишенным привлекательности лицом. На взгляд спутнику вдовы можно было дать лет тридцать пять — сорок «Кто это? — задался вопросом Ричард. — Ее брат? Дядя?

Друг семьи? Или, быть может, претендент на ее руку и сердце?»

Неожиданно Ричард ощутил укол ревности, чего никак от себя не ожидал. Как же так? Ведь несколько минут назад он разговаривал с королем о Минетте, а Минетта была его любовницей на протяжении последнего месяца. При этом он, Ричард, зная, что Минетта может уйти от него к королю, не испытывал ни малейшего волнения и, казалось, вел речь о каком-то щенке, которого ему предстояло передать в хорошие руки.

Король поднялся Со стула, подошел к гостье и прикоснулся губами к ее руке. Это заставило Ричарда вернуться к реальности — как, впрочем, и молодую вдову, которая, присев в реверансе, оставалась в этом положении до тех пор, пока к ней не подошел Карл.

— Поднимитесь же, дорогая, — сказал король, добродушно ухмыльнувшись. — К чему это низкопоклонство?

Судя по выражению лица женщины, она была убеждена, что в присутствии короля его подданные должны находиться именно в таком положении — согбенном.

Впрочем, когда король повел ее за руку к столу, ей пришлось распрямиться. Усадив Элиссу за стол, король сел с ней рядом. Теперь она находилась как раз напротив Ричарда, и ему волей-неволей пришлось поднять на нее глаза. Ричард решил, разглядывая вдову и оценивая ее внешность, быть по возможности объективным. Для этого ему стоило только представить себе, что вдова — актриса и кандидатка на роль в его новой пьесе.

На первый взгляд ей и в самом деле можно было дать не больше двадцати трех лет. Кожа у нее была нежная и розовая, а черты лица — правильными. Формы же ее тела наверняка заставили бы побледнеть от зависти даже красотку Минетту. Густые каштановые волосы были собраны в скромный пучок на затылке — локонов, каких требовала мода, она не признавала. Правда, одна шаловливая прядка выбилась из строгой прически вдовы Лонгберн и теперь вилась около виска. Ричард почувствовал неодолимое желание протянуть руку и заправить эту прядку ей за ухо.

Преодолев это наваждение, Ричард стал всматриваться в глаза своей визави, обладавшие изумительным золотисто-карим цветом. Более всего, однако, Ричарда поразил не цвет ее глаз, но их выражение. В ее взгляде были и мудрость, и понимание жизни, и нежелание склоняться перед обстоятельствами.

Ричард вспомнил о предложении короля «договориться с этой женщиной полюбовно» и подумал, что это будет не так-то просто. Если он правильно понял ее взгляд, своего — вернее, того, что она считала своим, — она не отдаст ни при каких условиях.

Негромко кашлянув, король произнес:

— Мистрис Лонгберн, позвольте представить вам украшение нашего двора, да и, пожалуй, всего Лондона, известного сочинителя пьес сэра Ричарда Блайта. Познакомься, сэр Ричард, — это мистрис Элисса Лонгберн.

— Здравствуйте, сэр Ричард, — пробормотала Элисса, делая реверанс.

«Ага! — подумал Ричард. — Леди решила сделать вид, что мы с ней не знакомы. Поскольку утром она мне нагрубила, в этом ничего удивительного нет».

Ричард тоже поднялся со стула и поклонился.

— К вашим услугам, мадам. Кстати, как вы себя чувствуете?

— Не понимаю вас, сэр, — отозвалась она.

Короля, казалось, тоже немало удивил этот вопрос, и он озадаченно посмотрел на Ричарда.

— Я полагаю, ваше величество, что мистрис Лонгберн больна. Должно быть, у нее что-то с головой. Не далее как сегодня утром я помог ей выпутаться из затруднительною положения, и мы с ней познакомились, но она — подумать только! — уже об этом забыла, — объяснил Ричард королю.

Его величество с любопытством посмотрел на Элиссу, которая покраснела так, что от ее щек можно было зажечь свечу.

— Это правда? — спросил король.

— Да, ваше величество, я попала утром в затруднительное положение и была настолько расстроена случившимся, что почти не обратила внимания на своего спасителя.

Ричард покачал головой. Оказывается, эта женщина обладала способностью лгать — да еще и в присутствии короля!

К большому удивлению Ричарда, король, выслушав даму, переключил внимание на него.

— А ты, сэр Ричард, кажется, тоже страдаешь этой болезнью. Что же ты ни словом не обмолвился об утреннем происшествии и не сказал мне, что уже знаком с мистрис Лонгберн?

— Она не удостоила меня чести узнать ее имя.

— Я, ваше величество, думала в ту минуту только о том, как бы побыстрее ускользнуть от… — В голосе Элиссы послышалось замешательство.

Все, кто был знаком с порядками при дворе, трижды бы подумали, прежде чем лишний раз упомянуть имена королевских любимцев — Сидли, Бакхерста и Джермина, — тем более в связи с имевшим место досадным происшествием.

— Так от кого же вы хотели ускользнуть, мадам? — с металлом в голосе спросил король.

Ричард не без удовольствия наблюдал за тем, как король гипнотизировал взглядом строптивую мистрис Лонгберн, раздумывая при этом, стоит или не стоит говорить его величеству о том, что Сидли и его приятели к ней приставали.

С минуту подумав, он решил, что все-таки не стоит, поскольку эта теплая компания обладала при дворе большим влиянием — куда большим, чем его собственное.

— Это были пьяные бездельники, ваше величество, которые и языками-то едва ворочали, — сказал он. — Думаю, что ничего особенно дурного они не замышляли. Прицепились же к леди так просто, от нечего делать.

— Нет, замышляли! — сверкнув глазами, возразила она. — Они были до такой степени грубы и злонамеренны, что я стала опасаться за свою жизнь и за жизнь сына.

— Очень жаль, мадам, что Лондон встретил вас столь нелюбезно, — сочувственно произнес король. — Тем не менее мы удивлены, что вы не обратили внимания на такого красавца, как Блайт.

— Знаете, ваше величество, у нас ко всему прочему еще и багаж украли.

Ни король, ни Ричард, разумеется, ничего об этом не знали. Другая женщина на месте вдовы Лонгберн рыдала бы в три ручья уже по одной только этой причине.

В этот момент Ричард был готов простить вдове все — даже грубость по отношению к собственной персоне. Да, был готов, пока не напоролся на ее взгляд — проницательный и холодный.

Ричарду ничего не оставалось, как обругать себя за легковерие.

Что и говорить, эта женщина умела разыгрывать из себя оскорбленную невинность, когда ей это было выгодно.

«Странно все это», — подумал сочинитель. Уж кто-кто, а он, Ричард, хорошо знал, что такое человеческое лицемерие, и не должен был поддаваться на подобную уловку.

— Так вот почему вы забыли сказать мне «спасибо», — сухо заметил он.

Прищурившись, Элисса смерила сэра Ричарда пристальным взглядом. Она уже поняла, что Ричард видит все или почти все, что ей хотелось бы скрыть, и это приводило ее в замешательство. Не легче ей было и оттого, что сидеть им приходится за одним столом с королем Англии.

— Ваше величество, я надеюсь, сэр Ричард понимает, что ситуация, в которой я оказалась, отнюдь не располагала к взаимному обмену любезностями. Согласитесь, сир, что ваш дворец, и в частности ваши покои, куда лучше приспособлены для светских бесед, нежели заполненная орущей толпой, провонявшая дымом и рыбой набережная.

Король расхохотался:

— Мило! Не кажется ли тебе, Ричард, что маленький монолог нашей гостьи напоминает речи героинь из твоих пьес?.

Ричард напустил на лицо глубокомысленное выражение.

— Сир, если бы мне пришло в голову описать то, что сегодня случилось, то моя героиня по ходу пьесы обязательно бы влюбилась в смелого парня, который пришел ей на помощь.

Замечание Ричарда вызвало очередную вспышку веселья у монарха.

— Разумеется! — воскликнул он. — Как же иначе? А что думаете по этому поводу вы, мистрис Лонгберн?

— Поскольку я не имела удовольствия видеть на сцене пьесы сэра Ричарда, мне остается только предположить, что он довольно часто прибегает к подобному повороту в сюжете, а это означает, что его пьесы весьма далеки от реальной жизни.

Сэр Ричард слегка порозовел, Элисса же в этот момент неожиданно почувствовала, как угнетенное состояние, в котором она пребывала с самого утра, стало отступать. Более того, в ней воскрес бойцовский дух, и она решила при случае продемонстрировать этому высокомерному джентльмену — сэру Ричарду Блайту, — что она отнюдь не глупенькая деревенская вдовушка, но образованная и понимающая тонкое обхождение дама, которая третировать себя не позволит и безропотно сносить иронические насмешки на свой счет не станет.

Элисса из рассказов побывавших при дворе знала, что король и его приближенные живут страстями, а потому в каком-то смысле считала себя сильнее их всех — хотя бы по той причине, что собственные страсти она давно уже обуздала. Так, во всяком случае, ей казалось.

Она решила держаться настороже, внимательно наблюдать за всем происходящим, а главное — выяснить, зачем его величество король призвал ее ко двору.

— Оказывается, вы не очень доброжелательно настроены к нашему другу, — сказал король. — Что ж… плохо. Это обстоятельство может стать препятствием на пути к осуществлению задуманного нами предприятия..

Стоило только королю с разочарованным видом на нее посмотреть, как дурные предчувствия, которые преследовали Элиссу всю дорогу до Лондона, разом к ней вернулись.

— Нами был составлен план, — продолжал король, — с помощью которого мы намеревались разрешить к общему удовольствию одно щекотливое дельце.

— Щекотливое дельце? — словно эхо откликнулась Элисса.

Король недовольно поморщился: как всякий монарх, он терпеть не мог, когда его перебивали.

— Кажется, вы что-то сказали, мистрис Лонгберн?

— Ничего, ваше величество, — возразила Элисса, стараясь, чтобы ее голос звучал по возможности ровно. — Просто я никак не могу взять в толк, что вы подразумеваете под этими словами.

— Для женщины, которая не читала мои пьесы, но тем не менее считает себя достаточно знающей, чтобы их критиковать, вы демонстрируете сейчас подозрительную некомпетентность, — громко заявил сэр Ричард. — Но к чему лукавить? Я не сомневаюсь, что стоило вам меня увидеть, как вы сразу поняли, какого рода дельце нам предстоит разрешить.

Его величество король устремил на Элиссу проницательный взгляд и сказал:

— Видите, мистрис Лонгберн? Сэр Ричард вас раскусил, даже не зная о том, что вы явились к нам с адвокатом.

— С адвокатом? — с изумлением произнес сэр Ричард.

— Значит, вы, ваше величество, собираетесь говорить со мной о наследстве моего сына? — спросила Элисса, не обратив внимания на удивленное восклицание Ричарда.

— Не о наследстве вашего сына, а о моем родовом имении, — торопливо поправил ее Ричард.

— Имение было куплено моим мужем на законных основаниях, — сказала, как отрезала, Элисса. — И полноправным владельцем имения Блайтов отныне является мой сын Уил.

Мой адвокат готов хоть сию минуту представить все необходимые бумаги.

— Хватит, перестаньте! — За добродушной усмешкой короля крылось недовольство. — Мы отлично знаем, что законно, а что нет. Не об этом сейчас речь. Взгляните лучше на сэра Блайта и постарайтесь понять, до какой степени ему хочется вернуть свое состояние. И он, поверьте, имеет на это право — и в силу того, что это имение принадлежало Блайтам на протяжении шестисот лет, и в силу того, что сэр Ричард оказал нам неоценимые услуги во время наших многолетних скитаний по Европе. Знаете, мистрис Лонгберн, если бы это зависело только от нас, мы бы вернули сэру Ричарду его собственность в тот самый момент, когда наша нога ступила на берег Англии.

— Увы, ваше величество, по закону поместье Блайтов принадлежит мне и моему сыну.

— Мой дядя не имел никакого права его продавать! — вскричал Ричард.

— Ты был в Европе, Ричард, — напомнил сочинителю король.

Элисса подивилась тому, как часто менялись интонации его величества, когда он обращался к тому или другому из собеседников. Сейчас, к примеру, в его голосе звучало неподдельное дружеское участие.

— Тем не менее мы полагаем, что нам удалось найти приемлемый выход из создавшегося положения, — с улыбкой закончил король свою маленькую речь.

Ричард и Элисса, как по команде, вскинули на него глаза.

— Я намерен вас поженить.

Глава 3

— На ком же вы хотите меня женить, сир? — спросил Ричард, стараясь сохранить самообладание.

— Только не надо разыгрывать из себя идиота, Ричард, — сказал король. — Ты должен жениться на мистрис Лонгберн.

— Но это невозможно, ваше величество! — вскричала Элисса.

Когда Карл перевел на нее взгляд, в душе Ричарда на мгновение шевельнулась жалость. Хотя король любил женщин и чрезвычайно милостиво относился к прекрасной половине рода человеческого, он умел быть и непреклонным, главное же — он терпеть не мог, когда ему перечили. Так что категоричное заявление мистрис Лонгберн вряд ли могло пойти ей на пользу.

Судя по всему, она тоже об этом подумала, поскольку выражение ее лица изменилось, и теперь она смотрела на короля с таким умильным видом, что ее взгляд мог, казалось, растопить камень, а не только чувствительное королевское сердце.

— Я, ваше величество, не стою и мизинца такого джентльмена, как сэр Ричард. Ведь он украшение вашего двора и все такое, а я лишь глупенькая деревенская вдовушка, — ангельским голоском пролепетала она.

Ричард едва сдержал себя — до того ему захотелось выругаться. То, что она сказала, являлось чистой воды ложью.

Ричард не поверил бы ей, даже если бы она призналась ему в беззаветной любви, хотя мужчины в подобные признания верят охотнее всего.

Да если бы он, Ричард, захотел создать в своей пьесе образ хитрой, прожженной интриганки, ему не пришлось бы долго морщить лоб: для этого ему было бы достаточно понаблюдать за мистрис Лонгберн.

Король покрутил на пальце кольцо с бриллиантом, затем посмотрел на нее и улыбнулся.

— Вы верно описали достоинства сэра Ричарда. Уверен, всякая женщина была бы рада выйти замуж за такого привлекательного и талантливого кавалера, которого мы, кстати, считаем своим другом.

— Ваше величество, мой брак с сэром Ричардом не изменит положения вещей, — заметила мистрис Лонгберн. — Имение в любом случае достанется моему сыну.

— То есть достанется парню, который по чести не имеет на него никаких прав, — вставил Ричард.

— Мой сын — наследник поместья Блайтов и по закону, и по чести! — запротестовала мистрис Лонгберн, мгновенно утрачивая ангельское выражение, запечатлевшееся было у нее на лице.

Ричард подметил, что королю стало надоедать упрямство вдовы Лонгберн, и он едва не улыбнулся при этой мысли.

— Боюсь, ваше величество, что нам нельзя жениться.

Мистрис Лонгберн определенно от меня не в восторге, а я таков, какой есть, и измениться в лучшую сторону не способен.

— Ерунда! — воскликнул его величество. — Мы можем назвать несколько строптивых женщин, которые поначалу всячески сопротивлялись сближению с тобой, но потом все равно оказывались в твоей постели. Кстати, мы не припомним, чтобы потом кто-нибудь из них об этом пожалел.

— Я очень сомневаюсь, ваше величество, что упоминание о моих победах у женщин сильно увеличит мои шансы понравиться мистрис Лонгберн, — понизив голос, произнес Ричард, кивая на вдову.

— А вот я нисколько не сомневаюсь, что тебе, Ричард, удастся преодолеть ее неприязнь и завладеть ее сердцем. — Король переключил внимание на Элиссу:

— Видите ли, мадам, наш друг уже очень давно стремится поселиться в своем родовом имении. Пусть даже он и не сможет восстановить свои права на поместье, но после брака с вами он по крайней мере получит возможность там жить. Разве это не удачный компромисс, который разрешает все проблемы?

— Он будет там жить?

— С вами, моя милая, с вами, — сказал король, раздельно выговаривая слова, как если бы он беседовал с ребенком. — В качестве вашего мужа.

Элисса перевела взгляд на человека, который по воле короля должен был стать ее мужем, и перед ее мысленным взором пронеслось несколько воображаемых картин ее будущей семейной жизни.

«Да уж, — подумала она, — сэр Блайт — это вам не Уильям Лонгберн. Наверняка он будет и лучше, чем… Боже! О чем я только думаю, — возмутилась про себя и на себя Элисса. — Сэр Ричард — и это ясно с первого взгляда — человек глубоко аморальный, как и все друзья короля Карла. Что ж с того, что он хорош собой и у него красивые черные глаза? Я не должна, не имею права с ним встречаться. И уж тем более не должна выходить за него замуж».

— Быть может, мадам, вам стоит обсудить мое предложение с адвокатом, коль скоро вы взяли на себя труд привести его с собой? — с улыбкой произнес король Карл.

Элисса поднялась с места и сделала реверанс.

— Благодарю за совет, ваше величество. Я так именно и поступлю. — С этими словами она, шурша платьем, поспешила к двери.

После того как она удалилась, король отпустил слугу и остался с сэром Ричардом наедине.

— Вот, черт возьми, ситуация, а, Блайт? В такой, пожалуй, тебе еще бывать не приходилось, — начал Карл.

Ричард согласно кивнул:

— Это так, ваше величество. Скажу по чести, мне не каждый день выпадает возможность говорить о женитьбе.

— Особенно о своей, верно? — усмехнувшись, сказал Карл. — Должен, однако, заметить, что время тобой потрачено не зря. Сегодня ты приобрел новый опыт — не так уж часто дамы тебя отвергают. Признаться, я до сих пор не могу понять, как с таким мрачным характером ты умудряешься пользоваться успехом у прекрасного пола.

— Это для меня самого загадка, ваше величество, — сказал Ричард, улыбнувшись краешком рта. — Но если посмотреть на этот феномен сквозь призму теории, которая гласит, что «люди более всего хотят заполучить то, что им недоступно», выяснится, что ничего особенно таинственного в этом нет. Сделайте только вид, что не обращаете на женщину внимания, и она приложит все усилия, чтобы вам понравиться. Этот метод, сир, не подвел меня ни разу. Бывали случаи, когда женщины, распаленные моей сдержанностью, сами бросались мне на шею!

— Подумать только, какие испытания выпали на твою долю! — усмехнулся король.

— Что ж делать, ваше величество? Приходится терпеть, — сказал с ухмылкой Ричард. — Должен, однако, заметить, сир, что когда ваше величество находится рядом, женщины сразу же забывают о моем существовании.

— Ты нам льстишь!

— Нет, сир! Более того, мне кажется, что у вдовы Лонгберн имелись кое-какие планы насчет вашего величества, и когда ей предложили взамен такого жалкого сочинителя, как я, она, понятное дело, вспылила.

— Ну, «вспылила» — это слишком сильно сказано. Будем считать, что она удивилась или была разочарована.

— Я бы на ее месте тоже испытал разочарование, сир.

Король рассмеялся, но потом снова сделался серьезным.

— Запомни, Ричард, брак с вдовой — единственная возможность вернуть твое состояние. Иначе поместья тебе не видать:

— Чрезвычайно благодарен вам за заботу, сир, — сказал Ричард, стараясь по возможности выглядеть беззаботным и никак не проявлять своего критического отношения к задуманному королем плану. — Тем не менее, если вы согласитесь признать законность притязаний вдовы и ее сына на мою собственность, это мало что мне дает. Имение никогда не станет моим по-настоящему.

— К сожалению, ее притязания справедливы, и от этого факта нам не отмахнуться, — задумчиво произнес король. — Должен тебе сказать, что мы уже просмотрели документы — лично. Брачный договор, купчая на поместье и завещание ее мужа составлены по всем правилам — так что придраться не к чему. Наследник, однако ж, может и умереть, и тогда поместье будет находиться в безраздельной собственности мистрис Лонгберн — то есть твоей будущей жены.

Ричард постарался не выказать своего неудовольствия.

— Я, разумеется, хотел бы вернуть свое состояние, сир, но только не ценой жизни невинного ребенка.

Король улыбнулся:

— Благородно, ничего не скажешь. Кстати, у твоей будущей супруги есть и собственное состояние, это не считая поместья Блайтов. В соответствии с брачным договором за ней сохраняется ее приданое, а в случае смерти мужа — принадлежащая ему наличность и вся движимость.

Мальчик наследует только поместье, а всеми деньгами распоряжается его мать. Если ты, Ричард, женишься на ней, то станешь весьма состоятельным человеком и сможешь прикупить себе другое имение.

— Другое? Это не то же самое, что мое фамильное.

— Придется тебе ограничиться этим, — с металлом в голосе произнес король Карл.

— Ваше величество, я не признаю браков по расчету.

— Странно. Ты частенько описываешь их в своих сочинениях, — холодно парировал монарх.

Несмотря на неудовольствие, которое слышалось в голосе Карла, Ричард решил сказать королю правду — не всю, конечно, но хотя бы часть ее.

— Если помните, сир, подобные браки в моих пьесах всегда обречены на неудачу.

— Прекрати, Ричард. Ты разворчался, как старуха, и совершенно упустил из виду, что эта вдова — настоящий лакомый кусочек. Приглашая ее к себе во дворец, мы не имели представления, что она так хороша, а то бы обязательно предложили ей местечко при нашем дворе. Это и сейчас еще не поздно устроить, но ты, Ричард, наш друг, а потому мы уступаем ее тебе. Разумеется, в том случае, если ты от нее откажешься, мы сами о ней позаботимся. Такому бутону незачем заживо хоронить себя в сельской глуши в Лестере.

Ричард подумал, что он, сам того не желая, неожиданно сделался вершителем судьбы этой женщины. Если он откажется от нее. Карл оставит ее при дворе, и она станет добычей сластолюбивых и беспринципных придворных, которыми окружил себя Стюарт.

С другой стороны, Ричарду вовсе не улыбалось повторять печальный опыт родителей, чей брак с самого начала превратился в непрекращающуюся склоку.

Что же делать: оставить молодую вдову на растерзание придворным волкам, которые водятся в Уайтхолле, или обречь себя на несчастливую семейную жизнь?

— Я женюсь на мистрис Лонгберн, ваше величество, — помолчав, сказал Ричард.


Элисса сидела на изящном стульчике в передней личных апартаментов короля и смотрела на высокого человека в черной мантии, который стоял перед ней, заложив за спину руки.

— Насколько я понимаю, предложение его величества вас ничуть не удивило? — спросила она, недовольно поморщившись.

— С чего бы? Королю нравится вершить судьбы людей, — спокойно ответил мистер Хардинг. — Признаться, когда король вызвал вас в Лондон, у меня сразу же возникли соображения такого толка.

— Почему же вы меня не предупредили?

— Я мог и ошибиться.

Элисса напомнила себе, что «железный» Хардинг, несмотря на свой далеко еще не почтенный возраст, считался лучшим в Лондоне адвокатом. К сожалению, этот человек был так же мало способен к проявлению нормальных человеческих чувств, как золоченый стул, на котором она сейчас сидела в роскошной королевской передней.

Повсюду только и говорили что о финансовых затруднениях, которые испытывал его величество, но, глядя на бархатные гардины с тяжелыми золотыми кистями, резную позолоченную мебель, натертый душистым воском наборный паркет и мягчайшие ковры, в которых нога утопала по щиколотку, нетрудно было себе представить, откуда они проистекали.

— Думаю, сэр Ричард тоже ничего не знал о планах короля, — сказала Элисса, вспомнив, как в тот момент, когда Карл предложил им пожениться, на красивом лице господина сочинителя проступило неподдельное изумление.

Потом ей неожиданно пришло в голову, что, быть может, за непроницаемой маской на лице сэра Ричарда Блайта скрывается тонкая, ранимая душа поэта. Но что с того, сказала она себе. Ей-то какое до этого дело?

— Странно, что король не поставил его об этом в известность, — удивился мистер Хардинг. — Ведь сэр Ричард и его величество — большие друзья.

— Если они такие уж друзья, как вы утверждаете, то непонятно, почему его величество не отдал мне приказ передать имение Блайту, — с сарказмом сказала женщина.

— Как же он мог? Ведь имение-то куплено вами на законных основаниях. Если он отберет имение у вас и отдаст его сэру Блайту, то другие дворяне, которые продали свои земли в период междуцарствия, тоже захотят вернуть свои владения и завалят его величество прошениями. Король не может себе позволить платить отступные всем новым владельцам.

— Но если у нас все по закону, почему я не могу отказаться от брака с сэром Ричардом?

— Хочу, сударыня, вам напомнить, что человек, который сделал вам такое предложение, не простой смертный, а король Англии.

— Ну и что? Ведь он не выше закона? Если не ошибаюсь, в Великой хартии вольностей сказано, что никто не может быть выше закона — даже монарх!

— Думаю, что его величество не очень любит заглядывать в эту самую хартию, зато любит награждать своих верных слуг, особенно в том случае, если это не отнимает у него много времени и не стоит ему лично ни гроша.

— Народ этого не поймет. Люди в большинстве своем терпеть не могут королевских любимчиков, — вскинув голову, гордо сказала Элисса. — К тому же этот сэр Ричард Блайт — человек глубоко аморальный и позорит своим поведением нацию!

— Сэр Ричард долгие годы провел вместе с королем в Европе и оказал ему множество неоценимых услуг, — заметил мистер Хардинг. — Кроме того, пьесы Блайта доставляют его величеству большое удовольствие. Король не отстанет от вас, мистрис Лонгберн. Кстати, он уже назначил день свадьбы?

Элисса вскочила с места.

— Свадьбы не будет!

В эту минуту ей показалось, что она разглядела в глазах адвоката проблеск чувства. Однако же в его словах это никак не отразилось:

— Коль скоро король хочет, чтобы вы вышли замуж за сэра Ричарда, считаю, что вам лучше всего поступить в соответствии с его волей.

— Но почему? Имение будет по-прежнему принадлежать моему сыну, и мое замужество не в состоянии ничего изменить.

— Неужели его величество не дал вам соответствующих разъяснений?

— Король сказал только, что благодаря женитьбе сэр Ричард получит по крайней мере возможность жить в своем бывшем имении. Но даже король не может принудить меня…

Она замолчала, увидев, как у мистера Хардинга от удивления поползли вверх брови.

— Неужели все-таки может?

— Ну… зачем понимать все так буквально! Его величество знает множество способов, как воздействовать на людей.

— Но…

Мистер Хардинг качнулся взад-вперед на длинных ногах и засунул руки в карманы.

— Повторяю, сударыня, делайте так, как вам велят. Зачем гневить высочайшую особу?

— А затем, что я не хочу выходить во второй раз замуж.

Тем более за аморального писаку, автора каких-то дурацких водевилей — пусть даже он и друг короля.

— Значит, вы предпочитаете отправиться в Тауэр?

У Элиссы от изумления и страха расширились глаза.

— Если вы не уступите королю, он, поверьте, изыщет какой-нибудь благовидный предлог, чтобы вас туда упрятать.

Говорят, Карл пообещал засадить в крепость самого герцога Бэкингема, а ведь герцог, да будет вам известно, был его ближайшим другом и соратником на протяжении многих лет.

У Элиссы подкосились ноги, и она была вынуждена снова опуститься на стул.

— Поверьте, сударыня, брак с другом короля — не самое тяжелое испытание, какое может ниспослать судьба. Что же касается жениха, то тут вы кругом не правы. В его пьесах нет ничего предосудительного или аморального. Поговаривают, правда, что сэр Блайт часто меняет любовниц, но это худший из его грехов. Сэр Блайт человек чести, щедрый и не злой.

Элисса стиснула на груди руки.

— То обстоятельство, что он лишь меняет любовниц, но ничего особенно дурного не делает, вряд ли заставит меня относиться к нему с большим уважением. Подумайте хотя бы о том, какой пример он будет подавать моему сыну! Его отец…

У Элиссы из глаз потекли слезы, и закончить фразу она так и не смогла. Потом, правда, она взяла себя в руки и вытерла глаза. Она не плакала уже много лет и не собиралась проливать слезы и впредь.

— Я не хочу выходить замуж, и никто меня к этому не принудит — даже король. Поместье же принадлежит моему сыну по закону, а стало быть, никто не вправе его отнять. К этому мне добавить нечего.

Мистер Хардинг пожевал губами, помолчал, а потом, пригнувшись, в упор посмотрел холодными рыбьими глазами на Элиссу.

— В таком случае, мистрис Лонгберн, вы должны мне ответить на один вопрос: что конкретно вы в силах предпринять, чтобы отстоять законные права вашего сына на наследство?


Дверь отворилась, и мистрис Лонгберн вплыла в покои короля.

«Да, — отметил про себя Ричард, — эта женщина красива по-настоящему. Точеная фигура, великолепные формы, а волосы, если их распустить, свешиваются, должно быть, ниже пояса. А какие у нее полные алые губы!» Ричард представил себе, как он целует их, и затрепетал от вожделения.

Впрочем, хотя Ричарду и не составило большого труда вообразить, как хорошо ему будет с ней в постели, жениться на ней он не хотел по-прежнему. На основании собственного горького опыта господин сочинитель знал, что одного только вожделения для гармоничной семейной жизни недостаточно.

Мистрис Лонгберн, присев в поклоне перед королем, перевела взгляд на Ричарда.

— Прошу ваше величество и сэра Ричарда назначить день свадьбы.

Ричарда до такой степени поразили эти слова, что у него перехватило дыхание.

— Стало быть, вы согласны принять наше предложение? — осведомился король.

Ричарду показалось, что в голосе Карла сквозит легкое разочарование.

— Согласна, сир, но прошу со свадьбой не затягивать.

Мне хотелось бы как можно скорее вернуться домой.

— Тебе, сэр Ричард, досталась удивительно добропорядочная невеста — разве не так? — с ухмылкой произнес Карл, поднимаясь со стула. Затем, обратившись к Элиссе, он добавил:

— Хорошо, моя дорогая, все будет так, как вы желаете.

Но свадьба состоится здесь, в Уайтхолле.

— Я, ваше величество, хотел только сказать, что…

— Ты ведь хотел нас поблагодарить, сэр Ричард, не так ли? — спросил король, устремляя на сочинителя пронзительный взгляд небольших серых глаз.

— Да, ваше величество, — понурив голову, сказал сэр Блайт. — Я безмерно вам благодарен.

— Вот и хорошо. А теперь мы оставим вас вдвоем, чтобы вы могли на приволье поговорить о предстоящей свадьбе и обсудить все детали. На столе вино и фрукты — угощайтесь. — Карл, изящным движением руки указав на хрустальный графин и блюда с яствами, вышел из комнаты.

— Думаю, нам следует подчиниться его приказу и немного поесть и выпить, — заявила с усмешкой Элисса, усаживаясь за стол и наливая себе вина.

Хотя она приложила немало усилий, чтобы выглядеть спокойной и уверенной, дрожащая рука, сжимающая ножку бокала, выдавала снедавшее ее напряжение.

— Быть может, вы хотите, чтобы разговор шел в присутствии вашего адвоката? — спросил Ричард, усаживаясь напротив.

— Он уже отправился домой, чтобы приготовить все необходимые документы для подписания брачного договора.

— Даже не выяснив мнение жениха — мое то есть мнение?

— Он набросает только предварительный план, ознакомившись с которым вы сможете дискутировать с мистером Хардингом по каждому пункту сколько вам заблагорассудится.

На лице Ричарда вновь утвердилось непроницаемое выражение.

— Я так и сделаю, не сомневайтесь. Все эти адвокаты — ужасные крючкотворы и могут так запутать даже простейшее дело, что потом ни черта не разберешь. Заранее предупреждаю — не буду подписывать ничего, идущего вразрез с моими интересами.

— И я тоже, сударь. Тем более что законы в этой стране большей частью защищают интересы мужчин. Если женщина не хочет, чтобы ее надули, без адвоката ей просто не обойтись.

— А вы хорошо подкованы по части законов.

— Именно по той самой причине, что у меня умный и опытный адвокат.

— Я тоже не дурак, мистрис Лонгберн.

— Рада это слышать. Нет ничего хуже, чем выйти замуж за дурака Довольно уже того, что вы сочинитель.

— Ну , каждый зарабатывает на хлеб как может. Если бы я не писал пьес, мне пришлось бы голодать.

— Благородному человеку больше пристало бы голодать, нежели писать глупые пьесы.

Ричард откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.

— Вам знакомо чувство голода, мадам?

Она вспыхнула:

— Нет, слава Создателю, голодать мне не приходилось.

— А мне приходилось. Стало быть, я в каком-то смысле эксперт в этой области, а из этого следует, что мне лучше знать, что должен и что не должен делать благородный человек, чтобы выжить.

— Я имела в виду мужчину, сэр Ричард, благородного мужчину, способного совершать мужские поступки.

Сэр Блайт некоторое время внимательно разглядывал вдову Лонгберн, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Поскольку нам в скором времени предстоит стать мужем и женой, позвольте, мадам, дать вам дружеский совет.

Если вы хотите жить со мной в мире, никогда не ставьте под сомнение мою честь.

Элисса сглотнула. Настал момент, который мог сказаться на всей ее будущей семейной жизни.

Подобные критические мгновения ей уже приходилось переживать. К примеру, много лет назад, когда она стояла перед Уильямом, шестое чувство нашептывало ей, что слова, которые она сейчас произнесет, магическим образом скажутся на всей ее семейной жизни и определят ее ход и уклад.

Тогда она была юная, невинная и глупенькая. И тогда она ничего не сказала.

Теперь же она опытная женщина, и слова у нее найдутся.

Одарив Ричарда пронзительным взглядом, она раздельно, чуть ли не по слогам произнесла:

— Сэр, я совсем вас не знаю, но то, что я о вас слышала, не делает вам чести. Боюсь, вы настолько испорчены, — что вам достанет наглости сделать попытку наложить лапу на наследство моего сына или растлить его, как вы растлеваете всех, кто находится с вами рядом. Так вот, если это произойдет, клянусь, вы об этом пожалеете!

Глаза сэра Ричарда блеснули, а на губах появилась сардоническая ухмылка.

— Ну и ну! Не знал, что в вас столько злобы, мистрис Лонгберн. Пожалуй, настала пора узнать, что случилось с вашим первым мужем. Скажите, отчего он умер?

— От воспаления легких. — Она усмехнулась. — Поверьте, я не имею к этому никакого отношения.

— Очень рад, что он не стал жертвой насилия.

— Не заблуждайтесь на мой счет. Ради сына я готова на все. Всякий, кто попытается посягнуть на его состояние, будет иметь дело со мной.

— Позвольте вас заверить, мадам, что я ничего дурного вашему сыну не сделаю.

Ричард неожиданно перегнулся через стол и взял ее руки в свои. Хватка у него была стальная. Должно быть, это оттого, что он писатель, едва заметно улыбнувшись, подумала Элисса в тот момент, когда он подносил ее руку к губам. Нежно прикоснувшись к ее пальцам, он провел губами вверх, отчего по ее телу волной прокатилась дрожь.

Когда же Ричард поцеловал бугорок у большого пальца, у нее перехватило дыхание.

На губах у Ричарда заиграла улыбка прожженного соблазнителя.

— Вот с этого и надо было начинать разговор, — негромко произнес он, радуясь, что ему удалось сохранить самообладание и не выплеснуть на оскорбившую его женщину гнев, который на мгновение завладел всем его существом. — Не скрою, когда вы сегодня утром ускользнули от меня, так и не назвав своего имени, я почувствовал сильнейшее раздражение и обиду, — добавил он.

— Ничего удивительного, — пробормотала Элисса, стараясь не встречаться с ним взглядом, — я ведь даже вас не поблагодарила.

— Вы очень красивая женщина, мистрис Лонгберн, и я очень рад, что мне удалось избавить вас от пьяных болванов, которые к вам приставали.

— Поверьте, я благодарна вам за то, что вы сделали.

Ричард поднялся с места, подошел к Элиссе и, потянув ее за руки, заставил встать из-за стола.

— Э… Мистрис Лонгберн… Элисса… нам с вами нужно очень постараться, чтобы этот брак не стал для нас невыносимым испытанием, — прошептал он, заключая ее в объятия.

Она не оттолкнула его, и он обнял ее еще крепче, ощутив острое, как боль от удара кинжалом, желание близости с этой женщиной.

Потом он ее поцеловал. Ему приходилось целовать многих, но за редким исключением он не испытывал при этом особого восторга и чаще целовался по той только причине, что так хотела его партнерша. Поцелуи получались на удивление одинаковыми, какими-то выхолощенными — они являлись лишь жалкой имитацией проявления страсти и не свидетельствовали о подлинном чувстве.

Когда же он поцеловал Элиссу Лонгберн, то сразу понял, что этот поцелуй отличается от всех прочих. Хотя бы потому, что Элисса… никак не отреагировала на прикосновение его губ. Могло, конечно, статься, что она лишилась при этом чувств, но Ричард подозревал, что ей было просто все равно.

С таким же успехом он мог целовать мумию.

Ричарда охватило отчаяние. Несмотря на повеление короля, у него вряд ли хватило бы душевных сил жить в браке без любви, повторяя шаг за шагом печальный опыт своих родителей. Что ж, какими бы ни были для него последствия, ему придется сказать королю, что…

Неожиданно он почувствовал, что она отвечает на его поцелуй. Ее губы нежно, но крепко прижимались к его губам, руки пришли в движение, и эта хрупкая женщина вдруг обняла его за плечи.

Желание снова пронзило Ричарда, и он изо всех сил прижал Элиссу к себе. Нежно, но настойчиво он гладил ее губы кончиком языка и добился того, что она приоткрыла рот.

Из ее уст вырвался протяжный стон, когда Ричард коснулся ее языка. Казалось, поцелуи разбудили дремавшие в ней страсти.

Муж целовал Элиссу только до свадьбы. В первую брачную ночь он взял ее быстро, грубо и молча. Так он поступал на протяжении всей их семейной жизни, поэтому, когда Ричард заключил ее в объятия, она по привычке затаилась и пребывала в состоянии ступора несколько минут, хотя этот мужчина в отличие от Лонгберна целовал ее со всей страстью.

Она не знала, что поцелуй может быть таким… таким… чудесным. Когда Ричард прижался к ее рту, у нее возникло неосознанное желание ему принадлежать.

На самом же деле она никому не хотела принадлежать — ни Ричарду, ни какому-либо другому мужчине. Она отказывалась быть бессловесной тварью, которую ее первый муж брал, когда хотел, чтобы удовлетворить свою похоть. Кроме того, ни один мужчина не должен был отвлекать ее от забот о сыне, за которого она после смерти мужа несла полную ответственность.

— Вот это мило! — сказал его величество, входя в свои покои. — Быстро же у вас все сладилось.

Ричард и Элисса отпрянули друг от друга и снова заняли свои места у стола. Карл остановился посреди комнаты и с усмешкой посмотрел на жениха и невесту.

— Мы вняли просьбе невесты и решили назначить свадьбу на завтра.

— На завтра, сир? — уточнил Ричард таким будничным голосом, что можно было подумать, будто речь шла о ценах на яйца на лондонском рынке.

— Да, свадьба состоится завтра вечером. После представления твоей новой пьесы. — Король Карл снова усмехнулся:

— До завтра, надеюсь, вы подождать можете?

Элисса с шумом втянула в себя воздух.

— Боюсь, сир, мой адвокат мистер Хардинг не успеет к завтрашнему дню составить текст брачного договора.

Король небрежно помахал над головой рукой, будто отгоняя муху.

— Успеет. В его распоряжении ночь и утро завтрашнего дня. Черт возьми, мадам, вы же сами просили меня поскорее сладить это дело! Да, хочу вас уведомить, что первую ночь вы проведете во дворце.

— Как, здесь? — в изумлении прошептала Элисса.

Король наградил ее покровительственной улыбкой.

— Это самое малое, что мы можем для вас сделать, принимая во внимание, что вы с Ричардом женитесь, повинуясь нашему велению. — Его величество подмигнул ей, как самый обыкновенный простолюдин, и добавил:

— Впрочем, мы уверены, что жених заставит вас в брачную ночь забыть обо всем — в том числе и о том, что вы ночуете во дворце.

— Точно так, ваше величество.

Карл со значением посмотрел на Ричарда.

— Ну и славно. Мы никогда не сомневались в тебе, Блайт.

— Я люблю доставлять радость, сир.

От раскатов высочайшего хохота содрогнулись, казалось, даже стены покоев. Вытирая выступившие от смеха слезы, его величество обратился к Элиссе:

— Что скажете, мистрис Лонгберн? Разве может невеста требовать от своего жениха большего? — Помолчав, король уже без смеха добавил:

— Идите по домам — оба. И чтобы мы до завтрашнего дня вас не видели.

Элисса сразу же устремилась к двери. Она была взволнована до крайности и, обуреваемая противоречивыми чувствами, мечтала только об одном — побыстрее убраться из дворца и оказаться подальше от сэра Ричарда Блайта с его проницательными черными глазами и полными чувственными губами.

Глава 4

— Женщины всегда опаздывают, — заявил вечером следующего дня Фос.

Они с Ричардом стояли в Большом дворцовом зале Уайтхолла и ждали, когда появится Элисса Лонгберн.

Фос и Ричард не были одиноки в своем стремлении увидеть мистрис Лонгберн в подвенечном наряде. Как всегда в окружении женщин, в зале за ломберным столиком восседал король. Здесь же находились разодетые в шелк и бархат придворные. Вообще-то наличие большого числа гостей на свадьбе не предполагалось, но вездесущие придворные как-то пронюхали о новой затее короля и теперь прогуливались или стояли в непосредственной близости от своего сюзерена в ожидании счастливого случая, который помог бы им снискать королевские милости.

Королевы Кэтрин в зале не было, так как она редко посещала светские мероприятия. Куда более необычным являлось то обстоятельство, что нигде не было видно фаворитки короля леди Кастльмейн. Ходили слухи, что она ждет ребенка, но при этом никто не утверждал, что она забеременела от короля. У любвеобильной леди Кастльмейн, помимо его величества, имелось множество любовников.

Ричард скользнул взглядом вдоль шеренги богато одетых придворных дам, из которых, как считалось, его величество должен был выбрать себе новую фаворитку. В настоящее время его величество уделял повышенное внимание некой юной особе по имени мистрис Уинтерс. Поскольку Ричард мистера Уинтерса никогда не видел, у него имелись сильнейшие сомнения, что джентльмен с таким именем вообще существует на свете. По слухам, под именем мистрис Уинтерс скрывалась служанка одной из бывших пассий короля. В свое время она устраивала свидания его величества со своей хозяйкой, но потом король положил на нее глаз, и она обрела статус королевской любовницы. Его величество приобрел для нее домик на берегу, и теперь его частенько видели плывущим на лодке по Темзе. Для таких оказий во дворце его величества имелась потайная лестница, которая выходила прямо к реке.

Разглядывая хорошенькую мистрис Уинтерс, которая, общаясь с королем, позволяла себе удивительные вольности.

Ричард надеялся, что ее прелести отвлекут его величество от созерцания циферблата часов. Было уже довольно поздно, и в любой момент отсутствие мистрис Лонгберн могло вызвать вспышку высочайшего гнева.

— Моя матушка опоздала на свадебные торжества аж на пять часов, — сообщил Фос, наклеивая на лицо выражение элегической грусти.

Ричарду приходилось как-то раз видеть трясущегося от старости отца Фоса, а потому известие о том, что матушка его приятеля до последней возможности оттягивала момент бракосочетания, нисколько его не удивило. С другой стороны, мысль о том, что Элисса Лонгберн тоже оттягивает момент бракосочетания с ним, Ричардом, его самолюбию отнюдь не льстила.

— Интересно знать, как восприняла Минетта новость о твоей женитьбе?

— Куда спокойнее, нежели я думал, — ответил Ричард.

Правильнее было сказать: «очень спокойно». Ричард не сомневался, что она уже заприметила другого мужчину, которому было что ей дать в смысле нарядов и денег.

— Жаль, что ты не согласился надеть на свадьбу мой новый парик, — сказал Фос, с неодобрением поглядывая на Ричарда.

— У меня от париков голова чешется, — прошептал Ричард. — Представь только, какое впечатление произвел бы я на невесту, если бы во время брачной церемонии стал вдруг чесаться.

В это мгновение король громко рассмеялся. Все повернули головы и посмотрели на его величество.

— Может быть, пора уже посылать за мистрис Лонгберн гвардейцев? — спросил король, взглянув на Ричарда. — Пока солдаты будут ее искать, мы сможем немного развлечь наших дам. Предложим им, к примеру, ответить на вопрос: согласится ли кто-нибудь из них занять вакантное место невесты?

Ричард изобразил на губах подобие улыбки, поклонился в знак того, что принял слова его величества к сведению, и еще раз обозрел нарядных женщин, чьи лица были щедро набелены и нарумянены.

Ни одна из них не привлекла его внимания. Он не стал бы даже с ними спать — и уж тем более не испытывал желания на ком-нибудь из них жениться. Сказал он, однако, совсем другое:

— Какая чудесная мысль, сир! Одно плохо — вряд ли кто-нибудь из этих очаровательных леди согласится за меня пойти.

— Наоборот, уверен, что таких будет предостаточно, — запротестовал король. Вдруг он поднялся с места, ткнул пальцем в сторону двери и перешел на шепот:

— Но тсс! Не будем об этом. Кажется, настоящая невеста все-таки нашлась.

Ричард повернул голову и почувствовал, как у него от гнева перехватило горло. Его невеста пришла во дворец не в свадебном наряде, а в черном, с высоким воротником траурном платье. Выражение ее лица — печальное и сосредоточенное — было под стать ее Одеянию. Короче говоря, выглядела она так, словно только что похоронила близкого человека.

Рядом с мистрис Лонгберн торжественно вышагивал мистер Хардинг, который, как и его клиентка, был с ног до головы облачен в черное.

Сына Элиссы Лонгберн нигде не было видно.

По залу пронесся приглушенный ропот голосов — и мужских, и женских.

— Она красива даже в этом ужасном платье, — задохнувшись от восторга, произнес Фос. — Должно быть, бедняжке больше нечего надеть, и она чувствует себя не лучшим образом.

— Могла бы купить что-нибудь, — проворчал себе под нос Ричард.

Фос с удивлением посмотрел на Ричарда:

— Ты-то себе ничего не купил.

— Я — это совсем другое дело.

— Слушай, а что это за парень с ней рядом? Одежда на нем висит как на вешалке. Я бы на его месте велел повесить портного, который все это сшил.

— Это ее адвокат.

— Да что ты?

— Точно тебе говорю. — Король поднялся с места и с величественным видом направился к мистрис Лонгберн. Как всегда, на губах у него была приветливая улыбка. Она присела в поклоне и находилась в таком положении до тех пор, пока его величество, взяв ее за руку, не помог ей подняться.

— А, мистрис Лонгберн! Мы, признаться, стали уже подумывать, что с вами опять приключилась какая-то неприятность. К счастью, ничего подобного не произошло и вам, хотя и с опозданием, удалось добраться до Уайтхолла.

Король оглянулся, чтобы взглянуть на женщин, которые следовали за ним, как рыбки-прилипалы за большой белой акулой.

— Между прочим, кое-кто из этих прелестниц наверняка порадовался бы, если бы вы не пришли.

— Прошу меня извинить, ваше величество, — сказала, потупившись, Элисса, — я пыталась найти подходящее случаю платье, но, к сожалению, не преуспела в этом.

Фос с силой ткнул Ричарда локтем в бок — дескать, говорил же я тебе!

— Вы в любом платье выглядите великолепно, — любезно сказал король и продел ее руку себе под локоть. — Давайте проследуем к сэру Ричарду — он вас заждался.

Когда Карл подвел ее к жениху, Элисса, вместо того чтобы поздороваться с ним, обратилась к королю.

— Ваше величество, — пробормотала она, — мистер Хардинг захватил с собой брачный договор. Пусть сэр Ричард его подпишет.

Сэр Ричард и Карл Стюарт чуть ли не одновременно посмотрели на нее.

— Брачный договор? — переспросил король, нахмурив брови.

— Да, ваше величество, — сказала Элисса.

Вперед выступил мистер Хардинг, который все это время следовал за вдовой как приклеенный, и протянул свернутый трубкой пергамент Ричарду. Сэр Блайт сорвал с него шелковую ленточку и развернул документ. Его взору предстал длинный свиток, сверху донизу исписанный мелким убористым почерком. Похоже, адвокат Хардинг, составляя договор, не упустил ничего — даже мелочей.

— Сэр Ричард должен подписать, и не одну, а две копии.

После этого с вашего позволения, сир, мы приступим к брачной церемонии, — заявила Элисса таким небрежным тоном, что можно было подумать, будто в ее глазах подписание брачного договора не более чем пустая формальность.

— Принесите чернила и перо для сэра Ричарда, — хлопнув в ладоши, приказал король.

Один из лакеев отделился от стены, которую все это время исправно подпирал, и со всех ног бросился исполнять повеление монарха.

— Сир, мне потребуется не меньше часа, чтобы прочитать договор, и куда больше времени, чтобы как следует вникнуть в его содержание, — запротестовал Ричард.

— Так вы еще не прочитали? — с усмешкой произнесла Элисса, поворачиваясь на каблуках, чтобы на него взглянуть. — А, понимаю, вы плохо читаете… Хочу вам заметить, это серьезное упущение для человека, который зарабатывает на жизнь сочинительством, хотя и объясняет отчасти убожество некоторых ваших творений.

— Читаю я хорошо, но в юридических тонкостях не разбираюсь. Пока ваш адвокат Хардинг изучал право, я находился с моим королем в Европе! — взревел Ричард.

— Да, да, все именно так и было, — вмешался в разговор король Карл. — Давай подписывай скорее договор, и начнем церемонию бракосочетания. Чем раньше мы с этим покончим, тем быстрее перейдем к танцам.

— Ваше величество, я не могу подписать такой серьезный документ, предварительно не ознакомившись с ним.

Глаза короля утратили веселый блеск, а брови сошлись на переносице.

— Разве в этом договоре может быть хоть что-нибудь, что нарушило бы наши с тобой планы, Ричард?

— Мой отец учил меня никогда не подписывать документ, предварительно его не изучив, — ответил Ричард.

Он не сказал Карлу, что это был единственный стоящий совет; который дал ему отец за всю свою жизнь.

Карл изобразил на губах подобие улыбки.

— Что и говорить, совет полезный, но уверяю тебя, в этом договоре не может быть подвоха. Не тяни же, сэр Ричард, подписывай — предоставь нам возможность возвести тебя в графское достоинство.

Все, кто находился в зале, включая мистрис Лонгберн, ахнули, а у самого сэра Блайта от удивления отвисла челюсть.

Карл, довольный произведенным эффектом, продолжал развивать свою мысль:

— Да, Ричард, ты не ослышался. Когда ты женишься на мистрис Лонгберн, мы присвоим тебе титул графа Доверкорта. К сожалению, награждая титулом, мы не даем тебе поместье и денежную ренту, но не сомневаемся, что ты изыщешь способ, чтобы на должном уровне поддерживать свое графское достоинство.

Мистрис Лонгберн, оправившись от удивления, с подозрением посмотрела сначала на короля, а потом на своего будущего мужа.:

Она хотела что-то сказать и уже было начала, но в этот момент подлетел лакей с пером и чернильницей.

Ричард выхватил перо из рук лакея.

— Жаль, конечно, что у нас не было времени лучше узнать друг друга до свадьбы, — прошептал он, обращаясь к Элиссе, — но события складываются таким образом, что изменить уже ничего нельзя. — Потом Ричард возвысил голос:

— Эй, Фос, будь добр, подставь спину!

Его друг нагнулся, и Ричард, положив ему на спину документ, подписал сначала одну копию брачного договора, а затем другую. Первую он отдал мистеру Хардингу, вторую передал Фосу и сказал:

— Мой дорогой Чеддерсби, изучи на досуге этот документ, а потом объясни мне его содержание на простом и доступном английском языке.

Надо сказать, Фос не слишком преуспевал в писательской деятельности, зато обладал способностью быстро схватывать мысли других людей и в нескольких словах излагать их суть.

— С огромным удовольствием! — воскликнул лорд Чеддерсби. Потом, правда, нахмурился и пробурчал:

— Но не сию минуту, надеюсь?

— Чем раньше, тем лучше.

— Но…

— Ладно, займешься этим после брачной церемонии, — согласился Ричард.

Лорд Чеддерсби удовлетворенно кивнул.

— Быть может, договор все-таки стоит прочитать самому сэру Ричарду? — вмешалась в разговор приятелей Элисса.

Признаться, когда король заявил, что не сможет даровать Ричарду вместе с графским титулом имение и денежную ренту, она пришла в немалое смущение.

Ее очень волновал вопрос, как сэр Ричард будет поддерживать свое графское достоинство, не имея для этого приносящего доход поместья или крупных денежных средств.

Неужели он попытается наложить лапу на состояние ее сына?

— Давайте же начинать! — громким голосом провозгласил король. — Скажи, сэр Ричард Блайт, берешь ли ты в жены мистрис Лонгберн? Разумеется, берешь — какие тут могут быть сомнения! Мистрис Лонгберн, а вы берете в мужья Ричарда? Ясное дело, берете. Стало быть, мы объявляем вас мужем и женой. Леди и джентльмены, поздравим же счастливую пару!

Зал разразился рукоплесканиями и приветственными возгласами.

Для Элиссы все происходящее было сродни воплощенному ночному кошмару. Она повернулась к Ричарду, чтобы выяснить, как воспринимает окружающее он, но неожиданно оказалась в его объятиях.

— Итак, дорогая, мы с вами теперь супруги, — произнес Ричард, прежде чем прикоснуться губами к ее губам.

Она попыталась высвободиться из его объятий, но руки Ричарда держали ее крепко. Когда же он просунул язык ей в рот, а его колено стало раздвигать ей ноги, Элисса почувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание.

Неожиданно Ричард прервал поцелуй, но объятий не разомкнул. Изогнув губы в насмешливой улыбке, он прошептал:

— Дело сделано, Элисса, и ни вы, ни я не в состоянии уже что-либо изменить. Давайте попробуем сделать нашу совместную жизнь сносной и извлечь из нее максимум удовольствий.

Я со своей стороны обещаю, что не пожалею для этого усилий.

— Вы негодный, развратный тип… — начала было она, но Ричарда рядом с ней уже не было.

Оставив ее в одиночестве, он направился к группе разряженных в шелк и бархат женщин, которые вечно крутились вокруг короля.

— Пора садиться за праздничный ужин! — воскликнул Карл, стискивая в руках ладошку мистрис Уинтерс. — Прошу всех перейти в пиршественный зал.

Снова послышались рукоплескания и радостные возгласы, после чего придворные во главе с его величеством направились к двери.

Элисса не имела ни малейшего представления, куда это вдруг заторопились король и его придворные. Между тем Ричард, вместо того чтобы объяснить ей что к чему, продолжал беседовать с дамами из королевской свиты, принимая от них поздравления. Все это до такой степени обескуражило и раздосадовало ее, что она не заметила, как к ней подошел лорд Чеддерсби.

— Позвольте поздравить вас с законным браком, миледи, — добродушно улыбаясь, произнес он.

— Благодарю, — холодно сказала она, продолжая гадать, когда Ричард оставит всех этих противных раскрашенных женщин и обратит наконец внимание на нее. — Вы уже переговорили с мистером Хардингом? — спросила она у Фоса, поскольку пауза стала затягиваться.

— Он, знаете ли, ушел.

— Понятно…

— Он вам нужен? Если хотите, я догоню его и приведу к вам.

— В этом нет необходимости… Скажите лучше, куда это устремились король и все эти люди?

— Как куда? В пиршественный зал, конечно.

Элисса покраснела от смущения: об этом она могла бы догадаться и сама.

— Никуда ему от этого не деться… — замявшись, произнес Фос.

Элисса некоторое время с недоумением на него смотрела.

— Простите, я не поняла: кому не деться — и от чего?

— Да Ричарду. От женского общества. Что он может поделать, если женщины от него без ума? При этом, заметьте, он и пальцем не шевельнул, чтобы привлечь внимание всех этих дам.

— Неужели? — с рассеянным видом сказала Элисса просто для того, чтобы сказать хоть что-нибудь.

На самом деле она нисколько не сомневалась в справедливости слов лорда Чеддерсби. Уж слишком Ричард был хорош собой, умен и остер на язык. А как целуется! Когда Элисса вспомнила, как его губы прикасались к ее губам, у нее на мгновение замерло сердце.

Потом Элисса напомнила себе, что ей нет никакого дела до того, скольким женщинам сэр Ричард дарил и дарит свою благосклонность. Ее вообще не должна занимать личная жизнь мужа — пусть себе спит со всеми этими раскрашенными красотками и впредь. Ей есть о чем думать и о ком заботиться — к счастью. Господь Бог послал ей сына.

— Истинная правда! — заверил Фос. — И как только это у него получается — ума не приложу! Временами он бывает ужасно груб.

— Меня это не удивляет.

— Но он бывает также очень галантным. Вы сами вчера были тому свидетельницей.

— Ах вот вы о чем! Прошу вас больше не упоминать об этом досадном происшествии на улице.

— Я вас понимаю…

Элисса была уверена, что лорд Чеддерсби на самом деле не понимает ни черта.

— Еще раз примите мои поздравления, миледи. Надеюсь, вы будете счастливы. — Фос смущенно улыбнулся, поклонился и побрел прочь.

Элисса проводила его взглядом. Лорд Чеддерсби говорил от души, и она на мгновение пожалела, что была с ним резка.

В конце концов, в том, что ее принудили выйти замуж за Ричарда, его вины не было.

Что бы там Элисса ни говорила себе по поводу непутевого мужа и своего нового брака, мысль о том, что она стала титулованной леди, приятно щекотала ее самолюбие.

Король, оказавшись у двери, остановился и бросил взгляд через плечо.

— Ричард! — позвал он свежеиспеченного графа. — Не кажется ли тебе, что в нашей свите кого-то не хватает?

— Кого же, сир?

— Твоей жены — вот кого!

Придворные разразились смехом, а Элисса снова покраснела. Ричард подошел к ней, поклонился и с иронией в голосе произнес:

— Какое упущение с моей стороны! Спешу исправить ошибку — Потом, понизив голос до шепота, добавил:

— Как аукнется, так и откликнется, сударыня, — намекая на то, что он, оставив ее в одиночестве, мстил ей за опоздание на свадьбу.

— Мне не нужна ваша помощь! — с негодованием воскликнула Элисса, сделав вид, что не расслышала сказанных шепотом слов Ричарда.

— Тем не менее вам придется ее принять, — сказал Ричард, предлагая ей руку. — Жених и невеста должны занять за свадебным столом достойное место.

— Ну… если должны… — протянула Элисса и, помедлив, положила ладошку на сгиб локтя Ричарда.

Надо сказать, у него была весьма мускулистая рука.

«Должно быть, потому, — подумала Элисса, — что он вечно дерется на дуэли из-за женщин».

— А, вот вы где! — вскричал король, когда они рука об руку вошли в пиршественный зал.

Его величество восседал во главе огромного стола, покрытого белоснежной скатертью и уставленного фарфоровыми тарелками, хрустальными бокалами и китайскими вазами со свежесрезанными цветами.

— Ты, сэр Ричард, — начал распоряжаться король, — сядешь рядом с мистрис Уинтерс, а твоя красивая невеста займет место по правую руку от нас. Пока будет длиться пиршество, мы поведаем ей о твоих многочисленных достоинствах.

Элисса едва удержалась от улыбки. О своем муже сэре Ричарде Блайте она знала уже довольно много, если не все.

Когда лакей отодвинул кресло и помог Элиссе усесться за стол, она сразу же обратила внимание на то, что мистрис Уинтерс, разговаривая с королем, слишком низко наклонялась, позволяя всем присутствующим созерцать свою открытую чуть ли не до сосков грудь. Элисса догадывалась, что мистрис Уинтерс была последним увлечением его величества, хотя та попутно бросала жадные взгляды и на Ричарда.

«Возможно, — подумала Элисса, — слухи о том, что король любвеобилен, но не ревнив, не столь уж далеки от действительности»

— Праздник хорош, не правда ли, моя дорогая? — спросил у нее король с самым благожелательным видом.

Элисса хотела было сказать что-то соответствующее случаю, но его величество, не дождавшись ответа, хлопнул ее ладонью по колену.

— Ваше величество! — возмутилась она, слегка отодвигаясь от своего августейшего соседа по столу.

Король сделал вид, что ничего особенного не произошло.

— Вы теперь жена графа, мистрис Лонгберн, поэтому вам надо почаще выбираться в Лондон, — сказал он, нежно поглаживая ее по колену.

Элисса не знала, что и делать. Она не могла поверить, что король Англии способен на подобную граничившую с бесстыдством фамильярность.

— Я… У меня… Мне приходится много времени уделять управлению имением, сир.

— Неужели вам не хочется блистать при дворе?

Элисса с большим трудом подавила искушение шлепнуть короля по руке. Опустив глаза, она едва слышно пробормотала:

— Мне кажется, что при дворе слишком много суеты и шума, сир, а я к этому не привыкла. Но мой муж, я уверена, с удовольствием будет приезжать в Лондон. Я, во всяком случае, этому препятствовать не буду — Нам трудно поверить, что мужчина по доброй воле согласится вас оставить — даже для того, чтобы побывать при дворе. И потом, мы имеем удовольствие знать вашего мужа на протяжении многих лет, а вот с вами почти не знакомы. Так что мы вас от себя не отпустим, — с хитрой улыбкой произнес Карл.

Элисса не знала, как ей быть, и пришла в отчаяние. Она даже бросила взгляд на своего новоиспеченного мужа в надежде, что он не слишком увлечен прелестями мистрис Уинтерс и в состоянии понять, в каком затруднительном положении она оказалась.

К счастью, в этот самый момент Ричард поднял глаза на жену и заметил, что она сидит неподвижно, как каменная статуя.

«Что, черт возьми, с ней происходит? — подумал он, стараясь не смотреть на полную грудь сидевшей рядом с ним мистрис Уитерс. — Изо льда она отлита, что ли?»

Ричард знал, что Карл, когда ему того хотелось, мог быть занятным собеседником и любезным кавалером, и женщины в его присутствии никогда не скучали. Более того, внимание короля обычно чрезвычайно льстило дамам, и не было случая, чтобы они, оказавшись с ним рядом, не оживлялись и не приходили в хорошее расположение духа.

Карл поднес к губам бокал.

«Но черт возьми, где же его другая рука?» — задался вопросом Ричард.

В следующую минуту Ричарду показалось, что ему на голову обрушилось дерево. Король под столом тискай его жену!

— Карл!

На лице его величества проступило такое изумление, что можно было подумать, будто Блайт выкрикнул какую-то непристойность.

— Что такое, сэр Ричард? — с арктическим холодом в голосе осведомился король.

Его величеству не понравилось, как обратился к нему его подданный.

Ричард усилием воли сдержал себя — тем более что обнаружилась и правая рука монарха, которая легла на поверхность стола рядом с левой.

— Прошу простить меня, сир. Никак не дождусь, когда вы начнете возводить меня в графское достоинство.

— Ах, это… — вздохнул Карл, успокаиваясь. — Все необходимые документы у лорда Кларендона. Завтра утром я их подпишу.

Мистрис Уинтерс радостно взвизгнула и навалилась грудью на плечо сэра Ричарда.

— Но сначала будет ночь, исполненная страсти, — прошептала она, дыша винным перегаром ему в лицо.

Ричард отвел от мистрис Уинтерс глаза и сосредоточил все свое внимание на правой руке монарха, которая вновь скользнула под стол. Он знал, что король по натуре человек неревнивый, хотя и собственник — особенно если дело касалось новой любовницы. Чтобы привлечь внимание его величества, Ричард громко кашлянул.

Потом, сделав вид, будто не имеет представления о том, что король на него смотрит, Ричард медленно поднес руку мистрис Уинтерс к губам и поцеловал. Поцелуй длился так долго, что от приторного запаха ее духов его едва не стошнило.

Все это время глупенькая мистрис Уинтерс хихикала, хлопала глазами и не делала ни малейшей попытки высвободить руку.

— Быть может, нам стоит посадить новобрачных вместе? — предложил его величество.

Ричард одарил монарха самым невинным взглядом, какой только был в силах изобразить.

— Что желает ваше величество?

— Наше величество желает, чтобы ты пересел к своей молодой жене. Будешь развлекать ее рассказами о своих странствиях по Европе.

— Как скажете, ваше величество.

Ричард поднялся из-за стола. Дамы поменялись местами.

Потом, положив руку на колено Элиссы, он с усмешкой спросил:

— Заждалась меня, милая?

— Немедленно уберите руку! — потребовала Элисса. — На нас смотрят!

— Можно подумать, что вы позволяете класть руку вам на колено одному только монарху.

— Я не хотела, чтобы он это делал, но не знала, как его остановить.

— Надо было сказать: «Ваше величество, перестаньте меня тискать».

Элисса посмотрела на него и хмыкнула:

— Спасибо за совет. Сэр Ричард, перестаньте меня тискать!

— Как-то эти слова не вяжутся с тем, что нам предстоит ночью, — сказал Ричард, но руку тем не менее убрал. — Поскольку мы теперь супруги, я имею полное право дотрагиваться до вас, когда захочу.

— Стало быть, отныне вы мой муж и господин? — Она смерила его холодным взглядом. — Прикажете называть вас «милорд»? Хотелось бы также знать, каковы будут ваши дальнейшие распоряжения? Теперь вы стали графом и, возможно, выразите желание, чтобы я неотлучно находилась при дворе? Чтобы король и его придворные могли без помех меня тискать? Никак не могу взять в толк, что все-таки явилось причиной вашего внезапного возвышения — уж не мои ли женские прелести?

Глаза Ричарда угрожающе блеснули.

— Причиной моего «внезапного возвышения», как вы выражаетесь, явилась моя безупречная служба королю на протяжении многих лет.

Элисса налила себе вина и некоторое время сидела молча, потягивая рубиновую жидкость.

— Где ваш сын? — спросил Ричард.

— У мистера Хардинга.

Ричард внимательно на нее посмотрел:

— Удобно, не правда ли? Адвокат и нянька в одном лице.

Этого вполне достаточно, чтобы у иного мужа возник вопрос: какие еще услуги оказывает этот человек его жене?

— Вы мне отвратительны! — прошипела Элисса сквозь зубы. — Но вы правы. Этот человек для меня больше чем адвокат.

Элисса была слишком разозлена, чтобы заметить, как потемнели от гнева глаза Ричарда.

— Этот человек — мой друг, — продолжала она. — Он добрый и заботливый и относится ко мне, как должно относиться к женщине, то есть с уважением, о котором ни вы, ни прочие «украшения двора» не имеют ни малейшего представления.

— Остается только удивляться, почему вы не вышли замуж за него, — хриплым голосом произнес Ричард.

— Я вообще не собиралась выходить замуж.

— Какая была бы потеря для сильной половины рода человеческого!

— Но вы-то, вы — почему вы не были женаты? Дамы при дворе просто из платьев выпрыгивают, чтобы привлечь ваше внимание. Насколько я понимаю, многие здесь с радостью согласились бы сочетаться с вами узами брака.

— У меня не было средств содержать жену.

— А я не могла себе позволить содержать мужа.

Ричард усмехнулся:

— Выходит, мне придется самому себя содержать?

— Неплохая мысль.

— Что ж, моя дорогая, я и раньше зарабатывал себе на жизнь, буду делать это и впредь.

Ричард посмотрел на нее с таким вожделением, что она вспыхнула. Однако тема, которую они затронули, не давала ей покоя, и она решила продолжить разговор:

— И как же вы собираетесь зарабатывать деньги? Будете по-прежнему писать пьесы?

— Ну уж нет! Когда мы переедем в Лестер, писать я брошу, — сообщил он с деловым видом.

Тон Ричарда несколько удивил и озадачил Элиссу, тем не менее скепсиса у нее в голосе не убавилось:

— Вот как? Выходит, слава вам больше не нужна?

— Я с удовольствием оставлю занятие, которому предавался по необходимости.

— Интересно знать, что вы будете делать в Лестере? После Лондона вам наверняка покажется, что там царит невероятная скука.

Она не сомневалась, что Ричарду в деревенской глуши станет скучно — с ней или без нее. Это входило в ее планы, и она намеревалась сделать все, что было в ее силах, чтобы Ричард в Лестере не задержался. Если он через какое-то время вернется в Лондон, а она останется дома, в ее жизни мало что изменится. Никаких изменений — вот девиз, которого она придерживалась.

— Уверен, после всех треволнений придворной жизни тихое деревенское существование пойдет мне на пользу, — сказал Ричард, внимательно ее рассматривая.

От его взгляда ее бросило в жар. Или, быть может, тому виной душный, спертый воздух в пиршественном зале? Непонятно.

— Ричард! Мистрис Уинтерс говорит, что твоя последняя пьеса ей понравилась, хотя и поставила в тупик. Будь любезен, объясни ей, что там к чему, — попросил Блайта король.

— С удовольствием, сир, — ответил сэр Ричард.

Откинувшись на спинку стула и приготовившись рассказывать, он не удержался от комментария и, обратившись к Элиссе, прошептал:

— Эта женщина ни в чем, кроме любовных утех, не разбирается.

— Как и большинство придворных, — пробормотала Элисса себе под нос.

К большому ее удивлению, сэр Ричард не стал оспаривать этот факт. Сухо улыбнувшись, он наклонился к самому ее уху и едва слышно сказал:

— На вашем месте, мадам, я не стал бы об этом особенно распространяться. Если вас услышит король, вы окажетесь в Тауэре, и мне придется вас оттуда вызволять. Признаться, такое начало семейной жизни в мои планы не входит.

Глава 5

«Если эти пьяные глупые женщины сию же минуту не уйдут из спальни, — подумала Элисса, — ей-богу, я закричу».

Под тем предлогом, что она плохо знает дворец и не сможет без посторонней помощи со всеми удобствами устроиться на ночь, придворные дамы увязались за ней и всю дорогу от пиршественного зала до брачных покоев непрерывно трещали.

Болтовня не прекращалась и в брачных покоях. Дамы, доставая из комода наволочки и простыни, смеялись, жевали конфеты и обсуждали внешность и прочие достоинства придворных всех возрастов и рангов. Разумеется, они не обошли вниманием и достоинства сэра Ричарда.

Еще они говорили о том, кто кому что сказал и кто как и на кого посмотрел. Сплетничали также о том, у кого из придворных какие привычки, в том числе и в постели. Говорили и о любовных связях: выясняли, кто с кем встречается, кто кого бросил и кому изменил.

Во всей этой суете не принимала участия одна только мистрис Уинтерс. Она остановилась у огромной кровати с вышитым золотом пологом и стала разглядывать ее во всех подробностях затуманившимися от вина и желания глазами.

Элисса не могла отделаться от ощущения, что она оказалась не во дворце, а в огромном роскошном борделе. Не то чтобы она бывала в борделях, но шестое чувство подсказывало ей, что атмосфера там столь же разлагающая, хотя мебель .во дворце, конечно же, не в пример богаче.

— Благодарю вас за заботу, леди. Однако же я устала, а потому прошу всех удалиться.

Несмотря на ясно выраженное Элиссой желание, далеко не все дамы хотели или были в состоянии его исполнить. К примеру, одна из них была настолько пьяна, что, взявшись за дверной косяк, так и замерла в дверном проеме. Элисса ее понимала — если бы эта женщина сделала хоть шаг, то скорее всего упала бы.

Тем временем мистрис Уинтерс оторвалась от созерцания резного изголовья величественной кровати из красного дерева и повернулась к Элиссе.

— Давайте я помогу вам расшнуровать платье, — сказала она, делая шаг и оказываясь у Элиссы за спиной.

— Благодарю, я и сама справлюсь…

Мистрис Уинтерс не обратила на слова Элиссы никакого внимания.

— Как туго зашнуровано! Должно быть, мадам, вам В нем очень жарко.

Мистрис Уинтерс с такой силой дернула за шнур лифа, что Элисса едва не свалилась с ног.

— Впрочем, — добавила она, — скоро вам станет еще жарче. Вы будете просто купаться в поту.

Женщины, которые все еще оставались в спальне, залились визгливым хохотом, но Элисса не улыбнулась и не проронила ни слова.

— Почему вы надели на свадьбу черное платье? — продолжала наседать на Элиссу мистрис Уинтерс.

— Я — вдова.

— Уже нет! — с ухмылкой заявила мистрис Уинтерс, вызвав новую вспышку веселья. — С таким мужем, как сэр Ричард, вы скоро забудете про первого.

— Увы, я никогда не смогу забыть мистера Лонгберна, — пробормотала Элисса, сказав на этот раз чистую правду.

Молодая женщина, которая стояла в дверях, начала тихонько соскальзывать по дверному косяку вниз. Однако то, что сказала мистрис Уинтерс в следующую минуту, заставило ее с быстротой молнии распрямиться и снова принять вертикальное положение.

— Я слышала, Минетта Соммеролл отказалась сегодня вечером выйти на сцену, а ведь давали пьесу сэра Ричарда.

Минетта сказалась больной. Но мы-то знаем, какая у нее болезнь, верно? — Она игриво ткнула Элиссу в бок. — Ничего, найдет себе другого мужчину — и сразу же поправится. Уж она-то не наложит на себя руки, как другая любовница сэра Ричарда.

Элисса замерла.

— Что с вами, мадам? Неужели я что-то не так сказала? — с невинным видом спросила мистрис Уинтерс.

Остальные обменялись красноречивыми взглядами.

Некая особа с пышными формами, чьи груди выступали из корсажа платья куда больше, чем это позволял хороший вкус, подошла на нетвердых ногах к Элиссе и с силой дернула черный креповый шарф, обвитый вокруг ее шеи.

— Вы его порвете, — сказала Элисса, протягивая руку, чтобы снять шарф Потом, строго посмотрев на присутствующих дам, как она имела обыкновение смотреть на нерадивых слуг у себя в поместье, не терпящим возражения тоном добавила. — Оставьте меня, леди, еще раз вас прошу! Мне не нужна больше ваша помощь. Я сама разденусь.

Мистрис Уинтерс усмехнулась и замотала головой с такой силой, что слой белил у нее на лице треснул, как фарфор, который передержали в печи при обжиге.

— Нет, миледи, мы не уйдем, — сказала она хриплым от возбуждения голосом. — Дождемся, когда придет жених. Не подобает оставлять вас в одиночестве.

— Не подобает, не подобает! — загалдели вразнобой женщины.

Элисса вздохнула. «Что ж, если они не хотят уходить, — подумала она, — придется мне вести себя так, будто в спальне никого нет». И она принялась снимать платье.

— Позвольте мне взять у вас это, — сказала мистрис Уинтерс, дотрагиваясь до ее юбки.

— Я сама все уберу, — бросила Элисса.

Она выступила из платья, сложив, положила его на стул, оставшись в рубашке и нижней юбке, присела на край постели и сняла туфли. Несмотря на то что в комнате было жарко, натертый паркет холодил сквозь чулки ноги, и она, снимая нижнюю юбку, зябко поежилась.

— А рубашечка-то у вас из простого льна, — уронила мистрис Уинтерс, брезгливо рассматривая ее белье.

Элиссу, признаться, мало теперь волновало, какая у нее рубашка — льняная, шелковая или атласная. У нее была в свое время дорогая рубашка из шелка, но она сожгла ее через неделю после свадьбы.

Оставшись в рубашке, Элисса стала вынимать из прически гребни и заколки. Вскоре пышные волосы рассыпались по ее плечам и спине.

Элисса услышала, как кое-кто из женщин с шумом втянул в себя воздух, и на мгновение позволила себе возгордиться — она знала, что волосы у нее хороши и достойны восхищения.

Та, что стояла в дверном проеме, неожиданно отпрыгнула от двери, едва не сбив при этом с ног мистрис Уинтерс.

— Кто-то идет! Я слышу в коридоре шаги!

В следующее мгновение дверь распахнулась и в комнату ввалился обнаженный по пояс сэр Ричард. Сапог на нем тоже не было. Проехав босыми ногами по натертому воском паркету несколько футов, он остановился в самом центре спальни.

Вслед за Блайтом в брачные покои стали один за другим входить основательно подогретые вином придворные. Возглавлял процессию король Карл. Последними в комнату вошли слуги с подносами, на которых стояли графины с вином и блюда с яствами.

Элисса одарила их беглым взглядом и сосредоточила внимание на человеке, который помимо ее воли сделался ее мужем. Его мускулистый торс в пламени свечей отливал золотом, черные волосы были взлохмачены, как у дикаря из Нового Света, а лицо раскраснелось. Но не от стыда или смущения, решила Элисса, а от того, что он много выпил.

Элисса тоже покраснела, но она знала, по какой причине кровь бросилась ей в лицо. Уж если сэр Ричард не испытывает смущения, представая полуголым перед дамами, то ей ничего не остается, как краснеть за него.

Потом она вспомнила, что на ней ничего, кроме рубашки и чулок, нет.

— Это что-то непонятное! — вскричал король Карл. — Невеста до сих пор не в постели.

Услышав визгливый голос короля, Элисса бросилась в постель и натянула покрывало чуть ли не до подбородка. Ричард подошел к кровати и, встав у Элиссы в ногах, стал разглядывать ее формы, отчетливо обрисовывавшиеся под тонким покрывалом.

— Давай, парень, укладывайся! — продолжал надрывать горло король Карл под общий смех находившихся в спальне придворных. — Исполняй свой долг!

Ричард глянул через плечо на компанию основательно подвыпивших мужчин и женщин, улыбнулся и, подмигнув дамам, сказал:

— Поскольку я верный подданный его величества, мне ничего не остается, как исполнить его приказание.

— Ты не только должен нам повиноваться — неплохо бы и поблагодарить нас за то, что мы для тебя сделали! — заявил Карл.

— Точно так, ваше величество. Я несказанно благодарен вам за ваши милости. Впрочем, сейчас вы сами увидите, до какой степени я вам благодарен.

С этими словами сэр Ричард крадущейся походкой стал приближаться к изголовью постели. Элисса наблюдала за его маневрами округлившимися. — от ужаса глазами.

— Поторопись, парень, — не стоять же нам здесь до утра! — воскликнул кто-то из особенно нетерпеливых придворных.

— До утра? — как эхо отозвалась Элисса, которая от страха не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

Ричард, казалось, не обратил внимания на ее сдавленный возглас. Бросив взгляд через плечо, он спросил:

— К чему проявлять такое повышенное внимание к моей скромной особе, милорды? Неужели герцог Бэкингем распустил слухи о моей мужской несостоятельности?

— Почему это тебя так интересует? — откликнулся все тот же нетерпеливый придворный. — Занимайся лучше своим делом.

— Ваше величество, и вы, леди и джентльмены! — обратился к собравшимся сэр Ричард, присаживаясь на край постели. — Сразу хочу поставить вас в известность, что я, конечно же, выполню приказ короля, но исполнять свой долг буду медленно — повинуясь собственному внутреннему ритму.

Хотя на лице сэра Ричарда не отразилось ни малейшего смущения, голос его дрогнул.

— Давай, Блайт, докажи нам, что у тебя все в порядке по этой части. Сам знаешь, какой у Бэкингема язычок. — стал подначивать Ричарда король.

Карл подал знак слуге, который начал задергивать расшитый золотом полог кровати.

— Мы завидуем тебе, Блайт. Разумеется, всю ночь мы здесь стоять не будем, но чулочка все-таки дождемся!

— Что это значит? — прошептала Элисса, когда ее муж вытянулся рядом с ней на постели. — Почему король упомянул про мой чулок?

Когда слуга задернул полог и они с Ричардом оказались наедине, Элисса судорожно сглотнула. Ей не давали покоя взрывы смеха и болтовня в комнате. Казалось, в спальне поселились злые демоны, которые поставили перед собой цель свести ее с ума.

— Таков обычай, — объяснил Ричард, поворачиваясь к ней. Его лицо в наступившей вдруг темноте едва можно было различить.

— Какой обычай? Почему они стоят в комнате и не уходят? Неужели они будут находиться здесь все время, пока… — У Элиссы не нашлось слов, чтобы закончить фразу.

— Да, будут. Никто не уйдет из брачных покоев до тех пор, пока я не выброшу за полог ваш чулок, чтобы показать, что брак закреплен физической близостью.

— Но они не могут, не должны оставаться в спальне!

— И могут, и останутся. Карл как-никак король, и что ему до нашего унижения, если для него это просто развлечение?

— Но это… Это просто средневековье какое-то! — запротестовала Элисса.

— Хотя я с вами вполне согласен, мадам, выгнать Карла из спальни я не могу. Этот брак устроил он, и если ему пришло в голову понаблюдать за тем, как он совершается, с этим уже ничего не поделаешь. По этой причине я намереваюсь извлечь из сложившейся ситуации максимум удовольствия.

Ричард придвинулся к ней и зашептал ей на ухо:

— Стоит им еще немного выпить, и они станут вести себя потише.

«Неужели он будет добиваться со мной близости, зная, что в комнате полно людей? — подумала Элисса. — Конечно, полог дает кое-какую защиту от нескромных взглядов, но ведь этого недостаточно!»

Она на мгновение представила себе, что сейчас произойдет. Ричард войдет в ее тело молча. И ласкать он ее тоже не будет, а если и будет, то грубо и так, самую малость… Потом он станет с шумом втягивать в себя воздух и с шумом же его выдыхать. Это будет продолжаться минуты две-три. Потом он начнет стонать от наслаждения… а когда все кончится, слезет с нее, отвернется к стене — и захрапит.

Стараясь выиграть немного времени и отдалить предстоящую пытку, она сказала:

— Стало быть, вы вроде дрессированной собаки — способны по команде хозяина делать все, что ему угодно?

Ричард отодвинулся.

— Я, должно быть, кажусь вам омерзительным?

— Нет! Да! Ладно, скажу все как есть — я не хочу с вами спать, вот что.

— Мы только пешки в игре, которую затеял король, поэтому нам ничего не остается, как исполнять его повеления, — пробормотал сэр Ричард и заворочался в темноте.

— Что это вы там делаете?

— Как что? Снимаю панталоны.

— Зачем?

— А затем, чтобы заняться с вами любовью. Вы были Замужем, и у вас есть сын, так что разыгрывав передо мной оскорбленную невинность бессмысленно.

— Вы видели вокруг себя столько актрис, что разучились различать, кто играет, а кто ведет себя естественно и говорит правду. Могу вас заверить, сэр Ричард, что я никого из себя не разыгрываю.

— Значит, вы готовы пойти на прямое неподчинение королю и согласны принять все последствия его гнева?

— Выбор невелик, не так ли?

Ричард ничего не ответил. Он был занят тем, что сворачивал свои штаны в узел, потом, отодвинув полог, швырнул их в противоположный конец комнаты.

Сразу же вслед за тем послышался громкий смех Карла.

— Отличный бросок, Блайт! — крикнул он. — Ты угодил Вильерсу точно в голову.

— Тысяча извинений, Бэкингем. Жена случайно толкнула меня под руку. До того разыгралась, что прямо не знаю, как ее остановить.

Услышав смешки придворных, Элисса залилась краской.

— Мы рады, что ты успешно продвигаешься к намеченной цели, — заметил король, а потом, обратившись к придворным, спросил:

— Кто-нибудь захватил карты? Пока сэр Ричард будет исполнять свой супружеский долг, мы успеем сыграть партию в криббедж.

Ричард задернул полог, откинулся на подушки и, заложив руки за голову, предался размышлениям. Ситуация, в которой он оказался, была исполнена печальной иронии.

Он сгорал от страсти к мистрис Лонгберн, она же на дух его не переносила. Если бы Минетта об этом узнала, то наверняка сказала бы, что судьба избрала эту женщину своим орудием, чтобы рассчитаться с ним за его беспутную жизнь.

Когда он вошел в брачные покои и увидел Элиссу в одной рубашке и с распущенными по плечам волосами, то подумал, что более красивой женщины ему не доводилось встречать за всю свою жизнь.

Хотя она побывала уже замужем и имела шестилетнего сына, в ней чувствовалась незащищенность и чистота юной девушки. С другой стороны, временами она вела себя так» что Ричарду начинало казаться, будто ее незащищенность всего лишь плод его фантазии.

«Что ж, — подумал Ричард, призывая на помощь чувство юмора, которое всегда выручало его в затруднительных ситуациях, — женитьба на мистрис Лонгберн — не худшее из того, что король мог от меня потребовать. Ведь я в свое время поклялся служить ему на поле брани, и его величество мог послать меня на войну. Так что не будем печалиться — жизнь продолжается».

Просто ему придется начинать все с самого начала.

Он протянул руку и коснулся плеча Элиссы. И сразу ощутил сковавшее ее напряжение, которое была не в силах ослабить никакая ласка.

— Почему вы так напряжены, мадам? Согласитесь, это я должен ощущать известное неудобство, но никак не вы.

— Ответьте мне, сэр Ричард, — сказала новобрачная, не желая замечать его неуклюжую попытку пошутить, — вам всегда требуется аудитория? Чем бы вы ни занимались?

— Готов с вами согласиться, что компания при сложившихся обстоятельствах нам ни к чему. С другой стороны, эти дамы и господа нас не видят, и если мы будем вести себя тихо, то ничего и не услышат, а это, в свою очередь…

— Я буду вести себя тихо. Делайте поскорее то, что считаете нужным, — и покончим с этим!

— Должен вам заметить, что ваши слова не слишком меня вдохновляют.

— С каких это пор мужья стали нуждаться в том, чтобы жены их вдохновляли? Мужчинам вроде вас поощрение не требуется.

— Мужчинам вроде меня?

— Именно. Таким, у кого накопился бесценный опыт побед по женской части.

— Когда противник сам сдает свои позиции, это нельзя назвать полноценной победой.

— Скажите, сэр Ричард, вы всегда так много говорите? — с раздражением осведомилась Элисса. — Или все эти ваши слова есть не что иное, как своеобразный пролог, за которым должно начаться основное действие пьесы? Если так, то не тратьте зря время, переходите от слов к действию — тем более что я, как вы совершенно справедливо изволили заметить, давно уже не невинная девушка.

— Девочка моя, — прошептал Ричард, придвигаясь к ней поближе, — пролог или преамбула в пьесе вовсе не литературное излишество, а весьма важная ее часть.

Позвольте продемонстрировать вам, насколько важным — и даже приятным — может быть этот самый пролог.

Ричард откинул покрывало, и Элисса поняла, что еще немного — и его обнаженное тело соприкоснется с ее телом.

В следующий момент так и случилось.

— Все будет хорошо, женушка, не волнуйся, — прошептал он.

Взяв ее руку, он не поцеловал ее, а прижал к своей теплой обнаженной груди. Она почувствовала, как бьется у него сердце, и ощутила крепость его мышц.

— Не надо меня бояться.

— Я тебя не боюсь.

— Рад это слышать.

Он прижал ее руку к своему подбородку, чтобы она смогла прикоснуться к его чувственным губам. Щетина у него на лице приятно покалывала ее ладошку.

Все получилось просто, как бы само собой, эти прикосновения возбудили Элиссу.

Даже больше, чем она хотела.

Когда-то, давным-давно, она была влюблена, но теперь позволить себе такую глупость она не может. Вожделение также не должно взять над ней верх. Она будет противиться этому изо всех сил!

— Не надо, не убирай руку, — негромко сказал Ричард, стискивая ее запястье, чтобы не позволить ей отнять пальцы от его губ. — От нее пахнет лавандой.

— Мы у себя в деревне обычно перекладываем лавандой одежду — чтобы моль не завелась, — спокойно объяснила она.

— Точно! — Теперь Ричард прижался к ней всем телом. — Недаром от твоей рубашки исходит более сильный аромат.

Она отстранилась от него, чтобы всмотреться в его лицо — насколько это было возможно в темноте.

— Что ты делаешь?

— Как что? Сочиняю пролог.

Ричард провел пальцами вдоль ворота ее ночной рубашки, легонько прикасаясь к коже. Там, где он до нее дотрагивался, ее тело начинало жечь как огнем.

— Удивительное дело, — прошептал он с таким видом, будто это его и впрямь интересовало. — Рубашка-то льняная. И кружев на ней нет — даже у ворота или вот внизу, на подоле…

Ричард положил руку ей на колено, повел ладонью вверх по ноге к бедру, и у нее перехватило дыхание.

— У меня нет тяги ко всякой мишуре и украшательству, — едва слышно пролепетала Элисса.

— Утилитарная какая-то философия, — заметил Ричард, но руку с ноги убрал, и она с облегчением вздохнула.

Потом его губы оказались в каком-нибудь дюйме от ее лица. Она почувствовала его горячее дыхание у себя на щеке и вздрогнула.

— Должен сказать, что твоя рубашка мне мешает. С другой стороны, вполне может статься, что заниматься этим делом в рубашке тебе нравится больше — в таком случае, конечно, ее лучше оставить.

Прежде чем до нее дошло, что Ричард хочет увидеть ее нагой, он заключил ее в объятия, с силой прижал к себе и поцеловал — то есть сделал то, чего Уильям Лонгберн никогда в постели не делал.

Он целовал ее крепко и нежно — точно так, как, по ее мнению, мужчина должен целовать женщину, которую страстно любит. В его поцелуе не ощущалось желания утвердить свое главенство — скорее, в нем заключалась покорная просьба попытаться разделить с ним радость от взаимного прикосновения губ.

«Что же, интересно знать, он от меня хочет? — Задалась вопросом Элисса. — Равенства в постели? Свободы и раскованности в любви? Неизвестно еще, какой эта свобода окажется на поверку и во что все это выльется».

Элиссе необходимо было основательно это обдумать, а потому она прервала поцелуй и отвернулась. Если бы она этого не сделала, то сил, чтобы противостоять его ласкам, у нее бы не хватило и ей пришлось бы сдаться на милость этого человека и похоронить мечты о будущей не замутненной никакими страстями жизни в Лестере.

— В чем дело? — спросил Ричард.

Она решила, что объясниться хоть как-то необходимо, и прошептала:

— Когда мой муж любил меня, то никогда не целовал.

— Значит, он тебя любил, а ты его — нет?

Элисса беспомощно пожала плечами.

— Я хотела сказать, когда он занимался со мной любовью…

— А ты-то с ним любовью занималась?

— Как же иначе — ведь у меня от него ребенок — Вы, мадам, опять не правильно меня поняли, — негромко и нежно произнес Ричард. В его голосе проступило сочувствие и понимание. — Я хотел узнать, нравилось ли тебе заниматься с ним любовью?

— Жена должна подчиняться мужу и исполнять его желания.

— Ага! Стало быть, поскольку теперь я твой муж, то имею полное право наброситься на тебя и в самой грубой форме тобой овладеть — как примерно овладевают дешевой шлюхой в борделе — и не услышу при этом от тебя ни единого словечка жалобы?

Он сравнил ее с дешевой шлюхой!

Хотя Элисса не пыталась прежде выразить словами то, что она испытывала, когда Уильям Лонгберн овладевал ею, сравнение Ричарда, как ни странно, лучше всего определяло ее тогдашние ощущения.

— Ты упомянула также, что родила ему ребенка, — произнес Ричард, в голосе которого теперь слышалась ирония. — Считается, что для того, чтобы зачать дитя, женщине требуется иметь нерастраченные запасы любви и страсти. Значит, ты все-таки испытывала к нему какие-то чувства?

Элисса не заметила — или не захотела замечать — Иронии в его голосе, и она сказала то, что думала:

— Это мужчины так считают — во всяком случае, они любят об этом поговорить! Чтобы им было удобнее отметать обвинения в изнасиловании! Если женщина забеременела, значит, она испытывала к мужчине подлинные чувства — вот как они рассуждают. Между тем многие женщины, если как следует их расспросить, скажут вам, что они в момент соития ничего такого не чувствовали. Я — одна из таких женщин и хочу заверить вас, что, занимаясь с мужем любовью, никакого удовольствия не получала и никаких чувств к нему не испытывала!

— Как все это печально, — промурлыкал Ричард, уткнувшись носом ей в плечо.

У него уже сложилось мнение о покойном Уильяме Лонгберне, и он называл его про себя эгоистичным мерзавцем и негодяем.

Хотя разговор с Элиссой получился невеселый, он, во всяком случае, дал в руки Ричарду путеводную нить. Теперь он знал, как вести себя с этой женщиной: нужно было проявлять по отношению к ней максимум терпения, не скупиться на ласки и постоянно себя сдерживать, чтобы ненароком ее не напугать и не допустить какой-нибудь бестактности, вернее, того, что она могла бы принять за грубость или бестактность с его стороны.

Но прежде всего ему необходимо под каким-нибудь благовидным предлогом удалить из спальни короля и его придворных.

— Дай-ка мне свой чулок.

— Но мы же не…

— Позволь, я брошу его в комнату. Пусть забирают и проваливают.

Элисса согласно кивнула, сняла чулок и, скомкав его, протянула Ричарду. Ричард перегнулся через нее, отдернул полог и, имитируя тяжелое дыхание человека, только что завершившего акт любви, прерывающимся голосом объявил:

— Свершилось, ваше величество! Позвольте в этой связи от всей души вас поблагодарить.

С этими словами он швырнул чулок в самую гущу придворных.

Когда он после этого снова возлег рядом с Элиссой, она подумала, что Ричард вовсе не так тяжел, как Уильям Лонгберн, и его прикосновения не вызывают у нее неприятного чувства.

Неожиданно для молодой четы король просунул голову в щель между шторами.

— Черт возьми, Блайт! — взревел он, бросая на молодоженов гневный взгляд такой силы, что Элисса с трудом узнала в этом грозном монархе прежнего короля — весельчака, бабника и выпивоху. — Кого ты пытаешься обдурить?

Ты думаешь, мы оглохли и ничего не слышим? Пока мы играли в карты, вы шептались, как два шпиона, обменивающиеся важными сведениями — где уж тут любовью заниматься! Так что не выбрасывай чулок раньше времени, Ричард, — сначала сделай эту женщину своей женой. В противном случае мы заберем у тебя графский титул и велим бросить вас обоих в Тауэр. И вы будете там сидеть, пока мы не решим, что настала пора вас выпустить. Мы не желаем, чтобы кто-нибудь из вас потребовал аннулирования брака на том основании, что он не был скреплен физической близостью.

Глава 6

Голова его величества исчезла из щели между шторами так же неожиданно, как появилась. Ричард и Элисса некоторое время хранили молчание, потом Блайт, мрачно ухмыльнувшись, сказал:

— Не сработало. А ведь это ты натолкнула меня на мысль, что короля можно надуть! В сущности, это был твой план, который я лишь пытался претворить в жизнь.

— Не правда! — задохнувшись от возмущения, воскликнула Элисса. — Я ничего подобного не замышляла. В конце концов, я всего лишь вдова деревенского сквайра. Это ты у нас сочинитель!

— Видимо, твоя красота так вскружила мне голову, что я не подумал о том, как обставить все таким образом, чтобы нам поверили.

— Неудивительно! Ты думал лишь о том, как наилучшим образом исполнить королевское повеление.

Ричард снова к ней придвинулся.

— Ты права, хотя кое-чего не учитываешь. Неужели ты забыла, что исполнить королевское повеление означает совершить с тобой акт любви? Вот об этом-то я больше всего и думал. — С этими словами Ричард заключил ее в объятия и запечатлел у нее на губах жаркий поцелуй Признаться, он нисколько бы не удивился, если бы она в тот момент оттолкнула его или, того хуже, влепила пощечину. Ничего подобного, однако, не произошло.

Сначала она не отвечала на его поцелуй, но вскоре ее губы приоткрылись ему навстречу.

Ее простофиля муж не имел представления о том, что такое поцелуи, и сам, глупец, лишал себя удовольствия прикасаться губами к ее красиво очерченным, твердым, но одновременно необыкновенно нежным губам.

Довольно скоро Ричард осознал, что Элисса не только не противится тому, что должно было между ними случиться, но неосознанно делает все, чтобы приблизить неизбежное.

Она впилась пальцами в выпуклые мышцы у него на груди и прижалась к нему всем телом. Не могло быть сомнений, что ее желание близости было таким же сильным, как и его собственное.

Очень медленно и осторожно, боясь причинить ей хотя бы малейшее неудобство и тем самым нарушить установившуюся было между ними гармонию, Ричард коснулся языком ее языка.

Напрасно он боялся ее обидеть — она не оттолкнула его и не отпрянула в сторону. Их языки стали исполнять древний как мир танец любви.

Продолжая левой рукой ее обнимать, он запустил правую руку в ее роскошные волосы, которые были мягкими, как заячья шкурка, и пахли полевыми цветами.

Потом он услышал приглушенный стон и, к большому своему удивлению, осознал, что этот стон издал он.

Оставив ее волосы в покое, он прикоснулся к сливочной коже у нее на шее, а потом провел кончиками пальцев по нежной впадине между ключицами И сразу же его рука наткнулась на ее ночную рубашку. Сначала он попытался ее приспустить, а когда это у него не вышло, сунул руку в полукруглый вырез на груди.

— Я не сделаю тебе больно, — пробормотал он, лаская ее груди и касаясь подушечкой большого пальца ее затвердевшего соска.

Она расслабилась и позволила себя ласкать. Ричардом овладело неистовое желание.

Надо быть терпеливым, напомнил он себе, и не прерывать ласк Она должна наслаждаться происходящим и одновременно готовить себя к близости. Когда он в нее войдет, она не должна испытывать боли — в противном случае она станет отождествлять боль с ним, и тогда о всякой гармонии в их отношениях можно забыть.

В следующую минуту у него перехватило дыхание — Элисса сама, по своей инициативе принялась гладить его по плечам и спине При этом ее руки опускались все ниже и ниже — к его ягодицам, а ласки становились все более осязаемыми.

«При всем том движения ее не были уверенными — казалось, она пыталась выяснить, нравятся ему ее прикосновения или нет.

— Ты все делаешь правильно, моя милая, — подбодрил ее Ричард, целуя в щеки, в подбородок и в шею. — Главное, не останавливайся.

Ему удалось наконец приспустить рубашку с плеч Элиссы и обнажить ее груди. Припав к ним ртом, он принялся нежно покусывать и целовать ее соски.

Элисса дышала все учащеннее. Ричард не прекращал сладкой пытки, более того, лаская ее груди, он удвоил усилия.

Но заветный миг еще не наступил.

Через некоторое время Ричард стал гладить ее ноги — сначала ту, что была обнажена, а потом другую, на которой чулок еще оставался. Медленно, но решительно его руки двигались по ее ногам вверх.

Неожиданно она приподнялась на постели и села. На Ричарда волной нахлынуло разочарование: он подумал, что Элисса решила прервать их столь удачно начатое общение. Но пауза, по счастью, длилась недолго. Элисса вскинула над головой руки, сбросила рубашку, и он с облегчением перевел дух.

Немного подумав, он понял, что этот жест не был театральным — она вовсе не пыталась продемонстрировать ему свое тело. Это не было с ее стороны и элементом игры, затеянной для того, чтобы его соблазнить и крепче привязать к себе.

Когда Ричард окончательно осознал, что она разделась для него и ради него, у него в душе запели птицы. Когда же она потянулась к нему и сама заключила его в объятия, он осознал, что более волнующей и счастливой минуты в его жизни никогда еще не было.

«Пора! — решил Ричард. — Настало время овладеть этой великолепной женщиной».

Больше ждать и в самом деле не было никакой необходимости, поскольку Элисса никогда еще не испытывала такого сильного возбуждения. Поначалу, когда он до нее дотрагивался, она пыталась еще себя сдерживать, но его ласки были такими нежными, а поцелуи такими огненными, что она не смогла долго им противостоять.

Почему же ее первый муж ничего этого не делал — не ласкал ее, не целовал? Сколько драгоценного времени потеряно зря! Да, это так — но как много нового ей предстоит открыть для себя со вторым мужем!

По ее телу горячей волной пробежала дрожь вожделения.

Распаленная его поцелуями и ласками, она скинула с себя последние покровы. Она не могла больше оставаться в рубашке — ей хотелось, чтобы Ричард целовал и ласкал все ее тело.

Со страстью, которая возрастала с каждой минутой, она гладила своего молодого мужа. Она касалась его плеч, спины, ягодиц и бедер, получая от этого огромное удовольствие. В отличие от Ричарда Уильям Лонгберн был преклонного возраста. К тому же он был склонен к полноте, хотя с помощью хорошо скроенной и сшитой одежды ему и удавалось скрывать этот недостаток. Нечего и говорить, Ричард был в тысячу раз привлекательнее и желаннее, чем ее первый муж.

Элисса больше не испытывала перед Ричардом смущения. Она смело дотронулась до его плоти и не удивилась, что ее муж горит желанием. Все ее существо снедала ответная страсть. Ее воспламенившееся женское естество жаждало продолжения сладостных мук.

Элисса раздвинула ноги и заставила мужа лечь на нее сверху. Больше ждать она была не в силах.

— Да, милая, да, ты все правильно делаешь! — простонал Ричард, входя в ее влажные женские глубины.

Она обхватила ногами его стройные бедра, чтобы покрепче прижать его к себе, и забыла обо всем на свете. Ричард же, вновь и вновь входя в нее, думал о том, что самое заветное между ними свершилось и он стал ее мужем перед Богом и людьми.

Напряжение, которое все это время копилось в их телах, нашло наконец выход, и они разом вскрикнули от наслаждения, которое настигло их и поразило как удар грома.

Потом они лежали рядом на постели и отдыхали. Элисса нежно целовала Ричарда в лоб и перебирала его темные волнистые волосы.

— Точно вам говорю: сию минуту нам под ноги упадет чулок жены Ричарда!

Услышав голос короля, Элисса вздрогнула.

— Его величество напоминает мне, что я забыл кое-что сделать, — пробормотал Ричард, усаживаясь на постели.

— Ничего удивительного, я тоже обо всем на свете забыла, — сказала Элисса, заворачиваясь в простыню на тот случай, если королю снова взбредет в голову сунуться к ним.

— Правда? — спросил Ричард с каким-то мальчишеским удивлением и радостью в голосе.

— Правда.

Ричард рассмеялся. Элисса подумала, что смех у него очень приятный.

— Пожалуйте вашу ножку, мадам.

Элисса изящно подняла ногу и положила ее мужу на колено.

— Не заигрывай, — пробурчал Ричард, — а то они так и не дождутся чулка и будут сидеть в спальне до скончания века.

— Извини, — улыбнулась Элисса.

Ричард стал медленно стаскивать с нее чулок. Даже этот нехитрый, в общем, процесс доставлял ей большое удовольствие и сильно ее возбуждал.

— Должен заметить, женушка, что у тебя удивительно стройные ножки.

— Ты, по обыкновению., шутишь?

— Вовсе нет. Я так именно и думаю, а уж я, поверь, разбираюсь в таких вещах.

«Кто же в этом усомнится!» — подумала Элисса.

Ричард, однако, разбирался не только в дамских ножках, но еще и в любовных утехах. Ничего удивительного — ведь у него было так много любовниц. Но почему было? Наверняка они и сейчас у него есть.

Очень может быть, что они тоже хорошо осведомлены о его так называемых прологах, после которых становятся в его руках податливыми, как глина, и готовы на все, чтобы снова заполучить его к себе в постель.

Кто знает, быть может, он захочет воспользоваться своим умением сводить женщин с ума, чтобы вскружить ей голову и захватить то, что по праву принадлежит ей и ее сыну?

Элисса выхватила чулок из рук Ричарда, раздвинула полог и швырнула его на середину комнаты. Находившиеся в спальне придворные разразились веселыми возгласами.

— Пойдемте, леди и джентльмены, оставим их наедине, — сказал король. — Ричард уже получил свою долю наслаждений. Пора и нам срывать цветы удовольствия.

— А мне казалось, я один такой нетерпеливый, — сухо заметил Ричард, когда придворные, посмеиваясь, удалились.

Прижимая к груди простыню, Элисса принялась судорожно шарить рукой по покрывалу, отыскивая свою рубашку.

Ричард нежно взял ее за руку.

— Иди ко мне, моя милая. Все уже ушли.

— Мне нужно найти рубашку, — сказала Элисса. Она высвободилась из его объятий и, откинув покрывало, продолжила поиски.

— Зачем она тебе? Если ты замерзла, я тебя согрею.

— Все-таки мне бы хотелось ее отыскать.

Плохо закрепленная на груди простыня едва с нее не свалилась. Ричард приподнялся и резким движением раздвинул шторки полога. Было уже очень поздно, и видневшаяся в окне полная луна заливала комнату серебристым светом.

— Зачем ты это делаешь?

— Хочу на тебя посмотреть.

— Ты уже все видел, — сказала Элисса.

— Что-то ты стала вдруг стыдливой.

Элисса нашла наконец свою рубашку, торопливо натянула на себя, потом легла и накрылась одеялом.

— Я устала, — заявила она, стараясь не замечать озадаченного выражения на лице мужа.

Элисса старалась не касаться Ричарда. В противном случае он, чего доброго, снова попытался бы заняться с ней любовью, а она, могло статься, не устояла бы перед его ласками и позволила ему это.

Увы, ее стратегия оказалась ошибочной, поскольку Ричард сразу же к ней придвинулся. Хотя на ней была рубашка, его прикосновения жгли ее как огнем. Элисса упрямо пыталась делать вид, что с ней ничего особенного не происходит и его прикосновения нисколько ее не волнуют.

— Я, знаешь ли, тоже устал, — пробормотал Ричард, наматывая на палец прядку ее волос. — Но это приятная усталость… Да, все время забываю тебя спросить — когда ты собираешься возвращаться в Лестер?

— Сейчас же.

— Сомневаюсь, что ночь — удобное время для путешествия.

— Я хотела сказать, что выеду завтра.

Ричард сразу подумал о своей новой пьесе — о том, в частности, что ее премьера только что состоялась и ей предстоит долгая жизнь на подмостках. Актеры знали свои роли назубок, и его помощь им больше не требовалась. Что же до Минетты, то она мигом излечится от своей немощи — стоит только появиться свежему кавалеру, который пригласит ее на ужин при свечах.

Потом Ричард подумал о своих знакомых — людях, большинство которых жили в Лондоне. Сказать по правде, в случае его отъезда никто из них проливать слез бы не стал — разве что верный Фос. Но Фос при желании всегда сможет приехать к нему в Лестер, а стало быть, и печалиться особенно не о чем.

При мысли о том, что он вместе с молодой женой переедет на жительство в свое родовое имение, его охватила радость.

— Мне нужно собрать свой багаж и выполнить кое-какие формальности. Думаю, мы сможем выехать во второй половине дня. Тебя это устраивает?

— Вполне.

— В таком случае, дорогая, мне остается только пожелать тебе спокойной ночи, — сказал Ричард и отвернулся к стене.

Не прошло и минуты, как он уже спал мертвым сном.

Элисса же уснуть не могла. Она долго еще лежала на спине и смотрела на затканный золотой канителью полог кровати у себя над головой.


Ричард так торопился добраться до своей каморки, находившейся над лавкой торговца сыром, что, поднимаясь по лестнице на второй этаж, перепрыгивал сразу через две ступеньки. При этом он с удовольствием думал о том, что вдыхает запах сыра, который преследовал его даже во сне, в последний раз. Уезжая в Лестер, он избавлялся не только от сырной вони, но и от вечного шума и пьяных криков под окнами, а также от запахов дыма, нечистот и тухлой рыбы, пропитавших воздух в этой части города.

Разумеется, думал он и о своей молодой жене, которая все еще спала сном праведницы под расписными сводами Уайт-холла.

Как обворожительно выглядела она в неярком свете нарождающегося дня, когда пробившийся сквозь утренний туман первый луч солнца позолотил ее лицо! Она приоткрыла во сне свои алые губы, и Ричарду стоило большого труда их не поцеловать. Он не хотел будить жену, ведь их ждало сегодня долгое и утомительное путешествие.

Так и не поцеловав, а лишь полюбовавшись ею, Ричард быстро оделся и вышел из брачных покоев.

«Надо будет написать королю, — думал он, — и еще раз поблагодарить его за эту удивительную женщину». Никогда еще он с такой страстью не предавался любви. Впрочем, слово «страсть» было лишь бледным отражением того чувства, которое он испытывал к своей молодой жене.

Ричард открыл дверь в свою каморку и, пораженный, замер в дверном проеме. В комнате его дожидался Фос, облаченный в свой самый изысканный и пышный наряд из фиолетового бархата. Фос снял шляпу, поклонился и пробормотал слова приветствия.

— Мой дорогой Фос! — воскликнул Ричард, любуясь великолепным нарядом своего приятеля и его круглой физиономией. — Мне следовало догадаться, что ты придешь сюда, чтобы пожелать мне доброго пути. Но почему у тебя такое мрачное лицо? Что случилось?

Фос, как нашкодивший мальчик, смотрел в пол и ничего не отвечал, лишь теребил пышный плюмаж на своей шляпе.

— Давай, Фос, говори, что там у тебя, — строго сказал Ричард, — мне, видишь ли, некогда.

Фос пожал плечами:

— Я просто хотел сказать, что мне очень жаль…

Неожиданно он вскинул голову и выпалил:

— Ненавижу я браки — вот что! Как, скажи, жить дальше человеку, когда все его друзья переженились и сидят в окружении домочадцев у камина?

Ричард, вытаскивавший в это время из-под кровати свои видавший виды сундук, который сопровождал его во время странствий по Европе, искоса посмотрел на Фоса, ухмыльнулся и произнес — Я, мои друг, дал бы этому человеку очень простой совет — пусть женится сам.

— Такому мужчине, как ты, легко давать подобные советы, — пробормотал Фос.

Нахмурив брови, он отошел к подслеповатому окошку и присел на подоконник.

— Не забывай, что даже такой мужчина, как я, — тут Ричард снова позволил себе улыбнуться, — не смог найти себе жену и об этом пришлось позаботиться королю.

— Все шутишь? Я говорил об умных и красивых мужчинах, вокруг которых женщины вьются, как мухи около меда Они — избранники судьбы, и ты один из таких избранников.

Если бы ты только захотел, то мы бы жениться уже раз десять, да что там десять — сто раз!

Ричард вытащил сундук, открыл крышку и выпрямился.

— Ты и сам мог бы уже десять раз жениться.

Фос поморщился, как от зубной боли — Да мог бы, мог, точно тебе говорю! Ты богат, знатен, у тебя лучшие в Лондоне костюмы и парики. Кроме того, ты очень милый и добрый парень, с хорошим, покладистым характером Против обыкновения добрые слова Ричарда на Фоса впечатления не произвели, и он по-прежнему смотрел невесело.

— Что я, черт возьми, тебя уговариваю? — вспылил Ричард. — Разве то, что я сказал, не правда?

Фос пожал плечами:

— Спасибо тебе за комплименты, но истина такова: у тебя нет ни денег, ни имения, ни красивой одежды. О париках я уже не говорю. Иногда ты бываешь чертовски груб, однако женщины тебя любят. Ты красив, Ричард, а я — нет, и ничто не в силах это изменить. Да я отдал бы весь свой гардероб, чтобы хоть чуточку на тебя походить!

Ричард присел на кровать и некоторое время молчал, раздумывая, что бы такое сказать Фосу, чтобы его ободрить.

— Знаешь, Фос, на свете есть женщины, которые бы с радостью тебя полюбили — даже не будь у тебя дорогих костюмов и париков. — Тут Ричард подумал об Элиссе и добавил— Нельзя судить обо всех женщинах по тем представительницам женского пола, которых ты встречаешь при дворе или в театре.

— Где же еще знакомиться с женщинами?

Ричард поднялся на ноги.

— Я понял тебя, Фос. Дай мне две-три недели на обустройство в Блайт-Холле, а потом приезжай ко мне в гости. Уверен, что в Лестере есть приличное общество и подыскать тебе пару мне не составит труда — Ричард заговорщицки улыбнулся и добавил:

— Я, знаешь ли, заблуждался насчет деревенских женщин. Мы, горожане, не моргнув глазом причисляем всех провинциалок к разряду глупых наседок, а это несправедливо.

— Правда? — сказал Фос, и его круглое лицо расплылось в улыбке. — Стало быть, женщина, которую тебе навязал король, оказалась лучше, чем ты думал?

Ричард начал собирать и укладывать в сундук свои рукописи, чистую бумагу, заточенные перья и прочие принадлежности для письма.

— Да, Фос, все обстоит именно таким образом.

— Рад это слышать.

Ричард покрутил в пальцах глиняную бутылочку с чернилами и произнес:

— Скажи на милость, Фос, ты уже изучил мой брачный договор? Если да, то сделай милость, передай мне в нескольких словах его суть.

Фос положил шляпу на обшарпанный стол, за которым его друг сочинял свои пьесы, и присел на стоявший рядом такой же обшарпанный стул. Тяжело вздохнув, он сказал:

— Ах это…

Ричард, который все это время беззаботно насвистывал, замолчал и внимательно посмотрел на приятеля.

— Ну, что там понаписал этот адвокатишко мистер Хардинг?

— Скажу одно: тебе следовало прочитать договор перед тем, как его подписывать.

Ричард почувствовал, как у него по спине пробежал неприятный холодок. Протянув руку, он взял документ, который Фос достал из-за широкого обшлага.

— Но ты же был в зале и видел, что у меня не было ни малейшей возможности его прочитать. О чем все-таки в нем говорится?

— В договоре записано, и, надо сказать, записано очень умело, так, что не придерешься…

— Да не тяни ты! — вскричал Ричард. — Говори скорей, в чем там дело?

— А дело все в том, что к собственности мистрис Лонгберн и ее сына ты не имеешь никакого касательства. Тебе разрешено лишь давать советы относительно того, как лучше управлять имением.

— Не может этого быть!

— Нет, может. Здесь черным по белому написано, что у тебя нет ни малейших прав на имение, за исключением права давать советы по ведению хозяйства — если тебя, разумеется, об этом попросят.

Ричард снова присел на кровать и расширившимися от изумления глазами посмотрел на своего приятеля.

— Я знал, что не могу получить имение в свое владение, но… король дал мне понять, что права на деньги жены я иметь все-таки буду. Так, во всяком случае, он мне сказал.

— И не допустил при этом никакой ошибки. Все так бы и было, если бы дело шло заведенным порядком.

— Не понимаю, каким образом этот договор может повлиять на мое право владения имуществом жены? — спросил Ричард. — Ведь в законе ясно сказано, что и сама жена, и все, что у нее есть, принадлежит мужу, — заметил Ричард.

— Сказано, да. И ты бы получил денежки мистрис Лонгберн и принадлежащее ей имущество, если бы не некоторые дополнительные пункты, которые были включены в договор.

А там, между прочим, записано, что и после брака ее деньги и вся движимость будут находиться в ее нераздельной собственности, а в случае ее смерти перейдут не к мужу, а к ее детям.

При мысли о том, что его жена и ее хитроумный адвокат ловко его провели, Ричарда охватил гнев.

— К детям — или к ее сыну?

Фос ткнул пальцем в один из пунктов договора.

— Здесь сказано: «ко всем ее законным чадам», — процитировал он строчку из документа.

— Чувствительно ей благодарен за такое послабление, — с сарказмом произнес Ричард. — Во всяком случае, она не лишает наследства детей, которых я могу с ней прижить.

— Жаль, что мне пришлось тебе все это говорить, — ты выглядел таким счастливым, — с мрачным видом произнес Фос.

— Уж лучше бы король подыскал мне другую жену! Будь проклят тот день, когда я впервые увидел эту женщину! — Думаю, тебе не стоит проклинать этот день, — заметил Фос. — Если бы не брак с Элиссой, не видать бы тебе своего дома как собственных ушей.

Ричард некоторое время раздумывал над словами приятеля, затем сказал:

— А что, в твоих доводах есть рациональное зерно, Фос.

Как ты сам только что заметил, если бы не этот брак, мне вряд ли бы удалось пожить в своем родовом гнезде. К тому же я сам виноват, что положился на порядочность мистрис Лонгберн.

Женщинам нельзя доверять ни при каких обстоятельствах!

Глава 7

Элисса еще не закончила упаковывать вещи, как в двери дома мистера Хардинга постучали. Потом послышался хорошо знакомый Элиссе звучный голос, который мог принадлежать только одному человеку на свете — ее мужу сэру Ричарду Блайту.

— Кто это там пришел, мамочка? — спросил Уил, который в этот момент искал под кроватью пряжку от своей туфли.

— Это сэр Ричард Блайт, дорогой.

— Да ну? — Уил мигом вылез из-под кровати и заблестевшими от возбуждения глазами посмотрел на мать. — Тот самый кавалер, которого мы встретили неподалеку от пристани?

— Тот самый.

— У него что — тоже дела с мистером Хардингом?

— Нет, — сказала Элисса. Она присела на кровать и жестом предложила сыну сделать то же самое. — Иди сюда, Уил, и послушай, что я тебе скажу.

Элисса пыталась оттянуть объяснение с сыном, но с приходом Ричарда откладывать разговор было уже бессмысленно.

— Я хочу поздороваться с сэром Ричардом! Как думаешь, его рапира при нем?

— Думаю, это весьма вероятно. Но прежде чем мы спустимся вниз и с ним поздороваемся, нам с тобой необходимо поговорить.

На лице Уила появилось озадаченное выражение. Он наконец подошел к матери и присел с ней рядом.

Элисса обняла его за худенькие плечи и сказала:

— Я должна сообщить тебе кое-что важное.

— О сэре Ричарде?

— Да, о нем. — Она задумалась, не зная, как начать. — Когда я пошла в Уайтхолл…

— И увидела короля… — продолжил за нее сын, желая побыстрее узнать, что же было дальше, и покончить с этим разговором.

— Да, я видела короля. И он, между прочим, отдал мне свой королевский приказ.

Мальчик с любопытством посмотрел на мать.

— Да ну?

Элисса утвердительно кивнула:

— Все так и было. Так вот, он велел мне выйти замуж.

— Выйти замуж? — с удивлением переспросил Уил.

Судя по всему, он считал, что король был не вправе отдавать такое распоряжение его матери, и Элисса не могла его за это винить, поскольку и сама так считала.

— Разве такое возможно?

— Возможно, потому что король имеет очень большие права. Он приказал мне жениться на человеке, с которым, как он считает, мы имеем нечто общее. Думаю, потому-то он и приказал мне выйти замуж именно за него.

— За какого человека? Как его зовут?

Элисса пожалела, что не поговорила с сыном сразу — как только вернулась в дом мистера Хардинга.

— Вчера я стала женой Ричарда Блайта. Вот почему меня не было здесь прошлой ночью.

Уил вскочил на ноги и во все глаза уставился на мать.

— Значит, сэр Ричард — мой новый отец? — в изумлении спросил он.

— Он твой отчим, Уил. Я вовсе не хочу, чтобы ты забыл о своем родном отце.

Мальчик, однако, ее уже не слушал. Распахнув дверь, он выскочил из комнаты и устремился вниз. Когда Элисса вышла в коридор, сына там не было — она слышала лишь топот его ног.

Элисса подхватила юбки и тоже помчалась вниз по лестнице, которая выходила в маленькую прихожую. Кабинет мистера Хардинга располагался рядом. Прихожая представляла собой небольшое помещение с забранным железной решеткой окном. Сквозь мутное стекло можно было разглядеть задний дворик, обнесенный глухой стеной. Окно давало мало света, и в прихожей вечно царил полумрак. Портьеры здесь выцвели и ко всему прочему были побиты молью, а мебель и деревянная облицовка стен основательно потускнели и несли на себе следы разрушительной работы жучка-древоточца.

Мистер Хардинг был человек занятой и подобным мелочам значения не придавал.

Спустившись в прихожую, Элисса сразу увидела сына. Он в немом восхищении взирал на Ричарда.

Стоявший у своей конторки старший клерк Хардинга мистер Моллипонт был, казалось, очарован личностью известного сочинителя ничуть не меньше мальчика.

Глянув на мужа, Элисса задумалась: что же такого было в сэре Ричарде Блайте, что неизменно вызывало всеобщее восхищение, причем не только у женщин, но и у мужчин? Уж конечно, не его высокий рост и мускулистое тело. Это могло заинтересовать женщин, но при чем здесь мужчины? Тогда, быть может, его скептическая улыбка, темные вьющиеся волосы и широкие плечи? Или его грация, напоминающая грацию большой дикой кошки? Опять не то, опять она думает лишь о том, что может привлечь женское внимание. Но тогда что же?.. Что?

Этот трудный вопрос так и остался без ответа, поскольку сэр Ричард перевел взгляд темных глаз на Элиссу, и ей вдруг почудилось, что в первую же ночь Блайт каким-то образом раскрыл все ее тайны.

— Ага! — воскликнул он. — Вот ты где. Я приехал в Уайтхолл со всем своим багажом, а тебя уже и след простыл.

Элисса решила, что не позволит ему строить из себя обиженного. Что дурного в том, что она из опостылевшего ей дворца перебралась к мистеру Хардингу?

— А я, проснувшись, обнаружила, что ты уже ушел, не оставив мне даже записки с указаниями, где тебя искать, — спокойно ответила она. — По этой причине я велела слугам сообщить тебе, где искать меня, и перебралась в этот дом. — Элисса повернулась к мистеру Моллипонту:

— Скажите, где мистер Хардинг?

— В самом деле, где он? — повторил вопрос Элиссы Ричард. — У меня есть несколько вопросов, связанных с брачным договором, которые я хотел бы с ним обсудить.

Элисса посмотрела на него с плохо скрытой тревогой.

Хотя говорил он таким же спокойным, как и она, голосом, глаза его сверкали от гнева.

— Мистер Хардинг отправился во дворец, милорд, — ответил мистер Моллипонт. — И вероятно, пробудет там весь день.

— Ничего не поделаешь, — процедил сквозь зубы Ричард. — Придется эти же вопросы задать моей жене.

Хотя Элисса и не была трусихой, она все же предпочла бы, чтобы на вопросы Ричарда отвечал мистер Хардинг.

— Я еще не закончила паковать свои вещи, — сказала она с независимым видом.

— Что ж, коль скоро я уже подписал договор, думаю, с расспросами можно подождать до тех пор, пока мы не усядемся в нашу карету.

— В нашу карету?

— Да, его величество сделал нам свадебный подарок — подарил карету и четверку лошадей.

Элисса преотлично знала, что путешествовать в карете не в пример удобнее и приятнее, чем на лодке. Однако перспектива такого путешествия потеряла для нее всякую прелесть, как только она подумала, что ей придется всю дорогу отвечать на пропитанные сарказмом вопросы Ричарда.

— Мама сказала мне, что ты — мой новый отец, — неожиданно объявил Уил.

Прежде чем Элисса успела вмешаться и поправить сына, Ричард произнес:

— Я — новый муж твоей матушки, следовательно, всего лишь твой отчим. К моему большому сожалению.

Элисса сделала шаг вперед и обняла мальчика за плечи.

— Именно это я ему и сказала.

— Но ведь ты поедешь с нами, правда? И будешь у нас жить? Скажи, а ты научишь меня драться на шпагах? — забросал Ричарда вопросами Уил.

— Уил! — воскликнула Элисса, призывая сына к порядку.

Признаться, она испытала огромное облегчение, когда поняла, что сын, узнав о ее новом замужестве, ничуть на нее не разозлился. Тем не менее радость, которую он выказал при этом известии, показалась ей чрезмерной и ничем не оправданной.

— Да, я поеду вместе с вами к вам домой и буду у вас жить, поскольку теперь мы все — одна семья. Кетати, в том самом доме, где вы сейчас живете, я провел свое детство, — сообщил Ричард и посмотрел на Элиссу.

К большому ее удивлению, один только его взгляд вызвал у нее волнение в крови.

К счастью, пытка взглядом прекратилась, едва успев начаться, и Ричард снова сосредоточил внимание на мальчике.

— Я обязательно научу тебя драться на шпагах, как подобает джентльмену, но не раньше, чем твоя мама даст мне на это позволение.

Ричард опустился на деревянный стул и обратился к Элиссе:

— Между прочим, карета все еще стоит в конюшне. Я сказал кучеру, что мы выедем сразу же, как только я тебя разыщу, и он, должно быть, ругает нас последними словами за то, что мы слишком долго заставляем себя ждать. На твоем месте, жена, я бы не стал тянуть со сборами.

Элиссе не понравился начальственный тон Ричарда, но она сочла разумным в данном случае промолчать и поступить так, как ей было сказано.

— Пойдем собираться, Уил. — Она потянула сына за руку к лестнице.

— Не хочу собираться! — закапризничал мальчик, пытаясь вырваться. — Хочу остаться с ним.

— Пойдем, сынок. Зачем навязывать свое общество сэру Ричарду? Наверняка оно будет ему в тягость.

— Оно не будет мне в тягость, — запротестовал Ричард. — Наоборот, я буду рад познакомиться поближе с таким приятным юным джентльменом, как Уил. — В его голосе проступили столь знакомые Элиссе саркастические нотки:

— Более того, я очень надеюсь, что этот юный джентльмен со временем меня полюбит — если, конечно, его не будут против меня настраивать.

Под проницательным, всезнающим взглядом Ричарда Элисса густо покраснела. Ей по-прежнему не хотелось оставлять сына наедине со своим новым мужем: уж слишком много всего она о нем знала. Не то чтобы она боялась, что Ричард причинит ребенку вред — при всех своих недостатках жестоким человеком он не был, но его представления о том, что нужно и что не нужно знать детям, по мнению Элиссы, расходились с общепринятыми. Другими словами, она боялась того разлагающего влияния, которое его взгляды на жизнь могли оказать на неокрепший разум и психику мальчика.

— Мне нужна его помощь, — холодно сообщила она.

— Уверен, что помощь мистера Моллипонта окажется более действенной, — мгновенно отреагировал на ее слова Ричард.

Элисса посмотрела на сына: он с испуганным видом следил за словесной дуэлью между матерью и отчимом.

— Обещаю в твое отсутствие не обучать мальчика фехтованию, — заявил Ричард.

На этот раз его голос звучал куда более дружелюбно.

Элиссе пришло в голову, что Ричард сменил тон, заметив испуг в глазах Уида, и поторопился прийти ему на помощь. Это был благородный жест, и ей оставалось лишь сделать то же самое.

— Хорошо, сынок, оставайся с сэром Ричардом, если хочешь, — согласно кивнула Элисса.

В конце концов, сказала она себе, поднимаясь с мистером Моллипонтом по лестнице, их общение будет продолжаться всего несколько минут, так что бояться разлагающего влияния Ричарда особенно нечего.

— Расскажи мне о битвах, в которых ты участвовал, — попросил мальчик, как только его мать удалилась.

— О битвах? — с удивлением переспросил Ричард, вновь переключая внимание на сына Элиссы.

— Ну да! Разве ты не участвовал в сражениях?

Ричард покачал головой:

— Не участвовал. Когда началась гражданская война, я был еще слишком юн, чтобы сражаться.

— Но ведь ты все время был с королем.

— Я присоединился к королевскому двору, когда его величество жил в Европе, а битвы гражданской войны давно уже закончились.

Были, правда, другие битвы — за место под солнцем и за средства к существованию, но мальчику вряд ли захотелось бы о них слушать. А еще Ричард участвовал в затяжной войне, которая шла у него в семье между самыми близкими ему людьми, но сейчас не хотелось об этом вспоминать.

Но Уил не собирался сдаваться;

— Тогда расскажи о том, как ты дрался на шпагах, — потребовал он.

— Сказать по правде, ничего интересного в дуэлях нет, — сообщил ему свое мнение Ричард.

— Но ведь ты в них участвовал, правда?

— Да, участвовал, — ответил Ричард, который не хотел ставить под сомнение тот непреложный факт, что ему вполне по силам защитить свою честь — пусть даже его расспрашивал об этом ребенок.

Уил, услышав эти слова, снова повеселел.

— Давай же, рассказывай скорей, как это было!

— Ладно, расскажу, — произнес Ричард без большой, впрочем, охоты. — Но не раньше, чем мы сядем в карету.

В дороге у него будет достаточно времени, чтобы внушить мальчику мысль о том, что в дуэлях нет ничего особенно привлекательного или романтического. К чему скрывать, джентльмену приходится время от времени вступаться за свою честь и, как следствие, участвовать в поединках, но подобные подвиги славы приносят мало и оставляют после себя на совести тяжкий груз. «По сути, — думал Ричард, — дуэли — всего лишь печальная необходимость, и не более того».

Потом Блайт подумал, что рассказы о поединках будут весьма кстати, поскольку отвлекут его от мыслей о столь любимой им женщине, которая волей судьбы стала вчера его женой и уже успела продемонстрировать ему коварные свойства своей натуры.

Его размышления, однако, приняли совсем другое направление, когда он увидел довольную улыбку на смышленом личике своего пасынка. Новое для него желание иметь собственного сына — такого же умного и симпатичного, как Уил, — завладело вдруг всем его существом. Неожиданно Ричард подумал, что ради этого он готов на все, даже на жертвы.

Ну а пока у него нет собственного ребенка… Что ж, он сделает все, что в его силах, чтобы защитить от превратностей жизни своего пасынка.


Элисса торопливо собирала вещи. Ей не хотелось оставлять Уила наедине с Ричардом Блайтом слишком долго. Ее пугала частая смена настроений у мужа и исходившая от него угроза.

Поначалу Элисса надеялась, что присутствие Уила в карете избавит ее от необходимости выслушивать вопросы Ричарда по поводу брачного договора и на них отвечать. Но» потом, увидев в глазах мужа отблески бушевавшего у него в душе гнева, поняла, что избежать неприятного объяснения ей не удастся.

— Вот, кажется, и все, — сказал мистер Моллипонт, опуская крышку большого обитого кожей деревянного сундука. — Теперь, миледи, вам самое время немного отдохнуть. Что-то вы неважно выглядите. Как загнанная лошадь на скачках в Нью-Маркете.

С этими словами мистер Моллипонт взял сундук и направился к двери. Элисса хотела было предложить свою помощь хотя бы на лестнице, но ее остановил красноречивый взгляд мистера Моллипонта.

— Я и сам справлюсь, миледи, — заявил он для пущей ясности.

— Спасибо за помощь.

Мистер Моллипонт, как конь, мотнул головой и двинулся по коридору к лестнице, Элисса же задержалась, чтобы надеть плащ и накинуть на голову капюшон.

Перед тем как выйти из комнаты, она выглянула в окно, чтобы узнать, не идет ли дождь, удовлетворенно кивнула и подумала, что пройдет совсем немного времени, и она окажется наконец дома.

Дома… Вернее, в доме Уильяма Лонгберна, своего первого мужа. А еще раньше этот дом принадлежал Ричарду Блайту, ее второму мужу.

Элисса вспомнила, как в один прекрасный день обнаружила на мраморной облицовке камина процарапанные гвоздем или другим каким-то острым предметом инициалы «РБ». Могло статься, они были сделаны рукой Ричарда Блайта!

Уильям Лонгберн, ее первый муж, отреагировал на ее находку следующим образом — поморщившись, как от зубной боли, он сказал: «Сначала роди мне сына, а потом, если обстановка здесь тебя не устраивает, можешь проваливать на все четыре стороны».

Сжав губы, Элисса завязала у горла тесемки плаща и, прежде чем спуститься по лестнице в прихожую, напомнила себе, что за последние семь лет ей пришлось претерпеть много горя и унижений. Уж если она сумела пережить первый брак и вдовство, ей, без сомнения, вполне по силам вынести и совместную жизнь с сэром Ричардом Блайтом.

Спустившись в прихожую, она, к большому своему удивлению, не застала там ни единой живой души. Решив, что Ричард и Уил отправились на конюшню, она вышла во внутренний дворик, открыла калитку и направилась к одноэтажной каменной постройке, где мистер Хардинг держал своих лошадей. Чутье ее не подвело: у конюшни она увидела Ричарда, который обнимал за плечи Уила, словно своего самого лучшего друга. Они оба с равным интересом и восторгом осматривали новехонький, с иголочки, экипаж, покрытый блестящим черным лаком. У стены конюшни стоял старик, облаченный в высокие сапоги и длиннополый кафтан из зеленого сукна. Элисса сразу поняла, что это кучер.

Удивительное дело, о кучере, который должен был доставить ее маленькое семейство домой, она как-то не подумала, и вот теперь по милости короля получила еще одного слугу, которого, между прочим, надо было кормить и одевать.

Куда большее раздражение, однако, вызвала у нее мысль, что Ричард обращается с ее сыном так, будто он его собственность.

Не обращая внимания на хлюпавшую у нее под ногами грязь, она подошла к ним.

— Насколько я понимаю, ты готовишься к отъезду?

Ричард убрал руку с плеча Уила и повернулся к ней:

— Готова ли ты? Что касается меня, я могу выехать хоть сию минуту.

— Отлично.

Пока Элисса помогала сыну усесться в карету, кучер отделился от стены, которую все это время трудолюбиво подпирал, и начал взбираться на козлы.

Элисса уже хотела было влезть в карету вслед за сыном, но Ричард, властно положив ей руку на плечо, остановил ее:

— У тебя на туфли налип конский навоз. Надо бы его счистить. В противном случае в карете будет дурно пахнуть.

— О Господи!

Элисса принялась с силой шаркать подошвами туфель о каменный бордюр, окаймлявший дорожку. Прикосновение Ричарда взволновало ее, но она взяла себя в руки и мысленно дала себе слово не поддаваться на его уловки.

Через несколько минут она уже сидела в карете рядом с Уилом. Расположившийся на сиденье напротив Ричард театральным жестом поднял руку, постучал в стенку кареты и хорошо поставленным актерским голосом крикнул кучеру: «Трогай!»

Кучер разобрал поводья, цокнул языком, и карета, вздрогнув, сдвинулась с места. Поскольку улица была узкой и по ней во всех направлениях сновал народ, ехать пришлось очень медленно.

Элисса выглянула в окно с закатанными вверх в виде рулончиков шторками и помахала на прощание мистеру Моллипонту, который вышел их проводить за ворота.

— Надеюсь, сегодня нам удастся сделать не меньше тридцати миль, — заметил Ричард, откидываясь на подушки и складывая на груди руки.

— Но уже почти полдень, — сказала Элисса. — Вряд ли мы сможем покрыть такое расстояние до вечера. Для этого нам надо было выехать рано утром.

— Лошади у нас резвые, а погода стоит отличная, так что, очень может быть, нам это удастся. Ну а если нет… — Ричард пожал плечами.

Элисса решила не спорить с ним по этому поводу и тем более не критиковать его нарочито театральные манеры. К тому же это вряд ли что-нибудь изменит, поскольку человек этот всю жизнь прислушивался только к себе и был занят исключительно собственной персоны и. Следовало также принимать в расчет и сына — нельзя выяснять отношения с мужем в присутствии ребенка.

Элисса переключила внимание на мальчика. Он с интересом смотрел в окно и, очевидно, считал все, что происходило на улице, чрезвычайно забавным и занимательным.

Ричард тоже наклонился к окну и указал на кого-то пальцем.

— Видишь лысого мужчину, который правит вон той каретой? — спросил он Уила. — Это кучер герцога. Его светлость требует от своих кучеров, чтобы они сидели на козлах с непокрытой головой. Чтобы всякий знал, какая высокая особа едет в карете.

— Но что будет, если пойдет дождь?

— Как что? Кучеру намочит голову, но что до этого герцогу или герцогине, которые сидят в крытом экипаже! — ровным голосом произнес Ричард.

— Но это же несправедливо!

— Рад, что ты разделяешь мое мнение, юный мастер Лонгберн. К тому же это не только несправедливо, но еще и непрактично. Бедняга может простудиться и умереть, а хороших кучеров в Лондоне днем с огнем не сыщешь. Даже кучер его величества недавно допустил промашку и едва не перевернул карету.

— Да ну?

— Так все именно и было. Хорошо еще, что наш король по натуре человек незлобивый.

Когда Ричард упомянул о короле Карле, Элисса поморщилась, и это не укрылось от его внимательного взгляда. Поначалу он хотел съязвить по поводу ее весьма прохладного отношения к монарху, но подумав, решил этого не делать — не хотел затевать с женой словесную дуэль в присутствии ее сына.

В эту минуту карету качнуло, и колени Ричарда и Элиссы соприкоснулись. Это прикосновение напомнило ему о событиях прошедшей ночи, и соблазнительные картины предстали пред его мысленным взором. Нет… пока рядом с ними Уил, о любовных утехах следовало забыть.

Ричард вновь повернулся к мальчику и спросил:

— Видишь джентльмена, который входит в большой магазин? Он наверняка пришел сюда, чтобы отведать жидкого шоколада, который привозят в Англию из Нового Света.

— А ты пробовал шоколад? — Уил с любопытством посмотрел на Ричарда.

— Пробовал и должен тебе сказать, что более неприятного и горького напитка мне еще отведывать не приходилось.

На мой взгляд, незачем было его сюда привозить.

Продолжая оживленно болтать с мальчуганом, Ричард не заметил, как они выехали из города и покатили по сельской местности. Мерное покачивание кареты убаюкало Уила, и он, склонив голову на плечо матери, закрыл глаза.

Ричард, убедившись, что мальчик уснул, повернулся к Элиссе и негромко сказал:

— У тебя удивительно умный адвокат.

Элисса настороженно посмотрела на мужа.

Блайт продолжал:

— Договор, который он составил, выше всяких похвал.

Остается только выяснить, чья это была идея подсунуть мне его непосредственно перед брачной церемонией, чтобы я не смог его прочитать?

Элиссу охватило негодование.

— В том, что ты не успел его прочитать, виноват один только король, — прошипела она. — Это он назначил время и место брачной церемонии и все время подгонял события, так ему не терпелось сесть за стол.

— Но ты могла послать договор для предварительного ознакомления мне на квартиру.

— Я не знала, где находится твоя квартира, и мистер Хардинг тоже этого не знал. — Элисса отвернулась к окну и стала смотреть на расстилавшийся вокруг ландшафт, давая понять, что разговор закончен.

Ричард наклонился к ней и прошептал:

— Уверен, при желании ты могла бы узнать мой адрес.

Тебе также не составило бы труда явиться в Уайтхолл чуть раньше или, на худой конец, переслать мне документ прямо в театр.

— Мистер Хардинг закончил его переписывать в ту самую минуту, когда нам подали карету, чтобы ехать в Уайтхолл!

— Так это он его писал, а не клерк Моллипонт?

— Да, он.

— Похоже, он принимает твои дела слишком близко к сердцу, — сказал Ричард.

Элисса посмотрела на него с презрением.

— Мне все ясно. Ты не в силах поверить, что мужчина способен относиться к женщине просто как к уважаемому клиенту. Так вот, он составил договор и переписал его набело лично — по той простой причине, что мистер Моллипонт пишет довольно медленно.

— Непонятно, почему в таком случае «железный» Хардинг не взял себе другого клерка?

— Может быть, уже хватит столь неуважительно отзываться о мистере Хардинге? Заявляю еще раз: он не питает ко мне никаких чувств, кроме дружеских, как, впрочем, и я к нему. Он был другом моего отца, и нет ничего удивительного в том, что теперь он относится по-дружески и к его дочери.

Если бы договор составил не он, кто знает, что могло бы со мной случиться в том случае, если…

Она покраснела и отвела от Ричарда взгляд. Грудь ее взволнованно поднималась и опускалась.

Блайт продолжал ее гипнотизировать.

— Дорогая, меня мало занимают твои с мистером Хардингом отношения, — сказал он.

Это была ложь. Мысль, что его жена, возможно, была любовницей адвоката, сводила его с ума.

— Мне важно знать, отдаешь ли ты себе отчет в том, что вы с адвокатом основательно меня надули? Разумеется, я приложу все усилия, чтобы такое впредь не повторилось, но ведь документ уже подписан, верно?

Ричард взял Элиссу за подбородок и заставил ее смотреть ему прямо в глаза.

— Как ты не понимаешь, что этот договор подрывает мой авторитет? — добавил он.

— Сомневаюсь, что кто-то или что-то может подорвать твой авторитет, — хмыкнула Элисса.

Ричард скривил рот в сардонической улыбке.

— Мне, конечно, лестно слышать такие слова, но в действительности, увы, мое положение выглядит отнюдь не блестяще. Хотя король сделал меня графом, в имущественном отношении я — ничто.

— Не понимаю, почему тебе в голову приходят такие мысли? Ты же хотел жить в своем прежнем поместье — так оно и будет.

— На самом деле я хотел быть в своем имении полным хозяином. Но король мне такого права не дал. Хуже того, теперь в соответствии с договором я не более чем твое…

В голосе Элиссы прозвучали нотки, которые можно было с полным правом назвать издевательскими.

— Движимое имущество? — высказала она предположение.

— Это вы мое движимое имущество, миледи! — взревел сэр Блайт. — И таковым останетесь, пусть даже имение принадлежит не мне, а вашему сыну.

Ричард тут же пожалел о своей горячности, поскольку издевательский тон в голосе жены уступил место ледяному холоду.

— Я отлично осведомлена о том, что гласит закон о роли и месте жены в супружеской жизни. Я знаю также, как поступают мужчины, чтобы закрепить унизительное положение женщины в семье.

— Я не Уильям Лонгберн!

— И об этом я тоже знаю, — бросила Элисса. — С другой стороны, если отмести в сторону выводы, которые я сделала на твой счет, мне известно о тебе не так уж много… — Неожиданно Элисса смутилась и замолчала, не закончив фразы.

— Ты говоришь о тех выводах, которые сделала на мой счет вчера ночью? — негромко спросил он, касаясь коленом ее ноги.

— Да — в каком-то смысле…

Все мысли о пресловутом брачном договоре покинули Элиссу, как только она увидела на губах Ричарда победную улыбку соблазнителя.

— Скажи, жена, ты пробовала когда-нибудь шоколад?

Вопрос Ричарда озадачил молодую женщину. Она искоса взглянула на мужа, затем отвела глаза и прошептала:

— Нет, не пробовала…

Ричард некоторое время поглаживал ее затянутые в перчатки руки: начал с пальцев, а потом переключился на ладони. Элисса дышала часто-часто, а потому голова Уила, которая покоилась у нее на груди, опускалась вверх-вниз, и со стороны можно было подумать, что во сне он кивает.

— К его вкусу надо привыкнуть. Впрочем, люди пьют его больше из-за пикантного аромата.

Ричард взял ее руку и положил себе на бедро. Потом его рука пустилась в путешествие вверх по ее руке.

— Говорят, он пробуждает сладострастие.

Элисса с шумом втянула в себя воздух. Поскольку у нее на груди покоилась голова сына, она не могла и шевельнуться, не то что отразить наступление, которое неожиданно для нее предпринял Ричард.

Конечно, она могла бы вспылить и наговорить ему кучу дерзостей, но, во-первых, ей не хотелось будить Уила, а во-вторых, ласки Ричарда настроили ее на весьма миролюбивый лад.

Прикосновения его рук возбуждали ее, рождая в теле сладостную истому. От них кружилась голова и перехватывало дыхание. Хотя все ее помыслы были сосредоточены на его ласках, один вопрос все-таки не давал ей покоя: почему Ричард вдруг заговорил с ней о шоколаде?

— Что пробуждает аромат шоколада? Какое это слово ты только что произнес?

— Сладострастие. Это то же самое, что желание. Шоколад подхлестывает желание — вот что я хотел сказать.

Элисса в эту минуту подумала, что ее желание ничем подхлестывать не надо. Оно и без шоколада жгло ее огнем. Если бы рядом не было Уила, кто знает, какие вольности мог бы позволить себе этот человек. И что самое главное, она наверняка бы уступила его домогательствам!

Карету сильно тряхнуло на ухабе.

— Мы уже приехали? — сонным голосом спросил Уил.

— Нет, мой мальчик, — быстро сказала Элисса, вырываясь из плена чувственных желаний.

Хотя она и пыталась уверить себя, что это к лучшему, какая-то часть ее существа упорно не хотела с этим соглашаться.

— Скоро мы приедем в Хатфилд, — ровным голосом произнес Ричард. — Там и заночуем.

Глава 8

В комнату гостиницы сквозь приоткрытое окно проникал лунный свет. Элисса лежала на постели и старалась по возможности не шевелиться. Солома, которой был набит тощий матрас, пронизала в нескольких местах вытертую обивку и немилосердно колола тело, стоило ей сделать хотя бы малейшее движение.

Она лежала на боку и бездумно смотрела на выбеленную гашеной известью стену. Рядом в маленькой кроватке сладко посапывал Уил. По счастью, в его матрасике дыр не было, да и набит он был не соломой, а пером. Элисса отлично об этом знала, поскольку, прежде чем уложить сына в постель, собственными руками тщательно ощупала его матрас, проверяя, нет ли в нем блох.

В обивке матраса, который лежал на большой кровати, дыр было в изобилии, и Элисса сразу же их заметила. Поначалу, правда, она решила, что это не столь уж существенный недостаток. Этот недостаток и впрямь мог бы показаться ей несущественным, если бы она уснула, как только легла в постель. Сон, однако, никак к ней не шел: в гостинице даже ночью слышались какие-то подозрительные звуки и шорохи, которые не затихали ни на минуту и заставляли ее пребывать в состоянии постоянной тревоги.

К тому же она ждала Ричарда.

После того как они отужинали в «Гусаке и гусыне», Ричард отправился на конюшню, чтобы выяснить, задан ли корм лошадям и хорошо ли хозяин устроил на ночь кучера. Элисса же, взяв Уила за руку, поднялась на второй этаж в жилые покои.

Чтобы раздеть сына и уложить его в постель, много времени не потребовалось. Свой туалет она также завершила довольно быстро и теперь лежала без сна, ворочаясь с боку на бок.

Тяжело вздохнув, она приподнялась на локте и, взбив подушку, легла на спину, чтобы не созерцать опостылевшей ей голой стены напротив. При этом колючая солома снова впилась ей в тело, и она сквозь зубы обругала свою рубашку.

Одно было хорошо — Ричард не заводил больше разговора о злополучном брачном договоре и ущемлении своих прав.

Элисса была ему за это благодарна.

Кроме того, она пришла к выводу, что ее второй муж доброжелательно настроен к своему пасынку, и это тоже немало ее порадовало. Она знала множество случаев, когда отчим и пасынок ненавидели друг друга, жили как кошка с собакой и месяцами не разговаривали.

Существовала, правда, опасность, что сэр Ричард Блайт превратится для Уила в своего рода идола и мальчик увидит в нем достойный всяческого подражания образец мужчины и кавалера. Элисса числила за Ричардом слишком много грехов и опасалась, что он может повести мальчика по скользкому пути порока, тем более что начало этому пути уже было положено и позаботился об этом не кто иной, как ее покойный супруг Уильям Лонгберн.

Элисса прикрыла глаза, пытаясь избавиться от воспоминаний о греховной книге, которую она обнаружила в кабинете мужа после его смерти. Ее страницы были заполнены картинками, на которых голые мужчины и женщины предавались самому разнузданному разврату. Хотя Элисса сразу же сожгла книгу, она не могла отделаться от мысли, что ее сын тоже видел эти чудовищные рисунки.

— Спишь, моя радость?

Элисса распахнула глаза, всматриваясь в темный силуэт склонившегося над ней человека.

— Ричард? — спросила она шепотом.

— Ты ждешь еще кого-то? — сухо осведомился он, стаскивая с себя камзол. Присев на край постели, он снял высокие, черной кожи, сапоги и белую полотняную рубашку.

Потом Элисса почувствовала, как приподнялось на постели покрывало, а затем прогнулся под тяжестью тела матрас.

— Бог мой! Да это настоящее ложе пыток! — вскричал он, когда острые твердые соломины впились ему в спину.

Элисса не знала, то ли смеяться над ним, то ли посочувствовать.

— Тес! Ты разбудишь Уила.

— Этот матрас напоминает мне утыканную гвоздями доску, — пробормотал Ричард.

— Скажи еще спасибо, что в нем нет блох.

— Наверняка солома им тоже не нравится.

Злой как черт Ричард вылез из постели. В серебристом лунном свете он походил на античного бога войны. Как был, то есть совершенно голый, он направился к двери.

— Куда это ты собрался?

— Как куда? Пойду пожалуюсь хозяину, — свистящим шепотом произнес он.

— Без одежды?

Ричард медленно повернулся к Элиссе. Она попыталась сосредоточить внимание исключительно на его лице.

— А почему бы и нет? Не сомневаюсь, что эффект будет потрясающий, — сказал он с ухмылкой.

— Хозяин, должно быть, уже видит третий сон…

— Точно. А люди его комплекции имеют обыкновение спать очень крепко. Таким образом, у меня есть отличная возможность разбудить его громким воплем «пожар!» или «караул, грабят!». С другой стороны, хотя искушение и велико, мне придется отказаться от своего замысла, поскольку другие обитатели гостиницы моей шутки могут не оценить.

— Что это ты так раскричался? Хочешь разбудить Уила?

— Ничего я уже не хочу. — Ричард надел штаны и рубашку и, уже одетым, снова скользнул под одеяло. — Вот как я поступлю. Так оно будет безопаснее для моих боков. Но завтра утром я все равно переговорю с хозяином и устрою ему основательную взбучку.

Элисса не сомневалась, что свою угрозу он выполнит.

— Спокойной ночи, — сказала она и отвернулась к стене. И вдруг замерла, почувствовав, как он прижался к ней.

— Неужели ты не чувствуешь, как солома сотнями крохотных стрел впивается в твое тело? — прошептал он ей на ухо.

— Не чувствую — если лежу без движения.

Рука Ричарда по-хозяйски расположилась у нее на бедре.

— А я не хочу, чтобы ты лежала без движения. Хотя вы с адвокатом превратили меня в полное ничтожество в имущественном отношении, права супруга у меня все еще остаются, и я был бы не прочь ими воспользоваться.

Элисса хотела бы поддаться на его уговоры и уступить его домогательствам. При мысли о брачной ночи, когда она получила удовольствие, какого не испытывала за всю свою жизнь, у нее в жилах начинала бурлить кровь. Тем не менее Элисса пересилила себя и решила до конца выдержать характер: она боялась, что, если продемонстрирует сейчас мужу свою слабость, этот человек со временем полностью подчинит ее своей воле.

В свое время она, будучи полным несмышленышем в делах любви, позволила себе увлечься Уильямом Лонгберном, который постепенно низвел ее до положения не имеющей права голоса наложницы. Повторения этого она не желала и решила быть сильной и всячески противостоять притязаниям своего второго мужа — хотя бы ради того, чтобы у него не возникло соблазна, используя ее как орудие, покуситься на наследственные права ее сына.

— Я очень устала и хочу спать, — сказала она. Это было чистой воды ложью, поскольку в эту минуту ей было не до сна. Она перевернулась на, спину и добавила:

— К тому же рядом спит мой сын.

На губах у Ричарда появилась ироническая улыбка.

— Разве нельзя проделать все это тихонько, не поднимая шума?

— А ты на такое способен? — ледяным тоном произнесла Элисса и снова повернулась к нему спиной.

После многообещающих ласк в карете Ричард надеялся, что его притязания на интимную близость встретят куда более радушный прием со стороны супруги. Подавив усилием воли гнев, он решил по возможности обдумать все спокойно и рационально и не давать воли эмоциям.

Ясно как день, что она принимает его за развратного, беспринципного негодяя. Если он будет продолжать ее домогаться, она скорее всего воспримет это как доказательство, подтверждающее его аморальность. К тому же она была совершенно права, когда упомянула о своем сыне. Нельзя заниматься любовью рядом с кроваткой, в которой спит ребенок.

По этой причине, решил он, лучше всего оставить ее в покое.

Но способен ли он преодолеть свое эгоистичное стремление овладеть ею?

Разумеется, способен. Ведь не раб же он, в самом деле, своей чувственности! Ему вполне по силам держать свои желания под контролем.

Чтобы доказать это самому себе и, кроме того, показать жене, что он вовсе не склонен беспрекословно выполнять ее команды, Ричард всем телом прижался к ней и сжал ее в своих объятиях. Более того, он снова стал ласкать ее руки, стройные бедра и полную грудь.

Скоро дыхание Элиссы участилось.

Ричард отвел с розового уха жены прядь густых, пахнувших полевыми цветами волос и коснулся поцелуем нежной кожи у нее на шее. Когда он с новой силой прижал ее к себе, его возбужденная мужественность коснулась ее упругих ягодиц, делая пытку, на которую он себя обрек, просто невыносимой. Издав приглушенный стон, он зарылся лицом в ее густые волосы.

— Делай что должен, но прошу тебя — постарайся не разбудить ребенка, — шепотом сказала Элисса.


Следующим утром их карета вновь катила по грязной дороге, а Элисса все время задавала себе вопрос: заговорит ли с ней Ричард или будет до окончания путешествия болтать о всяких пустяках с ее сыном?

После того как она попросила Ричарда не будить Уила, он страшно на нее разозлился, перевернулся на бок и уснул — по крайней мере сделал вид, что спит. На Элиссу же неожиданно нахлынуло чувство вины, не говоря уже о чувстве разочарования в глубине души она мечтала о близости с мужем.

Он, помнится, говорил ей, что ничуть не похож на Уильяма Лонгберна, она же отнюдь не торопилась предоставить ему возможность это доказать. Это-то и мучило ее сейчас больше всего.

По этой, должно быть, причине она согласно кивнула, когда Ричард спросил, не станет ли она возражать, если Уил посидит с ним рядом. Она не выказала своего неудовольствия даже тогда, когда Ричард снял с себя перевязь и шпагу и позволил Уилу подержать оружие в руках.

Сегодня вечером они доберутся до Оустона, что в Лестере, откуда до Блайт-Холла рукой подать. Дорога до дома должна была, по расчетам Элиссы, занять не более трех дней, в то время как до Лондона она добиралась целую неделю.

— Расскажи мне о дуэлях, — сказал Уил, обращаясь к Ричарду. — Ты же обещал!

— Ничего я тебе не обещал, — ответил Ричард, отрываясь от созерцания скучных видов, проплывавших за окном, и улыбаясь Уилу.

— Но ведь ты говорил, что расскажешь, говорил!

Ричард устремил на Элиссу взгляд.

— Есть возражения, миледи?

Вопрос был прост и не содержал в себе никакого подвоха, однако Элисса вспыхнула как маков цвет.

Она никак не могла отделаться от ощущения, что каждое слово Ричарда содержит в себе намек на события предыдущей ночи.

Но все же надо было хоть что-нибудь ответить.

— Хорошо, рассказывай, но только о такой дуэли, где все происходило в полном соответствии с правилами, — сказала она.

— Как же иначе, мадам? Заверяю вас, ничего не достойного внимания благородных людей в моем рассказе не будет, — заявил Ричард, затем повернулся к Уилу и начал свое повествование. — Некий француз позволил себе оскорбить любимую сестру короля. Его величество не услышал оскорбительного намека, который тот позволил себе сделать в присутствии английских придворных. К несчастью для француза, его оскорбительная реплика донеслась до меня. Есть люди, которые не одобряют нашего короля, но сестра его величества, вне всякого сомнения, на редкость очаровательная и благородная леди.

Элисса дала себе слово не ревновать Ричарда к сестре короля, какие бы комплименты он ей ни расточал.

Блайт продолжал свой рассказ:

— Я, разумеется, не мог оставить оскорбление без ответа.

— А что же все-таки сказал француз? — спросил Уил.

— Я не стану повторять его слова, поскольку не желаю пачкать рот. Как бы то ни было, я вызвал француза на поединок, и мы договорились о времени и месте встречи. Поединок должен был состояться на рассвете в пригороде Парижа, на поросшем травой поле, которое примыкало к маленькой ферме.

— А Карл знал об этом? — поинтересовалась Элисса.

Ричард нахмурил брови:

— Разумеется, нет. Как можно было ему об этом сообщить, не повторив гнусных измышлений, оскорблявших честь принцессы, а значит, и его честь?

— Стало быть, он не знал, что ты рискуешь жизнью, защищая честь его сестры?

Ричард широко улыбнулся:

— Признаться, я не думал, что моей жизни угрожает серьезная опасность. Пьер не очень-то хорошо владел шпагой.

— А ты хорошо ею владеешь? — спросил Уил.

— Да уж, лучше, чем Пьер… Так вот, ночью пошел дождь и основательно намочил землю. По этой причине я предложил Пьеру отложить поединок. — В голосе Ричарда неожиданно зазвучал металл. — К сожалению, Пьер не внял моим доводам и отказался.

Элисса подумала, что француз скорее всего неверно истолковал предложение Ричарда и решил, что его противник просто-напросто струсил. Ричарду же сама мысль о том, что кто-то может подозревать его в трусости, была нестерпима.

— Итак, когда взошло солнце, мы вышли на поле. Надо сказать, мы оба были не в лучшей форме, поскольку перед дуэлью обычно не спится. Пьер к тому же пытался добрать смелости, которой ему не хватало, с помощью бутылки.

— Как это — с помощью бутылки? — Уил озадаченно посмотрел на Ричарда.

— Он был пьян, — расшифровал Ричард свои слова. — Пьян, молод и напуган.

— Ты, значит, его не боялся, — путем несложного умозаключения пришел к выводу Уил.

— Не боялся. Повторяю, он был пьян, молод и напуган, — сказал Ричард. — Поскольку ночью лил дождь, с деревьев капало, трава была мокрой и скользкой, а от земли поднимался пар. На некотором удалении от нас, в поле, пасся огромный бык, который, как мне показалось, вел себя довольно беспокойно. Однако пора было начинать дуэль, и секундант Пьера подал сигнал к началу.

— А кто у тебя был секундантом? — спросил Уил.

— У меня, видишь ли, вообще не было секунданта.

— Не было секунданта? — с удивлением переспросила Элисса.

— Как я уже говорил, мне не хотелось, чтобы король узнал о поединке, и я решил никого из англичан в известность не ставить. Ну так вот… Мы вытащили шпаги и принялись описывать круги, — продолжал рассказывать Ричард. — Пьер был слишком неопытен и горяч, а потому не прошло и минуты, как он на меня напал.

Увы, он забыл о том, что трава у него под ногами мокрая и скользкая, а руки куда короче, чем у меня. Выпад ему не удался, к тому же он поскользнулся и упал ничком в грязь.

Моя бы воля, я бы этим и ограничился, но он поднялся и снова пошел на меня. Я понял, что остановить его может только рана, поэтому нанес ему удар.

— Ты его убил, да? — прошептал Уил, посмотрев на него округлившимися от ужаса глазами.

— Ничего подобного. Я порезал ему щеку. Я решил оставить ему на память зарубку, чтобы он не забывал о том, что о благородной даме нельзя отзываться дурно.

— Значит, ты его не убил?

— Не убил. Но он все равно умер.

— Как же так? — одновременно воскликнули Уил и Элисса.

— Очень просто. Он промок, простудился и заболел. Его положили в постель и вызвали врача, но он так больше с постели и не поднялся. Как видите, результат дуэли оказались довольно плачевными, и славы этот поединок ни мне, ни ему не прибавил.

— Но все-таки ты поддержал честь сестры короля!

— Поддержал, да, но не в этом дело. Этот парень, Пьер, был просто-напросто глуп, но нельзя же убивать человека из-за того, что у него в голове пусто. Я многих ранил на дуэлях, но ни разу никого не убил. И меня тоже ранили, и не один раз, — закончил свое повествование Ричард.

— Я не заметила на тебе шрамов! — вскричала Элисса, которую мысль о том, что ее муж был ранен на поединке, повергла в ужас. «Какая глупая, жестокая забава, — думала она, — и как хорошо Ричард в своем рассказе это продемонстрировал».

— Ты просто не видела мое тело при дневном свете, — спокойно ответил Ричард.

Элиссе, однако, его спокойствие не передалось. Ее обуревало множество самых противоречивых чувств и эмоций: восхищение, страх, преклонение перед его благородством, даже желание снова увидеть его обнаженным, — но спокойствия она не ощущала.

— «Герб Бармейдов»! — объявил кучер, когда карета въехала во двор гостиницы.

Крик кучера отвлек Ричарда от воспоминаний о несчастном Пьере, и он выглянул из окна кареты.

— Подумать только — «Герб Бармейдов»! Оказывается, этот постоялый двор все еще существует.

— Почему, интересно знать, он так называется? — спросил Уил.

— Понятия не имею, — ответил Ричард.

Пока они ехали, Ричард пришел к выводу, что его пасынку интересно абсолютно все, что происходит на свете.

Его любопытство, которое иной человек счел бы чрезмерным, ничуть не раздражало Ричарда, поскольку свидетельствовало о живом и пытливом уме мальчика. Как говорится, избави нас Боже от детей равнодушных и нелюбопытных!

Избави нас Боже также от жен, которые с помощью хитрости превращают нас в ничтожество, но при этом воспламеняют нам кровь одним только своим взглядом!

Ричард вылез из кареты и принялся обозревать выложенное наполовину из бревен, наполовину из камня здание деревенской гостиницы. Годы, казалось, совершенно его не тронули, и оно оставалось точь-в-точь таким же, что и двенадцать лет назад, когда он, тогда пятнадцатилетний парень, готовился к трудному и опасному путешествию во Францию.

Там, за домом, где находились конюшни, он вскочил в седло и, помахав на прощание отцу, дал коню шпоры. Тогда он видел его последний раз в жизни.

Ричард отогнал невеселые воспоминания и, взглянув на свою очаровательную жену, сухо улыбнулся:

— Если я справился со своими чувствами при виде этого постоялого двора, то надеюсь, смогу совладать с собой и тогда, когда перед моим взором предстанет Блайт-Холл.

— Мистрис Лонгберн вернулась! — послышался хриплый женский голос, в котором сквозила неподдельная радость.

Ричард повернулся на каблуках и увидел владелицу гостиницы мистрис Хатчли. Она, похоже, тоже нисколько не изменилась с тех пор, как он перебрался на жительство во Францию.

Владелица гостиницы стояла в дверях, уперев руки в широкие бедра, и, как всегда, приветливо улыбалась приезжим.

Уил с радостной улыбкой на лице подбежал к ней.

— Мы были в Лондоне, где мама видела короля и нашла для меня нового папу! Скажи, а пирожные у тебя есть — те, что я люблю?

— Нового папу? — удивленно произнесла мистрис Хатчли, заключая мальчика в объятия. Она перевела взгляд с Элиссы на Ричарда и, кивнув в его сторону, спросила:

— Это, что ли, твой новый папа?

Поскольку ей никто не ответил, она задала этот вопрос снова, но тут на пороге гостиницы появилась молодая пухленькая женщина.

«Должно быть, это Марта, дочь мистрис Хатчли», — подумал Ричард, смутно припоминая розовощекую девчушку с большими голубыми глазами и веселой улыбкой, которая в годы его юности ходила за мистрис Хатчли как приклеенная, держась за ее юбки.

Теперь Марта была хорошенькой молодой женщиной с отлично развитыми формами, да и смотрела она на него совсем не по-детски. Взгляд у нее был самый что ни на есть женский — острый и оценивающий.

— Сын сказал вам правду, мистрис Хатчли, — подтвердила Элисса, решив ответить на вопрос хозяйки гостиницы и таким образом положить конец всем возможным разговорам и домыслам. — Я вышла замуж за Ричарда Блайта, которому король даровал титул графа Доверкорта.

— За того самого Ричарда Блайта, что пишет пьесы и провел детство в окрестностях Оустона? — Мистрис Хатчли с изумлением посмотрела на Ричарда и с минуту не сводила с него глаз. Вся ее доброжелательность неожиданно улетучилась, а на лице появилось брезгливое выражение. — Точно, он! Как только я могла его не признать? Он ведь копия своего папаши!

Повернувшись к дочери, она резким голосом отдала распоряжение:

— Марта! Немедленно ступай на кухню и приготовь гостям какой-нибудь еды. И поставь а печь сладкий пирог — вот для этого юного джентльмена. Поторапливайся! Гости устали и проголодались!

Молодая женщина убежала хлопотать по хозяйству, а мистрис Хатчли обняла Уила за плечи и повела в дом. По пути она оглянулась и, сурово поджав губы, с неодобрением посмотрела на Ричарда.

Ричарда ранили на поединках много раз, но все это были булавочные уколы по сравнению с той болью, которую он испытал, осознав, что старые слухи и сплетни, порочившие его родителей, а следовательно, и его самого, все еще живы и по-прежнему исправно циркулируют в округе.

Элисса, пораженная не меньше Ричарда реакцией хозяйки гостиницы, повернулась к нему в надежде получить разъяснения. Ричард ответил ей сардонической улыбкой и язвительным комментарием:

— Никак не ожидал, что о моей семье здесь все еще помнят. Должно быть, моя литературная слава добралась даже до этого медвежьего угла.

— Не стыдно быть таким знаменитым? — поинтересовалась Элисса.

— Тут уж ничего не поделаешь, — сказал Ричард, направляясь к дверям гостиницы, — известность имеет и свою оборотную сторону.

— Мистрис Лонгберн!

Услышав громкий голос какого-то человека, окликнувшего его жену, Ричард повернулся и увидел светловолосого, рослого мужчину, который мчался навстречу Элиссе. Этот человек, должно быть, не бедствовал, поскольку его одежда, хотя и немодная, была хорошо скроена и сшита из дорогой материи. Ботфорты, которые он носил, блестели, как полированный гранит, и были изготовлены из телячьей кожи тонкой выделки.

Его лицо показалось Ричарду знакомым, хотя он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах этого человека видел. Возможно, подумал Ричард, они с ним встречались во времена его, Ричарда, юности.

Потом Блайт переключил внимание с внешности этого человека на его манеры, которые показались ему излишне фамильярными — и не без причины. Когда незнакомец схватил Элиссу за руки и с обожанием на нее посмотрел, сторонний наблюдатель наверняка бы решил, что это любовник, встречающий свою милую после долгой разлуки.

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул незнакомый Ричарду обожатель Элиссы. — Даже не верится, что вам удалось так быстро вернуться из Лондона… А где же Уил?

Элисса одарила незнакомца благосклонной улыбкой.

— Я тоже не ожидала вас здесь увидеть, мистер Седжмор.

Мы только что приехали, и Уил уже вошел в дом.

Ричард направился к жене и ее приятелю. Его имя ничего ему не говорило, зато утвердившееся у него на лице сластолюбивое выражение говорило о многом и аттестовало этого человека не с лучшей стороны.

— Это ваша карета, Элисса? — Мистер Седжмор с восхищением посмотрел на выкрашенный черным лаком экипаж. — Я знал, что дела у вас процветают, но и представить себе не мог, что они хороши до такой степени.

— Карета и четверка лошадей получены в дар от короля, — громко сказал Ричард.

Элисса и мистер Седжмор как по команде повернули головы в его сторону.

— Это свадебный подарок его величества.

— Что такое? — Мистер Седжмор выпучил глаза и изумленно посмотрел сначала на Элиссу, а потом на Блайта.

Впрочем, к изумлению в глазах Седжмора примешивалось еще и отчаяние.

Ричард, приревновав Элиссу к мистеру Хардингу, совершенно упустил из виду, что за ней мог ухаживать какой-нибудь джентльмен, живший с ней по соседству. Как-никак она была красивой молодой дамой, к тому же весьма состоятельной.

Ричард постарался скрыть ревность, овладевшую им при виде мистера Седжмора.

— Да, мы с леди Доверкорт поженились, а потому вы сделали бы мне большое одолжение, если бы перестали держать ее за руки, — ровным голосом произнес Ричард — Подобная фамильярность неуместна.

Седжмору хватило ума поступить, как ему было сказано.

— Леди Доверкорт? — озадаченно повторил он.

— Поскольку ее муж зовется графом Доверкортом, ничего удивительного в этом нет.

— Он говорит правду, — подтвердила слова Ричарда Элисса и обратилась к мужу:

— Хочу тебе представить, Ричард, Альфреда Седжмора, чьи владения граничат с нашими землями на севере. Альфред — мой сосед и очень хороший друг.

Ричард продолжал хранить на лице непроницаемое выражение, так что трудно было сказать, поверил он в слова супруги или нет.

— Рад знакомству, — сказал он и отвесил Седжмору короткий поклон.

— Мистер Седжмор, познакомьтесь с моим мужем графом Доверкортом, в прошлом сэром Ричардом Блайтом.

— Элисса! Мистрис Лонгберн! — вскричал мужчина прерывающимся от волнения голосом. — Неужели это правда?

— Хочу вас заверить, мистер Седжмор, что моя жена в данном случае не ошибается. Ричард Блайт, граф Доверкорт, к вашим услугам, сударь, — очень по-светски произнес Ричард, копируя несколько напыщенные манеры герцога Бэкингема. — Жаль, не припомню вашего имени. Должно быть, вы приобрели здесь собственность не так давно?

— Ваш слуга, милорд, — пробормотал Седжмор и поклонился.

Разумеется, у Фоса это получалось куда лучше, но все-таки назвать мистера Седжмора неотесанным сельским чурбаном было нельзя. Кое-какое мужское обаяние у этого парня, бесспорно, имелось.

— Я купил себе имение в то же примерно время, когда покойный муж мистрис Лонгберн — простите, леди Доверкорт — приобрел здесь Блайт-Холл.

— В те годы вы, должно быть, были очень молодым и состоятельным джентльменом, — сказал Ричард.

— Молодым — да. Состоятельным? Пожалуй. Отец оставил мне немного денег, и когда я нашел в этих краях подходящее имение, которое продавалось за долги, то не задумываясь купил его.

— К тому же и соседство было приятное, не так ли?

Хотя Альфред Седжмор ничего предосудительного не сделал ни Ричарду, ни его семейству, Элисса почувствовала, что муж относится к Альфреду настороженно, если не сказать враждебно.

Признаться, в манерах и внешности Альфреда Седжмора можно было усмотреть нечто отталкивающее Элисса по крайней мере в его присутствии всегда испытывала некоторый дискомфорт. Прежде всего он был чрезвычайно любопытен и всюду совал свой нос. Одно время Элисса даже опасалась, что он докопается до истинной подоплеки ее с Уильямом Лонгберном отношений. Мужчины обычно называют сплетницами женщин, но Элисса в жизни не встречала большего сплетника, чем Альфред Седжмор.

Когда после смерти мужа Альфред зачастил в ее дом, Элисса стала опасаться, что рано или поздно он сделает ей предложение, и уже заготовила маленькую речь, чтобы, не слишком обижая Альфреда, ему отказать.

Но время шло, а предложение руки и сердца от Альфреда все не поступало. Элисса решила, что у страха глаза велики и никаких матримониальных планов у мистера Седжмора на ее счет не имеется. Убедив себя в этом, она стала относиться к нему ровно и доброжелательно — как к хорошему, доброму соседу.

— Скажите, король вернул вам ваше родовое имение? — спросил у Ричарда мистер Седжмор.

— Нет, — ухмыльнувшись, произнес Ричард и с «видом собственника положил руку на плечо жены. — Как вы уже, наверное, догадались, вместо этого он отдал мне во владение прелести мистрис Лонгберн.

Глава 9

Поздно вечером сэр Блайт сидел в одиночестве за столом в большом зале гостиницы и, позевывая, обозревал унылый интерьер «Герба Бармейдов». Сработанный из бревен потолок потемнел от времени и копоти, штукатурка на стенах во многих местах облупилась и висела клочьями, а полы были присыпаны свежими опилками, чтобы отбить запах прокисшего эля и дыма. В окно смотрела луна, и ее тусклое серебристое свечение являлось единственным источником света в зале. Все проезжающие, включая и его жену, давно уже разошлись по комнатам и легли спать.

Когда Ричард в последний раз — а тому уже минуло лет двенадцать — сидел за столом этого постоялого двора, напротив него, у камина, в картинной позе стоял его молодой красивый отец. В углу, за обшарпанным деревянным столом, расположилась кучка местных фермеров, которые пили пиво и оживленно разговаривали. Как только в зал вошел сэр Блайт-старший, они разом прикусили языки и хранили мертвое молчание все то время, пока сэр Блайт находился в зале.

Мистрис Хатчли, обслуживая богатых клиентов, суетилась и покрикивала на прислугу — точь-в-точь так, как она делала это сегодня. Марта — тогда совсем еще крохотная девочка — стояла, потупив глаза, у двери, которая вела на кухню, и носком туфельки выводила круги на покрытом опилками полу.

Отец Ричарда, который вообще чрезвычайно холодно относился ко всему роду человеческому, не обращал на присутствующих ни малейшего внимания. И прислуга, и фермеры — даже кое-кто из дворян — были для него все равно что мухи. Ничего удивительного, что ему передалось на бессознательном уровне пренебрежительное отношение к людям, особенно к представителям низшего сословия, а потому роль аристократа, которого он разыгрывал сегодня за обедом, удалась ему как нельзя лучше.

Элисса пригласила Седжмора разделить с ними вечернюю трапезу, которая проходила на редкость скучно. Утомленный дорогой Уил без конца зевал и клевал носом, а Элисса за весь вечер едва ли произнесла пару слов. Седжмор тоже молчал. Большую часть времени он гипнотизировал влюбленным взглядом Элиссу и вздыхал. Когда же он переключал внимание на Ричарда, то в его глазах проступали зависть и злоба.

«С чего бы это? — задавался вопросом Ричард. — Не из-за того же, в самом деле, что я известный сочинитель и друг короля? Наверняка за всем этим кроется что-то другое».

Потом Ричард подумал, что его семейная жизнь складывается, в общем, не так уж плохо. Прежде всего потому, что его молодая жена ничего не знает о его родителях и об их отношениях. В этом он не сомневался, поскольку, узнай она хоть что-нибудь, то, без сомнения, сразу же поставила бы его об этом в известность, причем в самых резких выражениях.

Элисса не должна узнать правду, и он сделает для этого все. Ему хотелось, чтобы его жена сохранила к нему хотя бы немного уважения, что вряд ли бы случилось, если бы она докопалась до тайн частной жизни того осиного роя, который именовался благородным семейством Блайтов. Даже покойные родители способны были лишить его возможности обрести счастье в семейной жизни — как в свое время в силу присущего им эгоизма лишили его радостей детства.

«Странные все-таки мысли приходят мне в голову, — подумал Ричард. — Уж не становлюсь ли я сентиментальным? В конце концов, что такое счастье — и есть ли оно? И потом, кто это сказал, что семейная жизнь может сделать человека счастливым? Даже если у него красивая жена?»

Ричард скривил рот в скептической усмешке. Его мать, к примеру, тоже была красивой женщиной, а кого она, спрашивается, осчастливила? Ричард в жизни не встречал более эгоистичного и жестокосердного существа. В этом смысле с ней мог сравниться разве что ее муж — сэр Блайт-старший.

Ричард решил отвлечься от печальных мыслей и вызвал в памяти образ пьяного в стельку мистера Седжмора, который вздумал соревноваться с ним в количестве выпитого. Когда они закончили трапезу и встали из-за стола, этот идиот едва держался на ногах. «Завтра утром, — с удовлетворением подумал Ричард, — ему будет так плохо, что он и слова выговорить не сможет».

Блайт расправил плечи, взъерошил волосы и еще раз напомнил себе, что с его стороны довольно глупо ревновать Элиссу к такой мошке, как Седжмор, да и вообще к кому бы то ни было. Мужья и жены теперь редко хранят друг другу верность, да и как может быть иначе, когда большинство браков заключается по расчету? Он сам неоднократно описывал подобные ситуации в своих пьесах, потешаясь над мужьями-рогоносцами.

«Интересно, есть ли вообще в Англии женщины, которые способны хранить супругу верность?» — задался вопросом Ричард и сразу же подумал об Элиссе. Что она сейчас поделывает? Спит или лежит в постели без сна, размышляя, как и он, о странном союзе, который они заключили?

Ричард по вечерам обычно работал, и сидеть за столом в полутемной комнате без всякого дела было для него настоящей пыткой. Работа была для него убежищем от житейских невзгод и избавляла, пусть и на время, от печальных воспоминаний.

Сегодня, однако, он решил сидеть за столом до упора — пока сон не затуманит сознание. Тогда ему будет не до чувственных удовольствий. Он вернется в комнату и сразу же ляжет спать. Ричард не желал повторения унизительной сцены, которая имела место прошлой ночью. Кроме того, ему хотелось научиться сдерживать свои чувства в присутствии Элиссы, чтобы у нее — не дай Бог! — не возникло мысли о том, что он ее ревнует.

Ричард снова погрузился в размышления. В частности, он думал о том, как это дурно, когда ключи от твоего счастья находятся в руках другого человека и когда не знаешь наверняка, что можешь получить в ответ на свои уверения в чувствах — то ли поцелуй, то ли пощечину.

Потом он подумал об Уиле. Ему не хотелось, чтобы мальчик страдал от недопонимания или мелких трений, которые возникали между ним и Элиссой. Он вырос в доме, где воздух был пропитан ненавистью, ложью и лицемерием до такой степени, что его можно было резать ножом, и он не желал ребенку такой судьбы.

— Так вот вы где, милорд!

Сэр Блайт повернул голову и увидел Марту, которая вышла из кухни и теперь стояла у стены, самым бесцеремонным образом его разглядывая.

Ричарду неожиданно пришло в голову, что ему пора уже отправляться спать — не важно, спит Элисса или еще бодрствует. Торопливо поднявшись из-за стола, он пробормотал:

— Вам, наверное, нужно здесь убрать? Спокойной ночи, мисс, — и направился к лестнице.

— С чего это вы так заторопились? — остановила его Марта. — Мне нужно лишь закрыть ставни.

Девушка, покачивая бедрами, прошла к окну. «Должно быть, она считает, что это чертовски соблазнительно выглядит», — подумал Ричард и едва заметно ухмыльнулся.

Марта приподнялась на цыпочки, чтобы добраться до ставен, материя на ее платье натянулась, и ее объемистый бюст отчетливо обрисовался под накрахмаленным фартуком.

Он нисколько не сомневался, что Марта знала, какое впечатление производит ее бюст на мужчин, и проделала все эти возбуждающие мужскую чувственность движения намеренно. Она захлопнула ставни, и в комнате стало темно.

Что ж, если жена отказывается его приголубить, это сделает Марта. Всякий мужчина согласится с тем, что у него есть потребности, которые необходимо удовлетворять.

Впрочем, сколько бы Ричард ни убеждал себя в том, что совокупление с этой разбитной девицей — дело житейское и придавать ему большого значения не стоит, все его существо отчаянно этому противилось.

Марта подошла к нему и тихо сказала:

— Ты уже стал совсем большой, Ричард.

— Вам следует называть меня «милорд», — поправил он, отступая.

Неожиданно Марта притянула его к себе и прижалась пышными бедрами к его телу, потом забросила руки ему на шею и сильно и грубо поцеловала в губы. В следующее мгновение он ощутил, как ее язык, раздвинув ему губы, проник к нему в рот. Одновременно ее правая рука скользнула вниз по его телу и коснулась его мужского органа. Все эти манипуляции Марта проделала так быстро и ловко, что можно было подумать, будто на месте дочери хозяйки гостиницы оказалась вдруг опытная шлюха с набережной Темзы.

Блайт попытался было отвести ее руки, чтобы освободиться, но у него ничего не получилось: Марта держала его крепко. Ричард решил действовать более решительно.

Он с силой толкнул Марту в грудь и отпихнул от себя. В этот момент наверху отворилась дверь и на лестничную площадку в халате и с масляным фонарем в руке вышла Элисса.

— Элисса!

— Ричард? — сказала она, брезгливо скривив рот, и он понял, что жена видела его в объятиях другой женщины. — Я-то думала, ты случайно здесь уснул, но, кажется, я ошиблась. — Повернувшись к двери, она бросила ему через плечо:

— Спокойной ночи, Ричард.

— Элисса! — снова крикнул он, делая шаг к лестнице, на которой она стояла.

Марта схватила его за руку.

— Видишь? Она вовсе не против того, чтобы мы занялись любовью. Давай, а? Мне очень хочется!

— А мне — нет! — Ричард стряхнул с себя цепкие руки хозяйской дочери и помчался вверх по лестнице за своей женой.

Он догнал ее в коридоре у дверей спальни и умоляющим голосом произнес:

— Элисса, выслушай же меня!

Она остановилась и смерила его холодным взглядом.

— Что тебе надо? Фонарь?

— Да нет же, нет!

— В таком случае доброй тебе ночи.

Ричард взял ее за руку. , — Я хочу поговорить с тобой внизу. Чтобы никого не разбудить.

— Думаю, нам с тобой не о чем говорить.

— А я думаю, что есть о чем.

Он полагал, что она снова ему откажет, но она, должно быть, поняла, что он не отстанет, а потому согласно кивнула.

— Очень хорошо. Давай спустимся. Только я пойду впереди и буду освещать лестницу — тут не мудрено упасть и свернуть себе шею.

С величественным видом, который был под стать королевскому камергеру, она повела его вниз.

Элисса постаралась, чтобы ее рука не слишком дрожала.

Ричарду совсем не обязательно было знать, до какой степени она расстроилась, когда застала его внизу с другой женщиной.

Она вспомнила любимое изречение Уильяма Лонгберна, которое ей частенько приходилось от него слышать: «Не важно, с кем и как, но я свое возьму, и тебе ничего с этим не поделать».

Ничему-то, оказывается, жизнь ее не научила. Должно быть, она осталась такой же глупенькой и наивной, какой была, когда в первый раз выходила замуж. Как можно было забыть, что сэр Ричард Блайт — друг короля-ловеласа, короля-развратника? Как говорится, скажи мне, кто твой друг…

К тому же он еще и сочинитель фривольных пьесок и любовных баллад. Разве такой человек может быть преданным мужем? Нет, конечно. Для людей вроде Ричарда Блайта любовь — игра, а верность — пустой звук.

К счастью, Марта уже ушла. Не обнаружив ее в зале, Элисса с облегчением перевела дух и села на деревянную скамью у камина, поставив фонарь на стол. Ричард схватил стул и уселся напротив. Тусклый огонь фонаря выхватывал из мрака его черты, оставляя в тени глазные впадины и скулы. Лицо Ричарда было мрачно.

Хотя обстановка к этому никак не располагала, Элисса почувствовала, как от его взгляда по ее телу волнами стало расходиться тепло.

— Я не сделал ничего дурного, — тихо сказал Ричард.

— Ничего?

— Ничего.

— По той причине, что мой приход прервал ваши игры в самый ответственный момент? Или ты вдруг решил, что изменять жене — грех?

— Дело в том, что это она пыталась меня соблазнить.

— Какая неприятность, подумать только! — с издевкой воскликнула Элисса, конечно же, ему не поверив. Да и как она могла ему верить — с его-то репутацией покорителя женских сердец! — Стало быть, ты остался в зале в одиночестве, чтобы наставить ее на путь истинный?

— Нет, я остался внизу, чтобы не ложиться в постель вместе с тобой.

Ударив ее по лицу, он вряд ли причинил бы ей больше боли.

— Жаль, что судьба сыграла с вами такую шутку, милорд.

Возможно, тебе следовало прямо сказать королю, что я не в твоем вкусе. Уверена, он внял бы твоей просьбе, и этот брак не состоялся бы. К сожалению, ты промолчал, и король нас окрутил.

Она поднялась, чтобы уйти, но Ричард поднялся вместе с ней и взял ее за руку.

— К чему мне было торопиться в спальню, если я знал, что меня снова отвергнут?

— Я тебя не отвергала, — сказала она, отталкивая от себя его руку.

— Элисса, послушай, что я скажу — и запомни на всю жизнь! — произнес он, сверкнув в темноте белками глаз. — Я гордый человек и не привык, чтобы меня отгоняли, как назойливую муху.

Она печально улыбнулась:

— Только не сваливай вину за свое аморальное поведение на меня! Я ни в чем перед тобой не провинилась.

— Пока не провинилась.

— Этого не будет никогда! — воскликнула она с жаром, сделав шаг вперед, чтобы лучше видеть его лицо. — Я не замараю своей чести изменой.

Ричард со смущенным видом провел рукой по волосам.

— К чему эта патетика? Шла бы ты лучше спать…

— Разве я служанка, которую можно прогнать, когда она не нужна? Я твоя жена и требую, чтобы ко мне относились с должным уважением. Я тебе не какая-нибудь продажная актриска. Хотя ты и благородного происхождения, друг короля и все такое, сдается мне, что ты привык угождать всем женщинам без разбора — даже шлюхам!

— Откуда тебе знать, к чему я привык? — взревел Ричард. — Заруби себе на носу, я никогда не ползал перед женщинами на брюхе, добиваясь их благосклонности!

— И ты называешь это аргументом в споре? — вскричала Элисса, расправляя плечи и гордо вскинув голову. — Это не аргумент, а предлог, чтобы оправдать при случае свою неверность. Как говорится, спасибо, что предупредил.

— Мадам, хотя вы и встали в соответствующую позу, клянусь, роль мученицы играете неубедительно. Поверьте, в брачную ночь вы нисколько не походили на жертву — или уже запамятовали? Вам, должно быть, нравится представляться несчастненькой, чтобы потом обвинять в собственных слабостях других, верно?

— Извини меня, но я должна…

Он снова схватил ее за руку, чтобы не дать ей уйти. Она, проявив недюжинную для ее сложения силу, вырвалась.

— Не смей до меня дотрагиваться! — прошипела она, сверкнув глазами. — Твои прикосновения мне отвратительны.

Вспышка ее гнева поразила Ричарда, и он опустил руку.

— Послушай, Элисса, я вовсе не хотел тебя оскорбить. Я…

— Вот именно: Я! Я! Я! А как же моя скромная персона, дорогой мой муж и господин? Тебе, похоже, и в голову не приходит, что у меня тоже есть желания? А о том, что я перенесла в жизни немало разочарований, ты когда-нибудь думал?

Холодное выражение угольно-черных глаз Ричарда неожиданно смягчилось.

— Что верно, то верно, — произнес он с нежностью, о наличии которой в его характере она даже не подозревала. — Я как-то об этом не подумал. А должен был!

— Да, должен, — пробормотала Элисса, в очередной раз подивившись той быстроте, с какой у него происходила смена настроений.

— Я проявил себя как самый бессовестный эгоист. Прошу меня простить.

— Если ты не сделал ничего дурного, то, значит, и прощать тебя не за что.

На губах у Ричарда появилась добрая, теплая улыбка.

— Поверь, Элисса, сегодня я ни в чем перед тобой не провинился, — прошептал он. — И потом, с какой стати мне желать Марту, когда у меня такая жена, как ты?

С этими словами Ричард заключил ее в объятия и поцеловал.

Поначалу Элисса хотела было воспротивиться этой ласке и оттолкнуть его, но потом жаркий поцелуй и нежные объятия растопили ее кажущуюся холодность.

Ей хотелось верить словам мужа. К тому же объяснение этого злосчастного происшествия, которое он предложил, звучало вполне правдоподобно и даже лестно для нее.

Халат распахнулся, сполз с плеч и упал к ее ногам. Грудь ее вздымалась, сердце колотилось как сумасшедшее, и его стук эхом отдавался у нее в ушах.

Ричард неожиданно прервал поцелуй и подхватил Элиссу на руки.

— Куда ты меня несешь? — прошептала она.

— В такое место, где нам не надо было бы соблюдать тишину.

Склонив голову ему на грудь, она вспоминала их брачную ночь и те удивительные чувства и ощущения, которые она тогда испытала.

Более того, ее первое несчастливое замужество, отнявшее у нее несколько лет жизни, стало представляться ей кошмаром, который с появлением в ее жизни Ричарда должен был прекратиться.

Так сложилось, что она как бы начинала жизнь сначала, но уже без свойственных юности иллюзий.

Ричард с Элиссой на руках прошел через кухню и вошел в небольшое темное помещение, которое, судя по разнообразным приятным запахам, доносившимся со всех сторон, представляло собой кладовую, где хранилось продовольствие.

Он усадил ее на мешки, в которых хранилось что-то мягкое и сыпучее — скорее всего мука, потом закрыл дверь, и они погрузились в непроглядную темень.

Звуки сюда тоже не долетали. Элисса слышала лишь их дыхание: учащенное — ее собственное и тяжелое, прерывистое — Ричарда. «Быть может, он дышит так оттого, что нес меня на руках?» — подумала она, но потом решила, что причина этого кроется все-таки в другом.

Она раскинула в стороны руки, чтобы поскорее отыскать в темноте Ричарда и заключить в свои объятия. Она вожделела его ничуть не меньше, чем он вожделел ее прошлой ночью, и не собиралась этого скрывать или отрицать.

Когда он упал на мешки с мукой с ней рядом, она поцеловала его, а потом дрожащими от страсти пальцами стала расстегивать воротник его рубашки. В следующее мгновение ее руки легли на его тело и стали его ласкать. Когда он застонал от удовольствия, она неожиданно почувствовала себя очень сильной и могущественной. У нее появилось странное ощущение, что она, женщина, может повелевать таким сильным и опытным мужчиной, как Ричард. Она подумала также о том, что сможет стать ведущей в их любовных утехах — и это после того, как ей на протяжении семи лет, пока длилось ее первое замужество, постоянно внушали мысль, что она ничто и недостойна даже малейшей ласки!

Вдохновленная этой мыслью, она прикоснулась кончиком языка к его губам, а когда они, повинуясь нажиму, раздвинулись, просунула язык ему в рот.

Они целовали друг друга, и напряжение в ее теле стало нарастать. Когда оно стало нестерпимым, она отодвинулась от него, вскинула вверх руки и одним движением стянула с себя рубашку.

Возбужденный Ричард целовал ее груди. Элисса застонала, и в голосе ее, пропитанном негой, слышалось страстное желание.

— Я больше не могу терпеть. Я хочу тебя, — хриплым голосом пробормотал Ричард и, оторвавшись от нее, стал торопливо распутывать завязки своих панталон.

Когда плоть Ричарда освободилась от покровов, Элисса сама взяла ее в руки и направила в свои влажные недра.

Потом, положив ладони ему на плечи, она стала двигаться вверх-вниз, повинуясь известному только ей одной ритму.

Ричард несильно прикусил зубами ее сосок, и она, выгибая спину, прижалась грудью к его рту, чувствуя, как каждое прикосновение его губ, языка и зубов к ее груди рождает у нее все новые и новые порывы страсти.

Желание, огненное, как вулканическая лава, захлестывало ее с головы до ног, в голове шумело, а перед глазами вспыхивали искры.

А потом, когда возбуждение уже больше нельзя было таить в себе и оно выплеснулось наружу, они разом вскрикнули, содрогаясь от страсти, истекая любовными соками.

Элисса положила руку ему на грудь и стала слушать, как, постепенно успокаиваясь, все ровнее и глубже билось его сердце.

— Как странно, — задумчиво произнес Ричард, прикасаясь в темноте к ее волосам и перебирая их шелковистые пряди, — когда мальчишкой я укрывался в этой темной кладовке, играя в прятки, мне и в голову не приходило, что через пятнадцать лет я испытаю такое всепоглощающее счастье на этом же месте.

Она стала вырываться из его объятий.

— Не уходи, прошу тебя! — воскликнул он. — Нам ведь некуда спешить.

— Нам нужно вернуться в спальню, милорд.

— Я, конечно, знал, что меня будут так называть, но от своей жены этого не ожидал.

— Тебе бы больше понравилось, если бы тебя называли так Портовые шлюхи?

Ричард гордо вскинул голову и голосом театрального героя-любовника произнес:

— В жизни не платил женщинам за любовь. Даже шлюхи не требовали от меня денег.

— Все это, конечно, хорошо, но должна признаться, что эта возня на мешках с мукой основательно меня уто» мила.

Ричард понял, что снова невольно задел чувства жены.

— Извини меня, дорогая, но эти слова всего лишь пустая болтовня, так что не стоит придавать ей значения. Все это зубоскальство имело какой-то смысл лишь в Лондоне.

— Но мы давно уже не в Лондоне.

Ричард неслышно, как пантера, вскочил с места, натянул панталоны и принялся завязывать стягивавшие их шнурки и тесемки.

— Знаешь, Элисса, я не могу за одну ночь» отделаться от всех своих холостяцких привычек, — сказал он с ноткой раздражения в голосе. — Конечно, я сделаю все, что смогу, чтобы обуздать свой язык, но, предупреждаю, для меня это будет непросто, так что наберись терпения. В течение многих лет меня окружали в основном актеры, актрисы и придворные — такие же, как я, насмешники и зубоскалы. И их речи ничуть не отличались от моих. Но я исправлюсь, поверь.

Поскольку Элисса продолжала хранить молчание, Ричард взял ее руки в свои и прошептал:

— Моя дорогая женушка, я очень хочу сделаться образцовым деревенским сквайром. Ты не представляешь себе, как давно я об этом мечтал!

— Правда?

— Правда. Более того, я бы хотел, чтобы в деле превращения меня в сельского помещика инициативу в свои руки взяла ты. Я же со своей стороны готов подчиняться тебе во всем.

Он нагнулся и поцеловал ей руку. Элисса вспыхнула, Но не поцелуй был тому причиной.

— Думаю, что и мне есть чему у тебя поучиться, — тихо сказала она.

— Очень хорошо, женушка, — прошептал он, снова увлекая ее на груду мешков с мукой. — В таком случае мы будем учиться друг у друга.

Глава 10

— Что случилось? — спросила Элисса, когда кучер неожиданно натянул поводья и остановил лошадей.

Пожав в недоумении плечами, она посмотрела на Ричарда, который сидел рядом с мистером Седжмором, клевавшим всю дорогу носом.

— Представления не имею, — сказал Ричард и одарил ее нежной улыбкой, в которую вложил только им одним понятный смысл.

Она сразу поняла значение и его улыбки, и его взгляда и покраснела, как юная девушка в первом приступе влюбленности. Между тем Уил взгромоздился коленями на сиденье и высунул голову в окно кареты в надежде увидеть препятствие, которое преградило им путь.

Мистер Седжмор приоткрыл припухшие, налитые кровью глаза и, широко разинув рот, зевнул.

В четырехугольном окошке кареты появилась голова кучера. На его физиономии было виноватое выражение.

— Прошу прощения, милорд, — сказал он, обращаясь к Ричарду и приподнимая шляпу. — Хочу поставить вас в известность, что впереди нас ожидает крутой спуск, а дорога здесь грязная и скользкая. Так что вам, к моему большому сожалению, придется спуститься с холма пешком.

— Помню, что в детстве я вылезал из экипажа и шел вниз по склону в этом же самом месте, — заметил Ричард. — Похоже, с тех пор дороги здесь лучше не стали. Впрочем, прогулка на свежем воздухе нам не помешает — особенно бедному мистеру Седжмору.

— Это точно, — пробормотал мистер Седжмор сонным голосом. — Я слишком много вчера выпил, и мне надо проветриться.

В отличие от Ричарда Элисса выходить из кареты и идти пешком не хотела. После вчерашней ночи она испытывала сильное утомление, а потому бодрость и оживление, которые демонстрировал ее муж, вызывали у нее немалое удивление.

По счастью, дорога оказалась не такой уж грязной, так что вероятность окунуть ноги по щиколотку в жидкую глину или, не дай Бог, поскользнуться и упасть была невелика. Элисса, недовольно поморщившись, выбралась из экипажа и огляделась. Ее муж прошел вперед и стоял рядом с лошадьми, обозревая дорогу. На лужке у обочины спокойно паслись овцы — появление на дороге экипажа не вызвало у них ни любопытства, ни тревоги.

— Нам далеко еще ехать? — спросил Уил, выпрыгивая из кареты.

Ричард, не оборачиваясь, произнес:

— Блайт-Холл скрывается за следующим холмом. Мне бы ничего не стоило добраться до него пешком. — Глубоко вздохнув и втянув в себя пахнущий луговыми травами воздух, он добавил:

— Как легко здесь дышится после Лондона!

Что же до этих милых овечек, — он ткнул пальцем в сторону пасшегося на обочине маленького стада, — то у меня такое ощущение, что это те же самые животные, которых я видел из окна кареты, когда уезжал из дома.

— До Блайт-Холла еще пять миль, — сказала Элисса.

Она не испытывала ни малейшего желания возносить вместе с мужем хвалу чистому деревенскому воздуху или обсуждать достоинства овец, жевавших на лугу траву.

— Как ни крути, это довольно далеко и, по моему разумению, тащиться туда, шлепая ногами по грязи, не стоит.

Элисса знала, что прогулка в пять миль для длинноногого Ричарда — ничто, но ей подобная перспектива нисколько не улыбалась. «Этот человек, — с неожиданно возникшей неприязнью подумала она о муже, — даже не попытался представить себе, как тяжело идти по разбитой дороге в длинной широкой юбке и в башмаках на тонкой подошве». Кроме того, он не подумал ни о маленьком Уиле, ни о страдавшем от похмелья мистере Седжморе, для которых подобный пеший переход превратился бы в настоящее испытание.

Словно отвечая на ее мысли, Ричард произнес:

— Думаю ты права. Кое-кому из нас этого расстояния не одолеть.

Судя по всему, Ричард в первую очередь имел в виду мистера Седжмора, который в этот момент склонился над дренажной канавой и извергал из себя остатки съеденного им за завтраком цыпленка.

Повернувшись к жене, Ричард холодно добавил:

— Таким типам, как мистер Седжмор, следует воздерживаться от вина.

— Потому что вино с ним борется, да, мама? — поинтересовался Уил.

— Точно, борется, — с недовольным видом сказала Элисса.

Уил был еще слишком мал, чтобы вникать в проблемы пьянства, и Ричарду развивать эту тему не стоило.

Ричард улыбнулся и снова бросил взгляд на открывавшуюся перед ними долину.

— Видите тот каштан у обочины? — спросил он. — Маленьким я частенько на него залезал.

— Пойду узнаю, не нужна ли мистеру Седжмору помощь, — сказала Элисса, которую экскурсы Ричарда в прошлое стали утомлять.

— Мне кажется, ему следует в одиночестве пожинать то, что он посеял, — заметил Ричард. — Если он не в состоянии совладать с похмельем, пусть воздерживается от…

Уил ткнул пальцем в сторону облюбованного Ричардом каштанового дерева с могучими ветвями и пышной кроной и крикнул:

— Хочу на него залезть! Хочу залезть!

— Я прослежу за мальчиком, моя дорогая, и помогу, если ему потребуется помощь, — сказал Ричард. — Насколько я помню, вскарабкаться на этот каштан было нетрудно. Правда, за эти годы он вырос, но не так чтобы очень.

— Тогда пойдем! — крикнул Уил и припустил вниз по склону.

— Хорошо, лезь! Только очень высоко не забирайся! — крикнула ему вдогонку Элисса, а потом посмотрела на Ричарда:

— Нам тоже надо идти, но прежде я все-таки помогу мистеру Седжмору.

— Ты считаешь, этот пьяница заслужил награду?

— Награду? — в недоумении переспросила она.

— Если бы я знал, что у тебя возникнет желание стать сестрой милосердия, то вчера за ужином я пил бы наравне с Седжмором, а не наливал бы себе по полстакана.

Глаза у Элиссы расширились:

— Так вот почему мистер Седжмор вчера так…

Ричард растянул рот в хищной, коварной улыбке.

— Куда ему со мной тягаться! Меня учили пить лучшие из лучших. — Ричард перешел на интимный шепот:

— Хочешь, тебя научу?

Она вспыхнула, отвела от него глаза и, с минуту помолчав, сказала:

— Кажется, ты собирался помочь Уилу?

— Я от своих слов не отказываюсь. — Ричард повернулся и вальяжной походкой двинулся вниз по склону.

Элисса посмотрела ему вслед. Этот человек и в самом деле был чрезвычайно привлекательный мужчина — а какой актер! По грязной дороге он шел так, будто ступал по алой ковровой дорожке в королевском дворце.

— Леди Доверкорт! — слабым голосом позвал Элиссу Седжмор.

Скривившись, она оторвалась от созерцания мужа и поспешила на помощь соседу. По счастью, худшее было уже позади и мистер Седжмор чувствовал себя, в общем, не так плохо. Подхватив Седжмора под руку, Элисса стала вместе с ним спускаться по крутому склону.

— Прошу меня простить, — пробормотал с чрезвычайно смущенным видом Седжмор. — Мне не следовало пить вровень с таким признанным экспертом по части выпивки, как Ричард Блайт.

Потом Седжмор кивком указал на Ричарда и Уила и спросил:

— Вы думаете, это разумно?

— А что? Уил лазает по деревьям с тех пор, как научился ходить, — ответила Элисса, замедляя шаг, чтобы мистеру Седжмору было легче за ней поспевать.

Кучер хлестнул лошадей, и оставшийся без пассажиров экипаж, скрипя тормозами, двинулся следом за Элиссой и Седжмором.

Между тем Ричард, приподняв Уила как пушинку, помог ему взобраться на мощные нижние ветви каштана.

— Я не о том. Не кажется ли вам, что ваш сын слишком уж сдружился с Блайтом?

Когда карета проехала мимо, Элисса остановилась и повернулась к мистеру Седжмору.

— Ну и что в этом такого?

Мистер Седжмор с сожалением на нее посмотрел и перешел на шепот:

— Вы же знаете, какая у него репутация! Бог знает, чему он может научить вашего сына.

— Я приложу все усилия, чтобы их общение не отразилось на мальчике дурно.

— А вы сами? Не отразится ли общение с Ричардом дурно на вас?

У Элиссы на душе сделалось премерзко. Уж не видел ли, чего доброго, Седжмор, как Ричард вчера поздно вечером нес ее на руках в кладовку? Холодно посмотрев на него, она спросила:

— Вы полагаете, он может меня растлить?

Седжмор в ужасе выпучил глаза:

— Нет, что вы! Боже сохрани! Я просто подумал, что вы с ним счастья не обретете. Уж такой это человек — самовлюбленный и глубоко безнравственный. Кстати, у его семьи репутация тоже была весьма сомнительная.

— Я ничего не знаю о его семье. Знаю только, что дядя Ричарда продал Блайт-Холл без его разрешения.

Седжмор пристально посмотрел на Элиссу.

— Похоже, вы и в самом деле ничегошеньки не знаете о семействе Блайтов, — произнес он свистящим шепотом. — Даже того, что знают обитатели Оустона и близлежащих деревень. Конечно, с тех пор как дядя Ричарда уехал из этих мест, говорить о Блайтах стали поменьше, но теперь, с возвращением Ричарда Блайта, всякого рода истории из жизни его семейства снова начнут распространяться по округе.

— И что же это за истории такие? — рассеянно спросила Элисса, которая слушала Седжмора и одновременно наблюдала за тем, как Уил взбирался на дерево.

— Мне не хотелось бы пересказывать вам всякие мерзости, но…

В это мгновение сын Элиссы добрался до кроны и скрылся в ее густой листве.

— Уил, немедленно спускайся! — скомандовала она и торопливо зашагала к каштану. Ею овладело беспокойство, и Седжмор с его историями был мгновенно забыт.

— Ричард, скажи ему, чтобы он слезал!

— Зачем? У парня все нормально. — Ричард поднял голову, всматриваясь в густую крону.

— Посмотри на меня, мамочка! Посмотри! — крикнул Уил. — Видишь, как высоко я забрался? По-моему, я даже вижу наш дом!

— Ты забрался слишком высоко, Уил. Сейчас же слезай с дерева!

— Сейчас он чувствует себя, как матрос на мачте, который увидел землю, — спокойно заметил Ричард.

— Он не матрос. Он маленький мальчик, который забрался на верхушку дерева, — заявила Элисса.

— Он сам скоро спустится — когда первые восторги пройдут и сидеть на дереве надоест.

— Лондонский литератор, у которого нет собственных детей, не может судить о том, как должен поступать маленький мальчик, — бросила Элисса.

— Наоборот, мадам. Лондонский литератор может об этом судить, причем весьма квалифицированно, и по этой причине с нетерпением ожидает появления собственных детей, — сказал Ричард и отвесил ей поклон.

Элисса вспыхнула, но быстро справилась со смущением и снова сосредоточила внимание на Уиле.

— Уильям Джеймс Лонгберн! Изволь немедленно слезть с дерева!

Уил понял, что при сложившихся обстоятельствах ему лучше исполнить повеление матери, и стал спускаться.

— Прикажете срезать розгу? — предложил Элиссе свои услуги Седжмор.

Элисса, забывшая было о существовании соседа, услышав его голос, вздрогнула.

— В этом нет необходимости.

— Наоборот, если ребенку как следует всыпать, в следующий раз он не станет тянуть с выполнением распоряжения матери, — сказал Седжмор. — Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы дети поступали, как им вздумается.

— Вы, стало быть, так предлагаете воспитывать ребенка? — мрачно поинтересовался Ричард.

— Далеко не всем родителям удается привить ребенку правильное понятие о дисциплине и превратить свое чадо в достойного члена общества, — с важным видом изрек Седжмор.

— К чему это вы клоните, а»?

Седжмор покраснел.

— Полагаю, милорд, отец сумел внушить вам должное уважение к порядку и дисциплине и дал правильное воспитание. Во всяком случае, такие возможности у него были, — пробормотал он.

— Скажите, Седжмор, на что все-таки вы намекаете? — спросил Ричард.

Хотя он говорил очень тихо, Элиссе показалось, что в его голосе кроется угроза.

— Эй, кто-нибудь! Помогите мне слезть! — крикнул Уил.

Он стоял на ветке. До земли было не менее пяти футов. — Или, может быть, мне спрыгнуть?

— Не смей! — воскликнула Элисса, пытаясь дотянуться до сына и ухватить его за щиколотки. — Я помогу тебе спуститься.

— Позволь мне ему помочь, — сказал Ричард. — Давай, Уил, прыгай — я тебя поймаю!

— Не надо ему прыгать! Здесь слишком высоко, — запротестовала Элисса.

— Мама, не держи меня за ноги — я же упаду!

— Мальчик сломает себе шею! — предупредил Седжмор.

— Я лучше спрыгну! Я не боюсь.

— Не волнуйся, моя дорогая, я не дам ему упасть.

— Говорю тебе, мама, отпусти меня! Я хочу, чтобы Ричард меня поймал!

— Мистрис Лонгберн, то есть леди Доверкорт! Почему вы позволяете своему сыну так с вами разговаривать?

— Если вы сию минуту не заткнетесь, сэр, клянусь, я вас ударю! — взревел Ричард.

И тут Уил прыгнул. Ричард поймал его в свои объятия, и Элисса с облегчением перевела дух. Уил залился счастливым смехом, а Седжмор быстро отошел в сторону. От злости и негодования у него исказилось лицо.

Ричард поставил мальчика на землю и предоставил Элиссе приводить в порядок его прическу и костюмчик.

— Сейчас у моего пасынка несколько растрепанный вид, и он немного похож на вас, Седжмор, — бесстрастно заявил он, обращаясь к соседу Элиссы. — Вы ведь, кажется, сегодня тоже прыгали — из моей кареты, когда кучер предложил нам всем прогуляться? Правда, в отличие от вас он смеется и его не тошнит.

— Между прочим, карета нас ждет, — сообщила Элисса.

Она уже немного успокоилась и, взяв за руку Уида, направилась вместе с ним к экипажу.

— Кое-кого надо бы хорошенько высечь, — пробормотал Седжмор, взглянув на мальчика.

Ричард некоторое время разглядывал Седжмора словно некую диковинку, потом улыбнулся и сказал:

— Представьте, мне пришла в голову точно такая же мысль… Но к делу, мистер Седжмор. Надеюсь, вы уже пришли в себя после вчерашнего? Если так, то скажите, где вас высадить…


Они высадили мистера Седжмора у конторы наемных экипажей в Оустоне — крохотном городишке, застроенном каменными и деревянными домами с островерхими черепичными крышами. После этого они снова пустились в путь и ехали уже без остановок: до Блайт-Холла оставалось всего несколько миль. Элисса уже не знала, кто из них при приближении к дому испытывал большее волнение — она сама, ее сын Уил или ее муж Ричард.

После всего, что Элисса пережила за последние несколько дней, ей хотелось поскорее очутиться в знакомой обстановке среди знакомых людей.

Уилу не терпелось рассказать своим приятелям и всем, кто согласился бы его слушать, о своих удивительных приключениях в Лондоне и, разумеется, о том, какой замечательный отчим у него появился — дуэлянт, друг короля и сочинитель пьес, строчки из которых цитировал весь Лондон. Последний пункт, впрочем, оставался под вопросом — Уил еще не был уверен, что его стоит касаться, рассказывая о деяниях Ричарда: склонность к сочинительству как-то не вязалась с образом идеального героя, который он создал в своем воображении.

Стремлению Ричарда оказаться поскорее в Блайт-Холле тоже нетрудно было дать объяснение, но Элисса с этим не спешила, поскольку, кроме очевидных причин, могли существовать еще и скрытые, о которых она могла только догадываться.

Ричард старательно скрывал свои чувства, что удавалось ему куда лучше, чем Элиссе и Уилу. Он лишь постукивал каблуком ботфорта о пол кареты да несколько чаще, чем нужно, бросал мимолетные взгляды в окно. Впрочем, и этих признаков было довольно, чтобы Элисса догадалась о снедавшем его нетерпении.

Она попыталась представить его маленьким мальчиком, что, в общем, оказалось совсем нетрудно. Должно быть, он был отчаянным парнем, который любил лазать по деревьям и не отличался послушанием. А еще он любил фехтовать на палках и вечно ходил в синяках и царапинах…

«Кто знает, возможно, то обстоятельство, что Ричард теперь отдалился от двора с его тлетворным влиянием, поможет ему избавиться от приобретенных там дурных привычек и манер дамского угодника?» — подумала Элисса.

— Вот сейчас за этими деревьями мы увидим дорожку из гравия, которая ведет к дому! — вскричал Уил.

— Лес, стало быть, почти весь вырубили? — небрежно уронил Ричард, но Элисса заметила, как он вздрогнул и слегка приподнялся на сиденье.

— Всего несколько деревьев. Чтобы улучшить вид, как говаривал мой покойный муж, — ответила Элисса.

Ричард глянул в окно и снова откинулся на подушки.

— Все еще стоит, — пробормотал он.

Элисса тоже посмотрела в окно, чтобы выяснить, на что смотрел Ричард, и увидела проглядывавший сквозь ветви деревьев угол павильона для банкетов. Это была небольшая каменная постройка двадцать на тридцать футов, выходившая фасадом на маленькую речушку, протекавшую неподалеку от большого дома. Подобные павильоны, представлявшие собой жалкие копии летнего пиршественного зала Уайтхолла, были у многих деревенских помещиков. В них, если погода стояла хорошая, устраивали посиделки с вином и пивом.

Павильон в поместье Блайт-Холл не использовался по назначению уже много лет, и его резные карнизы и разнесенные по углам маленькие ажурные башенки, изъеденные временем и непогодой, сильно обветшали.

Элисса решила, что печаль, проступившая в голосе Ричарда, прямое следствие плачевного состояния, в котором находился павильон.

— А вот и наш дом, — торжественно объявил Уил, и Ричард, приподнявшись на подушках, снова посмотрел в окно.

В следующее мгновение глаза у него едва не вылезли из орбит, а рот приоткрылся.

— Что, черт побери, случилось с домом? — сердито крикнул он. — Здесь что — был пожар?

Уил с изумлением на него посмотрел, а Элисса, обняв сына за плечи, сказала:

— В последний раз Ричард видел Блайт-Холл много лет назад — еще до того, как твой отец взялся его перестраивать.

Теперь дом совсем не такой, как был прежде. Ричард его не узнал и, понятное дело, удивился.

— Удивился? Скажи лучше, пришел в ужас! — воскликнул Ричард. — Я и представить себе не мог, что красивый, чудесных пропорций дом, построенный во времена короля Генриха Восьмого, будет разрушен, а вместо него возникнет эта чудовищная постройка в современном духе, которая напоминает языческий храм, возведенный в честь божества, имя которому дурной вкус!

— Я все тебе объясню, Ричард, но позже. Давай прежде все-таки войдем в дом, — ровным голосом произнесла Элисса, сделав Ричарду глазами знак, чтобы он не повышал голос в присутствии ребенка.

Разумеется, она была права. К чему кричать и пугать мальчика, когда старого дома уже не существовало и никакими криками и стенаниями старое не вернешь.

Тем не менее должна же существовать какая-то причина, побудившая новых владельцев полностью перестроить здание? Вместо гармоничной постройки из красного кирпича глазам Ричарда предстала уродливая конструкция из серого камня с колоннадой и широким порталом над входом, увенчанная огромным куполом, напоминавшим клетку, в каких птицеловы держат певчих птиц.

Единственное, что пришлось Ричарду по вкусу, это огромное количество окон. Они придавали всему дому воздушность, легкость.

«Возможно, не так уж это и плохо, что старый дом канул в Лету, унося с собой недобрые воспоминания», — подумал вдруг Ричард. Но ведь это он должен был решать — стоять старому дому или исчезнуть с лица земли со всеми населявшими его демонами и призраками былой жизни. Рука незнакомца, не имевшего на Блайт-Холл никаких прав, не должна была касаться этих стен.

Карета миновала ворота, въехала во двор и покатила по посыпанной гравием дорожке в обход дома — к заднему двору, где находились конюшни, помещения для прислуги и второй вход. Как только карета остановилась, из дома выбежали слуги и выстроились в шеренгу, как солдаты на смотре. Последнее обстоятельство — то есть наличие прислуги и ее количество — указывало на то, что новые владельцы дома жили если не в роскоши, то в достатке.

— У тебя много слуг, — отметил этот факт Ричард. — Неужели имение приносит такой значительный доход» что позволяет тебе содержать всю эту ораву?

— Все вопросы потом. Позволь мне сначала тебя представить, — сказала Элисса.

Выбравшись с Уилом из кареты, Элисса вышла вперед, окинула слуг взглядом и улыбнулась:

— Я рада, что вернулась домой и вижу всех вас в добром здравии.

Слуги в изумлении выпучили глаза. Элисса оглянулась и сразу поняла, что явилось причиной их изумления: из кареты с видом завоевателя, готовившегося предстать перед побежденным народом, вылезал сэр Блайт.

Когда Элисса впервые увидела Ричарда, ее поразила его гордая осанка. Теперь же он выглядел еще более величественно и держался так, словно был как минимум особой королевской крови. Если им и владели сейчас какие-либо ностальгические чувства по прошлому, он отлично их скрывал.

Элисса хотела было представить мужа прислуге, но, прежде чем она успела сказать хоть слово, ее перебил Уил.

— Это мой новый папа! — закричал он. — Он дуэлянт, и его выбрал для меня в отцы сам король!

При этих словах глаза у слуг расширились еще больше.

— Благодарю тебя, Уил, за добрые слова. Обо мне так еще никто не отзывался. — Кивнув слугам, которые смотрели на него так, будто перед ними оказался сам король Карл, прибывший в Блайт-Холл с коротким визитом, Ричард сказал:

— Я — граф Доверкорт, иначе — сэр Ричард Блайт из Блайт-Холла. Три дня назад я стал мужем вашей хозяйки.

Выстроившиеся в шеренгу слуги стали перешептываться, поглядывая друг на друга.

— Это правда, — вступила в разговор Элисса, не зная, то ли ей злиться на Ричарда, то ли, наоборот, благодарить за то, что он решил прояснить ситуацию без ее помощи. — В Лондоне мы с лордом Доверкортом сочетались законным браком. Не сомневаюсь, что вы будете служить ему столь же преданно и верно, как служили мне.

Ричард выступил вперед, и церемония представления слуг началась.

Уил не стал дожидаться ее конца и пошел в дом, бросив на ходу, что он хочет выяснить, не касались ли слуги чего-нибудь в его комнате в его отсутствие.

— Он не любит, когда служанки трогают его вещи, хотя я сто раз говорила ему, что без этого убрать комнату как следует невозможно, — сказала Элисса, шагая с Ричардом бок о бок вдоль цепочки слуг.

Первым делом Элисса познакомила Ричарда с дворецким Дэвисом, потом настала очередь экономки, вслед за которой Ричарду представили двух лакеев, трех горничных, грума и повара. Последними в ряду стояли посудомойка и младший грум.

Когда церемония закончилась и слуги снова приступили к исполнению своих обязанностей, Ричард повернулся к Элиссе и, к большому для нее удивлению, подхватил ее на руки.

— Что… что ты творишь? — прошептала она, вспоминая, когда и при каких обстоятельствах он в последний раз поднимал ее на руки.

— Ты что — забыла? В соответствии с древнеримской традицией после свадьбы муж должен перенести жену на руках через порог дома, — сказал он, поднимаясь по ступенькам к двери.

— Мы не в Древнем Риме!

— Правильно, а ты — не сабинянка, и насиловать тебя я не собираюсь, — прошептал он. — Хватит с меня на сегодня потрясений!

— Ты вот упомянул о Древнем Риме и сабинянках. Значит ли это, что ты учил латынь?

— Да, учил. Я получил, что называется, классическое образование. Правда, латынь у меня всегда хромала. Греческий я знаю лучше. Должен тебе сказать, я без ума от Овидия, хотя и подозреваю, что мой учитель греческого, читая его стихи, кое-какие рискованные места в его текстах от меня скрывал.

Когда они оказались в холле и Ричард поставил ее на пол, Элисса, как ни странно, испытала разочарование.

— Слуги, кажется, все новые — я, во всяком случае, никого не узнал, — задумчиво произнес Ричард, обозревая интерьер прихожей и коридора.

Элисса, приводя в порядок платье, сказала:

— Мой муж рассчитал всех слуг, которые трудились здесь до того, как он купил имение. Он, правда, щедро с ними расплатился, но поставил им условие, чтобы после этого они уехали из здешних краев.

— Непонятно, к чему такие строгости?

— А он вообще был такой… хм… строгий.

— Ясно… — протянул Ричард. Потом, еще раз окинув взглядом холл, сказал:

— Как ни странно, обстановка здесь мне кажется знакомой.

— Ничего удивительного. Прихожая представляет собой часть холла старого дома.

— Стало быть, и камин остался с прежних времен?

— Да.

— Что ж, я очень рад, что кое-какие предметы здесь пережили период тотального разрушения.

Ричард прошел к камину и коснулся кончиками пальцев инициалов «РБ». Элисса подивилась тому, как быстро он нашел эти затертые временем детские каракули.

— От уничтожения камин спасла роскошная мраморная облицовка, — заметила Элисса. — Если бы не это, мой покойный супруг велел бы заложить его кирпичом.

Ричард с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой — судя по всему, его мысли были далеко. Потом вернулся к действительности и сказал:

— Похоже, твой покойный муж был без ума от всякого рода орнаментов и резьбы по камню. Именно по этой причине он не стал сносить павильон у речки.

— Да, до павильона руки у него так и не дошли, — пробормотала Элисса и добавила:

— Ты уж извини. Мне очень жаль, что все так получилось.

— С какой стати тебе передо мной извиняться? — сказал Ричард, устремляя на нее пронзительный взгляд своих темных глаз. — Ведь не ты же, в конце концов, все это затеяла?

Элисса потупилась:

— Увы, все это затеяла я.

Глава 11

В глазах Ричарда промелькнуло недоверие.

— Неужели переустройство Дома затеяла ты?

— Уильяма так легко было на это подвигнуть… Я даже сама не ожидала. Мы были женаты тогда всего несколько дней. Я указала ему на осыпавшуюся штукатурку в одном из покоев, и сразу же после этого мы переехали в коттедж, а Уильям занялся перестройкой Блайт-Холла. Он сказал, что его раздражают мои жалобы на то, что я живу, как в хлеву.

Поселившись в маленьком, с тесными комнатками коттедже, я распознала истинную натуру человека, которого, мне казалось, я полюбила.

— Ты называла Блайт-Холл хлевом?

Она покачала головой:

— Никогда. Тем не менее хочу заметить, что твой дядя основательно запустил хозяйство в твое отсутствие и дом нуждался в ремонте.

— Меня удивляет другое — почему твой муж не приказал уничтожить мои инициалы, которые я в детстве выцарапал на камине? — Ричард со скептической улыбкой снова обозрел свое творение и сказал:

— Похоже, мысль о том, как оставить в этом мире свой след, не давала мне покоя и в нежном возрасте.

— Уильям хотел сменить облицовку — что верно, то верно, — но ему намекнули, что это будет стоить довольно дорого. Он подумал и решил, что дело терпит.

Элисса про себя порадовалась, что ее покойный муж так и не удосужился осуществить задуманное. Если бы Ричард не обнаружил на камине своих инициалов, то, вероятно, загрустил бы еще больше.

— А почему на этом не настояла ты? — спросил Ричард.

— С какой стати? Мне казалось, что печать прошедших лет украшает жилище и делает его уютнее.

Она всей душой стремилась к тому, чтобы поддерживать в доме уют.

Ричард осмотрел натертый воском паркет, балюстраду, широкую лестницу, которая вела из холла на второй этаж, и украшенные лепниной потолки.

— Должен признать, что этот дом комфортабельнее того, в котором я жил, и куда более современный.

— Мне тоже так кажется. Не знаю, правда, плохо это или хорошо.

Гнев Ричарда остыл, и на смену ему пришло новое чувство, которому Элисса пока не могла подобрать названия.

— Уильям все здесь распланировал сам. Направо по коридору большая гостиная, а за ней кабинет. Слева, рядом с кухней, — столовая. Кроме того, на первом этаже две спальни для гостей. Спальни для домочадцев — на втором этаже, а над ними, под крышей, — помещения для слуг, работающих в доме.

Ричард еще раз обвел взглядом перестроенный холл и вздохнул.

— Что ни говори, а все-таки я сюда вернулся. Надо написать королю и поблагодарить его. А кстати, где наша спальня?

У Элиссы сразу пересохло во рту, и, прежде чем ответить, ей пришлось сглотнуть.

— Я сплю на втором этаже в запасном крыле.

— Значит, теперь там буду спать и я. Надеюсь, возражений нет?

Она испугалась, что у нее может задрожать голос, поэтому говорить ничего не стала, а только кивнула.

Глаза Ричарда победно сверкнули, а на губах появилась его всегдашняя улыбка.

— Я рад, что ты не предложила мне занять другую комнату. Если бы это случилось, меня преследовало бы ощущение, что я снова нахожусь в изгнании, а с меня довольно и того, первого, когда я на протяжении многих лет жил вдали от дома и родины.

— А я рада, что ты больше не гневаешься из-за того, что Блайт-Холл перестроили, — отозвалась Элисса, задаваясь вопросом, поцелует ли он ее прямо здесь, в холле — или оставит это на потом.

Хотя Ричард подошел к ней совсем близко, что-то удерживало его от того, чтобы заключить ее в объятия.

— Быть может, ты покажешь мне нашу спальню? Боюсь, если я отправлюсь на розыски сам, то просто-напросто заблужусь.

Элисса еще раз напомнила себе, что она — леди и такие пустяки, как несостоявшийся поцелуй, не должны выбивать ее из колеи. Справившись таким образом с охватившим ее разочарованием, она стала подниматься по лестнице. Ричард послушно следовал за ней. Возле спальни она остановилась, распахнула дверь и хотела было пропустить Ричарда вперед.

— После вас, дорогая женушка, — сказал он, отвесив Элиссе поклон.

Войдя в комнату, Ричард внимательно осмотрел ее. Сначала он разглядывал стены, облицованные деревянными панелями, с которых служанки каждый день стирали пыль, потом на шерстяное покрывало, натянутое на постели так туго, что оно казалось гладким как стекло. Вслед за тем Ричард осмотрел стол, стул, деревянное резное изголовье кровати, натертое воском и блестевшее как зеркало.

Сделав шаг назад, чтобы охватить взглядом всю кровать целиком, Ричард застыл на месте.

— Так вот, значит, где был зачат Уильям-младший, — пробормотал он.

— Нет, это было не здесь, — вспыхнула Элисса.

Когда Ричард снова на нее посмотрел, глаза у него были тусклыми, без блеска, а выражение лица непроницаемое.

— Не здесь, говоришь?

— Не здесь и не в этой кровати.

— Тогда, значит, в коттедже? Среди буколических красот здешней природы? Пастораль, да и только.

У Элиссы на глаза навернулись слезы, и она поспешила отойти к окну, негодуя на себя за излишнюю чувствительность.

Ричард, разумеется, не оставил ее эмоциональный всплеск без внимания.

— Это что еще такое? Плачешь по безвременно ушедшему из жизни мужу?

Элисса стиснула зубы. Никогда никому на свете не расскажет она о той ночи, когда был зачат Уил. Тогда муж швырнул ее на пол и силой овладел ею.

При всем том она даже была рада, что Ричард напомнил ей о той ночи, а заодно и обо всех других ночах, проведенных ею с Уильямом Лонгберном. Время от времени ей требовалось, чтобы кто-нибудь напоминал ей о прошлом, чтобы она снова ненароком не ступила на такой же исполненный страданий путь.

И не важно, что Ричард на первый взгляд отличается от Уильяма, как день отличается от ночи. По своей сути все мужчины одинаковы.

— Должен сказать, я безмерно удивлен твоими слезами, свидетельствующими о наличии у тебя доброго и чувствительного сердца. Будешь и дальше меня удивлять или, быть может, покажешь мне дом и расскажешь о своих слугах и арендаторах?

— Извини, но у меня накопилось множество неотложных дел — и по дому, и по хозяйству. Пусть Блайт-Холл тебе покажет Уил.

Она метнулась к двери с такой поспешностью, что можно было подумать, будто за ней гонится голодный медведь.

Ричард обругал себя последними словами. Ревность лишила его разума, и он наговорил Элиссе целую кучу гадостей. Все это как-то не вязалось с его представлениями о хорошем воспитании и вкусе. И к чему было упоминать об У иле? Ричард не сомневался, что его вопрос о том, где и как был зачат Уил, оскорбил Элиссу более всего.

И еще — его сильно растревожили ее слезы. Прежде он думал об Элиссе как о женщине расчетливой и хладнокровной, с сильным, сродни мужскому, характером. Как выяснилось, это была только видимость. Он, сам того не желая, обнаружил щелочку в ее непроницаемой сияющей броне и нанес ей весьма чувствительную рану. Ее делали слабой воспоминания о покойном муже, которого она, судя по всему, все еще любила.

Он подошел к окну и выглянул наружу. Вид из окна был теперь совсем другой — не тот, что врезался в его память с детства. К примеру, не было видно павильона на берегу реки.

Ричард подумал, что это, возможно, не так уж и плохо.

Вспоминать о павильоне, вернее, о том, что было с ним связано, он не любил.

Он прислонился спиной к стене и снова окинул взглядом чисто убранную удобную комнату. Как ни странно, думал он при этом не о возвращении в Блайт-Холл, о котором мечтал на протяжении многих лет, а об Элиссе.

Впервые с тех пор, как они с Элиссой поженились, Ричард попытался здраво оценить свои шансы на счастье с этой женщиной. Когда он занимался с ней любовью, ему казалось, что его мечты о гармоничном существовании с ней претворить в жизнь не так уж трудно.

Теперь, однако, уверенности в этом у него не было. Как быть, если его надежды на счастье ни на чем не основаны?

Быть может, он, ослепленный страстью, дал волю пустым фантазиям? Быть может, нет смысла надеяться на лучшее и следует подпустить в отношения с Элиссой больше скепсиса? Это был старинный прием, к которому Ричард прибегал в отношениях с женщинами, чтобы сохранить душевный покой и оградить себя от ненужных эмоциональных потрясений и боли.

Но если он не прав и счастье, о котором он боялся даже мечтать, не миф и не его фантазии… что тогда? Тогда… он, прибегая к своим излюбленным уловкам в делах любви, выкажет себя последним глупцом, поскольку как можно еще назвать человека, который собственными руками хоронит свои надежды и упускает счастливый шанс, предоставленный ему судьбой?

Вздохнув, Ричард отлепился от стены и отправился разыскивать своего пасынка.


Вечером того же дня, после того как усталый Уил пошел спать, Ричард и Элисса расположились в креслах друг против друга в новой просторной гостиной на первом этаже. Очень скоро Ричард пришел к выводу, что его жена вести с ним разговоры не настроена. У нее на коленях лежало рукоделие, и она усердно занималась вышивкой, сосредоточив на работе все свое внимание.

Ричард потянулся к графину, налил себе бокал вина и залпом его выпил. В каком-то смысле он был даже рад, что на столе оказалось вино. Обычно выпивкой он не злоупотреблял, так как не очень полагался на способность алкоголя снимать напряжение и успокаивать нервы, но сегодня решил сделать для себя послабление.

— Быть может, завтра ты снизойдешь до меня и покажешь мне окрестности?

— Ты же здесь вырос! К чему тебе провожатый?

— Здесь все так изменилось… Ты ведь не хочешь, чтобы я провалился в какой-нибудь ров или колодец?

Она пожала плечами.

— Нет, правда, ты ведь не хочешь этого? Я, конечно, повел себя вначале не лучшим образом, но могу еще исправиться и стать лучше. Но если я сломаю себе шею, измениться в лучшую сторону мне так и не удастся.

Легчайшее подобие улыбки коснулось уст Элиссы, но с Ричарда и этого было довольно. Он был счастлив ничуть не меньше, чем это бывало при успешной постановке его пьесы, когда ему аплодировали тысячи людей.

Поднявшись с места, Ричард подошел к Элиссе и сел с ней рядом. Она вздрогнула, но не отодвинулась от него, и радость захлестнула Ричарда.

— Что это ты такое вышиваешь?

— Драпировку для этой комнаты. Хочу повесить ее здесь на стену.

Ричард наклонился к ней, чтобы получше рассмотреть ее работу.

— У тебя отлично получается.

— Ты такой же знаток вышивок, как и всего остального на свете?

— Да никакой я не знаток — с чего это ты взяла?

— Ну… ты всегда так авторитетно обо всем рассуждаешь.

— Не я один — многие пытаются делать выводы, не разобравшись в сути вопроса.

— Вот именно. Мой покойный супруг вовсе не разрушал все вокруг, как ты, возможно, считаешь. Он перестроил только дом. Все же остальные постройки — да и все имение в целом — остались в неизмененном виде. За исключением угодий в северной части — там был лес, который твой дядя продал мистеру Седжмору.

Ричард вздохнул и положив руку на ладонь Элиссы. Когда она подняла на него глаза, он сказал:

— Мне, должно быть, пора уже перестать удивляться при виде изменений, которые претерпела собственность моих родителей. Обещаю, во всяком случае, больше по этому поводу тебя не донимать и не жаловаться. Что случилось, то случилось, и твоей вины в этом нет. Постарайся меня понять, — продолжал он развивать свою мысль, придав лицу выражение меланхолической грусти. — В течение долгого времени я жил мечтой, что в один прекрасный день имение моих предков перейдет ко мне. Когда я узнал, что дядя его продал, я пришел в ужас — ведь дядюшка не имел никакого права его продавать. Когда произошла Реставрация и король Карл взошел на престол, я продолжал надеяться, что его величество изыщет способ, чтобы вернуть мне владения родителей. И он его изыскал. И вот теперь волею судьбы и короля я оказался у себя дома — и что же увидел? К своему ужасу, я вдруг осознал, что мой дом уже давно не мой дом. Понятное дело, я был вне себя от гнева и душевной боли — ну и наговорил тебе бог знает что. Прости меня, если можешь. Клянусь, впредь я буду сдерживать свои порывы!

Элисса, не глядя на него, отложила в сторону рукоделие.

— Благодарю тебя, — едва слышно произнесла она. — Благодарю тебя за то, что ты передо мной извинился, Ричард. Это так много для меня значит… Уильям никогда не просил у меня прощения — как бы ни был передо мной виноват. — Она улыбнулась. — Думаю, впрочем, что ты тоже не из тех, кто любит извиняться.

Ричард испытал удивительное облегчение — казалось, у него за спиной выросли крылья и он в любую минуту может отделиться от земли.

— Ты права. Я не очень люблю просить прощения.

— Ты предпочитаешь высмеивать людей или вызывать их на поединок, верно?

— До определенной степени. Когда на человека клевещут, ему, хочешь не хочешь, приходится изыскивать способы, чтобы защищать свою честь. — Ричард тяжело вздохнул. — Обо мне говорят много всяких глупостей, Элисса. Утверждают, к примеру, что я — жестокосердный, растленный негодяй, сочиняющий непристойные стишки. Не верь! Стихи я пишу редко, а если и пишу, то непристойностей, уверяю тебя, они не содержат. А подписать какое-нибудь непотребство моим именем может каждый. У нас нет законов против таких людей.

Налицо Элиссы отразились сочувствие и понимание. Она сдвинула брови и воскликнула:

— Невероятно! Если закона против клеветников нет, его необходимо принять!

Ричард улыбнулся:

— Подумать только, с какой страстью ты меня защищаешь! Из тебя получился бы отличный адвокат.

— Адвокат у нас есть — мистер Хардинг.

Улыбка с губ Ричарда бесследно исчезла.

— Ах да, мистер Хардинг — защитник всех на свете невест…

— Жаль, конечно, что договор ограничивает тебя в правах, но мне было необходимо обезопасить себя и сына.

Ричард встал, потянул Элиссу за собой, а когда она поднялась, заключил ее в объятия.

— Мне нужно еще кое в чем тебе признаться, детка.

— Правда? — затаив дыхание, спросила Элисса.

— Чем дольше я нахожусь с тобой, тем больше убеждаюсь в том, что король, поженив нас, поступил правильно Несмотря на этот проклятый договор, который ограничивает меня в правах, я безмерно счастлив..

Элисса коснулась кончиками пальцев выпуклых мышцу него на плечах.

— Если разобраться, ты никогда не был хозяином этого поместья — а я была и остаюсь его хозяйкой, — тихо сказала она. — Я боялась, что ты начнешь разрушать все то, что построено здесь моими усилиями.

— Что и говорить, убедительное оправдание, — с иронией произнес Ричард, пощипывая ее за мочку уха.

— Лучшего предложить не могу. Думаешь, легко управлять имением? После того как умер Уильям, я работала не покладая рук от зари до зари.'«

Ричард приложил к ее губам палец.

— Тес! Ни слова больше об Уильяме.

Элисса снова нахмурила брови:

— Но ведь он отец Уила. Разве я могу не упоминать его имени?

— Понимаю. Поэтому, как твой новый муж и господин, я позволяю тебе говорить о нем, когда и где тебе заблагорассудится — за исключением одной комнаты.

Элисса озадаченно на него посмотрела.

— Это какой же?

— Нашей спальни.

Элисса согласно кивнула и, улыбнувшись, сказала:

— Между прочим, в эту комнату он ни разу не входил. Я стала спать здесь только после того, как он умер.

— У меня просто нет слов, чтобы выразить тебе, в какой восторг приводит меня это обстоятельство, — ответил Ричард и взял ее за руку. — Пойдем?

— Куда это?

— Как куда? В ту самую комнату, где тебе запрещено упоминать имя мужа и вообще о нем говорить — Это что же — приказ?, — Это просьба, — ответил он и посмотрел ад нее заблестевшими от желания глазами.

— Если это просьба, тогда я согласна. Но о чем же мы будем там разговаривать? — спросила она с самым невинным видом, когда они вышли в просторный холл.

— Думаю, мы уже наговорились всласть.

— Чем же в таком случае мы будем там заниматься? — поинтересовалась Элисса, и глаза у нее лукаво блеснули.

— Ну, если ты даже этого не знаешь, мне остается только молча развести руками.

Она рассмеялась мелодичным, словно звон серебряного колокольчика, смехом.

— Ах, этим…

— Да, дорогая моя, «этим» — и кое-чем еще.

Он остановился, крепко ее обнял — именно так, как ей больше всего нравилось, — и страстно поцеловал. В этот момент он думал только о ней и, конечно же, совершенно забыл о слугах, которые сновали по коридору и могли их увидеть.

Потом он подхватил ее на руки и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, помчался вверх по лестнице. Элисса снова засмеялась — на этот раз тихо, почти беззвучно. Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой и беззаботной.

Толкнув плечом дверь, Ричард внес Элиссу в спальню и осторожно поставил на ноги.

— Чему же ты хочешь научить меня, мой муж и господин?

Усмехнувшись, Ричард первым делом подошел к двери и запер ее на засов.

— Знаешь, есть люди, которые сравнивают любовные утехи со спортивными играми, — небрежно заметил он.

— Почему это? — спросила Элисса, проводя ладонью по его широкой груди и мускулистому животу.

— Потому что они… хм… любят поиграть.

— Это во что же?

— Ты такое со мной творишь, что у меня все из головы вылетело. Никак не могу вспомнить, — прошептал Ричард, принимаясь в свою очередь исследовать руками ее тело.

— Не можешь и не надо…

— Нет, погоди. — На губах у Ричарда появилась чувственная улыбка. Слегка отстранившись от Элиссы, он сказал:

— Что значит «не надо»? Я хочу поиграть.

Элисса тоже от него отодвинулась и свела на груди руки.

— Вот как? И в какую же игру ты предлагаешь мне сыграть?

— К примеру, есть такая игра: кто быстрее разденется.

Теперь уже улыбнулась Элисса:

— Мне почему-то кажется, что в эту игру ты играть не захочешь.

Ричард всмотрелся в нее потемневшими от страсти глазами.

— Наоборот, захочу.

— В таком случае выиграю я!

Ричард расхохотался:

— Куда уж тебе! На тебе столько всего надето…

— Хочешь, будем держать с тобой пари?

— Но ведь я у тебя выиграю, — предупредил ее Ричард.

— Если согласен, скажи, что ставишь на кон?

— Ладно, я готов держать пари! Есть, правда, одна загвоздка… У меня, знаешь ли, почти нет при себе денег.

— А я и не думала о деньгах, — с веселой улыбкой заявила Элисса.

У Ричарда от удивления расширились глаза.

— Оказывается, я недооценил свою деревенскую женушку-простушку. Итак, что предлагаешь ты?

— Проигравший выполнит любое распоряжение того, кто выиграл.

— Любое?

Элисса покраснела:

— В пределах разумного, конечно.

— А мне, быть может, захочется чего-нибудь эдакого… неразумного.

— В таком случае я просто обязана у тебя выиграть, — произнесла Элисса, исподтишка разглядывая кружевное жабо на шее Ричарда, пуговицы на его рубашке» завязки на панталонах и ремни на его ботфортах из телячьей кожи.

А Ричард в это время исследовал взглядом ее шелковый корсаж и широкую юбку, из-под которой выглядывала другая юбка — нижняя.

— Когда начнем? — спросил он.

— На счет «три» — согласен?

Как только он кивнул, Элисса крикнула «три!» и сразу же завела руки за спину, чтобы снять корсаж. Она всегда раздевалась и одевалась сама — покойный муж считал, что содержать для этого специальную прислугу слишком накладно. Теперь этот опыт очень ей пригодился.

В мгновение ока она развязала завязки корсажа и, пока Ричард разматывал свой кружевной галстук, скинула его. При этом ее мало заботило то обстоятельство, что в конце этой игры она должна будет предстать перед Ричардом обнаженной.

Уж очень ей хотелось выиграть.

Элисса развязала шнурки на горловине верхней рубашки, а потом принялась распутывать завязки на юбке. Пока Ричард возился с пуговицами на своей рубашке, она уже стягивала юбку.

— Дьявольщина! — пробормотал он, заметив, что Элисса намного его опередила.

Элисса уже перешагнула через лежавшую на полу юбку, Ричард все еще расстегивал рубашку.

Сняв и отбросив в сторону сначала верхнюю рубашку, а затем нижнюю юбку, она крикнула: «Я выиграла!» — и захлопала от радости в ладоши. Ричард в это время расстегивал ремень на панталонах. Лицо у него было разочарованное.

Элисса хихикнула, бросилась на постель и залезла под покрывало.

— Поскольку пари выиграла я, ты, согласно договору, будешь делать все, что я тебе велю.

— С радостью, — буркнул Ричард, вытаскивая ремень из панталон и в сердцах швыряя его на пол.

— Для начала собери с пола мою одежду. Мне не нравится, что она в беспорядке разбросана по комнате.

Ричард нахмурился.

— Такого приказания я не ожидал.

— Правда? — спросила она, хитро прищурившись. — Чего же, скажи на милость, ты ожидал?

— Сказать? — спросил он, подбирая одежду Элиссы с пола и сваливая ее в кучу на стоявший у кровати стул. — Если бы выиграл я, то обязательно отдал бы тебе приказ меня поцеловать.

— Очень хорошо, сэр Ричард. Вот тебе мой приказ: целуй меня!

Ричард направился было к постели, но потом остановился и спросил:

— Быть может, мне сначала все-таки раздеться?

— Разумеется!

Ричард волновал Элиссу всегда — с момента их первой встречи. Теперь же, наблюдая за тем, как он скидывал с себя все, что не успел еще снять, она ощутила, как ее тело пронизало возбуждение невиданной еще силы.

Ее первый муж Уильям не ждал от нее проявления какой-либо инициативы в интимной жизни и никогда ничего ей не позволял — даже смотреть на него в обнаженном виде: он всегда переодевался за ширмой.

Но Ричард… Ричард так сильно от него отличался — буквально во всем. Близость с мужчиной, которую она прежде воспринимала как докучливую обязанность, с появлением Ричарда обещала превратиться в отраду всей ее жизни.

Ричард скользнул под покрывало и оказался с ней рядом.

— Теперь займемся поцелуями.

Она обвила его шею и притянула к себе. Однако, прежде чем его губы коснулись ее рта, он сказал еще одну вещь, которая чрезвычайно ее озадачила.

— Куда прикажешь тебя целовать? В губы? — спросил он.

От удивления она часто-часто заморгала.

— Конечно, в губы. Куда ж еще?

— На теле женщины так много разных укромных уголков…

Что это она, в самом деле, смутилась, как девочка? Как будто не знала об этом раньше!

— Сначала в губы.

Он сразу подчинился, и его губы коснулись ее губ. Он целовал ее с такой нежностью и страстью, что у Элиссы сбилось дыхание, перед глазами стали вспыхивать яркие сполохи, и она от возбуждения едва не лишилась чувств. Сладкое беспамятство, однако, не наступило, поскольку Ричард неожиданно прервал поцелуй и отодвинулся от нее.

— Какие еще будут распоряжения, миледи?

— Что-то мне не хочется больше распоряжаться, — едва слышно пролепетала она.

— Но мне нравится выполнять твои приказания, — сказал Ричард хрипловатым от возбуждения голосом. — К тому же у меня это неплохо получается, верно?

Его слова воспламенили ее. Временами ей казалось, что в жилах у нее течет не кровь, а жидкий огонь.

— Поцелуй меня еще раз, но при этом ласкай мне груди — так, как ты это делал в нашу брачную ночь.

Ричард негромко рассмеялся:

— Слушаю и повинуюсь, миледи.

По мере того как его руки двигались по ее телу, то сдавливая, то поглаживая груди, Элиссу все больше переполняло желание. Не выдержав снедавшего ее напряжения, она приподнялась на локте и, слегка толкнув Ричарда в плечо, заставила его лечь на спину.

— Я не оправдал твоих надежд, миледи?

— Молчи и лежи смирно!

— Как же я могу молчать… — начал было он, но в этот момент Элисса оседлала его, и ему стало не до разговоров.

Она низко к нему наклонилась и стала кончиком языка лизать ему соски.

— Да, Элисса, да… — стонал он от наслаждения.

Когда он попытался притянуть ее к себе, чтобы, в свою очередь, ее поцеловать, она ухватила его за запястья и засунула его ладони под подушку.

— Я же сказала тебе: лежи смирно! Теперь я — главная.

Кто, в конце концов, выиграл пари, а?

Она говорила об интимном так просто и естественно, но в то же время с таким глубоким пониманием человеческой природы и свойственных человеку желаний, что Ричарду оставалось только изумляться. Подобной женщины — наивной и в то же время умной и рассудительной, нежной и огненно-страстной, робкой и бесстыдной одновременно — ему еще встречать не приходилось. Кроме того, ни одна женщина, оказавшись с ним в постели, не пыталась проявлять инициативу и играть во время близости с ним главенствующую роль.

Да он бы и не позволил этого — никому, кроме Элиссы.

Душа и тело Элиссы — и это было ему ясно как день — прямо на его глазах раскрепощались и обретали свободу. Ричард радовался этому и, невольно поддаваясь влиянию Элиссы, сам начинал чувствовать себя более раскрепощенным и свободным, чем прежде. Это было обретением какой-то новой, неведомой ему до появления Элиссы степени внутренней свободы.

В одно мгновение осознав все это, Ричард пришел к выводу, что Элиссе мешать не стоит, и, распластавшись на спине, замер без движения и стал ждать, что будет дальше.

А дальше последовала такая волна огненных поцелуев и влажных ласк языком по груди и животу, что он едва не задохнулся от желания немедленной близости.

Неожиданно она с него слезла.

— Сядь, Ричард, прошу тебя.

— Что такое? — прошептал он, не веря своим ушам.

— Я прошу тебя сесть на постели, вот и все.

Что и говорить, Ричард был разочарован. Не этого он ждал от своей начинавшей, как ему казалось, входить во вкус чувственной любви женушки. Тем не менее, никак не выказав Элиссе своего неудовольствия, он подчинился.

— Однажды я видела картинку, которую не могу забыть до сих пор. Надеюсь, то, что я собираюсь проделать, не вызовет у тебя отвращения…

Ричард в предвкушении затаил дыхание. Элисса села ему на колени и обхватила ногами его талию. Приподнявшись и чуть подавшись вперед, она сама направила его в свое горячее лоно, а потом на него опустилась. Теперь они находились в пугающей близости друг от друга и смотрели друг другу в глаза. Ричард приник к ее губам ртом и начал медленно двигаться в ее теле, испытывая невероятные, неизведанные им прежде ощущения, которые нахлынули на него подобно морскому прибою и накрыли его с головой.

По мере того как их совместные движения становились все более быстрыми и слаженными, дыхание у них учащалось и становилось все более шумным.

— Да! Ричард, да! — вскрикивала Элисса, когда он целовал ее в подбородок, в шею или в ушко. Ричард удваивал усилия, все глубже проникая в ее тело. — Только не останавливайся, не останавливайся, очень тебя прошу! — стонала она.

Этому пожеланию он не смог бы не подчиниться, даже если бы и захотел.

Очень скоро они почувствовали, как копившееся у них внутри возбуждение стало настоятельно требовать выхода. Они тесно сомкнули объятия и, готовясь пережить пик наслаждения, превратились в одно целое. Но заветный момент настиг их неожиданно, как вспышка молнии в летнюю грозу. Они разом вздрогнули и запрокинули головы, криком выражая свою радость.

— Знаешь что, Ричард?

— Что? — выдохнул он, прижимая к себе ее нагое тело.

— Мне нравятся твои игры. Ричард негромко засмеялся:

— А мне понравилось тебе проигрывать.


На следующее утро Элисса расположилась в небольшой комнате на первом этаже, которую она называла своим кабинетом. Этот кабинетик площадью в несколько квадратных ярдов был отделан панелями из светлого дуба и почти целиком заставлен деревянными стеллажами, на которых хранились конторские книги и всевозможные документы.

Единственное окно в кабинете выходило на задний двор и позволяло созерцать одноэтажное каменное строение конюшни.

Элисса протерла глаза, зевнула и в который уже раз попыталась сосредоточиться на пестревших цифрами записях в бухгалтерской книге, лежавшей перед ней на столе. Почерку нее, что греха таить, был неразборчивый. К тому же в последний раз, когда она открывала книгу и делала в ней записи, она забыла промокнуть страницу и теперь в этом. — месте расплылось большое чернильное пятно.

Хотя Элисса временами улыбалась, вспоминая о том, что произошло ночью, владевшее ею утомление отнюдь не помогало ей в работе.

Откинувшись на спинку стула и потянувшись, она подумала, что если бы до брака с Ричардом кто-нибудь ей сказал, какое огромное счастье могут приносить супружеские отношения, она бы в жизни в это не поверила. Еще раз зевнув, она склонила голову и снова погрузилась в изучение своего гроссбуха, как вдруг послышался шорох и она повернулась к двери. На пороге стоял Ричард. На его красивом лице ясно читалось недоумение.

— Ну, что случилось?

Ричард боком протиснулся в крохотную комнатушку, где не хватало места даже для второго стола, и сказал:

— Никак не пойму, на каком языке разговаривают эти люди.

Элисса быстро захлопнула книгу, чтобы Ричард не увидел ее каракули.

— Какие еще люди?

— Да слуги же!

— На английском, разумеется.

— Даже те, что работают на конюшне?

— Даже те, что работают на конюшне, — сказала Элисса, не понимая, к чему он клонит.

— Никогда бы не подумал… Когда я задал им вопрос, они посмотрели на меня как на умалишенного и промолчали.

Ричард взял со стола перо, которым Элисса вела записи, и принялся с рассеянным видом разглядывать его плохо заточенный кончик.

— Быть может, все дело в вопросе, который ты задал? — высказала предположение Элисса, подавив неожиданно возникшее у нее желание отобрать у Ричарда свое перо. — Что ты хотел у них узнать?

Ричард положил перо на стол и посмотрел на жену.

— Просто спросил, какую лошадь я могу взять, чтобы поехать на верховую прогулку.

— И они ничего не ответили?

— Молчали как рыбы. Сначала, правда, посмотрели друг на друга, потом на меня, потом снова друг на друга — и так несколько раз, — сказал Ричард и, придав лицу дурацкое выражение, принялся вертеть во все стороны головой, изображая молчавших конюхов. — Потом, закончив игру в гляделки, они переключили внимание на потолок и стены конюшни, как будто ответ на мой немудреный вопрос мог неожиданно проступить там. Когда с разглядыванием стен было покончено, — продолжил с саркастической улыбкой Ричард, — твой грум, который, на мой взгляд, больше походит на жирного быка, чем на услужливого юнца, каким ему следовало бы быть, пробормотал в ответ нечто невразумительное. Единственное, что я разобрал из его бормотанья, было слово «мистрис», из чего я заключил, что он порекомендовал мне обратиться с этим вопросом к тебе.

— Это ты правильно заключил, — сказала Элисса, делая над собой усилие, чтобы не улыбнуться.

— В таком случае, мадам, скажите мне, какой лошадью может воспользоваться ваш муж? — спросил Ричард. — Быть может, я могу взять черного жеребца или соловую кобылку, у которой такая ровная рысь, что, катаясь на ней, можно уснуть? Или прикажете мне воспользоваться услугами пони, который попросту для меня маловат? Так кого же из них может оседлать ваш муж, мадам, кого?

— Зря ты сердишься, Ричард. Просто слуги проявляют осторожность, — объяснила Элисса. — Тебя они не знают, зато отлично изучили меня, а я, к твоему сведению, когда мне что-то не нравится, прихожу в неистовство и начинаю на всех кидаться.

— Ну, об этом-то я знаю. Имел уже возможность испытать твой гнев на себе.

— В таком случае ты должен понимать, почему конюхи медлили с ответом. Они боялись, что, если они допустят ошибку, я буду на них гневаться. — Элисса усмехнулась. — Надо признать, с тех пор как умер Уильям, я демонстрировала свои крутой нрав куда чаще, чем это было необходимо. Как ни странно, по этой причине меня стали больше уважать — и не только слуги, но и жители округи.

— Прекрасная стратегия. Думаю, что вспышки твоего гнева заставили относиться к тебе по-другому даже самого короля.

— Да, король меня разозлил, и я ничего не могла с собой поделать.

— В таком случае ты куда храбрее большинства придворных.

— Между прочим, я была еще и напугана.

— Личности большинства монархов воздействуют на людей именно таким образом. По счастью, наш Карл куда доброжелательнее других европейских венценосцев.

— Придется поверить тебе на слово. Я, правда, особой доброты в нем не заметила.

— Тебе для сравнения следовало бы познакомиться с королем Франции.

— Спасибо, не надо.

— Должен тебе заметить. Карл относится к тебе лучше, чем ко мне.

— Ты шутишь? Ведь это ты его друг, а не я.

— Ты — красивая женщина, и в этом твое преимущество.

В сущности, ты можешь вертеть мужчинами, как тебе заблагорассудится. Взять хоть меня, к примеру. Там, на конюшне, когда твои грумы тупо на меня смотрели и бормотали в ответ на мой вопрос нечто невразумительное, я пришел в такой гнев, что едва не надавал им пинков. Но сейчас в твоем присутствии я сделался мягким и податливым как воск, и ты при желании могла бы вить из меня веревки.

— Ну, «мягкий и податливый как воск» — это не о тебе. Твоя стихия — огонь, потому что ты очень вспыльчивый.

— Ну что ж, огонь так огонь. Я действительно вспыхиваю как порох.

Хотя разговор, казалось, шел о совершенно посторонних предметах, в глазах Ричарда вспыхивали искорки страсти. Взяв руку Элиссы, он поднес ее к губам и перецеловал каждый пальчик.

— У меня много работы, — произнесла Элисса, но попыток освободить руку не предпринимала. — Когда я покончу с балансом… мне придется… я должна буду…

— Чем бы ты ни занималась, дело, насколько я понимаю, не очень срочное.

— Но ведь уже почти полдень, — сказала Элисса.

Блайт ответил ей победной улыбкой соблазнителя:

— Я знаю.

Он отпустил ее руку, и она почувствовала разочарование.

— Ладно, — сказал он. — Если ты предпочитаешь сидеть за скучными бухгалтерскими книгами, я мешать тебе не стану. Поеду кататься, как и намеревался, и возьму с собой Уила.

Возражений нет?

— Какие могут быть возражения? Малыш, от этой идеи будет в восторге. К сожалению, я так занята, что не часто выбираюсь с ним на верховые прогулки.

Элисса с удовольствием захлопнула бы сейчас конторские книги и отправилась кататься с Ричардом, но она усилием воли подавила этот порыв — делами, кроме нее, заниматься было некому.

— Как я понимаю, пони принадлежит Уилу?

Элисса кивнула:

— Ты правильно понимаешь, А соловая кобылка — моя;

— Это милое ручное животное? Признаться, я думал, что тебе с твоим темпераментом требуется совсем другая лошадь.

— Я катаюсь ради удовольствия и в скачках не участвую.

— А вот я люблю скачки. — Ричард понизил голос до шепота и многозначительно посмотрел на Элиссу. — Вроде тех, что ты устроила мне вчера ночью.

— Предупреждаю тебя, Ричард Блайт, ты сбиваешь меня с пути истинного! — воскликнула Элисса. чувствуя, как при воспоминаниях о прошедшей ночи по всему ее телу разливается тепло.

— Уверяю тебя, это не так уж трудно сделать. Глядя на тебя, я даже начинаю думать, что придворным дамам есть чему поучиться у деревенских вдовушек.

— Поскольку мне запрещено упоминать имя покойного мужа в своей спальне, — бросила она сердито, — тебе тоже не стоит говорить в моем присутствии о придворных дамах — по крайней мере в этом кабинете.

— Да ты ревнуешь!

Она поднялась с места, обошла вокруг стола и встала с ним рядом.

— Теперь, когда я волей короля заполучила мужа, — сказала она, прикасаясь с видом собственницы к груди Ричарда, — делить его с кем бы то ни было, тем более с придворными дамами, в мои намерения не входит!

— Бог мой, женушка! — воскликнул Ричард, заключая ее в объятия. — Мы прожили всего несколько дней, а ты уже норовишь навесить мне на член замок.

— Ричард! Разве говорить грубости обязательно?

Ричард рассмеялся и, прежде чем выйти из комнаты, поцеловал ее в лоб.

— Хотя моя стихия огонь, я не стану давать волю чувствам и овладевать тобой в этом тесном кабинете при ярком свете дня. Если ты так занята, как утверждаешь, я подожду до вечера, а пока отправлюсь на конюшню.

— Кстати, — сказала ему Элисса, — ты был совершенно прав, когда сказал, что у вороного жеребца зловещий оскал.

Морда у него не внушает доверия. Жеребец принадлежал Уильяму, а он был человеком жестоким и колотил его почем зря.

По этой причине у коня испортился характер, и теперь он никого к себе не подпускает. Я много раз хотела его продать, но желающих его купить, как ты понимаешь, не нашлось.

Да, чуть не забыла! — Элисса протянула руку, чтобы взять со стола письмо. — Альфред Седжмор приглашает нас сегодня на обед, который он устраивает в твою честь.

Ричард удивленно выгнул брови:

— У вас так понимают добрососедские отношения?

— Но ведь он действительно мой добрый сосед, — напомнила она. — Между прочим, он пригласил на обед всех мало-мальски значительных людей из округи Оустона. Пишет, что им всем не терпится с тобой познакомиться.

— Насколько я понимаю, отказаться нельзя?

— Нельзя. Надеюсь, тебе не хочется предстать в глазах местного общества самовлюбленным грубияном?

— А что? Неплохая мысль. По крайней мере никто не станет к нам соваться с непрошеными визитами.

— Если ты откажешься, Ричард, то поступишь не очень мудро. Теперь тебе здесь жить.

— Не дай Бог обидеть наших достойных соседей, в особенности эту хитрую бестию мистера Альфреда Седжмора! — в притворном ужасе вскричал Ричард. — Но ты, Элисса, не беспокойся — я буду паинькой. Кто знает, не встречу ли я случайно на обеде кого-нибудь из своих прежних знакомых?

Кто они, эти значительные люди из округи Оустона?

— На обеде будет сэр Джон Норберт со всем своим семейством, — сказала Элисса.

— Как же, я знаю сэра Джона! Он все такой же толстый, что и прежде?

— Да, он… хм… очень полный.

— Насколько я помню, он женат и у него есть дочь.

— Дочери. У него три взрослых дочери.

— Если они пошли в своего папашу, то у них, наверное, все большое — и груди, и животы, и ноги. Наверняка и приданое за ними дают немалое. Помнится, сэр Джон был очень богат.

Элисса хихикнула, поскольку девушки из семейства Норберт уродились-таки в сэра Джона и были очень на него похожи — и своими дородными телами, и грубоватыми манерами, более того, они унаследовали даже его волчий аппетит. К счастью, не только тело, но и приданое у каждой из этих прелестниц было богатое: тут ее муж угодил в яблочко.

— Девушки из рода Норбертов — очень приятные юные леди.

Ричард скептически скривил рот.

— Боюсь, даже их общество не скрасит обед у Седжмора, и мне весь вечер придется зевать. Вряд ли в округе Оустона найдутся джентльмены вроде Сидли, которые умеют поддержать компанию.

— Ты полагаешь, что провинциальное общество так уж отличается от столичного? Это заблуждение. Типы, подобные Сидли, встречаются везде.

— Это правда, похожие типы есть и в провинции. Но только здесь они слишком мелко плавают — уровень другой.

А я, видишь ли, привык общаться с представителями высшего общества. — Ричард изобразил на лице покаянное выражение и отвесил Элиссе поклон. — Извини, женушка, что позволил себе пройтись насчет провинциалов, но таковы уж привычки столичного жителя, в особенности же столичного сочинителя: он априори считает, что в деревне жизнь более скудная и скучная, чем в большом городе, и любит ее высмеивать за серость и пустоту. Я, впрочем, склоняюсь к тому, что это предубеждение, и постараюсь со временем от него избавиться.

— Да уж, постарайся, очень тебя прошу.

— Сделаю, будь уверена, но только ради тебя. Мне очень важно, чтобы ты думала обо мне хорошо.

— А мне очень важно, чтобы местные жители думали о тебе хорошо.

Ричард в изумлении уставился на жену:

— Ты шутишь?

— Вовсе нет. Неужели ты не хочешь, чтобы тебя здесь полюбили? — спросила она.

— Вам, мадам, я скажу как на духу: мне наплевать, будут местные жители меня любить или нет. Мне вообще наплевать, как ко мне относятся люди. Естественно, ты и Уил не в счет.

Жизненное кредо Ричарда, сформулированное четко и ясно, не допускало никакого другого толкования.

Элисса, так и не уяснив себе окончательно, нравится ей то, что Сказал Ричард, или нет, решила сменить тему:

— Ты Не знаешь, часом, мистера Эсси?

— Кого, кого?

— Мистера Эсси. Это очень богатый торговец шерстью.

— Я бы на его месте тряхнул своей толстой мошной и купил бы себе другую фамилию. Разве ты не знаешь, что на лондонском жаргоне слово «эсс» означает «задница»?

Элисса некоторое время смотрела на него в недоумении, но потом поняла, что к чему, и расхохоталась.

— Ну зачем ты мне об этом сказал? Как мне теперь, не краснея, на него смотреть?

— Тогда не смотри на него совсем. Честно говоря, мне не нравится, когда ты обращаешь внимание на других мужчин.

— Если я не стану поднимать на мужчин глаз, как, спрашивается, я буду вести дела в поместье и заключать торговые сделки?

— А ты не занимайся делами, — высказал предложение Ричард. — Это мужское занятие.

Лицо Элиссы сделалось непроницаемым.

— Я управляю этим имением вот уже пять лет и в обозримом будущем передавать свои полномочия кому бы то ни было не собираюсь, — холодно сказала она.

— Ты хочешь сказать, что не доверишь мне управление имением до тех пор, пока я не проявлю себя в качестве управляющего? — с небрежным видом осведомился Ричард и, не дожидаясь ответа, направился к двери. — Пока, моя дорогая.

Элисса проводила его взглядом, а когда он вышел, погрузилась в размышления. Хотя она с годами сделалась неплохим управляющим и немало гордилась своими достижениями в этой области, как равным образом и обретенной ею экономической независимостью, груз ответственности, который она несла на себе, казался ей все-таки непомерно тяжелым, и временами она испытывала искушение переложить его на другие, более крепкие плечи.

Она слышала, как Ричард в коридоре громко окликнул Уила и предложил ему отправиться на верховую прогулку.

Нечего и говорить, что мальчуган с восторгом принял это предложение, сопроводив свое согласие радостным воплем — Уил никогда не был тихим, спокойным мальчиком.

Она вспомнила, как отец Уила вечно требовал от малыша, чтобы он не повышал голоса, — даже в младенчестве, когда ребенок еще не понимал, чего от наго хотят взрослые.

Элисса подошла к открытому окну и с наслаждением вдохнула прохладный, напитанный запахами луговых цветов воздух.

Она видела, как Ричард с Уилом шли в сторону конюшен. Пронзительный голос мальчика был слышен хорошо, и хотя ответные реплики Ричарда до Элиссы не долетали, не приходилось сомневаться, что между мужчинами — большим и маленьким — шел оживленный разговор, интересовавший их обоих.

Ричард, похоже, умел разговаривать и ладить с детьми и относился к ним с искренней любовью. Даже если его утверждение, что ему наплевать, как к нему относятся люди, и соответствовало действительности, к детям это не относилось.

Элисса была уверена, что ее муж ценит доброе отношение к себе пасынка. — Она положила ладонь себе на живот и задумалась — останутся ли отношения между» Ричардом и Уилом столь же теплыми и в будущем, когда у Ричарда появится собственный ребенок?

Конечно, утверждать что-либо со всей определенностью было еще рано: задержка была слишком маленькая — всего-то день или два. Только когда у нее будет полная уверенность в том, что она беременна, она поставит мужа в известность.

Глава 12

— А вот и леди Доверкорт! Как чудесно вы сегодня выглядите! — воскликнул мистер Седжмор, устремляясь навстречу Элиссе и Ричарду, которые в эту минуту входили в просторный холл его загородного дома.

Подобно покойному Уильяму Лонгберну, Седжмор полностью перестроил купленное им имение. Вернее сказать, он построил большой дом заново, срыв до основания тот, что перешел ему от прежних хозяев. Фасад нового здания был украшен модными колоннами в стиле классицизма и столь же модным портиком. На крыше дома красовались высокие каминные трубы, сложенные из кирпича, а холл и комнаты были изукрашены резьбой и лепниной.

— Ваш покорный слуга, милорд, — сказал Седжмор Ричарду, когда они обменялись церемонными поклонами.

— К вашим услугам, сэр, — ровным голосом приветствовал его сэр Блайт.

Хотя Ричард и улыбался, на лице его было все то же высокомерное выражение, которое Элиссе впервые довелось увидеть, когда Ричард проплывал мимо нее на лодке.

Хотя высокомерие супруга вызывало у нее известное раздражение, она не сказала ему ни слова и, положив руку на сгиб его локтя, проследовала вместе с ним в большую гостиную, облицованную панелями из мореного дуба. В гостиной на стенах висели многочисленные портреты неизвестных Ричарду и Элиссе леди и джентльменов, которые, судя по всему, являлись предками достойного мистера Седжмора. У людей на портретах было одинаковое кислое выражение лица — казалось, все они страдали от хронического запора.

Взглянув на толпу гостей, Элисса поняла, что мистер Седжмор пригласил на обед всех, кого в округе Оустона можно было хотя бы с натяжкой причислить к благородному и обеспеченному сословию.

Как только Элисса и Ричард вошли в гостиную, разговоры, словно по мановению волшебной палочки, прекратились и в просторном помещении воцарилась мертвая тишина. Все гости, как один, повернулись к двери, чтобы взглянуть на молодую хозяйку Блайт-Холла и ее нового мужа.

Элисса думала, что ее торжественный выход к гостям в большом зале Уайтхолла станет первым и последним событием такого рода в ее жизни. Выяснилось, однако, что и здесь, в провинции, ее появление может быть обставлено пышно и торжественно. Элиссе стало не по себе.

Она подняла глаза на мужа и пришла к заключению, что на него окружающая обстановка удручающего впечатления не произвела. Он с горделивой улыбкой поглядывал по сторонам, воспринимая всеобщую почтительность и то повышенное внимание, которым их окружили, как нечто само собой разумеющееся.

Элисса не знала, о чем думал в эту минуту Ричард, но у нее сразу появилось ощущение, что в этот вечер все сложится совсем не так, как ей бы того хотелось.

И не по тон только причине, что все находившиеся в зале женщины принялись разглядывать Блайта с таким усердием, что можно было подумать, будто им прежде никогда не доводилось встречать мужчину. В конце концов, объяснить восхищенные взгляды дам было нетрудно: высокий и красивый Ричард, затянутый в черный бархатный костюм с белым кружевным воротником и манжетами, выглядел величественно и казался единственным в этой гостиной прирожденным дворянином и вельможей. К тому же все знали, что он был принят при дворе, а этим собравшиеся в зале леди и джентльмены похвастать, увы, не могли.

Словно по контрасту с безоговорочным восхищением, которое выражали глаза женщин, глаза большинства мужчин, Стоило им только взглянуть на свежеиспеченного графа Доверкорта, начинали излучать недоброжелательство, зависть и даже неприкрытую враждебность. Элисса, в общем, могла бы понять и это: в провинции не любили столичных выскочек.

Куда хуже было другое: по мнению Элиссы, неодобрение мужчин было главным образом вызвано обстоятельством, что Ричард был сочинителем и театралом, о чем, конечно же, все жители округи были прекрасно осведомлены.

Поскольку местное население свято верило, что сочинители пьес сродни шутам или акробатам, некоторые мужчины смотрели на Ричарда как на существо низшего порядка, хотя сам Ричард ставил себя гораздо выше здешнего общества и поглядывал на его представителей с известным пренебрежением.

Другими словами, с появлением на вечере Ричарда между ним и мужской половиной избранного общества Оустона неминуемо должны были возникнуть трения, которые при неблагоприятном развитии событий могли привести к скандалу или даже к открытому столкновению.

Элисса интуитивно все это понимала, но не знала, понимает ли это ее муж. Взглянув на него, она подивилась его спокойствию: он был собран, скептически настроен по отношению ко всему, а в глазах его, как это часто бывало, когда он общался с людьми, которых не уважал, затаилась усмешка.

«Как он спокоен, даже удивительно! — подумала Элисса. — Неужели он не чувствует угрозу, которая исходит от находящихся в зале мужчин?»

— Убей меня Бог, если это не сэр Джон Норберт! — неожиданно вскричал Ричард, устремляясь через весь зал к тучному мужчине, сидевшему на диванчике у стены. — Мы не виделись с вами, должно быть, целую вечность!

Сэр Джон покраснел как рак и, отдуваясь, произнес:

— А, Ричард Блайт! Вернулись, значит?

— Вернулся, как видите, — с пафосом ответил Ричард, отвешивая ему изящный поклон. — Чтобы, так сказать, припасть к земле предков и вкусить от чудодейственного источника, делавшего представителей моего рода мудрыми в совете и храбрыми в бою. Уверен, сэр Джон, что все эти годы вам очень меня недоставало.

Элисса беспомощно смотрела то на своего мужа, то на сэра Джона, чье лицо с каждой минутой все больше наливалось кровью.

— Неужели я воочию вижу перед собой то самое очаровательное создание, чьи прелести заставили вас, сэр Джон, отказаться от беззаботной холостяцкой жизни? — воскликнул Ричард, обращаясь теперь к супруге сэра Джона, такой же полной, как и ее муж, женщине, одетой в дорогое, усыпанное драгоценными камнями платье.

— Да… хм… это она самая и есть, — пробормотал сэр Джон, чуждый изящной словесности. — Алисия, дорогая, ты помнишь Ричарда Блайта?

— Лорда Доверкорта, с вашего позволения, — с любезной улыбкой поправил толстяка Ричард.

Сэр Джон откашлялся.

— Да… хм… лорда Доверкорта.

— Боже мой! Что это за нимфы рядом с вами? — осведомился Ричард, устремляя взгляд на дочерей сэра Джона, выстроившихся в ряд за спиной у родителей.

Элисса поторопилась прийти на помощь девушкам и по очереди представила их Ричарду.

Клодия, самая старшая и самая добрая, обладала, к сожалению, некоторым физическим изъяном — один глаз у нее косил, по причине чего у нее вошло в привычку смотреть на собеседника только одним глазом, а другой, косивший, жмурить. Ливию можно было бы с полным основанием назвать красой благородного семейства, если бы не ее улыбка, которой явно недоставало искренности. Антония была бесцветна и простовата, но при этом грешила тщеславием и думала исключительно о своей внешности и о нарядах, наивно полагая, что она — эталон женской привлекательности и ей ничего не стоит свести с ума любого мужчину в округе Оустона.

Вот и теперь, увидев перед собой Ричарда, она так часто заморгала, что можно было подумать, будто в глаз ей попала соринка.

— Ваш покорный слуга, милые леди, — сказал Ричард и поклонился.

Поскольку мистера Седжмора нигде не было видно, Элисса решила представить мужу гостей своего соседа сама. Все шло как по маслу, пока она не подошла к дородному, средних лет джентльмену в кудрявом парике, кружевном жабо и лимонно-желтом камзоле.

— Позвольте, милорд, представить вам мистера… — бодро начала она, но потом смешалась, покраснела и вдруг почувствовала, что может сию минуту допустить какую-нибудь чудовищную бестактность — начать, к примеру, неприлично хихикать.

— Ага! Должно быть, вы и есть тот самый мистер Эсси, о котором я уже порядком наслышан, — сказал Ричард, приходя на помощь жене. — Очень рад встрече, сэр, очень. Какая у вас, однако, необычная фамилия. Французская, должно быть?

Широкое простецкое лицо мистера Эсси расплылось в счастливой улыбке.

— Так оно и есть, милорд, так оно и есть — французская.

— Надо же! Остается только выяснить, как в эти края занесло вашего предка-француза — ведь должно же быть какое-то объяснение этому феномену! Уверен, что под всем этим кроется какая-то романтическая история, — доброжелательно глядя на мистера Эсси, произнес Ричард.

Сделав затем шаг в сторону, он едва не столкнулся с Антонией.

— Вы непременно должны рассказать мне о придворной жизни, — затараторила она. — Ну и о короле, разумеется.

Правду ли говорят, что он хорош собой? Неужели он такой же красавец, как вы?

В это мгновение сэр Джон так громко откашлялся, что Элисса едва не подпрыгнула на месте. Антония, однако, не обратила на отцовский кашель ни малейшего внимания. Подступив еще ближе к Ричарду и устремив на него пронизывающий взор, она спросила:

— Ну так как же? Красив король или нет?

— Я считаю, что суждение моей милой женушки в данном случае будет куда более ценным и объективным, чем мое, — произнес Ричард с любезной улыбкой. — В конце концов, кому судить о достоинствах мужчины, как не женщине? Вот если бы вы спросили меня о достоинствах придворных леди — тогда другое дело. Тогда я бы дал вам самый обстоятельный ответ…

— Отлично. Тогда скажите нам, королева такая же… — начала было подоспевшая к ним Ливия.

— Давайте лучше вернемся к вопросу о придворных дамах… — нетерпеливо перебила сестру Антония. — Правду ли говорят, что они все такие уж раскрасавицы?

— Все они чрезвычайно грациозны, уверенно держатся и, естественно, очень хорошо одеваются, — ответил Ричард. — Что же до их красоты, то это, как говорится, дело вкуса, не правда ли?

Некий молодой человек, которому этот разговор показался любопытным, присоединился к их маленькой компании и, прежде чем задать вопрос, с шумом втянул в себя воздух.

— А как леди Кастльмейн? Так ли она прекрасна, как уверяет нас молва?

— Она очень хороша собой, как, впрочем, и все прочие любовницы короля. Но пожалуй, ее главное достоинство — страстность. Огненный темперамент — вот что выгодно отличает ее от большинства других леди — так, во всяком случае, мне кажется.

Ричард, прогуливаясь в окружении маленькой компании по гостиной, приблизился к диванчику, на котором сидели сэр Джон и леди Алисия. Расположившись с ними рядом, он продолжал светский разговор:

— Карл, впрочем, больше всего ценит разнообразие. Из-за его ненасытного темперамента я лишился стольких актрис, что даже не могу вспомнить их всех поименно. Похоже, его величество относится к моему театру, как к собственному гарему. Вы не представляете, как трудно в таких условиях осуществить постановку пьесы. Вот почему, — Ричард выразительно помахал рукой перед носами у своих слушательниц, — я решил оставить сцену и сменить суету столичной жизни на буколические красоты здешнего края. Но разумеется, главную роль в переезде сыграла моя очаровательная женушка.

Элисса слушала его, широко раскрыв глаза.

Что он такое говорит? И как вызывающе себя ведет! Он что, не имеет представления, как нужно держать себя в приличном обществе? Возможно, и этот разговор, и вызывающие манеры вполне уместны в Уайтхолле, но только не здесь, в Оустоне.

Неужели он хочет, чтобы все думали о нем как о растленном типе и сочинителе-дилетанте, как совсем еще недавно думала она сама? Разве он не понимает, что такого рода разговоры и поведение унижают не только его самого, но — даже в большей степени — его жену?

Но нет, он слишком умен, чтобы всего этого не понимать, — тогда зачем он все это затеял?

К сожалению, потребовать у него объяснений сию минуту невозможно — слишком много вокруг людей. Но как только они останутся наедине, она обязательно выяснит, зачем ему понадобилось унижать их обоих, строя из себя жадного до сплетен, говорливого, пустоголового болвана?


— Что и говорить, представление ты устроил грандиозное, — сказала Элисса, когда их экипаж, переваливаясь с кочки на кочку, неторопливо катил к дому по разбитой проселочной дороге. — Даже если бы ты специально поставил перед собой цель вызвать у всех этих людей ненависть к себе, тебе и то не удалось бы достичь большего.

— Хочу отдать должное твоей проницательности, — ответил Ричард, откидываясь на подушки сиденья и складывая на груди руки. — Это действительно было представление. — Он усмехнулся. — Я столько лет провел в театре, что научился различать, на моей стороне публика или нет. Интуитивно я все предвижу заранее, до того как на сцене поднимают занавес. Вот и сегодня я с самого начала знал о том, как настроена публика, то есть все эти представители хорошего общества Оустона, так что лезть вон из кожи, чтобы им понравиться, не имело смысла. Они, не успев меня увидеть, уже имели обо мне совершенно определенное мнение.

— Недалеко не все они тебя ненавидели.

— Да, не все. На моей стороне, к примеру, были женщины.

— Думаю, тебе должно это льстить.

— Да с какой стати? Я для них что-то вроде акробата или забавного уродца, каких показывают в цирке. Знаешь, что они обо мне думают? Что я — симпатичный сочинитель из Лондона, друг короля и непременный участник всех его непристойных забав, вот что! По этой причине они с самого начала ждали от меня какой-нибудь неприличной или экстравагантной выходки. Не мог же я обмануть их ожиданий?

— Между прочим, ты своим поведением лишь заставил их утвердиться в этом мнении, — холодно сказала Элисса. — Но оставим па время женщин. Кое-кто из мужчин тоже был на твоей стороне. Во всяком случае, поначалу.

Поведение Ричарда на вечере было чрезмерно вызывающим и даже скандальным, и Элисса не могла так быстро простить ему все выходки, хотя в глубине души и понимала, что во многом, о чем он говорил, есть рациональное зерно.

— Да ничего подобного! — заявил Ричард. — Этим мужчинам, о которых ты упоминаешь, просто-напросто нужны связи при дворе, и они, так сказать, искали у меня протекции. Вот почему они были со мной вежливы. Кстати, твой разлюбезный мистер Эсси, хотя и разрядился, как петух, вел себя вполне по-джентльменски. Да, я совсем забыл о мистере Седжморе. Он был просто очарователен. По-видимому, ему очень хочется стать другом нашей семьи — твоим, во всяком случае.

— Он по крайней мере не развлекал гостей последними сплетнями из жизни короля и его любовниц.

— Но ведь все эти люди только об этом и хотели услышать, — заметил Ричард. — Нет ни одного человека в Англии, который бы не хотел узнать о том, как развлекаются король и его свита. Согласись, мои рассказы о придворной жизни весьма заинтриговали гостей Седжмора.

— Заинтриговали, согласна, но еще больше их заинтриговала твоя манера рассказывать.

— Это было представление, ты же сама об этом говорила.

Элисса посмотрела на него в упор:

— Еще раз хочу тебе заметить, Ричард, что ты своим поведением лишь подтвердил их худшие опасения на твой счет.

Но почему ты вел себя столь развязно и вызывающе? Наоборот, им следовало показать, что ты не только сочинитель пьес, что в тебе есть нечто большее.

Ричард отвернулся к окну и, задрав голову, некоторое время всматривался в темное небо.

— Возможно, этого самого «нечто» во мне нет и я всего лишь сочинитель пьес, — с иронией в голосе проронил он.

Когда ему не хотелось отвечать на тот или иной вопрос, он ловко уходил от него, прикрываясь, как щитом, сарказмом и иронией.

— Я в это не верю.

— И правильно делаешь. Я не только сочинитель пьес, но еще и неплохой актер. Мне, к примеру, не составило бы никакого труда разыграть перед ними роль благородного кавалера и преданного королю солдата.

— Не надо никого из себя разыгрывать. Будь самим собой, вот и все.

— Это означает быть Ричардом Блайтом, человеком, который всегда играет какую-нибудь роль. И не важно, какая у него аудитория. Человек этот готов с равным удовольствием играть и перед королем и его придворными, и перед деревенскими помещиками и торговцами, и перед простым народом.

Элисса нахмурилась:

— Сейчас, стало быть, ты тоже играешь?

Ричард пожал плечами.

— И когда занимаешься со мной любовью — тоже? И двигаешься ты тоже как актер — заранее продумывая каждый свой шаг и жест? А когда говоришь, то произносишь одни лишь затверженные строки из пьес — своих или какого-нибудь другого сочинителя? Ты так вел себя со всеми женщинами? Сколько, кстати, их у тебя было?

— Элисса, я…

Карета остановилась, но Элисса не стала ждать, когда Ричард выйдет и подаст ей руку, а отворила дверцу и выбралась из экипажа без его помощи.

Ричард остался в карете, наблюдая за тем, как она входила в дом. Он сидел в экипаже до тех пор, пока кучер, которому показалось, что он уснул, не сделал попытки его растолкать.

Стоило только кучеру коснуться его плеча, как Ричард выскочил из кареты и бегом бросился к дверям дома.

В спальню он, однако, подниматься не стал. Вместо этого он торопливо прошел по коридору и вошел в кабинет Элиссы, который находился рядом с гостиной. Там он занялся делом, которым, по его разумению, ему давно уже следовало заняться.


Когда Ричард на следующее утро ехал по проселочной дороге, его обуревали весьма противоречивые чувства. Он был бесконечно утомлен и счастлив одновременно.

Хотя, как говорили древние, «все течет, все изменяется», дорога за годы его отсутствия никаких изменений не претерпела и была точь-в-точь такой же, как в годы его юности.

Ричард вспомнил, как он мальчишкой возвращался ночью по этой дороге домой. Ночь не пугала его, наоборот, она предоставляла ему возможность побыть наедине со своими мыслями. Куда чаще, впрочем, он ходил по этой дороге днем, окидывая взором поля с зеленеющими всходами ячменя и стада пасшихся на лугах овец.

Красоты деревенской природы были с детских лет отрадой его души — отрадой, которой он лишился, когда переехал в Европу, поскольку нигде в мире не было такой бархатистой зеленой травы и таких заливных лугов, как в окрестностях Блайт-Холла.

Сегодня утром Ричард испытывал утомление по той простой причине, что всю ночь не спал. Счастлив же он был потому, что осознал наконец свою ошибку. Разыгрывать из себя распутного придворного и наперсника веселого короля Карла было ни к чему. Куда больше ему бы подошло амплуа благородного человека, достойного своего древнего герба и своих наследственных владений.

Ричард сожалел о том, что всю ночь просидел в кабинете, а подняться в спальню и попросить прощения у Элиссы так и не удосужился. Что ж, перед тем как отправиться на прогулку с Уилом, он отыщет ее и принесет ей свои извинения.

Беззаботно насвистывая, он попытался представить себе, что при этом скажет и как будет себя вести. Помнится, она обвиняла его в том, что он обдумывает заранее каждый свой шаг и жест, иными словами, тщательно режиссирует свои действия. Ну и пусть! Ему было приятно представлять себе во всех подробностях, как он поцелует ее, в руку или в щеку — он пока еще не решил, куда именно, — а потом начнет говорить нежные слова. Возможно, он даже поцелует ее в губы — все зависит от того, какое выражение глаз будет у нее в этот момент.

Неожиданно лошадь Ричарда остановилась как вкопанная, и всаднику стоило немалого труда удержаться в седле. Словно чертик из коробочки, из зеленых насаждений, что росли вдоль дороги, выскочила Антония Норберт и предстала перед изумленным взором Ричарда. На ней была огромная уродливая шляпа, которая слегка сбилась набок, и светлое платье, испачканное зеленым травяным соком и в нескольких местах порванное.

Пока Ричард успокаивал лошадь, Антония широко улыбалась и усиленно моргала, пытаясь изобразить то, что сочинители обыкновенно именуют «трепетом ресниц».

— Лорд Доверкорт! Какой приятный сюрприз!

Ричард, которого поразила наглость этой девицы, чьи манеры были еще более развязными, нежели манеры слонявшихся по набережной Темзы шлюх, окинул ее холодным взглядом и с привычной иронией в голосе осведомился:

— И как часто вы залегаете в придорожных кустах, подкарауливая ничего не подозревающих путников?

Девица захихикала. Громко, бесстыдно.

— Вы такой забавник, милорд!

— Нет, правда, что вы здесь делаете, мисс? Разве вы не знаете, что таким очаровательным юным леди, как вы, не рекомендуется гулять в одиночестве? — произнес Ричард, сделав вид, что не расслышал предыдущей реплики Антонии.

В ответ он снова услышал дурацкое хихиканье, после чего был ошарашен весьма откровенным, совсем не девичьим взглядом в упор и невольно вздрогнул.

— А если бы со мной что-нибудь случилось, к примеру, на меня бы напали разбойники, вы пришли бы мне на помощь? Говорят, вы великий фехтовальщик…

— Я вынимаю рапиру из ножен только в тех случаях, когда опасность угрожает моей жизни, — сказал Ричард, невольно сбиваясь на легкомысленный тон, принятый в дамских будуарах при дворе. — Я трусишка, дорогая мисс, и боюсь случайно порезаться.

Антония, покачивая бедрами, подошла к нему совсем близко, и Ричард возблагодарил провидение за то, что не стоял на земле, а сидел на лошади.

— А вот мы о вас слышали совсем другое. Оустон не такое уж захолустье, как вам, наверное, кажется, и кое-какие новости из Лондона сюда доходят. Так вот, люди говорят, что вы не только отличный фехтовальщик, но еще и отчаянный бретер.

— Бретер — это слишком сильно сказано. В юности, конечно, за мной водился такой грех, я участвовал в дуэлях, но с тех пор прошло уже много лет.

— Но ведь талант фехтовальщика у вас остался, верно? — с хитрой улыбкой произнесла Антония.

— Все свои таланты, мисс, я решил употребить на благо своей семьи.

— Как это благородно с вашей стороны!

— Прошу извинить, мисс, но мне пора домой. Я обещал взять с собой на прогулку Уила. Желаю здравствовать!

Ричард не стал дожидаться ответной реплики Антонии или, не дай Бог, ее хихиканья и дал коню шпоры.

Антония заверещала так, как будто ее резали.

Ричард невольно придержал коня и обернулся.

Антония, согнувшись в три погибели, касалась пальцами лодыжки и болезненно морщилась.

— Мне кажется, я потянула связки, — жалобно сказала она. — Сильно потянула, и мне больно ходить.

Ричард с тоской поглядел вдаль. Он готов был отдать все на свете, чтобы только не возвращаться к сластолюбивой Антонии. Увы, этикет предписывал мужчине оказывать дамам всемерную помощь, и отмахнуться от его предписаний Ричард не мог. Ему ничего не оставалось, как сойти с коня и предложить девушке свои услуги.

— Я такая неуклюжая, милорд, — заявила девица.

— Это все дорога. Думаю, вы угодили ногой в выбоину, — холодно произнес Ричард.

— Но что же теперь делать?

— Вам придется забраться на лошадь, а я отвезу вас домой.

— Я могла бы сесть верхом у вас за спиной, — высказала она предложение, которое, Ричард не сомневался, было обдумано заранее. — До дома моего отца путь неблизкий.

Ричард криво усмехнулся. Короткой дороги он не знал, а Антония, по его разумению, должна была избрать самый длинный и извилистый путь к своему дому.

— Я катаюсь уже довольно долго, и моя лошадь устала.

Двух седоков она не выдержит. Так что на лошади поедете вы, а я пойду рядом.

Антония хотела было запротестовать, но, взглянув на Ричарда, поняла, что противоречить ему не стоит.

— Идите сюда, я помогу вам сесть в седло.

— Боюсь… идти я не в состоянии. Мне больно!

Ричард едва удержался, чтобы не выругаться. Делать, однако, было нечего — он подошел к Антонии и предложил ей руку.

— Вот, обопритесь о мое плечо. Так вам будет легче передвигаться.

Антония забросила свою довольно-таки мясистую руку ему за шею. При этом платье у нее на груди распахнулось: возможно, это было совпадение, но Ричард в совпадения такого рода не верил.

Груди у нее были роскошные. Кое-кто из мужчин, без сомнения, воспользовался бы представившимся удобным случаем, чтобы их ущипнуть или потискать.

Ричарду приходилось в своей жизни видеть женские груди — причем куда более красивые. Хотя бы грудь его жены, к примеру. По этой причине грудь Антонии не произвела на него особого впечатления.

— Итак? — Дыхание Антонии обожгло ему ухо.

Обняв девушку за талию, Ричард помог ей дойти до лошади.

— Нога у меня сильно распухла, и я не смогу поставить ее в стремя, — сообщила ему Антония.

Ричард почувствовал, что попал в ловушку. В последний раз он испытывал сходное чувство, когда король объявил ему, что намерен его женить. Тогда, впрочем, все обернулось к лучшему, чего в случае с Антон ней не предвиделось.

— Я вас подсажу, — сказал он, отводя глаза в сторону. — Положите руки мне на плечи и держитесь. Главное, чтобы лошадь стояла смирно.

Когда Ричард приподнял Антонию над землей, она взвизгнула. Лошадь, услышав визг, вздрогнула, заволновалась и стала переступать на месте ногами. Тем не менее Ричарду удалось водрузить девушку на седло. При этом ее груди коснулись его подбородка.

Ричард перевел дух и взялся за поводья, чтобы вести лошадь за собой.

— Сначала идите по дороге прямо, а потом, у развилки, сверните налево, — скомандовала Антония.

Ричард кивнул, и они двинулись в путь.

— Право, мне совестно, что я причинила вам такое беспокойство, — промурлыкала Антония.

— Бывает, — хмыкнул Ричард. — Люди, как и лошади, иногда спотыкаются, причем даже на ровном месте.

— Но мой учитель танцев утверждает, что я танцую лучше всех в Оустоне и движения у меня легки и изящны.

Поскольку Антония видела только спину Ричарда, он позволил себе скептическую ухмылку.

— А вы танцуете, сэр Ричард?

— Иногда.

— Вы, должно быть, знаете, какие танцы сейчас в моде при дворе?

Элисса была права: ему не стоило так много говорить о придворной жизни. Теперь женщины считают его знатоком придворных обычаев и нравов и станут донимать его разными глупыми вопросами.

— Мне не так уж часто приходилось бывать при дворе, — .сказал он.

— Вы скромничаете! Молва утверждает, что вы там дневали и ночевали!

— Эта, что ли, развилка? — спросил Ричард, радуясь представившейся возможности сменить тему.

— Да. Теперь сворачивайте налево. Налево! — крикнула Антония, поскольку Ричард повернул направо.

— Вы уверены, что надо сворачивать именно в эту сторону? — недоверчиво спросил Ричард.

— Полагаю, мне лучше знать, где находится отчий дом, — пропела Антония и с хитрым видом посмотрела на Ричарда. — Интересно, почему вы хотели свернуть направо? Уж не замыслили ли вы что-нибудь дурное?

Ричард не выдержал:

— Моя дорогая юная леди! Хочу заверить вас, что мои помыслы чисты, как родниковая вода, но вот ваши внушают мне большие сомнения.

— Милорд! — с возмущением вскричала Антония.

— Женщины часто меня домогались, и я изучил все их уловки. Так что вы, леди, можете хоть догола раздеться — я к вам и пальцем не прикоснусь. Кроме того, я знаю наверняка, что никакого растяжения у вас нет и вы все это выдумали.

— Я… я… вы… вы… — Антония покраснела как рак, и Ричард понял, что еще немного, и она зальется слезами.

Отвернувшись от Ричарда, девушка стала слезать с лошади.

— Я правда потянула связки! — воскликнула она. — А вы невесть что обо мне подумали, нахал!

Коснувшись земли ногами, она часто-часто заморгала, словно от боли.

Блайт хмыкнул. Девчонка довольно убедительно разыграла оскорбленную невинность. К несчастью для нее, она забыла, какая именно лодыжка у нее якобы болит, и теперь хромала на другую ногу.

Ричард не сомневался, что, оставь он Антонию здесь, у развилки, она станет рассказывать всем и каждому, какой он невоспитанный чурбан и жестокосердный человек. Хотя ему лично было на это наплевать, он знал, что разговоры на эту тему вызовут неудовольствие Элиссы и опечалят ее.

— Прошу меня извинить, — пробурчал он. — Я, знаете ли, слишком долго общался с актерами, а они мастера на розыгрыши. Позвольте мне помочь вам снова сесть на лошадь. После этого мы, как вы того хотите, повернем налево и продолжим путь.

— Ваши извинения принимаются, — с величественным видом произнесла Антония.

— Скажи, Уил, где ты услышал это-выражение? — негромко спросила она.

— На… на конюшне.

— От кого?

У Уила по щекам заструились слезы.

— Он очень злился, мама. — пробормотал мальчик, поднимая на Элиссу глаза. — Но не на меня, нет… — торопливо добавил он.

— Это был Ричард?

Уил вытер нос и кивнул.

— Понятно. Я обязательно скажу ему, что у нас дома употреблять такие грубые слова не принято. И гнев не может служить этому оправданием. Прошу тебя, Уил, никогда больше этих слов не говорить. Ты меня понял?

Уил с обреченным видом снова кивнул.

— Кроме того, ты наказан и не будешь ездить верхом до конца недели.

Мальчик в ужасе посмотрел на мать.

— Но…

— Никаких «но»! Такая мера заставит тебя запомнить на всю жизнь, что истинного джентльмена узнают по тому, что и как он говорит. А теперь отправляйся к себе в комнату и сиди там, пока я тебя не позову.

Понурив голову, Уил шаркающей походкой, как старик, вышел из комнаты.

Наконец сэр Блайт добрался до дома Антонии. Он валился с ног от усталости и, кроме того, был зол как черт. По счастью, Антония всю дорогу до Норберт-Холла хранила молчание: поняла, должно быть, что, домогаясь его, несколько перегнула палку. Или, быть может, мрачное настроение Ричарда передалось ей и излечило ее — по крайней мере на время — от излишней разговорчивости, кто знает?

Распрощавшись со сластолюбивой девицей и двинувшись в обратный путь, Ричард постарался выбросить из головы Антонию и вновь вернуться мыслями к предстоящему объяснению с Элиссой. У него в голове снова стали одна за другой прокручиваться умилительные сцены примирения — страстные речи, горячие поцелуи, ласки, потом снова поцелуи и ласки и так далее, до бесконечности…

Неожиданно его взгляд напоролся на каменную постройку оставшегося от былых времен павильона.

Все еще стоит, проклятый, с ненавистью подумал Ричард и дал себе слово при первой же возможности срыть павильон до основания.

Однако настроение у Ричарда после этого не улучшилось, а, наоборот, еще больше испортилось.

Почему, спрашивается, этот проклятый павильон не был уничтожен землетрясением, молнией или еще каким-нибудь образом? Почему, в конце концов, первый муж Элиссы, сторонник современных направлений в архитектуре, не велел разобрать его по кирпичику, чтобы выстроить на его месте не менее чудовищное, но зато абсолютно новое здание?

Обуреваемый этими безрадостными мыслями, Ричард доехал до конюшни. Не успел он соскочить с коня, как перед ним, словно призрак из преисподней, возник грум, который, похоже, дожидался его появления в течение нескольких часов.

— Леди Доверкорт требует вас к себе, милорд, — заявил парень, не удосужившись даже склонить перед ним головы. — Сию же минуту!

Глава 13

Элисса наблюдала за тем, как Ричард, заложив руки за спину, входил в ее кабинет. Вид у него был самый беззаботный, и ее грозно сведенные на переносице брови производили на него, казалось, не более сильное впечатление, чем облачка на небе, обещавшие дождь во второй половине дня.

Элисса мысленно приказала себе успокоиться, по возможности держать себя в руках и не давать воли гневу.

— Ты где был?

Ричард присел на край письменного стола и пристально на нее посмотрел.

— Катался на лошади. Надеюсь, ты соскучилась?

— Ночью тебя не было в спальне. Где же ты ночевал?

— Сначала скажи, ты соскучилась? — повторил он, раздвигая губы в исполненной чувственности улыбке.

— Поскольку ты мой муж и господин, ты не должен давать мне объяснений по поводу своего отсутствия, тем более если у тебя нет такого желания, — сухо сказала она. — Но ты отправился на прогулку один, без Уила.

На лице Ричарда проступило нечто похожее на обыкновенное человеческое чувство., — Я выехал еще до того, как он проснулся. Значит, он меня ждал? Черт бы побрал эту Антонию!

— Антонию? Антонию Норберт?

Элисса обнаружила, что Ричард, оказывается, может быть застенчивым и даже робким.

— Да, я скакал верхом на лошади, как вдруг из-за кустов перед самым моим носом появилась Антония. Оказалось, что она подвернула ногу. Увидев меня, она попросила, чтобы я отвез ее домой. Я как джентльмен не мог отказать даме и исполнил ее просьбу, то есть отвез ее в Норберт-Холл.

Домой — или еще куда-нибудь? На вечере у Седжмора Антония весьма недвусмысленно дала понять, что сэр Блайт ее заинтриговал. Неужели Ричард с его опытом легких побед над женщинами отверг то, что она, возможно, пыталась ему предложить?

— Поверь, Элисса, я бы предпочел вместо этого несколько часов подметать улицы Лондона, — сказал Ричард, будто отвечая на ее мысли.

Слова Ричарда польстили Элиссе, и она сразу же сказала себе, что глупо было с ее стороны подозревать ею в измене и ревновать. Вслух она, однако, сказала совсем другое:

— Все это не так уж и важно. Сегодня У ил уже никуда не поедет. Он вообще будет сидеть дома до конца недели.

Ричард выпрямился и устремил на нее встревоженный взгляд.

— Что с ним случилось? Уж не заболел ли?

Элисса покачала головой:

— К счастью, нет. Просто он наказан. Он, видишь ли, позволил себе сегодня утром выругаться.

— Позволил себе выругаться? — переспросил Ричард с таким облегчением, что можно было подумать, будто брань была для него столь же несущественным проступком, как не застегнутая до конца курточка. — И это все?

— Исходя из того, что он сказал, неделя без прогулки вполне справедливое за это возмездие.

— Что же он такого сказал, что так тебя опечалило?

— Некое выражение, которому его научил ты.

— Выражение, которому научил его я? — Тут Ричард наконец понял, что она имела в виду. — Ах это? Там, на конюшне?

— Да, на конюшне.

— А он сказал тебе, почему я выругался?

— Он сказал только, что ты очень разозлился.

Ричард едва заметно улыбнулся.

— Я наступил на навозную кучу и сразу же, так сказать, на это отреагировал, то есть чертыхнулся. Полагаю, что моя реакция при сложившихся обстоятельствах была вполне естественной.

— Я не понимаю, почему вы считаете брань естественной реакцией на жизненные обстоятельства, милорд, — сказала Элисса. — Богохульство суть проявление слабости.

Если бы она только знала, какие чудовищные ругательства и богохульства слышал он в детстве, то бранные слова, которые он произнес на конюшне, показались бы ей невинным лепетом.

— В тот момент я не помнил себя от злости. Но почему выругался Уил?

— Потому что ты уехал кататься без него.

— В таком случае я виноват даже больше, чем думал, а потому прошу прощения не только у тебя, но и у Уила. Позже я лично принесу ему свои извинения.

— Извинения часто произносят автоматически. Если человек не понимает, как разлагающе действуют богохульства на неокрепшую детскую душу, все эти жалкие слова — пустой звук.

Ричард вздрогнул.

— Думаешь, я не понимаю, как реагируют люди на те или иные слова? Чушь! Я — сочинитель. Уж мне ли не знать о силе воздействия слова на человека!

— У тебя не было собственных детей, а потому твоему пониманию недостает глубины. Быть может, тебе лучше не ездить больше с Уилом на верховые прогулки? Кто знает, чему ты можешь научить мальчика, даже об этом не подозревая?

— Чему же, по-твоему, я могу его научить? Мерзостям?

Наставлю его, так сказать, на путь греха и порока?

Элисса поджала губы и промолчала.

Ричард подошел к ней, схватил за плечи и прошипел:

— Ты, значит, полагаешь, что я способен научить твоего сына бог знает чему? Думаешь, я растлю его, как в свое время растлили меня?

Лицо Ричарда исказилось, он замолчал и, ни слова не говоря, вышел из комнаты.

Пытаясь сдержать охватившие его чувства, Ричард вышел в холл, подошел к камину и, положив руку на мраморную каминную полку, несколько раз глубоко вздохнул. Если бы Элисса только знала…

Но она не узнает. Не должна узнать!

Он услышал шаги и повернулся. Ему хотелось видеть Элиссу, но в то же время он боялся прочесть в ее взгляде непонимание и осуждение.

На лестнице стоял Уил. В его глазах отражались страх и удивление.

Что бы там ни случилось между ним и Элиссой, ребенку об этом знать не следовало.

Изобразив подобие улыбки, Ричард направился к мальчику, который тоже улыбнулся ему, хотя улыбка получилась невеселая.

— Боюсь, мое отсутствие вызвало в доме целый переполох, — сказал Ричард, присаживаясь на ступеньку рядом с мальчиком.

Несмотря на мрачные мысли, которые одолевали Ричарда, он не мог не признать, что при виде Уила его охватили теплые отеческие чувства — так, во всяком случае, ему казалось: ведь, как совершенно справедливо утверждала Элисса, собственных детей у него никогда не было.

Оглянувшись, Уил с заговорщицким видом прошептал:

— Мама, наверное, на тебя тоже рассердилась?

— Рассердилась, и даже очень, — вынужден был признать Ричард.

«Вот именно, что очень, — подумал Ричард. — Уж не приревновала ли она меня, чего доброго, к Антонии? Да нет, этого не может быть. Разве она не понимает, что Антония не стоит даже ее мизинца?»

— Не надо было мне ругаться, — пробормотал Уил.

— Да и мне не стоило этого делать, — сказал Ричард и с улыбкой протянул мальчику руку. — Нам следует заключить с тобой договор — никогда не ругаться, как бы ни были мы разозлены или опечалены. Мужчина должен и поступать, и говорить; как джентльмен, — при любых обстоятельствах. Идет?

Уил кивнул, и они с серьезным видом пожали друг другу руки.

Потом Уил вздохнул и сказал:

— Мама запретила мне кататься верхом до конца недели.

— Я знаю.

— Тебя она тоже наказала?

— Так, как тебя? Нет.

— Черт… — Уил осекся и прикрыл ладошкой рот. — Я просто хотел сказать, что, по-моему, это несправедливо.

— Взрослых наказывают по-другому.

— До чего же мне хочется поскорее стать взрослым!

… Ричард с теплым чувством посмотрел на ладного, смышленого парнишку, которого он с радостью стал бы называть не пасынком, а сыном. Интересно, что думал о нем, Ричарде, его собственный отец? Должно быть, ничего хорошего. Сэр Блайт-старший считал сына причиной всех своих несчастий, как будто это он, Ричард, принудил его жениться на своей забеременевшей вне брака матери, чтобы таким образом прикрыть грех и избежать огласки и скандала.

Поднявшись со ступеньки, Ричард произнес:

— На твоем месте, Уил, я бы не торопился расставаться с детством. Когда человека лишают детства, это значит, что его наказывают. А такое наказание куда хуже того, что придумала тебе мать.

— Куда это ты собрался? Можно и мне с тобой? — спросил мальчик, с мольбой посмотрев на Ричарда.

— Нет, нельзя. Я отправляюсь в такое место, где тебе вряд ли понравится, — негромко сказал Ричард и с этими словами вышел из дома.


Всю первую половину дня Элисса прождала Ричарда, недоумевая, куда это он опять запропастился. Она хотела попросить у него прощения за то, что была чрезмерно сурова с ним из-за произнесенного им в запале на конюшне ругательства. Кроме того, ей хотелось извиниться и за свои, как ей казалось, детские капризы, надутые губы и сцену, которую она устроила ему вчера вечером, когда они возвращались от Седжмора.

Ей также очень хотелось понять, отчего Ричард, беседуя с ней, неожиданно замолчал и вышел из комнаты. За этим скрывалась какая-то тайна, и Элисса пока еще не знала, как коснуться этого деликатного предмета, не обидев ненароком мужа.

В общем, отношения Элиссы с мужем складывались в тот день таким образом, что ей меньше всего хотелось видеть у себя дома посторонних, но так уж случилось, что именно в это время в Блайт-Холл неожиданно пожаловал мистер Седжмор.

— Добрый день, мистер Седжмор, — ровным голосом произнесла Элисса, стараясь скрыть недовольство, которое овладело ею при виде неожиданного визитера.

— У вас все хорошо, миледи? — вместо приветствия сказал Седжмор. — Уж очень вы бледны.

— Не привыкла поздно ложиться.

— Разумеется, как я только не подумал? — произнес Седжмор с улыбкой, которая его отнюдь не красила.

Элисса уселась в кресло и жестом предложила Седжмору занять другое, напротив.

— Вы приехали, чтобы обсудить со мной какое-нибудь дело?

— Дело? Только не сегодня!

Заметив, как Элисса нетерпеливо постукивает по столу пальцами, Седжмор приподнялся на стуле, сделав вид, что намеревается уйти.

— Если я не вовремя, тогда я, пожалуй, по…

— О нет, что вы, пожалуйста, оставайтесь, — сказала Элисса, погрешив против правды ради соблюдения этикета.

Что бы там ни думала Элисса о Седжморе, он был человеком богатым и влиятельным, к тому же ее соседом, и разумнее было его не задевать и отношений с ним не портить.

— Хочу поделиться с вами кое-какими наблюдениями на вчерашнем вечере, — произнес Седжмор, откидываясь на подушки кресла. — Дело в том, что разговоры, которые вчера вечером вел ваш муж, немало меня удивили и даже смутили.

— Он сказал мне, что нет в Англии человека, который бы не любил слушать сплетни из жизни королевского двора.

Мистер Седжмор захихикал.

— Что ж, в каком-то смысле он прав. Дочери сэра Джона уж точно были заинтригованы его рассказами. Но еще больше самим рассказчиком.

— Ричард может быть очень обаятельным, если захочет.

— Вчера, по-видимому, он очень этого хотел, я бы сказал, даже слишком.

Элисса принужденно улыбнулась.

— Это все издержки жизни в Лондоне. Он слишком долго был при дворе.

— Принимая во внимание издержки, о которых вы упомянули, скажите, его поведение не вызывает у вас раздражения? Или неприятия? Ведь, как говорит пословица, яблоко от яблони недалеко падает.

— О семье мужа я почти ничего не знаю, — равнодушно произнесла Элисса, хотя разговор постепенно стал вызывать у нее интерес. — По-моему, он не любит вспоминать прошлое.

— И недаром.

— Какие же тайны он хранит?

— Ну… я всего, разумеется, не знаю. Так, слышал кое-что.

Элисса разочарованно вздохнула, но потом, заметив многозначительную улыбку на лице Седжмора, поняла, что он знает куда больше, чем старается показать, просто пытается с помощью недомолвок вызвать у нее повышенный интерес к предмету.

— Быть может, есть смысл попросить сэра Джона рассказать о семье Ричарда? — высказала предложение Элисса, почувствовав, что Седжмор не захочет расставаться с информацией, которой владеет, просто так и потребует за это с нее кое-что взамен.

Что именно, Элисса пока не знала, но быть обязанной Седжмору не хотела ни при каких обстоятельствах.

— Если сэр Джон даже что и знает, то вам не расскажет — уж такой он человек. — Седжмор сделал грустное лицо и лицемерно потупил взор. — Быть может, и мне лучше промолчать?

— Делайте, как считаете нужным, — сказала Элисса, стараясь по возможности не выказывать своего любопытства.

— С другой стороны, для вас было бы небесполезно узнать кое-что из истории семьи вашего мужа, — продолжал набивать себе цену Седжмор.

— Поверьте, я способна оценить откровенность, которая вызвана искренней заботой о моем благе.

Мистер Седжмор снова растянул губы в улыбке. У Ричарда улыбка чаще всего бывала веселая или ироническая, реже — издевательская. У Седжмора — хитрая и самодовольная. По мнению Элиссы, Седжмор в такие минуты походил на ухмыляющуюся жабу, если, конечно, допустить, что жабы могут улыбаться или ухмыляться.

— Когда моя семья переехала в эти края — а это произошло вскоре после смерти отца сэра Ричарда, — мне как-то раз довелось услышать, о чем болтали на кухне наши слуги.

Они обсуждали семейные тайны Блайтов. Никого из них, казалось, ничуть не удивляло то обстоятельство, что дядя приложил немало усилий для того, чтобы сплавить своего племянника за границу — как говорится, с глаз долой — за то якобы, что его покойный брат совершил по отношению к нему крайне неблаговидный поступок. Так вот, по слухам, отец сэра Ричарда соблазнил жену своего родного брата.

При этом известии Элисса широко распахнула глаза, а мистер Седжмор, довольный произведенным эффектом, продолжил свой рассказ:

— Дальше — больше. Жена дяди сэра Ричарда сбежала от него с управляющим, который перед этим прикарманил почти все наличные деньги ее мужа. Эту парочку с тех пор никто больше не видел. Поскольку сэр Ричард находился в Европе при дворе нашего короля, дядя сэра Ричарда сразу же после бегства жены продал имение, что ему не удалось бы сделать, если бы его племянник жил в Англии. Получив деньги, дядя отослал небольшую сумму Ричарду во Францию, сел в Ливерпуле на корабль и отплыл в Новый Свет. Увы, до Нового Света он так и не добрался и умер во время путешествия.

— Я не имела обо всем этом ни малейшего представления, — протянула Элисса, и это была чистая правда.

— Но и это еще не все, — сказал Седжмор, смакуя каждое слово своего скандального повествования. — Мать сэра Ричарда в моральном отношении была ничуть не лучше своего супруга-сладострастника. Об этой женщине я ничего толком не знаю, потому что она ловко умела заметать следы, но говорят, что у нее было великое множество любовников.

Выслушав рассказ Седжмора, Элисса сразу же прониклась сочувствием к своему супругу. У этого человека, который прожил пятнадцать лет в лоне столь греховной семьи, детство и юность воистину должны были быть ужасными.

Но как ей подступиться к нему, выказать сочувствие и нежность, которую она к нему испытывала? Ричард был гордым человеком, и если бы ему хотелось, чтобы она знала о перенесенных им в юности испытаниях, он бы, разумеется, ей об этом поведал.

Потом она подумала, что ничего удивительного нет в том, что Ричард временами бывает циничным, а речи его подчас исполнены горечи. Это была не его вина, но его беда. Но каким мужем и отцом может быть такой человек? — вот вопрос, на который Элисса пока не находила ответа.

В юности он скрывал терзавшую его душевную боль за внешней бравадой, саркастическим тоном и лихими ухватками повесы и бретера. Но боль и детские обиды с годами не исчезли — они, наложив отпечаток на характер, просто отравили что-то в его душе, и их проявления в зрелом возрасте могли оказаться непредсказуемыми и даже разрушительными, чего, собственно, Элисса и опасалась.

Больше всего, однако, ее удивляло другое — как ему после всех выпавших на его долю испытаний удалось найти в себе силы, чтобы тепло и нежно относиться к ней и ее сыну Или это всего лишь игра? Ведь Ричард сам говорил, что ему все равно где и перед кем играть, главное — процесс!

Потом она вспомнила, как исказилось от ужаса его лицо, когда она обвинила его в попытке растлить ее сына, и решила, что его боль и отчаяние в тот момент были подлинными.

Уж в чем, в чем, но в этом сомнений у нее не было.

Да и в его теплом отношении к ней она тоже не сомневалась — всякий раз, когда он на нее смотрел, его взгляд начинал лучиться от любви и нежности. Такое, по мнению Элиссы, сыграть было невозможно.

Мистер Седжмор принял ее задумчивость за выражение печали и кашлянул, чтобы привлечь ее внимание.

— Боюсь, миледи, мой рассказ опечалил вас. Но я и представить себе не мог, что сэр Ричард все это от вас скрывал.

— Не могли же вы подумать, что я буду веселиться, услышав от вас пересказ циркулирующих насчет семьи моего мужа небылиц? Что же до того, что Ричард хранил молчание… Не хотел ворошить прошлое, вот и все! К тому же я уверена, что за всеми этими слухами ровно ничего не стоит и основаны они на лжи и домыслах, — ровным голосом сказала она, решив, что как жена просто обязана защитить репутацию своего супруга. — Все мы знаем, чего стоит досужая болтовня слуг.

От изумления глаза мистера Седжмора едва не вылезли из орбит. Его до такой степени удивили и поразили слова Элиссы, что он даже приоткрыл рот. Элисса же, сделав вид, что ничего не замечает, добавила:

— Надеюсь, мистер Седжмор, вы не придаете значения этим лживым россказням?

— Лживым россказням? Но я сам слышал, как сэр Джон порицал распутное поведение обоих родителей вашего мужа.

— Мне бы хотелось вам напомнить, что мой муж знаменит тем, что вызывает на дуэль даже по самым ничтожным поводам. Все эти сплетни и домыслы, хотя и лживые, порочат тем не менее его честь, и я бы на вашем месте не стала передавать их другим людям. Боюсь, сэр Ричард, узнав об этом, может не на шутку разозлиться.

Мистер Седжмор сделал вид, что оскорблен до глубины души.

— Я упомянул об этих слухах ради вашей же пользы.

— А вот я, окажись на вашем месте, не стала бы больше упоминать об этих слухах из соображений собственной пользы.

— Должен ли я понимать ваши слова так, что вы заботитесь о моей безопасности?

— Вы правильно меня поняли. Мне бы не хотелось, чтобы из-за каких-то глупых сплетен пролилась кровь. — Элисса встала и одарила своего соседа ледяным взглядом. — Желаю вам здравствовать, мистер Седжмор.


Придав своему худому лицу выражение дружеского участия и заботы, Альфред Седжмор подошел к Ричарду, сидевшему в оустонской таверне «Лошадиная голова».

— Бог мой, милорд! Что привело вас в такое злачное место?

К тому времени Ричард уже покончил с бутылкой дешевого красного вина, которое отчасти восстановило душевное равновесие, утраченное им в столкновении с Элиссой, и наполовину опустошил вторую.

Пьянство, впрочем, не было способно ни облегчить стыд, который он испытывал, ни отогнать неприятные воспоминания. В этом Ричард убедился уже давно и пил сейчас в основном потому, что не знал, куда себя девать и чем заняться.

— Желание напиться, — коротко ответил он, вскинув покрасневшие глаза на Седжмора.

Седжмор подвинул к себе грубую деревянную скамью и уселся за стол.

— Между прочим, когда у меня возникает желание напиться, я предпочитаю делать это в одиночестве, — заплетающимся языком произнес Ричард и посмотрел на Седжмора сквозь призму стакана, наполненного жидкостью вишневого цвета.

Седжмор позволил себе улыбнуться, а потом, наклонившись вперед, негромко сказал:

— Ваша матушка поступала по-другому.

Ричард, не обращая внимания на сидевших за соседними столами фермеров и работников, схватил Седжмора за воротник. Сейчас Ричарду требовалось одно: заткнуть соседу рот.

— На вашем месте я бы помалкивал, — прошипел он, стиснув зубы.

— Вы устраиваете сцену в общественном месте, но такова уж, видно, натура сочинителя, — прохрипел Седжмор, указывая Ричарду глазами на заполнивших таверну простолюдинов.

Ричард оглядел закопченное, пропахшее дымом и элем помещение таверны, но лица присутствующих расплывались у него перед глазами, и он видел перед собой только какую-то безликую массу. Несмотря на свое состояние, Блайт понял, что в словах Седжмора есть рациональное зерно. Если бы, к примеру, он ударил Седжмора, это стало бы причиной скандала и вызвало очередной всплеск слухов и сплетен вокруг его имени.

Ричард выпустил из пальцев кружевное жабо Седжмора и снова опустился на скамью.

— Предлагаю вам заткнуться и подобру-поздорову отсюда проваливать.

— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?! Я вам не лакей какой-нибудь!

— В таком случае считайте, что это просьба… хм… доброго соседа.

— В таком случае вам следует вести себя со мной соответственно — как с добрым соседом! Иначе я могу рассердиться и поведать вашей жене о том, что мне известно о тайной жизни ваших родителей.

При этих словах Ричард поежился и даже несколько протрезвел. Поскольку речь шла о тайнах его семейства, ему ничего не оставалось, как ловчить, делать хорошую мину при плохой игре и скрывать от всех свой стыд, страх и гнев.

— А что вы, собственно, знаете о моих родителях?

— Мне бы не хотелось об этом говорить, особенно в таком месте, где много лишних ушей.

— Нет уж, расскажите, сделайте одолжение! — взревел Ричард.

— Становится поздно, и мне пора идти.

Ричард перегнулся через стол, приблизил свое лицо к лицу Седжмора и со скрытой страстью произнес:

— Расскажите о том, что знаете.

Седжмор сглотнул и огляделся. Потом, решив, должно быть, что ему безопаснее разговаривать с Ричардом там, где есть люди, он прошептал:

— Ходили слухи об их скандальном поведении.

— Что конкретно вы подразумеваете под словами «скандальное поведение»?

— Неужели вы хотите, чтобы я рассказал вам все до мельчайших подробностей?

— Моя мать умерла, когда мне было девять лет, а отец — когда мне исполнилось шестнадцать. Они никогда не изображали передо мной святых, и вряд ли вы расскажете мне нечто такое, чего я не знаю, или то, что могло бы вызвать у меня шок.

О том, что сказала бы Элисса, узнай она тайны дома Блайтов, Ричарду не хотелось и думать.

— Я слышал о… неких, скажем так, событиях, которые имели место в павильоне с видом на реку.

— Да не тяните вы и не ходите вокруг да около! Я знаю о своих родителях все — или почти все. Так что же все-таки происходило в павильоне?

— Я уверен, вы отлично знаете, что именно там происходило.

Ричард об этом знал.

Седжмор вытянул губы трубочкой и шелестящим шепотом произнес:

— Вашей очаровательной жене наверняка понравится мой рассказ о том, как и при каких обстоятельствах умерла леди Блайт.

— Моя мать умерла от болотной лихорадки.

— О нет, милорд! Она умерла от обострения болезни, которой обычно болеют шлюхи, и от переизбытка спиртного. Смертельное оказалось сочетание.

Ричард скрестил на груди руки.

— Интересная сказочка. Увы, сказкой она и останется свидетелей-то нет!

Казалось, ирония, сквозившая в словах Ричарда, нисколько не задела Седжмора. Он смотрел уверенно и уже больше не улыбался.

— Есть свидетельства, полученные мной от врача, большого друга вашей матери.

У Ричарда перехватило горло: он помнил доктора своей матери. Это был маленький морщинистый человечек, который являлся в Блайт-Холл по первому ее зову и надолго застревал у нее в комнате.

— Никак не возьму в толк, почему подобная информация должна заинтересовать мою жену?

— Вы не правильно меня поняли. В мои намерения не входит развлекать вашу жену. Я лишь собираюсь открыть ей кое на что глаза.

«Он пока только собирается, — подумал Ричард. — Стало быть, ничего еще ей не рассказал».

— Вы удивительно предупредительный и услужливый человек, — сказал он. Потом, бросив на Седжмора зловещий взгляд, добавил:

— Но если вы попытаетесь внести в наши с Элиссой отношения разлад, предупреждаю вас: берегитесь!

Седжмор встал из-за стола, сверху вниз посмотрел на Ричарда и улыбнулся с видом победителя.

— Я вдруг подумал, что мне для этого и делать-то ничего не придется. Вы сами все разрушите собственными руками, если уже не разрушили. Сидите тут, в таверне, и наливаетесь дешевым пойлом, а ваша красавица жена между тем ждет вас дома. Если у вас с ней все хорошо, как вы дали мне понять, с какой стати, спрашивается, вы сюда притащились?

Ричард медленно поднялся и положил руку на эфес шпаги. Оскалив зубы в улыбке, от которой у его недругов в Лондоне начинали трястись поджилки, он сказал:

— Если у вас, мистер Седжмор, есть хоть капля здравого смысла — в чем я, впрочем, сильно сомневаюсь, — вы не скажете больше ни одного дурного слова ни о моей матери, ни о моем отце.

Тут Седжмор наконец понял, что, теша свое самолюбие, перегнул палку, и испугался по-настоящему. Пятясь, он добрался до двери и выскочил из таверны на улицу.

Ричард снова уселся за стол и налил себе стакан вина.

Он не сомневался, что теперь молчание трусоватого Седжмора ему обеспечено.

Глава 14

Увидев ярко горевшие в темноте окна Блайт-Холла, Ричард придержал лошадь. Хорошо бы найти где-нибудь поблизости небольшой стожок, зарыться в него и завалиться спать до утра, подумал он. Ричарду не хотелось возвращаться домой, смотреть Элиссе в глаза и объяснять ей, где он был и но какой причине выпил.

Кроме того, он так и не решил, рассказывать Элиссе о своем детстве или нет. Ему куда бы легче жилось, научись он изгонять из памяти демонов прошлого. Он, признаться, думал, что ему это удалось, до тех пор, пока не оказался в Блайт-Холле и не увидел павильон, выходивший окнами на реку.

Вот и теперь, как будто ведомый роком, он оказался неподалеку от этой зловещей постройки, очертания которой проступали в темноте ночи.

Соскочив с коня, он обмотал поводья вокруг толстой ветки дерева и зашагал к павильону. В воздухе пахло влажной травой и листьями. Как всегда, этот запах заставил его вернуться мыслями в прошлое, к той злополучной ночи, когда он, неожиданно пробудившись ото сна, отправился на розыски матери…

Обуреваемый воспоминаниями, Ричард обошел павильон и остановился у двери. Его била мелкая дрожь — как охотничью собаку, которая почуяла дичь.

«Интересно, — спросил он себя, — что будет, если я войду? А ничего не будет — родители давно уже умерли и похоронены. Они превратились в пищу для червей, стали прахом.

А их души, без сомнения, пребывают сейчас в аду».

Ричард толкнул дверь, и она легко, без скрипа, распахнулась.

Он увидел темный провал коридора и грязный, усыпанный засохшими листьями пол. Втянув в себя затхлый воздух, Ричард переступил порог и вошел внутрь, то есть совершил поступок, который до сегодняшнего дня казался ему немыслимым.

Лунный свет, проникавший в помещение сквозь высокие стрельчатые окна, освещал внутреннее убранство павильона, которое, как ни странно, не претерпело за эти годы почти никаких изменений.

Даже тяжелый дубовый стол, на котором обычно стояли кувшины с вином и серебряные блюда с фруктами, находился на своем законном месте — в центре залы. Вдоль стен, как и прежде, стояли низенькие мягкие диванчики на гнутых ножках. Они, правда, основательно пострадали от времени и влаги и обивка на них прохудилась и частью сгнила. Штукатурка во многих местах облупилась, обнажив кирпичную кладку. Паркет рассохся и угрожающе трещал, Опасаясь, что пол может под тяжестью его тела провалиться, Ричард, прежде чем сделать шаг, всякий раз проверял его прочность носком сапога.

Потом он заметил выцветшие, покрытые плесенью драпировки, которые висели уныло, как паруса застигнутого штилем корабля.

«Почему, спрашивается, она их тогда не задернула?» — подумал Ричард и прошел дальше, к алькову. Под одним из диванчиков он увидел какой-то предмет. Ричард отодвинул диван от стены и обнаружил портрет в потускневшей от времени позолоченной раме.

Он поставил портрет на стол и стал рассматривать.

Кто это? Ричард судорожно рылся в памяти, пытаясь вспомнить изображенного на портрете джентльмена, чьи слегка выпяченные чувственные губы и холодные, смотревшие из-под припухших век глаза показались ему на удивление знакомыми.

Усевшись на диван с полусгнившей обивкой, Ричард откинул голову на спинку и, прикрыв глаза, задумался.

Да, этот джентльмен бывал в Блайт-Холле, пришел наконец к выводу Ричард, давно, много лет назад, когда еще была жива его мать. Тогда, правда, этот человек был молод, а портрет, по-видимому, был сделан значительно позже, уже в его зрелые годы. Теперь Ричард не сомневался, что встречался в детстве с этим джентльменом, он только никак не мог вспомнить его имени.

Ничего удивительного: в то время в поместье приезжало немало мужчин, которые увивались за его матерью. При всем том что-то тогда поразило детское воображение Ричарда, заставило его запомнить лицо изображенного на портрете человека, выделить его из десятков других.

Все это, однако, никак не объясняло появление портрета. Вряд ли его отец стал бы хранить в павильоне изображение одного из любовников своей жены.

Ричард тяжело вздохнул.

Но если не отец, то кто же?


Когда Ричард открыл глаза, сквозь стрельчатые окна павильона лился уже не лунный, а солнечный свет. Он попробовал подняться с места, поморщился и снова плюхнулся на диван: после вчерашней попойки и ночи, проведенной на продавленном диване, голова у него раскалывалась от боли, а ноги затекли и нестерпимо ныли.

В следующее мгновение взгляд Ричарда наткнулся на портрет, который он поставил на стол, прислонив к пустой цветочной вазе. Изображенный на холсте мужчина с высокомерным лицом, казалось, от души потешался над его телесными и душевными муками.

Блайт отвел глаза от портрета и обозрел интерьер павильона при дневном свете.

В ярких лучах солнца он выглядел еще более неприглядно, чем ночью.

— Ричард!

Он вздрогнул и повернулся на звук голоса. В дверях стоял Уил. Широко раскрыв от удивления глаза, он рассматривал внутреннее убранство павильона.

— Уходи отсюда! — гаркнул Ричард. — Немедленно!

Громкий грубый окрик Ричарда до того напугал мальчишку, что он замер в дверях.

Ричард напомнил себе, что ребенок не имеет представления о том, что здесь случилось, и уже более спокойным голосом произнес:

— Прости, я не хотел тебя пугать, но полы здесь в таком состоянии, что в любой момент могут провалиться.

Немного успокоившись, Уил пролепетал:

— Но ты-то ведь внутри.

— Только когда я сюда вошел, я понял, в каком ужасном состоянии здесь полы, — объяснил Ричард и стал приводить в порядок свою одежду. — Кстати, ты не знаешь, который сейчас час?

— Сейчас время завтрака. Я, к примеру, уже поел, — сказал Уил, после чего обвел рукой облупленные стены павильона и спросил:

— Ты что же — здесь ночевал?

— Да. Зашел сюда и заснул. Случайно, — вынужден был признаться Ричард.

— Правда? — с волнением в голосе произнес Уил. — Я тоже всегда хотел; здесь переночевать. Хотя бы разик. Но маца мне не разрешила. Она даже не позволяет мне… — Он замолчал, опустил глаза и покраснел.

— Все ясно. Она не позволяет Тебе даже заходить сюда, потому что здесь опасно. Я правильно говорю?

— Правильно, — пробормотал Уил.

Ричард пригладил волосы.

— Значит, говоришь, ты уже позавтракал?

— Позавтракал.

— А мама?

— Не знаю.

— Надеюсь, мое отсутствие не слишком ее обеспокоило?

Ричарду не хотелось использовать Уила в качестве источника информации, но делать было нечего. Ему просто необходимо было знать, в каком настроении находится Элисса.

— Я не знаю.

— Слушай, может быть, ты позавтракаешь еще раз — со мной за компанию? — предложил Ричард. — Я умираю с голоду. А за это я расскажу тебе о пиратах, которых мне довелось увидеть в Лондоне.

— Ты вправду их видел?

— Уж ты мне поверь. Такие кровожадные на вид парни, что просто ужас.

— Я бы их не испугался…

Ричард взял со стола портрет и как бы между прочим сказал:

— Вот, нашел вчера вечером. Ума не приложу, кто мог его здесь оставить. Уж не твоя ли матушка?

Он снова посмотрел на портрет, потом перевел взгляд на мальчика и едва не выронил картину из рук. Когда в Лондоне Уил узнал, что Ричард не солдат, а всего-навсего сочинитель, у него на лице проступило точь-в-точь такое же презрительное выражение, какое было запечатлено на лице мужчины на портрете. Ричард понял, что на холсте изображен Уильям Лонгберн собственной персоной.

Стиснув портрет покойного отца Уила с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев, Ричард спросил:

— Ты знаешь, кто это такой?

— Понятия не имею.

Почему, интересно знать, Элисса спрятала портрет покойного мужа именно в павильоне? Уж не по той ли причине, что ее первый муж встречался здесь с любовницами, а она об этом узнала? А если узнала — то от кого? Не сам же Уильям Лонгберн рассказал ей об этом?

Ричард до такой степени ушел в свои мысли, что на минуту забыл об Уиле. Вернувшись к реальности, он посмотрел на мальчика и сказал:

— Если этот портрет спрятала здесь твоя мать, значит, у нее были для этого причины. Поэтому я положу его туда, где он лежал. — Ричард отнес, портрет к дивану и затолкал в щель между стеной и диванной спинкой. — Вот и все. Ну а теперь пойдем завтракать.

Когда они вышли из павильона, Уил ткнул пальцем в сторону лужайки, которая отделяла павильон от дома.

— А вот и мама идет! — заявил он, а потом, понизив голос, заговорщицким шепотом добавил:

— Думаю, это она нас ищет.

Увидев Элиссу, которая направлялась к ним по лужайке, Ричард, ни разу в жизни не поворачивавшийся к неприятелю спиной, ощутил вдруг сильнейшее желание удрать.

И вдруг свершилось чудо.

Элисса ему улыбнулась. Ричард испытал при этом такое удивительное облегчение, что у него ослабли ноги и он едва не опустился на траву.

Чтобы окончательно успокоиться и избавиться от лежавшего у него на сердце тяжкого груза, Ричарду было необходимо убедиться, что на портрете, который он обнаружил в павильоне, и в самом деле запечатлен не кто иной, как Уильям Лонгберн. Кроме того, ему хотелось узнать, каким образом портрет оказался в павильоне, и, самое главное, выяснить, что Элисса узнала о его родителях.

— Вот вы где! Это Уил тебя нашел? — сказала она, взглянув на сына.

— Я вчера очень поздно вернулся из города и не захотел никого будить. Поэтому заночевал в павильоне, — отрапортовал Ричард.

Несмотря на улыбку, которой встретила его Элисса, Ричарду казалось, что, начиная с ней разговор, он ступает на весьма зыбкую почву, где один неверный шаг может завести в трясину.

— Ты, должно быть, проголодался?

— Голоден как волк. Заранее упросил Уила составить мне за столом компанию, чтобы не есть в одиночестве. Быть может, ты к нам тоже присоединишься? — предложил Ричард.

— Присоединюсь, — негромко ответила Элисса.

Уил вложил одну ладошку в руку Ричарда, а другую — в руку матери. Ричард же поверх головы Уила посмотрел на жену, и на мгновение их глаза встретились.

Блайт решил, что не стоит слишком уж радоваться перемене в настроении жены, прежде следует выяснить, чему он этой перемене обязан. Элисса имела полное право на него гневаться за то, что он не пришел домой ночевать, но этим правом не воспользовалась, и это настораживало.

Когда они вошли в дом и остановились на минутку в холле, Ричард оглядел свою запыленную, измятую одежду.

— Мне следует привести себя в порядок, в противном случае слуги решат, что их новый хозяин ничем не лучше бродяги.

— Уил, будь добр, сходи к кухарке и скажи, чтобы она принесла завтрак твоему отчиму в столовую. Мы спустимся туда через несколько минут. Не сомневаюсь, что он велит кухарке подать завтрак и для себя тоже, — заметила Элисса, поворачиваясь к мужу.

Когда они поднимались по лестнице на второй этаж, Ричард сказал:

— Между прочим, я вчера не обедал. Говорю это на тот случай, если ты думаешь, что я был у кого-то в гостях.

— Я ничего такого не думаю, но, признаюсь, хотела бы знать, где ты находишься. Я о тебе беспокоилась.

Никто и никогда не беспокоился о Ричарде за всю его жизнь.

— Я был в «Голове лошади», — с покаянным видом сказал он. — Могу ли я надеяться, что ты извинишь меня за поведение, которое больше пристало разобидевшемуся юнцу?

Она остановилась и внимательно на него посмотрела.

— Я на тебя не сержусь. Признаю, что и сама вела себя вчера слишком… хм… импульсивно.

— По-моему, вчера твое недовольство мной было вполне оправдано. Но еще больше тебе следовало разозлиться на меня сегодня — за то, что я не пришел ночевать, — заявил Ричард, когда они вошли в спальню.

— Вчера я была с тобой излишне сурова, а ведь ты мой муж и господин. Я переусердствовала. Извини.

Ричард подошел к ней и положил руки ей на плечи.

— А ты извини меня сразу за две провинности: за мои вечные исчезновения и за то беспокойство, которое я тебе этим причинил. Я постараюсь свыкнуться с мыслью, что теперь я человек семейный и мне негоже уподобляться раненому медведю и искать спасения в бегстве при дурном настроении.

На его губах заиграла Чувственная улыбка, а глаза потемнели от страсти.

— Какой-то я все-таки непутевый муж. Всю ночь мерз в заброшенном павильоне, а прийти к тебе и попросить у тебя прошения за свои прегрешения не догадался. Но лучше поздно, чем никогда. Скажи, Элисса, ты меня прощаешь?

— Да, — промурлыкала она.

Ричард нагнулся и поцеловал ее. Его поцелуй был нежен и легок, как прикосновение лепестка. Но в нем был и огонь, который мог в любое время разжечь костер чувственности, если бы они дали ей волю.

Элисса была рада, что Ричард вернулся. Кроме того, ее радовало, что теперь она знает кое-что о его прошлом. Это знание должно было помочь ей правильно понимать поступки мужа и соответствующим образом на них реагировать.

Поцелуй стал затягиваться, пока Элисса не решила прервать его:

— Теперь я понимаю, милорд, какой именно голод тебя одолевает.

— Ты угадала: я так проголодался, что готов тебя съесть. — Ричард снова заключил ее в объятия и страстно поцеловал.

На мгновение она поддалась властному зову чувственности, но только на мгновение.

— Нас ждет Уил, — напомнила она Ричарду. — Кроме того, тебе следует подкрепиться. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя случился голодный обморок.

Улыбка Ричарда была неотразимой.

— Ты права. Мне необходимо как следует поесть, потому что ближе к ночи мне понадобятся силы.

Элиссе стало так жарко, что на мгновение показалось, будто за окном светит не скромное солнце Англии, а испепеляющее солнце пустыни.

Дотронувшись пальцем до своих слегка припухших губ, она сказала:

— А еще тебе необходимо побриться. От твоей щетины у меня на губах и на щеках раздражение.

— Извини, я не хотел царапать тебе кожу, — бросил он через плечо, направляясь к тазику для умывания. — Нив области щек и губ, ни… — добавил он с улыбкой, — ни где-либо еще…

— От таких разговоров у меня самой может случиться обморок, — с улыбкой сказала она, направляясь к гардеробу, чтобы достать чистую рубашку для Ричарда.

— Между прочим, я нашел в павильоне портрет некоего джентльмена, — сообщил он, снимая камзол и бросая его на кровать.

Она покраснела, но на этот раз отнюдь не от приятного смущения. Сказать по правде, она совсем забыла о том, что портрет находится в павильоне. В противном случае она давно бы уже велела слугам его сжечь.

— Это портрет Уильяма. Когда он умер, я отнесла портрет туда — как говорится, с глаз долой. Кроме того, у меня не было никакого желания, чтобы его видел Уил: мне не хотелось, чтобы картина напоминала ему о смерти отца, поскольку это могло его опечалить. Так что с тех пор портрет хранится в павильоне.

— Уил похож на отца. Конечно, он не вылитый Уильям Лонгберн, но похож, — заметил Ричард, намыливая себе лицо и шею.

Руки у Элиссы сжались в кулаки.

— Не думаю, — сказала она, стараясь говорить спокойно.

Ее сын не похож на Уильяма и не будет напоминать его даже в малейшей степени — уж она, Элисса, сделает для этого все! Он вырастет достойным и благородным человеком и будет относиться к женщинам с уважением.

— Так это хорошо или плохо? — поинтересовался Ричард, бросая в ее сторону любопытный взгляд.

— Это ни хорошо, ни плохо. Это — никак. Уил похож на меня, вот и все, — ровным голосом сказала она.

— Как бы то ни было, Уильям Лонгберн — отец твоего сына, и мне, естественно, хотелось бы узнать о нем побольше. Если не ошибаюсь, он был старше тебя? — спросил Ричард, шаря по туалетному столику в поисках бритвы.

Элисса обнаружила бритву под чистым полотенцем, достала ее и протянула мужу.

— Да, он был старше.

— А как вы познакомились?

— Мой отец познакомился с ним в Лондоне и пригласил к нам в гости. В то время я была глупенькой молоденькой девушкой, которая только и мечтала о том, как бы поскорее влюбиться и выйти замуж. Уильям ничего не рассказывал о своей семье, своих друзьях, да и вообще был человеком неразговорчивым.

Теперь-то Элисса знала, что молчание мужчины — дурной знак, но тогда она была слишком молода и тщеславна, чтобы это понимать. К тому же Уильям Лонгберн умел говорить комплименты, превознося ее грацию и красоту, и этого с нее было достаточно.

— Значит, он был, что называется, скрытным человеком?

— Чрезвычайно.

— Но ты все-таки в него влюбилась, несмотря на то что он был неразговорчивым?

Глаза Ричарда, казалось, сверлили ее насквозь, требуя от нее говорить правду и только правду. Элисса не выдержала его взгляда и отвернулась.

Через минуту послышалось едва слышное поскрипывание — Ричард начал соскребать бритвой щетину с подбородка Элисса повернулась, но снова встретилась с ним взглядом — он смотрел на нее в зеркало, даже когда брился. В его глазах отражалась печаль, и Элисса, как ни странно, почувствовала облегчение.

— Ричард! Я просто думала, что люблю его, но о том, что такое любовь, не имела тогда ни малейшего представления.

Он говорил мне комплименты, льстил мне и утверждал, что с ним я буду счастлива. В скором времени, однако, я поняла, что любовь, которую, как мне казалось, я к нему испытывала, была всего лишь девичьей влюбленностью.

Ричард положил бритву на край столика. Хотя он стоял к Элиссе спиной, она по развороту плеч и его уверенным легким движениям поняла, что при последних ее словах на душе у него стало легче.

— У тебя все в порядке?

Ричард смыл с лица мыло и с удивлением на нее посмотрел.

— Все ли у меня в порядке? — повторил он ее вопрос.

Потом, отшвырнув полотенце, он неожиданно залился громким веселым смехом, чего Элисса уж никак от него не ожидала. Ей не приходилось еще видеть, Чтобы он так искренне, от души веселился.

Продолжая смеяться, он повернулся к ней и раскинул руки.

— Миледи, женушка моя милая! У меня все в порядке.

Насколько это только возможно! Я в жизни еще не был так счастлив.

— Ты счастлив, потому что я не любила Уильяма Лонгберна?

Ричард обнял ее и ласково коснулся пальцем ее щеки.

— Именно! Должен признать, что до сего дня я самым позорным образом ревновал тебя к усопшему. Хотя, как я понял из твоих намеков, великим любовником он никогда не был, тем не менее я считал, что ты испытывала к нему весьма и весьма нежные чувства.

Она склонила голову ему на грудь.

— Я тоже тебя ревновала.

— К Антонии? — спросил он, на секунду от нее отстраняясь, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Ко всякой женщине, которая позволила себе взглянуть на тебя дважды.

— Должен вам сказать, что вы загадочная женщина, миледи.

— Загадочности я научилась у вас, милорд, — сказала Элисса, со значением посмотрев на Ричарда.

— У меня? — с самым невинным видом переспросил Ричард. — Да меня так же легко понять, как… как…

— Как наш брачный договор, — весело блеснув глазами, закончила за него Элисса.

— Не напоминай мне об этом договоре, женщина! В нем сам черт не разберется.

Она продолжала прижиматься к нему щекой, лелея в себе непередаваемое ощущение, которое испытывала от прикосновения к его обнаженной груди. В следующее мгновение, однако, она встрепенулась и вскинула на него глаза: Ричард быстрыми, хорошо рассчитанными движениями развязывал тесемки на ее корсаже.

— Что ты делаешь, Ричард? — вскричала она. — Завтрак наверняка уже на столе, да и Уил нас ждет. У нас совершенно нет времени!

Ричард пожал плечами:

— Это все ты виновата.

— Я?

— Если бы ты не была такой красивой и желанной, я бы не распалился так сильно — уж потерпел бы до вечера, — сказал Ричард, подходя к кровати.

— Похоже, тебя снова надо отправить спать в павильон.

— Моя бы воля, я снес бы его до основания.

Элисса, подивившись его мрачному тону, сказала:

— А я-то думала, тебе доставляет удовольствие видеть хотя бы одно строение, оставшееся в неизменном виде от прежних времен.

— Только не это.

— Но почему?

— Очень уж этот павильон обветшал. Руины, да и только, — заметил он, натягивая на себя камзол.

— Его можно отремонтировать. По-моему, в архитектурном отношении он интересен.

— А по-моему, нет. Где у тебя щетка для волос?

Элисса взяла с полочки щетку и протянула мужу.

— А все-таки павильон мне нравится, и я бы хотела его сохранить.

— Что ж, тогда мы его сохраним, — холодно сказал Ричард, расчесывая перед зеркалом волосы.

Элисса положила ладонь ему на руку.

— Может быть, мы не будем ссориться с тобой из-за этого павильона?

Взгляд Ричарда смягчился.

— Из-за этого проклятого павильона? Ни за что!

— Меня послала за вами кухарка! — объявил Уил, неожиданно входя в комнату. — Говорит, что все стынет.

Глава 15

За завтраком Уил, не обращая внимания на лежавший перед ним хлеб с сыром, с глубочайшим вниманием слушал рассказ Ричарда о том, как он, Ричард, встретился в Лондоне с пиратами.

Элиссу пираты занимали мало. Куда больше ее интересовало прошлое Ричарда, поэтому при первой же возможности она перевела разговор на эту тему. Ричард вдохновился и взволнованным голосом поведал ей об успешной постановке и представлении своей первой пьесы.

— ..Должен заметить, что в те минуты я испытал огромную радость и удовлетворение от сознания того, что мои самые заветные мечты осуществились, — подытожил Ричард свой рассказ и, посмотрев на Элиссу затуманившимися от страсти глазами, добавил:

— Не так давно, впрочем, мне снова довелось пережить это чувство.

Элисса вспыхнула.

— Представляю, какое облегчение ты тогда испытал, — сказала она.

— Облегчение? Что ж, можно и так сказать. По крайней мере успех избавил меня от необходимости бродить по улицам, вымаливая подаяние.

— Ты не похож на человека, который что-то у кого-то вымаливает.

— Тебе надо было остаться солдатом, — безапелляционно заявил Уил, намекая на то, что Ричард упустил в своей жизни блестящую возможность, чтобы преуспеть.

— Жизнь солдата нравилась мне значительно меньше театральной жизни, — сказал с улыбкой Ричард. — К тому же мне приходилось сражаться и после того, как я стал сочинителем и постановщиком пьес.

Уил скептически скривил рот:

— Это все было понарошку. Невсамделишные сражения.

— На твоем месте я бы не стал утверждать это со всей ответственностью, — произнес Ричард. — Мне приходилось разнимать разъяренных актрис, которые претендовали на одну и ту же роль, а женщины, да будет тебе известно, существа куда более кровожадные, чем мужчины, особенно женщины самолюбивые и амбициозные. Взять хотя бы леди Кастльмейн. Я бы никому не посоветовал с ней ссориться.

— А кто она такая? — спросил Уил.

— Леди Кастльмейн — очень близкий друг нашего короля, — быстро сказала Элисса.

— Я бы сказал, и его тоже, — заметил Ричард.

Элисса бросила в его сторону предупреждающий взгляд.

— Леди Кастльмейн также близкая родственница герцога Бэкингема.

— Еще одного близкого друга короля.

— А они были твоими друзьями? — с любопытством спросил Уил.

— Господь свидетель, нет! — ответил Ричард. Придав лицу мрачное выражение, он добавил:

— Уж слишком высокое положение они занимают.

— Зато ты — хороший друг самого короля!

— Ну, не такой уж хороший, чему, признаться, я даже рад, — произнес Ричард. — Наш государь обладает многими прекрасными качествами, но он — увы! — человек непостоянный и с легкостью меняет своих фаворитов. Участь же низринутого фаворита печальна, и мне бы не хотелось оказаться на его месте.

— Да уж, чтобы оставаться в стане королевских любимчиков, необходимо иметь недюжинные дипломатические способности, — вступила в разговор Элисса. — Кстати, точно такие же способности требуются для улаживания конфликтов между актрисами, которые претендуют…

— На исключительное внимание со стороны постановщика, — закончил за нее Ричард и добавил:

— К счастью, теперь я человек женатый и далек от всей этой суеты.

— Леди Доверкорт, прибыл мистер Роутер, — объявил слуга, появляясь в дверях столовой.

— Почему ты стал таким мрачным? — спросил Ричард, заметив, что Уил свел брови на переносице. — Живот заболел?

— Пришел мой учитель, — буркнул Уил.

— И очень хороший учитель, надо сказать, — заметила Элисса.

— Нечего хмуриться, Уил, — сказал Ричард. — Радуйся, что мать предоставила тебе возможность получить образование. Я, к примеру, провел счастливейшие часы своей жизни, общаясь со своим учителем, и хочу тебе заметить, что его уроки очень мне пригодились.

— Наверное, он обучал тебя фехтованию?

— Ничего подобного! Латинскому, греческому, риторике и теологии.

— Теологии? — изумилась Элисса.

— А что в этом удивительного? — спросил Ричард, откидываясь на спинку стула и скрещивая на груди руки. — Чему я только не учился, в том числе и теологии, курс которой мне преподал мистер Элиот.

— Я и представить себе не могла, что ты получил такое разностороннее образование, — сказала Элисса, со значением посмотрев на Ричарда.

— Да, кое-чему я научился, но, к сожалению, в моем образовании есть пробелы. К примеру, я не имею ни малейшего представления, как управлять имением и вести хозяйство. Так что пока ты, Уил, будешь заниматься у себя в комнате со своим учителем, твоя мама преподаст мне начальный курс экономики.

Хотя Элиссе и нужен был помощник в делах, даже малейший намек на то, что она может передать бразды правления в другие руки и таким образом лишиться экономической независимости, несказанно ее пугал. Тем не менее отказать Ричарду в этой, в общем, невинной просьбе она не могла.

— Очень хорошо. Займемся с тобой экономикой.

Ричард ответил ей чувственной улыбкой:

— Примите мои благодарности, миледи. Обещаю, что буду ловить каждое ваше слово. — Он посмотрел на Уила:

— Надеюсь, ты поступишь так же, как и я? В классе за партой можно почерпнуть куда больше премудрости, нежели в гимнастическом зале.

Казалось, его слова о пользе учения Уила нисколько не убедили.

— Если ты будешь хорошо заниматься с мистером Роутером, возможно, твоя мама позволит мне научить тебя кое-каким фехтовальным приемам, — добавил Ричард.

— Вот здорово! — вскричал Уил и обернулся к матери:

— Мама, ты позволишь Ричарду учить меня фехтованию?

Элисса перевела взгляд на мужа, у которого мысль обучить своего пасынка фехтовальному искусству вызвала вспышку почти детского энтузиазма, что он безуспешно пытался скрыть.

На мгновение у Элиссы появилось искушение поддаться на уговоры сына и позволить ему немного помахать шпагой, но потом она подумала, что шестилетнему малышу еще рано играть с такой опасной игрушкой, как рапира.

— Разумеется, боевые рапиры мы использовать не будем, — сказал Ричард.

— Как это не будем? — разочарованно протянул Уил.

— Разве человек может бегать до того, как научится ходить? Для начала тебе надо научиться правильно вставать в стойку и быстро передвигаться по площадке. Многие начинающие дуэлянты погибли по той только причине, что не умели правильно двигаться.

— Если ты будешь учить его правильно двигаться, тогда я ничего не имею против ваших занятий, — согласилась Элисса. — Ну а теперь, Уил, тебе пора отправляться к мистеру Роутеру.

— Смотри учись прилежно! — крикнул ему вслед Ричард.

Когда мальчик вышел из столовой и в коридоре стихли звуки его шагов, Ричард предложил Элиссе руку и произнес:

— Ну а теперь, миледи, давайте проследуем в ваш кабинет и займемся постижением тайн бухгалтерского дела.

— Что ж, займемся изучением бухгалтерии, — сказала Элисса. — Хочу только тебе напомнить, что управлять имением и вести дела буду я сама — что бы ни случилось.

Ричард нахмурился:

— Что же, по твоему мнению, может случиться?

Элисса поняла, что проболталась, и стиснула зубы. Говорить Ричарду о том, что она будет управлять имением, даже находясь в положении, она не собиралась. Прежде всего потому, что никакой уверенности в том, что она беременна, у нее не было. Задержка у нее, конечно, была, но это могло ничего и не значить.

— К примеру, я могу заболеть. В жизни все бывает.

— В жизни все бывает, — повторил Ричард, выходя рука об руку с Элиссой из столовой. — Но если ты заболеешь, я впаду в такую глубокую печаль, что в любом случае не смогу управлять имением, не важно, позволишь ты мне это или нет. Поскольку при таких обстоятельствах имением управлять будет некому, то мы разоримся, имение пойдет с молотка, и я снова примусь за написание пьес. По той, однако, причине, что за годы жизни в провинции я потеряю ощущение того, что нужно публике, мои пьесы успеха иметь не будут, и я умру от голода в какой-нибудь лондонской ночлежке.

Она с любопытством на него посмотрела.

— И часто ты заглядываешь в такое далекое будущее?

— Значительно чаще, чем мне бы самому хотелось. Это издержки профессии сочинителя. Он должен уметь предвидеть все возможные последствия того или иного события или человеческого поступка.

— В таком случае мне следует сделать все от меня зависящее, чтобы не заболеть и не умереть.

Ричард внимательно на нее посмотрел.

— Да уж, ты постарайся, очень тебя прошу, — серьезно сказал он и тут же снова расплылся в улыбке. — Если с тобой что-то случится, король будет очень недоволен.

— А ты? — спросила она, стараясь следовать взятому им легкомысленному тону.

Глаза Ричарда блеснули, как два черных бриллианта.

— Я? Без тебя я просто-напросто пропаду.

После этих слов Ричарда нельзя было не поцеловать, тем более что в коридоре никого не было. Но когда она прикоснулась губами к его губам, то поняла, что совершила серьезную ошибку: оторваться от его губ было просто невозможно.

По счастью, у Ричарда хватило силы воли прервать поцелуй.

Отодвинувшись от нее, так, чтобы было лучше видно ее лицо, он усмехнулся:

— Слушай, а не послать ли нам все эти конторские книги к черту?

— Но ты ведь сам хотел в них заглянуть?

— А теперь я хочу смотреть на тебя.

— Если ты будешь на меня смотреть, мне опять захочется тебя поцеловать, а после этого нам будет уже не до занятий.

Они медленно двинулись в сторону большой гостиной.

— Ну и пусть, — сказал Ричард. — На свете существуют более приятные занятия, чем перелистывание конторских книг.

— Без знания конторского дела и экономики имением управлять невозможно.

— Что верно, то верно, — вздохнул Ричард, когда они вошли в гостиную, а оттуда направились в кабинет. — Боюсь, в Лондоне деревенская жизнь представлялась мне в ложном свете. Мне казалось, что люди здесь только и делают, что сидят в саду за чашкой чая да греются на солнышке. Разумеется, ни о конторских книгах, ни об экономике я тогда и не думал.

— Не беспокойся, чтобы посидеть за чашкой чая в саду, времени у нас с тобой будет достаточно. Плохо только, что сад в запушенном состоянии. Признаться, я всегда уделяла больше внимания земледелию, чем садоводству.

— Но теперь у тебя есть я, и ты могла бы больше времени посвящать разведению цветов, хотя по сравнению с тобой все на свете цветы меркнут.

— Не слишком оригинальный комплимент, — заметила Элисса, подходя к стеллажу и снимая с него бухгалтерскую книгу за текущий финансовый год.

— Увы, в деревне все мои таланты галантного кавалера начинают ржаветь.

— Даже и не знаю, радоваться мне этому или печалиться, — сказала Элисса, открывая книгу на той странице, где она в последний раз делала записи.

— Думаю, все дело в том, что мне просто не хватает слов, чтобы описать твои прелести и те чувства, которые ты во мне пробуждаешь.

Услышав слова Ричарда, Элисса до такой степени разволновалась, что ей потребовалось не меньше минуты, чтобы снова сосредоточиться на лежавшей перед ней книге.

— Вот, взгляни, на этой странице я записывала расходы по дому за неделю. Колонка слева — денежные поступления, колонка справа — траты, — сказала она, подвигая книгу к Ричарду и указывая на соответствующие графы.

— Я слышал, что некоторые люди кодируют свои записи.

Ты тоже их кодируешь? — спросил Ричард, наклоняясь к книге.

Элисса озадаченно на него посмотрела.

— Нет, я свои записи не кодирую.

— В таком случае, мадам, у вас самый неразборчивый почерк, какой мне только доводилось видеть.

Покраснев от обиды и гнева, Элисса передвинула книгу на свою половину стола.

— Надеюсь, у тебя почерк лучше?

— Можешь не сомневаться. Меня не раз хвалили за умение красиво писать. Если у тебя есть под рукой бумага и чернила, я сию же минуту продемонстрирую тебе свои успехи в каллиграфии.

Элисса молча подошла к одному из стеллажей и взяла бумагу, заточенное перо и бутылочку с чернилами. Разложив все это перед Ричардом, она уселась на стул и стала наблюдать за тем, как он пишет.

— Что это ты такое пишешь? — спросила она, нарушая затянувшееся молчание.

— Ты, надеюсь, знакома с творчеством Шекспира?

— Кого-кого?

Ричард придал лицу страдальческое выражение и вздохнул.

— Поскольку ты пишешь как курица лапой и не знаешь, кто такой Шекспир, я вынужден сделать вывод, что твоим образованием никто всерьез не занимался.

— Не правда, я получила образование, но занималась математикой и бухгалтерским делом, а не изящными искусствами, — возразила Элисса, глядя на то, как из-под пера Ричарда на бумаге одна за другой появляются удивительно красивые и ровные строчки.

— В таком случае мне придется восполнить пробелы в твоем образовании, — сказал Ричард, обмакивая перо в чернила. — И поверь, это доставит мне большое удовольствие.

— Я слышала что-то про Бена Джонсона, — сказала Элиста, глядя на склонившуюся над листом бумаги голову Ричарда. У него были красивой формы уши, которые Элисса сейчас и рассматривала.

— Что Джонсон! Если кто и останется в веках, так это Шекспир, — ответил Ричард. — Я бы почитал себя счастливейшим из смертных, если бы мне удалось достичь хотя бы в малой степени той выразительности, которой обладает его слог.

— Но писательство — занятие не для благородного джентльмена, — наставительно сказала Элисса.

— По-твоему, дворянину больше пристало делать записи в конторской книге? — с иронией произнес Ричард и подвинул к ней листок. — Ну, что ты скажешь о моем почерке?

Элисса оторвалась от созерцания подбородка Ричарда, перевела взгляд на написанные его рукой ровные, как стрелы, строчки и красивые округлые буквы и сказала:

— Что ж, не скрою, у тебя выходит очень красиво. Куда лучше, чем у меня, да и у всех, кого я знаю.

Ричард был счастлив, как именинник.

— Ну а раз так, почему бы записи в конторских книгах не вести мне?

— Должна признать, что мне стало бы куда легче вести хозяйство, если бы бумажная работа была сведена для меня к чтению деловых писем и подписанию счетов.

Ричард заключил ее в объятия и спросил:

— А тебе самой приходится писать деловые письма?

Объятия Ричарда опьянили Элиссу, и дыхание у нее участилось.

— Приходится. Не часто, конечно, но приходится, — ответила она.

— В таком случае я могу стать твоим секретарем, — сказал Ричард, касаясь кончиками пальцев ее щеки. — Я буду писать за тебя письма, самые разные, какие тебе только потребуются — ласковые, с выражением просьбы или глубокой почтительности, даже угрожающие.

— Ты не человек, а сам дьявол, — сказала Элисса, — все время подвергаешь меня искушениям.

— Это была всего лишь разминка, — с усмешкой произнес Ричард. — Сейчас искушения посыплются как из рога изобилия. — С этими словами он протянул руку к ее груди и начал развязывать шнуровку на корсаже.

— Ричард! — воскликнула она с наигранным возмущением.

— Слушаю тебя.

— Что эго ты делаешь?

Ричард засмеялся глубоким чувственным смехом.

— Как что? Подвергаю тебя искушению.

— Надо сказать, это искушение сильнее меня, — задыхаясь от возбуждения, произнесла Элисса, когда рука Ричарда скользнула в ее корсаж.

— Вот и хорошо. — Он усадил ее к себе на колени.

— Но где мы будем этим заниматься? Прямо здесь?

— Почему бы и нет?

— Но сейчас утро… — напомнила она, выгибая спину, чтобы облегчить ему доступ к затянутому в корсаж бюсту.

— Я знаю, который сейчас час. — Ричард прикоснулся губами к ее плечу, и она затрепетала.

Сидя у Ричарда на коленях, Элисса почувствовала, что он тоже возбужден.

— Но мы в кабинете…

— Ну и что? Разве в кабинете нет двери, которую можно закрыть? Остается только выяснить, кто ее закроет — ТЫ ИЛИ Я?

Элисса, ни слова не говоря, поднялась с его колен, подошла к двери и, заперев ее на ключ, привалилась к ней спиной: у нее вдруг ослабели ноги. Ричард поднялся с места и двинулся в ее сторону. Прижавшись бедрами к ее бедрам, он начал тереться о них, несказанно возбуждая ее и заставляя время от времени испускать тихие сладострастные стоны.

Ричард прижался к ее губам долгим нежным поцелуем и, обняв за плечи, повел к столу.

Она смотрела ему в лицо, ничего, кроме его глаз, перед собой не видела и действовала на ощупь — развязала его кружевной галстук, расстегнула на нем рубашку и коснулась его обнаженной груди. Ричард вздрогнул и напрягся, но когда Элисса стала его ласкать, немного расслабился. Все это время он трудился над завязками, стягивавшими ее корсаж. Наконец корсаж поддался его усилиям, Ричард распахнул его и стянул находившуюся под ним рубашку вниз, открывая ее груди. Он припал к ней с неистовым желанием целовать ее и ласкать.

— Прошу тебя, Ричард, — взмолилась Элисса. — Возьми меня — сейчас же!

— Вот команда, подчиниться которой я почту за счастье, — сказал Ричард, глядя на нее блестящими от вожделения глазами.

Усадив ее на край стола, он принялся торопливо развязывать завязки на своих штанах. Когда с этим было покончено, он задрал на Элиссе юбки и, раздвинув се ноги, встал между ними. Элисса обхватила его ногами и скрестила их у него за спиной.

Потом, издав низкий, едва ли не животный стон, Ричард вошел в нее. Элисса, уперев руки в шершавую поверхность стола и высоко подняв ноги, с наслаждением встречала каждый толчок проникавшего в ее лоно мужского органа. По мере того как эти движения обретали ритм, а вместе с ритмом и скорость, дыхание их становилось все более шумным и затрудненным.

Теперь к движению их тел, определявшему основной ритм соития, присоединились движения пальцев, губ и языков. Любовники, лаская самые чувствительные места друг друга, неутомимо приближались к экстазу.

Неожиданно Ричард напрягся, вздрогнул и издал глубокий протяжный стон. В это же мгновение острый, как боль. всплеск чувственной радости пронизал ее тело подобно удару кинжала, и она, чтобы не закричать, закусила губу.

Удовлетворенно вздохнув, Ричард опустил голову на ее полные груди, и она вцепилась пальцами в темные влажные завитки его волос, чтобы прижать его к себе как можно ближе.

— Как все, однако, получилось просто и естественно, — с улыбкой заметил Ричард. — Я так распалился, что позабыл обо всех имеющихся в моем арсенале любовных уловках и ухищрениях.

Она, играя его темными спутанными волосами, тихонько рассмеялась:

— Нам, чтобы обрести счастье, никакие уловки и ухищрения не нужны.


Прошло две недели. Элисса смотрела на сладко спавшего мужа. С его появлением обстановка у нее в спальне неузнаваемо переменилась: теперь здесь пахло мылом для бритья, на спинке стула висел черный мужской камзол, а под кроватью стояли высокие ботфорты со шпорами.

На стуле, где висел черный камзол Ричарда, лежали забытые жалкие атрибуты его былой писательской деятельности: выщипанное перо, глиняная бутылочка с чернилами и два или три листка бумаги. С тех пор как Ричард обосновался в Блайт-Холле, он ни разу не прикоснулся к ним, и Элисса питала надежду, что с писательской деятельностью, недостойной истинного джентльмена, покончено навсегда.

Вместо того чтобы марать бумагу, Ричард, к удовольствию Элиссы, проводил теперь время с толком. Он играл с Уилом, помогал ей вести документацию и составлять деловые письма.

Прежде, до этого брака, Элисса не думала о том, что она, в сущности, женщина несчастная и одинокая. Теперь же, с воцарением в Блайт-Холле Ричарда, она стала понимать, что в значительной степени так оно и было. Общение с Блайтом самым благотворным образом сказывалось не только на ней, но и на ее сыне, который обрел в отчиме старшего друга и наставника.

Элисса тихонько вздохнула: в очередной раз ей в голову пришла мысль, как ей и Уилу повезло, что на их горизонте появился этот человек.

После первого неудачного брака Элисса не верила, что сможет когда-либо испытывать к мужчине то всепоглощающее чувство, которое называют коротким, но емким словом «любовь». Тем не менее она полюбила Ричарда и с каждым днем, млея от восторга и счастья, все больше и больше в этом убеждалась.

Элисса всмотрелась в лицо Ричарда. Когда он бодрствовал, у него на губах частенько появлялась ироническая улыбка, а в глазах — насмешливый блеск, но когда он спал, скептические складки в уголках его рта разглаживались, и лицо приобретало невинное безмятежное выражение. Впрочем, к чувственным губам Ричарда понятие «невинность» подходило плохо: даже во сне он едва заметно вытягивал их вперед, словно готовясь к поцелую.

Элисса положила руку себе на живот. Завтра, сказала она себе. Еще один день, и сомнений в том, что она беременна, не останется. Элисса решила ничего не рассказывать мужу, пока не убедится окончательно.

Ричард шевельнулся и открыл глаза, щурясь отлившегося в комнату яркого солнечного света.

— Кто это тут бродит? Наемный убийца? — пробормотал он и, поймав Элиссу за запястье, с силой потянул на себя.

Элисса обрушилась на него всей тяжестью своего тела, на что Ричард ответил довольным урчанием разжившегося пропитанием людоеда.

— Ну вот, — жалобно протянула Элисса, — теперь у меня вся рука будет в синяках.

— А мы ее сейчас поцелуем, и все пройдет, — сказал Ричард, целуя ей руку. — Ну как, полегчало?

— Полегчало.

— Похоже, сегодня отличная погода, — произнес Ричард, отпуская Элиссу и усаживаясь на постели.

— Да, — коротко сказала она, испытывая разочарование от того, что он слишком быстро от нее отодвинулся. — И к тому же уже почти десять часов.

— Никак не могу отделаться от пагубной привычки придворного театрала просыпаться ближе к полудню.

— Ты давно уже не был ни в театре, ни при дворе.

— Давно — понятие растяжимое. В сельской местности я провел всего несколько недель, а при дворе — годы! — В глазах Ричарда заплясали веселые бесенята. — Чтобы раньше уснуть и соответственно раньше проснуться, мне нужно полностью истощить свои силы, занимаясь каким-нибудь приятным делом.

— И какое же это должно быть дело? — с самым невинным видом спросила Элисса.

— Ты отлично знаешь какое, о моя распутная жена. — Ричард наклонился к ней и поцеловал в щеку.

— Если я и распутная, то такой меня сделал ты.

— Рассматриваю это как комплимент, — сказал Ричарде довольной улыбкой.

— Хотя после моих слов ты можешь загордиться, хочу тем не менее тебе сказать, что любовник ты замечательный, — произнесла Элисса, вспоминая, какие штуки они вытворяли в постели.

Ричард небрежно махнул рукой.

— Это все опыт, дорогая моя, который, как известно, отец всех открытий.

— Да, в этом деле ты поднаторел, тут уж сомнений быть не может.

Ричард отбросил легкомысленный тон:

— Заверяю тебя, Элисса, что ни одна женщина не волновала меня так, как ты.

— Должно быть, временами я кажусь тебе неумехой, — тихо сказала она, пряча от него взгляд.

Он взял ее за подбородок и в упор на нее посмотрел.

— Поверь, Элисса, ты покоряешь меня именно своей неопытностью. Меня устраивает в тебе абсолютно все, и я ничего не хотел бы в тебе изменить — ни единой черточки.

Чуть наклонив голову, он некоторое время внимательно ее рассматривал.

— Нет, все-таки одну вещь я бы в твоей внешности изменил. Твою прическу.

Элисса невольно дотронулась до пучка у себя на затылке.

— Она у тебя слишком строгая. Мне бы хотелось, чтобы .ты распустила волосы. Пусть они свободно струятся по твоим плечам. — Ричард протянул руку, чтобы коснуться ее волос.

Элисса отпрянула.

— Не надо! — запротестовала она. — Я давно ношу пучок и не желаю ничего менять. Не хватало еще, чтобы соседи увидели меня с распущенными волосами! Да они невесть что обо мне подумают!

Ричард отвернулся.

— Ну вот, ты на меня обиделся.

— Ничего подобного.

— Нет, обиделся. Надулся как индюк!

— Черт побери, женщина! — вскричал Ричард, протягивая к ней руки и заключая ее в объятия. — Ты понимаешь, что говоришь? «Надулся как индюк»! Я вызывал на дуэль за оскорбления во сто крат меньшие, чем это.

— Я очень рада, что здесь нет Уила и он тебя не слышит.

Он-то считает тебя мудрецом, великим воином и вторым человеком в Англии после короля. Интересно, что бы он сказал, если бы услышал, как ты рассуждаешь о таком несерьезном, с его точки зрения, предмете, как женские прически?

Оба рассмеялись. Ричард поцеловал жену, и смех сразу уступил место страсти. Они целовались до тех пор, пока Элисса не отодвинулась от Ричарда.

— Уфф! — Она с трудом перевела дух. — Я едва не задохнулась в твоих объятиях. Так, знаешь ли, можно и ребра сломать.

— Вот это мило! Теперь ты надулась!

— Ничего я не надулась. Я едва не задохнулась!

— Я тоже едва не задохнулся, — хрипло произнес Ричард. — От желания.

Элисса подняла руку, пытаясь его остановить.

— Прошу тебя, не сейчас. Не можем же мы весь день… — Она замолчала, пытаясь подобрать нужное слово.

— Кувыркаться в постели? Ласкаться? Целоваться? Заниматься любовью? — посыпались на нее, как из рога изобилия, всевозможные варианты окончания ее же собственной фразы.

— Ричард, прошу тебя! — слабо запротестовала Элисса.

— Ладно, — сказал он, — я, так и быть, оставлю тебя в покое и выберусь наконец из постели. Но не думай, женушка, что я такой уж лежебока. Просто мне никак не удается выспаться. Кстати, по той еще причине, что я до сих пор не могу привыкнуть к здешней тишине. Чтобы заснуть, мне необходимо слышать вопли пьяных моряков, звон ведер водоноса и цокот копыт по мостовой — другими словами, шум большого города.

— Так вот почему ты бродишь по ночам?

Ричард внимательно на нее посмотрел.

— А я и не знал, что мои шаги не дают тебе спать.

— У меня от рождения очень легкий сон, — сказала Элисса чистую правду. Она была рада, что представился случай выяснить, куда это ходит ночью Ричард. — Когда ты выходишь из спальни, я всегда просыпаюсь. Не пойму только, куда и зачем ты ходишь.

— Но это же очевидно, — пожал плечами Ричард. — Я спускаюсь на первый этаж, иду на кухню и там ем.

— Так ты скоро располнеешь.

— Не располнею, если мы с тобой будем по вечерам кое-чем заниматься.

— Ты совершенно невозможный человек!

— А ты — распутная женщина! — воскликнул Ричард и во всем блеске своей великолепной наготы одним прыжком выскочил из постели. — Черт возьми, — поморщившись, добавил он, — по-видимому, вчера мы с Уилом занимались фехтованием с излишним усердием. У меня все тело болит.

— У Уила тоже все тело болит. Быть может, вам не стоит так усердствовать?

— Быть может… — пропел Ричард, наливая в таз воды и приступая к умыванию.

— Совсем забыла тебе сказать, — спохватилась Элисса, любуясь непередаваемой грацией его движений. — Сегодня мы приглашены на обед к мистеру Эсси. Я уже послала слугу, чтобы он передал ему наше согласие.

При этом известии Ричард нахмурился.

— А я думала, мистер Эсси тебе нравится, — произнесла Элисса, заметив, что Ричард воспринял новость без всякого энтузиазма.

— Нравится, — произнес Ричард, намыливая лицо. — Но еще больше мне нравится проводить вечера с тобой и Уилом.

— Но мы же не можем вечно сидеть дома, как раки-отшельники в своей раковине? Соседи…

— На нас обидятся, — закончил за нее Ричард. Взяв полотенце, он посмотрел на жену:

— Кого еще, кроме нас, пригласил мистер Эсси?

— Если не ошибаюсь, сэра Джона с семейством и мистера Седжмора.

— Чудно, — заметил с саркастической ноткой в голосе Ричард. — Чтобы отбить атаки новоявленной амазонки по имени Антония, мне придется идти на обед при оружии. Как думаешь, рапиры мне хватит?

— Думаю, тебе было бы лучше всего надеть маску. Уж слишком ты хорош собой. К тому же сейчас при дворе маски в большой моде.

— Правильно, — отозвался Ричард, присаживаясь на корточки у своего сундучка и вынимая из него чистые кальсоны и новые штаны с пуговицами у колена. — А знаешь почему?

Маски придумали лгуны и лицемеры, чтобы скрывать свои бесчестные намерения. Потому-то их так любят некоторые придворные, не представляющие себе жизни без того, чтобы не навредить ближнему. Но при этом, разумеется, они желают оставаться инкогнито. Вот по какой причине я терпеть не могу всякого рода маскарады.

Элисса выслушала откровения Ричарда с удовольствием, поскольку его точка зрения во многом совпадала с ее собственной.

— Мы вовсе не обязаны идти к мистеру Эсси. Если хочешь, давай останемся дома.

— Ну уж нет! — вскричал Ричард. — Лорд и леди Доверкорт проявят добрососедские чувства и на обед к мистеру Эсси явятся во что бы то ни стало! Что же до Антонии, то с ее происками я намереваюсь бороться так: буду при всех оказывать тебе преувеличенные знаки внимания и всячески демонстрировать свою преданность, от которой, как от щита, отскочат все нацеленные в меня стрелы. Правда, у меня есть одно условие.

— Условие? — удивилась Элисса.

— Ты должна пойти на обед к мистеру Эсси с распущенными по плечам волосами.

— С распущенными?! — вскричала Элисса, хватаясь за свой пучок. — Ни за что! Я в жизни не носила…

— Дамы при королевском дворе могут являться на вечерний прием с распущенными по плечам волосами. Если могут они, не понимаю, почему этого не может сделать моя жена? — Ричард нежно улыбнулся Элиссе. — Кстати, ты весьма угодишь этим мне — своему мужу. Правда, тебе придется немного подровнять концы, но не волнуйся: срезанные ножницами пряди я буду хранить у самого сердца.

Элисса почувствовала, что свои позиции ей так или иначе придется сдать. К тому же распущенные по плечам волосы — не такая уж большая плата за любовь и преданность мужа.

— К сожалению, — произнесла она, — я не умею завивать волосы, как это делают придворные дамы.

Ричард ухмыльнулся:

— Я был студентом, солдатом, автором и постановщиком пьес. Отчего бы мне не внести в этот список еще и профессию камеристки? Господь свидетель, мне приходилось тысячу раз видеть, как завивали волосы актрисы, и я тешу себя надеждой, что в этом вопросе кое-что понимаю.

— У меня даже нет щипцов для завивки.

— Теперь это уже моя забота, — сказал с поклоном Ричард. — Я сейчас же пошлю в Оустон слугу с поручением купить их.

— Я бы на твоем месте не стала полагаться на тамошние лавочки. Оустон — городишко маленький.

— Прошу вас, миледи, возложите все заботы о щипцах и завивке на меня! — Ричард театральным жестом прижал ладонь к обнаженной груди. — Если их нельзя купить, то можно изготовить. Наверняка в округе Оустона есть кузнец, который с радостью их откует, причем в самые сжатые сроки и за умеренную плату.

Упав перед Элиссой на колени, Ричард воздел к ней руки и голосом театрального героя-любовника взвыл:

— О, моя госпожа! Клянусь этой молодой луной…

— Сейчас утро в разгаре, — хмыкнула Элисса.

Ричард глянул в окно, поморщился, а затем, протянув руку к оконному проему, продолжил свою взволнованную речь, сделав в ней соответствующие исправления:

— Клянусь этим огненным светилом, миледи, что, прежде чем на землю упадет мрак ночи, твой верный рыцарь раздобудет для тебя вожделенные щипцы!

— Верный ты рыцарь или нет — покажет время, — скептически улыбнулась Элисса и направилась к двери, решив, что в ее отсутствие никто не помешает Ричарду одеваться.

— Знаешь, о чем я только что подумала? — неожиданно сказала она, останавливаясь в дверях. — Тебе надо было не пьесы сочинять, а стать актером и играть на сцене.

Глава 16

— Не трогай, иначе вся моя работа пойдет насмарку! — заволновался Ричард, заметив, как Элисса несмело коснулась локонов, обрамлявших ее лицо. — Как-никак это я уломал кузнеца изготовить для тебя щипцы. Лентяй всячески увиливал от этой работы. Можно подумать, я попросил его выковать кольчугу!

— Локоны щекочут мне шею, — тихо сказала Элисса, когда они с Ричардом шли по коридору, направляясь к дубовым дверям парадной гостиной мистера Эсси.

Элисса настояла на том, чтобы Ричард завил ей всего несколько прядей у щек, в остальном ее прическа осталась неизменной. Хотя Ричард был весьма доволен полученным результатом, Элисса так и не смогла утвердиться в мысли, что локоны ее красят.

— Локоны, которые вьются у щек, французы называют «конфидентами», те, что за ними, — «сокрушителями сердец». Так что не сокрушай мне сердца, не разглаживай их.

— Я бы назвала их одним словом — «раздражители».

— Не смей так говорить! Твои локоны — сплошное очарование. Я даже немного ревную их к тебе: ведь они могут прикасаться к твоим щекам и ласкать их! — прошептал Ричард.

Потом, оглядев ее роскошный, хотя успевший уже выйти из моды наряд из сиреневого шелка, добавил:

— Этот цвет очень тебе к лицу.

Как легко подчас простые, но сказанные от чистого сердца слова могут примирить тебя с ситуацией, в которой ты чувствуешь себя не слишком комфортно, подумала Элисса.

Лакей отворил резные двери, и они с Ричардом вошли в гостиную.


Дом у мистера Эсси был старый, без новомодных колонн и прочих архитектурных вывертов, и очень уютный. Гостиная понравилась Элиссе сразу — неяркие обои, мягкий рассеянный свет и полыхавшие в камине поленья уже с порога наводили на мысль о приятном отдохновении.

Гостей здесь было куда меньше, чем на вечере у мистера Седжмора. Не считая Элиссы и Ричарда, мистер Эсси пригласил к себе сэра Джона, леди Алисию, их дочерей и мистера Седжмора.

По мнению Элиссы, вечер складывался удачно — куда лучше, чем у Седжмора. По крайней мере для ее маленького семейства. Ричард был очень мил, не паясничал и вел серьезный разговор о политике, рассуждая о досаждавших Британии голландцах и жизни английских колонистов в Новом Свете. Элисса и не догадывалась, что он разбирается в политике и военном деле; хотя, если подумать, в этом не было ничего удивительного. Ричард много лет провел при дворе и хорошо знал воззрения на окружающий мир правивших Англией людей, со многими из которых он был знаком лично.

Гостей мужского пола разговор Ричарда увлек, чего, к сожалению, нельзя было сказать о дамах. Леди Алисия, прислушиваясь к беседе, которую вели мужчины, непрестанно зевала, в то время как ее дочери, погрузившись в обсуждение важных для них проблем, не обращали на джентльменов никакого внимания.

Что же до Элиссы, то она не сводила глаз с Ричарда. Не вслушиваясь особенно в то, что он говорил, она впитывала в себя взглядом его красивое оживленное лицо, атлетическую фигуру, ладно сидевший на нем черный бархатный костюм, зачесанные назад темные волосы, которые украшали его лучше любого парика. Самое же главное, Ричард время от времени бросал на нее пламенные взоры и едва заметно, но со значением ей улыбался. От его взглядов и улыбок, которые она воспринимала как знак того, что он помнит о ней и ее хочет, Элиссу бросало в жар.

Время шло, и обстановка за столом постепенно стала меняться. Антония, к примеру, прервала беседу с сестрами и переключилась на разговор с Седжмором. Переговоры, которые они вели интимным шепотом и с весьма загадочными лицами, привлекли внимание Элиссы, решившей, что эти двое стоят друг-друга и, в общем, образуют весьма гармоничную в своем роде пару.

Чем дольше она об этом думала, тем более плодотворной казалась ей эта мысль. Мистер Седжмор был богат и владел недвижимостью, Антония же принадлежала к местной знати и, кроме того, могла принести мужу неплохое приданое.

Желание устроить личную жизнь мисс Норберт появилось у Элиссы после того, как она узнала, что та приставала к ее мужу. Не то чтобы она боялась, что Ричард поддастся на уловки Антонии, но, как говорится, береженого Бог бережет.

Поглядывая на Антонию и замечая красноречивые взгляды, которые она иногда бросала на Ричарда, Элисса злорадно думала о том, что из них двоих счастье быть женой сэра Блайта выпало ей, Элиссе, и, когда закончится вечер, он уйдет с ней, а вовсе не с этой наглой амазонкой.

Впрочем, ее мысли были заняты не одной только Антонией. Элисса до сих пор не сказала Ричарду о своей беременности. Собиралась сказать, когда он завивал ей волосы, но передумала: надо было отправляться на обед к мистеру Эсси, а ей не хотелось делиться своим самым сокровенным наспех.

Что ж, не сказала днем, скажет ночью в постели. Тогда спешить им будет некуда и ничто не помешает ей донести благую весть о своей беременности до Ричарда, а также заняться с ним после этого любовью. Элисса не сомневалась, что Ричард выразит ей свою благодарность именно таким образом.

Антония отвлеклась вдруг от беседы с Седжмором, поднялась с места и направилась в сторону клевавшей носом леди Алисии, где сидела и Элисса.

Антония была облачена в яркое, ядовито-зеленого цвета платье, а потому на ее маневры нельзя было не обратить внимания. Элисса настороженно смотрела, как девушка идет к ней. Ее взгляд ничего хорошего не предвещал, хотя она явно не хотела этого показывать.

Должно быть, подумала Элисса, Антония узнала от мистера Седжмора какую-нибудь новую сплетню, которой ей не терпится поделиться.

Без всякого вступления Антония пошла в наступление.

— Всегда приятно видеть женщину, которая счастлива в семейной жизни. Вы излучаете довольство, как корова на пастбище, — сказала девица с наглой улыбкой.

Элисса отреагировала на выпад Антонии сдержанно:

— Вы правы, мне нравится, как складывается мое второе замужество. Более того, могу сказать, что я очень счастлива.

— Надеюсь, вы будете счастливы и впредь — с таким-то мужем! — заявила Антония, расправляя плечи, как борец перед схваткой.

Элисса поняла, что мистер Седжмор не внял ее советам помалкивать насчет семейства Ричарда.

— Не сомневаюсь, что я буду с ним счастлива.

— Что ж, есть дамы, которые испытывают даже своего рода гордость от того, что их супруг пользуется повышенным вниманием у других дам. В конце концов, сэр Ричард — простите, граф Доверкорт, — как всякий уважающий себя аристократ, просто обязан иметь любовницу. Как говорится, положение обязывает, не так ли?

— И кого же вы прочите на эту роль? — спросила Элисса. — Уж не себя ли?

Антония нахмурилась:

— Я никогда не паду столь низко!

— Кто же, по-вашему, может занять это вакантное пока что место?

— Да кто угодно! — бросила Антония, придвигаясь к Элиссе еще ближе. — Разумеется, за исключением меня, моей матери и моих сестер. Скоро вся округа станет осуждать вас за то, что вы привезли сюда такого распутного человека.

— Если кто-то против возвращения Ричарда в его родные места, пусть обратится с жалобой к королю. В конце концов, наш брак устроил король Карл — близкий друг Ричарда.

— Намекаете на свои связи при дворе, Элисса Лонгберн?

— Леди Доверкорт, с вашего позволения, — хладнокровно поправила ее Элисса.

Антония одарила ее надменной улыбкой.

— Если ваш красавец муж не завел еще любовницу, не обольщайтесь: рано или поздно эго случится. Такова уж его натура. Все мы знаем его прошлое и тот тип людей, с которыми он проводил время в Лондоне Ваш муж не просто аморален — совершая аморальные поступки, он испытывает наслаждение!

Элисса устремила на Антонию ледяной взгляд.

— На вашем месте, леди Антония, я бы не открывала в присутствии порядочных людей свой ядовитый рот и держала свои глупейшие соображения относительно лорда Доверкорта при себе!

Леди Алисия, сидевшая рядом с Элиссой, засопела, вздрогнула и открыла глаза.

— Господи, что здесь происходит?

— Ничего особенного. Просто я пожелала вашей дочери спокойной ночи, — сказала с натянутой улыбкой Элисса, поднимаясь.

— И вам спокойной ночи, леди Доверкорт, — отозвалась не успевшая прийти в себя леди Алисия.

— Доброй ночи, — коротко кивнула Антония, не забыв при этом скривить губы в презрительной усмешке.

Элисса торопливым шагом направилась к мужу. Ей не хотелось, чтобы Антония окончательно испортила ей настроение, и она решила во избежание этого поскорее уехать домой.

Она не верила, что Ричард может ее предать. Конечно, пока что он не облек свои чувства в слова, но в том, что он ее любит, Элисса не сомневалась.

С другой стороны, когда Уильям Лонгберн сделал ей предложение, в его чувствах она тоже не сомневалась.

— Что случилось, моя дорогая? — спросил Ричард, посмотрев на жену сначала с удивлением, а потом с беспокойством. — Ты заболела?

— Нет, — ответила Элисса и, любезно улыбнувшись хозяину дома, произнесла:

— Дело в том, что уже довольно поздно. Мне кажется, нам пора поблагодарить мистера Эсси за чудесный вечер.

— Что ж, домой так домой, — сказал Ричард и, подозвав к себе слугу, велел подавать карету.


— А я-то думал, что первым о возвращении заговорю именно я. Надеюсь, ты помнишь, что мне хотелось остаться с тобой дома? — произнес Ричард, когда они ехали в карете в Блайт-Холл. — Но что все-таки случилось? Быть может, я снова расстроил тебя своим поведением?

— Ничего подобного.

— Неужели тебя вконец защекотали локоны? — тихонько спросил Ричард, придвигаясь к Элиссе и протягивая руку, чтобы отвести завитки с ее щеки.

От его прикосновения у нее перехватило дыхание, и она вздрогнула от сдерживаемого желания. В эту минуту ей как никогда стало ясно, что напитанные ядом слова Антонии были вызваны вспышкой необузданной ревности и реальной основы под собой не имели.

— Нет, не защекотали…

Быть может, настало время сообщить ему о том, что она беременна?

Такой возможности ей не представилось, поскольку Ричард заключил ее в объятия и запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Элисса ответила ему не менее жарким поцелуем, и желание близости с ним, которое волновало ее весь вечер, усилилось.

Ей захотелось дотронуться до его обнаженного тела, и она, едва не задохнувшись от желания, принялась расстегивать на нем рубашку, путаясь в его кружевном жабо. Ричард же стал распутывать завязки на ее корсаже. Пока его рот терзал ее губы, рука скользнула в вырез платья и коснулась трепещущей груди, которая, после того как он распустил шнуровку на корсаже, получила относительную свободу.

Обхватив ее грудь, он стал сжимать пальцами ее затвердевший от возбуждения сосок. Ричард всем телом придавил Элиссу к спинке сиденья, но это была приятная тяжесть, которая позволяла ей чувствовать близость мужа и лишь увеличивала охватившее ее возбуждение. При этом мерное покачивание экипажа сообщало их прижавшимся друг к другу телам определенный ритм, который наводил на мысль о неизбежности соития.

Она почувствовала, как Ричард, приподняв ее юбки, кладет руку на ее ногу.

— Сейчас? — задыхаясь от волнения, произнесла она.

— Нет еще, надо тебя подготовить, — ответил он хриплым, прерывистым шепотом.

Вдруг его рука накрыла бутон ее чувственности. Он ласкал ее пальцами, и Элиссе ничего не оставалось, как отдаться всем своим существом небывалому наслаждению…

В тот самый момент, когда карета остановилась во внутреннем дворике Блайт-Холла, она вскрикнула…

— Приехали, — прошептал Ричард, убирая руку и оправляя на Элиссе юбки.

Непослушными пальцами она принялась завязывать тесемки на корсаже, Ричард привел в порядок свою рубашку и жабо, вышел из кареты и предложил ей руку. Ступив на землю, она ощутила такое сильное головокружение, что покачнулась на ослабевших вдруг ногах и, чтобы не упасть, была вынуждена прижаться всем телом к мужу.

Кучер и стоявший у ворот конюшни грум обменялись многозначительными взглядами.

— У леди Доверкорт закружилась голова, — сказал чистую правду Ричард, обращаясь к слугам.

Взяв свою жену, ставшую вдруг податливой, как воск, на руки, он понес ее к дому.

Элисса, обвив его шею руками, прошептала:

— Подумают еще, что я напилась…

— Предпочитаешь, чтобы они узнали о том, чем мы занимались в карете?

— Нет уж, пусть думают, что я выпила лишку, — сказала она, когда Ричард внес ее в дом. — Наверняка, по их мнению, это не такой большой грех, как сластолюбие. Но ты, кстати, уже можешь поставить меня на ноги: головокружение у меня прошло.

— Я очень тороплюсь, — ответил Ричард, взбегая с ней на руках по лестнице.

— Надеюсь, я не слишком тяжелая?

— Ты легка, как гусиное перышко.

— Никакое я не перышко, ты преувеличиваешь.

— Ты что же, сомневаешься в моих силах?

— Нет.

— Ну и хорошо.

Ричард, как метеор, промчался по коридору, распахнул ударом ноги дверь и внес свою драгоценную ношу в спальню.

Положив Элиссу на постель, он раздвинул губы в чувственной улыбке и произнес:

— А вот теперь пора. Ты уже достаточно разогрелась в карете.

— Да, — сказала она, отвечая ему такой же, как у него, зовущей улыбкой. — Теперь я готова. Ко всему.

Сидя у себя в кабинете, Элисса клевала носом над конторскими книгами.

«Все-таки мне необходимо больше отдыхать, — сказала она себе, протирая глаза. — В противном случае ни на какую полезную деятельность у меня просто-напросто не хватит сил».

Увы, для того чтобы обрести желанный отдых, ей придется выгнать Ричарда в другую комнату, а такое решение ее не очень устраивало — не говоря уже о Ричарде.

Зевнув, она пошарила рукой в ящике стола в поисках бутылочки с чернилами и очиненного гусиного пера. Странное дело, ни того, ни другого там не оказалось, хотя она точно помнила, что не так давно сама прятала письменные принадлежности в стол.

Может, и бумаги тоже нет? Нет, бумага была — правда, лежащая в ящике стопка явно уменьшилась. «Должно быть, — подумала Элисса, — Ричард извел на деловые письма. Надо будет сказать ему, чтобы бережнее относился к письменным принадлежностям: бумага — вещь дорогая».

Вздохнув, она пришла К выводу, что становится чрезмерно забывчивой. Что там перо и чернила! Вчера она так увлеклась любовными играми, что забыла сказать ему о ребенке.

Ничего, она скажет ему о беременности, как только он закончит урок фехтования с Уилом.

Элисса окинула взглядом комнату в надежде отыскать все-таки перо и чернильницу — если их не взял Ричард, они должны были находиться где-нибудь поблизости. Вместо этого она обнаружила на столе запечатанный конверт с письмом, которое. Должно быть, пришло вчера с вечерней почтой, когда они с Ричардом были в гостях у мистера Эсси.

Элисса, распознав на конверте аккуратный почерк мистера Хардинга, адвоката, торопливо вскрыла письмо. Оно гласило:


Дорогая леди Доверкорт!

Надеюсь, вы находитесь в добром здравии и, принимая во внимание печальные обстоятельства, при которых был заключен ваш брак, хотя бы самую малость счастливы.


Элисса хмыкнула. Он написал «самую малость»? Да она в жизни не была еще такой счастливой!


Боюсь, новости, о которых я сообщаю в этом письме, покажутся вам не очень приятными, тем не менее я обязан это сделать, поскольку чту свой долг. Должен поставить вас в известность, что мой клерк мистер Моллипонт оказался замешанным в одном весьма прискорбном деле.

Этот человек снимал копии с документов, имеющих непосредственное касательство к вашим делам, и продавал их.


— К моим делам? — в изумлении пробормотала Элисса, чувствуя, как ею стала овладевать тревога.


Копии, о которых я упомянул выше, представляют собой выписки из завещания мистера Лонгберна, из вашего с ним брачного договора, а также дубликаты нескольких. параграфов из купчей, подписанной мистером Лонгберном при покупке имения Блайтов.


Леденящая рука страха сжала сердце Элиссы. Тем не менее она не отбросила письмо в сторону и продолжала его читать, желая выяснить, какие еще сюрпризы приготовила ей жизнь.


Позволю себе задержать ваше внимание на самом, на мой взгляд, важном пункте из завещания покойного мистера Лонгберна, которое было скопировано мистером Моллипонтом. Как вы знаете, в соответствии с послед! и, нолей вашего покойного мужа имение наследует ваш сын Уил. Однако — и это тоже было отмечено в завещании — в случае преждевременной смерти вашего сына имение переходит к вам и становится вашей нераздельной собственностью.

Теперь, миледи, давайте вернемся к вашему с графом Доверкортом брачному договору. Там сказано — хочу особенно заострить ваше внимание на этом пункте, — что в случае преждевременной смерти вашего сына, которому наследуете вы, а потом — не дай, конечно, Бог — и вашей смерти граф Доверкорт наследует все ваше состояние, включая земли имения Блайт-Холл и принадлежащие лично вам денежные средства.

Это один из стандартных параграфов брачного договора, в который я, разумеется, мог бы внести некоторые изменения, если бы не спешка. Как вы помните, на составление брачного договора нам волею судьбы и короля было отпущено всего несколько часов. Кроме того, этот пункт, как мне тогда казалось, и не нуждался ни в каких исправлениях: ваш сын всегда отличался крепким здоровьем, а вы, слава Богу, находитесь в таком цветущем возрасте, что можете еще иметь детей и наследников.

Признаю, мне бы и в голову не пришло снова просматривать этот пункт, если бы я не узнал, что мистер Моллипонт скопировал его для какого-то человека. На вопрос, зачем он это сделал, мистер Моллипонт ответил, что всему виной долги, в которых он увяз, играя на бегах, и с которыми был не в силах расплатиться. Правда, мистер Моллипонт до сих пор не назвал мне имени покупателя упомянутых документов, но заверяю вас, что рано или поздно его имя я выясню.


Элисса согласно кивнула: в том, что мистер Хардинграно или поздно вырвет признание у своего клерка, она не сомневалась.


Хотя, быть может, все, о чем я вам написал, не имеет непосредственного отношения к вашему супругу, хочу тем не менее заметить, что он больше, чем кто-либо, выигрывает в случае смерти вашего сына.

До тех пор, пока мы не узнаем имени человека, который скупал выписки из ваших документов у мистера Моллипонта, рекомендую вам, не жалея усилий, всемерно беречь и охранять здоровье и жизнь вашего милого сына.

Преданный вам Роберт Хардинг.


Элисса, до глубины души пораженная содержанием письма, некоторое время стояла без движения, не зная, что предпринять.

Первым ее побуждением было позвать к себе Ричарда и все ему рассказать, но потом… потом она решила, что с этим, возможно, торопиться не стоит.

С одной стороны, Ричард никуда не выезжал из Блайт-Холла с тех пор, как здесь поселился, и обвинить его в сговоре с мистером Моллипонтом было бы затруднительно.

Но это с одной стороны… С другой же — Ричард имел возможность писать письма, и у него было множество знакомых в Лондоне, так что кто-нибудь из них вполне мог стать его доверенным лицом.

Но нет! Мистер Хардинг, конечно же, насчет Ричарда заблуждается. Ее муж не мог сделаться участником такого зловещего заговора. Мистеру Хардингу вообще свойственно подозревать людей в самых дурных намерениях…

— Миледи! Миледи!

Элисса услышала взволнованный крик слуги и поспешила к двери.

— Что случилось? — спросила она у высокого лакея, который стоял у входа в большую гостиную.

— Случилось несчастье, миледи!

Чтобы не упасть, Элисса ухватилась за дверной косяк.

— С кем несчастье, с кем?

— С вашим сыном, миледи. Они с милордом фехтовали и…

— Но не боевыми же рапирами?

— Ваш сын сказал, что с острия слетела специальная пуговка и…

— Спаси нас. Господи, и помилуй!

В эту минуту в дверном проеме появился Ричард. Ему хватило одного взгляда на бледное, искаженное ужасом лицо Элиссы, чтобы понять, что над его головой собирается гроза.

— С Уилом все в порядке, Элисса, — поторопился он успокоить ее, входя в комнату. — Во всем, разумеется, виноват я: мне следовало перед уроком еще раз проверить оружие.

Тем не менее заверяю тебя, что порез ничтожный…

— Где Уил?

— У себя в комнате. Играет…

— Ты уже послал за доктором?

— Да говорю же тебе, порез незначительный и вряд ли есть смысл беспокоить…

— Позволь мне судить об этом! — бросила она и, отстранив его движением руки, выбежала из гостиной.

Неужели она в нем обманулась — точно так же, как в свое время обманулась в Уильяме Лошберне? Неужели он замышлял лишить ее состояния таким ужасным способом, на который намекал мистер Хардинг?

Ну уж нет, больше она не позволит Уилу заниматься с Ричардом фехтованием, думала Элисса, мчась на всех парах к лестнице. Да и к чему Уилу фехтование? Со временем он сделается деревенским помещиком и будет жить тихо-мирно. Ему надо лишь научиться бухгалтерскому делу, экономике, да еще, пожалуй, ладить с арендаторами и договариваться с торговцами шерстью…

Боже, но что будет, если в ранку Уила попала инфекция? Вдруг у него через некоторое время начнется гангрена?

Из глаз Элиссы полились слезы. Если с Уилом что-нибудь случится, она не простит себе этого до конца своих дней!

Разумеется, она не простит этого и Блайту.

Интересно, стал бы Ричард заниматься фехтованием с собственным сыном? Пошел бы на такой риск? И что, в конце концов, случилось? Имеет ли этот инцидент отношение к заранее обдуманному плану или является следствием случайной оплошности?

Элисса больше склонялась ко второму. Ричард всегда был добр к Уилу и всячески о нем заботился.

Или же он просто-напросто изображал из себя заботливого отчима?

Элисса имела уже возможность убедиться в том, какой Ричард прекрасный актер.

И потом, с чего это он взялся ей помогать с составлением деловых писем и ведением бухгалтерии? Просто потому, что хотел ей помочь — или это тоже было частью задуманного им зловещего плана?

Перед Элиссой, однако, стоял еще один вопрос — самый важный из всех. Не подвергала ли она опасности жизнь своего сына, позволив себе полюбить во второй раз?


Вздохнув и пожав плечами, Ричард отправился вслед за своей разъяренной супругой.

Не то чтобы он опасался за здоровье своего пасынка — совсем нет. Порез на руке мальчика был незначительным и почти не кровоточил. Другое дело, кто был виноват в том, что он порезался? Ричард целиком возлагал вину за происшедшее на себя. Он и никто другой оцарапал Уила и расстроил Элиссу.

Ему не следовало поддаваться на уговоры Уила и давать ему в руки боевую рапиру. Уж лучше бы они, как и прежде, фехтовали на палках.

Он уже был рядом с комнатой Уила, когда до него донесся взволнованный голос мальчика:

— А потом, мама, он поджег порез!

— Правильнее сказать, прижег, — с улыбкой поправил парнишку Ричард, входя в комнату.

Спаленка Уила поражала простотой, даже аскетизмом обстановки. По полу были разбросаны деревянные игрушки, в углу кровать с веревочной основой и волосяным матрасом, а у окна стояли письменный стол и стул. Принадлежности для умывания скрывались в небольшом алькове в стене и были задернуты занавеской. Бинты, которыми Ричард наскоро перетянул руку Уила, были сняты и горкой лежали на покрывале.

Уил стоял посреди комнаты, держа на весу руку с закатанным до локтя рукавом. Элисса, присев рядом с ним на корточки, осматривала ранку.

Ричард ухмыльнулся. Парень, вне всякого сомнения, представлял себя храбрым воином, только что вернувшимся с поля боя. Как и все бывалые солдаты, он вспоминал о своих ранах и бранных подвигах. В этом не было ничего удивительного, поскольку даже умудренные годами и опытом мужчины редко отказывали себе в подобном удовольствии. Король Карл, к примеру, очень любил вспоминать, как он уходил от погони кавалеристов Оливера Кромвеля, когда, чтобы не быть схваченным, ему пришлось провести ночь на дереве.

— Он даже ни разу не захныкал, — заметил Ричард, не скрывая своего восхищения перед храбростью мальчика.

— Я же говорил тебе, мама, что не плакал, хотя порез жгло, как чер-р-р… — Уил посмотрел на Ричарда и виновато покраснел. — Хотя порез очень сильно болел, — поправился он. — Ричард сказал, что теперь у меня будет боевой шрам!

— Думаю, что будет, — согласилась с сыном Элисса, доставая рулончик перевязочного материала, чтобы заново перебинтовать ему руку.

Уил лучился от счастья, как именинник.

— Уверен, что у парня ничего серьезного, — примирительно произнес Ричард.

— Поскольку медицину ты не изучал, думаю, нам все-таки стоит узнать мнение доктора.

Ричард заметил, как приуныл при этих словах Уил.

— Не хочу к доктору! Это же простая царапина, — заныл ом. — Когда я полоснул по рапире Ричарда своей, клинки сцепились. Я подумал, что, возможно, лезвие одной рапиры треснуло и защемило клинок другой. Ну я и подошел поближе, чтобы посмотреть, что случилось. А Ричард не знал, что я захочу подойти, дернул свою, шпагу за эфес, чтобы высвободить клинок, ну и оцарапал меня.

— Ты не возражаешь, если мы с мамой спустимся ненадолго вниз и поговорим? — спросил Ричард. — Сможешь немного поскучать?

Уил согласно кивнул.

— Думаю, мне лучше остаться здесь, — быстро сказала Элисса.

— А вот я так не думаю! — прорычал Ричард, как он имел обыкновение рычать на репетициях на актеров, когда они начинали упрямиться или противоречить ему.

И, подобно его актерам, Элисса тоже не решилась в этот миг ему противоречить.

Но и подчиниться, не сделав попытки продемонстрировать свое «я», она тоже не хотела.

Вздернув подбородок, она величественно, как королева, выплыла из комнаты Уила.

— Мы побеседуем у меня в кабинете, — уронила она, выходя.

Ричард понял, что сегодня заниматься любовью они не будут.

Глава 17

Когда они вошли в кабинет, Элисса повернулась к Ричарду.

— Как ты мог пойти на такой риск?

— Я не видел в этой затее ничего рискованного, — ответил Ричард, стараясь говорить по возможности спокойно.

Ричард очень надеялся, что Элисса не придаст этому инциденту большого значения. Уил никаких страданий не испытывал, если, разумеется, не считать страданием муки неудовлетворенного тщеславия — уж слишком ему хотелось демонстрировать им с Элиссой свой «боевой» шрам.

Ричард присел на край письменного стола и, пожав плечами, продолжил:

— Говорю же, я признаю свою вину, но вся моя вина заключается в лености и, если хочешь, в недостатке выдержки. Уж очень долго и настойчиво Уил меня уговаривал, и я не выдержал, сдался. Обещаю, что в следующий раз буду предусмотрительнее.

— Но ты заменил палки настоящими рапирами! — Элисса скрестила на груди руки и посмотрела на него в упор. — Неужели твое богатое воображение не подсказало тебе возможность трагического исхода?

— Рапиры имели на остриях специальные насадки вроде пуговок. То, что одна из них сорвалась, — не более чем случайность.

— Когда имеешь дело с детьми, такого рода случайности происходят постоянно. Стоит только ненадолго выпустить из рук вожжи — и жди неприятностей. А между тем ты не только смотрел на некоторые проделки Уила сквозь пальцы, ты его к этому подстрекал! К примеру, ты подбивал его залезть на дерево…

— Между прочим, залезть на дерево ему разрешила ты, — запротестовал Ричард.

— Я бы никогда не позволила ему фехтовать настоящими рапирами, — заявила Элисса. — Но быть может, я предъявляю к твоему воображению непомерно высокие требования?

В конце концов, своих детей у тебя нет. Тем не менее твоя беспечность меня все равно поражает.

— Я не ребенок, Элисса. Не надо говорить со мной в таком тоне.

— Ты ведешь себя немногим лучше ребенка.

Выражение лица Ричарда стало жестким, даже суровым — Я не вел себя как ребенок с восьмилетнего возраста, потому что меня лишили этой привилегии. Говорю же тебе, я совершил ошибку. Больше такого не повторится. Вот и все, что я хочу сказать по этому поводу.

Если я не правильно веду себя с тобой и ты ставишь мне это в вину, как ты смеешь обвинять меня в том, что я проявляю, по твоему мнению, излишнюю заботу о своем сыне? Я его мать!

— Детей у меня, конечно, нет, это вы, миледи, верно заметили. Но неужели вы не заметили и другого — того, что ваши детские перепады настроения, неожиданные переходы от сладенького сюсюканья к грозному тону обижают и дезориентируют мальчика?

Элисса почувствовала укол совести и поняла, что Ричард во многом прав. Но ведь не в его правде дело! Он не в состоянии понять материнское сердце — и в этом-то вся суть! И по этой причине он не смеет говорить с ней таким авторитетным, покровительственным тоном!

— Так куда же ты все-таки ходишь по ночам? — спросила она ледяным тоном.

Ричард, удивившись тому, как быстро она сменила тему, прищурившись, пристально на нее посмотрел.

— С какой стати ты меня об этом спрашиваешь?

— А почему бы мне тебя об этом и не спросить? Я имею полное право знать, где ты бываешь в столь неурочный час и на что изводишь чернила, перья и бумагу? Я-то думала, что с писательством покончено навсегда. Или ты вместо пьес стал теперь писать зашифрованные письма?

— И кому же, по-твоему, я пишу такие письма?

— Это ты мне должен сказать кому, поскольку используешь письменные принадлежности, купленные на мои деньги.

— Я, миледи, не привык к тому, чтобы меня допрашивали как преступника.

— Я задаю тебе этот вопрос, потому что ты шныряешь ночью по дому, забираешься ко мне в кабинет и берешь без спросу мои вещи — короче, ведешь себя как преступник или, в лучшем случае, как неверный муж.

Ричарду показалось, что его захлестнула волна раскаленной вулканической лавы. Он испытывал сильнейший гнев и отчаяние одновременно.

Подумать только, она обвинила его в мелком воровстве и непорядочности — и это после всех тех нежных слов, которые он ей говорил!

Впервые в жизни он поверил женщине, впервые испытал к особе противоположного пола подлинные чувства, которые не ограничивались одним только вожделением или желанием над ней властвовать. К чему лукавить перед собой? Впервые в жизни он полюбил…

Ирония судьбы!

Он, Ричард Блайт, скептически смотревший на мир автор пьес, в которых высмеивал так называемые нежные чувства, сам оказался вдруг в плену чувства, сильнее которого не было ничего в мире. Он влюбился в женщину, но вместо нежных признаний в ответном чувстве услышал от нее обвинения в нечестности, непорядочности и даже в мелком мошенничестве!

Ужас!

Это ли не подтверждение того, что она его не любит!

Стук колес подъезжавшего к дому экипажа заставил Элиссу и Ричарда одновременно повернуть головы к окну.

— Кого-нибудь ждешь? — осведомился Ричард. — Доброго соседа мистера Седжмора? Торговца шерстью с неприличной фамилией Эсси? Или, быть может, бессердечного сутягу Хардинга?

— Никого я не жду, — бросила она и подошла к окну.

Ричард встал за ее спиной и выглянул во двор.

И сразу узнал изображенный на дверце подъехавшей кареты герб.

— Три тысячи чертей! — воскликнул он. — Так это же Невилл! Не пойму только, какого черта ему здесь надо?

— Ты опять начал ругаться! Хорошо же на тебя действуют лондонские знакомые. Насколько я понимаю, приехавший к нам джентльмен — твой друг?

— Это лорд Фаррингтон, мой лучший друг после Фоса.

Быть может, по той причине, что к нам приехал гость, мы прекратим ссориться — хотя бы на время?

«Было бы куда лучше, если бы мы никогда не ссорились, но об этом остается только мечтать», — подумал Ричард, выбегая из кабинета Элиссы.

— Невилл! — вскричал он, выбежав навстречу своему приятелю, вылезавшему из кареты.

— Стоять смирно! Деревенский сквайр идет! — задорно откликнулся на приветствие Ричарда Невилл, лорд Фаррингтон, после чего отвесил Ричарду церемонный поклон.

Путешествие по сельской местности до Блайт-Холла оказало благотворное воздействие на молодого лорда. Щеки у него порозовели, а глаза весело горели. Ричард, который считал Невилла бледным порождением большого города, не узнавал своего приятеля.

Как и Ричард, Невилл не носил парика, зато одет был не в пример богаче.

— Ну, негодник, что привело тебя в наш медвежий угол? спросил Ричард.

— Ты ведь знаешь: в прекрасных ручках моей супруги я подобен воску и ни в чем не могу ей отказать, — сказал Невилл.

— Как, Арабелла тоже приехала?

В следующее мгновение он получил ответ и на этот вопрос — беременная жена Невилла с помощью мужа выбралась из кареты.

— Извини, Ричард, но мы так и не дождались от тебя приглашения и решили нагрянуть в Блайт-Холл как снег на голову, — сказала она с улыбкой. — Я, видишь ли, в положении и долго ездить в карете не могу. Ну а от нашего поместья до Блайт-Холла рукой подать.

— Я ужасно рад, что вы приехали! — воскликнул Ричард, целуя Арабеллу в обе щеки. — Прошу прощения за то, что не догадался пригласить вас к себе. Я был… хм… очень занят.

— И я даже знаю чем, — со значением произнес Невилл, устремляя взгляд поверх головы Ричарда на некий объект у него за спиной.

Блайт оглянулся и увидел спешившую навстречу гостям Элиссу.

— Да, у моей жены есть… — тут он запнулся, заморгал и начал снова:

— Она, так сказать… это… ну…

— Вы только посмотрите на него, — послышался знакомый голос. — Наш говорун при виде супруги лишился дара речи!

Ричард вздрогнул, крутанулся вокруг собственной оси — и вовремя: из окна кареты высунулась голова Фоса со сбившимся набок париком.

— Вот ведь что делает с человеком брак, — отдуваясь, произнес Фос. — Признаться, скажи мне кто-нибудь об этом, я бы не поверил.

— Если бы ты, Фос, не был мне другом, за такие слова я наградил бы тебя хорошим тумаком, — пробурчал Ричард.

— Но это была только шутка, понимаешь? — обиженно скривив губы, произнес Фос.

— Да понимаю я, понимаю, не злись, — сказал Ричард и посмотрел на Элиссу.

При виде жены хорошее настроение Ричарда улетучилось, словно его и не было. Впрочем, со стороны это вряд ли кто заметил. Ричард, как неоднократно отмечала Элисса, был отличным актером.

— Элисса, дорогая, позволь представить тебе Невилла, лорда Фаррингтона, его очаровательную супругу, ну и лорда Чеддерсби, конечно. Впрочем, с лордом Чеддерсби ты знакома по Лондону и наверняка его еще не забыла.

— Мы не станем долго обременять вас своим присутствием, — поторопилась вставить Арабелла.

— Глупости, вы должны остаться здесь минимум на неделю, — сказал Ричард.

Услышав это, Фос широко улыбнулся, а Невилл и Арабелла обменялись неуверенными взглядами.

— Надеюсь, Элисса, ты вместе со мной будешь настаивать на том, чтобы мои друзья пробыли у нас подольше, сказал Ричард.

Он утверждал — не спрашивал.

— Если таково твое желание.

— Мы можем остаться только на одну ночь, — твердо сказал Невилл. — Прежде всего у меня тут неподалеку имение, за которым требуется глаз, ну а потом мой отец, когда Арабеллы нет дома, начинает скучать и, пока она не вернется, вымещает свою тоску на слугах — придирается к ним, капризничает, чуть ли не верхом на них ездит. Приходится принимать это во внимание.

— Глядя на очаровательную Арабеллу, я начинаю понимать твоего отца, хотя прислугу все равно жалко, — сообщил свое мнение Ричард, потом, задумчиво кивнув, согласился с желанием приятеля:

— Что ж, пусть будет одна ночь, ничего против не имею.

— Прошу меня простить, — вступила в разговор Элисса, — но мне придется на время вас покинуть, чтобы дать поручения слугам. — Она повернулась и пошла к дому.

Невилл многозначительно посмотрел на Ричарда.

— А ведь я догадывался, что для всех будет лучше, если мы уведомим тебя о своем приезде.

— Это все я виноват, — простонал Фос. — Сидел в Лондоне, сидел, совершенно одурел от скуки и понял, что мне надо сменить обстановку. Поехал в поместье к Невиллу. Там, расположившись у камина, мы разговорились о тебе, Ричард, вспомнили, что давно уже не имеем от тебя никаких сведений — ну и решили…

— Это моя вина, а не Фоса, — перебила Чеддерсби Арабелла. — Мы с Невиллом женаты не так давно, и мне следовало бы помнить, что молодоженам все время хочется быть вдвоем. По крайней мере первое время…

— Глупости! — возразил Ричард. В его голосе слышались сердитые нотки. — Я, к примеру, очень рад, что вы приехали.

Другое дело, вы застали врасплох Элиссу — она в отличие от меня сюрпризов не любит.

В этом смысле Ричард, давая характеристику своей жене, ничуть не покривил душой.

— В таком случае нам, быть может, лучше остановиться в гостинице в городке, через который мы проезжали? — высказал предположение Невилл.

О Господи! Еще не хватало, чтобы они остановились в дыре, где он однажды напился.

— Ни за что! Я прошу, я, наконец, требую, чтобы вы переночевали в Блайт-Холле.

— А она не слишком на нас рассердилась? — озабоченно поинтересовался Фос.

— Да нет же! Возможно, она немного смутилась, но не рассердилась, нет. Итак, решено — вы остаетесь здесь, так что говорить больше не о чем.

Арабелла и Невилл снова обменялись неуверенными взглядами, Фос же довольно захихикал.

— У тебя все так, как я и предполагал. Да тут и ума особого не надо — достаточно посмотреть твои же собственные пьесы.

Ричард в недоумении выгнул дугой бровь.

— Я просто хотел сказать, что ты обязательно будешь хозяином в доме — если, конечно, уже им не стал. Во всех твоих пьесах утверждается мысль, что только дурак может допустить, чтобы им командовала жена.

— Это так, Ричард? — с едва заметной иронией спросила Арабелла.

Ричард подумал, что ему не следовало брать на себя ответственность, утверждая в своих произведениях нечто подобное. Как известно, жизнь в формулы не укладывается.

Сделав вид, что не расслышал вопроса Арабеллы, Ричард изысканным жестом указал на двери Блайт-Холла:

— Что же мы стоим на улице? Позвольте, дамы и господа, пригласить вас в дом, где вы сможете немного отдохнуть и для начала выпить чаю.


— Таким вот образом весь третий акт я чинно и благородно продремал, — заявил лорд Чеддерсби, не замечая того, что в столовой давно уже копится опасное напряжение.

— Говоришь, чинно и благородно? — влез с вопросом Ричард. — Должен тебе заметить, что твой храп разносился по всему зданию.

Красивый и нарядный лорд Фаррингтон и его хорошенькая жена одновременно улыбнулись.

«Вот так они весь вечер и улыбаются — какую бы глупость ни сморозил Ричард», — подумала Элисса, лениво ковыряя ложечкой пудинг.

Она старалась не вслушиваться в разговор, который вели гости, поскольку, сказать по правде, мало что в нем понимала.

— Ничего подобного! — запротестовал лорд Чеддерсби. — Я спал тихо как мышка.

— Да брось ты, Фос, прикидываться мышкой! — со смехом сказал красавец Фаррингтон. — Я сам слышал твой храп, а раз я его слышал, значит, и другие слышали.

Элисса бросила мимолетный взгляд на лорда Фаррингтона. Этот милый молодой человек с прекрасными манерами и хорошо поставленной речью был одет в костюм из коричневого бархата и белоснежную сорочку голландского полотна с воротником и манжетами из брюссельских кружев.

Волосы, волнистые от природы, красиво ниспадали на его широкие плечи.

Без сомнения, лорд Фаррингтон был одним из самых красивых и привлекательных мужчин, каких только Элиссе доводилось видеть. При всем том его глаза смотрели на мир несколько вяло, а всем его приятным чертам недоставало мужественности и решительности. Если бы не его образованность и ум, который все-таки сквозил в его взгляде, он бы нисколько не отличался от других придворных щеголей, которых Элисса имела возможность видеть в Уайтхолле.

На юную красивую жену Фаррингтона Элисса старалась не смотреть вовсе: она ей завидовала. И не ее красоте, роскошному платью из темно-зеленого бархата и дорогим украшениям. Она завидовала ее счастью и беззаботности, в которых судьба ей, Элиссе, до сих пор отказывала. Судя по всему, эта молодая красивая женщина не знала, что такое страдание, страх и отчаяние.

Интересно, задала себе вопрос Элисса, если бы Арабелле было суждено прожить ту жизнь, которую прожила она, Элисса, сумела бы она так беззаботно смеяться и радоваться жизни?

Что же касается лорда Чеддерсби, то его дружба с Ричардом до сих пор представляла для Элиссы загадку. Казалось, этот со слегка гротескной внешностью напыщенный человек мог служить лишь объектом для насмешек Ричарда.

«Возможно, — подумала Элисса, — так оно и есть на самом деле, и Ричард втайне его презирает, а человек этот настолько глуп, что не в состоянии этого понять».

Потом Элисса стала размышлять над почти спартанской простотой своего жилища и о более чем скромных привычках обитателей Блайт-Холла. Она задавалась вопросом, заме чают ли ее богатые и знатные гости эту простоту и не сочувствуют ли они Ричарду уже по той только причине, что к столу здесь не подают ни французского вина, ни шампанского, к которым все эти люди привыкли.

— Храпел я или нет, в данном случае не имеет значения, — говорил между тем лорд Чеддерсби. — В любом случае Нелл Гвин не имела ни малейшего права запускать мне в голову апельсином. Между прочим, она могла меня убить!

— Что верно, то верно, — со смешком бросил Ричард. — Нелл Гвин легко могла тебя убить — она ведь очень здоровая женщина.

— Здоровая — не то слово! Это, черт возьми, настоящая амазонка, вот что я тебе скажу!

— Да полно вам, о той ли Нелл вы говорите? — с удивлением произнес Невилл. — Я отлично ее знаю и хочу вас заверить, что она маленькая и хрупкая.

Элисса взглянула на леди Фаррингтон и отметила, к большому своему удивлению, что та и глазом не моргнула.

Неужели Арабелла настолько глупа, что ей не приходит в голову мысль о возможной связи ее мужа с этой Нелл Гвин? Все знают, что апельсинами в театре торгуют куртизанки.

Элисса покраснела. Если Арабелла глупа, то она еще глупее. Ведь ее собственный муж, без сомнения, тоже пользовался услугами подобных прелестниц — и наверняка не один раз!

— А что, разве миниатюрных амазонок не бывает? — спросил у Невилла лорд Чеддерсби после минутного размышления.

— Не скрою, Нелл — существо порывистое, но я сильно сомневаюсь, что она намеревалась причинить тебе вред, — сказал Фаррингтон.

— Надеюсь, ты прав. Мне бы не хотелось считать ее потенциальной преступницей — она девочка хорошенькая и с перчиком. Тем не менее после ее броска у меня остался кровоподтек. — Лорд Чеддерсби стал снимать парик со своей круглой, коротко остриженной головы. — Вот, можешь полюбоваться. Ведь есть же синяк, есть!

— Вне всякого сомнения, — подтвердила слова Фоса Элисса. — Кстати, вы, Фос, можете продемонстрировать свою травму Ричарду. Недавно я выяснила, что он хорошо разбирается во всякого рода порезах, ранах и ушибах и, более того, сам их врачует. Хотя, — секунду помолчав, добавила она, — травма, нанесенная апельсином, может и его поставить в тупик.

Фос, Невилл и Арабелла удивленно посмотрели на нее.

Казалось, эти люди совершенно забыли о ее существовании, а теперь, когда она вступила в разговор, неожиданно осознали, что она тоже сидит за одним столом вместе с ними.

Смотрел ли при этом на нее Ричард или нет, Элисса не знала, поскольку обращала на него не больше внимания, чем на какую-нибудь мошку.

— Сын моей жены оцарапал руку клинком рапиры, — решил прояснить ситуацию Ричард. — Травма пустяковая.

Не больше той царапины, какую ты, Невилл, получил от Бакхерста в ту злополучную ночь в Уайтхолле, когда защищал Арабеллу от его приставаний.

— Как же, ту ночь я отлично помню, — произнес Фаррингтон и нежно улыбнулся Арабелле.

У Элиссы перехватило дыхание. Не далее как вчера вечером Ричард тоже нежно ей улыбался и целовал ее, а она охотно отвечала ему.

Но это было вчера. Как странно, что за столь короткий промежуток времени в жизни могут произойти такие перемены!

— Кстати, а где твой пасынок? — спросил у Ричарда лорд Чеддерсби. — Я был бы не прочь взглянуть на него снова.

Совершенно очаровательный парнишка! Ведь я же говорил тебе об этом, Ричард, верно?

— Мой сын давно уже спит. Он еще слишком мал, чтобы сидеть за столом в столь поздний час, — ответила вместо Ричарда Элисса.

Она знала, что в ее словах при желании можно обнаружить намек на пуританскую суровость и даже ханжество, но тут же напомнила себе, что до мнения этих людей ей нет никакого дела.

Лорд Чеддерсби придал лицу такое унылое выражение, что казалось, будто вся его жизнь — сплошное страдание, и трагическим голосом произнес:

— С тех пор, Ричард, как ты уехал из Лондона, театры не поставили ни одной стоящей пьесы. Сразу хочу сказать, что не я один придерживаюсь такого мнения.

— Ты мне льстишь, Фос.

— Ни чуточки! Во всех новых пьесах чего-то недостает иногда юмора, иногда действия, а чаще всего они просто не умны.

— Выходит, ни один лондонский драматург так до сих пор и не понял, что для успеха пьесы необходимо вставлять в нее сцены, которые давали бы актрисам законное основание демонстрировать публике свои ножки?

Лорд Фаррингтон засмеялся:

— Помнится, у тебя была одна пьеса, где подобных сцен не имелось вовсе.

— Вот потому-то она и провалилась!

— Думаю, в этом была доля и моей вины, — вздохнула леди Фаррингтон. Повернувшись к Элиссе, она с улыбкой сказала:

— Ричард говорил вам о провале своей трагедии? К сожалению, в момент ее написания его вдохновение питала такая недостойная муза, как я. Надеюсь, вам в этом смысле повезет больше.

— Это вряд ли.

Ричард кашлянул, привлекая к себе внимание:

— Между прочим, я решил больше не писать.

— Фос мне что-то такое об этом говорил, — произнес лорд Фаррингтон, — но я не поверил.

— Если это правда, то это очень и очень печально, — заметила леди Фаррингтон.

— Ты, Арабелла, видела только одну мою пьесу, — сказал ей Ричард.

— Она была прелестна.

— Тогда, если мне не изменяет память, ты думала по-другому.

Вслушиваясь в эту беседу, которая со всей очевидностью подтверждала тот факт, что Ричарда и леди Фаррингтон связывают длительные дружеские отношения, Элисса почувствовала, как в ее мозг подобно змее заползает некая чудовищная мысль.

«Арабелла Фаррингтон и Ричард были близки! — пришла наконец она к печальному выводу. — Как-никак он посвятил ей одну из своих пьес».

Эта мысль настолько поразила ее, что она вскочила с места, с такой силой отодвинув стул, что его ножки с визгом проехались по паркету.

— Я никогда не была в театре и не могу следить за ходом вашей беседы, так что будет лучше, если я вас покину. К тому же в это время я всегда захожу в спальню к сыну, чтобы пожелать ему спокойной ночи, — прерывающимся от волнения голосом сообщила она.

Как только она вышла из столовой, приятели Ричарда одновременно посмотрели на него.

Ричард отлично понимал, что его друзья догадываются о существующих между ним и его женой трениях. Еще бы они не догадывались! Элисса вела себя так, что до этого додумался бы и ребенок. Даже Фос почувствовал, что отношения между Ричардом и Элиссой напряжены до предела, а Фос проницательностью не отличался.

Ричарду такой тип отношений между мужем и женой был известен до мелочей. Он воспитывался в атмосфере непрекращающихся ссор и скандалов, ненавидел семейные склоки до глубины души и всю жизнь опасался, что подобные отношения могут сложиться в его собственной семье — и, как видно, не без оснований.

Молчание затягивалось, и Ричард решил прервать его.

— Элисса очень заботливая мать, — сообщил он, не желая обнажать душу даже перед близкими людьми.

— Я сразу понял, что она такая, как только с ней познакомился! — с энтузиазмом воскликнул Фос.

— И когда же вы ждете прибавления семейства?

Ричард в изумлении посмотрел на Арабеллу:

— Что ты сказала?

Арабелла вспыхнула и посмотрела на мужа.

— Ну… мне показалось — из-за яркого румянца у нее на щеках, да и вообще… Короче говоря, я пришла к выводу, что твоя жена ждет ребенка.

Чтобы заговорить снова, Ричарду потребовалось сделать над собой известное усилие.

— Но она ни слова не скачала мне о своей беременности!

— Значит, я ошиблась, — ответила Арабелла, виновато улыбнувшись. — Быть может, оттого, что мне хочется, чтобы и вы были счастливы, как мы с Невиллом.

— Этот брак был заключен по распоряжению короля, а не по взаимному влечению, поэтому ожидать от него незамутненных радостей семейной жизни не приходится.

— Это верно, тем не менее мы все-таки надеялись, что ты обретешь свое счастье, — быстро сказал Невилл.

Арабелла поднялась с места:

— Поездка и сидение за столом меня утомили. Надеюсь, джентльмены, вы не обидитесь, если я, по примеру хозяйки удалюсь в спальню?

— Я пойду с тобой, — сказал ее муж, тоже поднимаясь на ноги. — Доброй ночи, Ричард. Нет нужды утром нас провожать — мы намереваемся выехать с рассветом.

Ричард медленно встал из-за стола. Он старался не выказывать овладевшего им разочарования и печали. Он вообще редко демонстрировал окружающим свои подлинные чувства — даже друзьям. Особенно в том случае, если это были грусть и печаль или горечь разочарования.

— Бывает, что я здесь засыпаю только под утро, как и в Лондоне, — сказал Ричард, как всегда черпая успокоение в ироническом взгляде на мир. — Поэтому я выйду вас проводить. Обязательно.

Фаррингтоны еще раз пожелали ему доброй ночи и вышли из столовой.

— Пожалуй, я тоже пойду спать, — решил Фос, отодвигая стул и оправляя на груди свое кружевное жабо, которое немного измялось под салфеткой.

— Удивительное дело! Не хочешь посплетничать со мной на сон грядущий за стаканом вина? — спросил Ричард, стараясь вести себя точно так, как это было у него заведено в Лондоне. — Признаться, я бы с удовольствием послушал о новых скандалах при дворе.

Фос пожал плечами:

— По большому счету при дворе ничего нового не происходит. Король, как и прежде, то ссорится, то мирится с леди Кастльмейн, королева никак не может забеременеть, голландцы все больше наглеют… ну и так далее в том же духе.

Знаешь, Ричард, сегодня я очень устал и мне просто не терпится лечь в постель. Так что я, пожалуй, пойду.

— Что ж, иди. Доброй тебе ночи, — ровным голосом произнес Ричард.

Фос подошел к двери, но неожиданно остановился и снова повернулся к другу:

— Ричард?

— Ну, что там у тебя?

— Как ты думаешь, она тебя любит?

Ричард театральным жестом обвел столовую рукой.

— Скажи, ты замечаешь в этой комнате хотя бы малейшие свидетельства любви жены к мужу? Или, быть может, атмосфера здесь пропитана любовью?

Фос покачал головой:

— Нет. И все-таки между вами что-то происходит. — Фос потер ладонью лоб. — Если бы я не был таким косноязычным, то смог бы, наверное, это «что-то» описать.

— Да известно, что происходит. Очередная семейная ссора.

— Я бы этого не сказал.

— Ну… тогда назови хотя бы одно слово, которое хоть как-то может охарактеризовать происходящее, пусть даже очень приблизительно.

Фос нахмурился:

— Ты со мной не согласишься.

— Да ладно, говори, чего там…

— Мне кажется, вы оба боитесь.

— Глупости! — воскликнул Ричард, расправляя плечи и складывая на груди руки. — Я лично женщин не боюсь.

— Не женщин, а женщину. Ты боишься именно эту женщину, — тихо сказал Фос.

— Но почему?

Фос задумчиво потер подбородок.

— Ты очень ценишь ее мнение о себе и боишься, что оно может оказаться не таким, каким бы тебе хотелось.

— Мне всегда было наплевать на то, что обо мне думают другие.

— Да, было. До сих пор.

— Да ты с ума сошел!

— Ничего подобного. — Фос подошел к Ричарду. Его взгляд был исполнен подлинной заботы о благе друга. — Так вот, ты боишься ее — а она тебя.

— Еще одна глупость. С чего бы ей меня бояться? Я в жизни ни одну женщину и пальцем не тронул.

— Да не в этом дело… Это не страх физической расправы… это что-то совсем другое…

— Если ты закончил, мне остается только пожелать тебе спокойной ночи.

— Я же говорил, что ты со мной не согласишься… — Фос покачал головой и вышел из столовой.

Глава 18

На следующее утро, пожелав своим друзьям доброго пути и помахав на прощание, Ричард направился в спальню.

Всю прошлую ночь он пролежал без сна на диване в большой гостиной и теперь, злой и невыспавшийся, поднимался по лестнице на второй этаж, обдумывая еще не до конца оформившийся план.

Когда он вошел в комнату, Элисса, которая тоже всю ночь не сомкнула глаз, приподнялась на постели, закрывшись простыней до подбородка, и посмотрела на мужа печальными, чуть припухшими от бессонной ночи глазами.

Ричард молча подошел к своему сундуку и вынул из него смятый дорожный камзол. Положив его на стоявший рядом стул, он снял с себя рубашку и швырнул ее на пол.

— Что это ты делаешь? — спросила Элисса.

— Не видишь? Переодеваюсь, — ответил Ричард, принимаясь с сосредоточенным видом шарить по дну сундука.

— Где ты провел ночь?

— А тебе что до этого?

— Ты мой муж.

Ричард оглянулся.

— Насколько я понимаю, к величайшему твоему сожалению…

Вытащив наконец из сундука чистую белую рубашку, Ричард тщательно осмотрел ее на просвет: не протерлась ли где?

— Тем не менее это не дает тебе права не уважать меня или моих друзей. Впрочем, о каком уважении можно говорить, когда ты понятия не имеешь об элементарной вежливости.

— Твои приятели сами не отличаются вежливостью. Не предупредив хозяев заранее, в гости не приезжают.

Ричард поджал губы.

— Я еще в Лондоне приглашал Фоса в гости.

— Ты мне об этом не говорил.

— Эти люди — мои друзья, и этого вполне достаточно, чтобы там, где я живу, к ним относились с должным уважением — не важно, по приглашению они приехали или нет.

Но ты не беспокойся, Элисса. Ни мои друзья, ни я больше тебя не потревожим. Я возвращаюсь в Лондон.

Хотя с отъездом Ричарда за жизнь сына можно было не опасаться, Элисса почему-то не испытала облегчения. Наоборот, слова мужа «я возвращаюсь в Лондон» поразили ее в самое сердце, вызвав острую, как от удара кинжалом, боль.

— Значит, в Лондон?

Ричард надел чистую рубашку и начал укладывать в сундук свои пожитки.

— Я вырос в атмосфере злобы и ненависти и жить так больше не могу и не хочу.

Он сказал «ненависть»? Значит, он ее ненавидит? Или думает, что это она ненавидит его? При этой мысли Элисса пришла в такое волнение, что у нее перехватило дыхание.

Да как он смеет говорить о ненависти после того, что у них было! По-видимому, он ее никогда не любил. Да что там «не любил» — наверняка она ему даже не нравилась!

Он ее обманул, как обманул ее в свое время Уильям Лонгберн. Но нет, куда Лонгберну до него — обман Ричарда во сто крат подлее и хуже!

— Я вернусь туда, где мое место. Туда, где меня уважают и откуда мне по большому счету никуда уезжать не следовало.

— Ты прав. Твое место там — в этой зловонной клоаке, которую называют Лондоном, где обитают твои растленные приятели-театралы, — сказала она, выбираясь из постели. — Не понимаю только, зачем тебе понадобилось писать столько писем, если ты собирался уехать?

— Никаких писем я не писал, — удивленно возразил Ричард.

Чтобы согреться и хоть немного унять дрожь, которая вдруг стала ее бить, Элисса обхватила себя руками.

— Скажи, в Лондоне тебя будет ждать леди Фаррингтон или какая-нибудь другая женщина из тех, кого ты называешь «близкими друзьями»? Остается только догадываться о степени близости, на которой зиждется ваша дружба.

— И что ты хочешь этим сказать? — спросил он, поворачивая к ней непроницаемое, словно вырезанное из камня лицо.

— Я хочу сказать, что у тебя с леди Фаррингтон были отнюдь не дружеские отношения. Как иначе объяснить тот факт, что ты посвятил ей пьесу? — сказала она, стараясь скрыть от него терзавшую ее боль.

— Что ты такое говоришь? Она жена моего друга!

— Какое благородство! Жаль только, что оно показное.

Полагаешь, я настолько наивна, что поверю в эту ложь?

— Неужели ты думаешь, что я способен предать своего старинного друга ради нескольких мгновений преходящей страсти?

— Я думаю, ты способен на все, чтобы получить желаемое. «Цель оправдывает средства» — вот принцип, который, насколько я Знаю, пользуется при дворе неизменной популярностью.

— Терпеть не могу это изречение. Я живу, повинуясь другим принципам.

— Только не надо красивых слов! — вскричала Элисса. — Интересно, сколько еще женщин, которым ты разбил сердце, притащится сюда вслед за леди Фаррингтон? И как, интересно, их зовут? Погоди, я сама скажу… Наверняка одна из них Антония! Теперь я понимаю, куда ты ходил по ночам — в павильон! Днем писал любовные письма, отсылал их, а потом сидел в темноте в павильоне и поджидал свою добычу!

Ну что, я угадала?

Ричард покраснел как рак.

— Ага! Теперь мы изображаем, что нам стыдно. Должна сделать тебе комплимент — актер ты отличный. А вот я, наверное, просто-напросто глупа. Позволила себе поверить в то, что тебе есть до меня дело! Я-то думала, ты испытываешь ко мне какие-то чувства…

Ричард в два шага преодолел разделявшее их расстояние и схватил ее за плечи. Глаза его горели злобой.

— Значит, ты думаешь, что в этом проклятом павильоне я встречался с женщинами?

— А что я еще могу думать, если тебя нет по ночам в спальне?

— Ты обвиняешь меня в неверности? Ты не смеешь!

— Нет, смею! Потому что знаю кое-что о тебе и о твоем прошлом. Смею, потому что кто-то заплатил мистеру Моллипонту за то, чтобы он сделал копии с моего брачного договора и завещания моего покойного мужа. Смею, потому что не желаю, чтобы с моим сыном что-нибудь случилось!

Ричард выпустил ее плечи и с недоумением посмотрел на нее.

— То, что ты считаешь меня распутником, для меня не новость. Но какое это может иметь отношение к твоему брачному договору и завещанию твоего покойного мужа? И при чем здесь мистер Моллипонт?

— Говорю же тебе — он по чьей-то просьбе делал копии с некоторых важных документов, — сказала она, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перейти на крик или, того хуже, не разрыдаться. — А в этих документах, между прочим, говорится о том, что произойдет с имением Блайт-Холл в случае смерти Уила.

Лицо Ричарда сделалось мертвенно-бледным.

— Значит, ты полагаешь, что я могу желать Уилу смерти, чтобы вернуть себе имение?

— Чтобы вернуть себе Блайт-Холл, ты готов на все Ведь ради этого ты женился на абсолютно незнакомой тебе женщине! Так почему бы тебе ради этого не убить ее ребенка?

Ричард отшатнулся от нее как от зачумленной.

— Бог мой! — воскликнул он. — Бог мой! Так вот, значит, какого ты обо мне мнения! Думаешь, что я способен поднять руку на ребенка?

— Я уже и не знаю, что мне думать! — простонала она, вдруг сообразив, что все эти ужасные подозрения и обвинения основываются на весьма зыбком фундаменте и не подкреплены доказательствами.

Ричард расправил плечи и окинул ее холодным, высокомерным взглядом, который она подметила у него в первый же день их знакомства.

— Три тысячи чертей, мадам! Похоже, я правильно делаю, что от вас съезжаю. Прикажите отослать мои веши в Лондон. Я не хочу оставаться в этом доме ни одной минуты!

Ричард большими шагами двинулся к двери, но, положив руку на дверную ручку, неожиданно остановился и снова повернулся к Элиссе:

— Еще до того, как мы поженились, король намекал мне на то, что я могу получить права на Блайт-Холл в случае смерти твоего сына. Помнится, тогда я ему сказал, что нет на свете имения, которое стоило бы жизни ребенка.

С этими словами Ричард вышел из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.

Элисса закрыла лицо руками. Она не знала, как ей быть, куда идти и кому теперь верить.

Преступление мистера Моллипонта, неизвестно куда исчезнувшая бумага, полуночные отлучки Ричарда — все смешалось у нее в голове Господи, как связать все это воедино?

Да и возможно ли это? Должна ли она верить мистеру Хардингу — или ей следует больше доверять мужу?

Но как она могла ему верить, когда не верила даже себе самой?

Однажды она уже доверилась мужчине, вняла велениям своего сердца и, как выяснилось, совершенно напрасно. Если она и на этот раз совершит ошибку, то расплачиваться за нее придется уже не только ей.


Известие об отъезде лорда Доверкорта в Лондон распространилось по округе Оустона со скоростью лесного пожара и вызвало многочисленные пересуды, толки и споры.

Кое-кого оно обрадовало, а у одного человека вызвало неподдельный восторг.

Прошло два дня. Элисса сидела у себя в кабинете, просматривая сделанные еще рукой Ричарда записи в конторской книге, когда слуга доложил о приезде Альфреда Седжмора.

Визит Седжмора ничуть ее не удивил. Она понимала, что недолюбливавшему ее мужа Альфреду требовалось собственными глазами полюбоваться на руины, в которые обратилась ее семейная жизнь.

Признаться, она думала, что он явится к ней сразу же после отъезда Ричарда, но то обстоятельство, что Седжмор отложил свой визит на два дня, тоже отнюдь не превращало его посещение в праздник.

Элиссе хотелось побыть в одиночестве и поразмышлять о своей жизни. Она так и не решила, как ей быть.

Сердце настоятельно требовало от нее отправиться вслед за Ричардом в Лондон, но рациональное начало в ее характере, опиравшееся на высказанные в письме мистера Хардинга подозрения насчет ее мужа, говорило о том, что этого делать не следует.

Что, если Ричард и в самом деле хотел ее обмануть? То обстоятельство, что она его полюбила, никак не сковывало свободу его действий.

Если она примет неверное решение, пострадает не только она, но и ее сын. Бедняга Уил! В сущности, его страдания уже начались. С тех пор как Ричард отбыл в Лондон, он перестал улыбаться, почти не разговаривал и, словно призрак, с унылым видом бродил по дому.

Она пыталась объяснить сыну причины отъезда Ричарда, но всякий раз, когда она к этому приступала, ее начинали душить слезы, и она не могла говорить. По этой причине с объяснениями она решила повременить — во-первых, ей самой нужно было немного успокоиться, ну а во-вторых, прежде чем давать объяснения, следовало составить хотя бы приблизительный план своих дальнейших действий.

Хотя это было и непросто, она изобразила на губах подобие любезной улыбки и вскинула на гостя глаза.

— Здравствуйте, мистер Седжмор.

Седжмор вместо того, чтобы поздороваться, с минуту рассматривал ее с преувеличенным выражением жалости на лице, что уже само по себе было для нее унизительно.

— До меня дошли весьма прискорбные известия, — выдавил он наконец из себя.

После такого вступления Элисса почувствовала сильнейшее желание распрощаться с Седжмором, но ей пришлось в соответствии с правилами этикета поддерживать начатый им неприятный разговор.

— Садитесь, прошу вас, — оказала она, указывая на стоявшее против стола кресло. — Полагаю, вы намекаете на отъезд моего мужа в Лондон?

— Насколько я понимаю, это был скоропалительный отъезд, — сказал Седжмор, наклоняясь к ней и устремляя на нее взгляд, в котором, кроме сочувствия, крылось еще что-то, чему она показе могла подобрать названия, но от чего у нее по спине пробежала холодная Дрожь. — Что ж, искренне вам сочувствую.

— С какой стати?

— Будет ли мне дозволено истолковать ваш вопрос и удивленный взгляд в том смысле, что отъезд лорда Доверкорта вас нисколько не опечалил?

— Если меня в данном случае что-то и печалит, не понимаю, к чему вместе со мной печалиться еще и вам? — помолчав, сказала Элисса.

Ей не хотелось отвечать на этот вопрос, но взгляд Седжмора был слишком настойчив.

Седжмор откинулся на спинку кресла, и Элисса подумала, что он как-то уж слишком вольготно и комфортно чувствует себя у нее в кабинете.

— Вы правы. Если уж кому и печалиться вместе с вами, так это королю, который устроил этот несчастный брак, ну и, конечно, сэру Джону.

— Сэру Джону? — с удивлением спросила Элисса.

— Ну разумеется. Ведь он не знал о том, что сэр Ричард уехал в Лондон, и ровно два дня назад отослал туда своих дочерей — как говорится, прямо волку в пасть. — Седжмор потер подбородок и с задумчивым видом добавил:

— Любопытное совпадение, я бы даже сказал, знаменательное — не находите?

— Не нахожу. Почему бы девушкам и не съездить в Лондон? Обычное совпадение, не более. Кстати, вы не скучаете по мисс Антонии?

Теперь уже удивляться пришлось Седжмору.

— По мисс Антонии? — выпучив глаза, спросил он.

— У меня сложилось впечатление, что она весьма вас заинтриговала.

— О чем вы, миледи? — вскричал Седжмор, всплеснув руками, и Элисса поняла, что изумление у него не наигранное, а самое настоящее. — Заверяю вас, я никогда не испытывал ни малейшего интереса к этой влюбчивой особе.

Седжмор нахмурился, выбил пальцами дробь по столу и уже другим, тихим голосом произнес:

— Боюсь, зря я это все затеял…

— Что именно?

— Да вот, хотел протянуть вам руку помощи… Но похоже, явился не вовремя.

— Благодарю за предложение. Когда мне понадобится ваша помощь, я обязательно дам вам знать.

Седжмор молитвенно сложил руки, как если бы Элисса была святой, которую он боготворил.

— У меня и в мыслях не было причинять вам беспокойство своим визитом. Я хотел лишь немного вас ободрить и поддержать.

Элисса промолчала.

Седжмор изобразил на губах сочувственную улыбку.

— Я понимаю ваше стремление с наименьшими для себя потерями выбраться из этой ловушки, которую вам, сам того не желая, подстроил король. Любая женщина на вашем месте, пообщавшись с Ричардом Блайтом, захотела бы того же самого.

Элисса удивленно выгнула бровь. Ну почему все считают, что знают Ричарда, хотя она, его жена, до сих пор не может в нем разобраться?

Между тем Седжмор, решив, что Элисса разделяет его мнение, наклонился к ней и интимным шепотом произнес:

— Взять хотя бы его увлечение театром. Всякий знает, что театр — оплот греха. Но в греховности Блайта виновато не одно только его окружение. У него имелись все задатки сделаться дурным и аморальным человеком. Греховность, если так можно выразиться, перешла к нему по наследству от его родителей. Чего стоили одни только оргии в павильоне у реки!

— Оргии? — с шумом втянула в себя воздух Элисса.

— Вы дали ему, что называется, от ворот поворот и при этом ничего не знаете об этих оргиях?

— Мой муж участвовал в оргиях? — едва слышно пробормотала Элисса, опустив голову. Казалось, оправдывались ее худшие подозрения.

— Не сейчас, разумеется, по крайней мере я ничего об этом не слышал. Но до его отъезда в Европу это, без, сомнения, имело место. Как говорится, каков папаша, таков и сынок. Но и мать, конечно, тоже от мужа не отставала. У Блайта были достойные родители…

У Элиссы заныло под ложечкой — до того ужасным и невероятным показалось ей то, что рассказывал этот человек.

— Вы… вы точно это знаете? У вас есть доказательства?

— Говорят, отец Ричарда построил этот павильон именно для такого рода забав. Недаром он стоит в стороне от дома. Блайт-старший не хотел, чтобы об этом проведали слуги.

— И Ричард…

— Остается только догадываться…

«Помнится, Ричард как-то упомянул о том, что потерял невинность в юные годы, а еще он терпеть не мог этот павильон, — подумала Элисса. — И писал пьесы об аморальных, развратных людях, сделавшихся игрушками собственных страстей. Может ли человек, с детских лет погруженный в бездны разврата, полюбить? — задалась она вопросом. — Не вожделеть, не желать одной лишь физической близости с женщиной, но именно полюбить — всей душой, всем сердцем, всем своим существом?»

Впервые с тех пор, как Ричард ее оставил, Элисса задумалась об этом по-настоящему.

Да, временами он был циничен, и во взгляде его сквозила затаенная горечь, тем не менее любить он был еще способен. Это было заметно по всему — надо было только уметь видеть. Подлинное чувство к ней отражалось в его глазах, слышалось в его голосе, ощущалось в его крепких объятиях.

Элисса словно прозрела, и теперь сомнений в том, что Ричард ее любил, у нее не осталось. Он никогда не сделал бы ей плохо, а Уилу — тем паче. В этом сомнений у нее тоже теперь не было.

Она совершила ошибку, не поверив ему. Она поторопилась обвинить его во всех смертных грехах, причем не на основании того, что узнала о нем сама, а на основании того печального опыта, который приобрела за годы жизни со своим первым мужем.

Ричард любит ее, а она — его, и пусть Седжмор говорит все, что ему вздумается, распускает какие угодно слухи и сочиняет самые невероятные истории…

— Не сомневаюсь, что ваш блистательный адвокат без труда добьется для вас развода, — сказал Седжмор. — Об умении мистера Хардинга вести дела свидетельствуют великолепные брачные договоры, которые он составляет. Если бы не эти документы, я никогда бы не поверил, что собственность жены можно столь успешно охранять от посягательств законного мужа. Он прямо-таки виртуоз по этой части, этот ваш мистер Хардинг. Подумать только, он свел права мужа к жалкой роли младшего управляющего, который ничем не владеет, денег не получает и лишь помогает хозяйке разбираться с текущими делами… Воистину он достоин восхищения.

Элисса, опираясь руками на стол, поднялась, покачнувшись на ослабевших вдруг ногах.

— Уходите, прошу вас…

— Дорогая Элисса! — воскликнул мистер Седжмор, устремляясь к ней и заключая ее в объятия. — Позвольте мне вам помочь.

— Немедленно отпустите меня! — вскричала Элисса, которую прикосновения Седжмора заставили содрогнуться от отвращения. — И уходите — я хочу побыть в одиночестве. Я благодарна вам за желание оказать мне помощь, тем не менее вынуждена еще раз повторить свою просьбу — уходите!

Седжмор сделал шаг назад.

— Ну, если вы настаиваете…

Элисса, продолжая опираться руками о стол, посмотрела на гостя в упор:

— Я настаиваю.

— Очень хорошо, леди Доверкорт. Как говорится, желаю здравствовать. Быть может, я заеду к вам в другой раз, когда…

— Да, — да, заезжайте — в другой раз, — заторопилась Элисса, которая была готова пообещать ему все, что угодно, лишь бы он оставил ее в покое.

Наконец он удалился, этот милейший мистер Седжмор, ее друг и добрый сосед, чьи владения граничили на севере с ее земельными угодьями. Как жадно, однако, он на нее смотрел… И откуда, спрашивается, он знает во всех деталях содержание ее обоих брачных договоров? Помнится, она их ему не показывала и ни словом об их содержании не обмолвилась…

Рухнув на стул, Элисса уставилась на закрытую дверь.

— Боже мой! — простонала она. — Что я наделала?!

В следующую минуту, однако, она взяла себя в руки, и нахлынувшее на нее чувство беспомощности уступило место железной решимости. Вскочив со стула, она позвала слуг и сына.

Она немедленно отправится вслед за мужем в Лондон и возьмет У ила с собой!


Роберт Хардинг поднял глаза от лежавших перед ним бумаг и посмотрел на ворвавшегося как буря в его кабинет Ричарда Блайта. Взгляд посетителя не предвещал ничего хорошего, а поза была угрожающей. Диллсворт, новый клерк мистера Хардинга, стоял за спиной Блайта бледный как смерть. Было очевидно, что бедняга просто не смог противостоять бурному натиску нежданного гостя.

Мистер Хардинг несколько секунд расширившимися от удивления глазами созерцал эту картину, после чего его взгляд вновь принял привычно холодное, с оттенком легкого презрения, выражение.

— Чем обязан, милорд? — спросил он Ричарда ледяным тоном. — Вы удостоили меня чести…

— Приятно слышать, что вы вдруг заговорили о чести, — с сарказмом перебил его Блайт.

Он пробыл в Лондоне уже несколько дней, но возможности увидеть человека, который обвинял его во всех смертных грехах, ему все не представлялось, .

Обращаясь к мистеру Хардингу, Ричард старался сохранить самообладание и говорить ровным, спокойным голосом, но это ему плохо удавалось. Стоило ему только подумать об ужасных обвинениях, которые выдвинул против него мистер Хардинг, как его мгновенно охватывал гнев.

— Как вы посмели бросить мне в лицо клеветнические, не подкрепленные фактами обвинения? — громким срывающимся голосом спросил он.

— Идите-ка отсюда, Диллсворт, и не забудьте прикрыть за собой дверь, — с убийственным спокойствием распорядился мистер Хардинг.

Диллсворт, которому было любопытно узнать, какое дело привело к его хозяину такого грозного на вид, вспыльчивого клиента, послушно удалился.

— Похоже, мое появление вас удивило, — возобновил наступление Ричард, когда клерк вышел. — Неужели моя женушка еще не поставила вас в известность о том, что я сбежал из дома, чтобы снова ступить на стезю греха и порока?

— Никаких известий от леди Доверкорт я не получал.

Ричард вдруг осознал, что приготовленная им заранее гневная тирада уже не способна никого сокрушить. Оказывается, Элисса не сообщила своему адвокату о его отъезде. Но что бы это могло значить?

— Быть может, вы все-таки присядете, милорд?

— Я не собираюсь у вас рассиживаться! Мне необходимо узнать, по какому праву и на каком основании вы позволили себе…

— Прошу вас сесть, милорд! — властно перебил его Хардинг. — Я родом отнюдь не из семьи адвокатов, а потому мои методы убеждения, возможно, не столь изысканны, как у других лондонских юристов, но действуют безотказно. Уверен, будь мистер Моллипонт здесь, он бы, без сомнения, это подтвердил.

Ричард подивился самоуверенности этого человека. Воистину «железный Хардинг». На его месте любой другой адвокатишко давно бы уже трясся как осиновый лист, опасаясь последствий его гнева.

— Уж не пытаетесь ли вы мне угрожать? — процедил он сквозь зубы.

— Мне бы очень этого не хотелось. Еще раз настоятельно прошу вас присесть, милорд.

Ричард уселся на стул с высокой спинкой, стоявший напротив стола Хардинга.

— Ваши слова свидетельствуют, что супруга ознакомила вас с содержанием моего письма.

— У вас имеются реальные факты, позволяющие выдвинуть против меня столь серьезные обвинения?

— Я хорошо понимаю, как опечалило вашу супругу и вас мое письмо, но надеюсь, что и вы поймете, как важно было для меня исполнить свой долг, предупредив о возможной опасности свою клиентку.

— И обратив тем самым ее подозрения и гнев на меня, ее мужа, так, что ли?

— Копии с избранных мест из завещания Уильяма Лонгберна и текстов брачных договоров вашей супруги, обнаруженные мной по воле случая в портфеле мистера Моллипонта, действительно выглядели весьма подозрительно. К тому же клерк был очень напуган тем субъектом, который скупал у него эти выписки, и некоторое время отказывался сообщить мне его имя. Потом, правда, он решил, что молчать и запираться глупо, и рассказал мне все. Решительное объяснение с Моллипонтом состоялось вчера, и вчера же я написал обо всем леди Доверкорт.

Ричард перевел дух. Слава Богу, скоро его жена получит письмо Хардинга и узнает о его, Ричарда, непричастности к этому мерзкому, порочащему его имя делу.

Однако, по мнению Ричарда, это запоздалое письмо ничуть не умаляло вины сидевшего перед ним человека. Ведь если бы не чудовищные обвинения Хардинга, они с Элиссой так или иначе урегулировали бы свои разногласия — в конце концов у какой недавно вступившей в брак пары их нет?

Кроме того, существовал еще один враждебно настроенный к нему человек — тот, кто затеял всю эту интригу и, весьма возможно, готовился претворить упомянутый Хардингом план в жизнь, в силу каких-то пока еще не известных Ричарду причин.

Мистер Хардинг заговорил снова:

— Признаться, я не хотел подвергать жизнь вашего пасынка даже малейшему риску, а потому и позволил себе написать столь тревожное письмо вашей жене. Прошу простить меня за доставленное всем вам беспокойство.

— Беспокойство? Подыщите другое слово, Хардинг! Лично я пережил муки ада!

В холодных серых глазах мистера Хардинга появился отблеск чувства, отдаленно напоминавшего сожаление.

— Со своей стороны я обещаю уладить это дело к вашему с леди Доверкорт взаимному удовольствию. Я не только установил имя человека, который платил мистеру Моллипонтуза выписки из документов, но и понял, как мне кажется, зачем он все это затеял.

— Его имя? — вскричал Ричард, вскакивая на ноги и опуская внушительный кулак на столешницу прямо перед носом у Хардинга. — Кто это?

— Если вы будете вести себя в столь агрессивной манере, у меня может сложиться впечатление, что я, назвав вам имя этого человека, сделаюсь невольным подстрекателем и соучастником убийства.

— Неужели вы полагаете, что при сложившихся обстоятельствах я могу вести себя взвешенно и сдержанно? — отрезал Ричард.

— Придется, иначе я ничего вам не скажу. Я сам пошлю за этим типом королевских жандармов, и он предстанет перед судом, как то по справедливости и должно быть.

Ричард грозно сдвинул брови.

— Можете ничего мне не говорить. Я и сам догадаюсь.

Этого негодяя зовут Седжмор. Он, в чем я ни секунды не сомневаюсь, хочет заполучить мою жену и ее имение.

— Я не стану ни подтверждать, ни отрицать ничего из того, что вы говорите, пока у меня не сложится твердое убеждение, что в ваши намерения не входит брать на себя функции судьи и палача.

Ричард в упор посмотрел на Хардинга, но тот спокойно выдержал его взгляд. Решив, что от адвоката ни угрозами, ни пронизывающими взглядами ничего не добьешься, Блайт сдался.

Снова усевшись на стул и взяв себя в руки, он сказал:

— Ладно. Считайте, что я угомонился.

— Вот и хорошо.

— Но ведь это Седжмор, не так ли? Только назовите мне имя, и вы получите мое честное благородное слово, что я не стану вмешиваться в ход судебного разбирательства.

— Уж лучше я подожду. Если этот человек узнает, что он под подозрением, то, очень может быть, попытается удрать за границу.

— Делать нечего, придется ждать, — вздохнул Ричард.

— На этой стадии дела вам ничего другого не остается.

— Но вы-то, выдвигая против меня обвинения, ждать не захотели!

— Официально я никаких обвинений против вас не выдвигал. Я всего лишь предупредил в частном письме вашу жену о возможных последствиях деяния мистера Моллипонта. Не скрою, я полагал, что это вы платили за выписки из документов, поскольку подозревал вас в заговоре против жены с самого начала.

— Однако вы не поставили мою жену в известность о своих подозрениях.

— Я — адвокат. Мое дело не высказывать подозрения, а защищать интересы моих клиентов, особенно тех, чье положение представляется особенно уязвимым.

— Кто бы ни был злоумышленник, его замысел жениться на Элиссе, а затем расправиться с ее сыном ради приобретения собственности выглядит невероятно жестоким.

— Боюсь, вы недооцениваете прелести своей жены и не слишком хорошо осведомлены о реальной стоимости одного из самых процветающих имений в графстве. — Лицо «железного» Хардинга слегка оживилось. — Или, быть может, вы знаете о других, неизвестных мне причинах, которые могли заставить злоумышленника попытаться завладеть поместьем Блайт-Холл?

— Разве что его красота? Ничего, кроме этого, мне в голову не приходит. — Ричард пожал плечами. — На мои взгляд, в этом деле присутствует какая-то странность, и, что бы вы там ни говорили, вся эта история по-прежнему кажется мне невероятной.

— Мне представляется странным другое обстоятельство В своих пьесах вы пишете о человеческой низости и алчности, а сами упорно отказываетесь поверить в простейшее объяснение, которое предлагаю я.

— Описывать придуманных злодеев — одно дело, я совсем другое — представить себе реального человека, который способен на подобную низость. Но оставим это. Скажите лучше, что заставило вас усомниться в моей причастности к этому делу?

— Выжидательная позиция, которую вы заняли. Вернувшись в Англию, вы не предприняли ни одного незаконного шага, чтобы завладеть имением, а положились на естественный ход событий.

— Да, это правда. Я полагал, что Блайт-Холл принадлежит мне по праву, и ждал, когда король мне его вернет. Долго ждал.

— Хочу заметить, что ваши ожидания были щедро вознаграждены.

Ричард задумчиво потер подбородок, размышляя над тем, что еще, помимо отношений «клиент — адвокат», могло связывать Элиссу и Хардинга. Уж слишком, на его взгляд, «железный» Хардинг заботился о благополучии его жены. Или ему все это только кажется?

— Не забудьте ей об этом напомнить. И скажите, что я никогда не сделаю Уилу ничего плохого.

— Я вам верю.

Ричард успел уже понять, что заручиться доверием мистера Хардинга непросто, и эти слова адвоката много для него значили.

Жаль только, что Элисса ему не доверяет. Пока по крайней мере.

— Знаете, Хардинг, — признался Он адвокату, — я ведь люблю Элиссу — очень!

Адвокат улыбнулся:

— Рад это слышать. Она, как никто, заслуживает любви и счастья.

— В таком случае мне остается только удивляться, что вы не отговорили ее от брака со мной, — заметил Ричард, которому этот вопрос давно уже не давал покоя.

— В роли свата выступил король, и я считал, что самым разумным с ее стороны будет подчиниться повелению монарха. Самодержцы не любят, когда им перечат… Кстати, когда вы возвращаетесь в Блайт-Холл? Если на днях, я передам с вами еще одно послание для леди Доверкорт.

Прежде чем Ричард успел хоть что-то ответить, в дверь постучали.

— Что там еще? — недовольно спросил Хардинг.

В комнату просунул голову клерк Диллсворт.

— Извините за беспокойство, сэр, но к вам пришла молодая дама. Говорит, что хочет вас видеть, сэр. Утверждает, что ее дело не терпит отлагательств.

Глава 19

— Эта дама назвала вам свое имя, Диллсворт? — осведомился мистер Хардинг.

— Да, сэр. Это леди Доверкорт, сэр.

— Элисса здесь, в Лондоне? — вскричал Ричард.

Он бросился к двери, оттеснил в сторону Диллсворта и выглянул в коридор.

— Элисса!

Присевшая было на диванчик в коридоре Элисса выпустила ладошку Уила и вскочила на ноги.

— Ричард!

— Папа! — закричал Уил и мгновенно прижал ладошку ко рту, залившись краской.

Элисса с удивлением посмотрела на Уила, который, обратившись к Ричарду, неожиданно для нее назвал его «папой», затем снова перевела взгляд на мужа. Впервые за все то время, что она его знала, Элисса заметила на его лице признаки сильного смущения и беспокойства.

Зато мистер Хардинг не испытывал никакого смущения.

Шагнув вперед, он сказал:

— Милорд, миледи, прошу, располагайтесь у меня в кабинете со всеми удобствами. Мы же с Диллсвортом и Уилом немного погуляем.

Элисса отвела взгляд от Ричарда и посмотрела на мистера Хардинга:

— Извините, я вас не поняла…

— Я сказал, что мы с Диллсвортом и Уилом отправимся на прогулку и оставим вас с Ричардом на некоторое время наедине. Посидите, поговорите — наверняка у вас есть что сказать друг другу. Уил, Диллсворт, пойдемте!

— Пойди прогуляйся с мистером Хардингом, Уил, — сказала Элисса. Мальчик, услышав слова мистера Хардинга, раскрыл от удивления рот и, продолжая сидеть на диванчике, попеременно смотрел то на мать, то на адвоката.

Хотя предложение мистера Хардинга прозвучало словно гром среди ясного неба и безмерно удивило Элиссу, она была рада, что ей представилась возможность побыть с Ричардом наедине.

Мистер Хардинг был прав — им с Ричардом было что обсудить.

Мистер Хардинг подошел к мальчику и хотел было взять его за руку, но Уил отпрянул от адвоката, вскочил с диванчика и, отбежав в сторону, в отчаянии крикнул:

— Я очень прошу меня простить!

— Просишь тебя простить? — словно эхо, откликнулась Элисса, с недоумением взглянув на сына. — Но за ЧТО?

— За то, что Ричарду пришлось уехать. Я знаю, знаю — он уехал из-за меня! — закричал несчастный ребенок, и из глаз его полились слезы. — Ричард! Обещаю тебе, что если ты вернешься домой и будешь жить с нами, я больше не дотронусь до рапиры!

— Бедный мальчик! — воскликнула Элисса, почувствовав себя виноватой перед сыном за то, что она так и не потрудилась выяснить у него, как он воспринял отъезд Ричарда.

Не получив от матери объяснений о причинах исчезновения отчима, малыш возложил ответственность за его отъезд на себя.

— Послушай, Уил, в том, что я уехал, твоей вины не было, — тихо сказал Ричард, подходя к мальчику и кладя руки ему на плечи. — Ты не в ответе за то, что между мной и твоей матушкой возникли… хм… некоторые разногласия.

— Да, Уил, ты здесь ни при чем, — подтвердила слова Ричарда Элисса. — Это я виновата в том, что Ричард уехал.

— Нет, это я во всем виноват! — произнес Ричард, оставляя Уила и подходя к Элиссе.

Мистер Хардинг откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.

— Мы оставляем вас вдвоем в надежде, что когда вернемся, вы уже помиритесь.

С этими словами адвокат подошел к Уилу и сделал новую попытку взять его за руку.

Уил, казалось, все еще колебался.

— Иди, сынок, — тихо сказала Элисса. — Мы никуда не уйдем и будем ждать тебя здесь.

— Правда, будем, — подтвердил ее слова Ричард. — Оба.

— Я знаю отличную кондитерскую лавку неподалеку, — произнес мистер Хардинг, ни к кому конкретно не обращаясь.

Парнишка наконец поддался на уговоры, позволил взять себя за руку и увести. Ричард и Элисса остались в одиночестве.

— Прости… — сразу же сказала она, как только за мистером Хардингом, Уилом и Диллсвортом закрылась дверь.

— Извини меня… — одновременно с ней заговорил Ричард.

Оба смутились и замолчали.

Молчание нарушил дрожащий голос Элиссы;

— Позволь мне говорить первой, очень тебя прошу.

Ричард покачал головой:

— Ну уж нет. — Он взял Элиссу за руку и повел в кабинет мистера Хардинга. — Я слишком долго хранил молчание о некоторых вещах, и это дорого нам с тобой обошлось. Выслушай меня, и ты, возможно, поймешь кое-что в моем характере.

— Хорошо, — сказала она, усаживаясь в кресло, — я обязательно тебя выслушаю, но прежде хочу сказать, что доверяю тебе, как себе самой, и не сомневаюсь, что ты никогда не сделал бы ничего плохого «ни мне, ни Уилу.

— Господи, Элисса, как я рад это слышать!

— Ну а теперь говори все, что ты считаешь нужным, хотя заранее предупреждаю, что после твоего рассказа у меня наверняка возникнет желание задать тебе несколько вопросов.

Ричард нахмурился:

— Это о чем же?

Она вспыхнула, но не отвела от него взгляда.

— О твоих семейных тайнах. Альфред Седжмор кое-что мне о них поведал, но я хочу услышать и оригинальную версию — из твоих уст.

— А, добрейший мистер Седжмор! — с отвращением произнес Ричард. — Пришел на помощь в трудную минуту?

— И знал при этом в деталях многие важные пункты из завещания моего мужа и моих брачных договоров, — добавила Элисса. — Думаю, если кого и следует подозревать в преступных намерениях, так это…

— Жалкий червяк! Я тоже думаю, что всему виной он.

Хотя «железный» Хардинг не захотел делиться со мной информацией, у меня есть такое ощущение, что дни Седжмора на свободе сочтены.

— Мне ужасно жаль, что я во всем обвинила тебя, Ричард. Мне следовало больше прислушиваться к своему сердцу и больше тебе доверять.

— Не могу тебя осуждать — ведь ты слышала обо мне только дурное. — Ричард облокотился о конторку Хардинга. — Ну так что тебе поведал о моих родителях Седжмор?

Без сомнения, какие-нибудь мерзости?

— К сожалению, да.

Ричард вскочил со стула и заходил по комнате.

— Они были отвратительными людьми, мои родители, и это чистая правда. А мой дом был пристанищем скорби, печали и несчастья. Признаться, в детстве я не осознавал до конца всего ужаса своего существования. Я понял это позже, когда познакомился с другими людьми и узнал, что далеко не все семьи живут так, как моя. Как выяснилось, далеко не всякий ребенок моего возраста ходил на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не обеспокоить мать или отца. Не всякий мальчик находил единственную опору в жизни в книгах и учебе, так как родителям не было до него никакого дела. Не всякий ребенок трепетал от страха, оказываясь с родителями в одной комнате. Уверен, далеко не каждый матрос знает те ругательства, которыми в гневе обменивались мои отец и мать. Вряд ли кто поверит, что в ту минуту, когда появлялись слуги, которые могли услышать их брань, они начинали вдруг говорить между собой медоточивыми голосами и называть друг друга голубком и голубкой. — Ричард пристально посмотрел на Элиссу. — Я понял, что такое лицемерие, в самом нежном возрасте, хотя значения слова «лицемерие» еще не знал. — Он перевел дух и уселся на стул мистера Хардинга. — Заранее прошу прощения за то, что мне придется тебе сейчас поведать, но я хочу, чтобы ты знала обо мне все и могла понять, почему я стал таким, каков я есть.

Элисса кивнула и приготовилась слушать исповедь Ричарда без предвзятости, вбирая в себя факты и только факты и не торопясь давать им оценку.

— Итак, ты, надеюсь, уже поняла, какова была атмосфера дома, в котором я родился и вырос, — снова заговорил он, не спуская с нее напряженного взгляда. — Но что атмосфера? Это так, ерунда, что называется, воздух. Под родительским кровом мне предстояло познать другие, куда более осязаемые и ужасные вещи. Когда мне было восемь лет, как-то раз среди ночи меня разбудил дурной сон. Мне часто снились дурные сны, но этот был настоящим ночным кошмаром, хотя сейчас я его и не помню. Как бы то ни было, мне захотелось увидеть мать. — При этих словах Ричард громко рассмеялся, но смех его был не веселым, а зловещим, и Элиссе, которая слышала его раскаты, сделалось жутко. — Почему мне этого захотелось, сказать трудно — ведь мать никогда не обращала на меня внимания, но уж лучше невнимательная мать, чем никакой, — так, по-видимому, я тогда рассуждал, на подсознательном, разумеется, уровне. Короче, я очень испугался и отправился к ней за утешениями. Ни ее, ни отца я в спальне не обнаружил. Потом я услышал приглушенные звуки музыки, доносившиеся со двора, подошел к окну и увидел, что в павильоне у реки горит свет. Я знал, что родители часто пируют там по ночам с друзьями, подумал, что моя мать в павильоне, и, несмотря на поздний час, решил отправиться туда.

Ричард тяжело вздохнул и потер рукой лоб.

— Для меня, ребенка, ночное путешествие было сродни увлекательному приключению. Я до сих пор помню, как шелестела у меня под ногами мокрая от росы трава и какой огромный желтый диск луны был в ту ночь. Признаться, я немного боялся разных метавшихся теней, но все-таки шел — уж больно любопытно мне было взглянуть на то, как веселятся взрослые.

Ричард замолчал и посмотрел в окно.

— В моей жизни бывали минуты, когда мне хотелось, чтобы в ту ночь блеснула молния и ослепила меня навсегда — тогда бы я не увидел того, что мне довелось увидеть, заглянув в окно этого злополучного павильона. Я увидел на столе опрокинутые кувшины с вином и перевернутые блюда с яствами: можно было подумать, что в павильоне веселились не люди, а свиньи. Потом я увидел ковры и разбросанные по полу бархатные подушки, которым самое место было бы в султанском гареме.

Ричард кашлянул, а потом перешел на шепот.

— И вдруг я увидел обнаженные мужские и женские тела, лежащие на полу парами и по три сразу, которые переплелись между собой, словно змеи в клубке. А потом я увидел свою мать с мужчиной, который не был моим отцом, а вслед за тем заметил и отца, который находился в объятиях незнакомой мне женщины.

— Бог мой, Ричард, представляю, какой это был для тебя удар! — тихо сказала Элисса, поднимаясь с места, чтобы подойти к мужу. Встав рядом с ним на колени, она нежно его обняла.

Все это время Ричард сидел неподвижно как статуя, но когда Элисса обняла его, немного оттаял, прерывисто вздохнул и посмотрел на жену.

— Когда я все это увидел, меня в прямом смысле стошнило, — признался он. — Спотыкаясь, на подгибающихся ногах, я пошел назад к дому. Я был до такой степени потрясен увиденным, что не мог в полной мере осознать того, чему стал свидетелем.

На следующий день родители вели себя как ни в чем не бывало — они снова превратились в добропорядочных леди и джентльмена и в присутствии слуг рассуждали о морали, добронравии и благородстве. Тем не менее их ночная, тайная жизнь наложила отпечаток на их существование и так или иначе проявлялась в их другой, повседневной жизни, предназначавшейся для взоров окружающих — надо было только уметь подмечать. И я этому научился — стал замечать многозначительные, брошенные вскользь взгляды, которыми они обменивались со своими друзьями.

— О, Ричард, мне так совестно, что я проникла в твои тайны… — прошептала Элисса.

Ричард ответил ей печальным взглядом.

— Позже я понял, что это был способ, с помощью которого им удавалось поддерживать свой неудачный, без любви, брак. В соответствии с негласным договором каждый из них мог заводить себе любовника или любовницу, чтобы достичь физического удовлетворения — это вместо духовной близости, которой они были лишены. Дальше — больше. После того как умерла моя мать, отец, что называется, пустился во все тяжкие и перестал соблюдать даже те немногие правила приличия и осторожность, о которых они договорились с матерью. Поэтому, когда говорят, что он соблазнил жену моего дяди, я не смею этого отрицать и, более того, готов в это поверить.

Ричард тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.

— Должен сказать, — добавил он, — что если бы Седжмор упомянул о том, что я тоже участвовал в этих ночных оргиях, я бы нисколько этому не удивился.

— Между прочим, он на это намекал, — сказала Элисса.

— Дьявольщина, я так и знал! — воскликнул он. — Скажу только, что тогда я был всего лишь несмышленым ребенком.

— Я все время об этом думала… Тебя к этому принудили?

— Нет, Элисса, нет, — произнес Ричард. — Я в этом не участвовал. Наблюдал, видел — да, но не участвовал. Конечно, мои родители были людьми распутными — кто же спорит? — но и они не были до такой степени циничными, чтобы принудить меня участвовать в свальном грехе.

— Ты как-то упоминал, что тебя лишили детства.

— Не в этом смысле, Элисса, не в этом смысле…

Ричард накрыл ладонями ее руки, и маска светского, видавшего виды, уверенного в себе человека вдруг исчезла с его лица — ее смыли полившиеся из его глаз светлые слезы раскаяния.

— Элисса, с меня было довольно это видеть!

Элисса прижалась к нему и поцеловала его в лоб.

— Не спеши, любовь моя, не спеши, — попросил он, — я еще только вылупляюсь из тухлого яйца своего детства, и этот процесс настолько сложный и болезненный, что его нельзя подгонять.

Взглянув в ее исполненные сочувствия глаза, Ричард впервые в жизни осознал, что он не одинок и на свете есть женщина, которая о нем беспокоится. Прерывающимся от сдерживаемых рыданий и волнения голосом он произнес:

— Ты мне нужна, Элисса. Ты и Уил — это лучшее, что есть у меня на этом свете. Я бы скорее убил себя, нежели причинил кому-нибудь из вас боль. Прошу простить меня за все мной содеянное, что могло заставить тебя меня возненавидеть!

— Возненавидеть тебя? — в изумлении повторила Элисса. — Но это не так, я не испытываю к тебе ненависти! Дорогой ты мой! — вскричала она, награждая его теплой, любящей улыбкой. — Неужели ты ничего не понимаешь? Ведь я была опечалена вовсе не тем, что меня сжигала ненависть к тебе.

Не было во мне ненависти к тебе — и нет! Во мне была только любовь… Просто я думала, что слишком сильно тебя люблю, даже чрезмерно!

В глазах Ричарда проступило недоумение.

— Удивительное дело — Фос как раз считал, что ты меня боишься…

— Глупости, я не боюсь ни тебя, ни твоих чувств. Фос-то говорил не о тебе, он намекал на мою любовь, на силу моих чувств, которые, как слишком яркое солнце, способны испепелить и того, кого любят, и того, кто любит. Я, не скрою, боялась того, что моя любовь к тебе сделает меня слабой.

— Не бойся этого, о цветок моего сердца! Любовь не сделает тебя слабой — кого угодно, только не тебя. Скорей рассыплется во прах гора, нежели сделаешься слабой ты!

— Возможно, если гора полюбит так, как я, она и правда рассыплется — особенно в том случае, если любовник ее оставит. Ты вот просишь у меня прощения, но я до сих пор не могу понять — за что? Неужели только за то, что ты не хотел раскрывать тайны своих родителей? Не могу тебя за это винить. Я поступила точно так же. Не хотела, чтобы кто-нибудь узнал об Уильяме Лонгберне.

— Я догадался о его… хм… порочных наклонностях, — сказал Ричард, скривив губы в сардонической улыбке. — Видел в павильоне его портрет и вспомнил, что он бывал в гостях у моей матери.

У Элиссы от удивления расширились глаза.

— Значит, он сделался растленным типом давно, еще до того, как мы встретились, — сказала она с печальной улыбкой. — Жаль только, что внешне это никак не проявлялось.

Или, быть может, я просто не умела видеть? В таком случае он обманул не только меня, но и всех в Оустоне, поскольку люди в нашей округе считали его удивительно доброжелательным человеком. На самом же деле он ненавидел людей и ставил их ниже себя. А еще он мог быть очень жестоким — в частной жизни, хочу я сказать. Думаю, что он не любил даже собственного сына, а воспринимал его лишь как наследника и наглядное свидетельство своей способности к деторождению. Жаль, что я с ним встретилась и вышла за него замуж.

Единственное, о чем я не жалею, так это о том, что у меня есть сын.

Ричард вздохнул:

— Увы, люди часто лгут и лицемерят — такова уж, как видно, человеческая природа. Я встречал в театре много хороших актеров, но те актеры, которые разыгрывают свои роли в жизни, могут дать им сто очков вперед.

— Я тоже хороша. Поверила первому встречному проходимцу, который расточал мне комплименты и вел сладкие речи о любви и ожидающем меня якобы счастье в браке.

Ричард взял ее за руки.

— Ты не первая, кто попался на такую уловку, Элисса, и, уверяю тебя, не последняя. Ты вот говорила, что Уильям Лонгберн был жестоким человеком. При мысли о том, что он мог поднять на тебя руку, у меня внутри все начинает кипеть.

— Он не бил меня, но был человеком грубым. Подчас его слова причиняли мне едва ли не физические мучения. И ему так трудно было угодить… Особенно в постели. Однажды, .назвав меня не стоящей даже его мизинца тупой, бесчувственной коровой, он заявил, что начнет обучать меня тайнам любви. Не той любви, о которой пишут поэты, но любви грубой, чувственной и извращенной, когда в соитии участвует разом несколько человек. — Голос Элиссы упал до шепота. — Он намекал даже на занятия любовью с особами одного пола!

— Боже, Элисса, оказывается, тебе тоже приходилось страдать!

Подняв ее лицо за подбородок, он устремил на нее пронизывающий взгляд своих темных глаз.

— Не смущайся. Я человек без предрассудков и хорошо изучил самые темные стороны человеческой натуры. Поверь, я восприму твой рассказ как должно и ни в коем случае не стану тебя осуждать. Он принуждал тебя к участию в оргиях? — тихо спросил Ричард, думая, какую сильнейшую душевную боль пришлось пережить этой чистой женщине.

— Нет. Я сразу заявила ему, что вывалять себя в грязи не позволю и в подобных низких развлечениях участвовать не стану. Он пришел в ярость и сказал, что женился на мне по той только причине, что ему нужен наследник. После этого он поставил меня в известность, что отныне близкие отношения между нами будут подчинены одной только этой цели, и добавил, что радости, которые я не способна ему дать, он будет искать на стороне. — Она вздохнула и склонила голову на грудь Ричарда. — Со временем я свыклась с пренебрежением, которое он мне выказывал, и была даже благодарна ему за то, что свои праздники жизни он справлял вдалеке от Оустона. По крайней мере он не замарал своего имени в глазах соседей.

— Неужели не было сплетен о его… хм… подвигах на стороне?

Элисса отвела со лба Ричарда прядь темных волос.

— Слухи и сплетни есть всегда — тебе ли этого не знать?

— Да уж, это я знаю, как никто. — Ричард обнял ее за талию. — Теперь ты, надеюсь, понимаешь, отчего я стал таким циничным? Я с детских лет никому не доверял — ни единой живой душе! И лишь сейчас во мне что-то изменилось. — Глаза Ричарда заблестели счастливым блеском. — Элисса, клянусь всем, что есть в моей душе святого, я люблю тебя!

— Я тоже тебя люблю. — Элисса прижалась к нему всем телом и нежно его поцеловала. — Когда ты вернешься домой, мы разрушим тот ужасный павильон до основания. — В глазах ее вдруг проступило сомнение. — Ты ведь вернешься домой, правда?

Блайт рассмеялся счастливым смехом.

— Конечно, вернусь. Мы ведь не можем друг без друга, верно? — Он прищурился и пристально на нее посмотрел. — Мне кажется, существует еще одно обстоятельство, требующее моего присутствия в Блайт-Холле. Хотя бы то, что ты слегка раздалась в талии!

— Ох, Ричард, мне следовало сказать тебе о том, что я жду ребенка, гораздо раньше. Я не говорила только потому, что боялась ошибиться — не хотела тебя разочаровывать.

— Ну и как, я должен испытывать чувство разочарования или же нет?

Ответом ему была ее счастливая улыбка.

— Элисса, теперь я самый счастливый человек в Англии!

— Который женат на счастливейшей из женщин.

— Когда родится наш ребенок, я сделаю все, чтобы Уил не чувствовал себя обделенным вниманием, каким в свое время чувствовал себя я.

— Ты — чудесный человек.

Ричард улыбнулся:

— Только не надо меня захваливать! Похвалы — как старое вино: ударяют в голову и человек от них может возгордиться и потерять способность реально воспринимать мир.

Лучше разбавлять их критическими замечаниями.

— Что ж, буду иметь это в виду, — сказала она, не сводя с него глаз.

— Ты как-то слишком уж быстро с этим согласилась, — заметил Ричард.

— Потому что уверена: ты далеко не всегда будешь поступать так, как мне бы того хотелось.

Ричард рассмеялся:

— Ты видишь меня насквозь. Как и тебе, мне хотелось бы поскорее вернуться в Блайт-Холл, но с этим придется повременить. Мне необходимо задержаться на пару дней в Лондоне. Сегодня вечером на сцене театра ставят мою новую пьесу и мне, в зависимости от того, как пьесу примет публика, придется сделать по ходу действия кое-какие поправки.

— Ты написал новую пьесу? Но когда ты только успел?

Прошло очень мало времени с тех пор, как ты уехал из Блайт-Холла.

Ричард хитро улыбнулся:

— Помнишь, я по ночам уходил из спальни? Ты еще думала, что я встречаюсь в это время с женщинами в павильоне.

— Если я так думала, то была не права!

— Сразу тебе скажу: утверждая, что меня мучит бессонница, я в каком-то смысле лукавил и прошу меня за это извинить. Дело в том, что по ночам я писал пьесу.

Элисса нахмурилась:

— Я полагала, что ты писал только ради заработка и с тех пор, как поселился в Блайт-Холле, и думать об этом забыл…

— Я тоже так думал — первые два дня в деревне, но потом понял, что это сильнее меня. В писательском творчестве есть какая-то магия, и эта страсть, завладев тобой, больше от себя не отпускает. — Ричард с задумчивым видом на нее посмотрел. — Видишь ли, сочинительство позволяет мне воздействовать на людские души и заставлять людей поступать так, как хочется мне.

— Хочешь сказать, что тебе нравится руководить людьми?

— Тебе бы больше понравилось, если бы я сделал попытку руководить тобой или управлять имением?

— В последнее время я неплохо справляюсь с управлением имением сама.

— Это потому, что в последнее время у тебя появился аккуратный клерк с отличным почерком.

Она нежно поцеловала его в щеку.

— Это правда. Я вот только одного никак не могу взять в толк. Если твоя жизнь в Блайт-Холле была во времена твоего детства и юности такой ужасной, почему тебя снова туда тянет? Я бы на твоем месте и смотреть-то в его сторону не захотела.

— А почему ты не уехала из Блайт-Холла, когда умер твой муж?

— Потому что это был дом моего сына.

— Блайт-Холл был домом также и для меня. Мои родители, мягко говоря, не были лучшими в мире людьми, но Блайт-Холл я любил всегда. Красота этого края с детских лет запечатлелась в моем сердце, и я всегда носил ее в своей груди, куда бы меня ни забрасывала судьба. Хотя я покинул дом в надежде избавиться от всех тех мерзостей, которые меня там окружали, если бы мне сказали, что пройдет целых двенадцать лет, прежде чем я увижу его снова, я, возможно, никуда бы не уехал.

— Если бы ты остался в Блайт-Холле, мы, возможно, никогда бы не встретились.

— Черт! А ведь ты права!

— А если бы король не заставил нас пожениться, мы, вероятно, никогда не полюбили бы друг друга.

— Это говорит лишь о том, что я в большом долгу перед его величеством. — Руки Ричарда стали медленно и тщательно исследовать ее тело, прикасаясь к его самым чувствительным местам. — Кстати, миледи, какие у вас планы на сегодняшний день и вечер?

— У меня их так много, что даже перечислять неохота, — произнесла она хрипловатым шепотом, отвечая на его ласки.

Ричард запрокинул голову и рассмеялся.

— Я просто хотел у тебя узнать, придешь ли ты на премьеру моей пьесы.

Разговаривая с Элиссой на отвлеченные темы, Ричард приподнял ее и усадил на край стола.

— Как бы то ни было, время у нас еще есть, и ждать наступления ночи нам совсем не обязательно.

Что бы там ни замышлял Ричард, его приготовления были прерваны хлопком двери; коридор наполнился громкими голосами, свидетельствовавшими о том, что поход мистера Хардинга, Уила и клерка Диллсворта в ближайшую кондитерскую успешно завершился. Ричарду ничего не оставалось, как запечатлеть на губах Элиссы страстный поцелуй и помочь ей слезть со стола.

Ричард взял Элиссу за руку, и они вместе вышли из кабинета в коридор, где, как и ожидали, обнаружили Хардинга, Уила и Диллсворта. Выступавший в роли няньки Диллсворт стоял рядом с Уилом на коленях, пытаясь платком очистить от крема воротник его курточки. Мистер Хардинг не без интереса наблюдал за этим процессом и время от времени давал своему клерку руководящие указания.

— У нас все хорошо! — объявил Ричард, вскидывая вверх, как доказательство примирения, их с Элиссой сомкнутые руки.

— Рад это слышать, — ровным голосом произнес адвокат.

— Сегодня вечером должна состояться премьера моей новой пьесы, и вы, мистер Хардинг, чрезвычайно меня обяжете, если возьмете на себя труд ее посетить, — сказал Ричард.

— Увы, к большому моему сожалению, на театры у меня просто не остается времени, — последовал ответ.

— Но ведь нет правил без исключений! — воскликнула Элисса.

Выражение лица мистера Хардинга, казалось, чуточку смягчилось.

— Ну разве что сегодня… Так и быть, сегодня я нарушу свои правила и приеду в театр.

— Отлично. Приходите к началу и ждите меня у служебной двери. Я предоставлю вам с Элиссой лучшие места в зале.

— А как же я? — вскричал с обидой в голосе Уил. — Разве мне нельзя пойти на спектакль вместе со всеми?

— Даже не знаю… — пробормотала Элисса, в сомнении разводя руками.

— На мой взгляд, в моей новой пьесе «Дом викария» ничего неподобающего для слуха и глаз юного поколения не содержится, — с минуту подумав, произнес Ричард.

— В таком случае Уил может пойти вместе со всеми, — сказала Элисса.

Радостная улыбка, появившаяся на губах Ричарда, была» под стать счастливой улыбке Уила.

— Сразу вам скажу, что я не ожидаю от своей повои пьесы оглушительного успеха. Когда я начал ее писать, то пребывал в весьма приподнятом состоянии духа. Потом настроение у меня упало, и я переделал ее в трагедию. После этого мне вдруг пришло в голову, что моя последняя трагедия потерпела провал, и я снова засел за переделку пьесы.

Теперь я уже не знаю, что у меня получилось. То ли комедия с элементами драмы, то ли драма с элементами комедии.

— Как бы ты ни называл свою пьесу, я уверена, что вещица у тебя получилась очаровательная, — с гордостью сказала Элисса.

— Три тысячи чер… — начал было Ричард, но, взглянув на Уила, прикусил язык. — Кстати, где вы остановились? В комнатушке, которую я снимаю, вряд ли хватит места для троих.

— В таком случае вы могли бы остановиться у меня, — сказал мистер Хардинг. — Более того, я на этом настаиваю.

— С благодарностью принимаю ваше приглашение. Но мы не будем долго злоупотреблять вашим гостеприимством, поскольку сразу же после премьеры отправимся домой, — сказал Ричард. — Теперь же позвольте мне откланяться. Я должен успеть собрать свои пожитки и оказаться в театре за час до начала спектакля, чтобы успеть внести в текст пьесы кое-какие изменения и дать последние наставления актерам.

Ричард напустил на лицо мрачное выражение.

— Все мои актрисы непрерывно на меня дуются и не хотят выполнять моих распоряжений. Мне даже пришлось на них сегодня накричать. — Снова расплывшись в улыбке, он вздохнул:

— Ума не приложу, что с ними творится?

— Думаю, нам с Уилом следует пойти в театр вместе с тобой и защитить тебя от происков твоих примадонн, — сказала с деланно озабоченным видом Элисса.

Ричард кашлянул.

— Быть может, я все-таки представлю вас после спектакля? Обычно актрисы до премьеры нервничают и ведут себя не слишком… хм… по-светски.

— Мы поступим, как ты пожелаешь, — ответила Элисса.

На губах у Ричарда появилась его всегдашняя сардоническая улыбка.

— Дело в том, что, когда я с вами, я прямо-таки лучусь от счастья, и ваше появление на репетиции может повредить моей репутации.

— Счастливого мужа?

— Нет, репутации величайшего циника города Лондона.

— А я и не знала, что у тебя здесь такая репутация.

Ричард с преувеличенной грустью вздохнул:

— Я создавал себе эту репутацию с тех самых пор, когда после Реставрации вернулся вместе с королем в Лондон. А теперь она может в один момент рухнуть.

— Если не ошибаюсь, ты заработал в Лондоне еще кое-какую репутацию, — заметила супруга.

— Элисса! — запротестовал Ричард.

Она улыбнулась:

— Знать ничего не желаю. Кажется, мы целую вечность жили порознь, и я хочу быть с тобой — так что, делать нечего, твоей репутации циника и волокиты придется пострадать.

— Что ж, пусть случится то, что должно случиться, — с философским видом пожал плечами Ричард.

— Так, значит, мы отправляемся в театр прямо сейчас? — с волнением спросил Уил.

— Прямо сейчас, — кивнул Ричард. — Попрошу главного бутафора показать тебе оружие, которым пользуются на сцене актеры.

— Вот здорово!

— Ричард! — запротестовала Элисса.

— Обещаю тебе, что главный бутафор будет вести себя крайне осторожно и мечом или алебардой размахивать не станет. Ты мне веришь, Элисса?

— Как себе самой.

— В таком случае нам пора ехать в театр.

Ричард взял Элиссу за руку, сжал в другой руке ладошку Уила и повернулся к мистеру Хардингу:

— До вечера, мистер Хардинг.

— До вечера.

Когда за ними закрылась дверь и они оказались на шумной лондонской улице, Уил спросил:

— Я и вправду смогу посмотреть на театральное оружие и доспехи?

— Даже на порошок, который мы используем вместо пороха, чтобы производить на сцене взрывы. Но это только в том случае, если Генри будет в хорошем настроении.

— А Генри это кто?

— Наш главный бутафор и пиротехник, который заведует оружием, костюмами и прочим театральным хламом. Он парень хороший, особенно если ему не перечить.

— Я буду хорошо себя вести, — сказал Уил.

Ричард провел ладонью по голове мальчика, взлохматив ему волосы.

— Я в этом не сомневаюсь.

Элисса неожиданно остановилась, так что Ричард едва на нее не налетел.

— Мистер Седжмор! — воскликнула она.

Ричард проследил за ее взглядом и увидел вынырнувшего из боковой улочки Седжмора.

Некоторое время он их разглядывал, переводя глаза с Ричарда на Элиссу и на Уила, потом ухмыльнулся и произнес:

— Лорд и леди Доверкорт! Какой приятный сюрприз!

— Я бы сказал, сомнительный, — пробормотал сквозь зубы Ричард, окидывая взглядом одетого в темный, из добротного сукна костюм сквайра. — Что это вас потянуло в Лондон, который, если мне не изменяет память, вы считаете оплотом греха и порока?

— Вы что же, за мной следили? — с подозрением спросила Элисса.

— Разумеется, нет! — сказал Седжмор, напуская на налицо непроницаемое выражение. — Говорю же, что это не более чем… э… приятное совпадение. Я приехал в город по делу. Кстати, я бываю здесь довольно часто. Полагаю, в этом нет, да и не может быть ничего предосудительного или необычного.

— Что ж, хочу заметить, что если это и совпадение, то оно меня очень даже устраивает, — произнес Ричард, выпуская руку Элиссы. — Мне нужно перемолвиться с вами парой слов с глазу на глаз.

— Если не ошибаюсь, у нас с вами нет никаких общих дел, — напомнил мистер Седжмор.

— Ошибаетесь, и я это вам докажу, как только мы войдем в кабинет мистера Хардинга.

— Боюсь, что я не смогу принять ваше предложение, — заявил мистер Седжмор и попятился от Ричарда. — У меня… хм… назначена встреча, которая не терпит отлагательства.

— Нет, вы просто обязаны зайти к мистеру Хардингу! — =вступила в разговор Элисса. — Прежде всего вы должны объяснить, каким образом вам удалось узнать некоторые важные пункты из моих брачных договоров и завещания моего покойного мужа.

— Я знаю каким! — вскричал Ричард, заметив, что мистер Седжмор стал пятиться от них все быстрее. — Пойдемте, Седжмор, — сказал Ричард, впиваясь пальцами в его плечо, — мне кажется, вы должны объяснить свои действия нам, мистеру Хардингу и, возможно, еще и королевскому констеблю.

— Я никуда с вами не пойду! — заявил Седжмор, вырвался и торопливо зашагал прочь.

— Отправляйтесь сейчас же к мистеру Хардингу и ждите меня там, — скомандовал Ричард и, стиснув в руке эфес шпаги, устремился за Седжмором.

— Но я хочу… — запротестовал Уил.

Ричард оглянулся на Уила и Элиссу и строго бросил:

— Никаких «я хочу»! Элисса, немедленно отведи его к Хардингу.

И он устремился вдогонку за мистером Седжмором.

Глава 20

Седжмор помчался вниз по улице и исчез, но Ричард все же успел заметить, куда он свернул. Не обращая внимания на бродивших вокруг с сонным видом ротозеев, Ричард вытащил шпагу из ножен и припустил вслед за ним, сворачивая в темные улочки и тесные грязные переулки.

Пару раз он едва не упустил свою добычу из виду, но Седжмор был плохо знаком с прихотливым переплетением лондонских улиц на окраине, а Ричард знал город отлично.

Каждый раз, когда Седжмор бесследно, казалось бы, исчезал, Ричард замирал на месте и прислушивался.

Звуки шагов, подхваченные негромким, но вполне различимым эхом, подсказывали ему, где искать Седжмора. Как ни петлял и ни сворачивал темные закоулки Седжмор, Ричард уверенно за ним следовал, с каждой минутой все больше утверждаясь в мысли, что Седжмор держит путь в южном направлении. Это означало, что он стремится пробраться к Темзе. Если его ждала на берегу лодка, то ему ничего не стоит ускользнуть от преследования — даже в том случае, если бы Ричард кликнул на подмогу моряков или кого-нибудь из портовых грузчиков.

Ричард торопился. Люди сторонились его и без слов уступали ему дорогу: шпага, которую он сжимал под мышкой, придавала ему внушительный вид.

Увидев наконец, как Седжмор свернул в тупик, Ричард едва не взвыл от радости: теперь коварный сосед был у него в руках!

Седжмор сразу почувствовал, что попался, — словно оказавшаяся в ловушке крыса, он бестолково закружил по тупику, бросая отчаянные взгляды по сторонам в надежде отыскать хоть какую-нибудь щель, где можно было бы укрыться. Ричарду приходилось видеть людей в безвыходном положении, и он знал, что, как всякий доведенный до крайности человек, Седжмор очень опасен.

— Все кончено, Седжмор, сдавайтесь! — сказал Ричард, взмахивая шпагой, которая со свистом рассекла воздух.

— Отпустите меня! Я ничего не сделал! — Седжмор пятился, пока не уперся спиной в глухую стену.

— Зачем в таком случае вы ударились в бега?

— Потому что вы мне угрожали!

— Ничего подобного. Я просто предлагал вам пройти к мистеру Хардингу, чтобы прояснить некоторые вопросы. Если вы невиновны, вам бояться нечего.

— По-вашему, тюрьмы не стоит бояться? Меня бросят в Ньюгейт, независимо от того, виновен я или нет! Вы знаете жизнь, и не мне вам это объяснять. — Седжмор сделал шаг вперед и молитвенно сложил на груди руки. — Все-таки что, по-вашему, я сделал?

Ричард нацелил шпагу Седжмору в горло. По той только причине, что оружия в руках Седжмора он не видел, нельзя было еще судить, что его нет у него вообще — к примеру, в рукаве, за поясом или в сапоге.

— Вы покушались на жизнь человека.

— Я? Кого же, по-вашему, я хотел убить?

— Моего пасынка. После чего намеревались предпринять шаги к тому, чтобы завладеть имением моей жены. Другими словами, собирались на ней жениться.

— Это абсурд!

— Если это абсурд, какой вам был смысл выяснять, кто стал бы наследником имения в том случае, если бы Уил умер раньше своей матери, а она, в свою очередь, раньше мужа?

— Это самая удивительная сказка, какую мне только доводилось слышать в своей жизни!

— Совершенно с вами согласен — это сказка. Как бы ни сложились обстоятельства, Элисса не согласилась бы выйти замуж за такой кусок дерьма, как вы.

— Да кто вы такой, чтобы меня оскорблять? — вскричал Седжмор. — Вы жалкий развратник, аморальный сочинитель пустых пьесок фривольного содержания! Вы заражаете все, к чему прикасаетесь!

— Я попросил бы вас пожалеть мои несчастные уши и но высказывать свое мнение обо мне в полном объеме, — с саркастической улыбкой произнес Ричард.

— Если заговор на жизнь вашего пасынка и в самом деле существовал, то подозревать в его организации нужно не меня, а вас. Все знают, что вы хотели любой ценой получить имение Блайт-Холл, да и репутация у вас соответствующая — я бы сказал, подозрительная, и не только у вас, но и у ваших родителей. Люди вроде вас ни перед чем не останавливаются, чтобы заполучить желаемое.

— Я — человек чести, что может засвидетельствовать мистер Хардинг. По его мнению, я мог бы потребовать возвращения имения сразу же, как только приехал в Англию, но не стал этого делать. Так сказать, предоставил событиям их естественный ход, а еще больше надеялся на милость короля…

— Элисса знает, какой вы негодяй!

— Я бы предпочел, чтобы вы называли мою жену леди Доверкорт, — сказал Ричард. — Так вот, леди Доверкорт неплохого обо мне мнения, а ведь она знает меня куда лучше, чем вы!

— Я буду называть ее так, как мне заблагорассудится, а когда вы умрете, назову своей женой.

Губы Ричарда сложились в угрожающую улыбку.

— Даже если вы меня убьете… Неужели вы думаете, что она выйдет за вас?

— После Лонтберна ее мужем должен был стать я. Я долго дожидался удобного момента, а тут вдруг являетесь вы и с благословения короля берете ее в жены… Черт бы побрал и вас, и вашего короля!

— Думаю, что идеальная добыча для черта не я, а вы, Седжмор. Кому, кроме вас, могла прийти в голову чудовищная мысль убить ребенка из-за нескольких акров земли? Сдавайтесь, Седжмор, не тяните время — игра окончена!

— Я не пойду в тюрьму! Там грязно и дурно пахнет! — вскричал Седжмор, начиная понимать, что Ричард не оставит его в покое. — Я не хочу, чтобы меня повесили.

Отпустите меня, Блайт! — Седжмор рухнул перед Ричардом на колени, и из глаз его потекли слезы. — Я вам за это заплачу, хорошо заплачу.

— Бросьте, Седжмор, меня купить нельзя. Неужели вы этого еще не поняли? — сказал Ричард, не спуская, однако, глаз с рук Седжмора. Предосторожность оказалась не лишней: Седжмор завел руку за спину и выхватил из-за пояса широкий кинжал-дагу.

Ричард отклонился в сторону и избежал предательского удара, после чего выбросил вперед руку и полоснул Седжмора по запястью.

Седжмор выронил кинжал и прижал раненую руку к груди.

— Я скажу, что вы хотели меня убить за то, что я слишком много про вас знаю, чтобы заставить меня замолчать!

— Что за чушь, Седжмор? По-моему, вы уже рассказали обо мне все, что только возможно, и правду, и самую отвратительную ложь. Это подтвердят все люди в округе Оустона, — заметил с усмешкой Ричард, не забывая время от времени поглядывать на кинжал Седжмора, валявшийся неподалеку. Он полагал, что Седжмор может сделать попытку поднять кинжал и возобновить нападение.

Так оно и случилось. Седжмор метнулся к своему клинку, поднял его и бросился на Ричарда.

Блайт ждал возобновления атаки и был начеку. Отразив удар, Ричард ударом эфеса шпаги сбил Седжмора с ног. Тот упал в грязь, которая в этом районе Лондона не просыхала даже в летнюю жару. Выбравшись из грязной лужи, Седжмор, продолжая сжимать в руке кинжал, крикнул:

— Я не хочу в тюрьму! Это тебя надо туда засадить! И уж безусловно, нашего с тобой папашу — жаль только, что он умер!

Ричард в изумлении уставился на Седжмора.

— Что смотришь? Забыл уже, каков был наш папенька и сколько баб у него было? Он, как и ты, норовил затащить в постель любую женщину, которая оказывалась у него на пути.

Не пощадил даже жену родного брата! А знаешь ли ты, что с ней произошло? Вижу, что не знаешь — и л» никто не знает. Только я знаю! Потому что я ее сын и незаконный ребенок твоего отца.

— Почему ты мне об этом не сказал? Я бы…

— Ну и что бы ты сделал? Разгласил этот факт и раздул бы скандал вокруг моего имени? Ну уж нет! Довольно было скандалов, связанных с именем Блайтов. Я хотел, чтобы мое имя осталось незапятнанным, и делал для этого все. Во всяком случае, не сочинял дешевые пьески на потребу богатой публике! Да у меня больше прав на владение Блайт-Холлом, чем у кого-либо, — больше, чем у тебя, больше, чем у Лонгберна, больше, чем у этого щенка, который носит его фамилию, потому что я их выстрадал всей своей жизнью!

— Господи! — только и мог сказать Ричард.

Лишь теперь он начал подмечать в лице Седжмора знакомые черты. Хотя Альфред был не так красив, как сэр Блайт-старший, фамильное сходство между ними, без сомнения, было. Ричард распознал в его голосе знакомую горечь и стоявшую за ней душевную боль, «Господи, — подумал Ричард, — его горечь и боль так знакомы мне!»

Ричарда в эту минуту терзали сомнения, и он не смотрел на Седжмора. Тот решил воспользоваться представившимся ему преимуществом и нанес новый удар. Ричард краем глаза заметил движение и среагировал на него инстинктивно, как хорошо отрегулированный боевой механизм. Взмахнув шпагой, он ударил своего единокровного брата в грудь.

Седжмор с протяжным стоном рухнул на землю. Ричард, ногой отбросив в сторону упавший на землю кинжал, склонился над поверженным противником.

— Черт, не повезло, — простонал Седжмор, — а ведь я мог заполучить и эту женщину, и ее земли. — Судорожно вздохнув, он добавил:

— Но лучше уж умереть здесь, в грязи, нежели в Ньюгейте.

Ричард едва не застонал от душевной боли: исполненная сарказма манера Седжмора говорить была его, Ричарда, манерой.

— Позволь, я позову врача, — сказал он, желая сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить страдания раненого.

Седжмор поморщился от боли:

— Не надо врача. Лучше послушай, что я скажу. Моя мать умерла родами. Управляющий твоего дяди изменил мое имя на Седжмор и под этим именем воспитал меня как своего сына. Но я всегда знал, что я не такой, как он… знал, что я благородного происхождения. Перед смертью он сказал мне правду… о том, кто я такой… и кто мои родители, а также сообщил, что у меня есть брат, который позорит имя своих предков тем, что пишет глупые пьесы…

— Уж лучше бы ты помолчал. Тебе вредно разговаривать… Позволь мне все-таки тебе помочь.

Но помощь Седжмору уже не требовалась. В горле у него что-то забулькало, он закрыл глаза и умер.

Тяжело вздохнув, Ричард вложил шпагу в ножны, поднял с земли дагу Седжмора и, распрямившись, окинул взглядом бездыханное тело своего незаконнорожденного брата.

«Еще один грех в копилку моего отца», — подумал он и начал читать молитву по умершему.

После этого, взвалив тело своего единокровного брата на плечо, он направился к конторе мистера Хардинга. Никто ни о чем его не спрашивал и остановить не пытался. Люди всматривались в его белое как мел лицо и освобождали ему путь.

Оказавшись у дома мистера Хардинга, Ричард положил тело на землю и, прежде чем войти в контору адвоката, снял с себя камзол и накрыл им лицо Седжмора.

В ту же минуту, когда он вошел, Элисса заметила у него на белой рубашке кровь и устремилась к нему.

— Что случилось? Ты ранен?

— У вас состоялась дуэль? — с волнением поинтересовался Уил.

Хотя мистер Диллсворт и молчал, лицо у него было такое же бледное и взволнованное, как у мальчика.

Отворилась дверь кабинета, и появился мистер Хардинг собственной персоной. Вид у него, как всегда, был непроницаемый.

— Нет, дуэли как таковой у нас не было. Пойдем, Элисса, мне нужно переговорить с тобой и мистером Хардингом.

А ты, Уил, подожди здесь, у двери. Мы недолго.

К большому удивлению Элиссы, Уил подчинился Ричарду сразу, не задавая привычных вопросов. Но что Уил — она сама без малейшего колебания подчинилась отданной негромким голосом команде Ричарда.

В кабинете Хардинга Блайт рухнул в кресло и некоторое время сидел молча. Элисса стиснула в ладонях его руку. Мистер Хардинг опустился на свое привычное место за большим конторским столом и устремил на Ричарда холодный рыбий взгляд, в котором застыл вопрос.

Ричард заговорил, описывая происшествие во всех подробностях. Мистер Хардинг слушал его молча и очень внимательно. Элисса же время от времени прерывала его речь громкими восклицаниями, выражавшими изумление, ужас и негодование.

— Я принес его тело сюда. Ничего другого мне просто в голову не пришло, — закончил тихим голосом свой рассказ Ричард. — Отражая его удары, я оборонялся, не более того, но меня не покидает мысль, что мне придется за это ответить.

Элисса сжала его руку с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев.

— Неужели тебя могут посадить в тюрьму? — едва слышно спросила она.

— Сильно в этом сомневаюсь, — ответил мистер Хардинг. — Разумеется, дело придется передать в суд, но я уверен, что оно разрешится без всяких осложнений. Седжмор был тем самым человеком, который платил Моллипонту за конфиденциальную информацию. Свидетельств Моллипонта вполне достаточно, чтобы выиграть дело, ну а если случится так, что кто-нибудь из судей Верховного суда вдруг заупрямится, не сомневаюсь, что вмешательство его величества мигом положит этому конец и приведет дело к успешному завершению.

— Стало быть, я опять буду обязан королю, — пробормотал Ричард.

— Что ж поделаешь, если так складываются обстоятельства. К тому же в том, что случилось, твоей вины нет, — сказала Элисса.

Ричард провел рукой по лицу, словно смывая с него усталость и скорбь.

— Мне всегда следовало помнить, что грехи моего отца его переживут. Было бы странно, если бы он не оставил после себя незаконнорожденных детей — и не одного, а целую дюжину!

— Его грехи — это его грехи, любовь моя, — тихо сказала Элисса. — Так что и вина за них падет на него, а не на тебя.

— Если бы только знать наверняка, что со смертью Седжмора обрывается цепочка, связывающая меня с прошлым… — печально сказал Ричард. — Почему-то мне кажется, что жизнь снова преподнесет мне подарок из прошлого.

Элисса стиснула его руку.

— Зато между нами не будет никаких секретов, правда, Ричард?

Блайт ответил ей едва заметной улыбкой:

— Да, между нами не будет никаких тайн. Обещаю.

Мистер Хардинг откашлялся:

— Прошу вас, милорд, не беспокоиться попусту: насколько я могу судить, только вас и мистера Седжмора можно назвать бесспорными отпрысками рода Блайтов. И вообще, предоставьте это дело мне, а сами займитесь своими делами. Если не ошибаюсь, в ближайшее время должна состояться премьера вашей пьесы?

— Черт! Моя пьеса! — взревел Ричард. — Я совсем о ней забыл. Сколько сейчас времени?

— Поскольку церковный колокол прозвонил дважды, сейчас два часа пополудни, — сказала Элисса, которая, услышав успокоительные речи мистера Хардинга, почти перестала тревожиться за судьбу мужа.

— Значит, времени у меня осталось не так уж много, — сказал он со вздохом, поднимаясь на ноги.

Взяв Элиссу за руку, он направился к двери и, остановившись у выхода, повернулся к Хардингу:

— Надеюсь, мы увидим вас в театре?, Адвокат покачал головой.

— Тут, знаете ли, во дворе труп. С ним придется что-то делать, — криво улыбнувшись, произнес он.

В циничном отношении к некоторым сторонам действительности мистер Хардинг мог дать сто очков вперед даже самому господину сочинителю.


— Сиди спокойно, Уил, иначе свалишься в партер! — наставительно сказала Элисса перегнувшемуся через барьер ложи сыну. — Спектакль начнется через несколько минут.

Уил откинулся на спинку стула.

— Как здесь душно… — пожаловался он, глядя на многочисленные люстры и канделябры со свечами. Уил поморщился, заткнул уши пальцами и добавил:

— Душно и ужасно шумно.

Театр был забит до отказа. Пахло горячим воском и немытыми человеческими телами. В партере расположилось простонародье, а в ложах — богатая нарядная публика. И те зрители, что сидели внизу, и те, что занимали галереи и ложи, галдели, отчего в зале стоял неумолчный гул.

— Думаю, когда начнется представление, публика утихомирится.

— Вот было бы здорово, если бы бутафор устроил на сцене хорошенький взрыв!

— Ричард же объяснил тебе, что на этот раз взрыва не будет.

— По-моему, мамочка, я очень понравился всем тем леди!

— Да уж, шуму вокруг тебя они устроили предостаточно, — сказала чистую правду Элисса.

Честно говоря, актрисы, с которыми она успела познакомиться, вовсе не показались ей невоспитанными или вульгарными особами, как она опасалась. Они относились к ней с почтением, а уж с Уил ом обращались как с наследным принцем.

Элисса полагала, что доброжелательное отношение актрис к ее особе обеспечили пронизывающие взгляды Ричарда, которыми он время от времени то одергивал, то наставлял на путь истинный своих подопечных. С другой стороны, взгляды ее мужа — любящие и нежные, обращенные к ней, — не позволили Элиссе сосредоточить внимание на актрисах, чтобы выяснить, которая из этих прелестниц пользовалась особым расположением Ричарда до того, как он вступил в брак.

— Сколько же здесь всего народу? — спросил Уил.

— Очень много. Ричард считается самым модным лондонским сочинителем.

— Я бы предпочел, чтобы он не писал пьесы, а дрался на дуэли.

— Он ведь уже объяснил тебе, насколько это неприятное занятие.

Уил опустил глаза и кивнул.

Элисса оглядела зал в поисках предмета, который можно было бы обсудить с сыном, и едва не вывалилась от удивления из собственной ложи: в зал входил сэр Джон со всем своим семейством. Появление в театре семейства Норберт можно было посчитать событием невероятным, но Элисса догадывалась, кто именно поднял с насиженного места весь этот выводок: впереди вышагивала Антония в паре с крайне неприятным внешне молодым человеком, на руке которого она в буквальном смысле висела. Сразу же бросалась в глаза украшавшая кончик носа ее кавалера безобразная бородавка.

Потом, приглядевшись, Элисса заметила, что молодой человек — при всей его безобразной, даже уродливой внешности — был чрезвычайно богато и изысканно одет, из-за чего, возможно, Антония так к нему и льнула.

Неожиданно всю публику в театре словно по мановению волшебной палочки охватило возбуждение.

— Что случилось? — спросил, встрепенувшись, Уил.

— Король, — коротко ответила Элисса, поднимаясь вместе со всеми зрителями и кланяясь в сторону королевской ложи, расположенной в самом центре среднего яруса. — Его величество изволил прибыть в театр, чтобы посмотреть новую постановку Ричарда. Представляю, как будет обрадован Ричард!

— А который из них король?

— Человек в длинном темном парике с полоской усов над верхней губой.

— Этот? — разочарованно спросил Уил.

— А что? Разве он плохо одет? К тому же у него величественный вид — посмотри только, как он приветствует публику.

— Я думал, он куда выше ростом.

— Рост человека ни в коем случае нельзя считать мерилом его качеств, — наставительно сказала Элисса.

Несмотря на разочарование, которое выказал Уил по отношению к высочайшей особе, все его внимание после начала спектакля было сосредоточено не на сцене, а на лице Карла.

Когда спектакль закончился и отзвучали аплодисменты, Уил продолжал наблюдать за королем до тех пор, пока его величество не поднялся с места и, коротко поклонившись публике, не вышел с величественным видом из ложи.


— Не буду спрашивать, понравилась ли тебе моя пьеса, Уил, — сказал Ричард с усмешкой. — Ты ни разу так и не взглянул на сцену.

Несмотря на его улыбку и жизнерадостный голос, Элисса подметила у него в глазах печаль.

Жаль, что его стычка с Седжмором имела трагический исход, подумала она и тут же дала себе слово, что сделает все от нее зависящее, чтобы избавить его от этого и других печальных воспоминаний, которые временами его одолевали.

— А как ты узнал, что я не смотрел на сцену? — покраснев, спросил Уил.

— Я тоже вел наблюдение, только из-за кулис. Должен сказать, что был ничем не лучше тебя, поскольку тоже не смотрел на сцену, а сосредоточил все свое внимание на вашей ложе.

С этими словами он нежно поцеловал Элиссе руку. Элисса же в ответ поцеловала его руку. Словно в награду за поцелуй, печаль в его глазах растаяла, и они радостно заблестели.

— Если бы ты окинул взглядом еще и зал, то заметил бы кое-кого из своих друзей из Оустона, — сказала Элисса. — В частности, сэра Джона со всем семейством.

— Как, даже амазонка Антония была здесь?! — вскричал Ричард в притворном ужасе. — Хорошо, что я узнал об этом после спектакля, а то забился бы от страха в какой-нибудь темный угол и ни за что не вышел бы на сцену вместе с актерами, чтобы раскланяться перед публикой.

— Неужели здесь была амазонка? — с расширившимися от удивления глазами спросил Уил.

Ричард и Элисса обменялись веселыми взглядами.

— Я имел в виду женщину, наделенную воинственным духом.

— Она пришла в сопровождении хорошо одетого молодого человека с ужасной бородавкой на носу, — сказала Элисса.

— Это, должно быть, Крезус Белмарис, аристократ и богач. Мне остается лишь пожелать ей удачи.

— По-моему, твоя пьеса всем понравилась, — сказала Элисса, решив, что пора сменить тему. — Во всяком случае, в нескольких местах король смеялся от души.

— Точно, смеялся, — подтвердил слова Элиссы Уил. — Хотя леди, которая сидела с ним рядом, не смеялась. По-моему, она потеряла какое-то украшение и все время его искала. Даже король ей помогал.

— Думаю, мне тоже следовало время от времени поглядывать на короля, — прошептала Элисса, обращаясь к Ричарду. — Я и представить себе не могла, что…

— Не могла себе представить, что его величество далеко не всегда смотрит на сцену? — закончил за нее Ричард. — Но это же бывает очень часто! Бюст подруги привлекает внимание его величества куда больше, чем сочиненные мной монологи и сценки.

У входа в их ложу послышался знакомый раскатистый смех:

— Что верно, то верно, Блайт!

Залившись краской смущения, Элисса и Ричард одновременно повернулись к королю. Ричард поклонился, Элисса присела в реверансе.

Карл с веселым видом вошел в ложу. В коридоре его дожидались леди Кастльмейн и несколько придворных.

— Я, ваше величество, сказал это просто так, без всякого злого умысла, — пробормотал Ричард.

— Мы отлично знаем, что у тебя на уме, — произнес король. — Шуточки, как обычно. При всем том твоя пьеса нам понравилась. Должен сказать, что твоих пьес нам не хватает, и мы рады, что ты вернулся в Лондон, да еще и прихватил с собой жену. А на сцену я не смотрел по той причине, что леди Кастльмейн уронила свое ожерелье и мы его искали.

— Как я и говорил, — торжественно объявил со своего места Уил.

— Кто это позволяет себе делать замечания в нашем присутствии?

— Это, ваше величество, мой сын Уильям, — сказала Элисса, выводя своего сына вперед и ставя его перед королем.

Уил поклонился.

«Точь-в-точь как Ричард», — подумала Элисса и улыбнулась.

— Ну-с, юный сквайр Лонгберн, понравился ли тебе отчим, которого я для тебя выбрал? — спросил Карл.

— Очень понравился, ваше величество, — ответил Уил. — Но он, конечно же, не так великолепен, как вы.

— Какой умный мальчик, — » ответил польщенный король. — В нем уже сейчас видны задатки придворного. — Склонившись к Уилу так, что его лицо оказалось с лицом мальчика на одном уровне. Карл заговорщицки прошептал:

— Скажи мне, юный сквайр Лонгберн, что ты думаешь о пьесе?

Уил вспыхнул:

— Я не смотрел на сцену, я смотрел на вас!

— Без преувеличения, ты высоко ценишь нашу особу.

— А иногда я смотрел на девочек, которые продают апельсины, — произнес Уил, как и король, шепотом.

— Да ну? И какая же из них понравилась тебе больше всех?

Уил посмотрел в зал и ткнул пальцем в сторону девушки, на бойкий характер которой жаловался Фос.

— Действительно, хорошенькая, — протянул король, взглянув на торговку апельсинами. Потом повернулся к Ричарду:

— Кто такая?

— Нелл Гвин, сир.

— Надо будет запомнить это имя, — сказал Карл и вновь переключил свое внимание на Уила:

— Когда вырастешь, юный мастер Лонгберн, будешь нам служить?

— Если мама разрешит, ваше величество, — серьезно ответил Уил.

Король Карл расхохотался.

— Мы думаем, она тебе разрешит, поскольку уже убедилась на собственном опыте, что король редко ошибается, решая судьбы своих подданных. — Устремив на Ричарда пронизывающий взгляд небольших серых глаз. Карл спросил:

— Ты согласен со мной, милорд?

— Ваше величество, сам царь Соломон не сумел бы подобрать мне лучшей пары!

— Но мы, подобно Соломону, не только оказываем благодеяния, но также вынуждены и судить людей, — сказал король. Как-то незаметно для Элиссы и Ричарда голос Карла стал приобретать все больше значительности, и под конец в нем зазвенел металл. — До нас дошло неприятное известие о твоем столкновении с неким Седжмором.

— Ваше величество, я готов все объяснить…

Карл небрежно махнул рукой:

— Тебе не стоит волноваться, Блайт. То, что случилось сегодня, не отразится на твоей судьбе. Мы понимаем мотивы твоего поступка.

— Благодарю вас, ваше величество.

— Хотим также тебе заметить, что мы не собираемся впредь лишать себя удовольствия видеть постановки твоих умных и тонких пьес. Но при этом мы не желаем лишать твою красавицу супругу мужа, а твоего ребенка — отца.

Заметив изумление, проступившее на лице Ричарда, Карл улыбнулся:

— Да-да. Мы осведомлены и об этом. И если у тебя родится сын, тебе придется назвать его Карлом — в честь монарха, устроившего этот брак.

— Счастлив буду исполнить волю вашего величества, — сказал Ричард и поклонился. Но вдруг в его глазах неожиданно заплясали веселые бесенята. — Но что делать, если родится девочка? Как ее назвать?

Карл ослепительно улыбнулся, и Элисса вдруг поняла, почему так много женщин находят короля удивительно привлекательным мужчиной.

— Дочь, разумеется, следует назвать в честь ее очаровательной матери.

Ричард придвинулся к Элиссе и положил ей руку на плечо. Этот жест не укрылся от взгляда короля. Снова одарив молодую пару ослепительной улыбкой, он спросил:

— Правильно ли мы понимаем, что с нынешнего дня вы будете жить в Лондоне? Неужели деревенские пейзажи потеряли для вас всякую прелесть?

— Нет, ваше величество, — ответил Ричард, сжимая руку Элиссы, — мы возвращаемся в Блайт-Холл в ближайшее же время.

— Но писать, надеюсь, вы не перестанете?

— Не перестану, сир. Боюсь, это сильнее меня.

— Отлично! — Посмотрев на молодых людей и хорошенького мальчика, который стоял рядом, он сказал:

— Мы бы только порадовались, если бы все наши подданные были столь же счастливы, как вы. — Король понизил голос до шепота и, улыбаясь, добавил:

— Мы бы и сами были не прочь позаимствовать у вас немного этого самого счастья. Но, — тут король намеренно заговорил громким голосом, чтобы его слышали те, кто стоял в коридоре, — как с вами ни хорошо, а дела не ждут и нам пора отправляться во дворец. Леди Кастльмейн, мы уезжаем в Уайтхолл.

С этими словами Карл Стюарт вышел из ложи. Уил выскочил в коридор, чтобы проследить затем, как удаляются король и его свита.

Ричард воспользовался отсутствием Уила, чтобы поцеловать Элиссу. Это был короткий — к обоюдному их сожалению — поцелуй, но и его было довольно, чтобы воспламенить их и напомнить о радостях любви, которые ожидали их дома.

— Что король имел в виду, когда говорил о каком-то ребенке? — спросил Уил, вернувшись в ложу. — У нас что, будет ребенок?

Элисса присела перед Уилом на корточки. Она бы предпочла сообщить сыну о своей беременности в более уединенном месте, но намек короля возбудил любопытство мальчика, и тянуть с объяснением не было смысла.

— Да, Уил, через несколько месяцев у тебя появится братик или сестренка.

— Почему?

— Потому что так всегда бывает, когда взрослые выходят замуж или женятся, — ответил на вопрос мальчика Ричард, прежде чем Элисса успела произнести хотя бы слово.

Уил в смущении принялся рассматривать свои туфли.

— Понятненько…

Ричард наклонился к пасынку, всмотрелся в его глаза и сказал:

— Когда на свет появится ребенок — крошечный, беззащитный мальчик или девочка, — такому большому мужчине, как я, трудно будет водить с ним компанию. При всем том это крохотное существо будет нуждаться в покровительстве и защите — и кому ж его защищать, как не старшему брату, верно? Так что скоро у тебя появится важное дело — оберегать своего маленького братика или сестренку. А чтобы ты лучше справлялся со своими новыми обязанностями, я обучу тебя приемам борьбы и стрельбе из разных видов оружия.

— Правда? — воскликнул Уил, расплываясь в счастливой улыбке.

— Только в том случае, если вы оба будете соблюдать максимальную осторожность, — вмешалась в разговор Элисса.

— Клянусь, миледи, я… — начал было Ричард.

— Не надо клясться, — перебила его Элисса. — Скажи только, что будешь осторожен, — и этого с меня довольно.

Она нежно ему улыбнулась:

— Я же тебе полностью доверяю забыл?

— Лучшего комплимента ты не могла мне сделать, — ответил Ричард, и его темные глаза благодарно сверкнули. Обещаю, что я не разочарую тебя — ни в чем!

— Я хочу есть! — заявил Уил.

— Да, пора уже обедать, тут я согласен с Уилом, — произнес Ричард, устремляя на Элиссу исполненный желания взгляд. — Сегодня мне хочется лечь спать пораньше.

— И мне тоже, — сказала Элисса, вторя Ричарду.

Посмотрев на стоявших перед ней мужчин — большого и маленького, — составлявших смысл ее существования, она поняла, что счастье вот оно, рядом, и к нему можно прикоснуться рукой.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19