10.

Мгла была абсолютной. До животного ужаса.

Я не различал ни предметов, ни очертаний. Ни контуров своего тела. Я не чувствовал, есть ли на месте моего тела вообще что-нибудь. Черного цвета Ничто — вот единственное, что меня окружало.

В такой жуткой мгле даже самого себя начинаешь воспринимать как абстракцию. Мое “я” теряет материальную оболочку — и заполняет собой пространство, словно какая-нибудь мистическая эктоплазма. Оно, мое “я”, уже высвободилось из моего тела — но никакой оболочки взамен не обрело. Бестелесное и неприкаянное, болталось оно в космической пустоте — на зыбкой границе между реальностью и кошмаром...

Довольно долго я простоял, замерев, точно парализованный. Руки-ноги не слушались — я просто их не ощущал. Казалось, кто-то затянул меня в морские пучины и прижимал ко дну, не давая всплыть. До предела концентрированная мгла давила на каждую клетку тела. От пронзительного беззвучия чуть не лопались барабанные перепонки. Поначалу я ждал, когда же к этой мгле привыкнут глаза. Бесполезно. То был не какой-нибудь полудохлый ночной полумрак, с которым свыкаешься через минуту. Идеальная чернота залила собой всё и вся. Точно холст, на который долго, слой за слоем, накладывали черную краску. Я машинально обшарил карманы. В правом оказались бумажник и ключи от дома. В левом — пластиковая карточка-ключ от номера, носовой платок и немного мелочи. Ничего, что пригодилось бы в темноте. Впервые за долгое время я пожалел, что бросил курить. Не бросил бы — нашлись бы спички или зажигалка... Ладно, что уж теперь. Я вынул руку из кармана и протянул туда, где должна была находиться стена. Ладонь уперлась в вертикальную поверхность. Стена была на месте. Гладкая и холодная. Слишкомхолодная для отеля “Дельфин”. Стены отеля “Дельфин” не должны быть такими холодными. Ибо “специальными кондиционерами во всем здании отеля круглосуточно поддерживается приятная комнатная температура”... Спокойно, приказал я себе. Будем рассуждать хладнокровно.

Хладнокровно!

Во-первых, все это уже случалось раньше с моей новой знакомой. И сейчас просто повторяется то же самое. Так? Так. Но раз она из этого выбралась — значит, и я смогу! Трудно, что ли? Не вижу причин для паники. Просто нужно повторить все, что делала она.

Далее. В этом здании творится что-то странное, и это “что-то” имеет отношение ко мне. Несомненно, этот отель как-то связан со старым отелем “Дельфин”. Поэтому я и пришел сюда. Так или нет? Именно так! А значит, нужно шаг за шагом повторить ее путь — и увидеть то, что побоялась увидеть она...

Страшно?

Еще как страшно.

Черт бы меня побрал. Ведь действительно страшно, без дураков! Я ощутил себя безоружным и голым. Чернота вокруг источала насилие — а я даже не мог увидеть опасность, приближавшуюся ко мне в этом мраке беззвучно и неторопливо, словно морской змей. Фатальным бессилием сковало все тело. Поры кожи закупорило темнотой. Рубашка взмокла от холодного пота. Горло пересохло: я попытался сглотнуть слюну — и чуть не сломал себе шею.

Где же я, черт возьми?! Где угодно, только не в отеле “Дельфин”. Хоть это понятно сразу. Я выпал в иное пространство. Переступил через какой-то порог — и вывалился куда-то. Я закрыл глаза и глубоко-глубоко вздохнул.

Как последний идиот, я вдруг до ужаса захотел послушать “Мами Блю” оркестра Поля Мориа. Зазвучи она сейчас — и я был бы счастлив. Вот что вернуло бы меня к жизни! Или даже Ричарда Клайдермана. Сейчас — стерпел бы. И “Лос Индиос Табахарас” стерпел бы, и Хосе Фелисиано, и Хулио Иглесиаса, и Серхио Мендеса, и “Партридж Фэмили”, и какое-нибудь “Фрут Гам Кампани 1910” — да все что угодно! Стиснул бы зубы и слушал как миленький. Слишком уж страшная тишина... Согласен даже на хор Митча Миллера. Да пускай хоть Аль Мартино с Энди Вильямсом дуэтом заголосят — дьявол с ними, лишь бы звучало хоть что-нибудь!!!

Ну хватит, одернул я себя. Сколько можно думать о всякой ерунде? С другой стороны, совсем ни о чем не думать тоже невозможно. Так не все ли равно, о чем? Надо чем-то занять пустоту в голове. Чтобы не было страшно. Чтобы как-то вытерпеть животный ужас, расползающийся в этой космической пустоте.

Майкл Джексон отплясывает “Билли Джин” у костра с тамбурином в руках. И даже верблюды в трансе от его завываний.

В голове моей — какая-то каша.

ВГОЛОВЕМОЕЙКАКАЯТОКАША...

Каждая мысль отдается эхом в пустой голове. Каждая мысль отдается...

Я еще раз вздохнул поглубже — и погнал видения из дурной головы куда подальше. Не бесконечно же, в самом деле, думать про всю эту чушь! Нужно действовать. Верно же? Иначе какого черта я сюда притащился?

Я собрался с духом — и, держась рукой за стену, двинулся по коридору направо. Ноги слушались плохо. Ноги были словно чужие. Будто нарушилась связь между ногами и нервной системой. Приказываю ногам шевелиться, а те ни в какую. Вокруг — сплошной мрак без конца и края. Мрак до самого сердца Земли. Шаг за шагом я медленно двигаюсь к центру Земли. И уже никогда не вернусь на поверхность... Думай о чем-нибудь, сказал я себе. Не будешь ни о чем думать — страх постепенно охватит тебя целиком. Сочиняй уж дальше свое кино... На чем мы там остановились? На появлении Человека-Овцы. Но эпизод в пустыне развивать пока некуда. Вернемся во дворец фараона. Грандиознейший тронный зал. Сокровища, собранные со всей Африки. Нубийские рабыни в немом поклоне ожидают повелений. А посреди всего этого сидит фараон. Сегодня он явно не в духе. “Прогнило что-то в Нильском королевстве, — думает он. — Как и в моем дворце. Какая-то ошибка разрастается, растлевает собою все вокруг. Срочно нужно найти ее и исправить...”

Шаг за шагом я продвигался вперед. И думал изо всех сил. Значит, девчонка, моя новая знакомая, этот ужас преодолела. Интересно... Неужели вот так же, как я сейчас, потащилась одна во тьму что-то там проверять? Даже у меня поджилки трясутся — а ведь я знал, к чему готовиться! Не знай я об этом заранее — черта с два бы куда-нибудь пошел. Небось, так и каменел бы себе у лифта, не смея пальцем пошевелить...

Я начал думать о своей новой знакомой. Представил, как она учится плавать у себя в бассейне. Вся такая в обтягивающем купальнике. А рядом с ней вьется кругами мой одноклассник-киноактер. И у нее съезжает от него крыша. Он показывает ей, как загребать правой в кроле, она глядит на него совершенно ошалевшими глазами. И, еле дождавшись ночи, прошмыгивает к нему в постель... Мне сделалось грустно. Грустно, горько и обидно. Так нельзя, сказал я ей мысленно. Ни черта ты не понимаешь. Все его обаяние — чисто внешнее. Он будет шептать тебе на ухо нежности, за которыми ничего нет. И, наверное, здорово тебя заведет... Но ведь это уже вопрос техники! Грамотно исполненная прелюдия — и ничего больше!..

Коридор сворачивал вправо.Все как она говорила... Но в моем воображении она уже трахалась с проклятым одноклассником. Вот он осторожно раздевает ее и шепчет комплимент каждой обнажаемой части тела. Искренне шепчет, собака. От чистого сердца... Та-ак, подумал я. Оч-чень интересно. Я почувствовал, что не на шутку разозлился. “Как можно так ошибаться?!” — хотелось мне закричать.

Коридор сворачивал вправо.

По-прежнему держась за стену, я повернул направо. И далеко впереди увидел огонек. Такой слабый и размытый, точно пробивался сразу через несколько занавесок.

Все как она говорила...

Мой одноклассник касается ее тела губами. Медленно переходит от шеи к плечам, к груди.