Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Годы исканий в Азии

ModernLib.Net / Путешествия и география / Мурзаев Эдуард Макарович / Годы исканий в Азии - Чтение (стр. 12)
Автор: Мурзаев Эдуард Макарович
Жанр: Путешествия и география

 

 


Как естественное водохранилище Сарезское озеро может быть использовано для строительства мощной гидроэлектростанции.


Что значит название «Памир»? Существует много догадок, но несомненно одно — это название очень и очень древнее и не может быть объяснено при помощи современных языков — киргизского или таджикского. Впервые в литературе слово «памир» встречается в описании странствования китайского путешественника Сюань Цзана, посетившего в VII веке страны, лежащие в истоках Амударьи: «По-ми-ло, — писал он, — тянется между двух снеговых хребтов, а потому царствует здесь страшная стужа и дуют порывистые ветры. Снег идёт и зимой и летом. Почва пропитана солью и густо покрыта мелкой каменной россыпью». Но конечно, «По-ми-ло» — название не китайское, автор писал его по-своему, разбив слова на слоги.

В индийской мифологии есть гора Меру, которая якобы находится в центре мира, где рождаются все реки. Под Меру могут пониматься и Гималаи и Тибет, которые в буддийской географии отождествлялись с центром мира. Страна Упа-Меру, то есть «страна, лежащая под Меру», есть (У) памер (у).

Памир был известен и «венецианскому гостю» Марко Поло, который путешествовал по Азии во второй половине XIII века.

Учёные уже давно обратили внимание на сходство названий Памир, Кашмир, Аймир, Тирачмир, приуроченных к горам в верховьях Инда и Амударьи. Было высказано мнение, что санскритское слово «мир»[53] (озеро) лежит в основе этих названий: на Памире действительно много озёр.

Были и другие толкования, из которых следует, что форма «Памир» произошла от «По-и-мур» — подножие смерти или от «По-и-мург» — нога птицы. Знаменитое определение Памир — «крыша мира», видимо, книжное словосочетание.

Многие путешественники отмечали, что памирское население ещё лет 20—25 назад не знало названия Памир. Но геолог Г. Л. Юдин слышал, что только район озера Зоркуль именуется Памиром, а ботаник А. В. Гурский свидетельствует, что жители Бадахшана шугнанцы, говорящие на одном из памирских языков, знали название Памир, оно для них не новое. Некоторые авторы считали, что может быть много памиров, как много гоби, каракумов и других нарицательных терминов, обозначающих определённый ландшафт, тип местности. Памиры — тип высокогорного, относительно сглаженного пустынного ландшафта. В настоящее время памирские киргизы Памиром называют реку, вытекающую из Зоркуля и составляющую вместе с Ваханом реку Пяндж.

Этимология слова «памир» оказалась очень трудной. Географ X. Хасанов напечатал на узбекском языке статью о некоторых географических названиях Средней Азии[54]. По его мнению, форма «Памир» произошла от «Па-и-михр», что значит «подножие солнца». Известный знаток природы и языков Средней Азии профессор Н. Г. Маллицкий подтверждает, что в Афганистане и теперь пишут «Па-и-михр» — «подножие солнца или, собственно, подножие Митра, бога солнца древних иранцев, то есть горная страна на востоке, из-за которой выходит солнце»[55].

Происхождение географических названий не так просто выяснить. Поэтому разные авторы предлагают и разные варианты. Вот ещё один: на некоторых иранских языках (в группу которых входят и памирские и таджикский) есть слово мир, мере, мера — «равнина». Так в афганском мера — «пустыня, равнина». Возможно, что здесь и кроется разгадка названия Памир.

В Мургабе я читал старую книгу известного русского востоковеда и географа И. Минаева, изданную в 1879 году в Петербурге, — «Сведения о странах по верховьям Аму Дарьи». В то время материалов по географии Памира было ничтожно мало. И всё же я с интересом перелистывал книгу, рассказывающую о лишениях и трудах путешественников, собиравших первые сведения об этой загадочной стране.

Со времени выхода книги И. Минаева прошло около столетия, но только за последние 35 лет удалось закрасить «белые пятна», зиявшие на географической карте Азии.

Ныне о Памире написано много книг, статей и очерков. На «крыше мира» возникли научно-исследовательские учреждения, метеорологические и гидрометрические станции, обсерватории. Если раньше страна пленяла исследователя своей недоступностью и неизведанностью, а значит, и возможностями новых географических открытий, то теперь учёных влечёт детальное изучение больше нигде в мире не повторяющихся природных особенностей этого высокогорного края, чтобы лучше и полнее использовать его богатства на благо народа.

Одним из таких научно-исследовательских учреждений является биологическая станция в урочище Чечекты, организованная в 1937 году энтузиастами изучения Памира профессорами П. А. Барановым и И. А. Райковой, отдавшими много лет делу земледельческого освоения Памира.

С благодарностью и симпатией вспоминаю я дружный коллектив, ведущий трудную и нужную работу в далёких памирских высях: И. А. Райкову, В. М. Свешникову и К. В. Станюковича.

И. А. Райкова показала нам своё хозяйство — орошаемые речкой Чечекты посевы ячменя, кормовых культур, овощей: листовой капусты, салата, турнепса, редиса, брюквы, репы. Все это произрастает на высоте 3860 метров над уровнем моря.

Лето было холодное и сухое — только восемь дней оказались безморозными, тогда как в среднем обычно их бывает 15—18. В конце августа ночные морозы достигали минус 10,5 градуса, но днём в тени термометр показывал плюс 15 градусов. Интересно, что памирские, как и другие растения больших высот, сравнительно легко переносят регулярные ночные морозы и с первыми же лучами солнца вновь оживают. Известно, что картофельная ботва, гибнущая при небольших заморозках, на Памире выдерживает восьмиградусные морозы. Шпинат и китайская капуста, содержащие много воды, казалось, должны были бы замёрзнуть даже при лёгком морозе, но в условиях высокогорного Памира сохраняют жизнеспособность, несмотря на морозы в 12—15 градусов. Скороспелый ячмень переносит кратковременные морозы до минус 18 градусов (правда, семена теряют всхожесть при минус 6 градусах), и не случайно, что из культурных растений, известных всем народам, именно этот злак встречается на самых больших высотах и именно он показывает самую высокую границу земледелия на земном шаре. В Тибетском нагорье плодоносящие посевы ячменя отмечены на высоте 4650 метров.

Растительность на Памире развивается в очень своеобразных географических условиях: при ужасающей сухости, при резких колебаниях температур воздуха и особенно на поверхности почвы, при остром недостатке тепла и избытке солнечной радиации.

Колебания температур на поверхности почвы в течение только одних суток достигают 60 градусов. И всё же растения приспосабливаются и в процессе приспособления вырабатывают в своих клетках большое количество сахара. «Так, например, в сухих листьях и стеблях ярового ячменя на долю сахара может приходиться около 40 процентов. Это в полном смысле слова „сахарное сено“. Сходные процессы накопления сахара идут также и у диких памирских растений. Недаром ещё Марко Поло 700 лет назад рассказывал, что нигде он не встречал таких пастбищ, как на Памире, на которых самый худой скот за несколько дней делается неузнаваемым… В памирской соломе по крайней мере в шесть-семь раз больше сахара, чем у выросшей в обычных условиях…

Сахар в клетках растений прочно связывает воду и тем самым резко снижает точку её замерзания. Чем больше в клетке сахара, тем более морозостойко растение»[56].

В развитии растительности отрицательную роль играет не только сухость и низкие температуры, короткое, холодное лето, но и ветры. Постоянные сильные ветры иссушают почву, выносят мелкозём и питательные вещества, разрушают почвенный покров, особенно вспаханный. Врагами посевов в Чечекты являются яки. Увидев зеленеющие всходы кормовых злаков или ячменя, они идут к ним напролом, уничтожая заборы и изгороди. Даже колючая проволока не может их удержать. Кожа у яков толстая, шерсть грубая. Животное нагнёт голову вниз, упрётся верхней частью шеи или спинным горбом в проволоку, надавит — и, как натянутая струна, лопается толстая проволока или летят на землю колья изгороди. Яков называют танками, а бороться с танками нелегко. Иногда яки уничтожают ценные опытные посевы и сводят на нет труды биологической станции.

Основная отрасль хозяйства на Памире — животноводство. Сотрудники биостанции проводят опыты с кормовыми культурами. Хорошо развиваются посевы бескорневищного пырея и безостого костра. Правда, они не дают семян, но это не такой уж большой недостаток, так как корневищные многолетние злаки хорошо переносят сухие, бесснежные памирские зимы с температурами до минус 45 градусов. Многие животноводческие колхозы Мургабского района стали сеять кормовые травы и ячмень. Земледелие проникло в пустыни Восточного Памира, где раньше не знали его. Учёные доказали возможность земледельческого освоения этого высочайшего в СССР нагорья.

На биологической станции собран гербарий местной флоры. На Памире насчитывается 699 видов растений. Это говорит о значительном разнообразии флоры высокогорий.

Замечательное памирское растение терескен любят и ценят все памирцы. Этот некрасивый низкорослый кустарник знаком мне ещё по Монголии, где его называют созвучным именем — «тэсх». И по пути к Мургабу в сухих долинах я встретил моего старого знакомого. Иногда терескен растёт тесными сообществами — в виде подушек или «ведьминых колец», характерных для ландшафта Памира. Его мощная корневая система, как и многих других пустынных кустарников, обычно оканчивается на глубине 0,5 метра, а длина корней иногда доходит до 4,5 метра. Заросли терескена встречаются на высоте до 4000 метров и выше, растут они и на засолённых почвах и не боятся засух. Но кустарник медленно растёт, плохо возобновляется. Его молодые веточки с мелкими листочками хорошо поедаются скотом, а деревянистые части — обычное топливо памирцев. В районный центр Мургаб терескен приходилось завозить издалека — за 50—60 километров, но его уже почти не осталось и в этом радиусе. На месте вырубленного терескена (а его заготавливают с верхней частью деревянистого корневища) на обнажённой земле долгие годы ничего не произрастает. Ныне вырубка терескена запрещена.

Интересно, что памирские пустынные кустарники и деревья требуют большого срока для достижения зрелости. Терескен живёт свыше 100 лет, арча развивается в течение столетий. Тысячелетняя арча не редкость в горах Таджикистана, встречаются экземпляры, имеющие возраст около 2000 лет.

Однажды вечером на биологическую станцию неожиданно нагрянула весёлая компания молодых ташкентских альпинистов. Они тренировались под руководством мастера спорта В. И. Рацека в горах Памира и, направляясь к озёрам Рангкуль, захватили с собой и меня.

Озера Рангкуль расположены в плоской широкой долине, поросшей солянками и осокой — по-киргизски «ранг» (осоковое озеро). По плоским берегам заливов видны пласты солей, хотя вода в озёрах почти пресная, глубина небольшая — всего 2,5 метра. По левой стороне долины возвышаются отвесные скалы Мататаш, сложенные серыми мраморовидными известняками, с поверхности покрытыми ржавчиной «пустынного загара». В этих скалах на недоступной высоте зияли ярусами тёмные дыры больших пещер. Как водится, и об этих пещерах в народе слагались легенды, передаваемые из поколения в поколение.

В далёком прошлом, говорится в легендах, с востока на земли киргизов пришло большое и богатое войско. Это было в конце тёплого лета. Лагерь разбили в долине Рангкуля, славящейся хорошими пастбищами. Но коварна природа Памира. Через несколько дней задул сильный ветер, густой пеленой повалил колючий снег. Буран продолжался неделю и сменился крепчайшим морозом. От истощения и холода падали верблюды и лошади, так как пастбища покрылись твёрдой коркой заветренного и смёрзшегося снега. Из этой белой пустыни, казалось, не было выхода: заваленные снегом горы стерегли долину, которая всего несколько дней назад была столь приветливой, зелёной и тёплой.

От холода и болезней гибли люди. Добытые в боевых походах огромные сокровища военачальники решили спрятать в пещерах Мататаша. Но как добраться до них? Тёплые туши только что павших животных стали прикладывать к холодным скалам. Одна туша овцы, на ней вторая, третья… возникла лестница, крепко скованная сильным морозом в одно целое с отвесной стеной. По ней тащили вьюки с золотом, цветными камнями, дорогое оружие, шерсть из Кашмира, парчу из Индии, шёлк из Китая.

Прошла зима. Солнце согрело скалы Мататаша, и подобно сосулькам с крыш одна за другой падали обветренные и засохшие бараньи туши.

Нетронутые богатства ждали смельчака, который решился бы пробраться к заветным пещерам. Находились, правда, такие храбрецы, но все они погибали, срываясь с заколдованных скал.

Но вот лет 20 назад нашлись дерзкие скалолазы, они поднялись к нижней, наиболее доступной пещере и, ничего не обнаружив, оставили записку о своём посещении. Это были альпинисты Таджикско-Памирской экспедиции.

Скалолазы В. И. Рацека при мне поднялись на вершину Мататаша, обойдя скалы с тыльной стороны, и с верхней бровки на верёвках спустились параллельно стене. В одну из пещер проникли двое альпинистов, но, кроме большого слоя помёта диких козлов, ничего не увидели.

Однако в самые высокие и спрятанные в глубоких нишах пещеры альпинистам пробраться не удалось. Один из них подобно грузику на бечёвке висел на уровне пещеры, его качало ветром, и зацепиться за скалы он не смог: стена была далёкой, но в ней отчётливо был виден вход в пещеру. Так тайна Мататаша осталась до конца неразгаданной. Пока её знают, но никому не поведают дикие козлы да горные орлы, вьющие гнезда на скалах Рангкуля.

Позже эти пещеры штурмовали альпинисты под руководством известного физика академика И. Е. Тамма. А в 1958 году ленинградские студенты-скалолазы, возглавляемые мастером спорта А. Г. Громовым, поднялись по отвесной каменной стене. Они, конечно, также не нашли никаких сокровищ. Небольшая пещера хранила орлиное яйцо и несколько ветхих тряпок, принесённых для гнезда теми же орлами. Так в наш реалистический век рушатся красивые легенды…

Из долины за пограничным хребтом Сарыкола, на востоке от нас, поднимались гигантские вершины Кашгарского хребта Куньлуня — ледяная стена Конгура и южнее её — Музтагата[57] — «отец ледяных гор». Они выше любой из горных вершин Советского Союза.

Распрощавшись с альпинистами и гостеприимными сотрудниками биологической станции, мы направились, пересекая Памир, к Хорогу. Прошли широкую долину Аличура, где нам встретились впервые низкорослые кустарники ивы. Густые, но низкотравные луга покрывали пойму реки. В одном месте рабочие резали торф, его правильные крупные кирпичи, аккуратно сложенные, сушились на солнце. Памирцы заготавливали топливо.

По обе стороны долины стоят Северо-Аличурский и Южно-Аличурский хребты со снеговыми пятнами в отдельных массивах. На северном склоне Южно-Аличурского хребта хорошо заметны низко лежащие следы древнего оледенения.

На перевале Койтезек кончается собственно Памир, или, как говорят, Восточный Памир. Мы перешли в царство тесных и глубоких ущелий, узких скалистых хребтов, многоводных быстрых рек. Эта часть Бадахшана мало чем напоминает Памир, поэтому название Западный Памир, как он иногда именуется неудачно, географически не оправдано.

О содержании названия и границах Памира в географической литературе возникла целая дискуссия[58].

Дорога зигзагами уходила вниз, и мы очутились на дне глубокого ущелья Тогуз-Булак — притока многоводной зеленовато-жёлтой реки Гунт. Гунт — тот же Аличур, воды которого прошли через узкое завальное озеро Яшилькуль. Долина Гунта имеет большое падение, река подмывает берега, дорога переходит с одной стороны реки на другую. Часто стали попадаться кишлаки таджиков-шугнанцев, их пашни на террасах реки и конусах выноса притоков Гунта.

Боковые притоки выносят в долину основной реки много камня, земли, песка. Этот материал подхватывается главной рекой, перерабатывается ею и уносится вниз по течению. Но часть материала откладывается в устьевом окончании притока. Здесь энергия водного потока падает, и наносы, нагромождаясь, создают холм, по форме напоминающий разрезанный конус. Вершина конуса упирается в ущелье бокового притока, основание омывается главной рекой. Вот почему такое образование географы называют конусом выноса. Если приток сильный и выносит много материала, конус растёт, главная река не успевает его размывать и уносить, и бывает так, что река должна менять своё русло, огибая конус выноса. Он теснит реку. В других местах можно видеть такую картину. Многоводная река смывает отложения конуса выноса, от которого остаётся только верхняя часть.

В Бадахшане конусы выноса имеют большое экономическое значение. В узких скалистых ущельях мало земли, годной под сады и пашни. Крестьяне используют рыхлые, удобные под земледелие поверхности конусов выноса. В отдельных долинах Бадахшана земледелие приурочено исключительно к этим наносам.

Гунт — многоводная и стремительная река, она подмывает выносы пород своих притоков, но местами и ей приходится тесниться; делая излучины, она обходит конусы. Порой глыбы скал загромождают реку, свежие обвалы перегораживают долину. Здесь стихия воды, всюду видна её работа, её удивительная энергия. Когда едешь по этим диким ущельям, то трудно представить себе мир гор, долин, рек, окружающий тебя: он скрыт от любознательных глаз путешественника. Видно только глубокое ущелье и крутые склоны над рекой.

Мы покинули животноводческий Памир с яками, верблюдами и овцами и приехали в Бадахшан — древнюю земледельческую страну. Поздно вечером призывно замелькали электрические огни, обещая утомлённым путникам покой и отдых. То были огни Хорога.

«Для предохранения кожи лицо всё время надо смазывать жирами или носить маску, — пишет академик Д. В. Наливкин. — Даже киргизы, всегда живущие на Памире, смазывают лицо и руки бараньим жиром. Один научный работник перестал мазаться жирами. Через две недели он уже не мог держать повода в руке, а его нижняя губа почти развалилась на две части из-за глубоких трещин.

Действие солнечных лучей исключительно интенсивно. Они буквально жгут тело. Один рабочий, несмотря на предупреждение, решил немного погреться на солнце и загореть. Пригревшись на солнце, он уснул. В течение часа все тело его покрылось глубокими и сильными ожогами. Пострадавшего немедленно пришлось отвезти в госпиталь, так как ожоги угрожали жизни. У него не только слезла вся кожа, но даже обнажились сухожилия под коленками»[59].

Моё лицо было обожжено, на губах появилась гнойная лихорадка. Я смазывал лицо и губы вазелином, но это мало помогало. По утрам глядел в зеркало в надежде увидеть себя здоровым, но на меня смотрело красное, воспалённое лицо с резко подчёркнутыми белыми линиями морщин и лупящимся носом. Несчастный многострадальный нос! Каждый день с него осыпались лепестки мёртвой кожи, и я не переставал удивляться, откуда берутся неисчерпаемые её запасы. Под отвалившимися лепестками появлялись пятна какого-то непонятного розовато-лилового цвета.

Мой спутник Курбаншо, молодой географ, хорожец по рождению, тоже был разукрашен памирским солнцем и ветрами. Его губы совсем заплыли в лихорадке, а нос стал темно-фиолетовым. Как медленно, как мучительно долго лихорадка держится на губах, сколько нужно терпения и выдержки, чтобы лишний раз не сорвать тонкую плёнку, только начавшую затягивать ранку!

Мы решили задержаться в районе Хорога и познакомиться с организованным в 1940 году Памирским ботаническим садом, известным теперь уже далеко за пределами Бадахшана.

Часть Бадахшана, Шугнан, лежит в долинах Гунта и Шахдары. Уютные кишлаки таджиков, то спускающиеся к самой реке, то поднимающиеся чуть ли не к гребню гор, окружены пашнями в садами. Стройные и высокие пирамидальные тополя украшают и город Хорог, где колхозные ларьки полны яблок, дынь, арбузов, овощей. Поля Шугнана засеяны пшеницей, ячменём, просом. Сады плодоносят только поздней осенью: сказывается высота, задерживающая созревание плодов. Но и в этих обетованных местах очень сухо, осадки незначительны, поэтому почти все поля и сады орошаются арыками, подводящими самотёком воду из рек.

Бадахшанцы — замечательные мастера оросительных сооружений. Иногда высоко в скалах на склоне гор видишь арык, ответвившийся от реки где-то за десятки километров выше по долине, и не понимаешь, как смогли люди создать канал на вертикальных скалистых стенах. Мастера спускались с гор на верёвках и на нужном уровне, раскачиваясь на ветру, взрывали породу, небольшими ручными инструментами чистили канал, цементировали его внешний борт. Без воды, без орошения в Бадахшане нет урожая. Земли же, пригодной для земледелия, мало. Кругом камень, скалы, горы…

Хорог — в прошлом маленький кишлак, пограничный пост, состоявший всего из двух домов, ныне нарядный и чистый городок. Он стиснут широкой и быстрой рекой и отвесным склоном Рушанского хребта. На окраине Хорога среди деревьев видны глыбы скал, когда-то сорвавшихся с гор.

Хорог — это не только административный, но и хозяйственный и культурный центр Бадахшана. Во тьме южных ночей ярко горят огни гидроэлектростанции. В Хороге молодые памирцы учатся в педагогическом училище. Окончив его, они сами будут обучать детей в далёких горных кишлаках. В Горно-Бадахшанской области было более 200 школ. Большой популярностью пользуется Хорогский музыкально-драматический театр, выросший из кружков самодеятельности. В городе издаются газеты на таджикском и русском языках.

Памирский ботанический сад, окаймлённый молодыми пирамидальными тополями, расположен в трёх-четырёх километрах от Хорога на высокой террасе между реками Гунт и Шахдара. Крутой подъём по пустынному склону приводит в оазис. По высоте (2320 метров) он уступает во всём мире только Дарджилингскому саду на южном склоне Гималаев, где климат, конечно, мягче и гораздо влажнее.

Мы познакомились с руководителем сада доктором биологических наук Анатолием Валериановичем Гурским, человеком беспокойным и живым, влюблённым в своё дело учёным, хорошо знающим Памир и памирцев. Он бойко говорит по-таджикски, много путешествовал по Бадахшану, и нет, пожалуй, ни одного колхоза в области, где бы его не знали. Авторитет и популярность А. В. Гурского вполне понятны: учёный отдал много лет освоению Памира, жил одной жизнью с земледельцами Шахдары и садоводами Ванча, и интересы дехкан Бадахшана стали его интересами.

Сотрудники сада проводят наблюдения над ростом бадахшанских видов декоративных и плодовых деревьев и овощных культур, а также ставят опыты по акклиматизации завезённых из других стран культурных растений.

Здесь растут и плодоносят тутовое дерево, абрикос, персик, вишня, слива, чёрная смородина, орех, яблоня, груша. Раньше в Шугнане совсем не знали винограда. Ныне, перенесённый из более низких мест Таджикистана, он привился, но плохо переносит суровую зиму и требует утепления. Хорошо чувствуют себя малина и садовая земляника. В огородах ботанического сада дают хорошие урожаи кормовая капуста, картофель, огурцы и даже теплолюбивые помидоры. Примечательно, что в Бадахшане раньше почти не знали картофеля, первые посадки 1925—1926 годов не дали результатов. Клубни были мелкими, как слива, невкусными. В 1934 году в Бадахшан был доставлен семенной картофель. С этого времени его урожаи оказались замечательными даже на высотах 3000 метров над уровнем моря. Теперь картофель сажают всюду, он обильно плодоносит большими, гладкими клубнями. Картофель — выходец из горных стран Центральной и Южной Америки, и естественно, что географические условия Бадахшана оказались для него почти родными.

А. В. Гурский поделился со мной интересным наблюдением. Ботанический сад расположен на 200 метров выше города Хорога. Этого оказалось достаточно, чтобы созревание плодов и овощей одних и тех же сортов в ботаническом саду происходило на пять-шесть дней позже, чем в Хороге. Это показывает, как велико влияние природной среды, её особенностей на режим растений.

В ботаническом саду произведены посадки ивы, тополей, лоха и арчи. Вдоль каналов, вдоль рек, ручьёв, на поймах рек хорошо растут разнообразные древесные и кустарниковые породы. Замечательны памирские берёзы, достигающие больших размеров и дающие лучшую древесину для строительства и различных поделок; красив и строен тополь памирский. Обычны шиповник, смородина, и только в одном месте, в ущелье Биджондара (правый приток Пянджа), островом растёт туркестанская рябина, которая гораздо ниже — от Ванча распространена широко.

Выделяется красноватой корой памирская берёза. Как далеко она забралась! В ботаническом саду собралось немало видов восточноазиатской флоры (как дикой, так и декоративной): как, например, пушистой вишни, некоторых сортов восточных персиков, абрикосов и груш, из декоративных — красивая экзохорда.

Сотни тысяч саженцев лесных, декоративных и плодовых деревьев и кустарников передал Памирский ботанический сад колхозам Бадахшана. Опытом этого сада широко пользуются и лесхозы области.

В садах и приусадебных участках бадахшанцев появились смородина, земляника, малина, культурные сорта яблонь и груш, которые раньше не культивировались в этой части Таджикистана.

Чуть выше Хорога в Гунт слева впадает его самый крупный приток — Шахдара. В её верховьях заготавливают дрова и вывозят их в Хорог; но лесные заросли здесь видны только в поймах реки — это урёмные леса, запасы их ограничены.

В долине Шахдары раскинулся живописный кишлак, окружённый полями зерновых посевов и рощами деревьев, районный центр Рошткала — «красная крепость». Я заинтересовался, на какой высоте растут плодовые деревья. Оказывается, что грецкий орех по южным склонам гор доходит до 2800 метров, абрикос встречается ещё выше — на высоте 3000 метров. Я знал, что из всех плодовых деревьев именно абрикос выше других растёт в горах. В горах Южного Тибета, Ладакха, Непала его так много, что иногда говорят об «абрикосовом Тибете».

Бадахшан — страна с очень древней земледельческой культурой. На это указывает громадное разнообразие видов и сортов культурных растений. И, несмотря на большую высоту над уровнем моря, сухость климата, ограниченные площади земель, годных под земледелие, бадахшанцы смогли тысячелетиями улучшать и расширять видовой и сортовой состав культурных растений.

Самая высокая граница горного земледелия в Советском Союзе лежит в Бадахшане, точнее, на Памире и в Шугнане. На равнинах Средней Азии совершенно не сеют ржи. Эта культура неизвестна узбекам и туркменам-земледельцам. Между тем в Бадахшане рожь распространена, она сеется здесь так высоко в горах, как нигде в мире[60]. Растениеводы считают, что сила горного солнца, особенности спектрального состава его лучей на большой высоте способствуют раннему развитию растений, обильному цветению и плодоношению и накоплению сахара, что и происходит в условиях западных районов Горно-Бадахшанской автономной области.

В долине Шахдары мы остановились в небольшом кишлаке Сиоб, который лежит на конусе выноса речки, впадающей слева в Шахдару. Через неё переправились по мостику, подвешенному на стальных тросах и выложенному небольшими дощечками. Когда я шёл по мостику, он стал раскачиваться. Внизу шумела горная река, она завораживала. Между дощечками с особой резкостью была видна скорость мчащейся воды. Хотелось отвести глаза, но нужно было смотреть, куда ставить ногу.

Сиоб — очаровательный уголок Шахдары. Река, подмыв берег, создала плоскую террасу, на которой в тени старых деревьев прячутся дома шугнанцев и маленькая водяная мельница. Сиоб — «чёрная вода». Я не знаю, почему эта речка так названа народом. Она, как и другие речки Бадахшана, несла чистую воду, мягкую и вкусную.

Из Сиоба мы стали подниматься в горы. По крутому склону тропа вилась зигзагами, как асфальтированное шоссе в горах Кавказа или Крыма. Бадахшанцы — прекрасные пешеходы, они привыкли ходить по горным дорогам, и их не смущает высота в 3—4 тысячи метров.

Сиоб гремучими каскадами пробивается к Шахдаре. В полутора километрах от неё Сиоб образует два водопада, разделённых крутой лестницей. Верхний имеет высоту метров 25, нижний — метров 15.

Выше водопадов открылись сравнительно некрутые склоны, пологие, с мягкими очертаниями равнины. На равнинах зеленели небольшие кишлаки, пестрели посевы ячменя и пшеницы, на пастбищах пасся скот. Перед нами была типичная висячая долина, какие мне встречались уже во время путешествий по Тянь-Шаню и по Монгольскому Алтаю. Такие долины я видел и на Гунте.

Обычно считается, что переуглубление главной долины по отношению к её притокам производилось только древним ледником. Когда основная долина была заполнена льдом мощностью 300, 500 или 700 метров, боковые притоки оканчивались на поверхности ледника, их устья упирались в него на высоких уровнях. А затем, когда ледник исчез, отступил к верховьям, основная долина обнажилась, она оказалась глубже своих притоков, устья которых стали выше дна основной долины на 300, 500 или 700 метров. Устья таких притоков висят на крутых бортах основной долины, поэтому долины притоков стали называть висячими.

Знакомство с висячими долинами Киргизии и Бадахшана убедило меня в том, что такой процесс необязателен для их возникновения. Сильная горная река со стремительным течением проводит энергичную разрушительную работу: углубляет дно, производит, как говорят географы, донную эрозию. Боковые её притоки маломощны, а в условиях сухого климата и вовсе пересыхают. Они не поспевают за главной рекой, их долины углубляются не так энергично и повисают своими устьями на большой высоте, откуда вода отвесно падает к реке.

В верхних частях долины Шахдары были видны сглаженные наклонные поверхности — остатки древней долины, куда позже врезалось современное ущелье. Другое типичное висячее ущелье я посетил, когда отправился от Хорога вверх по Пянджу в сторону Ишкашима. Это было ущелье Биджондары, о котором я уже упоминал, рассказывая о туркестанской рябине, островками сохранившейся в Шугнане.

От долины Пянджа тропа шла по камням, которые местами лежали природной лестницей. Буйно резвилась маленькая река. Километра через два ущелье раздвинулось, и снова на пологих склонах показались поля с посевами пшеницы и ячменя. Бадахшанцы убирали хлеб.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29