Это новая тенденция в прописи облика Георгия шла параллельно с удерживающейся и развивающейся византийской традицией.

С конца XVI века территория Сербии стала ареной борьбы между Австрией и Турцией. Во время австро-турецких войн сербы неизменно поддерживали австрийские войска. Однако, как правило, после прекращения военных действий австрийское правительство бросало сербов на произвол судьбы.

Спасаясь от преследований турок, часть из них вынуждены были эмигрировать, а другая часть вести партизанскую войну на территории Сербии за свое освобождение.[45]

В XVII в. в Болгарии появляется новый культ почитания Георгия Софийского-Нового, который распространяется на Балканские страны и становится одним из почитаемых святых православной Сербии, с этого времени в стенописи сербских монастырей распространяется образ великомученика за православную веру в странах оккупированных Османской империей.

Внешность Святого Георгия Нового в стенописях церквей и монастырей Сербии приобрела характерные для национальных Святых черты: длинный шерстяной войлочный плащ (бурка) поверх холщевой рубахи, овечья папаха на темных густых волосах (Святой Георгий Кратовац, стенопись монастыря Печка Патриаршия, фреска на восточной стене нартекса).

Сербский народ вел борьбу за свою независимость до конца XIX века. Эта борьба приняла характер по форме – освободительного, а по классовой сущности – антифеодального движения.

В XIX в образы святых воинов претерпевают дальнейшие изменения. В иконописную канву все активнее проникают элементы светских стилей, лики и фигуры становятся реально объемными, светотеневые моделировки повсеместно входят в иконописные композиции.

Истинного же освобождения Сербия как и другие южнославянские страны добились после окончания Первой Мировой войны. XX век для многих европейских стран принес небывалые по потерям разрушения.

Для Сербии выпало особое испытание – разрушение культурно-исторических православных памятников в мирное время 90-х гг. XX – начале XXI века.

С 17 по 19 марта 2004 года в сербском Крае Косово и Метохия в течение трех дней были полностью и частично разрушены 35 христианских храмов. После Второй Мировой войны это самая большая в Европе культурная катастрофа, случившаяся в «мирный» период, когда край находился под управлением администрации ООН и под охраной батальонов НАТО. Всего с начала бомбардировок Сербии в 1999 году, согласно максимально полному и уточненному на сегодняшний день списку, разрушениям подверглись 143 церкви и монастыря Сербской Православной церкви на территории Косово и Метохии.[46]

Незабываемая память в веках просвещенного человечества!

Нетленные памятники православной Сербии остались в памяти народа, в книгах и фильмах авторов их запечатлевших.

Современные иконописцы южнославянских земель всячески стремятся возродить традиции средневековой сербской иконописи. При монастырях существуют иконописные мастерские, в которых воссоздаются прописи средневековых школ Рашки и моравского стиля.

Болгария.

Наиболее древними центрами периода формирования болгарского государства были Мадара, Плиска, Преслава. Во время Первого Болгарского царства (681-1018) столица страны находилась в двух городах – вначале в Плиске, а затем в Преславе. Кроме того важным культурно-торговым центром была Мадара.

В Мадаре сохранилось наскальное изображение, так называемый Мадарский всадник, пользующееся мировой известностью. О популярности этого изображения говорит тот факт, что оно воспроизводилось на древних болгарских монетах.

К северо-востоку от Тырнова простирается Мадарское плато, ограниченное с запада и юга отвесными, высокими скалами. Район Мадары был заселен с глубокой древности, здесь найдены памятники культуры фракийцев, римлян, византийцев, древних славян и протоболгар.[47] Благодаря богатому культурному наслоению эту местность ревнители болгарской старины даже называют болгарской Троей. В непосредственной близости от мадарских скал обнаружено святилище протоболгар-язычников, а также была найдена надпись о жертвоприношениях хана Омуратага в честь верховного божества Тангры. По-видимому, эта довольно суровая местность считалась священной, и здесь находился крупный культовый центр.

Мадарский барельеф высечен на западной стороне скалы, на высоте 23 м; он изображает группу, состоявшую из всадника, собаки и льва. Под конем – пронзенный копьем лев, а сзади коня – бегущая собака. Вся группа дана в движении; особенно хорошо передан стремительный бег собаки. Все фигуры, особенно лошадь, воспроизведены довольно реалистически. Несколько странно, что всадник несоразмерно мал по отношению к лошади. Весь барельеф в целом, особенно фигура лошади, сильно пострадал от времени. Анализируя это чрезвычайно редкое произведение монументального искусства, болгарские ученые полагают, что «…создатель этого барельефа жил и творил в переходную эпоху. Она характеризуется отмиранием реалистической скульптуры античности и появлением черт новой плоскостной и декоративной передачи художественного образа. Ваятель пытался реалистически изобразить фигуры, не владея уже, однако, приемами античной школы. Он хотел сочетать новую средневековую концепцию пластического изображения с традиционными средствами. На передний план выступает новый, средневековый дух всей композиции… В жестах всадника, в позах фигур чувствуется искусственность и нарочитость…».[48]

Кто изображён на мадарской скале и когда это изображение было выполнено?

Ответить на это можно довольно точно. Дело в том, что рядом с изображением фигур сохранилась, хотя и сильно обветшавшая, надпись, гласящая, что на барельефе изображен болгарский хан Тервел, сын основателя Болгарского государства Аспаруха. Эта же надпись повествует о событиях, происходивших в конце VII – начале VIII века, когда, по-видимому, этот барельеф и был исполнен. «Мадарский всадник» является монументальным памятником в честь событий, утвердивших на исторической арене появление мощного Болгарского государства к югу от Дуная.

В античные времена в память о важных исторических событий строили храмы, устанавливали скульптуры или колонны. В VIII веке античное наследие на землях Болгарии еще было живо, но протоболгары предпочли не эти испытанные способы увековечивания событий, а прибегли к наскальному изображению. Почему?

Можно предположить, что тут сказалась восточная традиция. Пришедшие с Востока и смешавшиеся с местными славянами племена были тюркского происхождения. Известно, что восточный элемент был весьма заметен и в искусстве Византии, а протоболгарская верхушка в какой-то мере ориентировалась на культуру Византии и Передней Азии. Сама тема победного триумфа властелина заимствована из византийского придворного церемониала, а последний вдохновлялся Востоком, в частности Ираном. «Выполняя заказы болгарских ханов, ваятели и строители синтезировали ранневизантийскую традицию со средневековой художественной концепцией и восточным этикетом в духе раннефеодального придворного искусства».[49] Сама трактовка «Мадарского барельефа» говорит о восточной традиции. Так, например, корпусы лошади и льва даны в профиль, а их головы – в фас. Это распространенный восточный прием.

С распространением христианства, каменные рельефы из природных ландшафтов, разумеется в более мастерски выполненной пластике, переходят в оформление стен экстерьеров болгарских монастырей, Поморийского монастыря (XII в.), Неделишского (XIX в.) и многих других.[50] Рельефное изображение Неделишского монастыря несёт в себе ярко выраженную примитивную трактовку образа. Оно, вероятнее всего было выполнено народным умельцем. «Неумелое» желание изобразить любимых героев явило образ наивно искренний и простодушно совершенный. В рельефе изображены два всадника, св. Георгий и св. Дмитрий – посланники воинства Христа, символ которого – кисть винограда, – расположен рядом с каждым воином. Святые войны неустанно берегут сакральное место – монастырь. С X века, в Болгарском искусстве появляются рельефные иконы, также изображающие святых воинов.

Рассматривая искусство Болгарии в средневековой истории, надо особо указать, что оно развивалось, так же как и искусство Сербии под воздействием двух культур – византийской и турецкой.

Исходя из основных доктрин византийской эстетики, болгарские мастера утверждали в своем творчестве новое, специфическое миропонимание. Они обогащали восточно-христианское искусство новыми сюжетами и стилевыми приёмами, внося элементы самобытности и демократизма. Монастыри и церкви Болгарии богаты уникальными средневековыми и возрожденческими иконописными памятниками. Иконы с образом св. Георгия и с сюжетами «Чудо Георгия о змие» присутствуют едва ли не в каждом из болгарских монастырей: Рижский и Преображенский, Бочковский и Великотырновские монастыри, сохраняют на своих стенах память великих побед в образе Георгия – воина. В Болгарских росписях Георгий изображается на лошади (Перуштица, Драгалевцы, Кремиковцы), стоящим в рост посреди других «святых воинов» (Бачково, Тырново, Бояна, Земен, Берендее) и сидящим (Кремиковцы). Его изображения встречаются и на монетах Георгия Тертера. Но то, что можно увидеть в болгарских монастырях, лишь малая часть богатого художественного наследия страны.[51]

Принимая во внимание тот факт, что иконы странствуют с одного места на другое, их не всегда можно бесспорно связать с продукцией конкретных местных школ или определенных мастеров. С другой стороны, развитие иконописного мастерства в веках, эволюция художественного вкуса раскрываются убедительно только при полном сопоставлении всех значительных памятников, уцелевших до наших дней. Небольшая алебастровая икона «святой Георгий», найдена недавно при раскопках крепости в Пловдиве, является памятником большого художественного значения редко встречающегося в Болгарии типа. На ней сохранились следы позолоты и аппликаций, ее носили на груди или прямо на военных доспехах, как можно предполагать. Такие пластинки встречаются в византийском искусстве, чаще всего с изображением святых воинов и, вероятно, были распространены в военных кругах. Об этом свидетельствует и место, в котором найдена икона. Интересна и манера работы, характерная для XII века, когда в живописи и скульптуре наступил известный схематизм – формы переданы плоскостно, а поза фигуры статична; тяжесть тела падает равномерно на обе ноги, причем нижние их части слегка отходят в сторону (как в византийских мозаиках и стенописях). Во второй половине XIV века многие области Болгарии попали под турецкую власть. Сотни церквей были ограблены, сожжены или превращены в мечети, бани и конюшни. Художественная деятельность на известное время замирает, но вскоре снова оживает. Несмотря на тяжелые условия рабства, в иконописи продолжают развиваться новые тенденции. Художники того времени с чувством гражданского долга стремятся вызвать у верующих не только молитвенные чувства, но и пробудить в них национальную гордость и надежду, доставить им и эстетическую радость.[52] Поэтому они сохраняют обаяние старых образцов, связанных с прошлым болгарского государства. С другой стороны, освобожденные от непосредственного влияния Византии и строгого византийского канона, они начинают все чаще позволять известные импровизации и «вольности». Нет уже утонченного вкуса двора и приближенной к нему аристократии. Мастера принимают во внимание требования новых ктиторов – обыкновенных людей из народа, более или менее состоятельных, с разнородными вкусами. Постепенно в иконописи утверждаются две лини – одна традиционная, которая придерживается более строго образцов прошлого, и другая – более свободная (простонародная).

Уже в конце XIV века живописный стиль в иконописи уступает место графическому. Наблюдается тенденция схематизации и стилизации формы.[53]

К XIV–XV относится плохо сохранившаяся икона «Св. Георгий и св. Димитрий на конях». Икона состоит из трех частей. Внутренняя часть представляет квадрат с рельефным изображением двух наиболее чтимых в эпоху средневековья святых – Георгия и Дмитрия. Они изображены сидящими на конях, скачущих вправо. Оба в воинских доспехах, вооружены копьями, а у св. Георгия колчан и круглый щит. Георгий поражает копьем зверя, напоминающего крокодила, а Дмитрий убивает змея, обвившегося вокруг дерева. По предположению некоторых исследователей, рельефное изображение было иллюминовано в более позднее время.

Среднюю часть иконы составляет поле, покрытое растительным орнаментом, создающим впечатление рельефного декора, какой встречается на некоторых серебряных окладах икон XIV века.

Третья часть иконы содержит 16 сцен из жития св. Георгия и св. Дмитрия, в большинстве значительно поврежденных.[54]

Между XIV и XVI веками создаются значительные произведения иконописи «Св. Георгий, увенчанный на троне» из Пловдива – высокохудожественное произведение, оригинальное по иконографии и стилю. Уравновешенная композиция, точный рисунок, античная красота образа и поиски условной объемности лица приближают ее к классическим образцам византийского искусства. С другой стороны, налицо известная манерность и стремление к детализации – элементы, проявляющиеся в иконописи в XVI веке. Все это затрудняет датировку иконы и является причиной отнесения ее к периоду между XII и XVI веками.

В XVII веке наступают более благоприятные условия для развития иконописи. Этим объясняется увеличение количества икон в XVII и XVIII веках, среди них особенно выделяются иконы из Пловдива, Ракитова, Асеновграда, Банковского монастыря и сел Брестовица, Извор, Храбрино, Старо-Железаре, Бачково, Полатово. На фоне этой общей картины, однако, в некоторых районах налицо известные явления, которые имеют обратный характер. Так, например, в середине XVII века при обращении в мусульманство чепинских болгар было уничтожено 33 монастыря и 218 храмов между Костинецом и Станимака (Асеновград).[55] Большое количество икон, сохранившихся с того периода, многие из которых происходят из этих же районов, свидетельствуют о сильном противодействии ассимиляторской политики завоевателя.[56]

Поиски иконописцев XVII века становятся причиной превращения иконописного дела в массовое народное искусство. Священники, учителя, монахи без специальной подготовки рисуют иконы по старым образцам, проявляя часто большую свободу и чувство реализма. Среди их икон встречаются и произведения большого декоративного воздействия экспрессивности и оригинальных художественных решений, отражающие бурный народный дух. От глубокой древности сохранились в иконах с изображением «Чудо Георгия о Змие» изображения всадника, под ногами которого извивается змей (подвески, литье). В болгарском, сербском народном искусстве и искусстве русского севера, а также Поволжья, где угро-финская традиция была устойчива и в позднейшее время, под ногами всадника изображается процветающая ветвь. Семантическая связь между извивающимся змеем под ногами, коня, всадника и плавно изогнутой, словно растущей ветвью, в поздних изображениях всадника у славянских народов совершенно очевидно. В основе ее лежит верование в силы воды как животворящего источника. Водная сущность змея подтверждается и тем, что в мифологическом образе он покоится у основания древа жизни. В фольклоре змей почитается как хранитель источника, является хозяином пещер. И если мастер-иконописец из народа, создавая сцену жития Святого, следовал греческой иконографии, то, запечатлевая всадника, он опирался на более близкие себе архетипы и представления, живые в народном сознании.

В Юрьев (Георгиев) праздник вспахивалась первая борозда, и выгонялся на еще не высохшую землю скот. Чин обрядности Юрьева праздника надолго сохранял значения народной символики сил земли и неба, воды как начала рода. Такая подоснова образа восходит к мифологическому представлению древних славян о мире. Б. А. Рыбаков на примере Збручского идола, на одной из сторон которого изображен всадник, высказывает предположение, что это Перун. С ним же отождествляет образ всадника в поэтических воззрениях славян один из первых исследователей фольклора Афанасьев. Всадник, совершая свой ратный подвиг, высвобождает облака, похищенные змеем, открывает земле небесную влагу и отпирает земные источники. Этому отвечают инородные представления, связанные с восприятием образа Святого Георгия, как водоноса подателя росы. Она почиталась в народе целительной, что с наглядной конкретностью выражено на болгарских иконах XVII–XVIII веков, где в изображениях Святого на коне, за его спиной появляется фигура юноши. Он держит в руках сосуд с небесной влагой – «воду жизни». Народные представления, вера в стихийные силы природы как всемогущие жизненные начала, естественно, питали художественное воображение и древнерусских иконописцев, тем более, если они были выходцами из народа[57]. Подобные иконы характерны также для греческих школ.

Интерпретация данного образа неоднозначна: в искусствоведческом анализе нескольких болгарских икон «Чуда Георгия о змие», разного времени создания Костадика Паскалева в монографии «Иконы Болгарии» издательства София-Пресс 1981 года издания сообщает: «На крупе коня позади Георгия сидит отрок с непокрытой головой, в одежде красного цвета, с сосудом для омовения и платом в руках. Это, по-видимому, сын Льва Пафлагонянина, спасенный чудесным образом святого Георгия».[58]

Разночтение образа отрока на крупе коня святого Георгия, обусловлено вероятно тем, что зачастую наделенный откровенными чертами христианский образ имеет архетипическую смысловую структуру древнейших пластов культуры и смысловой код художественного знака возможно читать двойственно. Также существует икона Св. Георгий на коне с житием, 1684 г. Св. Георгий на коне скачет в право, протянутой левой рукой он держит поводья, а правой вонзает копье в пасть змея. На нем короткая темно-синяя туника и коричневые доспехи. На голове мученический венец. Красный, схваченный спереди плащ, развевается за спиной. На крупе коня позади Георгия сидит отрок с непокрытой головой, в одежде красного цвета, с сосудом для омовения и платом в руках. Это, по-видимому, сын Льва Пафлагонянина, спасенный чудесным образом Св. Георгием. Пронзенный змей с красными распростертыми крыльями обвил хвостом задние ноги коня. Шея змея обвязана белой веревкой, конец которой держит женщина с царской короной на голове. Она стоит перед высокой башней, символизирующей город, с которой наблюдают за совершающимся чудом царь и царица. Действие происходит на фоне холмов коричневого цвета, покрытых расцветшими кустами. Внизу слева озеро, у которого Георгий явился царевне и спас ее.

Коричневая карнация лика, с охровыми оживками, а также его тип характерны для ряда икон мастерских города Велико-Тырново и его окрестностей.

С четырех сторон центральной сцены, на полях, окаймленных скромной рамкой, даны в клеймах 12 сцен из жития святого, расположенных в последовательном порядке слева направо:

1. Св. Георгий беседует с царем;

2. Св. Георгия ведут в темницу;

3. Избиение святого воловьими жилами;

4. Пытка колесованием;

5. Георгий в яме с известью;

6. Георгию подносят отраву;

7. Георгий претерпевает мучения в темнице;

8. Георгий низвергает идолов;

9. Георгий спасает Гликерия;

10. Георгий воскрешает умершего;

11. Усекновение главы СВ. Георгия;

12. Смерть царицы Александры.

В нижней части надпись, от которой сохранились слова:

«В лето 1684. Рукою Иоанна из Чевиндола».[59]

В большинстве икон XVII века ясно выражается начавшаяся еще раньше схематизация формы. Палитра при трактовке лиц бледнеет, нет особых переходов, нюансов, письмо резкое, почти графическое, часто всего двумя тонами, причем на более темный непосредственно наносится светлый тон. Темные тени на лицах, около носа и глаз, способствуют мрачному, тяжелому оттенку иконописи того времени. За счет лиц, однако, в фигурах и аксессуарах замечается более богатый колорит, повышенная цветность, которая приводит к яркому и праздничному воздействию. Центральный образ все чаще окружается изображением моментов из жития Святого. Эти житийные сцены являются одним из проявлений повествовательно-дидактического начала в иконописи XVII и XVIII веков.

В иконе святой Георгий изображен сидящим на белом коне, скачущем вправо. Одеяние традиционное – короткая синяя туника, коричневые доспехи и красный плащ. За спиной колчан со стрелами (лука не видно), в руках длинное копье, которое святой вонзил в пасть змея. Сцена изображает наиболее известное чудо св. Георгия – избавление царской дочери от змея. На переднем плане, на гладком красном фоне представлено волнующееся озеро. В озере коричневого цвета змей, обвивший хвостом задние ноги коня. Согласно житиям, укрощенный «крестным знамением» святого змей подчинился царевне, которая отвела его в город к царю. На иконе изображена и царевна: она стоит в воротах городской башни, в руке веревка, которой привязан змей. С башни за происходящим наблюдают царь и царица (и еще одно действующее лицо).

Широкое распространение культа св. Георгия является одной из главных причин по явления большого количества икон, представляющих св. Георгия на коне. Болгарскому средневековому искусству почти неведомо изображение св. Георгия-мученика (кроме сцен из его жития и некоторых памятников более позднего времени). В болгарской иконографии он чаще всего изображается на коне. На иконографии персонажей, в особенности змея – символа зла, получившего в воображении народа самые причудливые формы, бесспорно, отразились фольклорные интерпретации сюжета. Редким исключением являются изображения св. воинов пеших, в которых св. Георгий встречается довольно редко.

Для XVII в. характерны порталы с изображением святых воинов на стенописи интерьеров монастырей, этот обычай распространяется на все южнославянские страны, ярким примером является стенопись Рождественского монастыря.

Икона обрамлена двумя рядами листообразного орнамента.[60]

Новацией для XVIII века является то, что народные мастера моделируют лица по-другому, не так, как в XVII веке. Вместо контрастных решений в двух тонах теперь светотени передаются более реалистично, но ввиду неумения получается эффект «припухлости». Это приводит к огрублению лица, которое не изолировано от общего огрубления фигур в простонародной иконописи того времени. Налицо, однако, и значительные художественные достижения в направлении оригинальных колоритных сочетаний, большого декоративного воздействия и выразительности. Связи между болгарским и русским искусством имеют богатые корни и проявляются еще в эпоху раннего Средневековья, когда русские заимствуют многие из памятников, чтобы затем в период турецкого рабства реваншироваться.[61] Тогда обратным путем в Болгарию проникает русское влияние и русская культура. Одним из проявлений этого влияния является и плоскостная декоративная трактовка образов, начиная с XV века, по подобию русской иконы этого времени. Эта экспансия проявляется не только в отношении некоторых стилевых элементов в иконописи, но и во «ввозе» икон, штампов, антиминсов и других церковных художественных предметов из России. Особенное распространение получает в конце XVIII и начале XIX века одна серия русских икон, которые являются ремесленническим производством, выработанным по шаблону. В большинстве из них в квадрате изображены праздничные сцены или святые, а чаще всего в середине изображено «Распятие». Надписи неизменно одинаковы по шрифту, черные и тонкие, написанные как бы пером, на славянском языке. Кони святых – всадников отличаются грациозностью – это вообще характерно для изображения коней в русской иконописи. Вне этой серии стоит икона «Святой Георгий» из Первенец, XVIII века. Вероятно, она является делом русского народного мастера, что видно по угрубленному стилю и наивности изображения лица, а также по декоративному изображению рамки. Надпись на греческом языке, что не часто встречается в русской иконописи того времени, объясняется традициями византийского искусства. Эта икона очень близка произведениям болгарских мастеров, о ее близости с русской иконой свидетельствуют расходящиеся планки на обратной стороне, характерные больше для техники деревянной основы.[62]

Кроме русских иконописных памятников, встречаются и греческие, которые не всегда легко отличить от местных. В Пловдиве, Асеновграде и его окрестностях жила состоятельная греческая верхушка, которая имела большое политическое влияние; поэтому борьба за церковную независимость в этом крае была особенно ожесточенной.

В этой же связи необходимо упомянуть и другое явление – греческие надписи на болгарских иконах. Сильное влияние византийских образцов, а также политика греческой церкви, господствующей в религиозной жизни страны, объясняют их широкое распространение. Это чаще всего короткие надписи, скопированные механически с других икон.[63]

В XIX в. вновь всплывает память художественных образов воинства, предстоящего перед Богородицей, но теперь строй и композиция икон совершенно изменились. Иконы изобилуют золотом, придающим ей расточительное великолепие. Обязательным элементом декора являются облака на синем небе, золотая корона на голове Богоматери и разбросанные по её хитону золотые хиты. Лики Богоматери и младенца отличаются изяществом, и совершенством мягкой моделировки. Предстоящие святые войны переместились в клейма нижнего регистра иконы. Данные перемещения и новшества были обусловлены проникновением элементов светских стилей в икону. Более всего иконописцам нравились барочные формы иконы. Ярким примером этому может служить икона «Богоматерь Милующая» Димитрия Зографа из Самокова XIX века.[64]

Сложная и противоречивая эпоха турецкого рабства включает и период болгарского национального Возрождения – XVIII–XIX века. Перемены в общественно-экономических условиях приводят естественно к переменам в идеологии. Старые художественные формы разрушаются. Религиозный мистицизм ослабевает. Новая идеология утверждает жизнь и действительность.[65] В орнаментах появляется много элементов барокко. Старые аскетические образы заменяются новыми – образами живых людей, обогащается колорит, который становится свежим и жизнерадостным. Все чаще встречаются пейзажи и бытовые сцены. Золотой фон сменяется цветным, который все чаще изображает небо с плывущими серо-белыми облаками. С XVII по XIX век появляется огромное количество икон «Собор всех святых» и Богородица, Пантакратор с праздниками и предстоящими святыми воинами.

В XVI–XVII вв. на землях южных, а затем и восточных славян появляется новый культ почитания Георгия Софийского-Нового.

Этот радетель за веру Христову жил в Болгарии в конце XV – начале XVI в. и погиб за отказ принять ислам.

Турки рассматривали порабощенных христиан как «гяуров» (неверных), то есть людей, неправильного и неверно приносящих службу Богу. Законы шариата, а именно они составляли основу права в Османской империи, не могли не распространяться на «неверных», и, следовательно, последние фактически находились вне закона и были бесправными.[66]

Положение усугублялось тем, что османы начали активно колонизовать плодородные болгарские земли, поселяясь с болгарами бок о бок и постоянно сталкиваясь с ними в повседневном быту. Такие столкновения превратились в многовековое испытание крепости болгарского национального духа и внутреннего народного достоинства. «Неверным» запрещалось носить при себе оружие, использовать в одеянии красный цвет, им нужно было спешиваться, если они ехали на коне и встречали идущего по дороге магометанина. Им запрещалось строить по своему усмотрению новые православные храмы, а если подобное разрешение и получалось от османских властей, то церкви должны были возводиться ниже уровня земли. Но эти и другие многочисленные унижения болгар были просто мелочью по сравнению с тем, что несла в себе насильственная исламизация населения Империи. Если татары ограничивались разорением поднимавшихся против них русских городов и весей, то турки не удовлетворялись одной лишь резней восставших болгар, а силой принуждали население непокорной области переходить в ислам.

Насильственная исламизация практиковалась в Империи с XV по XVIII столетие. Одним из наиболее рьяных сторонников отуречивания «райи» (то есть «стада», как презрительно называли турки порабощенных ими христиан) зарекомендовал себя османский султан Селим I (1512–1520), получивший от современников прозвище «Явуз» – Жестокий, Грозный. Он намеревался полностью искоренить христианство в Империи, собираясь издать «фирман» об умерщвлении каждого, кто не согласится исповедовать учение Магомета. С большим трудом великий визирь Пири-паша сумел убедить султана отменить свое решение. Но Селим I оставил в силе ту часть приказа, в которой говорилось о превращении ряда константинопольских церквей в мечети и запрете строить новые христианские храмы. Тем не менее, пока султан отменял свой «фирман», на местах, видимо, успели отуречить многие христианские города и селения. В одном из сербских исторических источников содержатся сведения об обращении славян в магометанство в Мизии, Фракии и Македонии. К исламу было насильственно приведено население Родоп – горного массива на юго-востоке Болгарии.

Исламизация «райи» в Империи проводилась не только по прихоти османских султанов или их наместников пашей – она превращалась в политическую линию, направленную на пополнение численности армии, несшей большие потери из-за частого ведения османами войн. Янычарский корпус, являвшийся, отборной султанской гвардией, пополнялся главным образом за счет взимания с порабощенных христиан особо налога «дювшерме». Он заключался в насильственном наборе христианских мальчиков и юношей ко двору султана и воспитании их в духе магометанского религиозного фанатизма. Костяк янычарского корпуса, сражавшегося против христианских государств в Европе, составляли преимущественно бывшие христиане.