1

Перенос – термин, употребляемый в фантастике для обозначения внезапного перемещения тела или сознания в другой мир или время. В общем, кому как повезет. Как правило, перенос происходит с героями, когда они одни, или в результате смерти оных в момент катастрофы или аварии. Мне не повезло.

Игра в этот раз происходила в далеком от меня краю – на Урале. С Украины на Урал – двое суток поездом, а уж пехом я и считать не возьмусь – до… много. Поперлась я на эту ролевую Игру из чистой наглости. Мастера специально позаботились, чтобы после прошлогодней я получила письменное уведомление об их нежелании видеть меня. Но я, как последняя стерва, едва услышав, что меня ищет Дракон Запада (в просторечии нашей шальной компашки – ДЗ), шустро подсуетилась и вышла на трассу пораньше, так и не получив заветный свиток в руки. А раз не получила, то мастерам можно (и нужно) сказать, что я его в глаза не видела и не знала, что в нем написано. Дорогу мне, ясное дело, не оплатили. Да и чего оплачивать – билеты я бы все равно не смогла предъявить. Я законченная автостопщица. Вот только доспех приходится брать с собой облегченный – только пластинчатый нагрудник и наплечники из «двойки». Вес четыре килограмма. Нагрудник, благодаря гроверным соединениям, складывается в две узкие полоски: спина и грудь. А наплечники «раковая шейка» удобно трамбуются в боковые карманы. При таком весе и объеме приходится чем-то жертвовать. Я жертвую едой. Никаких консервов и всего остального поменьше. Это когда в горы идешь, надо брать с собой пищи побольше – там не у кого ее взять, а Дорога… в Дороге надо еще уметь остаться голодным. В крайнем случае, можно всегда заработать. Но я это делаю исключительно редко, когда уже совсем припечет, и совсем не тем способом, о котором могут подумать читатели мужской стати. Бывает, что иногда по два дня не жрамши… бывает. А кому легко? «Жрать и спать – свыняче дило» – любимая пословица моего капитана Ворона. По ней и живем.

В этот раз тоже приехала – минимум еды, максимум хамства. Игровые деньги, как правило, покупают за наличные или зарабатывают. Я предпочитаю последнее. Наемники всем нужны. Правда, не все командиры видят в бабе наемника. Приходится браться за меч и в который раз доказывать, что меня надо уважать и вполне можно нанять. К этому пирогу идет приправою неприкрытая ненависть и зависть тех, кого я поваляла в травке, но это уже привычные специи – острота только добавляет пикантности.

Мастера, увидев меня, скривились, как будто я каждому выдала по килограмму лимонов и заставила съесть. Но отправлять назад не решились. Чувствовали, что я только этого и жду, чтобы обвинить их в трусости. Боялись они. Их пятеро, да еще подмастерья в круг взяли. Я ухмыльнулась. Де-юре я должна принять их решение, каким бы оно ни было, а вот де-факто… могла и не согласиться. Или сделать свою игру. Что в прошлый раз и было выполнено с такими отточенными приколами, что весь полигон враз стал полем боя. Хотя изначально это была сугубо мирная Игрушка. Ну не стерва ли я?! Стерва! На том и стоим.

– Хорошо, – наконец поняв, что выжить меня не получится, согласились они. – Но… первое – ты примешь ту роль, которую мы тебе дадим. Второе – ты отдашь нам свой меч!

Вспылить сейчас – это доставить им удовольствие и дать повод для отказа. Не дождетесь!

– Принято! Что еще?

Опешили. Не ожидали такого быстрого согласия. Жалко меч отдавать, но они забыли сказать, чтобы я не брала также никакой другой. Юридическая лазейка. Вот ею мы и воспользуемся. Мечи – дело наживное, когда умеешь ими пользоваться. А не умеешь, так и самый лучший меч палкой станет.

– Жди здесь! Мы выберем для тебя роль.

Нагло сажусь по-турецки. Ждать, значит, ждать. В ногах правды нет. Вот и отдохнем заодно.

Мастера, неодобрительно покосившись, скрылись в палатке. Подмастерья остались. Смотрят на меня, как на какую-то диковинку. У них, бедных, в головах не укладывается, что с Мастерами можно так разговаривать. У меня, кстати, тоже. Своих Мастеров, киевских, я уважаю. Может быть, потому, что у нас все, от новичка до капитана, знают непреклонный закон Полигона – «Мастер-козел! По определению!». И тот, кто примеряет на себя мастерскую мантию, должен сразу понять, как легко и быстро она становится козлиной шкурой, когда за спиной стоит очень недовольная мастерским решением команда. Здесь же Мастера чуть ли не Боги! Вот и опустим их немножко на землю, чтобы нас, грешных, заметили…

Я уже подумывала, а не вытащить ли мне на свет божий вчерашний бублик, затерявшийся в одном из моих брючных карманов, как снова предстала пред светлы очи Мастерской команды.

– Вот твоя вводная: ты лекарка, травница. Ты должна собирать травы и лечить всех, кто об этом попросит. Ты никому не должна отказывать и не можешь брать деньги за лечение. Вместо оплаты «больной» по излечении должен поставить на вот этом листе подпись. Когда соберется десять подписей, ты подходишь к одному из мастеров, и он тебе дает талон на питание.

– То есть если меньше десяти подписей – я голодная?

– Да. Ты должна ходить и предлагать свои услуги.

Вот тут он меня подъел. Как говорится – респект и уважуха. Нашел чем прижучить. Я терпеть не могу лечить и лечиться. В медицине понимаю, как эльфийка в оружии – то есть зеленку от йода отличу, и на этом все. К тому же с моей репутацией у меня «лечение» примет или смертельно больной, или полный идиот. Боюсь, что и тех и других на Полигоне слишком маленький процент, чтобы я могла быть сытой. Да и аптечки у меня нет.

– Лекарства ты будешь менять у Дока, – Мастер махнул рукой в сторону медпалатки. – Он тебе будет давать задание, какие травы ему собирать, и в обмен на это ты будешь получать нужный препарат…

– …пурген, – не удержалась от колкости. Как же они все завернули и продумали! Теперь у меня на свою Игру не останется ни времени, ни возможности. Да и ходить по лагерям… как лох последний, выпрашивая их «полечиться» у меня. Ну, ничего, ребята, вы не представляете, как много лазеек вы мне оставили. Лекари, они ведь разные бывают, они ведь не только лечить способны… Да и одну миску из общего котла всегда раздобыть можно, а не в кабаке питаться. Так что ваши талоны… и ваши вводные… ну, и вы сами – туда же!

Поднимаюсь, оставляя на траве свой клиночек. Жалко, да ничего не попишешь.

– А меч?

– Он ваш… пока.

А ты что, хотел его из рук в руки? Трофеем победным? Ничего, сам поднимешь. Или кто-то из твоей своры в зубах принесет, хвостиком виляя.

– А этот?

– Какой? – делано удивляюсь.

– Вот этот, на ноге!

– А, этот? – Я достаю из набедренных ножен свой походный нож. Восемнадцать сантиметров лезвие с острием «щучкой», уменьшенная копия «полковника Боуи». Полуторная заточка. С обратной стороны рукояти еще одно складное лезвие – для разделки.

– Так это же не игровой! – улыбаюсь я и, держа двумя пальцами, поворачиваю рукоять плоскостью к мастерам, чтобы они увидели выдавленную в пластике надпись. – Хозяйственный!

День у меня выдался на редкость насыщенный. Если к этому прибавить еще пятеро суток трассы, то можно понять, что палатку я ставила на чистом автомате. Спать было еще рано, но организм, вымотанный подчистую бессонными ночами и минимумом питания, просто поставил меня перед фактом, что он из палатки не выползет. Отдых – это святое. Завтра будет новый день – начнется Игра, так что самое время почитать вводную. Я завалилась на спальник и вытащила выданные мастерами бумажки.

Писалось явно не под меня, а под тихую, спокойную девочку практически без игрового опыта. Было много ссылок, которые меня раздражали, и указаний, как поступать в той или иной ситуации. А фразы «…с бургомистром надо разговаривать вежливо…» или «…все магические сущности на полигоне могут оказать вам помощь, если вы их попросите…» меня просто доконали. Не подумайте ничего плохого – я человек вежливый и спокойный, я даже улыбаюсь, когда со мной здороваются, и желаю «доброго дня». Но я не люблю, когда это делается в приказном порядке. Что такое «фактор магической проекции на любой указанный мастерами район игрового полигона», осталось для меня «по-за зоною» понимания. Кого это они «проецировать» хотят? Ладно, разберемся по ходу Игры. Почитав еще с полчасика и прикинув еще несколько лазеек для моей бурной нетрадиционной фантазии, я откинулась на сложенный под голову свитер и блаженно закрыла глаза. «Трудная дорога в дюны» подошла к концу.

2

Утро началось с того, что об мою палатку кто-то споткнулся. Не очень приятный способ просыпаться под дикие вопли и маты. Откинув полог, я ступила босиком на росу.

– Чего ты ее сюда поставила? Пройти нельзя!

– Так не ходи! Или глаза себе новые купи, если этими не видишь, куда прешь!

– Пасть закрой!

– А что, правда глаза колет?

– Да ты мне, бл…, поболтай!

– А ты мне повы…йся!

Ну, знаю, знаю! Несдержанная я! Завожусь с четвертьоборота. Вот поэтому меня на Играх не очень-то и любят. Не знаю, как это у меня получается, но нарываюсь я постоянно. Мой друг Ано все ждет, когда я получу наконец в морду и успокоюсь. И каждый раз до мордобития не доходит. Как будто Боги хранят, мать их!

Вот и в этот раз:

– Олег, отстань от девушки! – Как-то я не заметила, что метрах в двадцати разбиты палатки какой-то команды.

– Да это не девушка, а крыса какая-то!

– Зубы показать или укусить, чтобы запомнил получше?!

– Блин, да ты…

– Олег!

– Коза!

– Птеродактиль!

– Кто?

– Оба-на! Да мы еще тупые и неначитанные ни в одном глазу! Сэ-ло и лю-ды!

– Олег, иди сюда! Девушка, а вы бы и вправду палатку переставили!

– Ага, тебе на голову!

– Не хамите, пожалуйста, я же с вами нормально разговариваю!

Умный, да? А попробовал бы сам адреналин погасить за пару вздохов. Я ведь уже на драку настроилась, а тут, как всегда, облом.

– И куда я ее переставлю?

– Хотя бы вон туда, – парень показал на маленькую полянку между осин.

– Щщас! Под осины! С дуба упал?

– А так вы стоите на тропинке к речке.

– Тропа козлов на водопой, – съязвила я, уже понимая, что переставить палатку придется. – Ладно. Уговорили. Но пока я не найду нового места, она постоит здесь!

Парень кивнул:

– Хорошо. Ее никто не тронет.

Команда за его спиной удивленно рассматривала меня. Но недовольных взглядов было на порядок больше. Не всем приятно просыпаться с утра пораньше под крики и ругань. У меня, правда, право первого места. Я, когда ставила палатку вчера, их не видела. Они пришли вечером. А я-то и не слышала! Видно, притомилась знатно, если организм выключил все функции, даже защитные. Не слышала, не видела, не чуяла. По логике, я могла бы потребовать, чтобы они переехали, но у них целый лагерь – шесть палаток, а у меня одна. Да еще у меня куполок, а не стандартные, как у них, на растяжках. Мне палатку снять дело двух секунд – легкая она и удобная. А вот им пару часов маяться. По логике – да, а по факту – переезжать все-таки мне. Вот так всегда – делай добро и бросай в воду. Ведь никто не поблагодарит за то, что я им предъяву не кинула и к Мастерам не побежала жаловаться, что меня с законного места сгоняют.

Рюкзак на одно плечо, палатку на палке на второе – и легким шагом на новое место.

– Тук-тук, – обозначила я свое пребывание у медпалатки, – можно?

– Заходи! – донеслось изнутри, и я откинула полог армейской четырехместной палатки.

Внутри оказался парень лет под тридцать, небольшого роста, но уже с серьезной проплешиной.

– Я тут, – я замялась, – вот… травница я!

Он удивленно провел глазами снизу от самых берц до моей макушки, поднимающейся над полом на метр семьдесят три. Я понимаю, что он представлял травницей какую-нибудь мелкую девчушку, а не нечто одетое в черное и с ножом в набедренных ножнах, хмуро смотрящее на него из-под длинной челки.

– Интересная вы «травница».

– Ну, – я ухмыльнулась, вспомнив Мастеров, – так получилось…

– Я Андрей, доктор, можно Док, – протянул мне руку парень. – Извините, не думал, что мне пришлют ТАКУЮ травницу.

– Да я… вообще-то наемница, – я смущенно опустила глаза.

– Да вы что? Это же не женское дело?

– Тоже мне проблема! – огрызаться не сильно хотелось, но смолчать уже не могла.

– Ой, чаю хотите? – внезапно перебил Док. – Я только заварил.

От этих слов у меня рот наполнился слюной. Вспомнить бы, когда я в последний раз чай пила… дней так пять назад. А с позавчерашнего дня кроме двух бубликов ничего во рту не было.

– Хочу, – расплылась я в широкой улыбке. Друзья говорят, у меня обаятельная улыбка, только улыбаюсь я ею редко, скорее можно увидеть перекошенные, стянутые в нить губы, способные вызвать у недоброжелателей легкий ступор. Или ухмылку на одну сторону – привычка.

– Садитесь, чай хороший. На травах. Сам завариваю. Вы такой пьете?

– Только без мяты, пожалуйста!

– Ой, а этот с мятой как раз! У вас проблемы на мяту?

– Да… – мне было неловко отказывать, но мята для меня яд, – она вызывает у меня спазм горла.

– Это серьезно. Я вам сейчас заварю другой. Надеюсь, зверобой вы переносите хорошо?

– Да, спасибо. Со зверобоем все в порядке.

– Вот и славно. А как вас зовут? Вы так и не сказали?

– Леттлерг. Можно Летт. Это игровое имя. А так – Ника.

– А вы случайно не та самая наемница из Киева?

– Ну, не знаю, как насчет «той самой», но я из Киева.

– Это ж как далеко? Как вы добирались?

– Автостопом. Как всегда.

– С кем-то?

– Сама, – я пожала плечом. – В паре всегда дольше.

– Вот и чаек! Может, вам печенья к чаю?

– Ой, а можно? Спасибо огромное!

– Может, вы останетесь покушать? – предложил Док, умильно глядя, как я пожираю печенюшки. – У меня каша варится, скоро будет готова.

– Наши дорогие Мастера дали мне квест зарабатывать харчи в поте лица своего. Но я пока еще ничего не сделала, так что на завтрак претендовать не могу.

А жрать хочется конкретно. Но не меньше этого хочется оставить Дока в стороне от выяснения отношений с Мастерами.

– Ника, – из глаз Дока пропали веселые смешинки, и лицо стало серьезным, – ты думаешь, что я отпущу тебя в лес голодной? Ты когда в последний раз ела? У тебя мешки под глазами. И ты устала. Не каждый человек выдержит дорогу в четыре тысячи километров автостопом. Давай договоримся – ты меня не обманываешь, а я ничего не скажу мастерам. Договорились?

– Так точно, господин начальник.

– Прикалываешься?

– Как умею… иногда получается.

– Тогда хорошо. Милости прошу к нашему шалашу! Сейчас на стол соберем, и будет нам счастье!

– Спасибо, – я еще раз улыбнулась. Этот человек мне явно нравился.

3

Первым моим заданием было вылечить бургомистра города. Город на Игре представляет собой ряд палаток со стоящей в середине поляны столовкой, по недоразумению носящей гордое звание – кабак. Тут же, рядышком вбиты в землю несколько скамеек со столом – городская дума. Город, по меркам Игры, крут и немерен. Все торговые пути должны собираться здесь. Центр Игровой коммуникации. Представляем на месте палаток дома, на месте деревянного стола кафедральный собор, а вместо кострища ратушу… воображение работает нормально. Только толстую девку в замызганном снизу плаще и с растрепанными волосами я так и не смогла представить главой этого муравейника.

– Здрасте, – кивнула я присутствующим. – Я травница, по поручению Дока. Кто тут бургомистр?

– Бургомистр – это я, – отозвался пивной бочонок с вороньим гнездом на голове. – Проявите уважение и поклонитесь как следует.

Девочка! Да у тебя вдобавок еще и мания величия! Забавно…

– Простите, у меня спина так не гнется, чтобы жопа выше головы была.

– Да как ты можешь?! – взорвался стражник или кто он там этой дамочке.

– Никак не могу, – я глубоко вздохнула и развела руками.

– Да я тебя!!!

Что он там меня, я не поняла, но учтиво пропустила прыгнувшее тело и легко подправила его локоть. Кажется, стражник в кого-то за моей спиной врезался.

– Мне сказали, вас лечить надо, – снова обратилась я к бургомистру, – но я так и не поняла от чего. От того, от чего надо бы – у меня таких лекарств с собою нет. Да и не к Доку это, пожалуй, а к диетологу.

Вопрос: зачем я все это говорю? Ответ: не знаю. Понесло. Недержание хамства во рту. Но я же обещала мастерам интересный отыгрыш! Как они со своей стороны представляли травницу – я не знаю, но помесь неудовлетворенного социального положения и веселая обида на их «роль» просто разрывает меня, как Тузик ту самую дешевую грелку.

Опаньки, а это уже серьезно! Из толпы, окружившей нас, вышли два рубахи-парня в полных максимилиановских доспехах и с двуручными мечами. А у меня даже короткого однохитового кинжальчика игрового нет.

– Извинись! – потребовала бургомистр. – Немедленно!

– А то что? Меня распнут на воротах города? Интересно на это посмотреть!

– Не зарывайся! Это моя личная гвардия!

– Спасибо, что предупредили! А то у меня были сомнения – стоит ли их валять?

Отступаю в центр поляны. Народ быстренько шуганулся по краям, выделив нам место для разборок.

Двое на одну – нечестно! Но честность в бою – это сказочки пьяного дида Тараса [1], рассказанные по украинскому телевидению в три часа ночи. Хотя я пока не вижу выхода из создавшегося положения. Драться-то я буду по-любому, но вот найти бы чем! А вот это идея! Под ногами валяются хорошие бревна, оставшиеся от постройки навеса над кабаком, не очень толстые, как раз в обхват ладоней, и достаточно длинные, чтобы не заходить под навес пригибаясь. Ну что ж – за неимением гербовой пишем на простой – нет меча, возьмите бубен! Левый, получив торцом бревна в нагрудную пластину, засеменил на пять шагов назад и вписался спиной в дерево – ничего, доспех хороший, от травм должен защитить. Был бы без доспеха, я бы на такой удар не решилась, а так – по защите и нагрузка. Поворачиваюсь к правому, разворачивая корпусом бревно. Он пытается блокировать удар вертикальным блоком меча. Дурак, что ли? Разгон бревна, конечно, небольшой, всего с четверть круга, но это же бревно! Я сама его едва удерживаю! Так что мое оружие просто сминает его защиту и заставляет попятиться. Пока я разворачиваюсь для нового удара, у парня появляется дельная мысль, как блокировать мое бревнышко. Он вставляет двуручник в землю и всем весом опирается на гарду. Бревно стопорится. Разогнать для нового удара я уже вряд ли успею, так что лучшее, что могу сделать – это бросить оружие и схватить панцерника за края горжета. Все остальное я сделала автоматически, до того, как сама успела понять свою глупость – я просто рванула его на себя. Упали мы вместе. Он едва успел выставить руки, чтобы не обрушиться на меня всей своей тяжестью. Представляю, что за слова у него вертелись в голове. Под моей рукой оказалась рукоять его игрового кинжала. Недолго думая, я подняла ему забрало и провела кинжалом по горлу.

– Бобик сдох! – прокомментировала я.

– Сука…

Услышать дальнейшее мне помешали. Несколько рук подхватили моего противника, и не меньшее количество – меня саму. Завернули руки, и я снова предстала пред светлые, белесые очи бургомистра.

– Да как ты посмела нападать на городскую гвардию и оскорблять мэра?! Ты даешь себе отчет, что ты делаешь?

– Нет, – это честно, – все по наитию! У меня и в мыслях не было, что два идиота не смогут выстоять против безоружной женщины.

– Извинись немедленно!

Кто-то добрый (узнаю – убью однозначно) нежно выкручивает мне руку. Это у них называется удержанием, чтобы я еще чего не сотворила. На играх такое не запрещено в открытую, а то, что не запрещено – априори можно.

Еще немного, и плечо пойдет на вывих.

– Щас, только шнурки постираю!

Рука в плече уже не просит, а вопит дурным голосом, чтобы я прекратила свои дурацкие шуточки и пожалела ее.

– У тебя нет выбора! Извиняйся!

Я молчу и улыбаюсь. Может, я дура, может, я нарываюсь зря, но и оплату за свои вольности я умею принимать сполна. От боли хочется кричать… подожди, кричать будешь, когда плечо вывихнут окончательно, сейчас еще рано. Еще можно терпеть… немного… еще немного.

– Все! Хватит… – мои губы выдают помимо воли.

Меня отпускают.

– Извиняешься?

– Разве я такое сказала? – Рука болит страшно. Вряд ли я ей в ближайшее время смогу поднять что-либо тяжелее ложки.

– Раз так, то вот мой указ – отныне и до конца Игры тебе запрещено входить в Город! Ни под каким предлогом! В Городе ты вне закона! А теперь выставьте ее за городские ворота!

Полечили, однако. Хорошая профилактика городской скуки. То, что в город теперь мне ворота закрыты – то все фигня, но беспокоит одно – кабак тоже остался в городе. Вот блин, совсем не подумала!

4

У Дока очень вкусный чай. Это не подлизывание, а констатация факта. У меня такой не получается даже дома.

– Надо было тебе с бургомистром ругаться? – вливал в мои уши порцию вялого недовольства Андрей, натирая плечо мазью. От нее приятно холодило, а горячий чай согревал изнутри. – Ты когда-нибудь точно нарвешься так, что потом не встанешь…

– Встану, – вздохнула я обреченно, – а потом еще раз встану. Вот такая у меня дурацкая натура.

– Тебе надо было парнем родиться.

– Надо. Но шутки богов неисповедимы. Вот они меня в эту шмотку и всунули. Им смешно, понимаешь ли!

– А ты не пробовала почувствовать себя женщиной?

– Пробовала… иногда получается. И тогда я себя веду, как последняя блондинка – всего боюсь и не могу сказать ни слова.

– Хотел бы на это посмотреть!

– Лучше не надо. Мне потом самой противно.

– А ты влюбиться не пробовала?

– В кого? Ты представляешь того бедного парня, который позарится на мой характер?

– Ты, между прочим, очень привлекательная женщина. Если не ходишь, как мужичка, и не хамишь на каждом шагу.

Мне на это ответить было нечем. Несмотря на мои мужицкие приколы, натура у меня чувствительная и нежная. Только добраться до нее надо еще уметь.

Так что лучше я чай пить буду и молчать. Не хочу хамить Доку – не заслужил он этого.

– Док! – занавеска распахнулась, и пред нашими глазами предстал утренний капитан команды, тот самый, который просил меня палатку переставить… вежливо.

– Заходи. Знакомьтесь – это Нааль. Это Ника.

– Да мы уже вроде бы знакомы… – подмигнул мне вошедший.

– Только не представлены… были, – ответила я, пытаясь нашарить рукав и всунуть в него травмированную руку.

– Ты ко мне по делу или на чай?

– От чая твоего отказывается только идиот, – заверил Дока Нааль, – а вообще – по делу.

– Тогда я пошла. Спасибо, Док.

– Подожди, это всех касается.

Я села обратно. Интересно послушать полигонные новости. Вдруг что-нибудь интересное узнаю.

– Спасибо, – Нааль отхлебнул из чашки. – Мастера объявили магический катаклизм.

– Чего? – не поняла я.

– Подожди, Ника! – Док положил руку мне на плечо. Хорошо хоть, что на здоровое. – Дальше! – это он уже к Наалю.

– С пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль все должны находиться в своих палатках. Мастера и подмастерья будут отыгрывать фактор магической проекции. То есть будут ходить по полигону и навешивать на палатки ленточки. Тот, кто обнаружит у себя на палатке такую ленточку, тот становится невидимым и должен выполнить мастерское задание для того, чтобы снова войти в команду.

– А если не выполнишь, так невидимкой и будешь шариться до конца игры?

– Нет. Через определенное время становишься зомби, а потом умираешь и уходишь в мертвятник на шесть часов.

– День к черту под хвост, – прокомментировала я. – Дерьмо!

– Как они будут выбирать палатки? – Док был более конструктивен, чем я.

– Не знаю. В правилах написано, что фактор магической проекции может быть наложен на любой указанный мастерами район игрового полигона. А дальше – это уже фантазия мастеров. Может, они возьмут все команды на определенном квадрате или будут выборочно, по одной-две из лагеря. Не знаю.

– Понятно. Рисуемся мышками и тихо сидим по норкам. Хм, интересно, найдут ли мастера мою палатку?

– А где она?

– Ну, как бы вам объяснить? Прямо, потом налево, потом направо, потом еще раз налево…

– Понятно… – засмеялся Док, – она хоть на полигоне?

– Да вроде бы… за обозначенные ориентиры не выходила.

– Пойду я, мне еще надо в город зайти. Пока! – Нааль встал, поблагодарил Дока за чай и вышел из палатки.

Док методично набивал мою «походную аптечку» разными препаратами и бинтами. Раз я должна оказывать медпомощь, то надо иметь чем.

– Док, – позвала я его, – давай отправь меня за какой-нибудь травой. Неудобно как-то – ты мне собрал аптечку, а я тебе ни травинки не принесла.

– Сиди уж… – Док даже не оглянулся, – с твоей-то рукой.

– А что с рукой? У меня вторая есть… пока. Да и в северной части полигона я еще не была…

– Ты еще там не успела нарваться?

– Да ладно, я же не специально… само как-то получилось.

Док промолчал, продолжая набивать сумку всякими таблетками и пузырьками. Мне стало стыдно. Вроде бы он и не ругал меня, а чувствовала я себя как выдранный щенок. Он мне дал задание, а я его подвела. Спина бы не сломалась, если бы я поклонилась бургомистру, как того требовали стандартные правила поведения. Чернь должна кланяться. И чем ниже – тем лучше. Давно я не отыгрывала никого, кроме наемницы. А наемническая братва – это отдельная песня. Они не кланяются никому, кроме тех, кого искренне уважают. Даже королям и нанимателям. В Киеве как-то не принято кланяться. Да и короли у нас все – друзья и знакомые, не говоря уж о мастерах, с которыми не один литр водки выпит. Привыкла, что все на Игре равные. Нет, не равные – разные. И если хочешь поклонов – то добейся того, чтобы тебя уважали, а не по статусу. Да еще игровому. Может, я где-то и не права – приехала в чужой монастырь, меряю его по своим уставам. Вполне возможно, что бургомистр на самом деле очень уважаемая дама в игровом уральском движении, а я приехала – звать никак и роль низовая, и давай права качать. С их стороны оно и понятно – надо было меня на место поставить. Так что никаких обид! И они правы на все сто, и я со своей колокольни мордой об землю по собственному желанию проехала.

– Док, – снова позвала я, – я больше так не буду. А?

– Ладно, поверю… – тут же отозвался Андрей, будто ждал этих слов, – не буду же я тебя всю Игру под замком держать? Да и не удержу, наверно?

– Ну, если чаем поить будешь – удержишь! – поспешила заверить я Дока.

– Держи. Это твоя аптечка, а это мешок для трав. Мне надо зверобой и мяту. Но мяту я тебя просить собирать не буду, а вот зверобой…

– Могу и мяту, – воспряла духом я, – только покажи, как она выглядит и где растет…

Путь на север (в северный конец полигона) был еще не исследован, а значит – вперед за приключениями, то есть – за травами!

5

К двум часам я успела обойти северную часть полигона. Порадовал еще один кабак, расположенный на отдельной полянке и не зависящий от лагерей и городов. Зашла, поздоровалась, посмотрела на предлагаемое меню. Есть-пить сейчас не хотелось, спасибо Доку. Накормил-напоил до отвала. Старых знакомых было немного, в основном те, кого я помнила плохо. В лагеря особо тоже не заходила, отметив только, где они находятся и сколько в них палаток. На одной очень большой солнечной поляне нашла целую заросль зверобоя. Обрезала все под корень. Получилась чуть ли не целая холщовая доковская сумка.

Особенно меня порадовала небольшая речушка с невысокими, отвесными, песчаными берегами. Она струилась легко, не замечая изгибов и отмелей. Сидя на берегу, я позволила себе расслабиться и отвлечься от дел насущных.

Возле моей палатки нашла дохлую мышь с фиолетовой пеной изо рта. В палатке еще одну – на этот раз с зеленой пеной. Чудеса природы! Мыши с цветным бешенством. Это что-то новое в нашей семейной практике. Чего же они нажрались такого? Опаньки, прогрызенный рюкзак, кулек с остатками «Мивины» и маленьким кусочком сыра почти не тронут, а вот две лежащие рядом упаковки «Юпи» распотрошены напрочь. Бедные мышки – мне их даже стало жалко. Что ж они, несчастные, сыр не тронули, а на всякую химию позарились? Люди тоже так поступают – пьют всякие «Колы» да «Юпи», разница только, что вот так никто еще не сдох. А то было бы веселье! Мышек отнесла подальше и кинула в ямку. В назидание потомкам. Мышиным, я имею в виду.

Подходил срок «магического катаклизма». Сидеть в палатке было скучно. Так что я выползла наружу и по здравом размышлении пришла к выводу, что если какой-то мастер захочет навесить на меня свои «проекции», то все равно ему придется идти по одной-единственной тропинке. А если мне уж не избежать их ленточек, то я могу просто их взять из рук в руки, а не ждать до окончания срока, издыхая от нетерпения внутри палатки.

Кострища у меня не было. Зачем одинокой девушке костер? Кто его будет поддерживать в мое отсутствие или ночью? Горячий чай можно всегда попросить у Дока, он же накормит, или заработать на кабак. А так – мороки немерено, а толку – полкотелка кипятка – ни «Мивину» запарить, ни чаю попить.

Возле моей палатки огромный дуб. Люблю я дубы. А этот будто просил, чтобы я поставила палатку под его развесистой кроной. Такие деревья – патриархи леса. Ствол в несколько обхватов, крона на десять метров вокруг. На Украине такие дубы редкость, там все они вверх тянутся, а этот вширь. Будто охватить пытается своими ветвями пол-леса. Хороший дуб – Перунов. Я села, оперлась спиной о его шершавую кору и стала ждать.

Тихо. Только ветер по ветвям пробежал разок. И еще разок. Сильнее. Буря, что ли? Действительно. Деревья будто взбесились. Ветер поднялся такой, что я подумала, а не прикрепить ли мне палатку дополнительными штырями? Четыре штыря хорошо, но можно еще укрепить. Додумать дельную мысль я не успела по причине молнии. Самой настоящей молнии, ударившей где-то неподалеку. Грома не было. Дождя тоже. На сером небе грозовых туч не наблюдалось. Блин, что происходит?! Дерево за моей спиной странно завибрировало, и я неожиданно грохнулась на спину. Ахренеть!

А что еще можно сказать, если ты понимаешь, что лежишь половиной корпуса на поляне возле дуба, а другая твоя половина в этом самом дубе скрыта? При этом ты чувствуешь и руки, и ноги, и ничего тебе не говорит о том, что твоя вторая половина тела растворилась в дереве.

Я медленно полезла наружу. Вот появились колени, а дальше я выползла вся. Дерево дало напоследок рябь и снова четко обозначило рисунок коры. Несколько минут у меня в голове не было ни одной мысли. Мозги после такого просто отказались работать. А потом снова включились. Ох, лучше бы они этого не делали! Палатка на месте, солнышко, деревья те же самые, только ветра нет. Тишина.

Вроде бы все нормально. Никуда я не проваливалась, ничего не было – так легче убедить себя в том, что не сошла с ума. Но ствол дерева надо все-таки тронуть. Так, для успокоения совести и расшатавшихся нервов. Е…! Рука провалилась чуть ли не по локоть! Мать твою! Что это?! Сердце ушло не в пятки, а куда-то еще ниже. Бросило в пот, руки похолодели – это страх? Что со мной? Что с этим деревом? Я где? Что вообще происходит?

Нет, надо взять себя в руки! Так нельзя! Даже если у тебя едет крыша – это еще не повод поддаваться панике. Попробуем узнать, откуда ты вывалилась. Шаг раньше, чем мой организм, успевает меня стопорнуть. И получаю в лицо удар ветром. М-мать! Буря продолжается. От моей ненаглядной палатки остались одни клочья, живописно развешенные по ближайшим деревьям. Молнии бьют одна за другой. Рядом, но не в поляну. Шаг назад – тишина. Я точно сошла с ума! Надо провериться у Дока. Он ближайший, до кого можно добежать за пару минут.

Возвращаюсь в солнечный день.

Палатка Дока на месте.

– Док! – Я влетаю без «здрасте» и «до свидания».

– Что случилось?

– Док… я блин… Док… у меня, кажется, глюки!

– Ника, успокойся, – Док подозрительно меня оглядывает. – Ты в порядке?

– Хрен его знает!

– Перестань ругаться и объясни!

– Я не знаю… Док… – руки все еще дрожат. – Док! – я внезапно понимаю, что надо делать. – Док, давай проверим лагеря севернее твоей палатки.

– Это срочно?!

– Да! – я почти ору. – Или я сойду с ума!

– Ну, идем, идем! Не надо так кричать и не ругайся!

Бегом по тропинке. Левее моя палатка, а вот правее – правее никого нет! Ни Нааля с его лагерем, ни кабака – никого!

– Е…! – вырывается у Дока. – Где они?

И мне становится по-настоящему страшно.

– Док, – шепчу я, – Док, идем.

– Куда?

– Идем. За мной…

Моя палатка, целая и невредимая, синеет под дубом. Ну, давай, патриарх дубов, попробуем еще раз. Беру Андрея за руку.

– Это бред, но поверь мне… если я сошла с ума… можешь не закрывать глаза… если не получится… Короче! Вперед!

Шаг. И ветер бросает в нас целый ворох листьев. Небо потемнело и нависло свинцовой тяжестью.

– Где мы? – оглядывается перепуганно Док.

– Не знаю! Не спрашивай! Мы сошли с ума! Вместе! Понятно?!

– Нет… что-то здесь не так! Это другой мир? Перенос? Магический портал?

– Да мне по хрен, что это! Надо проверить лагеря! Если они здесь!..

Ошалевший от моих криков Док сначала медленно, а потом все активнее начинает двигаться. Вот мы уже почти бежим по тропинке в сторону молний. Ветер едва не сбивает нас с ног. Лагерь Нааля близко, вот уже за теми деревьями… стоп! Перед деревьями на тропинке кто-то лежит.

Док узнает первый:

– Нааль!

Парень лежит, широко раскинув руки и не пытаясь подняться.

– Что с ним?

Док, побледнев, протягивает мне руку. На ладони кровь.

– Колото-резаная… – сообщает он растерянно, – я не понимаю… что творится? Откуда раны?

– Андрей… Андрей… Док, очнись! – Я тереблю его за плечо. – Ты доктор, перевязывай, давай.

– А?

– Бинты, зеленка, что надо?

– Нет… – качает головой доктор, – зеленку не надо… его надо ко мне. Раны надо зашить…

– Потащили? – Мне самой хочется выблевать утреннюю кашу, но оказание помощи в первую очередь, а потом можно и себе дать поблажку.

– Ага…

На поляне вековой дуб как стоял, так и стоит. Врезаемся в него втроем, будто не замечая коры. Провал. Солнышко. Птички. Кровь. Раненный на фэнтэзюшной игрушке парень.

Я смотрю на Дока.

– Там… могут быть еще…

Док смотрит на пациента, потом вскидывает на меня глаза. Почему я вначале нашего знакомства подумала, что он похож на доброго плюшевого мишку? Очень ошибочное мнение…

– Надо мои лекарства. Мою сумку…

– Док, там могут быть еще раненые!

Как не хочется ему меня отпускать, а мне без него идти, но это уже не в нашей власти… мы должны! Он должен спасти Нааля, а я… может быть, кого-то еще.

– Твоя аптечка?

– При мне.

– С Богом!

– С Богами!

Вперед! Пока не передумала, пока не поняла, что же я делаю, куда лезу. В бурю.

6

В лагере Нааля еще двое… живых. Остальные… Меня выворачивает прямо на поляну. Даже до кустиков добежать не получилось бы. Куски мяса и кровь. Выпотрошенные кишки и отрезанные головы. Да они что, с ума посходили? Кто это сделал?

Как я тащила сразу двоих – уже не помню. Кажется, с матами. Пинала, заставляла идти, кричала что-то хамское и ругательное. Одного на одном плече, другого на другом. Они еле переставляли ноги – черепахи! Быстрее!

Ввалились в дуб на последнем дыхании. Док подхватил, не дал упасть.

– Что там?

Я смотрю на него и понимаю, что сказать об ЭТОМ не могу. Меня трясет. Док тычет мне в губы флягой.

– Пей.

Пью взахлеб. Вода? Водка? Вкуса не чувствую.

– Я туда… – шепчу. В этот ад надо вернуться. Надо искать дальше. Я боюсь, что остальные лагеря… тоже. От этой мысли к горлу подступает ком. Меня тошнит. Сдавливаю руками горло.

Док протягивает мне на ладони три маленькие желтые таблетки.

– Пей! – приказывает он.

Заглатываю, даже не интересуясь, что это.

– Здесь, – протягивает Андрей мне холщовую сумку, – шприцы, одноразовые, заправленные обезболивающим. Поняла? – киваю. Когда он успел? – Здесь, – вторая сумочка, поясная, – норадреналин. Три! Поняла, три шприца! На самый крайний! У меня их немного – из своей «скорой помощи» взял. На всякий случай.

Киваю, киваю. Мне бы хоть что-нибудь вколоть – плечо жжет раскаленным железом.

– Док… плечо.

– Сейчас.

Уколы почти не почувствовала.

– Обезболивающее и норадреналин. Только потом тебе будет не очень хорошо.

– Да плевать!

Встаю. Первые шаги даются с трудом. Портал открыт. Вперед. Голова будто задела за что-то. Показалось, наверное. После такой подпитки что угодно покажется.

Вокруг воет ветер. Ветер ада. Теперь я чувствую, как он пахнет кровью. Но у меня нет возможности уйти от этого ветра.

Кабак разорен. Перевернутая посуда, столы, в костре чей-то труп. Но в палатке кто-то плачет живой. Неужели? Отдергиваю полог. Точно! Две девчушки… и у обеих порезаны ноги. Я же их обеих… на себе… не дотащу! Мать!

Увидев меня, они закричали еще громче, пытаясь отползти подальше от входа.

– Заткнитесь! Тихо! Я на помощь!

– Больно!

– Сейчас-сейчас! – Обезболивающее, кажется, в сумке на боку. Каждой по шприцу под колено. Какая, к черту, дезинфекция?! Кое-как бинтую раны. Девчонки плачут, но уже не вопят.

– Кто? Кто вас так?

– Эльфы!

У меня аж руки застыли в неподвижности. В голову пришло, что, кажется, девочки поехали крышей.

– К-кто? – выдавливаю из себя.

– Эльфы… длинные… худые… с луками. Уши… большие и острые.

– Ролевики? – А что мне еще может прийти в голову? Только то, что какая-то обкуренная команда решила развлечься уж совсем не по-детски.

– Эльфы, мать их! Чем ты слушаешь?! Настоящие! – Истерика оттого, что я слишком тупая, или оттого, что я им не верю? Не могу поверить. В голове не укладывается. Портал, трупы, колото-резаные раны, эльфы… Надо уходить отсюда.

– Вы должны дойти! Постарайтесь!

– Куда?!

– Портал, тут недалеко. Настоящий портал в наш мир. Там Док, доктор, он поможет. Только надо дойти! Пожалуйста, девочки!

Мы не успели дошкандыбать до моей тропинки, как одна из девчонок закричала.

– Тихо, мать твою! – но было поздно.

Я уже сама увидела, как в кустах прячутся несколько силуэтов. А у меня только один нож! Но «эльфы» никак не выходили.

– Девочки, тихо, я проверю! Сидите тут!

У меня самой поджилки трясутся, если они настоящие эльфы, то мне с моими «мирными» навыками можно сразу лечь и не дергаться.

На пятачке за кустами пятеро. Храбрый мальчишка держит перед собой деревянный меч, стоя на одном колене. А сзади него сбились в кучку перепуганные ролевички. Свои! Мать их за ногу! Свои, игровые, живые…

– Ребята, я своя… из нашего мира… у меня портал есть… домой!

Я вижу, как на их лицах страх и недоверие сменяются надеждой. Да, ребята, я вас выведу, чего бы мне это ни стоило… а потом вернусь опять… за другими, такими же, как вы. Сколько там лагерей было? Восемь? Десять? Надежда есть, что не все погибли сразу. У меня есть надежда. На себя, на чудо. Я не знаю еще, что тут произошло, но пока у меня нет времени над этим серьезно задумываться. Главное – сделать еще несколько шагов, до дерева… и в него.

7

Входя обратно, знатно приложилась лбом. Обо что же? Кажется, портал стал ниже. Потыкала рукой – правда. Где-то на уровне моего лица уже чувствуется обычное дерево. Да и рябь идет уже не на весь ствол.

– Док… портал. Он, кажется, закрывается.

Андрюха недоверчиво смотрит на меня, потом на дерево. Руки в крови по локоть. Теперь я знаю значение этого выражения. По локоть – в буквальном смысле. С пальцев капает. Вытереться нечем. Или просто некогда.

– Надо быстрее. Кажется, данный портал, как и катаклизм, имеет свои временные рамки…

– «…с пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль»…

– …все по палаткам… никому не выходить…

Кажется, мы с Доком начали понимать друг друга с полуслова.

– Надо помощь… из города.

– Они не услышат.

– Пошли кого-то! – повышаю голос. Неужели Док не понимает? Он один не справится!

– Кого?! – кричит мне в ответ «добрый доктор». Кричит, потому что понимает, что некого. Никто не в состоянии дойти до города. Все ранены.

Замечаю лежащих неподвижно ребят.

– Док… умерли? – Если он ответит положительно… я не знаю… кажется, я не выдержу.

– Мешали… усыпил… истерика.

Ну, слава богам. Живы.

– Я пошла?

Андрей кивает.

– Да. Осторожно там. Я буду ждать.

Киваю и поворачиваюсь. У нас не так много времени, и медлить не стоит. Всего-то каких-то полчаса. Или все-таки – целых полчаса?! Надежда умирает после Веры и Любви – последней…

Вроде бы я вывела, вытащила всех, кого смогла. Переступая через трупы, переворачивая их, вглядываясь в лица, закрывая глаза… как бы еще не сойти с ума от этого всего. Но боги миловали… или наказывали… памятью. А миловали рассудком. Док, видя мои ошалевшие глаза, кормил какой-то гадостью. От нее становилось немного легче. Но звуки и цвета теряли четкость. Пару раз я видела этих… эльфов. Издалека, лежа за деревом. Длинные, худые как палки. Они шли по трое. Но ветер и сумрак не давали их рассмотреть получше, а им – заметить меня. В какой-то момент мне показалось, что они ходят по своей территории. Они шли не таясь, не оглядываясь и никого не опасаясь. Страшные эльфы. Напавшие на безоружных детей. Калечившие перепуганных, несопротивляющихся девчонок, самой старшей из которых было не больше двадцати лет. Что же они за звери?! Нелюди! Правильно – не люди! Эльфы…

Портал стал совсем маленьким. Я в последний раз в него протиснулась на коленях. Док попробовал не пустить. Куда там! Хорошо, что из предпоследней партии нашлась пара мальчишек, которые были не сильно покалечены, и их отправили в город. Надеюсь, помощь придет. Док уже не справляется один. Раны шить – это не рубаху зашивать. А еще надо успеть для меня шприцы заправить. Я же не буду под сносящие с ног порывы ветра набирать в шприц лекарство. Да и не умею я. Три адреналиновых шприца уже выпотрошены. Два еще в сумке. Очень надеюсь, что не понадобятся. Те, кому я вкалывала норадреналин, были вытащены буквально с того света. На этот.

Смотрю на часы – пятнадцать пятьдесят две. Еще восемь минут. Пора возвращаться, если я не хочу остаться в этом мире. Прямиком через лагерь Нааля. Оббегать некогда. В грудь тонкой иголочкой вонзилось сожаление об утренней ссоре. Теперь у меня точно не будет возможности извиниться. Я виновата. Прости, Олег. За мое хамство, за несдержанность… за то, что не спасла. Звук! Слабый, почти неслышный… плач.

За перевернутой палаткой, накрытая мертвым телом, лежит девочка. Лет восьми. Чья-то дочь. Мать на игрушку взяла, в лес, отдохнуть. У меня даже сил нет чувствовать. Внутри пустота.

– Иди ко мне, хорошая, – шепчу и вкалываю в плечо обезболивающее. Были бы чувства – разорвалось бы сердце. А так – аккуратно подвязываю болтающуюся ручку к телу. – Ничего, маленькая… все будет хорошо. Все хорошо. Сейчас дойдем до доброго дяди доктора. Он нам поможет. Пришьет ручку, как доктор Айболит зайчику. Ты ведь знаешь про зайчика. У него все зажило. Не плачь…

Донести, осторожно, нежно… не растрясти.

Сажусь возле дуба. Нащупываю рукой портал. Низко. Я с ней не пролезу. Надо уже ползком. Слишком низко.

– Давай, – прошу, умоляю, – ползи. В дерево ползи. Там дупло, но ты его не видишь. Там добрый доктор. Он тебя встретит. Давай, маленькая. Поверь мне. Все будет хорошо.

Девочка вцепляется в меня со всей своей немереной силой. Я разжимаю тоненькие пальчики.

– Так надо, малыш. Давай! Быстрее!

Она качает головой и плачет.

– Дура! – кричу я. – Быстрее! Портал сейчас закроется! Я тебя сейчас убью! Поняла, гадость малая?!

Хватаю нож.

– Сука! Дрянь! Прячься!

Девчонка вжимается в дерево. В портал попадает ручонка. Еще! Ниже! Там, на той стороне должны ждать. Они увидят, вытащат.

– Быстрее! – кричу я. – Или сейчас ноги поотрезаю!

Она сжимается, подтягивает ноги и… проваливается в дерево. Наконец-то. Пятнадцать пятьдесят восемь. Две минуты до конца света. Я уже не пролезу. Ну и ладно! Черт с тем миром!

В портал просовывается рука. Пытается меня нащупать. Я смеюсь и легонько бью по руке. Она отдергивается. Не надо париться, Док, я не пролезу в дырку высотой десять сантиметров! Я же тебе не восьмилетка. С моим-то ростом и с моими плечами. Не смешно, Док.

На траву падает упаковка таблеток. Шприц, еще один. Упаковка ампул. Да ты что?! Сдурел, Док?! На хрена оно мне?! Перестань!

Я уже не понимаю, что кричу, и стучу кулаком об дерево, как будто на той стороне меня можно услышать.

– Прекрати! Кретин! Дурак! У тебя куча раненых! Док!!!

Последним пропихивается деревянным мечом упаковка бинта. И обрезается. Половина меча здесь, а половина… Ровно шестнадцать. Секунда в секунду.

– Док, – шепчу я и сажусь спиной к дереву, – нехреновый такой у нас получился фактор магической проекции. Узнаю, кто это сделал, обещаю, Док, оторву и ноги, и руки, и все остальные части тела. Поверь мне… Теперь у меня к ним свои претензии.

Ветер едва колышет над моей головой дубовые листья. Тишина.

8

Перелески, подлески, тропы, ручейки – все оставалось за спиной. Над головой висело голубое небо в белых прожилках перистых облаков. Под ногами упругая трава. Куда я иду? Кто бы знал! Просто иду. Подальше. Как можно дальше. За спиной незахороненные трупы, за спиной знакомый, привычный мир, оставшийся по другую сторону закрытого портала. Еще за спиной рюкзак. Мой обычный старый, видавший не одну дорогу рюкзак с притороченными карематом и спальником. Благодаря тяжести доспеха он остался в пределах полянки. Найти его не составило большого труда. А вот палатку пришлось бросить. Не беда. Все равно в палатке спать в незнакомой местности – это верх идиотизма. В рюкзаке обычные походные вещи – куртка, кофта, котелок, полотенце… список по полной. Наверное, надо было посидеть, перебрать, подумать – что-то выкинуть, другое подобрать, взять с собой. Взяла только наалевский шерстяной плащ, подбитый мехом и с бронзовой фибулой. У мертвых я брать не захотела. Ничего.

Я давно уже прошла поле, которое в моем мире перерезала железная дорога с бетонной будкой станции «Юматово». В этом мире ее не было. В душе скребнули кошки. Если я только когда-нибудь смогу вернуться… если… когда-нибудь. Но разум жестоко пресекал мои мечтания – никогда. Да, скорее всего, именно так. Никогда. Надо к этому привыкать…

А жизнь, она везде жизнь, что в том мире, что в этом. Ценна сама по себе, а не по месту, в котором ее провел. Можно хорошую квартиру иметь и денег в банках немерено, а только пусто все, пусто и гадко, будто не прожил, а просуществовал. Что та квартира, если душа Дорогой пленена? Шагать – не перешагать. Вот и иду.

…но надежда осталась, хоть зима здесь слишком длинна

И пока вокруг только ад – ведь ангелы спят…

Кэт Зуева. Моя давнишняя подруга и бард. Что я тогда ей ответила?

Как же давно это было? Почти вечность назад. Кровавую вечность, вывернувшую меня наизнанку и заставившую убить в себе романтика. Проза жизни. Проза смерти.