Моим единственным оружием был фотоаппарат. Я взял его на изготовку и смело вступил в бой. Мне улыбались. Вернее, объективу, который был у меня в руках. Все шло тихо-мирно. Я рассчитывал уехать часов в десять-одиннадцать.

Прелюдия была краткой, все повалили в банкетный зал. После третьей рюмки меня вообще перестали замечать. Я заскучал. От скуки сделал несколько снимков, до тошноты скучных. Папарацци здесь делать нечего. Ни одной стоящей звезды. Не считать же звездой хорошенькую блондиночку, лицо которой вроде бы мне знакомо? Где я ее мог видеть? Я напряг память. Последний раз я был в театре, дай бог памяти… С мамой. Похоже, эта девочка – актриса. Молоденькая, только-только окончила театральное училище. Или не окончила.

В этот момент сидящая рядом женщина схватила блондиночку за руку и потащила на сцену. Та поупрямилась, но пошла. Все уже были хороши, концерт закончился, началась дискотека. У ступенек женщина блондиночку отпустила. Та споткнулась, покачнулась и чуть не упала. Я щелкнул фотоаппаратом. Снимок должен получиться удачный. Блондиночка заметила вспышку и оглянулась. Я улыбнулся. Она взошла-таки на сцену. Я так увлекся, что щелкнул ее еще пару раз.

Вот, собственно, и все. Банкет для меня закончился. Я уехал домой и завалился спать. На работу, разумеется, опоздал. Зато Сгорбыш пришел вовремя. С тех пор как он «завязал», опаздывать перестал. Все у меня спрашивали:

– Как ты этого добился?

Я только улыбался. Пари есть пари.

– Опаздываешь, – буркнул Сгорбыш. Чем дольше он находился в «завязке», тем больше мрачнел.

– Извини. Я был на банкете.

Он бросил на меня злой взгляд. И подозрительно спросил:

– Небось надрался?

– Горб, ты же знаешь: я не пью.

– Заливай!

– Ты меня пьяным видел?

– Выпивши.

– Врешь! Я всегда адекватен.

– Я и не говорил, что мордой в салат.

– Пить вредно.

– Все пьют, – пробурчал он. – Особенно на халяву. Говорят, что не пьют, а на самом деле пьют. Нельзя не пить…

Я понял, что разговор о выпивке надо заканчивать. И предложил:

– Закурим?

– А у тебя что, есть марихуана? – понизив голос, спросил он и огляделся.

– Нет, конечно.

– А с чего ты вдруг решил закурить? – подозрительно спросил Сгорбыш.

– Чтобы отвлечь тебя от мыслей о…

Черт! Это было запретное слово! Он ухмыльнулся и вытащил из кармана мятую пачку сигарет. Одну протянул мне:

– На.

– Здесь нельзя курить, – попробовал отвертеться я.

– Пойдем на площадку.

– Ты мне мстишь, да? Хочешь отравить мои легкие этой дрянью в отместку за то, что я заставил тебя бросить пить?

– Ты мерзавец, сынок, – заявил Сгорбыш. – Ох и мерзавец!

Я похолодел: он раскрыл мою тайну? Понял, что я его купил? Что это было липовое пари?

– Как будто ты никогда не пил и не курил! – продолжал он. – Пил, курил и развратничал. Ты и сейчас это делаешь, но решил надо мной поиздеваться. Над старым больным человеком.

– Курить я тебе не запрещаю, – возразил я, вздохнув с облегчением. Моя тайна сохранена.

– Что толку в сигарете, коли нет выпивки?

– Твою мать! – рявкнул я. Мое терпение лопнуло. – Мужик ты или не мужик?

– Я-то мужик, – ухмыльнулся Сгорбыш. – А вот ты-ы…

Ах, вот до чего дошло! На личности перешли! Он хочет от меня избавиться. Оскорбить, чтобы я отказался от работы. И автоматически освободил его от данного слова. За каким чертом мне это нужно? Возиться с ним? Я уже собрался хлопнуть дверью и дуть прямиком в совет директоров, как вошла она. Хорошенькая блондиночка со вчерашнего банкета. Сказала:

– Здравствуйте.

И неуверенно начала оглядываться.

– А где…

– Чего тебе надо, птаха? – нелюбезно спросил Сгорбыш. «Задник» зашушукался.

– Ах, вот вы где! – сказала она, заметив меня.

– Мы разве знакомы? – пожал я плечами.

– Нет, но… Мне надо с вами поговорить.

Так и знал: она снимается в низкобюджетных сериалах! «Мне надо с вами поговорить». Кому охота, подсчитайте, сколько раз эта фраза прозвучит в одной серии.

– Вчера, на банкете… – Она замялась.

Сгорбыш соединил нас взглядом:

– Те-те-те… Так вот почему ты опоздал! Наш пострел везде поспел! Девушка, этот красавчик – бабник. Не доверяйте ему. Вы не первая сюда приходите. Наутро он даже не вспомнит ваши имена.

– Заткнись, – сказал я.

– Что вы себе позволяете! – вспыхнула блондиночка.

– Я позволяю? – спросили мы со Сгорбышем хором и переглянулись.

– Как вас зовут? – спросила блондиночка.

– Павел Сгорбыш.

– Леонид Петровский, – отрекомендовались мы оба.

– Я хотела бы поговорить с Леонидом.

– Перекур отменяется! – весело сказал я. – Девушка, могу я вас угостить чашечкой кофе?

– Кофе? Да, так будет лучше.

Сгорбыш проводил меня мрачным взглядом. Так и есть: он мне завидует. Моему успеху у женщин. Из нас двоих она выбрала меня. Я сопроводил ее в кафе на первом этаже. Время было раннее, народу немного. Мы сели за дальний столик.

– Кофе? – спросил я. – Или чего-нибудь еще? Пирожных, например.

– Только кофе. Двойной эспрессо.

Она заметно волновалась, и я подумал: с чего бы это? Но пошел за кофе. Поставил чашечку перед ней и чашечку перед собой. Подумал: не перейти ли на французский? Раз светская беседа? Или рано? Разговор начала она:

– Леонид, вчера на банкете… – Блондиночка замялась.

– А что на банкете? – невинно спросил я.

– Вы меня сфотографировали в тот момент, когда я поднималась на сцену.

– Было.

– Я споткнулась и… Со стороны могло показаться, что я пьяна. Но я вообще не пью! Красное вино, и то чуть-чуть. Просто у меня… У меня плохое зрение. Я сделала операцию, но с тех пор плохо вижу в темноте. Я споткнулась из-за этого. Я была абсолютно трезва!

– Бывает, – согласился я.

– Мне хотелось бы, чтобы эти снимки никуда не попали. Те, где я в неприглядном виде. Поймите, моя карьера только начинается! – с отчаянием сказала она.

– А чем вы занимаетесь? Простите. Я знаю, что вы актриса. Я бываю в театре. Но вы сказали: карьера. Серьезное предложение?

– Да, – кивнула она. – Я прошла кастинг в сериал.

– А я-то думал… – разочарованно протянул я.

– Но надо же с чего-то начинать!

– Сколько вам лет?

– Двадцать два.

– Но это так мало. Как вас зовут? – Я уже забыл, что отрекомендовался заядлым театралом.

– Олеся.

– Прекрасное имя! Олеся, вам так нужна эта роль?

– Очень! Поймите, у меня никого нет. В смысле, влиятельных знакомых. Мои родители люди простые. Я приехала в Москву из провинции, чудом поступила в театральное училище. Говорят, у меня талант. Но конкуренция большая. Надо же с чего-то начинать, – повторила она. – Это, может быть, мой единственный шанс.

Я посмотрел на нее повнимательнее: неужели? В этой огромной куче, извиняюсь, дерьма отыскалась редкая жемчужина? Хорошая, чистая девушка. Честная. Я неплохо знаю женщин: эта не врет. И как мило она краснеет!

– Олеся, я могу пригласить вас на ужин?

– Но я пришла насчет снимков.

– Так как насчет ужина?

– Не знаю. Нет.

Она оправдывала мои ожидания.

– У вас есть парень, так? – Мысленно я нарисовал портрет соперника: однокурсник, на лбу крупными буквами написано «я звезда», зато за душой ни гроша. Он скоро сопьется, предварительно сделав ей ребенка. Ее талант утонет в борще и горе грязного белья, которое она каждый день будет талантливо стирать. И со столицей придется расстаться. Но ради ребенка она все стерпит, уедет домой, к маме, устроится на работу в библиотеку или в школу, вести театральный кружок… Эта девушка мне нравилась! Ох, как она мне нравилась!

– У меня нет парня. Но…

– Что – «но»?

– Есть один человек… – Она замялась. – Да вам-то какое дело?

– Если я приглашаю вас на ужин, значит, есть дело.

– Нет.

– А как же фотографии?

– Ах вы…

Она резко встала. Столик покачнулся, кофе разлился. Я тоже вскочил:

– Извините. Даю честное слово, что эти фотографии никогда не увидят свет.

– Спасибо.

Она пошла к дверям.

– Олеся! – окликнул я. Она обернулась и повторила:

– Нет.

Я улыбнулся. Допил кофе в прекрасном настроении. Вернулся, счастливо улыбаясь.

– Что это с тобой, сынок? – спросил Сгорбыш.

– Прекрасная девушка, правда?

– Да, хороша, – кивнул он.

– Я не это имею в виду. Не внешность.

– Те-те-те… Сынок, ты ее не стоишь. Она и впрямь хорошая девушка. И ты будешь мерзавцем, если…

– Не беспокойся, папаша. Я знаю, с кем можно, а с кем нельзя. Я не стану ее домогаться. Я буду ухаживать, – мечтательно сказал я.

Можно было, конечно, завалить ее розами. Или даже орхидеями. Заказать контейнер из Австралии и утопить ее в цветах. Мой кредит по-прежнему неограничен. Можно прислать ей бриллиантовое колье, вложив в букет с орхидеями бархатную коробочку. Но это нечестно по отношению к моему сопернику. Я же хочу выиграть честно. И поэтому останусь скромным помощником фотографа.

Через три дня я сидел на галерке со скромным букетиком в руке. На мне был дешевый костюм, хотя на этот раз я побрился. После спектакля мне удалось пробиться в гримерку при помощи одной лишь неотразимой улыбки. Там я вручил ей скромный букет.

– Спасибо, – улыбнулась Олеся. Роль у нее была крохотная, и мой букет оказался единственным.

– Так как насчет ужина?

– Нет. Но вы можете проводить меня до дома.

– Что ж.

Мы вышли из театра, и она направилась к подземному переходу.

– Олеся, куда?

– Как куда? В метро!

В метро-о… Как это романтично! Я так увлекся, что спустился глубоко под землю без колебаний. И стал неуверенно оглядываться. В годы моих скитаний бывало всякое, меня и трущобами не удивишь, но как же это давно было! Я уже успел подзабыть все прелести общественного транспорта, особый запах подземки, ее особый ветер и равнодушную толпу. Я по-прежнему неуверенно оглядывался. Олеся дернула меня за рукав и спросила:

– У тебя тоже проблемы со зрением?

– Что? Да, похоже.

Я подумал, что многого раньше не замечал. Был зашорен, как и большинство людей моего круга, и думал, что все хотят меня использовать. Не замечал смены времен года, жизни, которая бурлила вокруг и даже под ногами. Не замечал, как много в метро симпатичных девушек по той причине, что не замечал и самого метро. Одна из этих девушек – моя. Надо же!

Мы ехали на окраину. Без Олеси я бы заблудился. Мы мило беседовали о пустяках и незаметно перешли на «ты». Я очнулся лишь у подъезда ее дома. Она улыбнулась и сказала:

– Ну, вот мы и пришли.

– По чашечке кофе? – великодушно предложил я.

– Нет.

– А как насчет ужина?

– Я же сказала.

– Тогда договаривай: кто он?

– Я же сказала: есть один человек. – Она замялась.

– Какой человек?

– Продюсер. Он обещал мне помочь получить эту роль.

– Олеся, продюсеры ничего не делают просто так, – мягко сказал я. – Значит, у него есть в тебе интерес.

– Он просто обещал помочь. – Она мило покраснела.

– Оно того не стоит, поверь.

– Но что же мне делать?

– Пойти со мной на ужин! – весело ответил я.

– Тогда я буду тебе должна. А мне… В общем, ко мне нельзя. Это неудобно.

– Ты снимаешь квартиру?

– Комнату. И моя квартирная хозяйка – строгая женщина. Ко мне не ходят мужчины.

– Кроме продюсера.

– Он тоже сюда не ходит. Спокойной ночи.

И она убежала. Я стоял под окнами и все гадал: какое же ее? На моем лице блуждала дурацкая улыбка. Похоже, я влюбился! Нет, я женюсь! Вот на что это похоже! Я достал из кармана мобильный телефон и позвонил ей.

– Олеся?

– Да?

– Я забыл сказать тебе: спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

И она дала отбой. Даже не спросила, откуда у меня номер ее телефона. Я пошел к метро все с той же дурацкой улыбкой на лице. Я почти заблудился. Добравшись до стоянки у театра, неуверенно подергал за ручку, пытаясь открыть дверцу своей машины, и только потом сообразил: заперта. Охранник мной заинтересовался. Я достал из кармана ключи и показал ему: все в порядке, это моя машина. Я сам уже в это не верил. Со мною происходило что-то странное. Наверное, я созрел для женитьбы.

Следующим вечером я вновь сидел на галерке. Моя жизнь отныне превратилась в театр. В конце концов, она сказала:

– Ты разоришься на билетах.

– Да, – охотно согласился я.

– Достану тебе контрамарку.

Она уже обо мне заботилась! Через пару недель она озаботилась тем, чтобы я не замерз под окнами ее дома и не промок. И мы сидели на кухне в квартире, которую она снимала, и пили чай. Квартирная хозяйка выразительно покашливала за стеной. Но мне большего было и не надо. Я не собирался ее соблазнять, я собирался на ней жениться. У нас впереди целая жизнь: успеется. Ведь надо сделать пятерых детей!

– Леня, извини…

– Что?

– Ты какой-то несовременный.

– То есть?

– Романтик.

Меня, циника и отпетого негодяя, прошедшего огни и воды, назвали романтиком! Я чуть не поперхнулся чаем.

– Не обижайся, – мягко сказала она. – Но жизнь – серьезная штука. В твоем возрасте пора уже задуматься: как жить дальше?

– Вот я и думаю.

– Тебе надо устроиться на другую работу. Заняться наконец делом.

– Да-да.

– Ты какой-то несерьезный, – повторила она.

– Что есть, то есть.

– Надо взрослеть, Леня.

Я не мог с ней не согласиться.

– И ухаживаешь ты старомодно, – вздохнула Олеся. – Ходишь на все мои спектакли, стоишь под моими окнами, дышишь в трубку.

Со мной такое вообще-то случилось впервые. Я не выносил прелюдий и сразу приступал к делу. Я предпочитал дышать не в трубку, а в ушко очередной возлюбленной, разомлевшей от моих ласк. Недаром женщины называли мое тело гибким. Я и Олесе собирался продемонстрировать свое искусство, но потом. Видать, она этого не оценила.

Через месяц я решился ее поцеловать. Мне казалось, что все идет, как надо. В таком ключе и должны развиваться отношения между будущими супругами. То ли я и в самом деле старомоден, то ли не рассчитал. Мы пару раз сходили в кафе и почти каждый вечер пили чай у нее на кухне. Забыл сказать: была весна. С некоторых пор я не замечаю смены времен года, поэтому и мое повествование не привязано к датам. Ведь я человек свободный, вне времени. Пятница, понедельник, мне-то какая разница? Но на этот раз я заметил: весна в разгаре. Был месяц май, цвела черемуха, в садах запели соловьи. Майская дымка затуманила мой взор. Я не заметил главного: как она сделала выбор.

Все случилось на вечеринке. Отмечали день рождения ее коллеги. Мы с Олесей пришли вместе. Я заметил, что она нервничает. Несколько раз она, словно в забытьи, сказала: «Надо решаться». Я же решил быть в этот вечер остроумным, как никогда. Душой компании. Завтра я собирался представить Олесю своим родителям. Отвезти ее на машине в наш загородный дом, а по дороге подготовить. Объяснить, кто я и куда она едет. Месяц – вполне достаточный испытательный срок. Мне и самому на последней работе положили месяц. И я его с честью выдержал. Сгорбыш тоже заметил произошедшие во мне перемены.

– Я вижу, дело идет к свадьбе? – подмигнув, сказал он.

– Похоже на то.

– Хороший выбор, сынок, – одобрил он. – При такой женщине и ты станешь человеком.

На этой вечеринке все и случилось. Я на минутку отвлекся, веселя компанию очередным анекдотом, а оглянувшись, увидел Олесю под руку с упитанным мужчиной маленького роста. Я сразу отметил: дешевка. Дешевые часы, дешевый костюм, дешевые ботинки. Не говоря уже о манерах. В высшем обществе, где я раньше вращался, его бы не приняли. Но он вел себя так, будто был центром вселенной. Здесь от него и в самом деле зависело все. Остальные актриски смотрели на Олесю с завистью. Я же ничего не понимал. Как же так? Я молод, красив, ухаживаю за ней по всем правилам. Я собираюсь на ней жениться, в конце концов! Предпочесть законному браку с достойным молодым человеком связь с женатым толстяком? Не первой молодости и далеко не первой свежести. Сразу видно: он пьет. И толку от него в постели чуть. Олеся нужна ему для поднятия престижа. Смотрите-ка, какую девушку я заполучил! И я был у нее первым! Подумаешь, продюсер! Что ж такое происходит, люди добрые? Куда мы катимся?

Я растерялся. В этот момент Олеся подошла ко мне и сказала:

– Леня, ты не обидишься, если я уйду не с тобой?

Как это современно!

– Ты хорошо подумала?

– Да, конечно.

– Олеся…

– Наши с тобой отношения ни к чему не приведут, – затараторила она. – А мне надо делать карьеру. Роль может уплыть к другой актрисе, более сговорчивой. Он сказал, что все зависит от меня. Тянуть больше нельзя.

Мне было так больно! Вы себе не представляете! Я еще мог ее спасти. Но я больше не хотел на ней жениться. Она не выдержала испытательного срока. Всего одного дня ей не хватило. Еще один день, и у нее было бы все. Я мог бы купить ей весь сериал. Главную роль в нем. Продюсерскую компанию. Если бы я захотел заняться продюсированием кинофильмов, мой папа этому только бы обрадовался и охотно ссудил бы денег. В крайнем случае, продал бы яхту. Но думаю, этого не потребовалось бы. Дела в строительном бизнесе идут лучше некуда. Она могла стать уважаемой женщиной, матерью семейства. А вместо этого…

Я стоял и смотрел, как она уходит под руку с толстяком-продюсером. Вот и еще одна звездочка, чья судьба не завидна. Они не хотят пахать. Они хотят все и сразу: раз – и в дамки! Чтобы стать великой актрисой, начинать надо не с сериалов. Надо много работать, делая ставку на свой талант, а не на свое тело. Скоро пойдет слух: эта девушка продается. Запачкаться легко, отмыться трудно.

Какое-то время я пребывал в состоянии глубокого нокаута. Меня бросила женщина. Бросила из-за денег. Такого со мной, признаться, еще не случалось. Предпочла мне, молодому красивому и богатому, старого толстого продюсера! Сердце мое было разбито. Я решил, что у моей жены повода не будет бросить меня из-за мужчины, который богаче. Потому что таковых просто не возникнет. Вот так, господа, и становятся олигархами. От меня уходила женщина, а я обдумывал, как расширить границы своей финансовой империи.

Я сделал несколько глубоких выдохов и вдохов. Спокойно-спокойно-спокойно. Ничего не случилось. Ты не потерял, Лео, ты приобрел. Такая жена тебе не нужна. Спокойно-спокойно-спокойно…

На следующий день я не появился на работе. Сгорбыш, который приехал вечером, застал меня погруженным в философские размышления о смысле жизни. В комнате, где я им предавался, стоял одурманивающий запах. В моих пальцах дымилась сигарета, я лежал на диване и задумчиво смотрел в потолок. Окружающий мир стал мне безразличен, было все равно – жить или умереть. Процесс дыхания не доставлял мне больше удовольствия. Если бы оно остановилось, я принял бы это как должное. Сгорбыш испугался всерьез.

– Сынок! Эй, сынок! С тобой все в порядке?

– Абсолютно, – заверил я. И сделал глубокую затяжку.

– А ну-ка. Дай сюда!

Он отобрал у меня зелье. Я не сопротивлялся. Вяло сказал:

– Я же тебя предупреждал…

– Я думал, ты шутишь.

– Какие уж тут шутки! Меня бросила женщина.

– Не верю!

– Предпочла мне старого толстого продюсера.

– Дура!

– А ведь я хотел на ней жениться…

– Тем более дура!

– Она сказала, что я несерьезный.

– Чего ж ей еще надо, сынок? – откровенно удивился он. – Ты не пьешь и даже не куришь, молодой, красивый. Разве в деньгах счастье?

– Она сказала: карьера.

– Бабы просто помешались на карьере! – возмутился он. – Сидели бы лучше дома, детей рожали!

– Вот я и хотел…

– Забудь эту дуру. Пусть катится к своему продюсеру. Ее жизнь накажет.

– Мне от этого не легче. Скажи, Горб… Есть на свете честные женщины?

Он махнул рукой:

– Сынок…

– Может, и искать не стоит?

– Не мне тебе советовать.

– Как же так, Горб? Ты прожил на свете пятьдесят пять лет. Ты старый, ты мудрый. Я не вижу смысла жизни. Все – дерьмо. И люди – дерьмо. Если я поступаю плохо, мне не сопротивляются. Под меня ложатся. Если же я поступаю хорошо, меня посылают. Так как же?

– Эк тебя…

– Я освобождаю тебя от твоего слова, Горб, – торжественно сказал я. – Отныне можешь пить. Ты прав: не пить нельзя. Нельзя смотреть на этот мир трезвым взглядом. Надо смотреть сквозь бутылку. Или как ты: через объектив.

– Давай-ка мы умоемся и успокоимся.

– Я в полном порядке.

– А кто спорит?

Он потащил меня в ванную. Вот тут уже я сопротивлялся. Мне не нужна нянька! Я не ребенок! Хотя у меня и истерика. Сгорбыш сунул мою голову под кран и открыл воду. Я фыркал, как тюлень, и брыкался. Потом он набросил мне на башку полотенце, да так, что я чуть не задохнулся. Тер мое лицо, ерошил волосы. Я все еще хлюпал носом. Потом он отбросил полотенце и за волосы развернул меня лицом к зеркалу:

– Смотри, сынок. Видишь этого парня? Ему грех жаловаться. Многие отдали бы полжизни за такое лицо. А ты нюни распустил. Мало в твоей жизни было женщин? А сколько еще будет?

– Я думал, это она, та самая. Единственная.

– Ну, ошибся. Бывает. Успокойся, сынок. Посмотри на себя и успокойся.

– Я спокоен.

Я хлюпнул носом в последний раз. Дурман из моей головы постепенно улетучивался, что касается сердца, то оно еще болело. Но я чувствовал: скоро пройдет. Потом мы отправились на кухню пить кофе. Я попросил:

– Только никому не говори.

– О том, что ты балуешься травкой? – усмехнулся Сгорбыш. – Да, сынок, это статья. Так что я теперь буду тебя шантажировать.

– Сколько возьмешь, папаша?

– Будешь содержать меня пожизненно.

Я уже нормально разговаривал. Острил. Постепенно боль проходила. Что же касается снимков… Фотоаппарат я отдал Сгорбышу. Он снимал еще что-то на карту памяти, где я запечатлел танцующую Олесю. После моего срыва прошло недели две, и сначала в Интернете, а потом и в желтой прессе появилась впечатляющая подборка. Она называлась: «И это наши звезды?!»

Телеведующая босиком танцует на столе, среди недопитых рюмок и бокалов и остатков пищи. Известный актер несет из магазина две бутылки водки, по одной в каждой руке. Певица, дама бальзаковского возраста, задирает юбку так высоко, что видны трусики. И так далее.

Снимков Олеси было два. На одном она спотыкалась, поднимаясь на сцену. На другом развратно танцевала. Под снимками стояла подпись: «Надо же так надраться!» Статья оказалась язвительной. Упоминалось и о продюсере, благодаря которому Олеся получила роль второго плана в сериале, который только-только начал сниматься. Приложили ее хорошо. Я подозревал, что это дело рук Сгорбыша. Подборку пикантных фотографий сделал он. Сгорбыш присутствовал не на одном банкете. Был незаметен и терпелив. Он сам говорил: «Я человек длинной выдержки». О! Он профессионал! Я уверен, что таких снимков у него накопилось немало. И вот он решил часть из них продать. Из-за Олеси. Она была главной мишенью. Сгорбыш перестал ее уважать, ему стало за меня обидно. Но мы об этом не разговаривали. Я сделал вид, что снимков не видел, а статьи не читал.

Могли они стать причиной его смерти? Кто знает. Я потерял Олесю из виду. Я не хотел о ней слышать. Но теперь, видимо, придется. Ее репутация оказалась подмоченной в самом начале карьеры. Вот почему я поставил галочку. Месть – это мотив. И потом, кто знает, сколько еще в той подборке снимков и какие? Актерам и певцам это, в общем-то, как с гуся вода. Чем громче скандал, тем больше дивиденды с него. А вдруг у Сгорбыша была подборка «И это наши политики?». Или «И это наши депутаты?». Раз он не брезговал работой папарацци, то в его архиве накопилось немало интересного. А очередные выборы не за горами. Политикам это уж точно ни к чему: чтобы у кого-то имелись их снимки в пьяном виде или в обнимку с женщинами легкого поведения.

Но пора переходить к эпизоду третьему.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.