- Нам будет удобнее, если мы присядем, - предложил он.
      Все последующее произошло довольно быстро. Ее тормозные центры больше не работали, и она не лицемерила. Она вскрикивала в экстазе, впивалась в его плечи руками и, казалось, еще больше была возбуждена демонической силой грозовой бури, которая раскачивала корабль. Из вежливости он бы с удовольствием согласовал свои чувства с последней вспышкой чувства Мадлен Леннокс, но его мысли опять обратились к тому времени, когда уходил под воду его "Чосхоум". Он ожидал упреков за его неловкость, но она, казалось, даже не заметила этого. Ей нужен был мужчина, а огня у нее самой было достаточно.
      - Сегодня все словно с цепи сорвались, - сказала она. - Поэтому так трудно найти человека, у которого есть время на нечто подобное.
      Он закурил сигарету.
      - А я-то думал, что ты боишься грозы...
      - Боюсь? Я боялась, что умру с минуты на минуту... - Она вздохнула.
      "Леандр" ускорил свое движение вместе с увеличением силы ветра. Дождь барабанил по переборке над ними, то и дело громыхал гром и блистали молнии. А она прижалась к Годдеру и снова начала свою игру.
      Линд открыл дверь лазарета и впустил туда филиппинца, который принес молоко в пластиковой кружке и сэндвичи на бумажной тарелочке. Над столом горела лампа. Иллюминаторы были закрыты и заперты на засов.
      Красиски неподвижно лежал на нижней койке, уставившись в потолок. Он ничем не дал понять, что заметил их присутствие.
      - Закрыл иллюминаторы, - заметил Гутиррец, забирая засохшую булку и ставя на стол свежую. - Видимо, боялся грозы.
      - Нет, ответил Линд. - Иллюминаторы кажутся ему глазами, смотрящими на него.
      Юноша покачал головой.
      - Бедняга, - сказал он и, выйдя, закрыл за собой дверь.
      Линд запер за ним дверь на засов.
      - О'кей, - сказал он тихо и повернулся.
      Красиски уселся на койке, ухмыльнулся, показав свои желтые зубы, и спросил:
      - Ну, как дела?
      - Лучше и не надо, - ответил Линд. Он придвинул стул и уселся. - Гуго шлет тебе сердечный привет.
      - А наша публика? Все восприняли как надо?
      - Угу... И очень сочувствуют тебе...
      - А встреча? Ты поддерживал контакт с судном?
      Линд кивнул.
      - Оно находится на нашем курсе и ждет. Встреча состоится через два дня, ночью, в два часа.
      - Справимся с этим делом?
      - Конечно. Ведь мы все рассчитали. На это дело понадобится несколько часов. Ну, а если будет поджимать время, можно в конце концов сослаться на неполадки в машине. Сюда же нужно включить время, необходимое для твоего погребения.
      Красиски хихикнул.
      - Это представление даже слишком хорошо для этих сентиментальных овечек.
      - Веревка готова? - спросил Линд.
      - Да. - Красиски встал и откинул матрац верхней койки. Полосы материи, оторванные от простыни, были сплетены в тонкую, но прочную веревку. Линд проверил веревку на прочность и кивнул головой.
      - Один конец прикрепишь к трубе, под потолком, - сказал он. Встанешь на одну из нижних коек и набросишь петлю на шею - но, естественно, так, чтобы она не затянулась. Через пять минут после того, как пробьет половина десятого, ты услышишь, как я открываю дверь. Со мной будет Годдер или капитан, но я войду в каюту первым. Когда увидишь, что дверь открывается, ты соскользнешь с койки, но будешь крепко держаться руками за веревку, пока я не окажусь внутри. Я срежу тебя в течении пяти секунд. Так что, никакой опасности для тебя.
      - А что со свидетелями или свидетелем?
      - У него не будет возможности притронуться к тебе. Я сразу же пошлю его за аптечкой. Он только успеет бросить взгляд на тебя...
      - А принадлежности для нашего фокуса?
      Линд похлопал себя по карману.
      - У меня все здесь. Смажешь использовать зеркало. Ты же знаешь, как выглядят ремни... вернее, подтеки от ремней или веревок и набухшее, отечное лицо.
      Красиски улыбнулся.
      - Я видел многих людей, герр Линд, которые болтались на веревке.
      Тот отошел к двери и проверил угол зрения. Потом вернулся обратно и показал на трубу.
      - Веревку прикрепишь рядом вот с этим фланцем. Свидетель тебя увидит, когда я открою дверь и вбегу в каюту, но я сразу же закрою собой тебя от его глаз на тот случай, если ты шевельнешься.
      Красиски посмотрел наверх. В тот же момент Линд сзади накинул ему петлю на шею и потянул. Глаза Красиски начали вылезать из орбит, потом стали большими от ужаса, а рот скривился в каком-то безмолвном крике. Пару секунд его руки рвали веревку, а потом в каком-то театральном жесте упали вниз. Тело его обмякло и расслабилось. Линд положил его на пол и присел рядом на колени. Кисти его рук еще дрожали от напряжения. Все произошло в полном молчании, словно в призрачном балете, который репетируют без музыки на звуконепроницаемой сцене.
      Минутой спустя Линд ослабил натяжение и накинул веревку понадежнее. Потом он поднял Красиски, словно маленького ребенка, зажал его в своей левой руке, а правой набросил веревку на трубу и закрепил ее. Ноги Красиски начали покачиваться в нескольких дюймах от пола. А потом стало покачиваться и все тело, подчиняясь покачиванию корабля.
      Линд вышел из каюты и запер за собой дверь.
      8
      Мадлен Леннокс скрежетала зубами в неистовом экстазе, перекатывая голову с одной стороны на другую. Тело ее то вздымалось вверх, то обмякало, словно порванная пружина. Ее жаркое дыхание буквально обжигало его плечо, которое она минуту назад еще царапала ногтями.
      Первый раз встречаю такую ненасытную, подумал Годдер. Ее муж наверняка об этом знал, когда уходил в море. Знал, что у нее не один любовник.
      С духовной точки зрения она при этом практически не присутствовала. Да, это бы не выдержал ни один мужчина. А программу она разработала, судя по всему отлично. В большинстве случаев женщины на грузовых судах были уже в возрасте. Такие же, как Керин Брук, были редким исключением. С молодыми пассажирками она расправлялась довольно легко. Офицеры из команды корабля были, правда, большей частью женатыми, но кто из них, находясь в открытом море, смог бы отказать изголодавшейся женщине или противостоять ей? Пароходство, правда, косо смотрело на то, чтобы офицеры укладывались в постели пассажирок, но что оно могло предпринять против этого?
      Годдер присел на койке и закурил сигарету.
      - Большое спасибо, - сказала Мадлен Леннокс. - Ты хорошо выполнил свой долг, мистер Годдер, хотя тебя и утомляют общественные обязанности.
      - Утомляют? Ничего подобного!
      - Но я же не жалуюсь, мой дорогой. Я довольна и сыта. А это значит, что половина дела уже сделана. Даже если ты хотел что-либо доказать...
      - Дело не в этом, - ответил он.
      - И манеры у тебя тоже неплохие. Ты даже не обиделся на этот классический прием женской извращенности. - Она тихонько засмеялась. - Ты очень милый, и ты мне очень нравишься. В мыслях ты где-то совсем далеко, и тем не менее ты милый. Ты не дашь мне сигарету?
      Он закурил сигарету и протянул ей. Пепельницу он поставил себе на живот. Гром еще грохотал, но гроза уже утихла.
      - Но меня все же кое-что беспокоит, - сказала она после нескольких минут молчания. - Красиски. Как он все-таки вышел из себя... если действительно вышел.
      В голове Годдера сразу зажглась сигнальная лампочка, означавшая тревогу.
      - Не совсем понимаю...
      - Не имеет значения. Я сама себе не отдаю отчета, знаю ли я, о чем говорю. Но ты как-то сказал такие слова, которые никак не выходят у меня из головы.
      В таком случае, подумал он, мое неосмотрительное замечание может стоить жизни нам обоим.
      - Ты, помнишь, сказал, что только гений сможет такую сцену поставить лучше. Я понимаю, что ты имел в виду это не буквально, но тем не менее я об этом задумалась. И постепенно мной овладевало такое неприятное чувство, будто всего того, что я видела собственными глазами, на самом деле не было. Я не очень странно объясняю?
      - Странно. Ты касаешься таких философских концепций, которые для меня недоступны.
      - Я имею в виду лишь заготовленную и запланированную сцену.
      - Минутку... - Он попытался найти подходящий тон, который свидетельствовал бы о его сомнениях и неверии.
      - Ты что, хочешь сказать, что все это было разыграно?
      - Ну, я и сама этого не знаю. Но все было как-то уж слишком... Даже не знаю, как сказать. Ну, словно по нотам. Слишком много деталей проявилось или появилось как раз в нужный момент. Такие совпадения в пространстве и времени практически не случаются. И, кроме того, кое-что вызвало мои сомнения. Например, как Красиски заставил этого Эгертона заговорить по-немецки. Ведь это было сделано очень умно. А такой человек, как Красиски, с его уже поврежденным разумом вряд ли смог бы это сделать.
      - Человек с поврежденным разумом еще не слабоумный, - возразил Годдер. - Ведь он все-таки был ассистентом в университете.
      - Я знаю. Но было и еще кое-что. В театре это, кажется, называют блоком.
      Умно, ничего не скажешь, подумал он. Или она сама какое-то время была занята в театре?
      - Да, все правильно. Вы имеете в виду движение актеров в одной сцене?
      - Угу. Трое мужчин сидят за столом. Линд - единственный, кто со своего места может предпринять активные действия и удержать Красиски. Капитан этого сделать не может, так как сидит на другом конце. Ты тоже не смог этого сделать.
      - Капитан всегда сидит во главе стола, а я занял место совершенно случайно, - ответил Годдер.
      - Я не совсем в этом уверена. Ведь ты, собственно, сидел там, где должен был сидеть Красиски. А с тех пор, как мы вышли из Калласа, он ни разу не появился за столом. Но тем не менее на этом месте всегда стоял прибор - на тот случай, если он все же появится.
      Мысли вихрем пронеслись в голове у Годдера, но облегчения ему не принесли. Даже наоборот. Ведь тогда выходило, что в это дело втянуты и Барсет, и стюард, который обслуживал за столом? Неужели они руководствовались указаниями только капитана Стина?
      Но в данный момент самой опасной проблемой была сама Мадлен Леннокс. Разумеется, мысль о том, что она тоже является членом заговора, была абсурдна, но тем не менее не исключалась возможность, что она каким-то образом была связана с Линдом. Вполне допустимо, что он тоже удовлетворял ее женские желания - и только ради того, чтобы знать, что у кого на уме, в том числе и у него, Годдера.
      Если это действительно была ловушка, то она была до удивления проста и в то же время смертельна. От него ожидали единственного: чтобы он предупредил ее придержать язык за зубами, если она хочет добраться до Манилы. Если она играла динамитом бессознательно, тогда его совет наверняка заставит ее замолчать. Но если она расскажет обо всем Линду, это будет означать, что Годдер положил свою голову на плаху. Правда, тут имелась и еще одна возможность...
      - Не смотри так много шпионских фильмов, - посоветовал он ей. - Иначе ты не в такое поверишь.
      - Значит, ты уверен, что я все вообразила?
      - Послушай меня, Мадлен, этому человеку дважды выстрелили в грудь, и мы все это видели! Это произошло при пяти свидетелях! Ты сама видела кровь...
      - Знаю... все, наверное, так и было, и тем не менее что-то продолжает меня беспокоить. Вот я и пытаюсь понять, что же это было.
      Он вздохнул.
      - Именно таких свидетельниц прокуроры и желают иметь на процессах в делах об убийствах. Они обычно говорят приблизительно так: "Да, я видела, что этому человеку буквально снесло голову пулей, но я ни на секунду не могу поверить, что он был ранен".
      - Возможно, ты и прав, - ответила она.
      Что ж, не исключено, что Годдеру удалось ее убедить. Но сам он сомневался в этом.
      Стояло жаркое солнечное утро, легкий бриз рисовал рябь на поверхности воды, и "Леандр" лениво плыл вперед. Пробило восемь, когда Годдер начал свою утреннюю прогулку по средней палубе. После вчерашней грозы корабль казался словно вымытым, и чистота на корабле гармонировала с чистой и ясной погодой.
      Недоверия и подозрения прошедшей ночи улетучились, и все его вчерашние мысли теперь казались ему смешными. Улыбаясь в душе самому себе, он констатировал: не только Мадлен Леннокс смотрела слишком много шпионских фильмов и читала детективных романов.
      Сделав четыре круга, он обратил внимание, что корабль плывет сквозь огромные рои макрелей. Он перегнулся через перила, чтобы внимательнее понаблюдать за этими рыбками. Такой феномен ему удалось наблюдать всего два или три раза за всю жизнь, а этот косяк, казалось, состоял из миллионов недавно вылупившихся рыбок.
      Продолжая наблюдать за их живой игрой, он внезапно почувствовал, что пахнет чем-то паленым. Годдер огляделся, но не заметил ничего подозрительного. А вскоре запах паленого неожиданно исчез.
      Когда он вошел в столовую позавтракать, в зале находились только капитан Стин и Мадлен Леннокс. Оба как раз закончили завтрак. Годдер обратил внимание, что они поздоровались с ним с каким-то мрачным видом. Когда он сел, миссис Леннокс повернулась к нему.
      - Вы не испугались этой ужасной грозы, мистер Годдер, которая пронеслась вчера над кораблем?..
      В этот момент в столовую входил Линд-, и у Годдера сложилось впечатление, что она хотела сказать ему совсем другое.
      Линд рассмеялся и сказал после того, как уселся:
      - Этими словами вы, миссис Леннокс, обижаете человека, который на ореховой скорлупе решается обогнуть мыс Горн.
      Она немного смущенно улыбнулась и вскоре вышла вместе с капитаном.
      - Я начитался всякой всячины о кататонических состояниях, мистер Годдер, - сказал Линд. - И кое-что хотел бы испробовать на Красиски. Вы не хотите составить мне компанию?
      Годдер сперва немного растерялся, так как ему в голову опять пришли страхи прошедшей ночи, но потом лишь пожал плечами.
      - Конечно, - сказал он.
      После завтрака они спустились на нижнюю палубу. Линд крикнул молодому филиппинцу, чтобы тот принес завтрак Красиски, и начал отпирать дверь каюты. Годдер стоял позади него. Линд открыл дверь, сразу чертыхнулся и устремился внутрь. Годдер успел заметить, что тело Красиски висело на одной из труб, проходивших вдоль потолка.
      - Быстро! Принесите мою аптечку! - прокричал Линд и, выхватив из кармана ножичек, перерезал веревку.
      Годдер помчался со своими мыслями наперегонки. Разумеется, он был прав. И тем не менее он сам своими глазами видел довольно убедительную сцену. Линд еще что-то прокричал ему вслед, но Годдер уже не слышал его. Буквально через две минуты он вернулся с аптечкой. Несколько человек из команды уже стояли у двери и заглядывали в каюту.
      - Отойдите от двери! Пропустите его! - прокричал им Линд.
      Труп Красиски лежал на полу. Веревка была уже снята с его шеи, так что можно было видеть страшные кровоподтеки.
      Очень правдиво, подумал Годдер. Выглядят, как настоящие, пока не подойдешь к телу слишком близко.
      Линд поднялся.
      - Я кричал вам, чтобы вы вернулись, но вы уже не слышали, - сказал он усталым голосом. - Дело в том, что он мертв уже несколько часов.
      Годдер сокрушенно покачал головой.
      - Какая жалость, - пробормотал он, а сам подумал: как все мы превосходно играем. Имея такого режиссера, мы способны на все, что угодно.
      - Черт возьми! - взорвался Линд. - Именно об этом я и подумал! - Он показал на веревку и повернулся к двери. - Прочь отсюда! Что вы здесь не видели!
      Превосходно, подумал Годдер. Гнев, направленный на самого себя, чтобы ввести других в заблуждение и одновременно переключить внимание на Красиски, если он по неосторожности шевельнется или не сможет сдержать дыхания. Он огляделся и увидел, что иллюминаторы в каюте заперты на задвижки.
      - Я заходил к нему что-то около одиннадцати, - сказал Линд. - И они уже были заперты. О, боже мой, я-то дурак, не мог догадаться, что он уже тогда что-то задумал... Помогите мне уложить его на койку.
      Так как ни Отто, ни боцмана нигде не было видно, Годдер решил, что Линд обращается к нему. На губах Линда появилась сардоническая улыбка:
      - Или вы боитесь мертвецов?
      - Нет, конечно нет, - поспешно ответил Годдер.
      Линд взял Красиски за ноги, а Годдер подхватил его под мышки. Он почувствовал, что тело уже холодное и застывшее.
      Линд сорвал простыню с другой койки и накрыл ею труп. Потом с каким-то беспокойством повернулся к Годдеру.
      - Если судить по степени окоченения, то он, должно быть, сделал это еще вчера. После того, как я ушел от него. А я действительно не врач и не психолог, а просто болван.
      Годдер попытался привести свои мысли в порядок и стать хозяином своего лица. В какой-то степени ему это удалось и он даже сказал каким-то покорным тоном:
      - Разве можно все предвидеть.
      9
      Люди молча отступили от двери и дали Годдеру пройти. Он услышал позади себя шепот: "С тех пор, как мы выловили этого парня из воды... Вот уж действительно накликали себе на голову..."
      Значит, его сделали козлом отпущения? Он лишился своей яхты и перенес проклятие, тяготевшее над ним, на этот корабль. Ни один моряк, правда, не сознается, что он суеверен до такой степени, но тем не менее и в нашем столетии такие казусы еще встречаются. Поэтому он попытался не слушать, что говорят вокруг него, а рассортировать вопросы, которые нахлынули на него со всех сторон.
      Керин Брук совершала свою прогулку по бакборту. Она, как всегда, выглядела изумительно - холодно и сдержанно. Увидев его, она улыбнулась.
      - Ну как, изменилось что-нибудь в состоянии Красиски? - спросила она.
      В этот момент мимо них поспешно прошел капитан Стин. Керин удивленно посмотрела ему вслед.
      - Да, изменилось, - ответил Годдер. - Он умер... Повесился.
      А может быть, это я его убил, подумал он про себя.
      - О, какой ужас! - В ее глазах сразу появились слезы. - И как это несправедливо! Вся его жизнь была сплошной трагедией!
      - Да, да, конечно, - ответил Годдер.
      Она, казалось, ни в чем не сомневалась, ее не мучили никакие загадки, поэтому и у него не было ни малейшего намерения вызывать у нее те или иные подозрения. Она ему нравилась. В какой-то степени он чувствовал, что она так же одинока, как и он в последние пять месяцев, и он почувствовал потребность защитить ее, насколько это было в его силах.
      Но от чего он хотел ее защитить? Разве смерть Красиски доказала, что он заблуждался? Разве эта смерть не была доказательством того, что все было действительно так, как ему и казалось? Что все было в точности спланировано заранее.
      Недостатком этого плана было только то, что мысли Линда были слишком похожи на его собственные. С самого начала они мыслили в одном и том же направлении. Разумеется, смерть Майера от огнестрельного ранения и в присутствии пятерых свидетелей была много эффективней, чем была бы, например, от сердечного приступа, но если Линд почувствовал какие-то сомнения или подозрения, то он должен был действовать не так, как хотел вначале, а как заставили его сложившиеся обстоятельства. С корабля надо было убирать и Красиски, но вторичного фальшивого погребения делать уже было нельзя. Если Годдер при первом что-то заподозрил, то второе он должен был предвидеть. Значит, Красиски нужно было пожертвовать, и Линд хладнокровно убил его, чтобы залатать дырку, образовавшуюся в его планах.
      Но это было еще далеко не все. Этот дьявол еще проверяет меня, подумал Годдер, и я чуть было не клюнул на его приманку. Ведь если бы я предвидел второй смертельный случай, точнее, второе погребение, то он должен был бы точно знать, как я буду реагировать. Я бы в этом случае знал, что меня специально пригласили как свидетеля и очень тщательно следил бы за тем, чтобы не заметить того, что должен был заметить. И, возможно, я не очень быстро среагировал. Если бы я чем-то дал ему понять, что не верю в смерть Красиски, то стало бы ясно, что этот человек убит совершенно напрасно, и мы теперь находимся на том же месте, на котором находились и вначале, но зато этот сукин сын уже успел меня основательно прощупать. Я уже не надежный свидетель, и он должен принять меры в отношении меня...
      Здесь мысли его внезапно оборвались, так как он вновь почувствовал, что пахнет чем-то горелым. Он обратил внимание, что находится сейчас точно на том же месте, что и в прошлый раз, - у конца палубы у борта. Может быть, запах этот доносился откуда-то из иллюминатора столовой или камбуза? Он заглянул в один из иллюминаторов и потянул носом. Ничего подобного. Он понюхал и у люков. Но запаха гари не чувствовалось и здесь.
      В это время Керин Брук поднялась из-за палубных надстроек.
      - Как вы думаете, мистера Красиски тоже похоронят в море? - спросила она его.
      - Вероятно, - ответил он. - Ведь, насколько я знаю, у него нет родственников.
      Она с мрачным видом кивнула.
      - Я люблю плавать на кораблях, - сказала она, - но на этом судне есть что-то такое, от чего я начинаю испытывать страх. Я понимаю, это звучит глупо...
      - О, нет! Это вполне нормальная реакция, - ответил Годдер. - Смерть в открытом море всегда вызывает такие чувства. Ведь мы, как говорится, все сидим в одной лодке. - Он закурил сигарету. - Кстати, вы не знаете, что за груз находится на нашем корабле?
      - Медные плиты и всякое другое, но главным образом, - хлопок. Несколько тысяч тюков - для японских фабрик.
      Он кивнул. Она направилась дальше, а он остался стоять. Итак, хлопок... Великолепно! Только этого и не хватало!
      К полудню легкий бриз совсем затих, и жара стала буквально адской. У всех было мрачное и недовольное настроение. На всех подействовал угнетающе второй смертельный случай, случившийся за столь короткий промежуток времени. Было сообщено, что погребение Красиски состоится завтра в четыре часа дня. Все были раздражены и слегка возбуждены. На нижней палубе даже разгорелась драка: Рафферти, каютный стюард, избил одного из механиков, и Линд был вынужден наложить на его лицо шов.
      В начале двенадцатого в машинном отделении снова произошла авария, и "Леандр" остановился посреди свинцово-серого моря. Опять там что-то перегрелось, объяснил Барсет, но шеф надеется, что через час все будет в порядке. Тем не менее прошло более двух часов, а корабль не двигался с места. К обеду никто не вышел. Судя по всему, обе дамы лежали в своих каютах под вентиляторами. Годдер прогуливался по средней палубе, постоянно потягивая носом воздух и изучая вентиляторы на грузовой палубе. В начале второго он наконец заметил тонкую струйку дыма, которая выходила из третьего вентилятора со стороны бакборта. Теперь у него не осталось сомнений. Груз, находившийся в трюме, горел.
      Где-то в глубинах трюма номер три тлел тюк с хлопком. Это напоминало раковые клетки, которые медленно размножаются и расширяются в объеме. Не было исключено, что этот тюк тлел уже тогда, когда он Годдер, появился на корабле, и для этого было достаточно одной неряшливо брошенной на палубу сигареты, которая упала в щель люка и проникла в трюм. Поэтому могли пройти еще дни и даже недели, прежде чем этот очаг пожара превратится в бушующее пламя и начнет пожирать весь корабль.
      Интересно, знал ли об этом капитан? Если у него в трюмах не было автоматического огнетушителя, то оставалось только воздеть руки к небесам и молиться Господу Богу. А если тлеющий тюк находился где-то на дне, то нужно было залить весь отсек.
      По трапу спустился Спаркс, который сделал легкое движение головой куда-то вверх.
      - Капитан просит, чтобы вы зашли к нему.
      Годдер смотрел на него секунд тридцать - молча и с каким-то высокомерием и наигранным презрением.
      - Должно быть, вы неправильно перевели, - наконец сказал он. Если этот выродок считает, что все янки - вонючие свиньи, то зачем его в этом разочаровывать.
      Не дрогнув и мускулом, радист повторил просьбу капитана на испанском языке, которую Годдер прекрасно понял.
      - Большое спасибо, - сказал он. - Хотя речь была не о языке, а о манерах. - С этими словами он начал подниматься по трапу на верхнюю палубу.
      Стин выглядел озабоченным, но тем не менее с подчеркнутым равнодушием предложил Годдеру присесть. Прежде чем он смог начать разговор, кто-то постучал в дверь. Это был мистер Паргорас, главный инженер, лысый смуглый человек в штанах цвета хаки, которые были мокры от пота.
      Он кивнул Годдеру.
      - Все в порядке? - спросил Стин.
      - Все будет в порядке через полчаса, - ответил он и провел себе по лицу промокшим от пота платком. - Никто не может находиться в этой адской жаре более нескольких минут. Один уже вообще свалился с ног.
      Это было отлично понятно Годдеру. Речь шла о стальном туннеле, который шел к винту мимо машинного отделения, а также мимо отсеков 3 и 4.
      - Какова сейчас температура? - спросил Стин.
      - Там, где мы работаем, 54. А под третьим отсеком даже нельзя приложить руку к пластинам.
      Годдер уловил многозначительный кивок капитана и заметил, как мужчины обменялись взглядами. Они никогда бы не заговорили об этом при нем, если бы знали, что Годдер сможет догадаться, что они имеют в виду. Но Годдер уже знал, о чем идет речь. Значит, эти тюки, как он и предполагал, находятся в трюме где-то на самом дне. И капитан Стин знает, что его корабль горит. Это частично объясняет его хмурый вид, подумал Годдер.
      Главный инженер ушел. Капитан Стин кашлянул и сказал:
      - Мистер Годдер, мне нужно написать отчет об... об этой стрельбе. Вы, конечно, понимаете, что эта писанина займет много времени и сил. Показания свидетелей, отдельные высказывания и так далее...
      Капитан долго ходил вокруг да около, хотя Годдеру давно было ясно, что должно быть назначено следствие.
      - Я хотел бы только уточнить у вас парочку... э... э... парочку деталей, - наконец сказал он.
      - С удовольствием помогу вам, если смогу, - ответил Годдер.
      - Ведь это вы помогли Линду отнести Майера в его каюту. Вы положили его на койку, а потом мистер Линд попросил вас, чтобы вы послали кого-нибудь за санитарным ящичком и стерилизатором. Так?
      - Нет, - ответил Годдер. - Он попросил меня принести все это. До этого я однажды был в его каюте и поэтому знал, где их найти... - Да, Линд действовал очень осмотрительно. Он не забывал ни одной детали.
      - Да, да, понимаю! И приблизительно минуты две мистер Линд находился один. Вы вернулись, а потом прошли еще какие-то две минуты, и вошел я. Вы заметили, что артериальная кровь слишком темная, а мистер Линд ответил, что она, возможно, вытекает из легочной артерии. Ну, мистер Линд изучал медицину и опытен в таких вещах. О них он, видимо, знает больше, чем кто-либо из нас, но поскольку я здесь капитан, то и ответственность за все ложится на меня. Поэтому я должен быть совершенно уверен, что мы сделали все, что в наших силах, чтобы спасти жизнь этому человеку. Если пуля попала в одну из крупных артерий, то этот человек, разумеется, не имел никаких шансов выжить. Мистер Линд даже изрезал рубашку, чтобы обнажить грудь, но, поскольку я стоял почти в дверях, я плохо все это видел. А вы стояли у самой койки. Вы видели, как кровь текла из ран?
      В мозгу Годдера опять прозвучал сигнал тревоги.
      - Точно я сказать не могу, капитан, но знаю лишь одно: кровотечение было очень сильным. При столь сильном кровотечении человека спасти не удается.
      - Да, да, понятно. - Капитан нахмурил брови. - Но сами раны вы видели?
      Вот мы и подошли к критической точке, подумал Годдер. Или он предполагает, что я не видел ран, или знает об этом наверняка. Но он не хочет слышать моего подтверждения. Он только хочет знать, что я думаю об этом.
      - Точно вам сказать не могу, - ответил он. - Там было много крови...
      - Но ведь вы стояли рядом с раненым?..
      - Послушайте, капитан, входное отверстие от пули очень маленькое девять миллиметров, а грудь Майера была покрыта волосами, пропитанными кровью. В его теле могло быть несколько входных пулевых отверстий, и тем не менее я мог их не заметить. И потом я не понимаю, почему это вдруг стало так важно? Мы все хорошо знаем, что в его грудь попали две пули и что он умер приблизительно через пять минут. Я думаю, что любой врач вам сможет подтвердить, что спасти его было нельзя.
      Стин кивнул.
      - Значит, вы не сомневаетесь в том, что все было именно так, как сказал мистер Линд?
      - Абсолютно не сомневаюсь... - А про себя подумал: было бы хорошо, если бы капитан передал ему мои слова - ведь именно его, Линда, это и беспокоит.
      Стин что-то записал в своем блокноте, но с его лица не сходило задумчивое выражение.
      - Что ж, вот, кажется, и все. Большое вам спасибо, мистер Годдер, за то, что заглянули ко мне.
      Годдер отправился обратно на среднюю палубу, чувствуя себя довольно неуютно. Что за всем этим скрывается? Судя по всему, капитан тоже участвует в заговоре и выражает свои собственные сомнения, чтобы вырвать у него, Годдера, признание, что и он, Годдер сомневается во всем. Но чем тогда объяснить эти сомнения? И почему они появились только после смерти Красиски?
      Годдеру показалось, что он погружается в сыпучие пески. Как только начинаешь думать, что обрел наконец твердую почву под ногами, так земля уходит у тебя из-под ног. Так как корабль все еще неподвижно покачивался на волнах, запах горящего хлопка стал довольно явственным. А два раза он видел, как из люка показывалась тонкая струйка дыма. Если это увидят суеверные люди из команды, они наверняка обвинят его, Годдера, - ведь, по их мнению, именно он был виновен в смерти двух человек.
      Несмотря на то что мысль эта была неприятной, она все же чем-то и притягивала и одновременно забавляла. Против интеллекта первого помощника еще можно было бороться, но против людской глупости ты всегда будешь бессилен.
      Боцман и четверо матросов драили металлические части передней палубы, и Годдер какое-то время смотрел на них. В жару эта работа была трудной и неприятной.
      Один из матросов посмотрел на него, что-то сказал, и остальные тоже уставились на него. Было ли в этих взглядах только презрение рабочих людей по отношению к праздно шатающемуся или же в них скрывалось нечто большее?